6. ГЕРМАНИЯ: НЕПРИЗНАННАЯ СИЛА

6. ГЕРМАНИЯ: НЕПРИЗНАННАЯ СИЛА

Должен сообщить, что мистер Блерио на собственном моноплане, вылетев сегодня утром из Кале, пересек пролив Ла-Манш. Я выдал ему карантинный сертификат, классифицировав самолет как яхту, а авиатора как капитана и владельца.

Таможенный инспектор в Дувре, 25 июля 1909 года

Для того чтобы понять, почему в 1939 году на театр военных действий была отправлена разношерстная смесь британских войск, собранная в спешном порядке, необходимо вспомнить, что сухопутная армия Великобритании всегда отличалась традициями, формированием и выполняемыми функциями от армий континентальных государств.

В конце XVI — начале XVII в. на континенте появились постоянные армии, не столько для противодействия угрозе извне, сколько для борьбы с внутренними беспорядками. С тех пор каждый правитель заботился о том, чтобы в каждом городке были казармы и плац. Постоянные звуки рожков и барабанов напоминали недовольным, что «тот, кто обнажит меч против принца, может выбросить ножны». Централизованная и строго регламентированная жизнь до сих пор кажется нормальной большинству европейцев, привыкших к обязательной воинской повинности и постоянно носящих с собой документы, которые они обязаны предъявлять по первому требованию официальным лицам.

Великобритании, в которой лишь изредка вспыхивали небольшие бунты, не требовалось так строго контролировать собственное население. Гражданская война в Англии завершилась тем, что противоборствующие стороны пришли к согласию: англичане ненавидят иностранцев больше, чем друг друга. После того как Англия объединилась с Шотландией, отпала необходимость держать армию для обороны границ; защита внешних рубежей государства стала обязанностью исключительно Королевского военно-морского флота. Великобритания не нуждалась в сильной сухопутной армии: ее богатство и могущество основывались на мире и стабильности, все войны ей приходилось вести далеко за морем, и ловкие политики следили за тем, чтобы Великобритания всегда вставала на сторону победителя[24]. Когда между континентальными державами наступало равновесие, Великобритания склоняла чашу весов в ту или иную сторону[25]. Армия была просто прибежищем для не имеющей наследства знати и не имеющих работы бедняков.

Задачей английского флота были рейды по морским коммуникациям и набеги на порты и побережье противника, чтобы заставить его сесть за стол переговоров. Вследствие такой политики заморские владения становились в первую очередь базами снабжения флота. Со временем торговцы, солдаты и искатели приключений уходили все дальше от побережья, покоряя необъятные страны. Оказалось, что, как правило, небольшого войска достаточно для того, чтобы установить контроль даже над самыми крупными заморскими владениями, представлявшими собой пустынные незаселенные территории, как северная часть Канады и внутренние районы Австралии. Вооружение постоянно совершенствовалось, и, за короткое время Великобритания получила огромную империю, значительно превышавшую размерами тот регион, которым реально могла управлять страна.

Обязательная воинская повинность не является чем-то новым. Отряды вербовщиков, похищавшие здоровых мужчин в портовых городах и обрекавшие их на рабскую службу в военно-морском флоте, поставляли людей на военные корабли задолго до того, как в 1733 году Пруссия ввела систему обязательной воинской повинности. Прусские полки, расквартированные в различных округах, составляли списки живущих в окрестностях мужчин и по мере необходимости призывали их на военную службу.

Однако когда Наполеон вторгся в Пруссию, прусская армия была наголову разгромлена французами, и это поражение приписали ее низкой эффективности. Из троих мужчин двое получали освобождение от армии, поэтому прусская армия, которой пришлось вести боевые действия, состояла наполовину из наемников, а наполовину из крестьян. Поэтому в Пруссии была создана система воинской повинности, когда здоровые мужчины освобождались от службы лишь в исключительных случаях, независимо от их социального положения. Их призывали в армию не только на время войны. Каждый гражданин целый год носил военную форму и затем до конца жизни время от времени призывался под знамена.

Однако обязательная воинская повинность в том смысле, в каком мы ее понимаем сейчас, родилась, как и множество других невыносимых институтов тоталитарных централизованных государств, во время Великой французской революции, В 1793 году военный министр предложил Национальной ассамблее призывать в армию всех здоровых холостых мужчин-французов в возрасте от 18 до 25 лет. Женатые мужчины этого же возраста обязаны были трудиться в оружейных мастерских, а мужчины в возрасте от 26 до 40 лет вносились в списки резервистов, по которым их призывали в армию во время войны.

Таким образом, немецкие и французские мужчины проводили всю взрослую жизнь, подчиняясь приказам генералов. В 1870 году появилась возможность сравнить две системы мобилизации. Пруссаки атаковали Францию, имея армию в количестве 1 200 000 человек. За те же две предвоенные недели кризиса французы успели призвать на службу лишь вдвое меньше резервистов. 16 февраля 1874 года Гельмут фон Мольтке в речи в Рейхстаге сказал, что широкое использование гражданских людских ресурсов в армии «в течение почти шестидесяти лет способствовало укреплению физического здоровья нации, оттачивало остроту ума, приучало ее к порядку и пунктуальности, верности долгу и исполнительности, любви к родине и мужеству». Кроме того, это позволило Пруссии задать хорошую трепку всем своим соседям, в том числе Франции, унизив их и навязав им свою волю.

Трудно заявить с уверенностью, была ли военная служба столь же непопулярна во Франции и Германии, какой она была в Великобритании. Но в Германии и во Франции правительства полностью игнорировали общественное мнение; в Великобритании же дело обстояло иначе. Еще с англосаксонских времен ее армия состояла из небольших отрядов, набранных и обученных дворянами, имеющими соответствующее королевское разрешение. Лишь в исключительных случаях на воинскую службу призывались мирные жители. Хотя в Великобритании XIX века не было демократии — ни одно европейское государство не наслаждалось демократическим правлением, — общественное мнение значило очень много. Причем его значение определялось не результатами выборов: в 1901 году в Великобритании треть мужчин и все женщины были лишены избирательного права. Представительная и законодательная власть была сосредоточена в небольшом замкнутом классе избранных, и эти люди решили, что всеобщая воинская обязанность в стране политически неприемлема.

В XIX веке Великобританию защищало море и не имеющий себе равных военно-морской флот. Половина сухопутной армии размещалась в Индии, а другая половина вела маленькие победоносные войны в различных отдаленных владениях. Лишь в конце столетия могущество страны было испытано делом. В Южной Африке, где только что были обнаружены крупнейшие в мире запасы золота, фермеры-буры, потомки голландских переселенцев, осадили военные городки. Закрыв глаза на вопиющую неэффективность, показанную армией во время Крымской войны (1854–1856), англичане решили продемонстрировать уникальные возможности Британской империи, отправив сухопутную армию воевать за шесть тысяч миль от дома. Ни одно другое государство в мире не могло бы снарядить подобный экспедиционный корпус. Ту огромную роль, которую играло богатство страны, уже давно превозносили в популярной песенке: «Мы не хотим воевать, но, видит бог, если нам придется, у нас есть корабли, есть люди, и у нас есть деньги».

Деньги у Великобритании по-прежнему были, несмотря на необъятный закрытый рынок империи, все меньшая и меньшая их часть поступала от производства и экспорта товаров. Новой элитой стали не владельцы заводов, а финансисты. Деньгам, поступавшим в Лондон от заморских инвестиций в железные дороги, шахты, городское строительство, пока что удавалось компенсировать спад экспорта, но это было еще одним зловещим признаком того, что Великобритания проигрывает торговую войну таким своим соперникам, как Германия и Америка.

Еще одним тревожным сигналом было состояние рабочей силы. Правительство Великобритании было потрясено, когда выяснилось, что 38 процентов добровольцев, вызвавшихся сражаться против буров — которые, как следовало ожидать, должны были иметь отменное здоровье, — были непригодны встать под боевые знамена. И это несмотря на то, что минимальный рост, который требовалось иметь рекруту, был снижен до пяти футов! По результатам проведенного вслед за этим официального исследования оказалось, что приблизительно четверть населения английских промышленных центров хронически недоедает по причине бедности.

Буры, охотники и фермеры, сильные и крепкие, сражались на местности, всеми особенностями которой они успешно пользовались. Быстро перемещаясь верхом, они сражались в пешем порядке, с убийственной точностью используя многозарядные винтовки «Маузер». Не знающие дисциплины, организованности, медалей и военных учебников, они умели быстро скрываться, покидая поле проигранного боя. Армия буров никогда не имела численность больше 40 тысяч человек, но огромной английской армии потребовалось почти три года, чтобы одержать над ними победу. Великобритания с помощью доминионов поставила под ружье полмиллиона человек.

Дискуссии, скандалы, триумфы и катастрофы происходили в то время, когда ротационные машины обеспечили дешевыми газетами самые широкие слои общества, в котором быстро увеличивался процент грамотных. Уинстон Черчилль писал военные корреспонденции в «Дейли телеграф», Эдгар Уоллес, известный детективный писатель, освещал войну в «Дейли мейл», а Редьярд Киплинг работал в военной газете. Артур Конан Дойль, создатель Шерлока Холмса, заведовал полевым госпиталем, а Махатма Ганди был санитаром.

Этот военный конфликт оказал большое влияние на европейскую политику. Французы, голландцы и немцы, сами колонизировавшие с различной степенью жестокости заморские территории, в один голос возражали против того, что англичане воюют с европейскими переселенцами. Враги Великобритании злорадствовали, наблюдая, как армия Ее Величества терпит унизительные поражения от горстки упорных и умелых белых фермеров. Когда Великобритания начала одерживать верх, ее европейские соседи еще больше усилили критику, полностью встав на сторону буров. Концентрационные лагеря, в которых свирепствовали болезни, косившие буров тысячами, вызывали постоянные обвинения, что англичане осуществляют политику преднамеренных убийств. Англичане отвечали, что всему виной обыкновенная непродуманность, но к концу войны отношения Великобритании с остальной Европой были затянуты тучами осуждения.

Боевые действия в Южной Африке дали возможность взглянуть краем глаза на то, как будут вестись войны в ближайшем будущем. Однако пулемет, которому было суждено доминировать на полях Первой мировой войны, в борьбе против буров почти не проявил себя. Это оружие уже было знакомо английской армии. Различные системы пулеметов применялись в ней начиная с 1871 года. Пулеметы использовались во время кампании в Ашанти в 1874 году, во время Зулуской войны, а также генералом Китченером в Судане. В битве при Омдурма-не пулеметы уничтожили около 11 тысяч дервишей. Стоит ли удивляться, что Хилэр Беллок в своей поэме «Современный путешественник» уверенно заявлял:

Что бы ни случилось, у нас есть пулеметы «максим», а у них их нет.

Но буров победили не пулеметы. Некоторые утверждают, что честь англичан и их нежелание заменять героев машинами стали причиной их отказа убивать белых автоматическим огнем. Возможно, это и так, но существуют и другие причины. Пулемет «максим», весивший 40 фунтов, отдали в епархию артиллеристов, которые установили его на лафет, весивший 448 фунтов, с колесами, имевшими диаметр почти пять футов. Такое огромное неуклюжее оружие не могло быть эффективным в действиях против буров, бывших отличными стрелками, избегавших атак в лоб, мастерски использовавших рельеф местности и в совершенстве владевших искусством маскировки. Роль пулеметов в Англ о-бурской войне осталась незамеченной; англичане предпочитали восторгаться конницей противника и все свои усилия сосредоточили на развитии именно кавалерии. В 1914 году английская кавалерия была лучшей в мире, но оказалось, что в грядущей войне ей нет места.

Определяющие компоненты будущих военных действий гораздо отчетливее проявились в жестокой гражданской войне, разорвавшей надвое Америку XIX века. В этой стране к общественному мнению прислушивались испокон веку. Даже в самые отчаянные периоды войны лидеры противоборствующих сторон не решались вводить всеобщую воинскую обязанность. (Армия конфедератов состояла из призывников на 20 процентов, армия юнионистов — на 6 процентов.) Умелое сочетание материальных льгот для добровольцев, а также угроза обязательной мобилизации обусловили то, что достаточное количество людей вызвались надеть военную форму. Главный урок гражданской войны, от которого никуда не деться, состоял в том, что промышленно развитый Север одержал неизбежную победу. Многочисленные демонстрации военного мастерства, осуществленные южанами, так ни к чему и не привели, потому что у Севера было больше солдат, больше железных дорог и больше заводов, чтобы производить вооружение и все остальное, необходимое для ведения войны.

Ни англичане, ни французы, похоже, не извлекли никаких уроков из кровопролитнейших сражений американской гражданской войны. После оглушительного поражения Германии в 1870 году побежденные французские генералы пришли к заключению, что истинный секрет успешной молниеносной кампании, проведенной немцами, заключался в природе наступательных действий. В новой военной теории основной упор делался на наступление. Франция, быстро выплатив унизительные репарации, наложенные победителями, снова необъяснимым образом вернула себе репутацию сильнейшей в мире сухопутной державы. Если прибавить к этому считавшийся непобедимым английский военно-морской флот, могущество англофранцузского союза почти ни у кого не вызывало сомнений.

Как только поднятая войной пыль улеглась, сразу же стало очевидно, что Франция не станет долго терпеть новые границы, навязанные ей Германией. Французы были полны решимости отомстить за позорное поражение и вернуть провинции Эльзас и Лотарингия. Мысль о том, что Вильгельм стоял в большом Зеркальном зале Версальского дворца в окружении германских князей и боевых знамен, а великий герцог Баденский провозглашал его императором, пробуждала жажду отмщения в сердце каждого француза.

Возможно, будь у Германии другой правитель, он бы направил политику своей страны на преодоление неприязни со стороны Франции, но Вильгельм был личностью невротической и загадочной. Несмотря на то что у него было семь детей, его ближайшими друзьями были гомосексуалисты. Судя по всему, именно от них он набирался тепла и любви, необходимых для того, чтобы играть роль жестокого и безжалостного полководца. Когда Вильгельм стал правителем объединенной могучей Германии, война за то, чтобы определить, кто занимает главенствующее положение в Европе, стала неизбежной. К тому же единая Германия, образовавшаяся после победы 1870 года, сильно изменилась. В последующие 25 лет валовой национальный доход удвоился. Страна покрылась густой сетью железных дорог. Возникли огромные электротехнические, химические и машиностроительные предприятия, население бурно растущих городов увеличилось на 50 процентов. «Германские университеты и технические институты вызывают всеобщее восхищение; германский подход к практическим вещам наиболее полный и доскональный; германская философия господствует в мире», — писала Барбара Такмэн.

Техника шагает вперед

Американцы представили на Большой выставке, проходившей в Великобритании в 1851 году, двенадцать винтовок из массово произведенной серии. Все части этих винтовок были взаимозаменяемы. Преимущества, которые принесла в армию подобная точность обработки, легко поймут те английские солдаты, которым приходилось прибегать к молотку и напильнику, а то и ножовке, обслуживая машины и другое оборудование во время Второй мировой войны. В германском отделе той же выставки Артур Крупп представил орудийный ствол, изготовленный из литой стали, а не чугуна или бронзы, как это было прежде, но так и не нашел покупателей.

Девятнадцатый век коренным образом изменил методы ведения войны, внеся в него новые виды вооружения начиная от пулеметов и кончая колючей проволокой. Массово произведенное оружие и армии, набранные из гражданских людей, стали быстро передвигаться посредством железных дорог. Однако еще два изобретения не успели проявить себя в полной мере: ничто не изменило природу войны так сильно, как беспроволочный телеграф и двигатель внутреннего сгорания.

Английская промышленная революция стала возможной благодаря таким устройствам, как паровой двигатель Джорджа Стефенсона, водяной движитель Ричарда Аркрайта, механический ткацкий станок Эдмунда Картрайта, прядильная машина Харгривза и мюль-машина Самюэля Кромптона. Все эти изобретения были гениальны своей простотой; их творцы не обладали специальными техническими знаниями. Аркрайт был цирюльник, а помогал ему часовой мастер; Харгривз был плотник; Картрайт — священник; Кромптон — прядильщик; а Стефенсон — сын угольщика, освоивший грамоту только в 17 лет. Но следующий шаг технического прогресса потребовал уже таких таинств, как химия, микробиология, физика и точное машиностроение. Потребовались образованные люди, работающие в хорошо оборудованных лабораториях и мастерских.

Изобретения совершенствовались с головокружительной скоростью. Работающий на природном газе двигатель, изобретенный в 1876 году доктором Н. А. Отто, Готтлиб Даймлер приспособил для приведения в движение транспортного средства, а еще до того, как XIX век закончился, состоялись гонки, в которых автомобили преодолели 774 мили от Парижа до Бордо и обратно. В 1903 году неуклюжее сооружение братьев Райт впервые оторвалось от земли, а уже шесть лет спустя европейцы внезапно осознали всю важность летательных аппаратов тяжелее воздуха, когда Луи Блерио за 31 минуту пересек пролив Ла-Манш. Мир неудержимо менялся, и также менялось то, как люди в будущем собирались сражаться друг с другом. Война вступила в третье измерение.

Не менее важным изобретением стал беспроволочный телеграф. В 1901 году Джульемо Маркони, развивший работы Рудольфа Герца, впервые осуществил передачу радиосообщения на расстояние 3000 миль. В то время как промышленная революция была осуществлена грубыми примитивными машинами и необразованной рабочей силой, новая «техническая революция» была гораздо более требовательной. Страны, чьи вожди не смогли откликнуться на многообразие меняющегося мира, рисковали быть за очень короткое время отброшенными на обочину. Вот слова одного английского генерал-майора, бывшего также историком:

«Борьбу за обретение могущества вели разум, а не материя, мысль, а не вещь, и в первую очередь воображение. Появлялись новые химические соединения, открывались новые источники энергии, оформлялись новые взгляды на жизнь. Мир менял кожу — умственную, моральную и физическую: этому процессу было суждено преобразовать промышленную революцию в техническую цивилизацию. Армия, отрезанная от общественного прогресса, этого не видела. Она не видела, что техника все больше и больше проникает в человеческое общество и военная сила должна следовать за ним: следующая война станет не только схваткой армий и генералов, но и противоборством заводов и инженеров. Наука неудержимо двигалась вперед, и военное искусство не могло стоять на месте».

В 1890 году Германия производила чугуна и стали вдвое меньше, чем Великобритания; в 1913 году она уже производила их вдвое больше, чем Великобритания, и достигла половины показателей Соединенных Штатов. Такой прорыв сопровождался прогрессом в машиностроении. Германские промышленные предприятия — в особенности химические и электротехнические фирмы — основывали научно-исследовательские институты и поддерживали тесную связь с университетами. К концу XIX века в области технологий Германия далеко обогнала Великобританию. Ко времени прихода Гитлера к власти немцы собрали треть Нобелевских премий в области физики и химии.

С самого начала XIX века Пруссия уделяла особое внимание техническому обучению рабочей силы. Именно она впервые ввела в систему образования такие новшества, как аспирантура, степень доктора наук, семинары, исследовательские лаборатории и институты, а также научные и университетские журналы. Все эти нововведения быстро перенимались американскими высшими учебными заведениями. Франция также поняла всю важность технического образования и первой ввела коллежи для углубленного изучения прикладных наук. Достижения таких людей, как Дж. Дж. Томсон, а также лаборатории Кавендиша нисколько не рассеивали опасения тех, кто руководил системой образования в Великобритании. Эти люди, за спиной которых стояли государство и церковь, видели в науке первый опасный шаг к безбожным социальным реформам и решительно ей противились. Английские «публичные школы» (в действительности частные платные учебные заведения для избранных) готовили мальчиков из высших слоев среднего класса к обучению в университетах, полностью игнорировавших прикладные дисциплины. Университеты решительно противились связи с промышленностью. К началу Первой мировой войны большая часть населения Великобритании не могла даже надеяться на продолжение образования после четырнадцати лет. Учителям платили плохо, и постоянно ощущалась их нехватка. Судьбоносные решения насчет будущего страны, ее промышленности и финансов принимались людьми, изучавшими классиков, юриспруденцию и философию. Почти никто из них не владел свободно ни одним из современных иностранных языков.

Начало Первой мировой войны

Террористический акт, приведший к началу войны в 1914 году, произошел на Балканах. Министр иностранных дел Австро-Венгрии был полон решимости спровоцировать сербов начать войну. Сербы, имевшие сильные связи с другими славянскими народами, были уверены в своих силах и полны решимости сражаться. Обязательства, как настоящие, так и выдуманные, разделили Европу на Центральные державы (Германию, Австро-Венгрию и Турцию) с одной стороны и Союзников (Францию, Россию и Великобританию) с другой. Обязательства Великобритании вступить в войну были полностью надуманными[26]. То же самое можно сказать и про Германию. Война велась за рынки сбыта и территории, но умами народов обеих сторон владели романтические идеи, а не практические соображения. Англичане видели в войне единственную возможность помешать Германии захватить «бедную маленькую» Бельгию. Немцы считали войну сражением германской культуры против врагов-варваров. Депутат-социалист, присутствовавший в Берлине в рейхстаге на голосовании по вопросу военных кредитов, записал в своем дневнике:

«Воспоминание о невероятном душевном подъеме других партий, правительства, зрителей, восторженно приветствовавших нас, когда мы встали с мест в едином порыве, никогда не сотрется из моей памяти».

Известие об объявлении войны было воспринято повсеместно с огромным воодушевлением. В Лондоне, Париже и Берлине людские толпы выражали бурный восторг при этом известии. Немецкие деятели искусств были одними из первых среди тех, кто поддался военной истерии; тысячи студентов немедленно отправились записываться добровольцами в армию. В Кильском университете, земля Шлезвиг-Голштейн, по призыву ректора все до одного студенты подали заявления с просьбой призвать их в армию.

Как представляли себе будущее эти веселящиеся люди — для многих из которых объявление войны явилось смертным приговором? Разумеется, они были уверены, что война будет решительной и быстрой; во всех странах господствовало мнение, что «все закончится к Рождеству».

Большинство военачальников рассуждало столь же беспечно. Генерал Фош, закончивший войну командующим объединенными армиями Франции, Великобритании и Соединенных Штатов на Западном фронте, говорил: «Выигранным сражением является то, которое ты сам не считаешь проигранным». Это заблуждение, возможно, и не привело бы к таким трагическим последствиям, если бы Фош к тому же не был одержим идеей наступательных действий, считая при этом, что любое совершенствование вооружения увеличивает силы только обороняющегося. Подобные взгляды французского генералитета привели к тому, что солдаты, одетые в ярко-красные штаны, шли плотными рядами на пулеметный огонь. Только в 1915 году французская армия перешла на менее броскую форму, и то остановившись на «небесно-голубой». Продемонстрировав прямо-таки поразительное упрямство военного сознания, Фош к концу войны так и не изменил сколько-нибудь серьезно своих взглядов.

Поскольку многие события, мысли и даже вооружение 1914 года предвосхищали 1939 год, уместно присмотреться внимательнее к «войне ради окончания всех войн». Она называлась «Великой войной» до тех пор, пока в 1939 году не началась новая, еще более великая война. Подобно второй войне, первая началась с «блицкрига». Германский план Шлиффена предусматривал молниеносный бросок через Бельгию (нейтральную), а затем массированный разворот налево в Северной Франции и захват Парижа. После этого все свои силы Германия должна была перенацелить на Россию, которой должно было потребоваться больше времени, чтобы мобилизовать армию и приготовиться к войне.

Претворить в жизнь амбициозные устремления плана Шлиффена должен был Гельмут фон Мольтке, говоривший: «Я живу исключительно искусством». Свои слова он доказывал делом: писал картины, играл на виолончели и работал над переводом на немецкий язык «Пеллеаса и Мелизанды» Метерлинка. Париж Мольтке не захватил, но подошел к нему очень близко.

В соответствии с планом, умело используя железные дороги, построенные с учетом требований военных, армии Мольтке промчались через Бельгию, задержавшись ненадолго лишь для того, чтобы сокрушить превосходными гаубицами Круппа ее мощные крепости. Но Париж немцам взять не удалось.

Первое время война была маневренной, но. вскоре измученные боями части, чье продвижение замедлили грязь, холода и потери лучших и наиболее опытных солдат встали. Тут и там войска приказ остановиться встретили рытьем окопов, чтобы укрыться от огня противника, и вскоре от Северного моря до Альп протянулась широкая полоса траншей и окопов, увитых колючей проволокой и простреливаемых пулеметным огнем, в которых застыли друг напротив друга неприятельские армии. За линией окопов стояли наготове кавалерийские части. Там, в ожидании, когда в обороне противника появится брешь, куда можно будет устремиться галопом, они и простояли до самого конца войны. А тем временем пехота постепенно расставалась с красивыми мундирами, приспосабливаясь к жизни в сырых траншеях, где любой человек, опрометчиво взобравшийся на бруствер и выпрямившийся в полный рост, неминуемо рисковал быть скошенным наповал огнем мастерски расставленных пулеметов. Высокопоставленные офицеры — к несчастью, никогда не бывавшие в окопах, не взбиравшиеся на бруствер и не выпрямлявшиеся в полный рост — упрямо не желали признать то обстоятельство, что пулемет изменил методы ведения войны так кардинально, как в свое время изменил их порох.

Лорд Китченер, бывший ответственным за снаряжение и отдравление британских экспедиционных сил во Францию, сказал: «Я просто не знаю, что делать, — это не война». На самом же деле он имел в виду, что это не та быстротечная операция, которую представляли себе добровольцы.

На Восточном фронте немцам (а к югу от них солдатам Австро-Венгерской империи) противостояли огромные русские армии. Там концентрация людей была не такой высокой, как на Западе, и время от времени противоборствующим сторонам удавалось прорвать первую линию обороны противника. Но большую часть времени Восточный фронт, как и Западный, оставался неподвижным, а погода там была еще более жестокой.

Английская и германская армии

В отличие от континентальных держав Великобритания никогда не чтила своих сухопутных офицеров; больше того, армии вообще почти не уделялось внимания. До 1870 года английская армия отставала на целое столетие от эпохи. Офицерами становились те, кто имел возможность выложить круглую сумму за патент; завербовавшиеся в армию должны были служить до конца дней своих; широко были распространены телесные наказания. Реформы продвигались крайне медленно; армейское руководство противилось им как только могло. К 1914 году, к моменту начала войны, небольшая профессиональная армия была сделана из плохого человеческого материала. Согласно исследованиям, проведенным накануне войны, английские солдаты имели уровень умственного развития, соответствующий подросткам 10–13 лет. В армии было много неграмотных. Солдат, отправляющихся на побывку домой, отводили строем на вокзал и организованно сажали на поезд, так как без помощи офицеров у них с этим возникали проблемы.

Помогать регулярной армии должны были так называемые «Территориальные силы», в которых служили «по совместительству». В 1914 году вместо положенных 320 000 человек эти силы насчитывали только 250 000 человек. Юноши не проходили медицинское обследование. «Эти люди вербовались только для службы на территории Великобритании; проведенный в мирное время опрос показал, что только 20 тысяч готовы в случае войны отправиться за границу. Обучение военному ремеслу ограничивалось одним часом в неделю, а также ежегодными недельными или двухнедельными сборами». «Терри» были вооружены длинной винтовкой «Ли-Энфилд» и переоборудованной 15-фунтовой пушкой, от которых давно отказалась регулярная армия.

Несмотря на то что армия была не готова к войне, в обществе царил высокий боевой дух. Уже в конце лета 1914 года, сразу после начала войны, начался наплыв добровольцев. Здоровье нации по-прежнему оставалось плохим, но медицинское обследование было поверхностным. По словам офицера, отвечавшего в то время за вербовку в районе Большого Лондона, некоторые врачи осматривали по 300 человек в день, при этом от 20 до 30 процентов новобранцев вообще не проходили медицинского обследования.

К середине 1915 года свыше 3 миллионов англичан вызвались сражаться против Германии, но потери были так велики, что «убыль превосходила пополнение». Для того чтобы в 1916 году армия сохранила запланированную численность, людей на военную службу требовалось призывать. Билль об обязательной воинской повинности был принят парламентом подавляющим большинством, и от традиционного британского нежелания призывать гражданских в армию не осталось и следа.

Призывников отбирали ничуть не тщательнее, чем добровольцев. Только по прошествии трех лет войны медицинские комиссии были реорганизованы. После этого врачи стали обследовать по 60 человек в день. Оказалось, что очень высокий процент призывников не годен к строевой службе, но к тому времени много людей, неспособных переносить физические и духовные тяготы окопной жизни, уже сражались во Франции[27].

В течение всей войны ощущалась нехватка военной формы, снаряжения к инструкторов. Очень высокие потери среди младшего офицерского состава могли бы компенсироваться производством в офицеры солдат, имеющих боевой опыт и проявивших себя, но этот вопрос даже не рассматривался. Англичане твердо верили, что офицеры должны набираться исключительно из среднего класса. Единственным путем получения офицерского звания были Курсы подготовки офицеров, основанные при «публичных» школах. Эти КПО не обеспечивали должной военной подготовки. Все обучение состояло из летних лагерей, после которых школьникам выдавался «сертификат А», гарантировавший им получение офицерского звания.

Молодые, патриотически настроенные клерки и рабочие с пониманием относились к тому, что ими командует 18-летний младший офицер, только что окончивший школу. Впервые «благополучным воспитанным юношам, сыновьям викариев Западных графств или наследникам владельцев курортов Южного побережья пришлось столкнуться лицом к лицу с сорока шахтерами из Дарема, сталелитейщиками из Йоркшира и клепальщиками из Клайдсайда, и тут вдруг выяснилось, что стороны с трудом понимают речь друг друга». Патриотический дух был очень высок как среди рядовых, так и среди офицерского состава. Младшие офицеры прекрасно разбирались в служебной этике, но в публичных школах их не учили воевать и командовать. Верные идеалам спортивного лидерства, эти молодые офицеры не испытывали недостатка в личной храбрости, именно поэтому потери среди них были непропорционально велики. Младший офицер, направленный в пехотный батальон, с вероятностью 50 процентов погибал или получал тяжелое ранение в первые же полгода.

Мастера слова воспели прекрасные отношения, царившие между английскими офицерами и рядовыми, находившимися на передовой. Однако, какими бы ни были благородство и мужество английских солдат, нерегулярная армия Великобритании не могла сравниться с германским профессионализмом. Не могла она похвастаться и своим высшим военным командованием.

Главнокомандующим Британскими экспедиционными силами во Франции с декабря 1915 года и до конца войны был генерал-лейтенант сэр Дуглас Хейг. «Суровый упорный честолюбивый шотландец, не имевший ни денег, ни друзей и не особенно разбиравшийся в средствах продвижения к вершине служебной лестницы, — сказал о нем историк Майкл Говард. — Но тем не менее это был профессионал, преданный своему делу». Этот 53-летний автократ не доверял всем иностранцам, в том числе союзникам-французам, считал католиков пацифистами и презирал всех политиков, особенно социалистов, к каковым относил всех тех, кто имел новые мысли. Все эти недостатки были очень серьезными, что особенно усугубилось тем, что Хейг был совершенно не готов к беспрецедентной военной задаче, которую взял на себя.

Хейг приложил все силы к тому, чтобы в британской армии ответственные назначения получали только те, кто состоял на регулярной службе еще в довоенное время. Что еще хуже, продвижение по службе определялось по традиционной схеме возраста, звания и выслуги лет. Вследствие этого новые назначения получали лишь полные бездарности, причем они неизменно получали должности, на которых могли принести еще больше вреда.

Германская армия также крайне неохотно пропускала представителей рабочего класса через великий водораздел в ряды избранных, имеющих офицерское звание. В Германии офицерство всегда занимало привилегированное положение в обществе; все школы готовили молодежь к обязательной военной службе, следовавшей сразу за обучением. Целое столетие набора армии по принципу обязательной воинской повинности привело к тому, что германские офицеры и рядовые были прекрасно подготовлены к войне. 20-летние мужчины, годные по состоянию здоровья, служили в армии два года (студенты — один год). Обучение военным навыкам было методичное и строгое; кое-кто даже называл его садистским. Основной упор делался на конкретную специализацию: умение обращаться с двигателями, орудиями, пулеметами. Каждый солдат также знакомился с функциями своего непосредственного командира, поэтому любой сержант мог заменить выбывшего из строя младшего офицера.

Каждый мужчина до достижения 40-летнего возраста раз в пять лет призывался на двухмесячные военные сборы. Таким образом, все резервисты знакомились с новыми системами вооружения и новыми приемами ведения боя, и эта система позволила Германии выставить в 1914 году 4-миллионную прекрасно подготовленную армию.

Битва на Сомме

Инженеры и ученые всех специальностей пользовались в Германии уважением. Когда германская армия на Западном фронте вынуждена была перейти к позиционной войне, инженеры оборудовали позиции оборонительными сооружениями. Окопы рылись с учетом рельефа местности, с использованием каждого холма и оврага; по возможности их линия проходила через разрушенные снарядами деревни, где среди развалин маскировались наблюдательные точки и пулеметные гнезда.

На участке в районе реки Соммы мягкие известняковые породы позволяли врываться глубоко в землю; блиндажи глубиной в 40 футов не были пределом. Они укреплялись железобетоном и имели несколько выходов. Многие подземные сооружения были освещены электричеством и вентилировались специальными воздушными насосами. Солдаты спали на койках, кое-где даже имелся водопровод. Неудивительно, что изумленный английский солдат писал в «Таймс»: «Германские землянки — это просто произведение искусства!»

Подготовив эти сооружения за первой линией окопов, немцы отошли назад. Английские генералы приказали своим войскам двинуться вперед и сблизиться с неприятелем. Именно этого и хотели от них немцы. Местность хорошо просматривалась и была пристреляна. Именно эти германские позиции на реке Сомма предстояло атаковать 1 июля 1916 года генералу Дугласу Хейгу, бросившему в наступление тринадцать английских и пять французских дивизий.

Неясно, был ли основан план Хейга на его невысоком мнении о профессиональной армии или же на невысоком мнении о гражданских людях, которых теперь в ней было большинство. Он был расписан по мелочам и исключал любую инициативу. Каждый участник предстоящего сражения должен был действовать как автомат по строго определенной программе.

Битва на Сомме началась жарким июльским днем, когда 143 батальона поднялись в атаку. Потери были огромные: свыше половины личного состава и три четверти офицеров. Карл Бленк, германский пулеметчик, вспоминал:

«Они были повсюду, сотни и сотни. Впереди шли офицеры. Я обратил внимание на одного из них, спокойно идущего со стеком. Мы открыли огонь, и после этого нам требовалось только перезаряжать. Они валились сотнями. Мы даже не целились, а просто стреляли и стреляли».

Германским пулеметчикам было приказано оборудовать позиции за линией своих окопов, откуда лучше просматривалось поле боя и «вдобавок, благодаря чувству собственной безопасности, определяемому позицией, пулеметчики будут действовать более рассудительно и хладнокровно».

Английская пехота тщательно и методично — эти качества обычно приписывают пруссакам — в течение многих часов готовилась к наступлению. Солдаты тренировались ходить вперед с выкладкой, достигающей 70 фунтов, строго выдерживая предписанные интервалы между пехотинцами.

А немцы тем временем тренировались подтаскивать пулеметы из глубоких и уютных блиндажей на огневые позиции. Это они и сделали, как только закончилась артиллерийская подготовка и цепи поднялись в атаку. Им потребовалось три минуты.

К концу первого дня англичане потеряли 60 000 человек, из них треть убитыми. Это были самые тяжелые потери, которые понесла за всю войну какая-либо армия обеих противоборствующих сторон, и самые тяжелые потери, которые понесла за всю свою историю английская армия.

Хейга это нисколько не смутило. Это бесцельное сражение продолжалось шесть месяцев, до тех пор, пока общие потери союзников не достигли 420000 человек[28]. Очень немногие из английских пехотинцев, участвовавших в битве на Сомме, прошли надлежащую подготовку. Даже подготовленность английских артиллеристов была очень невысокой. Впоследствии высшее командование попыталось свалить вину за катастрофу на артиллеристов.

На всем протяжении войны начиная с 1914-го и до самого 1918 года отчетливо прослеживается принципиально разный подход к ведению боевых действий у германцев и англо-французов. Французский генерал Петэн, анализируя сражение в Шампани в 1915 году, пришел к заключению, что, ввиду глубоко эшелонированной обороны обеих противоборствующих сторон, элемент внезапности стал совершенно бесполезен. По его мнению, единственным способом подготовки к прорыву обороны противника являлась массированная артподготовка. Его слова убедили английского генерала Хейга. Если не считать боев за Нев-Шапель в 1915 году и рейда в Камбре в 1917 году, Хейг старательно избегал заставать немцев врасплох. Он говорил, что его основополагающий принцип — противника необходимо вымотать; настоящая война — это война на истощение. К несчастью для всех, методы Хейга выматывали его собственных людей сильнее, чем неприятеля.