РЕШЕНИЯ В МАЕ 1939 г.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Большое значение для дальнейшего планирования военных действий имело штабное учение Верховного командования сухопутных войск, которое Франц Гальдер провел в начале мая 1939 г. Эта специфическая форма военной игры упоминается только в записях одного офицера связи люфтваффе, служившего в отдаленном гарнизоне, и пока не нашла своей оценки в историографии{298}. Гальдер предложил в качестве вводной для этих учений самый невыгодный вариант: вмешательство западных держав, Литвы и СССР на стороне Польши{299}.

Как и в случае оперативного плана операции против Чехословакии, основная задача состояла в том, чтобы нанести неожиданный удар по польской армии, взять ее в клещи и уничтожить в районе западнее Вислы. Примечательна постановка цели этого решающего сражения в приграничье: захват «выгодных исходных позиций» (!) для проведения операций восточнее Вислы. Предполагалось, что сосредоточение Красной армии завершится через двенадцать дней после начала операции. Однако в расчет брался и тот факт, что советские моторизованные части к этому времени окажутся под Лембергом и Седльце.

Поэтому выдвигавшаяся из Восточной Пруссии армейская группа должна была вести наступление восточней Варшавы и занять район Брест — Белосток, а южная группа наносила удар на Лемберг. В задачу люфтваффе, кроме всего прочего, входило нарушение работы железнодорожного транспорта и мобилизационных центров на востоке Польши. Решающее значение для исхода всей кампании имела борьба с польской или с советской авиацией и с моторизованными частями Красной армии на их подходе, по крайней мере — в ходе сражения с польской армией западнее Вислы. В случае войны на два фронта с участием западных держав поляки могли рассчитывать только на советскую помощь. Оказывая упорное сопротивление, они могли использовать обширную территорию страны для того, чтобы выиграть время, пока западные державы не отвлекут на себя германские силы. Поэтому важно было втянуть в сражение подавляющую массу войск противника и вывести его из игры одним сокрушительным ударом.

Это соответствовало классическому образцу оперативного мышления и оставляло открытым вопрос продолжения войны на Восточном фронте, т. е. — против СССР. Идеи по этому поводу существовали уже давно, оставалось только оживить их и привести в действие, правда, уже без помощи Польши. Выведение из игры поляков не казалось тогда большой проблемой, и вытекающее отсюда столкновение с Красной армией также не вызывало особых опасений. Как уже говорилось, в головах военных прочно закрепилась модель решающего сражения на территории Восточной Польши и Белоруссии. Людвиг Бек прокомментировал военную игру своего преемника в мае 1939 г., к сожалению, крайне лаконично и сказал, что «если немецкий солдат перешагнет Нарев, Вислу и Сан, то жди наступления русских»{300}. Именно на такое развитие событий и настраивал себя Гальдер. Он считал, что конфликт с западными державами несет в себе куда большую опасность. Однако фюрер был уверен, что ему удастся побудить Англию «развязать ему руки» на Востоке.

В основных вопросах планирования ОКБ еще прослеживалось уважение к армии, которая не так давно рассматривалась как вероятный союзник. В 350 экземплярах была подготовлена и отправлена в главные штабы совершенно секретная так называемая «Большая сводка разведданных по Польше» по состоянию на 1 мая 1939 г. (Gro?es Orientierungsheft Polen){301}. В ней содержалось подробное описание вооруженных сил Польши. Их оценка была объективной, не содержала никаких политико-идеологических характеристик, если даже и указывала на отсутствие единства в офицерском корпусе. Делались общие выводы об «отсутствии уверенности на оперативном и тактическом уровнях, о том, что молодые офицеры происходят, как правило, из верхушки общества и представляют собой по сравнению со старшим поколением более сплоченную целостную группу. Они отличаются свежими взглядами, ревностным несением службы, спортивны и дисциплинированны, но их образовательный уровень отстает от уровня молодых германских офицеров».

Большая секретная сводка по Польше:

«Особо следует подчеркнуть исключительное положение армии в народе, которая представляет собой основную опору государства. Армия не только для руководства страны, но и в большей степени для всего народа стала школой жизни, в которой крестьянам и рабочим крайне низкого, по западным меркам, уровня жизни прививаются понятия порядка и чистоплотности и убеждения, отвечающие интересам государства. Возвращаясь домой, они гордятся своим оружием и проявляют готовность применить его для защиты их отечества.

Оснащение и экипировка польской армии еще не соответствуют современным требованиям. Выводы:

Польская армия воспитана в духе наступления. Тем не менее вследствие недостатков в вооружении она не способна проводить крупномасштабные операции в современных условиях и едва ли справится с большим моральным напряжением в борьбе с противником»{302}.

Военная игра Гальдера, проводившаяся 17 мая 1939 г., не дала желанных результатов: сокрушительный разгром польской армии западнее Вислы не удался. Штабные офицеры еще не в полной мере справлялись со своими задачами. Говоря другими словами, сковывающие бои польской армии удавались немецким участникам игры лучше, чем их коллегам, которые моделировали наступление вермахта. Замечаний в списке Гальдера было много:

— отсутствие доверия к оперативным возможностям подвижных соединений;

— задержки наступления на обороняющегося противника, излишняя забота о флангах и боязнь ударов с тыла;

— определение направления атаки в неэффективном с оперативной точки зрения направлении;

— выбор невыгодной для танков местности;

— изменение заданного направления наступления с целью частичного уничтожения сил противника;

— уход от основной цели и большой износ техники в результате незапланированных перегруппировок.

Нам неизвестно, проинформировал ли начальник Генерального штаба об этом верховного главнокомандующего. В то время как Гальдер в последовавшие недели занимался вопросами улучшения подготовки своих офицеров, мысли Гитлера были заняты тем, чтобы создать наилучшие политические предпосылки для развязывания войны. Ему требовалось такое решение, которое не позволило бы ни западным державам, ни России, а еще лучше — никому из них выступить с предложением изоляции или устранения Польши по чешской модели. Париж, Лондон и Рим пытались представить себе новый «Мюнхен», который смог бы сделать Польшу более податливой в вопросах Данцига при условии, что Гитлер откажется от применения силы. Однако тому нужна была именно военная победа вермахта, а сам он хотел доказать всем, что он — полководец.

22 мая Гитлер заключил «Стальной пакт» с Италией, благодаря чему рассчитывал использовать ее в качестве союзника и противовеса западным державам. В середине мая Япония захватывает инициативу в Центральной Азии и втягивает Красную армию в бои за Монголию. Не мог ли этот пожар пойти дальше? Но снова сказалось отсутствие стратегической согласованности и договоренностей между Генеральными штабами Германии и Японии, что было не в первый и не в последний раз. Токио расстроил планы принятия «большого решения», т. е. превращения Антикоминтерновского пакта в военный союз, поскольку Япония не хотела предоставлять Гитлеру никаких гарантий того, что она вступит в конфронтацию с Великобританией. Когда же Риббентроп стал позднее угрожать, что Германии придется договариваться с СССР, то японцы дали понять, что они этим крайне обижены.

Однако Гитлер продолжал верить в успех глобального треугольника. Спустя всего день после подписания договора с Италией он собрал верховное командование вермахта в своем рабочем кабинете в здании новой Рейхсканцелярии. Этот факт отмечен в записках дежурного адъютанта подполковника Рудольфа Шмундта, которые позднее были использованы на Нюрнбергском процессе в качестве одного из ключевых документов, так как доказывали наличие непреклонной воли Гитлера начать захватническую войну{303}. Естественно, не следует забывать, что записи Шмундта — это не стенографический протокол заседания, а всего лишь достаточно связная передача аргументов Гитлера. Кроме того, его высказывания следует понимать, исходя из обстановки тех дней, т. е. по состоянию на 23 мая 1939 г. Многие его прогнозы и заявления не оправдались, поскольку события развивались иными путями. О провозглашении какой-то твердой, бесспорной программы можно говорить лишь условно, так как фюрер в ходе совещания хотя и продемонстрировал перед военной верхушкой свою абсолютную решимость, но, тем не менее, позже постоянно убеждался в необходимости вносить необходимые коррективы.

Выступление Гитлера 23 мая 1939 г. следует рассматривать как своего рода инсценировку, в ходе которой он переосмысливал свой неудачный опыт совещания, состоявшегося 5 ноября 1937 г., на котором он впервые высказался о намерении начать войну. Его теперешние высказывания не допускали никаких возражений и никаких сомнений. В конце совещания он даже заявил, что намерен создать при ОКВ свой собственный «малый штаб», который бы информировал его лично. Это подразделение должно было стать «в высшей степени интеллектуальным центром подготовки военных операций» и решать возникающие в ходе планирования технические и организационные задачи. «Смысл и цель определенных распоряжений не должны касаться никого за пределами данного штаба». Время от времени к его работе предусматривалось подключать командующих родами войск или соответствующих начальников штабов. Этот личный штаб должен был заниматься изучением «общих проблем», вопросов ведения наступления, необходимых для этого средств и обучения личного состава. «К работе следует привлечь офицеров, обладавших отменной фантазией и специальными знаниями, а также — с трезвым и скептическим складом ума».

«Основные принципы организации работы:

1. Не привлекать никого, кто не должен быть информирован.

2. Никто не должен получать больше информации, чем это ему необходимо.

3. Что конкретно должен знать тот или иной сотрудник в нужный момент? Никто не должен получать информацию раньше, чем это ему необходимо».

То, что бывший начальник Генерального штаба Людвиг Бек тщетно требовал еще год тому назад и на что претендовала ОКВ, т. е. разработку стратегического общего плана, Гитлер, как верховный главнокомандующий, хотел взять, таким образом, исключительно на себя. Его заявление было настоящим афронтом в первую очередь против командования сухопутных сил, которое в таких условиях не могло позволить себе обременять фюрера какими бы то ни было возражениями и ставить под сомнение его авторитет полководца. Дальше все пошло не так уж и плохо, как этого особенно опасался Гальдер, поскольку в феврале 1940 г. хотя и произошло переименование прежнего Верховного главнокомандования вермахта в Штаб оперативного руководства, но круг его задач оставался крайне ограниченным. Ведомственная инерция в среде командной военной верхушки была в вермахте настолько сильной, что до 1945 г. не удалось добиться взаимосвязанной организации высшего военного управления.

Выступление Гитлера 23 мая 1939 г. наряду с укреплением его авторитета послужило и представлению его намерений и было направлено на то, чтобы предупредить любые сомнения, о которых он конечно же был осведомлен. Поэтому он построил свою аргументацию следующим образом:

1. Война неизбежна.

2. Германия подготовлена хорошо.

3. Польша не представляет больше серьезного препятствия на пути к России. Внутриполитически она разорвана изнутри, ненадежна и, вопреки договору о дружбе, была всегда настроена против рейха. Поэтому предполагается сохранить Польшу.

4. При первой же возможности Польшу необходимо подавить. В отличие от Чехословакии, сделать это будет возможно только с применением силы. Однако достичь успеха мы сможем лишь в том случае, «если Запад не вступит в игру».

5. Нельзя допустить одновременного столкновения с Англией и Францией.

6. Если, как это вырисовывается в настоящий момент, дойдет до борьбы между союзами Франция — Англия -Россия и Германия — Италия — Япония, то он «нанесет несколько сокрушительных ударов по Англии и Франции». Этой теме Гитлер уделил особое внимание. Его идея состояла в том, чтобы молниеносным ударом занять Голландию и Бельгию, разбить французов на севере их страны и после этого создать новый фронт против Англии. По его представлениям, следовало рассчитывать на то, что война продлится 10–15 лет.

7. Лучше всего будет с самого начала нанести тяжелый удар по Англии как главному противнику. Фактор неожиданности сможет сыграть свою роль только в том случае, «если не “вляпаемся” в войну с Англией благодаря Польше». В остальном же кригсмарине и люфтваффе должны отрезать Англию от заграничных поставок, чтобы поставить эту страну на колени. Гитлер не исключал и применения отравляющих газов. Там, где для решающего успеха не потребуется применение современной военной техники, следовало положиться на неожиданность и «гениальность» операции. Если при первой возможность необходимо подавить Польшу, «вляпавшись» при этом в войну с западными державами, то каким был бы первый шаг? Захват Польши вплоть до ее восточной границы мог бы вывести вермахт в центральные районы России, Прибалтики и Украины. Высказывания Гитлера 23 мая 1939 г. часто интерпретируются таким образом, что он стремился изолировать Польшу и напасть на нее, чтобы затем (!) заняться Западом{304}. Такого рода выводы трудно назвать обоснованными.

Обращение Гитлера к западным державам 23 мая 1939 г.:

«Данциг — не тот объект, чтобы о нем стоило говорить. Для нас речь идет о расширении жизненного пространства на Востоке, обеспечении продовольствием и о проблеме Прибалтики. Продовольствие можно получить только из районов с низкой плотностью населения. Наряду с плодородием на мгновенный рост производства продовольствия должен повлиять немецкий, основательный метод хозяйствования. В Европе иных возможностей не наблюдается»{305}.

Этими пустыми фразами «жизненное пространство на Востоке» и «обеспечение продовольствием в период войны» Гитлер вначале метил вовсе не в Польшу{306}. Его первые высказывания относительно экономических условий развязывания войны бесспорно указывают на то, что одной только оккупации Польши — как и в период Первой мировой войны — будет недостаточно для обеспечения Германии продовольствием. Третий рейх, несмотря на все капиталовложения, и в 1939 г. ощущал блокаду далеко не в полной мере и с началом войны нуждался в «житнице Украины», рудных материалах Донецкого бассейна и нефти Кавказа. Штаб оборонной экономики при ОКБ в своем аналитическом исследовании, подготовленном в апреле 1939 г., указывал на то, что Германия в условиях войны на несколько фронтов будет испытывать дефицит нефти, поэтому наряду с захватом румынских нефтепромыслов следует сразу же после начала военных действий также занять южнорусские и кавказские центры нефтедобычи{307}.

Карл Краух, председатель правления могущественного концерна «И. Г. Фарбен» и «генеральный уполномоченный» Геринга по специальным вопросам химического производства и одновременно всей химической промышленности рейха, в середине апреля выдвинул в Генеральном совете по четырехлетнему плану требование «в случае войны использовать Украину в военно-экономических целях»{308}. И другие гражданские представители экономики подтвердили расчетами, что в условиях войны даже при самом лучшем стечении обстоятельств и с учетом готовности Швеции поставлять стратегически важную руду избежать блокады «без экономического аншлюса России» будет крайне сложно{309}. Причем независимо от долгосрочной политической программы Гитлера при такой постанове цели Германия в случае войны неизбежно должна была захватить Прибалтику и СССР, а особенно — Украину и Кавказ. По крайней мере, эксперты в Верховном главнокомандовании вермахта нисколько не сомневались в необходимости этого. В одной из экспертных оценок в мае 1939 г. говорилось о том, что в случае образования неприятельской коалиции с участием СССР необходимо сразу же с началом военных действий захватить Украину, чтобы, с одной стороны, ослабить Советский Союз, а с другой — усилить германскую оборонную промышленность, эксплуатируя оккупированные районы России{310}.

К сожалению, не осталось свидетельств того, что фюрер вообще ознакомился с этим экспертным заключением или, по крайней мере, с выводами Геринга, своего ближайшего доверенного лица. Как рейхсканцлер он уже несколько лет не проводил заседаний кабинета. Время от времени проходили заседания Генерального совета по четырехлетнему плану, которому для получения тех или иных ресурсов требовались определенные согласования. Гитлер прекрасно осознавал и не нуждался ни в каких дополнительных подтверждениях, что в случае войны ему потребуются ресурсы Восточной Европы. Потому, выдвигая 23 мая аргумент, что в Европе не наблюдаются возможности для получения дополнительных объемов продовольствия и земель для расселения немцев, он не ограничивался только Польшей и Прибалтикой. Миф о «житнице Украины» крепко сидел в его голове, а дальше — неизбежная война с Советским Союзом.

Когда Гитлер рассуждал о «проблеме Прибалтики», то для него важным было конечно же не только сельское хозяйство и переселение немцев, но и завоевание господства в восточной части Балтики с целью обеспечения бесперебойных поставок стратегически важной шведской руды, что было головной болью для кригсмарине и экономических кругов{311}. Завоевание Прибалтики одновременно давало возможность использовать с началом войны северное направление для наступления на Советский Союз.

С точки зрения промышленности необходимое экономическое дополнение можно было получить и в результате возрождения торговых отношений с СССР. Некоторые представители Министерства иностранных дел лихорадочно пытались оживить идеи Рапалло, которые могли, вероятно, удержать Сталина от сближения с западными державами. Если польское правительство откровенно рассчитывало на то, что идеологические противоречия исключали германо-российское сближение, то это самое невероятное из всех решений представляло собой для Гитлера, по крайней мере, возможное средство давления. В своей речи 23 мая 1939 г. он остановился на этом пункте и высказал мнение, что экономические отношения с Россией возможны только при условии улучшения политических отношений.

Адъютант Геринга, генерал Карл-Генрих Боденшац, присутствовавший на том выступлении Гитлера, предостерег после его окончания польского военного атташе в Берлине полковника Антония Шиманского, что Гитлер убежден в том, что Польша отклонит предъявляемые требования, и поэтому он готов договориться с кем угодно, «даже с самим чертом», лишь бы уничтожить эту страну{312}. Однако намечавшийся четвертый раздел Польши с участием СССР не давал никаких стратегических преимуществ, если даже его и пытались использовать как угрозу Западу, чтобы тот не ввязывался в войну ради Польши.

Возникает вопрос: почему все-таки в военной игре Гальдера сначала ставилась задача уничтожить Польшу, когда существовала опасность столкновения с СССР, а затем подвергнуть себя риску нападения на западные державы, чтобы поздней повернуть на восток против СССР, главной цели его военного плана? Муссолини, по крайней мере, был не в восторге от идеи вести войну против западных держав.

Еще не высохли чернила на «Стальном пакте», а дуче в памятной записке Гитлеру от 30 мая 1939 г. уже отверг его военные комбинации. По его мнению, армии Запада защищены бетоном своих укреплений и малоуязвимы для наземных войск. Потому следует занять оборону по Рейну. А маневренная война возможна только на Востоке{313}.

Кое-что говорит за то, что военный план Гитлера в мае-июне 1939 г. еще вовсе не был принят окончательно. Нет и точного текста его выступления 23 мая, включая замечание относительно «жизненного пространства на Востоке». Ясно только то, что без определенной необходимости он не хотел развязывать войну против западных держав, а надеялся на их сдержанную позицию либо нейтралитет. Путь войны ни в коем случае не был дорогой с односторонним движением. Поэтому среди стратегических решений Гитлера было и такое, которое позволяло при благоприятных условиях не только убрать с пути мешавшую Польшу, но и сразу же начать самую важную для него войну.