ПЕРВЫЕ ШАГИ В ОБЛАСТИ ОПЕРАТИВНОГО ПЛАНИРОВАНИЯ
Положение вещей, которое сегодня интерпретируется польской историографией{172} как политика равновесия по отношению к Гитлеру и Сталину, не лишено некоторой неоднозначности. Знакомство с немецкими источниками, как было показано, формирует впечатление о том, что Варшава вела себя достаточно открыто по отношению к идее антисоветского альянса. Однако она не была готова следовать этим путем, поскольку он требовал от нее согласия на территориальные уступки Германии и был чреват утратой возможности проведения самостоятельной великодержавной политики в Европе. Верность этих впечатлений подтверждается малоизвестными японскими источниками{173}.
После окончания Первой мировой войны Польша и Япония были естественными союзниками. Оба государства имели опыт победы над русской армией. Япония вышла победительницей из противостояния 1905 г. и оказала поддержку Польше в 1919–1920 гг. Эти великие державы в 1920-е и 1930-е гг. были сильнейшими, дополняющими друг друга противниками СССР. В 1931 г. Япония укрепила свои позиции посредством завоевания Маньчжурии и привлекла к себе в связи этим внимание СССР — и, как следствие, вопрос о политической безопасности Польши до некоторой степени утратил свою остроту. Токио, в свою очередь, мог извлечь выгоду из угроз, возникающих на западной границе СССР. По этой причине японская сторона усматривала в пакте Гитлера — Пилсудского шанс сформировать альянс трех держав. Капитан Ямаваки был назначен военным атташе в Варшаве, в 1919 г. он работал военным наблюдателем в Польше{174}. Визит принца Коноэ, брата японского императора, в Берлин и в Варшаву в 1934 г. ознаменовал начало активного продвижения Японией инициативы по созданию фронта антисоветской интервенции{175}.
В 1937 г. надежды на то, что на острие удара немцы и поляки встанут сообща, возросли. Случились два события, которые укрепили убежденность в том, что крах СССР может произойти быстрее, чем казалось в 1920-е гг. В начале года рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, выступая с докладом перед офицерами вермахта — слушателями «национально-политических учебных курсов», указал на то, что основным противником в предстоящей войне станет большевизм и что надлежит настроиться на «войну на уничтожение» с предприимчивым противником{176}. Он представлял линию фюрера, в отличие от рейхсминистра экономики Ялмара Шахта, который еще раз предпринял попытку усиления выгодных торговых взаимоотношений с СССР. После беседы с главой советского торгового представительства Давидом Канделаки он 29 января привез из Москвы заявления Сталина и Молотова. В заявлении говорилось о том, что их политика не направлена против интересов Германии и они готовы к ведению политических переговоров по улучшению двухсторонних отношений, при желании противоположной стороны — на условиях секретности.
Инициативу Шахта следует рассматривать в свете плана военной кампании, который был разработан Военным министерством в 1936 г. при содействии Министерства пропаганды, Рейхсминистерства внутренних дел и уполномоченного по военной экономике (дополнительная должность Шахта) и был апробирован в ходе учений, продолжавшихся семь недель. Прогнозировался «случай Ост»: большевистские государства (Россия, Литва, Чехословакия) выступали в качестве противника, антибольшевистские государства (Германия, Италия, Австрия, Венгрия, национальная Испания), в качестве союзников, остальные соблюдали нейтралитет{177}. С точки зрения экономической войны значение природных ресурсов России было чрезвычайно велико. По этой причине учитывался опыт Первой мировой войны, когда оккупация и эксплуатация сельскохозяйственных регионов России, особенно в Прибалтике, на Украине, а также сырьевых ресурсов Донецка и Кавказа рассматривались как явление неизбежное{178}. Для рейхсминистра экономики приоритетным являлся вопрос, разумно ли отказываться от этих ресурсов в период наращивания вооружений, если существует возможность их приобретения в ходе торгового обмена.
По всей видимости, Сталин, выступая с упомянутым выше предложением, стремился подорвать Антикоминтерновский пакт и отвлечь Гитлера от сотрудничества с Польшей и Японией, а значит, и от политики окружения СССР враждебными ему государствами. Но в отличие от ситуации, сложившейся двумя годами позже, когда Сталин повторно выступил с соответствующей инициативой, Гитлер в этот раз наотрез отказался от любых контактов. Гитлер положительно оценивал взаимодействие с Польшей, в 1937 г. это обстоятельство играло немаловажную роль. Министр иностранных дел Нейрат сообщил Шахту после разговора с фюрером опасения последнего. Гитлер боялся, что Сталин воспользуется такими переговорами, чтобы добиться военного сближения с Францией и Англией. «Совсем иначе обстояло бы дело, если бы ситуация в России развивалась в направлении абсолютной деспотии, опирающейся на армию. В этом случае нам надлежало бы не пропустить момент и включиться в происходящее в России»{179}.
Сталин, вероятно, был недоволен таким отказом Германии. Его соперник собирался «включиться в происходящее». Главное управление имперской безопасности, возглавляемое Рейнхардом Гейдрихом, курировало различные националистические сепаратистские и эмигрантские организации. С ними же поддерживала контакты и японская сторона — и в первую очередь с группами из дальневосточных и центральноазиатских советских республик{180}. В отношениях с украинскими эмигрантами немцы держались холодно, отчасти эта сфера была отдана на попечение поляков, которые опирались на собственный центр «Прометей», занимавшийся антисоветской работой{181}.
В Германии в 1936 г. силами СС был создан «Институт Ванзее», он занимался в числе прочего сбором и оценкой сведений об экономике СССР, которые могли бы пролить свет на стремительный экономический подъем страны. «Служба безопасности» Гейдриха занималась фальсификацией провокационных документов, такие документы были «подброшены» советскому правительству через ни о чем не подозревающего президента Чехословакии Эдварда Бенеша. Они дали Сталину повод устранить своего сильнейшего внутриполитического противника Тухачевского. Идея, по-видимому, принадлежала лично Гитлеру{182}.
Тухачевский в последний раз присутствовал на параде 1 мая. 26 мая он по приказу Сталина был арестован, подвергнут пыткам и казнен после проведения показательного процесса. Обвинения в шпионаже в пользу немцев, конечно, были столь же абсурдны, как и утверждение, что он намеренно спровоцировал поражение в войне 1920 г. То, что мнение Тухачевского о войне 1920 г. было опубликовано в книге воспоминаний Пилсудского, не обязательно играло на руку полководцу. Хотел ли Сталин подобным образом устранить весьма почитаемого в армии и в народе конкурента либо, переживая параноидальный страх перед предателями, пошел на поводу у собственных спецслужб, от внимания которых не могло укрыться, что на Тухачевского возлагаются определенные надежды, и не только в армии? Этот вопрос остается открытым{183}.
Описанный эпизод положил начало «чисткам» в советской армии, которая в результате уничтожения офицерского состава оказалась практически обезглавлена. Накануне Второй мировой войны Красная армия пережила стремительный упадок — снизился ее международный авторитет, сократилась ее мощь. Зарубежные военные эксперты не рассматривали ее как силу, к которой надлежит относиться серьезно. В 1937 г. посол Польши в Москве выразил точку зрения, согласно которой серьезный военный конфликт с учетом ослабления СССР подорвет силы страны{184}. Советское правительство сократило усилия по формированию новых форм коллективной безопасности, враги СССР получили повод к выдвижению смелых гипотез.
Три недели спустя после казни Тухачевского Япония пошла на обострение конфликта с Китаем. Разгорелась открытая война, в которой Германия после неудачной попытки посредничества (равно как и Польша) встала на сторону Японии, что привело к росту напряженности в отношениях с СССР{185}. В Берлине у японского атташе прошла конференция, на которой немцы и японцы говорили о вовлечении Польши в Антикоминтерновский пакт. Участники были едины во мнении, что внутриполитические противоречия в Польше, без сомнения, затрудняли такой шаг. Предложение Японии об оказании давления на Польшу путем сосредоточения войск на границе и возможной оккупации Литвы и спорного Мемельского края немецкая сторона отклонила{186}.
Результаты конференции остались неизвестны, тем не менее стало ясно, что Япония для поддержки своей военной экспансии, точнее, для отвлечения СССР, надеялась на организацию тактической диверсии на советской границе. На такой риск при тогдашних обстоятельствах ни Польша, ни Германия пойти не могли. Во всяком случае, до поры. Они надеялись, что в результате действий Японии СССР потеряет устойчивость и единение народов даст трещину.
В Берлине процесс подготовки к войне ориентировался на достижение конкретных целей: мишенью стала Чехословакия как потенциальная площадка для размещения советских самолетов.
Спустя четыре года после прихода Гитлера к власти внешнеполитическая обстановка и соотношение сил было оценено как настолько выгодное, что было решено приступить к разработке планов агрессивной войны. Руководству вермахта удалось предотвратить снижение темпов гонки вооружений, начальник Генерального штаба Людвиг Бек добился разработки всеобщей концепции оперативного планирования, которая включала бы в себя стратегические аспекты, а также учитывала возможности привлечения новых союзников. Рейхсминистр обороны Бломберг подписал первую директиву о «единой подготовке вермахта к войне» и распорядился учесть ее при разработке плана оперативно-стратегического развертывания на период зимы 1936/37 г.{187} Внимание разработчиков оперативных планов сосредоточилось на подготовке нападения на Чехословакию. Бек уже с 1935 г. заботился о том, чтобы оговорить соответствующие приготовления с Венгрией, теперь ставка делалась еще и на поддержку Италии и Австрии — при нейтралитете Польши, который был важной предпосылкой для предположения о возможности достижения быстрого успеха. Еще в 1934 г. Бек надеялся на активное участие Польши, однако тремя годами позже счел, что поддержка со стороны Польши является излишней, тем более что польская политика виделась ему непредсказуемой, а у Германии было достаточно пограничных войск на Востоке, которые могли при необходимости удержать Польшу от совместного с Россией и Францией вмешательства в военный конфликт{188}.
Такой поворот событий был маловероятен еще и потому, что отношения Польши и Чехословакии оставались натянутыми; для поляков совместная польско-советская военная акция была немыслима.
Детальный план оперативно-стратегического развертывания был разработан заместителем Бека, генерал-майором Эрихом фон Манштейном, который спланировал военную операцию с участием трех союзников (Италия, Венгрия, Австрия) под жестким руководством немцев{189}. Для Бека имело решающее значение, что благодаря политической обстановке, а также посредством проведения военной операции можно обеспечить решающую битву на приграничных территориях. Только если обнаружится возможность быстрой изолированной войны и удастся предотвратить вступление в конфликт Франции и Великобритании, могут быть использованы силы абвера, находящегося пока еще в стадии формирования. Бек принадлежал к большинству тех офицеров Генерального штаба, которые приобрели свой опыт в окопах Западного фронта во время Первой мировой. По этой причине его беспокоило, что против западных держав может быть развязана война прежде, нежели вермахт окажется готов к этому, и прежде, нежели Германия укрепит и расширит свой статус мировой державы в Центральной Европе.
27 января 1937 г. рейхсминистр обороны Бломберг в ходе трехчасового доклада представил Гитлеру план оперативно-стратегического развертывания. Несмотря на недостаток исторических источников, можно отметить, что здесь присутствовали все элементы, которых требовал Бек: завершение процесса вооружения, превосходство собственных сил, эффект неожиданности, быстрые решения. В результате вмешательство связанных договорными обязательствами сторон, таких как Франция и Россия, должно было оказаться лишенным всякого смысла. Даже транспортировка по морю активных сил оборонного округа Восточной Пруссии из Пиллау в Свинемюнде в том виде, в каком она была включена в летние маневры 1937 г., оставалась возможной. Это позволяло организовать нападение на Чехословакию с территории Центральной Германии.