Болгарские проблемы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Болгарские проблемы

За неимением источников исследователь, изучающий историю протоболгар до их обращения в христианство, по большей части сталкивается с неразрешимыми проблемами, что не позволяет ему делать уверенные выводы. То же относится и к славянизации этого тюркского народа. Имело ли место у болгар после их переправы через Дунай долгое соперничество между воинственным тюркским кланом, оплотом язычества и антигреческих настроений, и славянизированной частью, восприимчивой к влиянию Константинополя и христианства? Так обычно считается; тогда языческую реакцию 889 г. следует связывать с непродолжительным возвращением к власти тюркского элемента. Однако, судя по ономастике, со времен Крума славяне проникали в правящие слои. Удержимся на некоторой дистанции от этих слишком упрощающих этнических гипотез. Во всяком случае дух первой Болгарской империи не имел в себе ничего славянского. В этом убеждаешься, читая надписи Омуртага в Преславе (821 г.) или Персиана в Филиппах: для них характерны имперские замашки и вызывающее высокомерие по отношению к христианам, что полностью расходится с тем безмолвием и незаметностью, которые во всех остальных случаях были характерны для продвижения славян. Это состояние духа, которым объясняется принятие в 913 г. Симеоном титула василевса, по-видимому, было личным вкладом протоболгарского элемента. Оно послужило цементом и закваской этому удивительно сложному человеческому материалу, им же, в значительной мере, объясняется успех и устойчивость болгар, несмотря даже на то, что они забыли свой национальный язык и культуру. Как представляется, подлинная проблема состояла не в соперничестве тюрок и славян, тем менее заметной, что вплоть до конца IX в. единственным языком культуры, как для язычников, так и для христиан, был греческий. Вопрос состоит, скорее, в том, чтобы узнать, каким образом эта доминирующая идеология могла бы найти наилучшее выражение. В рамках ли архаичного и языческого, чисто болгарского государства, как, по-видимому, полагали первые ханы от Крума до Персиана, или же в форме политического и религиозного универсализма, перенятого у официальной византийской идеологии, как того желали Борис и Симеон? Как хорошо показали Йорга и Долгер, эти цари сделали выбор в пользу последнего решения, желая осуществить своего рода translatio imperii («переход империи») от греков к болгарам, и в конце концов претерпели неудачу. Разумеется, невольно, но болгарский эпизод сыграл определяющую роль в славянизации Балкан. Славяне переправились через Дунай, заселили Мезию, Фракию и Македонию еще до вторжения болгар. Однако тогда они еще были всего-навсего элементом, надстроенным поверх невероятно разношерстного населения. Именно Болгарская империя благодаря своей прочной военной, а затем церковной структуре добилась объединения этого месива. И поскольку в 893 г. болгарская Церковь решительно восприняла славянский в качестве литургического языка (вместо греческого), это объединение обернулось в пользу славян. Его избегли лишь скотоводы-валахи с высоких гор и греки из прибрежных городов.

Болгаро-славянская цивилизация имела значение, которое заметно выходило за достаточно зыбкие рамки первой Болгарской империи. В X в. русские, еще язычники, несколько раз пересекали Болгарию в ходе своих походов против Константинополя. Там они усвоили уроки, которые принесли свои плоды в Киеве после крещения Руси в 989 году. Одно из недавних исследований снова и снова настаивает на глубине этих контактов, которые оказались решающими не только в интеллектуальном и религиозном плане, но и в искусстве, технике и экономической жизни. Политический опыт болгарских царей, приобретенный под сенью Византии, не был упущен великими русскими князьями.