21. НАЧАЛО КОНЦА
21. НАЧАЛО КОНЦА
Капитан ВВС Гленн Миллер использовал для строевых занятий своего подразделения джазовые марши, в частности такие классические мелодии, как «Марш-блюз Сент-Луис».
«Во время прошлой войны наши солдаты маршировали под обычные мелодии, — сделал замечание его командир. — Они не нуждались во всех этих джазах и воевали при этом довольно неплохо, не так ли?»
«Позвольте задать вам один вопрос, майор, — ответил Миллер. — Разве мы до сих пор летаем на тех же самолетах, что и в прошлую войну?»
Как и в отношении большинства видов военной продукции, союзные державы выпускали боевые самолеты в огромных количествах. Как видно из таблицы 5, даже до того, как Соединенные Штаты вступили в войну в декабре 1941 года, авиационная промышленность Великобритании значительно опережала германскую. Во второй половине 1941 года, когда армии Гитлера обрушились на Советский Союз и в боевые действия вступили ВВС Красной армии, в количественном отношении немецкая авиация оказалась безнадежно позади.
Таблица 5.
Производство самолетов в 1939–1944 годах
Данные, приведенные в этой таблице, показывают, что «незначительное преимущество», позволившее, по широко распространенному мнению, одержать победу в Битве за Британию, в действительности было значительно более ощутимым, чем кто-либо мог предположить в то время. Хотя многие английские самолеты были устаревших моделей и отличались низкими боевыми характеристиками, среди них были первоклассные машины — в частности «Спитфайр». Совершенно очевидно, что не было никакой необходимости посылать в бой английские части без прикрытия с воздуха — в Западной ли пустыне, на Крите или в Малайе.
Рабочий класс: Великобритания и Германия
Решающая победа в войне была одержана на заводах. Неотъемлемой частью истории стал рабочий класс воюющих государств. И все же неудержимая мощь, обрушенная союзными державами на Германию, является причиной того, что весьма непросто разглядеть хронические просчеты Великобритании в войне промышленностей.
Меньше чем столетие назад Германия представляла собой 38 разрозненных княжеств, крошечных государств, в центре которых был город, где имелись дворец, рынок, главная площадь и собор. В каждом городе был по крайней мере один оперный театр; в большинстве городов их было два. Развивались сильные региональные культуры, охваченные духом соперничества. В различных районах страны говорили на разных диалектах. Граждане были преимущественно законопослушными, так как в небольших ограниченных сообществах всякое недовольство быстро проявлялось и немедленно наказывалось. Полиция имела самые широкие полномочия.
Промышленная революция привела людей из деревни на завод в город. В таких городах, как Дрезден, Лейпциг, Дюссельдорф, Берлин и Кельн, появились новые районы. Эти процветающие крупные центры питались той же культурой, что кормились и маленькие города. Пруссия занимала лидирующее положение в мире по части профессионально-технического образования. Во всей Германии сохранялись традиции различных ремесел. В 1937 году, когда из пяти 14-летних подростков, нанимавшихся на работу на английские заводы, четыре не имели никакой специальной подготовки, немецкие заводы были обязаны законом обеспечивать молодых рабочих до достижения 18-летнего возраста средним образованием и профессиональной подготовкой.
Высшее образование предоставляло гражданам Германии определенную социальную мобильность. Но немецких рабочих, как и рабочих повсюду, в первую очередь волновали вопросы безопасности и стабильности. Большие фирмы, такие, как компания Крупна, стали пионерами в выработке систем социального обеспечения, включавших в себя здравоохранение, образование и жилье. По такому же пути пошли и крупные компании в других странах, но в Германии благосостояние рабочего класса имело государственную поддержку. Бисмарк был решительно настроен воспитать поколение физически здоровых призывников, победив заманчивые обещания социализма. «Государство — это не только обязанность, но и благосостояние», — заявил он в парламенте при обсуждении законов о страховании рабочих от болезней, несчастных случаев и пенсионном обеспечении по достижении возраста. Строгие нормы возведения жилых и промышленных зданий помогли преодолеть худшие последствия первого строительного бума. К началу войны 1939 года Германия была объединенным государством, и немецкоязычные граждане были рады этому. При Гитлере, несмотря на систему распределения и жесткий финансовый контроль, уровень жизни в Германии стал самым высоким в Европе. Хорошие рабочие специальности приносили твердую высокую зарплату и уважение в обществе. Германия была обеспечена машиностроительными станками и оборудованием с таким избытком, что свободно их экспортировала.
Во второй половине девятнадцатого века Великобритания в основном по социальным причинам потеряла роль ведущей промышленной державы. Детали сложных промышленных изделий, таких, как артиллерийские орудия, изготавливались преимущественно вручную в кустарных мастерских. Затем эти детали собирались вместе и соединялись в единое целое в результате длительного процесса, требующего большого ручного труда. Полученными образчиками искусства англичане гордились так же, как гордятся костюмом индивидуальной работы.
Даже на крупных заводах сохранялся дух ремесленных мастерских. Рабочие, классифицированные согласно выполняемым операциям, были опутаны сложной системой внутренних контрактов и субконтрактов, определяющих их взаимоотношения. Для того чтобы скрыть индивидуальные заработки каждого рабочего, владельцы заводов выплачивали часть жалованья сдельно, а часть — повременно. Эти отношения порождали объединения рабочих по профессиям, строго регламентирующие то, кто может выполнять какую работу и сколько ему за это надо платить. Вскоре эта жесткая система распространилась на все общество, и ни один владелец завода не смел выступать против нее.
В результате в стране образовался неповоротливый рабочий класс, о котором в 1857 году человек, знакомый с промышленным производством Великобритании и Америки (где машины встречались с радостью как то, что приносит рост благосостояния), сказал:
«В Америке, если идет работа по созданию какой-либо машины, каждый рабочий старается оказать посильную помощь. Увидев какую-то ошибку, он обязательно укажет на нее. Но в Англии все происходит наоборот. Если рабочий может хоть как-то повредить машине, он обязательно сделает это».
Промышленная революция началась в Великобритании раньше; гидроэнергия, уголь и железная руда встречались в основном в северной Англии, южном Уэльсе и равнинах Шотландии. Поэтому промышленные центры возникали в бедных пустынных районах, где нечасто встречались оперные театры. В крохотных жилых домах британские рабочие проводили краткие периоды отдыха между сменами. В Миддлсборо в 1939 году каждое третье здание имело возраст старше 70 лет, и 90 процентов домов не имели ванных комнат. Во многих городах канализация и водопровод оставались роскошью.
Увеличивалась пропасть между имущими и неимущими. Разница между ними была в образовании, здоровье, перспективах на будущее. Даже внешне между богатыми и бедными было различие: официальные медицинские исследования, проведенные в Великобритании в 1941 году, показали, что мальчики, обучающиеся в частных школах, в среднем на четыре дюйма выше своих сверстников, работающих на заводе, — исключительно вследствие лучшего питания. Традиционная британская система закрытых пансионов, куда богатые отправляли своих сыновей, препятствовала возникновению хороших школ в промышленных районах. Ловушка, в которую попадали бедные, усугублялась тем, что университеты — в первую очередь заботящиеся о собственных привилегиях и власти, — как правило, находили место для недоумков из богатых и влиятельных семей, в то же время строя препятствия на пути талантливых выходцев из простого народа. Только полпроцента выпускников элементарных школ поступали в университет. Но и такое образование не считалось обязательным даже для тех, перед кем были открыты все двери. Уинстон Черчилль никогда не учился в университете.
Еще более далеко идущие последствия имела антипатия, питаемая правящими классами Великобритании к науке и технике, включая такие предметы, как математика и иностранные языки. Церковь постоянно выступала против научного прогресса. Отказа Исаака Ньютона признать учение о Святой Троице оказалось достаточно для того, чтобы не позволить ему занять место главы одного из колледжей Оксфордского университета, — вот почему он согласился на приглашение Монетного двора. В то самое время, когда выдающиеся одиночки Фоке Тальбот, Джордж Стефенсон, Изамбард Кингдом Брунел и Майкл Фарадей изумляли весь мир, доктор Томас Арнольд — глава публичной школы в Регби с 1828 года до самой своей смерти в 1842 году — громко и во всеуслышание заявлял о своем противодействии науке. Другие частные школы разделяли точку зрения Арнольда насчет того, что основная задача английского образования — воспитывать истинных джентльменов и добрых христиан.
В 1859 году Дарвин опубликовал свою теорию эволюции. Его стройные логические объяснения были понятны как образованным, так и необразованным людям. Они были подкреплены работами по изучению реликтовых останков, открытиями в области химии и классификацией флоры и фауны. Работа Дарвина напугала религиозно-образовательный истеблишмент, заправлявший английскими школами (частными и публичными) и университетами. Учение Дарвина лишь укрепило мракобесов в уверенности, что вся наука является ересью.
Образовательная система Великобритании была замкнутой. Частные школы питались за счет самих себя. Влияние, оказываемое частными школами на британскую нацию, было отмечено в секретном справочнике, выпущенном в 1940 году главным управлением имперской безопасности Третьего рейха:
«В настоящее время из всех детей школьного возраста в Англии всего один процент учится в публичных школах; но около 80 процентов всех важных политических и общественных постов принадлежат этому одному проценту. Публичные школы готовят правящий класс Англии».
Вступительные экзамены соискателя должности в государственной службе Великобритании отражали точку зрения Арнольда: в правительстве, как и на всех остальных ответственных должностях страны, должны находиться исключительно «истинные джентльмены и добрые христиане», а никак не мужчины и женщины, обученные решать сложные задачи в наполненном противоречиями и духом соперничества мире, окружающем Великобританию. В своей книге «Ревизия войны» Коррелли Барнетт писал:
«Таким образом в начале 50-х годов XIX столетия родился чиновник Уайтхолла, способный прикосновением превращать жизнь в бумагу и действие в камень. Отныне правящая элита Великобритании состояла не из людей дела, а из созерцателей — головы предпочитались осторожные, уравновешенные и благоразумные, но никак не увлеченные и деятельные; предпочтение отдавалось не кипучей энергии, а олимпийскому спокойствию… А где еще было набирать таких чиновников, как не в Оксфорде и Кембридже, заповеднику, где и был выведен этот тип? Таким образом и возник этот обоюдоприятный симбиоз».
Дорогостоящие провалы, подобные операции в Норвегии, явились наглядной демонстрацией несовершенства чиновников Уайтхолла. Армия, авиация и военно-морской флот были связаны бюрократическими путами людьми, не видевшими смысла в переменах. В ноябре 1940 года министерство иностранных дел начинало работу в 11 часов. В только что созданном министерстве оборонной промышленности даже министр с трудом мог собрать своих подчиненных на совещание, начинавшееся в половине одиннадцатого утра.
К концу девятнадцатого века основой богатства Великобритании стало не производство, а инвестиции. Семьи, разбогатевшие на чудесах промышленной революции, не хотели, чтобы их дети держали в замасленных руках инструмент. Они хотели, чтобы те ничем не отличались от детей мелкопоместных землевладельцев. Владельцы заводов не видели необходимости учиться самим и давать образование своим детям и сотрудникам. Предполагалось, что 14-летние подростки наберутся навыков у тех, кто работает рядом с ними. Самые одаренные из них, если очень повезет, со временем найдут работу в конструкторском бюро, начальник которого скорее всего не имеет специального технического образования. А если «истинные джентльмены и добрые христиане» считали науку и технику чем-то ненужным, к искусству и проектированию они относились с подозрением. (Не случайно, что Германия и Япония, где всегда с уважением относились к инженерам и конструкторам, сегодня обладают стабильными развивающимися экономиками.)
В 1939 году оборудование большинства английских заводов было устаревшим и малоэффективным. Станков было очень мало, явно недостаточно для современной войны, особенно затяжной, требующей все больше и больше особо точных деталей (например, небольших по размерам и очень сложных радаров). В то время как в январе 1940 года безработными числились 1300000 человек, испытывалась острая нехватка квалифицированных рабочих, а у тех, у кого квалификация имелась, она была недостаточно высокой. Недоставало самых разнообразных специалистов — от бухгалтеров до врачей. Отсутствие конструкторов-проектировщиков со специальной подготовкой приводило к тому, что автомобили, танки, двигатели и самолеты были очень сложными в эксплуатации и ремонте. Сроки поставок постоянно срывались. «Разве вы не знаете, что идет война?» — таков был самый распространенный ответ на любую жалобу. Частенько оказывалось, что военная техника успевала полностью устареть к тому времени, как попадала на фронт. Все более или менее сложные приборы и механизмы, такие, как авиационное оборудование, приходилось заказывать на американских заводах, так как английские производить их не могли.
То, что в Великобритании существовало два обособленных общества, особенно проявлялось в политическом разделении страны. Неотъемлемой частью производственного фронта были несанкционированные забастовки, затягивание работ и просто извращенное отношение к делу, чему всячески потакали профсоюзы и прочие рабочие организации. В 1944 году количество потерянных трудовых дней в Великобритании в три раза превышало показатели 1938 года. Моряки, только что рисковавшие жизнью на конвоях в Северной Атлантике, оказывались не готовы к жизни на берегу. Николас Монсаррат, автор романа-бестселлера о военных буднях на борту корвета «Жестокое море», пишет в своих мемуарах:
«Большинство из тех, кто «занимался проведением ремонтных работ», в действительности не занимались ничем. Никто не утруждал себя на рабочем месте. Насколько я мог судить, кое-кто вообще ничего не делал. Впервые наткнувшись в десять утра на картежников, уютно устроившихся в каюте капитана, я пришел в бешенство и ясно дал всем это понять. Я пришел в бешенство, наткнувшись на них во второй и в третий раз, но в конце концов меня официально предупредили, чтобы я «не вмешивался». Мои действия могут привести к забастовке… В июле один из членов профсоюза рабочих чугунной, сталелитейной, котлостроительной и судостроительной промышленности (на борту корвета их в ту пору была целая шайка) был оштрафован на 3 фунта за нарушение трудовой дисциплины — он работал слишком усердно».
Вступление в войну Советского Союза и деятельность коммунистических партий во всех странах мира по коварной указке Москвы еще больше усложнили задачу быть патриотом.
Также патриотизм был очень сложным понятием для 74 000 граждан враждебных Великобритании государств, находящихся на ее территории, — большинство из них бежало от преследований нацизма. Опираясь на вздорные рассказы о том, какой вклад в победы германского оружия внесли шпионы и саботажники, власти поместили всех иностранных граждан в лагеря, где условия содержания были ужасными. В одном заброшенном заводском корпусе (в Уорф-Миллз) на 2000 интернированных имелось всего 18 кранов с водой. Шестьдесят ведер, выставленных во двор, выполняли роль туалета, а соломенные тюфяки выдавались только больным. В другом таком лагере для интернированных два человека, пережившие нацистский концлагерь, покончили с собой. «Этот лагерь сломал их дух», — подвел итог следователь. Военный совет, ознакомившись с докладом о лагерях для интернированных, запретил его публиковать. В то же время интернированные лица не были освобождены из опасений, что общественность узнает о допущенной в отношении них несправедливости.
Граждане Великобритании тоже подвергались драконовским наказаниям. 17 июля 1940 года один человек был приговорен к месяцу тюрьмы за то, что прилюдно заявил, что у Великобритании нет шансов победить в этой войне. Человек, посоветовавший двум новозеландцам: «Какой вам смысл погибать в этой кровавой бойне?» — получил три месяца тюрьмы. Женщина, назвавшая Гитлера «хорошим правителем, лучшим, чем наш мистер Черчилль», была приговорена к пяти годам тюремного заключения. Английские газеты получили предупреждение остерегаться опрометчивых высказываний. Редакторам весьма недвусмысленно дали понять, что правительство не потерпит «безответственной» критики; причем оно само будет решать, какая критика ответственная, а какая нет.
Агитационный плакат, обещавший, что ваша твердость принесет нам победу, был встречен такими насмешками, что весь тираж пришлось в спешном порядке уничтожить. Вероятно, подобное четкое указание на то, кто является правителем, а кто подданным, было следствием того глубокого раскола общества в западных странах, который привел в 1940 году Францию к краху и вверг Испанию в пучину долгой и кровавой гражданской войны. Возможно, в Великобритании этот раскол был не таким глубоким, но ему суждено было сохраняться значительно дольше; и сейчас именно этим объясняются многие из сегодняшних недугов английского общества.
Гитлер — как правильно заметил А. П. Дж. Тейлор, самый популярный вождь Германии за всю историю, — уверенный, что его режим продержится до тех пор, пока будет иметь поддержку в обществе, сделал жизненный уровень немцев самым высоким в Европе.
Экономика Германии, в отличие от английской, так и не переключилась полностью на нужды тотальной войны. Налоги оставались сравнительно низкими, не было строгого распределения даже основных видов сырья. Так, например, на гражданские нужды выделялось большое количество стали, и еще в 1943 году выпускалась такая роскошь, как обои. Женщины не привлекались к обязательным работам, и в домах среднего класса оставалась прислуга. Победоносные завоевания насытили Германию всеми предметами роскоши начиная от мехов и кончая икрой.
Оккупированной Европе пришлось столкнуться с обратной стороной германского изобилия. Все побежденные народы были сначала ограблены фиксированным обменным курсом валют, а затем вынуждены были переносить все тяготы оккупации. Евреи и все остальные народы, которых нацисты объявили врагами, лишались всего имущества, отправлялись в концентрационные лагеря и подвергались систематическому уничтожению.
В тридцатые-сороковые годы система образования Германии принесла ощутимые результаты. Но в то время как промышленность Германии оставалась тесно связанной с образованием и подчинялась нуждам государства, на науку такой подход не распространялся. Нацистский режим не предпринимал никаких шагов, чтобы впрячь науку в военную машину. Преследования евреев привели к тому, что самые образованные граждане покинули страну, в результате чего германская наука понесла такие серьезные потери, от которых не может оправиться до сих пор.
Нацистский режим и военная верхушка, связавшая с ним судьбу, испытывали глубокое недоверие к науке. Во время войны практически все уровни высшего военного командования Германии препятствовали проведению научных исследований. Крупные ученые не освобождались от призыва на военную службу; призванные в армию, они попадали в самые обычные подразделения. Однако, несмотря на пренебрежение властей к научным исследованиям, преданные делу инженеры и конструкторы двигали прикладную науку вперед, особенно в области авиации.
Например, «Флеттнер» Фл-282 «Колибри», вертолет, построенный для военно-морского флота, совершил первый полет в мае 1939 года. Этот небольшой летательный аппарат с установленными рядом двумя синхронно работающими винтами стал первым серийно выпускавшимся вертолетом, имевшим боевое применение[62].
Уникальный «Мессершмитт» Me-163 «Комет» с ракетным ускорителем развивал самую высокую скорость из самолетов, применявшихся во Второй мировой войне. В сентябре 1941 года знаменитый летчик-планерист Хайни Диттмар совершил первый полет на опытном образце и побил мировой рекорд скорости.
Приоритет Германии в области реактивной авиации не вызывает вопросов. Хейнкель создавал не только замечательные планеры, но и реактивные двигатели. Единственным реактивным самолетом, принявшим хоть сколько-нибудь заметное участие в боевых действиях, был немецкий истребитель «Мессершмитт» Ме-262.
У Германии были и другие реактивные самолеты, такие, как «Арадо-234» «Блиц», бомбардировщик, воплотивший в себе такие новшества, как герметическая кабина, катапультируемые кресла и ракетный ускоритель для сокращения пробега при взлете. Более грубый «Хейнкель» Хе-162 «Фольксегер» совершил первый полет уже через десять недель после того, как Хейнкель получил заказ на его изготовление.
После окончания войны широкомасштабные исследования, проведенные командованием бомбардировочной авиации США, отметили достижения германских военно-воздушных сил. Американцы пришли к заключению, что Германия занимала передовое место в мире по части авиационного вооружения, реактивных двигателей, прикладной аэродинамики и управляемых ракет.
«А что еще нужно военно-воздушным силам?» — спросил полковник Джон Дрисколл (глава подкомиссии по авиационному вооружению этой дотошной комиссии). В кабинете Дрисколла посетитель мог заметить плакат с надписью: «Военной авиации без вооружения нет!» Это были слова сэра Хью «Бума» Тренчарда.
Перелеты через Тихий океан
Вооруженные силы Соединенных Штатов всегда были частью гражданской экономики страны. Таковыми они остаются и по сей день, и в этом их мощь. Оглядываясь на развитие американской авиации в межвоенные годы, легко отмахнуться от нее, назвав все неэффективной импровизацией, однако при пристальном взгляде становится виден огромный потенциал.
Опытный образец «Летающей крепости» «Боинг» Б-17 поднялся в воздух в 1935 году, за многие годы до того, как подобный дальний бомбардировщик появился в других странах. Предназначенный для борьбы с боевыми кораблями, он имел довольно невысокую бомбовую нагрузку, что с лихвой компенсировалось наличием второго пилота, экипажем из десяти человек и мощным вооружением, позволяющим «Летающей крепости» успешно отражать нападения неприятельских истребителей во время дневных налетов. Бомбовый прицел «Норден» намного опередил свое время. Двигатели с турбонаддувом позволяли «Боингу» развивать скорость до 232 миль с час; при этом его потолок был феноменальным и составлял 35 000 футов. Появившийся через несколько лет английский «Авро Ланкастер» имел потолок в 24 000 футов, а «Шорт Стирлинг» — всего 17 000 футов. Компания «Боинг» пошла на значительный финансовый риск, начав разработку Б-17, но теперь видно, что этот проект стал одним из самых успешных в предвоенные годы. В январе 1940 года, почти за два года до того, как США вступили в войну, генерал «Хэп» Арнольд уже составлял тактико-техническое задание, которое впоследствии стало замечательным бомбардировщиком Б-29, ставшим неотъемлемой частью послевоенного мира.
Необъятные расстояния Тихого океана обусловливали то, что здесь должны были воевать другие самолеты и другие летчики, не такие, как в Европе. Возвращение на авианосец, затерявшийся в бескрайних океанских просторах, требовало навигационного мастерства и железных нервов. Летчики морской авиации в Америке и Японии набирались из лучших людей.
Летчики, которым предстояло войти в состав «Коку Сентай», японской морской авиации, отбирались в возрасте 14 лет из мальчиков, имевших отличное физическое развитие и способных к наукам. Пятилетний курс обучения, включавший углубленное изучение основ воздухоплавания и конструкции самолетов, был более сложным, чем тот, что использовался при подготовке простых летчиков. Летчик морской авиации, прибывавший в эскадрилью, должен был налетать не меньше ста часов. Офицеры проходили еще более углубленный курс, и им требовалось налетать вдвое больше времени. Соответственно, в 30-е годы в японскую морскую авиацию поступало пополнение около 100 летчиков-в год. Даже после того как потери в первые месяцы войны нанесли опустошительный удар по этим элитным силам, японцы не проявили ни малейшего желания сократить продолжительность обучения или увеличить количество обучаемых. Также не предпринималось никаких мер по спасению летчиков сбитых самолетов и обеспечению их средствами спасения. Напротив, всячески поощрялась мысль отдать жизнь за императора. Острая нехватка квалифицированных летчиков подорвала военную мощь Японии. Уже через год после начала войны стали нередкими задержки выхода авианосцев в море, так как возникли проблемы с комплектованием личного состава морской авиации.
Америка, где население имело высокий уровень жизни и число молодых людей с высшим образованием неуклонно росло, не было недостатка в юношах, по физическим и интеллектуальным показателям подходящих для прохождения курса летной подготовки. Перед войной обучение летного состава морской авиации проводилось на базе Пенаскола, штат Флорида, исключительно в хорошую погоду. Для того чтобы удовлетворять возросшим требованиям военного времени, были открыты новые летные школы в Джексонвилле, штат Флорида, и Корпус Кристи, штат Техас, но программа обучения не претерпела сколько-нибудь существенных изменений.
За тремя месяцами «основ полета» следовали три месяца теоретических занятий, затем «начальная летная подготовка» и курсы усовершенствования. На этом этапе отбирались летчики для истребительной авиации и те, кому предстояло поднимать в воздух многомоторные машины. Отобранные для морской авиации отправлялись в Гленвью, штат Иллинойс, отрабатывать посадку на «учебных столах», переоборудованных из старых пароходов, курсировавших по Великим озерам. Поступавший в эскадрилью пилот должен был налетать не меньше четырехсот часов, а иногда и больше. До выхода в море ему, как правило, предстояло провести полгода в эскадрилье, базирующейся на суше. Америка никогда не испытывала трудностей с обученными летчиками.
Начальные летные школы
В сентябре 1938 года генерал-майор Генри X. Арнольд был назначен командующим ВВС, являвшимися с 1926 года частью американской армии. К этому времени другие страны уже осознали, что подготовка летчиков является самым длительным процессом в строительстве современных вооруженных сил. В Германии подготовка авиационных экипажей началась задолго до официального создания «Люфтваффе». Когда генерал Арнольд вступил в новую должность, в Соединенных Штатах было всего 700 кандидатов на то, чтобы стать военными летчиками, и лишь два места — базы Рэндольф и Келли, обе в штате Техас, — где их можно было подготовить.
Арнольд был человек выдающийся. Возможно, не будет преувеличением сказать, что любой другой на его месте не разрешил бы проблему подготовки военных летчиков с тем безрассудным изяществом, с каким это сделал он. Арнольд был лично знаком со многими из тех, кто был пионером гражданской и военной авиации в двадцатых-тридцатых годах. Он предложил своим знакомым, владевшим летными школами, принять участие в его программе. Эти школы должны были дать кандидатам «начальные» (элементарные) навыки управления самолетом, первый шаг курсанта к самостоятельным полетам. Курс обучения продолжался три месяца и включал в себя 65 часов полетов и 225 часов теории. В мае 1939 года Арнольд объявил на собрании восьми владельцев частных летных школ, что собирается начать готовить летчиков за сорок дней!
Многие военные приходили в ужас от мысли, что подготовка летчиков для военной авиации будет происходить в частных школах. Однако первой проблемой, с которой столкнулись те восемь человек, единодушно ответивших «да», было то, что у Арнольда не было денег и его программа не получила одобрения политиков. Несмотря на риск, директора летных школ заняли деньги и приступили к работе. Были построены казармы, наняты инструкторы и наземный обслуживающий персонал. В июне 1939 года конгресс утвердил программу Арнольда с перевесом всего в два голоса! Уже в июле Арнольд получил первые учебные самолеты — в основном бипланы ПТ-13 — и в школы пришли первые инструкторы. Начался процесс обучения летчиков. 31 июля 1939 года курсант Расселл М. Черч установил печальный рекорд, став первым, кто разбил учебный самолет, занимаясь в гражданской летной школе. Его ПТ-13 при заходе на посадку на аэродром в Воздушном колледже Парка, город Ист-Сент-Луис, штат Иллинойс, задел за дерево. Черчу было разрешено продолжить обучение.
Авиабазы Рэндольф и Келли были расширены как раз вовремя, чтобы успеть принять первых курсантов для продолжения обучения («основное» образование на базе Рэндольф, затем «курсы усовершенствования» на базе Келли). Первоначально Арнольд собирался готовить 2400 военных летчиков в год, но со временем система подготовки летных кадров американских вооруженных сил стала выпускать по 100 000 летчиков в год. (Эти цифры становятся еще более впечатляющими, если вспомнить, что 30-процентный отсев во время обучения не был редкостью.)
О тех днях один из офицеров сказал так:
«Летная школа была похожа на обычное военное училище, но труднее всего было заставить инструкторов осознать, что некоторых курсантов надо будет исключить. Из первого набора инструкторы не исключили ни одного курсанта. Пришлось вмешаться армии».
То, что план Арнольда подоспел как раз вовремя, было хорошо продемонстрировано всего через несколько дней после Перл-Харбора. 16 декабря 1941 года вышеупомянутый лейтенант Черч, летевший в сопровождении другого выпускника одной из гражданских школ, был сбит во время атаки японского аэродрома Виган на Филиппинах. Посмертно он был награжден «Орденом за военные заслуги», а его храбрость произвела такое большое впечатление на японцев, что они устроили ему похороны с военными почестями.