Зарождение скандинавских государств

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Зарождение скандинавских государств

Одновременно с экспансией за моря, скандинавский мир пережил глубокие политические перемены, сначала Норвегия и Дания, и, заметно позже, Швеция. Аристократическая анархия раннего средневековья постепенно уступала место монархии европейского типа, опиравшейся на Церковь. Вдохновение для этого приходило, по большей части, извне. Его источником, безусловно, была не Каролингская империя, как это долгое время считалось, так как у викингов почти не было времени с ней познакомиться, но прежде всего королевство Уэссекс, с которым они поддерживали углубленные отношения, и, в меньшей степени, Германия Оттонов и византийский мир. Однако непосредственных и целостных заимствований было немного. Скандинавские институты просто подправлялись в чуть более западном ключе всякий раз, когда на троне появлялся правитель, предыдущий опыт которого обеспечивал ему большее или меньшее понимание того, как устроены христианские государства. Развитие ускорилось, когда контакты с внешним миром стали более насыщенными, то есть в ходе второго этапа движения викингов; оно, напротив, оказывалось почти парализованным, когда эти страны замыкались в себе самих, как это сделала Швеция приблизительно после 1040 года.

В Норвегии объединительная деятельность, начатая в конце IX в. Харальдом Прекрасноволосым, была на длительное время заброшена. Его сыновья долго боролись друг с другом, а наиболее замечательному из них, Эйрику Кровавой секире, было суждено окончить свой жизненный путь в качестве короля-викинга Йорка. При жизни следующего поколения наметились даже начала распада, при этом Север под властью ярлов Хладира стал почти независимым, а Юг подпал под датский протекторат. В череде стремительно сменяющих друг друга правителей, следует отметить восшествие на трон викинга-христианина Хакона Доброго (ум. ок. 960), крестника английского короля Ательстана, который привез в Норвегию собственного англо-скандинавского капеллана, епископа Сигурда. Более определенного успеха достиг правнук Харальда, король Олаф Трюггвасон (995-1000), бывалый варяг и викинг, также крестившийся в Англии. Благодаря своим морским победам он на короткий срок восстановил единство страны и начал укреплять его, благоприятствуя проповеди христианства, доверенной, преимущественно, духовенству из Области датского права, но принял внезапную смерть в битве при Свёльде.

Его дальний родственник Олаф Харальдссон (Олаф Святой, 1016–1030), также знаменитый викинг, который, несомненно, крестился в Руане на обратном пути из своего последнего крупного похода, взялся за это незавершенное дело сразу с двух сторон, стремясь к монархическому объединению и христианизации. Его планам воспротивилась коалиция вождей Севера с Кнутом Великим. Олаф погиб в сражении при Стикласта-дире смертью, которая вскоре была сочтена мученической и значила для духовного единства Норвегии больше, чем его собственная деятельность.

Его наследники, и прежде всего его сын Магнус Добрый (имя Магнус — производное от имени Карла Великого, говорит о наличии у Олафа Святого определенного знакомства с первообразом и примерами западных князей), воспользовались в своих интересах гибелью Олафа, не выказывая особого рвения к консолидации государства. Привлекательность далеких странствий оставалась очень сильной, а причины, связанные с наследованием, влекли за собой продолжительные периоды раздробленности, как, например, в течение первой половины XII века. Но короли, безусловно, из фискальных соображений, горячо поддерживали появление городов, ставших мощным фактором трансформации общества; к концу XI в. их насчитывалось уже шесть, три из которых являлись главными королевскими резиденциями: Нидарос, Берген и Осло. Изучая растущее распространение денег в Норвегии, мы можем проследить и процесс сближения представлений о государстве с западным. Первые робкие признаки хождения денег появились при Олафе Трюггвасоне, чеканившем монеты по английскому образцу, но оставалось редкостью при Олафе Святом, затем, при Харальде Суровом (1047–1066), вошло в силу, оставаясь достаточно хаотическим. В этот период хорошо видно разнообразие источников вдохновения: его деньги столько же имитируют английские монеты, сколько и датские образцы, которые сами были копиями византийских. Наконец, около 1090 г. норвежские деньги начали равняться на продукцию монетных дворов северной Германии, но под гораздо более тщательным контролем короля. Административное употребление письменности, почти отсутствовавшее в XI в., если не считать нескольких записей местных законов, становится повсеместным только с середины XII века.

В Дании, после смутного периода неустойчивой и раздробленной королевской власти в IX в., явился, около 935 г., основатель династии, которой суждено было пережить все Средневековье, Горм Старый. Он сделал своей резиденцией Йеллинг, самое сердце Ютландии, где он завещал похоронить себя в обширном языческом святилище под открытым небом. Его жена, возможно, уже была христианкой. Его сын Харальд Синезубый (ок. 940 — ок. 985) стал истинным родоначальником датской Церкви и государства. Около 960 г. в Йеллинге он принял крещение от странствующего немецкого миссионера Поппо, естественно, не без задней мысли лишить Оттона I слишком удобного предлога для вмешательства в датские дела; еще до этого эпизода, в 948 г., в Ютландии существовало три епархии, управляемых немецким духовенством. Вскоре Харальд повелел установить в память о своем отце огромный камень с руническими надписями, украшенный с одной стороны изображением распятия, а с другой — следующим текстом: «Харальд воздвиг этот памятник в честь Горма, своего отца, и Тиры, своей матери, Харальд, который покорил всю Данию и всю Норвегию и сделал датчан христианами». Об окончательном объединении Дании нам доподлинно ничего не известно; протекторат, установленный около 970 г. над южной Норвегией, просуществовал недолго, что же касается церковной деятельности Харальда, то она имела большое значение. Однако обращение в христианство населения было небыстрым делом, завершившимся только к первой трети XI века.

Мы не слишком много знаем о том, каким образом Харальд сохранял датское единство. Его сын Свен Вилобородый (ок. 985-1014 гг.) в течение всего своего правления был викингом, занятым прежде всего балтийскими делами, а уж затем английскими. Это не помешало ему успешно провести замечательную работу по военной организации; именно к его правлению относится организация больших круглых лагерей для обучения воинов, наподобие Треллеборга, которые обеспечили Дании продолжительное ратное превосходство. Именно так стало возможно полное торжество Кнута Великого над англами. Когда центр империи сместился от Балтики к Ирландскому морю, Дания меньше, чем Англия, выиграла от организаторского гения Кнута, всецело занятого упрочением своего престижа в завоеванной стране. Тем не менее Кнут выбрал себе нечто вроде столицы, насколько это было возможно при его почти постоянном отсутствии в Дании: это был Лунд на п-ове Сконе, где имелся монетный двор с английскими работниками и епископ. Урбанистическое развитие было ощутимым в Роскилле, Оденсе и Аросе. Но главное, в течение полувека, с 985 по 1035 гг., страна наслаждалась почти полным внутренним миром. За смертью Кнута последовали тридцать смутных лет; затем возникла могучая фигура Свена Эстридсена, сына сестры Кнута, которому через двадцать лет борьбы удалось завоевать абсолютное признание. Он оказал на формирование новой датской монархии еще большее влияние, чем его дядя, старания которого были распылены по его слишком обширной империи. У Дании «появилась постоянная столица в Роскилле, где активно шла чеканка монеты (чаще всего, на основе византийских образцов), около 1060 г. Свен переустроил епископат таким образом, что все королевство оказалось разделенным на 9 епархий; он принял у себя немецкого священника Адама Бременского и через его посредничество предоставил Западу первые серьезные документальные сведения о Северной Европе» 59. Успех Вильгельма Завоевателя в Англии отвратил Свена от внешних авантюр, что позволило ему проявить талант организатора. Переписываясь с папой Григорием VII, он обеспечил себе ощутимый престиж. Когда Свен умер, датское государство было достаточно прочным, чтобы благополучно выдержать посредственность его пяти сыновей, сменявших друг друга с 1074 по 1134 год. Один из них, Кнут Святой (1080–1086 гг.) мог даже позволить себе, первым из скандинавских правителей, издавать и скреплять печатью грамоты, полностью соответствующие западным образцам (его хартия Лундскому собору от 21 мая 1085 г. положила начало скандинавской дипломатике, очень близкой к своим западным истокам). Примерно в ту же самую эпоху латинская культура проложила себе дорогу в Данию, отчасти благодаря английским монахам, которые прибыли в Оденсе около 1095 г., чтобы охранять гробницу Кнута Святого. Венцом всей этой эволюции стало основание Пасхалием II в 1103 г. архиепископства Лундского, возглавившего всех скандинавских христиан. Политическая эволюция Швеции, даже если проследить ее до конца XII в., еще не приводит нас к упорядоченной монархии. Вопреки блестящим результатам, достигнутым варягами, Швеция сохраняла свое значительное социальное отставание от остальной Скандинавии. Старания первого короля XI в., Олафа Эрикссона Шетконунга60 вывести королевство Упсальское на уровень его соседей увенчались лишь минимальными результатами. Король принял крещение (около 1008 г.?) (возможно, обращение Олафа обусловлено с его связями с Киевскими князьями; сам будучи сыном славянки, он был женат на ободритской княжне. Такова по крайней мере гипотеза, высказываемая в самой свежей работе по этому вопросу: Sven Ulric Palme, Kristendomens genombroit i Sverige (372)), заложил в Скараре, в Вестерготланде, первый собор, начал чеканку монеты и учредил основы государственной налоговой системы. Эти робкие начинания, несколько преждевременные, не получили продолжения; с 1060 по 1250 г. все старания королей срывались в результате непрекращающегося соперничества двух династий, Стенкилей и Сверкеров, главы которых поочередно сменяли друг друга на троне.

Единственным существенным успехом, которого добилась Швеция к XI в., было распространение христианства, заслуга в большей степени единичных английских, немецких и византийских миссионеров, чем рвения королей, которые отважились уничтожить святилище в Упсале только очень поздно, после 1090, может быть, даже 1100 года. Кроме того, в 1060-х гг. имела место жестокая языческая реакция, и структура епархий приняла окончательные очертания только около 1120 года. Сельское язычество полностью исчезло только к середине XII века. Для того же чтобы обрести настоящую столицу и централизованную администрацию, Швеции пришлось ждать основания Стокгольма в середине XIII века.

В XI–XII вв. в трех странах Скандинавии государственный строй представлял собой любопытную переходную форму, очень отличавшуюся как от древнего общества, в котором король был лишь «первым среди равных» (primus inter pares), так и от феодальной монархии, которая восторжествует в XIII в. с появлением рыцарства. Своей силой она была обязана двум институтам, морскому ополчению (ледунг) и вооруженной княжеской свите (хирд). Вот уже полвека считается, что и та и другая возникли в период очень раннего средневековья и играли определяющую роль уже в военных походах викингов. Сегодня мы склонны полагать, что их повсеместное распространение имело место позднее, уже после решающих контактов с Англией на последнем этапе движения викингов (по поводу истоков хирда, см. ниже, норвежское морское ополчение насчитывало в принципе 318 кораблей и 36910 человек, шведское — 280 кораблей).

Главным средством, использовавшимся для того, чтобы связать аристократию монархической дисциплиной, было морское ополчение. Каждый кантон должен был поставить определенное количество кораблей, согласно норме, определяемой местным законом; эта область, поставляющая корабль (skipreidh в Норвегии, skipaen в Дании, skipslag в Швеции), стала самым существенным территориальным подразделением; в Швеции прослеживалось и дальнейшее членение вплоть до округа, обязанного обеспечить гребца. Наиболее видный местный род имел наследственное право командования этим кораблем, но созывать ледунг мог только король. Эту систему, одинаково хорошо приспособленную как для обороны, так и для нападения, впоследствии можно было с легкостью применить для достижения фискальных целей. В скандинавских монархиях она заняла место «рыцарских ленов»61, на которых зиждилось англо-норманнское государство, и которые нельзя было механически перенести в страну, еще не знакомую с конными битвами. Некоторые корни ледунга, определенно, упираются чуть ли не в доисторическое прошлое (особенно в Родене, прибрежном районе Упланда), но вот своим точным математическим подсчетом поставляемых в ополчение кораблей и воинов он был обязан исключительно знакомству со сходными предписаниями, введенными в Англии накануне датского завоевания. Эта система, безусловно, лучше всего иллюстрирует ту атмосферу самобытности, в которой развивались скандинавские монархические институты во времена, когда память об эре викингов еще была совсем свежа.

Что оставила по себе эта долгая эпоха похождений викингов? Скандинавский мир окончательно взял в свои руки Фарерские острова и Исландию. С точки зрения культуры, Исландия стала бесценной сокровищницей. На более короткий срок он приобщил к своей цивилизации Мэн (до XIII в.), Гренландию (до XV в.), Шетландские и Оркнейские о-ва (до XVIII в.). Но, главное, на Севере остались грандиозные воспоминания, вдохновившие значительную часть его средневековой и современной литературы, возросшее благосостояние, новые экономические структуры, наконец, более эффективная политическая система, во многом навеянная образцами, которые викинги обнаружили на Западе.

К тому же викинги стали «крестными отцами» наследников своего дела, которые утратили свой язык и изрядную часть культуры, но бережно сохранили неукротимый дух авантюры и разумной организации. На Востоке это были великие князья Киевские, вдохновители России, а на Западе в основном норманны Франции. Необычайный успех этих последних в течение всего XI в. в Италии, Испании, в византийском мире, Англии, и, наконец, в Антиохии62, почти невозможно объяснить, не обращаясь к наследству, которое передал своим подданным Роллон.