1

В приёмной маркиза де Траверсе не заставили томиться. Его сразу же провели в кабинет. Иван Иванович выпорхнул из-за стола — этакий красавчик с быстрыми, живыми глазами, бровями вразлёт, узким носом, женственными, бантиком, губками, волнистыми кудряшками, зачёсанными вперёд, — по-русски трижды облобызал моряка. Но говорить он начал по-французски, поскольку русский язык ему давался трудно.

   — Как вы провели отпуск, мой друг?

   — В трудах над рукописью.

   — Конечно, конечно. Государь уже справлялся. Поздравляю с капитан-командором и Святым Георгием.

   — Благодарю, ваше сиятельство.

   — Нет, я вас благодарю! — протестующе замахал белыми ручками барон. — Вы назвали моим именем один из островов в Тихом океане. Спасибо, капитан-командор.

Морской министр извлёк из стопки бумаг заранее приготовленный приказ Адмиралтейства.

   — Я долго думал, куда вас направить, и советую, не приказываю, а лишь советую, принять командование пятнадцатым флотским экипажем. Он расквартирован в тех же Екатерининских казармах, где и Гвардейский экипаж. Согласны?

   — Следовательно, мне нужно из Кронштадта перебираться в Петербург? — Фаддей с сожалением подумал об Аннушке и её милых родителях, но отказываться не стал, не в его привычках было перечить начальству.

Он снял квартиру из двух небольших комнат у Ново-Никольского моста через Екатерининский канал. Одна из них тут же превратилась в книжный склад, а не кабинет. Полутысячная команда экипажа хлопот не доставляла. Офицеры здесь служили давно, обучением молодых матросов занимались старательно (кому же охота уезжать из столицы?), да и сами нижние чины со рвением постигали морскую науку, надеясь потом попасть в более хлебный Гвардейский экипаж. Так что Фаддей мог спокойно писать книгу, поминая добрым словом министра.

Кроме того, в Петербурге он мог общаться с учёными мореплавателями, пользоваться библиотекой. Здесь близко сошёлся с Василием Михайловичем Головниным, ротным командиром Морского корпуса, а потом главным интендантом флота, начавшим беспощадную войну с казнокрадством и взяточничеством. Чаще встречался и с Иваном Фёдоровичем Крузенштерном, который ввёл Беллинсгаузена в учёный совет адмиралтейского департамента. Сюда стекались все сообщения о плавателях мира, о них едва ли не первым узнавал Фаддей.

Одновременно он исполнял должность дежурного генерала при Морском министерстве и генерал-цейхмейстера. Последняя должность была связана с артиллерией, не менее любимой, чем мореплавание и картография. Она позволила скорей продвинуть в строевые части превосходную новинку: замки к пушкам. Раньше канонир приставлял зажжённый фитиль к затравке и производил выстрел. Теперь он только дёргал за шнур — курок на стволе, отжатый пружиной, как в ружьях, спускался и высекал искру. Особенно годилось такое приспособление молодым артиллеристам. Для новичков, не бывших в сражениях, трудно бывало попасть фитилём в гнездо с порохом, да ещё при страхе и качке, а тут мог выстрелить и далеко не храбрый человек, даже юнга.

Несмотря на множество обязанностей, Фаддей всё же довёл книгу до конца. Рукопись в девяти тетрадях с приложением карт, таблиц астронома Симонова, зарисовок Михайлова он отдал Голенищеву-Кутузову на редактирование.

К этому времени Симонов уже издал брошюру в пятьдесят девять страниц с кратким очерком о походе к Южному полюсу. Вернее, он напечатал свою речь «Слово об успехах плавания шлюпов «Восток» и «Мирный» в 1819,1820 и 1821 годах», произнесённую в Казанском университете при возвращении. Иван Михайлович рассудил, что книгу Беллинсгаузен издаст не скоро, а более прыткие западные путешественники быстро пробегут по уже изведанным местам и присвоят обретённые россиянами пространства, поэтому он торопился.

«Мы обогатили круг человеческих сведений открытием тридцати островов, сделали множество полезных наблюдений, умножили музеумы наши новыми и любопытными произведениями природы по ископаемому, прозябаемому и животному царству, — утверждал он, приписывая успех экспедиции «неимоверной неустрашимости и благоразумию обоих вождей» и, конечно, счастью. — Сколько опасностей угрожало нам в местах сих, сколько раз смерть мы видели перед глазами своими и могли б навсегда скрыться в пучине вод...»

Брошюра печаталась в университетской типографии и вышла очень малым тиражом. Тем не менее её заметили за границей и «приняли к сведению», как и другую работу астронома: «Астрономические и физические наблюдения профессора Симонова, сделанные во время путешествия его на шлюпе «Восток».