ПЛАН «БАРБАРОССА» ТЕРПИТ КРАХ В АВГУСТЕ 1941 г.
План «Барбаросса» был продуктом, построенным на старых представлениях и идеях о вероятной войне против СССР, которая могла быть реализована еще в 1939 г., и результатом расширения масштабов запланированной войны, толчок к которому дал Гитлер. Приняв наполеоновское решение нанести прямой массированный удар по столице противника, Гальдер начал игру ва-банк, которую едва ли можно назвать удачным ходом германского Генштаба. Для подготовки задуманного был еще целый год, но в оперативной концепции содержалось множество противоречий и сомнительных предположений. Гальдер поставил на карту все, чтобы обеспечить успех.
Внешне он, казалось, был согласен с Гитлером, что нападение на СССР будет сравнимо с «военной игрой на макете местности». Германские танковые корпуса должны были разорвать линию расположенных в приграничных районах соединений Красной армии, окружить основные силы советского Западного округа, уничтожить их и продвигаться на восток настолько быстро, чтобы русские больше не смогли заново создать сплошную линию фронта. Остальные русские войска предполагалось уничтожить в ходе наступления на Кавказ и в направлении на Урал, с тем чтобы установить границу восточнее Москвы, которую можно было удерживать незначительными силами. Основная масса германских войск должна была вернуться на родину, чтобы ковать оружие, с которым можно будет начать наступление на англосаксонские державы в глобальных масштабах.
Этот план был одновременно и смелым, и взвешенным, причем в нем совершенно не предусматривались резервы. Две трети всех войск на Востоке были сконцентрированы в центре. Мощь удара и темпы наступления группы армий «Центр» находились под угрозой не только ввиду наличия естественных преград, но и из-за слабости войсковых соединений на северном и южном флангах. Там на каждом из направлений было всего по одной танковой группе, а в центре кроме группы Гудериана было задействовано еще одно танковое соединение. Все три группы получили приказ и, в соответствии с ним, должны были одновременно начать наступление и вести его, не отставая друг от друга, чтобы предотвратить опасность фланговых ударов противника. Имевшиеся незначительные резервы Гальдер выдвинул вперед, чтобы максимально увеличить силу удара.
Концентрация войск в центре должна была компенсироваться подключением довольно большого числа подразделений союзников, которые наряду с финским фронтом использовались преимущественно в группе армий «Юг». Гитлер был невысокого мнения о венгерских и румынских войсках, но тем не менее они должны были сковать размещенные на Украине подразделения Красной армии и вместе с 6-й армией и первой танковой группой разбить их западнее Днепра, чтобы обеспечить в дальнейшем продвижение вплоть до нефтепромыслов Кавказа. Этот южный фланг германских войск был ослаблен еще до начала наступления, поскольку Гитлер после военного путча в Белграде принял решение покончить с сомнительным югославским нейтралитетом и, напав на Грецию, полностью вытеснить британцев из Юго-Восточной Европы. Для этого пришлось снять с фронта целую армию, которую, кстати сказать, должна была поддерживать румынская группа армий Антонеску{499}. Эти отправленные 6 апреля 1941 г. на Балканы подразделения не вернулись на румынский фронт после такого крюка, а если и вернулись, то с опозданием и в плохом состоянии.
Чтобы не дать ослабнуть шоку, вызванному нападением, и ускорить крах советского режима, предписывалось при помощи самых жестоких мер подавлять любые проявления сопротивления со стороны населения, уничтожать коммунистическую правящую элиту и истреблять еврейскую интеллигенцию. Этот поход должен был стать по воле Гитлера войной, нацеленной на уничтожение и выкачивание ресурсов побежденной страны, что означало усиление и радикализацию существовавшей прежде германской военной стратегии, и это приветствовалось военным командованием, несмотря на некоторые опасения. Военная концепция вообще-то еще не вызрела до конца и была такой же противоречивой, как и сам план операции, задуманный Гальдером. В то время как Розенберг продолжал колдовать над своими старыми планами переделки мира, а Геббельс — болтать об «истинном социализме», которым он хотел осчастливить Россию, Гитлер все больше осознавал риск отказа от старой модели военной интервенции. Приняв решение уничтожить не только Советский Союз и большевистскую систему, но и русскую душу, он спровоцировал начало тотальной войны и поставил на карту все, включая судьбу собственного режима.
Геббельс о беседе с Гитлером 16 июня 1941 г.:
«В России царизм не будет восстановлен, а станет развиваться истинный социализм вопреки еврейскому большевизму. Каждый старый член нашей партии получает огромное моральное удовлетворение от того, что он сможет увидеть это собственными глазами. Сближение с Россией легло пятном на наш рыцарский щит. Сейчас мы смываем его. То, против чего мы сражались всю нашу жизнь, сейчас будет уничтожено. Я говорю это фюреру, и он полностью со мной согласен. […] Фюрер говорит: правы мы или нет, но мы должны победить. Это наш единственный путь. И он — правильный, нравственный и неизбежный. А когда мы победим, некому будет спросить нас о наших методах. На нас и так уже лежит столько вины, что мы просто обязаны победить, иначе весь наш народ и мы, стоящие во главе его, будем стерты с лица земли»{500}.
Армии Гитлера с соблюдением строжайшей секретности начали стратегическое сосредоточение и развертывание на Востоке, а Сталин, несмотря на многочисленные предупреждения своей разведки, разрешал до последней минуты пропускать через германскую границу грузы военного назначения. Еще в мае он проигнорировал предложения Генштаба встретить превентивным ударом становившуюся все явственнее концентрацию германских войск{501}. Это была та «любезная услуга», которой Гитлер только и ждал, потому что вермахт уже был готов отразить такое нападение и разбить противника там, где на Висле и в Мазурских болотах в ходе битв 1914 и 1920 гг. появились братские могилы русских солдат. Даже с политической точки зрения такой самоубийственный удар Красной армии стал бы большим подарком, ведь тогда намного проще было бы преподнести войну против СССР как в самой Германии, так и за рубежом и начать этот поход сразу же с победы в гигантском оборонительном сражении. Но Сталин, в отличие от Гитлера, не был азартным игроком и владел искусством выжидания. Кроме того, он, вероятно, не верил в то, что Гитлер вопреки своим твердым убеждениям сможет начать войну на два фронта. Тем больший шок испытал Сталин, когда ему стало понятно, что предпринятое утром 22 июня 1941 г. наступление германских войск было началом широкомасштабной захватнической войны.
С военной точки зрения начало похода представляло собой полный успех. На Востоке была задействована почти трехмиллионная германская армия, которую поддерживали 690 тысяч солдат союзников. В их распоряжении было 625 тысяч лошадей, 600 тысяч автомашин, 3648 танков и 7146 артиллерийских орудий. С учетом качественных и количественных различий в их оснащении и вооружении, а также боеспособности личного состава все эти войска были разделены на три группы, включавшие десять армий и четыре танковые группы, всего 150 дивизий. Только в западных военных округах Советского Союза им непосредственно противостояли четыре армейские группы, включавшие десять армий, всего 145 дивизий и 40 бригад с личным составом в 2,9 миллиона человек и 10 тысяч танков. О численном превосходстве наступавших германских войск — а это было важное допущение Гальдера — можно было говорить только условно, поскольку в тылу Красной армии располагались значительные резервы и огромные материальные ресурсы, которые Сталин сумел мобилизовать в ходе Великой Отечественной войны, а германские войска на Востоке должны были практически довольствоваться лишь тем, что было накоплено в ходе подготовки к войне.
Страшный шквал огня, обрушившийся в три часа утра на советских пограничников, застал их большей частью спящими. Первый удар нанесла авиация Геринга. В целях завоевания превосходства в воздухе — этой важной предпосылки осуществления стратегии блицкрига — люфтваффе располагало 3904 самолетами, что было в два раза меньше, чем в советских ВВС. Русские самолеты были захвачены врасплох прямо на аэродромах. В первый день войны было уничтожено 1811 советских самолетов, а к концу приграничного сражения 12 июля 1941 г. — 6857. С самого начала «орлы» Геринга овладели небом и расчищали бомбовыми ударами путь наступавшим клиньям вермахта, предотвращали прорывы окруженных соединений Красной армии и их отчаянные контратаки. Выполнение этих задач, при возраставших собственных потерях, связывало все силы германской авиации, в результате чего стратегическую воздушную войну против советского тыла и военно-промышленных центров можно было вести только в ограниченных масштабах.
Самой сильной в наступавших германских войсках была группа армий «Центр», острие которой образовывали две танковые группы и элитные части. В тесном взаимодействии с авиацией и используя неожиданное сосредоточение войск на главных направлениях, они прорывали линию советского фронта и устремлялись в глубокий тыл русских. Очаги сопротивления, например Брестскую крепость, германские войска обходили стороной и оставляли их пехоте. Затем клещи смыкались за спиной основных советских сил, которые уничтожались либо принуждались к сдаче пехотными частями в зачастую трудных и кровопролитных боях, а танковые соединения стремительными бросками пытались тем временем образовать новый котел.
В первые недели войны Красная армия была не в состоянии остановить продвижение германских войск. Обе стороны несли тяжелые потери в котлах. Сталин, которому, вопреки ожиданиям германской стороны, удалось мобилизовать силы его гигантской империи, мог, как по волшебству, создавать новые дивизии, закрывать ими прорехи в линии фронта, самым жестоким образом пресекать распад измотанной в боях Красной армии, организовывать отчаянные контрнаступления и создавать новые узлы ожесточенной обороны. Гитлер же не прибегал к своим резервам и сохранял их для запланированных битв с англо-саксонскими державами, а в июле приказал сократить производство вооружений для сухопутных войск и еще раз увеличить его для флота и люфтваффе, которым и так уже давно отдавалось предпочтение.
Германский Генеральный штаб надеялся на то, что основную массу советских войск удастся разбить на правобережье Днепра, и тогда откроется прямая возможность нанести удар вглубь территории противника. Гальдер вполне мог предполагать, что Красная армия в предстоящей войне будет выдвинута вплотную к границе, поскольку, в соответствии с ее доктриной, установка делалась на то, чтобы в случае возникновения военного конфликта после отражения первого удара противника сразу же провести широкомасштабное наступление и в ходе него перенести военные действия на неприятельскую территорию и там уничтожить врага. Но полной уверенности в этом у Гальдера, конечно, не было, так как он настаивал на том, чтобы первый же котел был как можно большим и не позволил бы противнику вырваться из него. В районе Минск — Белосток вырвавшимся вперед танковым частям не удалось, однако, полностью захлопнуть котел, а тыловые пехотные подразделения не смогли его полностью «зачистить» и уничтожить. Крупные силы противника вырвались из котла и частично скрылись в лесах и болотах. Там началась партизанская война, вначале спорадическая, но потом давшая СС и полицейским подразделениям многочисленные поводы для проведения карательных операций, которые и так изначально планировались.
9 июля завершились приграничные бои, в результате которых были разбиты четыре советские армии. Германским войскам удалось уничтожить либо захватить в качестве трофеев 1809 орудий и 3332 танка, в плен было взято 323 898 человек. Гальдер предполагал, что поход на Восток на этом в основном завершен. В течение двух недель вермахт продвинулся в глубь территории противника на расстояние до 400 км, была отвоевана Восточная Польша. Исходя из предварительных планов июля 1940 г., вермахт уже получил тот «залог», о котором мечтал Гальдер и который можно было использовать для того, чтобы диктовать свои условия мира. Поставленная задача по уничтожению основной массы противника западнее Двины и Днепра вроде бы была выполнена. Гальдер вместе с генералом Паулюсом уже начал заниматься изучением возможности нанесения удара из Северной Африки, через территорию Турции и Кавказа в направлении на Иран.
Гальдер о ситуации на Восточном фронте 3 июля 1941 г.:
«Я считаю верными показания пленного русского генерала, что мы рассчитывали на наличие только незначительной части войск восточнее Двины и Днепра, которые с учетом их боеспособности были не в состоянии затруднить решительным образом осуществление нашей операции. Думаю, что не преувеличу, если стану утверждать, что поход против России выигран за 14 дней. Естественно, это еще не конец. Размеры территории и жестокое сопротивление, которое оказывается всеми средствами, потребуют от нас еще нескольких недель»{502}.
С началом операции «Барбаросса» и в военно-промышленном секторе стали вырисовываться реальные направления планирования. С ведома ОКБ Гитлер подписал приказ, в соответствии с которым производство вооружений концентрировалось, в ущерб сухопутным войскам, на выпуске подводных лодок и самолетов. Поэтому танковые соединения с опозданием подключились к наступлению на Смоленск. Перед ними ставилась задача предотвратить образование нового фронта перед наступавшей группой армий «Центр». Но из этого ничего не вышло. Противнику удалось выиграть время и подтянуть свежие силы. Сильные грозы на протяжении нескольких дней мешали наступлению германских войск, которые к тому же несли большие потери. Из района Припятских болот, которые в ходе планирования операции сознательно игнорировались, Красная армия наносила мощные фланговые контрудары{503}. Поэтому 2-я танковая группа Гудериана должна была часто останавливать свое правое крыло и отклоняться от Московского шоссе — оси своего наступательного направления. Форсирование Днепра в его северном течении в целом прошло успешно, но изгиб линии фронта под Ельней — исходной точкой наступления на Москву — удавалось удерживать с трудом, настолько сильными были контрудары русских. Здесь на несколько недель наступила позиционная война, а это был тяжелый удар по плану «Барбаросса».
3-я танковая группа (под командованием Гота) наступала севернее Московского шоссе, и ей удалось 24 июля 1941 г. захлопнуть Смоленский котел. Здесь, правда, тоже не удалось предотвратить прорыв значительных сил противника, но тем не менее были разбиты три советские армии, взято в плен 310 тысяч человек, уничтожено или захвачено 3205 танков и 3120 артиллерийских орудий. Теперь и в главных штабах западных союзников рассчитывали на скорый крах русских. Однако противник снова укрепил свои позиции перед наступавшей группой «Центр» и продолжал упорно сопротивляться. Собственные силы этой группы были исчерпаны, а остальные группы армий сильно отстали. Группа армий «Юг» остановилась перед Киевским укрепрайоном, а группа «Север» с большим трудом продолжала наступление на Ленинград.
Таким образом, первый удар вермахта привел к тяжелому поражению Красной армии, но не к полному уничтожению ее «живой силы». Реализация блицкрига на оперативном уровне после того, как прошел эффект неожиданности, оказалась намного сложнее и рискованнее, чем это ожидалось ранее. Продвижение войск замедлилось, собственные потери постоянно возрастали. За первые пять недель германские войска на Востоке потеряли почти четверть своих бесценных танков (850). Однако вермахт становился сильнее, благодаря своему боевому опыту и искусству командования в управлении войсками, а неослабевающее сопротивление Красной армии только ослабляло ее. Уверенность немцев в победе была огромной, но в командовании чувствовались раздраженность и нервозность. Близилось время, когда вокруг продолжения операции должны были начаться споры.
16 июля 1941 г. Гитлеру были представлены проекты важных распоряжений и решений по осуществлению оккупационной политики. Они подтолкнули фюрера к тому, чтобы четко высказать свою точку зрения по ряду вопросов в узком кругу руководства. Из пресловутых протокольных записей Бормана видно, что Гитлер хотел прибегнуть к самым радикальным мерам с целью овладения, эксплуатации и заселения завоеванных русских территорий{504}. Когда Гальдер высказал надежду на то, что в военном отношении, несмотря на возрастающие потери, поход на Восток практически завершен и осталось нанести лишь один сильный удар на Москву, Гитлер обратился к следующим отдаленным целям, что привело к продолжавшемуся несколько недель и постоянно усиливавшемуся спору с командованием сухопутных войск о дальнейшем проведении операции{505}.
Из беседы Гитлера с адъютантом Герхардом Энгелем во время прогулки 28 июля 1941 г.:
«По ночам он не мог спать, потому что не уяснил себе многие вопросы. В его груди борются два человека, и это борьба вокруг политико-мировоззренческой и экономической позиций. С политической точки зрения необходимо удалить этот главный нарыв: Ленинград и Москву. Это было бы тяжелым ударом для русского народа и коммунистической партии. Хотя Геринг и уверял его, что может справиться с этим при помощи своего люфтваффе, Гитлер стал после Дюнкерка несколько скептическим. С экономической точки зрения определялись совершенно иные цели. Если Москва и была большим промышленным центром, то важнее оставался юг, который мог дать нефть, зерно и вообще все, что нужно для обеспечения жизненного пространства. Это была страна с молочными реками и кисельными берегами. Одно было ясно: существенная перегруппировка сил. Разбрасываться танками в боях за города — это непростительный грех. Их надо бросить на юг по широким просторам. Он слышал уже крики тех, у кого их будут отбирать, но ему это было безразлично»{506}.
Гальдер старался уговорить Гитлера отказаться от этой идеи. Временная остановка в центре, которой он очень опасался, не могла продолжаться долго. «Такое решение освобождает каждого мыслящего солдата от ужасного кошмара последних дней, когда он своими глазами видит, что в результате упрямой позиции фюрера наступил полный провал операции»{507}. Спустя неделю Гитлер все еще продолжал выражать свое недовольство и искал другие решения.
Из записок адъютанта Герхарда Энгеля о настроении в ставке Гитлера «Вольфшанце», 8 августа 1941 г.:
«Заметно, что фюрер проявляет нерешительность в вопросе продолжения военных операций. Его мысли постоянно путаются, и появляются новые цели. С совещаний мы уходили такими же вразумленными, какими были до их начала. Сегодня после вечернего обсуждения обстановки прояснилось следующее: Ленинград на всякий случай необходимо взять; это важно с политической и мировоззренческой позиций, тем более фельдмаршал фон Лееб заявил, что сможет справиться одной артиллерией и авиацией. В центре: переход к обороне.
Все подвижные части направить на юг: Украина, Донецкий бассейн и Ростов. Главную цель фюрер видит в экономическом разгроме русских, тем более что ОКХ согласно с ним, что противнику следует нанести удар такой силы, который лишит его наступательного порыва в обозримом будущем, по крайней мере в этом году»{508}.
Поток противоречивых приказов и директив привел Гальдера на грань нервного срыва{509}. Гитлер, наконец, отклонил предложение командования сухопутных войск, в соответствии с которым в ближайшее время предполагалось продолжить наступление на Москву. Для диктатора было совершенно необычно, что он подробно изложил свое решение в письменном виде: он это сделал второй раз после меморандума о четырехлетнем плане в 1936 г.
21 августа командование сухопутных войск в очередной раз высказалось в отношении цели наступления: взятие Москвы, поскольку для обороны столицы и военно-промышленного центра Красная армия вступит в решающее сражение именно там. Однако Гитлер придерживался совершенно противоположной точки зрения. По его мнению, взятие столицы не решало исход войны, как это показал пример Наполеона. «Ему нужно было то, что питало жизнь русских: нефть, зерно, уголь»{510}. У адъютанта Энгеля возникло впечатление, что Гальдер и Браухич ушли от конфронтации. «Черный день для армии».
Через день Гитлер представил свой план, в котором недвусмысленно указывалось, что у него в мыслях была иная стратегическая и оперативная концепция{511}. Гальдеру она показалась невыполнимой. Он даже приказал прилететь Гудериану, о танковой группе которого шла речь, чтобы убедить фюрера в том, что продолжение наступления на Москву было более целесообразным. Напрасно. Как выразился командующий группой армий «Центр» генерал фон Бок, всегда грозный танкист в присутствии фюрера показал себя «игрушечным львенком»{512}. Такую же покорность проявил и начальник оперативного отдела Адольф Хойзингер. Они боялись, что войска будут перенапряжены и распылены, и фактор времени сыграет не в их пользу. Но Браухич боялся конфликта с диктатором и попросил своих сотрудников не покидать совещание{513}. Если Гальдер наконец и покорился, то внутри у него заработал механизм перекладывания вины на Гитлера за принятие решений по плану «Барбаросса» и все последующие неудачи и промахи. В своей вышедшей в 1949 г. небольшой брошюре «Гитлер как полководец» Гальдер беспощадно рассчитался с диктатором. В свой собственный адрес он допускал лишь малую толику критики, а все вопросы планирования операции «Барбаросса», за которые он, собственно, и отвечал, в значительной степени умалчивал. По словам Гальдера, катастрофа наступила, когда Гитлер 21 августа 1941 г. принял свое решение.
Так вермахт уже в августе 1941 г. перешагнул кульминационную точку в своем наступлении, не достигнув при этом поставленной цели. Блицкриг практически провалился. В результате наступил глубокий кризис в военном руководстве. В то время как войска на Востоке после короткой передышки были настроены на то, чтобы и дальше теснить измотанную Красную армию, надежда на скорое окончание войны пропала. Гитлер, насколько он это понимал, искал решение на стратегическом уровне. Так, СС стали в еще более радикальной форме проводить политику геноцида в отношении еврейского населения, что, по мнению ослепленного антисемитизмом диктатора, должно было стать угрозой американскому президенту Рузвельту, которого Гитлер считал приспешником «еврейской плутократии». 14 августа Черчилль и Рузвельт приняли «Атлантическую хартию», определявшую их общие цели в послевоенный период (отказ от территориальной экспансии, равноправный доступ к мировой торговле и сырьевым ресурсам, отказ от применения силы, право на самоопределение, либерализация торговли, свобода передвижения по морю). Из этого документа стало понятно, что Вашингтон не станет долго мириться с экспансией фашистской коалиции и что союзные державы выражали свою решимость поддерживать Сталина в его борьбе широкомасштабными поставками необходимых материалов.
Вот тут-то Гитлер вдруг понял значение для себя Японии в возможной войне на два фронта и против СССР, как он говорил об этом еще в 1930-е гг. Но японцы повернулись к нему спиной. Два года назад этот немец не поддержал их в Монголии, а теперь, когда наступление вермахта под Москвой начало буксовать, японское правительство по праву не видело причины для смены своего курса. В Японии в это время верх одержало командование Императорского флота, продавившее курс на экспансию на юге, как того хотел Гитлер еще весной. Результат: Сталин смог тайно перебросить на запад свои дальневосточные армии и благодаря этому в начале декабря 1941 г. в ходе контрнаступления под Москвой нанес настолько мощный удар по ошеломленным германским войскам, что заставил пошатнуться вермахт и лишил постов два десятка генералов.
Плохая подготовка войны на Востоке в стратегическом плане проявилась также и на севере. Финляндия, при незначительной поддержке со стороны Германии, приняла на себя обеспечение широкого и сложного участка фронта. Когда измотанные в Прибалтике части Красной армии вынуждены были отступить и финская армия стала представлять для них опасность в их собственном тылу, наступил неожиданный поворот. Финны дали понять, что они заинтересованы только в возвращении потерянных в ходе Зимней войны 1939/40 г. районов и не готовы перешагнуть старую границу[23]. Ленинград они с радостью оставляли немцам. Гитлер приказал блокадой и голодом уничтожить этот город — бывшую столицу России. Принятие капитуляции запрещалось. Он заявил, что позднее затопит город. Выживших предполагалось вытеснить на восток. На самой северной оконечности фронта, под Мурманском, также не хватало сил, чтобы захватить этот важный порт и перерезать тем самым маршрут союзнических поставок русским. Под Ленинградом группа армий «Север» испытывала нехватку танков для быстрого взятия города, поскольку Галь-дер, вопреки изначальному плану, не захотел снять 3-ю танковую группу с центрального направления, а собственную 4-ю танковую группу из состава группы «Север» фон Лееб вынужден был отдать для усиления центра.
Это решение было следствием вмешательства Гитлера в оперативное управление боевыми действиями, в результате чего танковая группа Гудериана была переброшена из центра на юг с целью захвата Украины{514}. Там, в самом большом котле в истории войн, были разбиты пять советских армий. В плен было взято 665 тысяч человек, уничтожено или захвачено 3718 артиллерийских орудий и 884 танков противника. Германская пропаганда не преминула заявить о скором завершении войны на Востоке. Но война продолжала свое движение — на восток, а потом ее маятник качнулся назад.
Итальянский писатель Курцио Малапарте направлял с Украины свои репортажи с впечатлениями о войне для газеты «Коррьере дела Сера», пока под давлением германской стороны не был отправлен на родину и лишен там фашистским режимом возможности заниматься журналистской деятельностью.
Из записок Курцио Малапарте в сентябре 1941 г.:
«…Пыль и дождь, пыль и грязь, это русская война, вечная русская война, война в России в 1941 г. Ничего не поделаешь, ничего не поделаешь. Завтра улицы высохнут, потом, грязь вернется, и все время мертвецы, испепеленные дома, толпы оборванных пленных, с глазами как у больных собак, и снова и снова падаль лошадей и машин, падаль танков, самолетов, грузовиков, пушек, офицеров, унтер-офицеров и солдат, женщин, стариков, детей, собак, падаль домов, деревень, городов, рек, лесов, ничего не поделаешь, ничего не поделаешь, дальше, все дальше, глубже внутрь “русского континента”, к Бугу, к Днепру, к Донцу, к Дону, к Волге, к Каспийскому морю. Да, да. “Мы боремся только за свою жизнь”. А потом придет зима. Прелестная зима. И потом опять пыль и дождь, пыль и грязь, пока снова не наступит зима, милая зима святой Руси, зима Советского Союза из стали и цемента, вот что такое война против России в 1941 г. “Да, да, да”. Мы побеждаем сами себя, чтобы умереть»{515}.