ПЛАН «ОСТ» — БЕЗ ПОЛЬШИ

В обычной интерпретации намерения Гитлера в начале 1939 г. преподносятся таким образом, что он хотел сделать из Польши свой форпост на Востоке с целью обеспечения вначале наступления на Западе, а затем — развязывания войны против СССР^{265}. Однако на тот момент не предпринималось каких-либо особых военных мероприятий и не проводилось планирования военных действий против западных держав. Вся активность вермахта сосредоточилась на Востоке, чтобы обеспечить себе плацдарм для вероятной экспансии против СССР. Причем этой восточной ориентации совершенно не противоречил тот факт, что Гитлер подписал гигантскую программу строительства кригсмарине и выступил недавно с требованием вернуть Германии ее бывшие колонии. Это также нисколько не говорило о возможности скорой войны против западных держав, а скорее представляло собой некую угрожающую позу или демонстрацию желания когда-нибудь принять политическое решение начать борьбу за мировое господство. Для этого потребовалось бы создать флот линейных кораблей и авианосцев, что было немыслимо до 1944 г. ввиду отсутствия в рейхе достаточных сырьевых ресурсов, да к тому же мешали гигантские планы создания люфтваффе.

Попытки решить сырьевую проблему предпринимались в рамках четырехлетнего плана чисто административными мерами: путем расширения производства разного рода заменителей и суррогатов. Однако таким образом удовлетворить столь огромные потребности на длительную перспективу было невозможно. Поэтому Гитлер был весьма близок к принятию решения о том, чтобы сначала расширить «жизненное пространство» на Востоке и заполучить необходимое сырье и лишь потом начать войну на Западе. К тому же и колониальные требования уже были далеки от игры в покер, когда германское руководство пыталось добиться столь желанного взаимопонимания с Великобританией. Кроме того, пассивность британской политики давала прекрасные шансы на развитие следующей фазы восточной экспансии, и Гитлер был готов заплатить за это отказом от колоний. В этом смысле предложение, сделанное полякам (Данциг за часть Украины), вписывалось в систему такой «меновой торговли» с Англией: Германия отказывается от колоний, а Англия «развязывает руки» Гитлеру на Востоке. Именно так диктатор излагал основы своей внешнеполитической программы в книге «Майн кампф».

В начале 1939 г. и Франция не представляла для Гитлера никакой угрозы. Ее внешняя политика, казалось, не была направлена на то, чтобы договариваться с рейхом и рассматривать Восточную и Юго-Восточную Европу как сферу интересов Германии.

Французский Генеральный штаб, однако, не видел причин тормозить восточную экспансию Германии, поэтому действия СССР и Польши вовсе не принимались в расчет. Наилучшими гарантами безопасности для французов были линия Мажино и Великобритания^{266}.

Расчеты Гитлера могли и не оправдаться. В таком случае наилучшей защитой для него от западных держав, наряду с возводившимся на Рейне Западным валом, был бы союз с Италией и Японией, для создания которого он прилагал много сил. Антикоминтерновский пакт носил в то время не только антисоветский характер, но и был, по мнению Гитлера, острием копья, направленным против Британии. Союз с Италией мог связать в Средиземноморье объединенный франко-британский военный потенциал, а альянс с Японией — повернуть Великобританию в сторону Азии и удерживать США в зоне Тихого океана^{267}. Одна лишь видимость угрозы вполне могла заставить западные державы вести себя спокойно, когда он начнет против СССР свою войну за жизненное пространство, поскольку Запад едва ли проявил бы желание с риском для себя спасать загнивший коммунизм в Советском Союзе. Такие расчеты не были направлены на то, чтобы сначала разбить Запад и этим обеспечить себе потом возможность наступления на Восток.

Все старания создать союз трех держав к началу 1939 г. не увенчались успехом, так как партнерам не удавалось скоординировать их интересы и создать совместную доверительную основу боеспособного альянса. Токио подтверждал, что направлением его основного удара остается Советский Союз, но отказывался бросать вызов Великобритании и США. Рим, при всей его показной «дружбе», также весьма сдержанно демонстрировал свою готовность слепо следовать планам Гитлера и оказаться в тупике, довольствуясь лишь районом Средиземного моря и Восточной Африкой. Италия и Япония испытывали страх перед риском войны с западными державами, а вот германский «дранг нах остен» весьма воодушевлял их. Если бы Гитлер продвигался в этом направлении, то его партнеры вполне могли выиграть от этого и, вероятно, расширить собственную свободу действий. Тут «друзья», как в игре в покер, начали вовсю вести скрытую борьбу друг с другом, чтобы снизить собственный риск и переложить на плечи другого.

Без сомнения можно утверждать, что в этом проявлялся весь Гитлер, который настойчиво стремился начать войну, хотел наконец нанести свой удар и мыслил большими категориями. Союзные ему Италия и Япония тем временем не проявляли никакой спешки, а Польша, расположения которой он так домогался, никак не отвечала взаимностью. Выступая на секретном совещании перед представителями Верховного командования 10 февраля 1939 г., фюрер четко заявил, что все предшествовавшие мелкие шаги были частью одного большого плана. Главная задача — это «судьба нашей расы в будущем столетии», а «предстоящая битва» станет «настоящей войной мировоззрений»^{268}. Говорило ли это о повороте в сторону Великобритании и о первостепенной значимости войны на Западе? Трудно сказать. Пока Гитлер продолжал мечтать о том, что Польша, наконец, полностью вольется в антисоветский фронт, все его отдельные шаги по развязыванию военного противостояния с СССР и уничтожению этой страны имели смысл. Время для такой интервенции зимой 1938/39 г. еще не наступило. В мае-июне 1939 г. он мог рассчитывать не только на более приемлемые погодные условия и на то, что вермахт к тому времени стал бы намного сильней, но и на лучшие условия для стратегического сосредоточения и развертывания собственных войск и для подрывной работы в рядах противника.

В октябре 1938 г., вскоре после оккупации Судетской области, следующей задачей вермахта стало окончательное урегулирование вопроса «с остатком Чехии»^{269}. Сухопутные войска и люфтваффе должны были постоянно быть готовы осуществить эту операцию. Напасть надо было по возможности внезапно, и это должно было выглядеть как «освободительная акция». ОКВ предприняло некоторые шаги, чтобы определить общие направления военного планирования, но Гитлер хотел рассматривать задачи на будущее и вытекающие отсюда военно-стратегические вопросы позже. В результате этого он избежал обременительного для него противостояния с генералитетом в вопросах общей стратегии, которое могло снова возникнуть с уходом с поста начальника Генштаба Бека. По непроверенным данным, Гитлер отдал распоряжение командованию сухопутных сил полностью прекратить планирование стратегического развертывания и сосредоточения войск и заняться исключительно текущими вопросами^{270}. Но речь шла, по всей вероятности, о вопросах общего планирования большой войны. ОКВ действительно ограничилось решением общих задач обеспечения безопасности границ и защиты воздушного пространства. Но командующий сухопутными силами Вальтер фон Браухич уже 30 января 1939 г. подписывает план «Ост» по стратегическому развертыванию и сосредоточению войск. Он детально определял порядок действий 2-й армии по обеспечению обороны германо-польской границы и развертыванию подразделений в случае военного конфликта^{271}.

Что касается наступательных операций, то Гитлер и здесь определил конкретные цели^{272}. Наряду с «окончательным урегулированием в остальной части Чехии» это касалось и «овладения районом Мемеля», а также «молниеносного занятия Данцига». Таким образом, вся плановая работа вермахта и политика в области производства вооружений потеряли целостный характер. О том, с чего и как это началось, до сих пор мало кто задумывался. Гитлер был верховным главнокомандующим, и его руководство вермахтом носило неровный скачкообразный характер, с ориентиром на актуальные политические возможности с их краткосрочными целями, причем главная цель заключалась в том, чтобы как можно дольше уходить от опасного большого конфликта с западными державами. План «Рот» — войны с Францией, которому еще в 1937 г. отводилось большое значение — вообще перестал фигурировать в документах весной 1939 г. Для сухопутных войск оставалась одна задача — «охрана границ на западе», хотя кригсмарине и люфтваффе продолжали интенсивно заниматься планированием военных действий против Англии, поскольку в случае провала политического умиротворения западных держав обе эти силы окажутся первыми, кто столкнется с противником.

Сухопутные войска, напротив, актуализировали и усилили работу по подготовке военного столкновения на востоке. Приказ о готовности нанести неожиданный удар по Чехословакии, о занятии района Мемеля и Данцига был отдан еще в январе 1939 г. и подтвержден соответствующими распоряжениями.

Все расположенные в Центральной и Восточной Германии войска были приведены в состояние повышенной боеготовности. Массовое передвижение войск в целях их сосредоточения и развертывания не потребовалось, так как запланированное неожиданное нападение должно было исключить любое сопротивление. В случае с Чехословакией не было никакой необходимости считаться с серьезным сопротивлением деморализованной и ослабленной армии. Военная помощь Запада и со стороны СССР также исключались.

Иначе выглядела ситуация с Данцигом и районом Мемеля. Литва все еще могла попытаться найти защиту у Москвы. В этом случае вермахту придется не только разбить литовские войска, но и столкнуться в бою с Красной армией. Тогда будет крайне важна позиция Польши, поскольку совместной литовско-советской границы еще не существовало. Оккупированный польскими войсками район Вильнюса своеобразной дамбой разделял две страны. С учетом польско-литовских противоречий участие Польши в военных действиях на стороне Литвы исключалось. Ее военное командование в Ковно находилось в безнадежном положении, из которого его не спас бы и советский парашютный десант, если бы Германия предприняла вооруженное наступление. Можно было представить ситуацию, что после неожиданного захвата Мемеля Литва и СССР попытаются, опираясь на польский нейтралитет, вернуть этот район. Тогда сразу же должно было начаться наступление германских войск «с целью хотя бы частичного разгрома литовской армии до момента ее полного развертывания»^{273}.

Намного проблематичней для командования сухопутных сил был Данциг. Гитлер, правда, позаботился о том, чтобы национал-социалисты по всему городу громогласно трубили о «возвращении в рейх», тайно вооружались и готовились к путчу. Тем не менее фюрер стремился по возможности избегать прямого конфликта с Польшей. Поэтому он в январе-феврале 1939 г. предпринял политические меры, чтобы подтолкнуть польское руководство к проведению, по возможности, силовой акции в Данциге. На военном уровне были осуществлены подготовительные мероприятия с целью овладения Данцигом в ходе «внезапного путча», если бы тот состоялся в условиях, когда наметился отход Лиги Наций в решении вопросов этого города. Дальнейшее овладение Данцигом войсками вермахта не должно было негативно отразиться на поляках, пока с их стороны не будет оказываться вооруженное сопротивление, как это случилось на Вестерплатте. Если бы тем не менее дело дошло до военных осложнений с поляками, то немецкая сторона была бы вынуждена предпринять попытку «отнять» коридор. ОКВ, однако, особенно упирало на то, чтобы такого рода осложнения не стали результатом недоразумений или провокаций, организованных, например, боевиками или партизанами. Но пересекать польскую границу в любом случае было запрещено.

Ответственным за обработку и подготовку военных мероприятий было командование I армейского корпуса, размещенного в Кенигсберге. Здесь основная установка делалась на оборону Восточной Пруссии, с 1934 г. — на вероятное наступление польской армии, а позднее в поле зрения оказалась и Красная армия, которой уделялось все больше внимания. Основная деятельность командования корпусом заключалась в создании оборонительных сооружений и подготовке обороны. И вот в начале 1939 г. поступил приказ перенацелиться на наступательный характер вероятных военных действий. Они однозначно были направлены не против Польши, на чей нейтралитет или пассивность рассчитывало германское руководство, а на восстановление северо-восточного наступательного вектора со стороны рейха, который был чрезвычайно важен как база для ведения наступления в Прибалтике. Организационно штабу I корпуса в случае военного конфликта подчинялся штаб 3-й армии, на который возлагалось ведение военных действий в Восточной Пруссии. В мирное время этот объединенный штаб существовал только на бумаге. I корпус должен был стать ядром этой армии, которую планировалось усилить за счет мобилизационных резервов. Таким образом, штаб в Кенигсберге представлял собой мозговой центр, нацеленный на войну против СССР, которая весной 1939 г. считалась более вероятной, чем конфликт с Польшей.

Это подтверждается также и наличием параллельных планов для фиктивной в то время 2-й армии, которая должна была по плану «Ост» обеспечивать безопасность германской границы в Силезии^{274}. Если бы началось наступление польской армии, то 2-я армия должна была с боями отходить к укрепленной линии. Тут, где в сентябре 1939 г. оказалось главное направление удара по Польше, в начале года еще планировались оборонительные мероприятия.

Обе армии, 2-я и 3-я, находились в подчинении командования Группы армий 1, располагавшейся в Берлине и находившейся в то время в стадии формирования. Перед командованием Группы армий 2 в Саксонии ставилась несколько иная задача. 4 февраля 1939 г. оно приняло «Директиву о начале боевых действий», которая ставила цель сломить сопротивление Чехословакии. В «день Y» Группа армий 3 должна была «внезапно захватить чехословацкие пограничные пункты […], неожиданными и концентрическими ударами взломать северный фронт в Богемии», максимально быстро занять Прагу, перерезать связь с Моравией и не допустить тем самым организованный отход чешских сил^{275}.

Гитлер не вмешивался в эти плановые вопросы своих военных, и такое разделение труда после частичной смены в рядах командования действовало в 1939 г. безупречно. В главных штабах родов войск рождались проекты военных планов в соответствии с политическими задачами их верховного главнокомандующего, и они отличались высокой степенью самостоятельности. О России как об объекте нападения заговорили в 1935 г., и уже в начале 1939-го, казалось, наступило время выдвигать германские «аванпосты» поближе к противнику. Но между вермахтом и Красной армией еще находилась Польша, и после смены стратегического курса в середине января Варшава как никогда слабо демонстрировала свои наступательные устремления по отношению к СССР и дружескую нейтральную позицию относительно намерений Германии, что было так необходимо Гитлеру для реализации его идеи «дранг нах Остен». Роман Кнолль, который как политик стоял близко к Пилсудскому и позднее перессорился с его последователями, утверждал в марте 1939 г., что совместный польско-германский поход против СССР — самоубийственное предприятие. Правда, он и не отрицал, что Польша была заинтересована в распаде России на несколько национальных государств и что при ином соотношении сил из союза с Германией можно было бы извлечь определенную пользу. Но в сложившейся обстановке крупномасштабная акция против России представляла бы в первую очередь угрозу для самой Польши. Пока будет существовать СССР и пока он не скооперируется с Германией, лучше ничего не предпринимать против них, поскольку неизвестно, будет ли то, что появится на их месте, лучше или хуже^{276}.

Польский Генеральный штаб также отреагировал на изменение политической конъюнктуры. Было принято решение срочно актуализировать старый оперативный план «Вест», так как ввиду давления со стороны Германии вовсе нельзя было исключать и военный конфликт. Но в целом нельзя было оголять и восточную границу с СССР. Для проведения одновременного развертывания и сосредоточения войск на западе и на востоке у страны просто не было сил, и в целом в результате затяжного экономического и внутриполитического кризиса ее возможности были крайне ограниченны^{277}. В феврале 1939 г. польский генерал-инспектор отдает приказ о детальной разработке плана «Вест», но он просуществовал недолго, потому что требовал постоянных изменений и дополнений ввиду активности германской стороны и изменения стратегической обстановки. Польское военное командование не было в состоянии полностью изложить в письменном виде оперативный план и ознакомить с ним соответствующие командные структуры.

В марте 1939 г. наступил переломный момент, когда Германия — не подключая Польшу, как это планировалось ранее, и без ее участия — сначала разгромила Чехословакию, а затем спустя несколько дней заняла район Мемеля. Обе операции прошли в соответствии с давно практиковавшимся успешным методом. Всему предшествует активная подрывная деятельность в соответствующей стране с целью спровоцировать антигерманские действия, которые затем используются в качестве вожделенного предлога для ввода туда подразделений вермахта. В результате массированного давления германских войск правительства этих стран отказывались от военного сопротивления. Особые преимущества этот метод дал в Чехии, поскольку все вооружение и снаряжение чешской армии попало в руки немцев. Это позволило вермахту вооружить и оснастить дополнительно 20 дивизий и стать обладателем современного военного производства. Жестокость, проявленная при этом немцами, и нарушение Гитлером принятых обязательств шокировали британское правительство и способствовали росту его решимости противостоять любой дальнейшей экспансии диктатора.

Словакия после провозглашения своей независимости искала опору в рейхе, поэтому Польша была вынуждена растянуть свою вероятную линию обороны и направить в Карпаты дополнительную армию. На какое-то время Карпатская Украина становится опасным очагом напряженности. Украинские националисты пытались сделать этот район той точкой, где могло бы дать корни их стремление к независимости, что с германской точки зрения было преждевременно. Венгрия насильственным путем захватывает контроль над этим районом. Но хотя Польша ранее и отдавала предпочтение венгерскому решению этого вопроса, в Варшаве не выразили никакого удовлетворения по этому поводу, так как Венгрия этим шагом открыто продемонстрировала свой поворот в сторону Германии и заявила о своем присоединении к Антикоминтерновско-му пакту.

Принятию этого решения способствовало заключение Германией чрезвычайно выгодного экономического соглашения, а также и тот факт, что Румыния выразила готовность поставлять рейху стратегически важную нефть в обмен на германское оружие. Италия настаивала на том, чтобы в рамках «имеющего политическое значение для всего мира треугольника» начать проведение консультаций на уровне командования Генеральных штабов^{278}. Рим готовился к захвату Албании, чтобы подготовить тем самым трамплин к прыжку в Юго-восточную Европу.

Южное направление военных действий казалось уже для вермахта открытым, оставалось только устранить «игольное ушко» Данцига на северном направлении. Польше угрожала крайне опасная перспектива без сопротивления встретить предстоящее вступление вермахта в страну. 21 марта 1939 г. Риббентроп заявил польскому послу Липскому, что фюрера удивляет «необычное поведение Польши». Речь шла о том, что «у него складывается впечатление, будто Польша намеренно выражает свое нежелание»^{279}. Обычно эту беседу интерпретируют таким образом, что Германия стремилась загнать польское правительство в ситуацию, сходную с той, в которой оказались чехи, а это естественным образом подтолкнуло Варшаву к тому, чтобы искать поддержку у Великобритании. Но думал ли Гитлер действительно о том, чтобы разбить Польшу и расчленить ее на несколько частей, чтобы обеспечить себе безопасный тыл на Востоке и начать наступление на Западе? Липский интерпретирует требования германской стороны таким образом, что «немцы приняли решение как можно скорее осуществить их восточную программу» и очень хотели знать, «какую же позицию наконец-то займет Польша»^{280}.

Что понималось под «восточной программой»? Петер Клейст, секретарь Германо-польского общества в Берлине и сотрудник министра иностранных дел Риббентропа, объяснял журналистам ситуацию тех дней следующим образом: «В ходе дальнейшего осуществления планов Германии война против Советского Союза остается последней и решающей задачей германской политики. Если ранее существовали надежды привлечь Польшу в войне против СССР в качестве союзника на свою сторону, то теперь Берлин убежден, что Польшу, с учетом той политической ситуации, в которой она оказалась, и той конфигурации территории, которой она сейчас располагает, нельзя использовать в качестве вспомогательной силы против Советского Союза. Очевидно, что Польша вначале должна подвергнуться территориальному переделу (отделение от нее районов, ранее принадлежавших Германии, образование Западноукраинского государства под германским протекторатом) и политической реорганизации (назначение надежного с точки зрения Германии руководства Польского государства), пока не наступит благоприятный момент для того, чтобы начать войну против России с помощью Польши и руками Польши»^{281}.

Однозначный отказ Польши стать партнером антироссийской коалиции привел в Берлине к резкому повороту. Гитлер откровенно демонстрировал, что Варшава разочаровала и обманула его. Теперь он мысленно должен был настраиваться на то, чтобы изменить сроки запланированного столкновения с СССР, чтобы сначала решить «польский вопрос». Его планы крайне осложнялись тем фактом, что Польша подала откровенный сигнал, увеличив свои военные силы в коридоре и под Данцигом, и что захват города вермахтом в ходе путча стал невозможен. Но и теперь фюрер отказывался применять силу, как это он объяснил 25 марта командующему сухопутными войсками, поскольку он «не хотел толкать Польшу в объятья британцев». У него еще была надежда на то, что поляки уступят под его давлением и смирятся со вступлением вермахта в Данциг. «Но мы должны надкусить это кислое яблоко и гарантировать границы Польши»^{282}. Это были слова Гитлера. А министр иностранных дел Польши спустя три дня дал однозначно понять, что в случае насильственного захвата Данцига Германией начнется война^{283}.

У Гитлера не было страха перед этой войной, так как он кроме всего прочего думал еще и о том, чтобы «при наличии особо благоприятных политических предпосылок» нанести Польше такой сокрушительный удар, чтобы «с ней на многие десятилетия перестали считаться как с политическим фактором»^{284}. В этих словах отчетливо проявлялось его разочарование и огорчение от провала проекта по созданию союза с поляками. А что же могли означать «особые благоприятные политические предпосылки», когда он пытался убрать со своего пути несговорчивого соседа? Исходя из политического образа мышления Гитлера, речь шла о том, развяжет ли Англия ему руки на Востоке.

Определенно можно сказать, что в этих его высказываниях еще не прослеживались ни расово-идеологические максимы, ни стремление уничтожить Польшу полностью. Это было решение, напоминающее приведенную ранее интерпретацию Клейста. Отходя от духа пакта с Пилсудским, Гитлер стремился придать строптивой Польше всего лишь статус некоего вспомогательного народа.

26 марта в Берлин поступил отказ польского руководства от предложений Германии. 31 марта британский премьер-министр Чемберлен выступил в нижней палате парламента с заявлением, гарантировавшим Польше ее независимость. Это был давно ожидавшийся сигнал британской решимости, встреченный в Англии далеко не однозначно, но который приветствовался в Польше как знак давно желанной поддержки. Правда, британские вооруженные силы не могли оказать помощь Польше на суше в случае нападения на нее Германии, но Гитлер вынужден был теперь считаться с необходимостью вести войну на два фронта. Он пытался рассматривать этот шаг Британии как несущественный, но его растущая антипатия к Польше получила в результате этого дополнительную подпитку. 3 апреля «Директивой по плану “Вайс”» он отдал приказ ОКВ «настолько усилить обеспечение безопасности границы на Востоке», чтобы «на все времена можно было исключить любую угрозу с той стороны». Выполнение приказа намечалось «на любой момент», начиная с 1 сентября^{285}.

Носило ли это решение оборонительный характер, когда был отдан приказ напасть на Польшу и тем самым создать границу с СССР, которая позволила бы начать продвижение на Восток широким фронтом? Если он хотел использовать оставшиеся шесть месяцев для создания «особо благоприятных политических предпосылок», то зачем это ему было нужно — для наступления на Востоке или для обеспечения тыла с целью крупномасштабной войны на Западе? Один-единственный человек распознал грозящую ему опасность и новые возможности для советской политики, открывающиеся в связи с изменением польского курса. Сталин 10 марта открыто заявил, что ввиду усиления внешнеполитической напряженности не собирается «таскать для кого-то каштаны из огня» и что он не видит никакой опасности для Советской Украины. Если западные державы, по его словам, рассчитывали на то, чтобы сделать из Польши антигерманский форпост, который будет опираться на советский тыл, а тот, в свою очередь, станет для Германии целью очередного нападения, которое, в свою очередь, будет развиваться все дальше на восток, то советский диктатор мог в этом случае повернуть свое копье и в другую сторону. Его противнику в Берлине потребовалось некоторое время, чтобы осмыслить этот намек, и это было связано, скорее всего, с тем, что Гитлер в это время был слишком сконцентрирован на своей «восточной программе».