ВАГРАМ

Возможно, австрийцам, несмотря на свойственную им медлительность, и удалось бы разбить французские армии, разбросанные от Вислы до Тахо, однако неожиданное прибытие Наполеона расстроило опасные планы их внезапного нападения. В ходе пятидневных боев он разгромил главное соединение австрийских войск и отбросил их разрозненные остатки на берега Дуная. Но если Наполеон один и сумел заменить всё, чего еще недоставало его армиям, своей активностью, энергией и высочайшей проницательностью, этого не могло произойти там, где его не было, а его не было ни в Италии, куда выдвинулся эрцгерцог Иоганн с восьмым и девятым корпусами, ни в Польше, куда выдвинулся эрцгерцог Фердинанд с седьмым корпусом.

В Италии кампания началась неудачно, что оказало бы, конечно, досадное влияние на ход событий, если бы победы французов меж Ландсхутом и Регенсбургом не были столь значительны. Безрассудство и необдуманность действий эрцгерцога Иоганна в Италии, столкнувшись с благоразумием, но и с неопытностью принца Евгения, восторжествовали на некоторое время над доблестью французских солдат. Эрцгерцог Иоганн, завидовавший брату эрцгерцогу Карлу, и его штаб, завидовавший Генеральному штабу, долго спорили по поводу надлежащего плана действий. Сначала эрцгерцог хотел вступить прямо в Тироль, пройдя от истоков Дравы к истокам Эча, выйти к Вероне и обойти все передовые оборонительные рубежи французов, разом передвинувшись на линию Эча горной дорогой, открытой в результате восстания в Тироле.

Не опасаясь встретить на плато Риволи генерала Бонапарта или бесстрашного Массена, рассчитывая на ревностное содействие тирольцев, эрцгерцог Иоганн имел

все причины принять такой план, который среди прочих преимуществ обладал еще тем, что удерживал эрцгерцога вблизи Баварии и давал возможность участвовать в операциях на Дунае. Но, как всегда случается при спорах соперников, был принят план усредненный, согласно которому в Тироль направлялся отдельный корпус, а основная часть армии вторгалась в Италию. Сообразно этому плану и были распределены силы.

Восьмой корпус был собран в Филлахе в Каринтии под командованием генерала Хастелера, которому он изначально и предназначался; девятый корпус собрался в Лайбахе в Карниоле под командованием графа Игнаца Дью-лаи, бана Хорватии. Хорошо знавший Тироль генерал Хастелер был отделен от восьмого корпуса с 12 тысячами человек, которым предстояло двигаться через Пустерталь, в то время как основная часть армии должна была следовать в том же направлении по равнине. С этими 12 тысячами и при содействии тирольцев генерал располагал достаточными силами против баварцев, присутствие которых в Тироле ограничивалось 5-6 тысячами. Во время его движения через Лиенц на Бриксен, восьмой и девятый корпуса должны были двигаться из Филлаха и Лайбаха к Удине. Оба корпуса вместе с артиллерией составляли 48 тысяч человек превосходных войск. Двадцать тысяч человек ландвера, отлично экипированных, исполненных энтузиазма, но не обученных, должны были оставаться на страже границы, прикрыть ее полевыми укреплениями и сформировать из своих лучших батальонов резерв для действующей армии. Подразделению в 7-8 тысяч человек, к которому ожидалось присоединение ополченцев Хорватии, назначалось наблюдать за Далмацией, откуда мог появиться генерал Мармон, Как и в Баварии, во Фриуле французов надеялись застать врасплох.

Для победоносного продвижения в Италии австрийцы полагались не только на силу оружия, но и на тайные происки, осуществлявшиеся от гор Тироля до Мессинского пролива. Австрийцев в их дерзком предприятии поддерживало убеждение, что Европа устала от власти Наполеона, и они рассчитывали, что их поддержит не только Тироль, но и Венеция, всё еще оплакивавшая свое недавнее падение; и Пьемонт, поневоле ставший французской провинцией; и церковные владения, превращенные в департаменты Империи или являвшиеся свидетелями угнетения папы; и королевство Неаполь, лишившееся своих древних государей, отделенное от Сицилии и желавшее вернуть свою династию и свои земли. В этих странах были подготовлены тайные агенты в лице дворян, недовольных режимом равенства, введенным французами, и священников, жаждавших верховенства Церкви или оплакивавших оскорбительное притеснение святого отца.

Между тем, хотя французское владычество и было неприятно итальянцам как владычество иностранцев, хотя оно и стоило им много крови и денег, подавляющее большинство населения не могло не признавать его достоинств, которых не могли заставить полностью забыть даже страдания военного времени. И потому итальянцев было не так просто расшевелить, как тирольцев, которые с крайним нетерпением ожидали возвращения австрийских знамен. Тирольцы без устали слали в Вену многочисленных эмиссаров, обещая по первому сигналу поднять мятеж и предлагая через граубюнденцев и швейцарцев распространить волнение вплоть до Швабии и Пьемонта. Их пылкость обманула венский двор, убедив его в том, будто вся Европа переполнена тирольцами и испанцами, жаждущими стряхнуть иго нового Аттилы. Англичан отчасти посвятили в эти надежды и происки, и те обещали свое активное содействие, как только австрийцы захватят Ломбардию до Павии и откроют побережье Адриатики от Триеста до Анконы.

Десятого апреля всё было готово к одновременному началу военных действий в Каринтии и в Баварии. В этот день авангарды эрцгерцога Карла перешли Инн, а авангарды эрцгерцога Иоганна подошли к выходам из Кар-нийских и Юлийских Альп без какого-либо предварительного объявления войны. Вместе него отправили к французским аванпостам в Понтеббе вестового с заявлением эрцгерцога Иоганна, в котором тот объявлял, что вступает в Италию и его придется пропустить, иначе он прибегнет к силе. Полчаса спустя подразделения кавалерии и легкой пехоты ринулись к французским аванпостам и даже захватили несколько из них. Соблюдя еще меньше формальностей в отношении баварцев, владетелей Тироля, генерал Хастелер еще накануне, то есть 9 апреля, вторгся в горный край Пустерталь, отделяющий Карин-тию от итальянского Тироля.

Для вторжения во Фриуль перед австрийцами открывались две дороги. Первая шла от Вены через Каринтию, спускалась с Карнийских Альп к Тальяменто и вела к Озоппо. Вторая шла из Карниолы, спускалась с Юлий-ских Альп к Изонцо и вела к Пальманове или Удине. Наполеон принял меры предосторожности против австрийского вторжения на обеих дорогах, на первой дороге построив форт Озоппо, а на второй — крепость Пальма-нову. Но и форт, и крепость, служившие армии опорными пунктами, не могли ее заменить и не представляли собой непреодолимых препятствий.

Однако эрцгерцог Иоганн не воспользовался ни той, ни другой дорогой, выбрав промежуточный путь через истоки Изонцо и город Чивидале в Удине. Этот путь был нелегок для многочисленной армии, обремененной тяжелым снаряжением, и именно поэтому эрцгерцог решил, что он должен быть менее защищен, чем два других. Он двинул по нему большую часть своей армии, состоявшую из восьмого и девятого корпусов, а на дороги из Каринтии и Карниолы послал только авангарды. Полковник Вокманн с несколькими батальонами и эскадронами должен был завладеть Понтеббой, атаковав в горах французские аванпосты, а генерал Гавасини с одним подразделением должен был перейти Изонцо выше Градиш-ки и двигаться на Удине, где предстояло воссоединиться всем частям австрийской армии.

Все эти комбинации были излишни, ибо Евгений, не ожидая нападения раньше конца апреля, располагал лишь дивизией Сера перед Удине и дивизией Бруссье перед Понтеббой. Австрийцам пришлось только отбросить аванпосты на всех дорогах, которыми они шли: 10-го полковник Вокманн оттеснил авангарды дивизии Бруссье, генерал Гавасини без труда перешел Изонцо, а главный корпус с еще меньшими затруднениями вышел к Удине, где находилась только одна французская дивизия.

Евгений, захваченный врасплох внезапным появлением неприятеля и не привыкший к командованию, хоть и привыкший к войне под командованием своего приемного отца, был горячо взволнован столь новым для него положением. Из восьми дивизий, составлявших его армию, при нем находились, как мы уже сказали, только дивизии Сера и Бруссье. Несколько сзади, между Ливенцей и Тальяменто, располагались французские дивизии Гренье и Барбу, а также итальянская дивизия Североли, а дальше, у Эча, — французская дивизия Ламарка, итальянская дивизия Руска и драгуны, составлявшие основу кавалерии Евгения. Шестая его французская дивизия, дивизия Миолиса, всё еще оставалась далеко позади, задержанная положением в Риме и Флоренции.

В таких обстоятельствах Евгению оставалось только одно решение — быстро отойти назад к основной массе сил и сконцентрироваться. Каким бы неприятным не было отступление, следовало решаться на него как можно скорее, ибо никогда не следует считать неприятным решение, приводящее к хорошему результату. Евгений и решился на него, но с сожалением, которое вскоре должно было стать для него роковым, ибо помешало довести движение по сосредоточению войск до нужного пункта. Он приказал дивизиям Сера и Бруссье отойти за Тальяменто и передвинуться к Ливенце, куда должны были спешно подойти дивизии Гренье, Барбу, Североли, Ламарка и Груши. Генерал Сера просто отошел назад без боев. Бруссье пришлось дать весьма горячие бои полковнику Вокманну, который искусно теснил его из долин верхнего Тальяменто. К счастью, австрийцы, хоть и намеревались застигнуть французов врасплох, двигались не слишком быстро. На путь от границы до Тальяменто они потратили четыре дня, что давало время произвести концентрацию войск, чем и сумел бы воспользоваться более опытный генерал, нежели принц Евгений.

Отойдя за Тальяменто, он присоединил французские дивизии Гренье и Барбу, итальянскую дивизию Североли и остановился между Порденоне и Сачиле, поскольку австрийцы преследовали его весьма вяло. Прибыв туда, он совершил ошибку, оставив в Порденоне без всякой поддержки сильный арьергард, состоявший из двух батальонов 35-го и одного полка легкой кавалерии, под командованием генерала Саюка. Генерал Саюк, не выказав бдительности, необходимой в авангарде при движении вперед и в арьергарде при отступлении, совершил другую ошибку, запершись вместе со своими солдатами в Пор-деноне, вместо того чтобы разведать местность. Узнав о присутствии французского арьергарда, австрийцы выдвинули вперед подразделение пехоты и внушительное кавалерийское войско, полностью окружили Порденоне, отрезав все коммуникации этого пункта и Сачили, и атаковали Порденоне. Французские войска, не готовые к обороне, были вынуждены отступить и искать спасе ния в стремительном бегстве, но на дороге они натолкнулись на многочисленную кавалерию, атаковавшую их со всех сторон. Французские гусары пытались прорваться, некоторым удалось ускользнуть, остальные были порублены саблями или взяты в плен. Пехота искала спасения в доблестном сопротивлении. Оба батальона 35-го, старого итальянского полка, встали в каре и могли бы остановить австрийских всадников, если бы тех было меньше. Они сразили выстрелами из ружей несколько сотен всадников и усеяли землю трупами людей и лошадей. Но вскоре у французов кончились патроны и остались только штыки. Пять сотен несчастных французских солдат заплатили за нерадение своего генерала, пав под саблями австрийцев. Остальные были взяты в плен.

Это досадное происшествие усилило пыл австрийских войск, которые впервые за долгое время заставляли французов отступать, и породило в них надежду на победу.

Евгений собрал генералов, столь же растерянных, как он сам: они привыкли героически сражаться при Наполеоне, но не командовать, и были готовы скорее пойти на смерть, чем высказаться по столь важному вопросу, как необходимость дать сражение. Очевидно, благоразумнее всего было продолжать отступление вплоть до воссоединения всех войск и нахождения выгодной для сражения позиции. При отступлении к Пьяве ожидалось присоединение пяти французских пехотных дивизий ^и Одной итальянской, двух прекрасных драгунских дивизий и ломбардской королевской гвардии. Наконец, и сама река Пьяве представляла превосходную линию обороны. Но Евгений не обладал ни достаточным опытом, ни достаточным авторитетом, чтобы не считаться с ропотом в армии. Задетый молчанием генералов и пересудами солдат, он решил остановиться перед Ливенцей, между Сачили и Порденоне, на незнакомом участке, не представлявшем никаких преимуществ, где еще не успели сконцентрироваться его войска.

Вечером 15-го, после поражения в Порденоне, он приказал остановиться и возобновить наступление во всех пунктах. При отступлении он присоединил к дивизиям Бруссье и Сера дивизии Гренье, Барбу и Североли. Все пять дивизий насчитывали около 36 тысяч человек, тогда как численность австрийских войск составляла 45 тысяч наилучших солдат. Превосходство австрийцев было слишком явным, к тому же участок оказался неудобным. На правом фланге располагались деревушки, изгороди, затопленные земли и многочисленные каналы, прочно занятые австрийцами. В центре участок возвышался, образуя гребень, через который шла дорога из Сачили в Порденоне. На дороге французы владели деревней Фонта-нафредда, напротив Порденоне. На левом фланге склон гребня переходил в равнину, простиравшуюся до самого подножия Альп. На ней виднелись два городка — занятый французами Ровередо и занятый австрийцами Кор-денонс. Итак, справа находилась пересеченная местность, усеянная препятствиями, в центре — дорога, идущая перпендикулярно от линии французов к линии неприятеля, слева — равнина.

К несчастью, Евгений и начальник его штаба Виньоль столь же необдуманно приняли план сражения, скодь и само решение его дать. Даже не проведя рп шведки местности, они решили, что на рассвете 16 апреля генералы Сера и Североли выдвинутся справа на Пальсе и Порчиа и попытаются захватить их любой ценой, а в центре дивизия Гренье займет позицию на дороге перед Фонта-нафреддой и начнет наступление лишь после того, как Сера и Североли преодолеют многочисленные препятствия. Слева Бруссье, подойдя к генералу Гренье по равнине Ровередо, займет такую же выжидательную позицию.

И наконец, сзади генерал Барбу будет поддерживать французскую линию. Этот порочный план давал австрийцам время улучшить свои позиции.

Утром 16 апреля французские солдаты, не знавшие, куда их ведут, но довольные тем, что будут сражаться с неприятелем, которого не привыкли бояться, решительно двинулись в бой. Французы Сера и итальянцы Североли храбро бросились на Пальсе и Порчиа и одолели первые препятствия. Эрцгерцог Иоганн, хоть и обладал большим опытом и притязаниями, чем скромный принц Евгений, выказал не больше рассудительности, чем его противник, ибо, захватив накануне французов в Порденоне, дал захватить себя самого врасплох в том же месте. Он тотчас вскочил на коня и примчался на позицию перед Порденоне. Увидев хорошо заметных на открытом участке солдат Гренье на дороге из Фонтана-фредды и солдат Бруссье на французском левом фланге, эрцгерцог вообразил, что французы собираются отвести свой левый фланг на центр, а центр на правый фланг, и, чтобы помешать им выполнить это предполагаемое движение, развернул свой девятый корпус из Корденонса на Фонтанафредду, оставил по-прежнему неприкрытой местность между Корденонсом и Порденоне и совсем не подумал о восьмом корпусе, бившемся с генералами Сера и Североли на пересеченном участке между Пальсе и Порчиа.

Но там-то и происходила кровопролитная и ожесточенная схватка необычайно доблестных солдат, которыми руководили двое недальновидных главнокомандующих. Восьмой австрийский корпус, намного превосходящий численностью дивизии Сера и Североли, не собирался уступать им участок, часть которого они захватили. Генерал Коллоредо бросил на них австрийскую дивизию, отбил Порчиа и Пальсе и восстановил положение. Тогда генерал Сера выдвинулся вперед во главе резерва и вернулся в утраченные деревни, ведя за собой и французов, и итальянцев. Французы водворились в этих деревнях, театре многих ужасов. Австрийцы обороняли каждый дом ^и каждую изгородь, оказывая яростное сопротивление. Обреченный на бездействие на дороге из Фонтанафред-Ды в Порденоне, генерал Гренье отправил на правый фланг два батальона, чтобы содействовать окончательному захвату Порчиа. Генерал Барбу тоже выслал два батальона из арьергарда в те же пункты. Подкрепления компенсировали, несомненно, численное превосходство австрийского восьмого корпуса, но на этом усеянном преградами участке, который было так же трудно потерять, как и захватить, они ничего не решали, ибо левый фланг и центр продолжали бездействовать. Противники ожесточенно сражались, когда девятый корпус, выдвинувшись наискосок от Корденонса к Фонтанафредде, атаковал дивизию Бруссье, формировавшую левый фланг французов. Доблестный генерал Бруссье расставил эшелонами 9-й, 84-й и 92-й линейные, превосходные 4-батальонные полки, из которых состояла его дивизия. Он хладнокровно дождался неприятельской пехоты и, расстреляв ее с невероятной меткостью с близкого расстояния, опрокинул почти всю линию. Затем его полки, встав в каре, встретили атаку австрийской конницы, усеяли землю убитыми и, при всей доблести неприятельских всадников, оттеснили их, отбив у них охоту к подобным атакам.

Между тем весьма многочисленный девятый корпус обходил левый фланг французов и, по всей видимости, угрожал городку Сачиле за Фонтанафредцой, где находился главный мост через Ливенцу. В случае захвата моста была бы потеряна основная коммуникация и французам остались бы для отступления только дурные мосты в низовьях Ливенцы. Евгений встревожился за свои коммуникации и, хотя исход боя был еще неясен, приказал отступать — столь же необдуманно, сколь необдуманно приказал дать сражение.

Французские солдаты отступили к Ливенце, сокрушенные унизительной ролью, которую их заставляли играть. Правый фланг в порядке добрался до моста в Бруньере, ибо пересеченный участок с этой стороны был неудобен для преследования, а австрийцы были изнурены тяжелым боем. Все усилия неприятеля во время попятного движения французов переключились на его левый фланг, отступавший по открытому участку. Дивизия Бруссье спасла армию своим доблестным поведением, то поджидая неприятельскую пехоту и расстреливая ее в упор, то становясь в каре и останавливая штыками кавалерию.

Когда центр и арьергард французов миновали Сачиле, она вступила в городок последней, исполнив восхищения даже неприятеля.

Ночью, поскольку Евгений решил отступать к Коне-льяно, чтобы как можно скорее прикрыться Пьяве, непогода и столкновение артиллерийских повозок и обозов с войсками произвели ужасающий беспорядок, и за Пьяве войска добрались в состоянии, делавшем мало чести Итальянской армии, некогда столь славной. К счастью, непривычные к победам австрийцы, спешившие насладиться успехом и задержанные непогодой, столь же затруднившей их погоню, как и отступление, несколько дней не предпринимали атак на Евгения. Тем самым они дали ему время оправиться от поражения и приостановить его последствия.

По пути к Евгению присоединились, хоть и слишком поздно, пехотная дивизия Ламарка и кавалерийская дивизия Груши. Кроме того, к нему прибыл тот, кто в данную минуту был важнее всякого подкрепления, — знаменитый генерал Макдональд, один из лучших офицеров Революции, хоть он и проиграл битву при Треббии. Связи Макдональда с Моро обрекли его на многие годы опалы и бездеятельного прозябания, в то время как равные ему, а то и уступавшие по возрасту и заслугам, получали блестящие состояния. Огромная нужда в генералах и офицерах вследствие непрерывных войн заставила вспомнить о многих из тех, кем долго пренебрегали. Не захотев послать в Италию Массена из опасения низвести к второстепенной роли принца Евгения, Наполеон решился послать к нему генерала Макдональда, дабы он направлял и поддерживал молодого военачальника.

Евгений, не пожелав иметь в лице этого офицера слишком очевидного опекуна, не стал назначать его начальником Главного штаба, но создал для него приличествующее место, разбив свою армию на три крыла — левое, центра и правое. Правое, самое значительное и важное, состоявшее из дивизий Бруссье и Ламарка и драгун де Пюлли, было вверено генералу Макдональду. Командование центром, включавшим дивизию Гренье и дивизию Дюрютта, содержавшую часть дивизии Барбу, было отдано генералу Гренье. Оставшаяся часть дивизии Барбу была отправлена в Венецию в качестве гарнизона. Левое крыло было пожаловано генералу Бараге-д’Илье и состояло из итальянцев и некоторого количества смешанных с ними, дабы подавать им пример, французов. Из дивизии Сера, Итальянской гвардии и драгун Груши принц Евгений сформировал 10-тысячный резерв. В целом его армия выросла до 60 тысяч человек, из числа которых генерал Макдональд располагал 17 тысячами. Тем самым он мог существенно влиять на ход событий, без всякой видимости верховного командования. Но принц Евгений, будучи сколь скромен, столь и благоразумен, советовался с ним во всех важных случаях и мог только радоваться его советам.

Макдональд поддержал решение медленно отступать к Эчу, дабы прибыть туда в наилучшей форме и обрести силы для возобновления наступления. Войска, в самом деле, отошли на Эч, где отдохнули, оправились и скоро вновь стали достойны славного имени Итальянской армии.

В горном краю, возвышавшемся над равнинами верхней Италии, события приняли еще худший оборот, и в Тироле австрийцы добились еще больших преимуществ, чем во Фриуле. Генерал Хастелер перешел границу 9 апреля и, пройдя из Каринтии в Тироль, выдвинулся к Лиенцу. Хотя и было условлено с тайными вожаками тирольского восстания, что они дождутся 12—13 апреля, они не удержались и начали действовать 11-го. Во всех долинах итальянского Тироля восстание было единодушным. В германском Тироле восстание также оказалось стремительным и всеобщим. Некий Андреас Гофер добился огромного влияния на своих соотечественников, несколько бывших военных, некогда служивших Австрии, также стали самыми активными агентами мятежа. Среди них особенно отличался майор Теймер. Поскольку Франция потребовала сбора на Изаре всей Баварской армии, в Тироле осталось лишь около 5 тысяч баварцев, разбросанных по склонам Бреннера от Бриксена до Инсбрука. Там оказались и две колонны французских войск, примерно в 4 тысячи новобранцев, следовавших из Италии в Германию для пополнения дивизий Буде и Молитора, кирасиров

д’Эспаня и егерей Марула. Эти не нюхавшие пороха солдаты формировали временные маршевые подразделения под командованием офицеров запаса, в большинстве своем уставших ветеранов. Более чем 20 тысяч неустрашимых воодушевленных горцев, грозных стрелков, в соединении с 12 тысячами австрийцев, не могли столкнуться с длительным сопротивлением 4-5 тысяч баварцев и 3-4 тысяч французских новобранцев.

При приближении генерала Хастелера все баварские посты уже были захвачены. Все, кто смог спастись, соединившись на оконечности итальянского Тироля у перевала Бреннер, были атакованы Гофером и многочисленным соединением Мерана. Окруженные со всех сторон и яростно атакованные, они сложили оружие, а поскольку война была национальной, вскоре в удручающе большом количестве стали происходить преступления против человеческого права. И с той и с другой стороны истребляли пленных. Итальянский Тироль был полностью сдан до Ровередо, где располагалась дивизия генерала Бараге-д’Илье.

Длинная вереница французских новобранцев, растянувшаяся от Вероны до Инсбрука, оказалась перерезана повстанцами на две части. Часть французов отступила к Вероне, где оказалась в безопасности, другие бросились через перевал Бреннер, льстя себя надеждой встретить в Инсбруке французские аванпосты. Но поскольку французы подошли к Инсбруку, когда город уже перешел к неприятелю, они не смогли защититься и были вынуждены сдаться, в количестве около трех тысяч человек, что было вдвойне неприятно, ибо, помимо морального ущерба, это означало лишение многих корпусов необходимого им пополнения. Кроме того, некоторые из этих несчастных французов, которых приняли за баварцев, подверглись варварскому обращению, что навлекло на генерала Хастелера ужасную кару со стороны Наполеона.

Найдя германский Тироль освобожденным, Хастелер спел должным вернуться с Андреасом Гофером в Тироль итальянский, для содействия операциям эрцгерцога Иоганна. Вернувшись через Бреннер на Тренто, он предстал леред позицией генерала Бараге-д’Илье со всеми тирольскими ополченцами и 7-8 тысячами австрийцев.

Французский генерал, обойденный через боковые долины, не мог удержать Тренто и отступил на Ровередо. Вновь обойденный, он был вынужден отступить на Ри-воли, где, опершись на Итальянскую армию, занятую реорганизацией, мог более не ждать серьезных нападений. Так, оба Тироля и Фриуль за двадцать дней перешли в руки неприятеля.

Бои в это время шли не только в Италии, Тироле и Баварии, но и повсюду на севере Европы, где вступление Австрии в войну воодушевило сердца и внушило безумные надежды. Застарелая соседская неприязнь к Австрии во многом смягчила эти чувства в Баварии. Но в Швабии, в бывших австрийских провинциях, во Франконии, в мелких государствах, отнятых у церковных князей, даже в Саксонии, где присоединение польской короны льстило только правящему дому, в Гессене, где правил Жером Наполеон, при известии о смелом нападении Австрии сдерживаемая поначалу ненависть вспыхнула с новой силой. По мере удаления от Рейна и властной руки Франции смелость возрастала и переходила во враждебные вылазки.

Всего сильнее дерзость проявляла себя в Пруссии, где отчаяние дошло до предела. Французский артиллерийский обоз, следовавший с берегов Вислы в Магдебург, подвергся нападению, оскорблению и недостойному обращению. В Берлине о войне заговорили вслух еще прежде ее объявления, а с ее началом предрекали, что она будет удачной, все к ней присоединятся, а если сломленный и приунывший король Фридрих-Вильгельм откажется в ней участвовать, все вопреки ему ринутся навстречу австрийским армиям.

Жил в Берлине офицер, известный под именем майора Шилля, который в 1806 и 1807 годах успешно вел партизанскую войну против французов во время осад Данцига, Кольберга и Штральзунда. Он возглавлял кавалерийскую часть и входил в состав Берлинского гарнизона. Его храбрость и нескрываемая ненависть к французам сделали его народным кумиром. Однажды вечером стало вдруг известно, что майор Шилль, уже несколько дней проводивший допоздна смотры своего корпуса, исчез вместе с пятьюстами всадниками, составлявшими всю гарнизонную кавалерию. Поговаривали, что он направился на Эльбу, чтобы присоединиться к гессенским повстанцам, а затем и к австрийцам, продвигавшимся к Саксонии. Его побег произвел чрезвычайное впечатление, ибо всем хотелось верить, что майор действует с ведома прусского правительства. Между тем, это было заблуждение. Растерявшиеся министры примчались выразить искреннее сожаление французскому послу, заверив, что ни они, ни король не имеют отношения к столь безрассудному, и преступному поведению, и пообещав принять самые строгие меры в отношении лиц, ставивших под удар правительство их родины. Но пока они говорили, подобное же нарушение субординации, в подражание действиям кавалерии, выказала и пехота, и целые роты скрылись вслед за майором Шиллем. Догнать мятежников можно было только с помощью конницы, которую увел с собой майор.

Не менее важные события происходили на Висле. Седьмой австрийский корпус под командованием эрцгерцога Фердинанда в составе 37-38 тысяч человек двигался на Варшаву, спускаясь вдоль Вислы. Поскольку он формировался в Галиции, ему предстоял недолгий путь, к тому же он отбыл довольно рано, как и все австрийские корпуса. Его операции, как и операции в Германии и Италии, начались 10 апреля. Польской армией командовал князь Юзеф Понятовский. Наполеон, занятый подготовкой великих ударов по Австрийскому дому, не смог уделить этой армии много времени. Удалось собрать 15 тысяч человек регулярных войск и небольшое саксонское подразделение, оставшееся в Варшаве. Наполеона не тревожило численное превосходство австрийцев над польскими войсками, ибо он рассчитывал сам решить исход войны в Вене и, хотя и не строил иллюзий насчет содействия русских, всё же верил, что их присутствия на границах великого герцогства будет достаточно, чтобы парализовать австрийский корпус эрцгерцога Фердинанда. Но содействие русских было еще более ничтожным, чем он предполагал.

Император Александр выделил для войны с Австрией лишь 60 тысяч человек, которые в ту минуту еще не собрались, по различным причинам, большей частью весьма основательным, но которые легко было неверно истолковать. Прежде всего, Россия не ожидала, что война начнется так скоро, и не спешила к ней подготовиться. Кроме того, проливные дожди сделали почти непроходимой обширную местность, отделявшую Неман от Вислы. Наконец, Александр и Румянцев, хоть и охладели к союзу с французами, оставались всё же единственными его сторонниками, и им приходилось преодолевать сопротивление многих, чтобы добиться повиновения, когда речь шла о помощи Наполеону. В самом деле, трудно было добиться от русских выступления против австрийцев на стороне французов для содействия восстановлению Польши. Правда, содействие оплачивалось Финляндией, Молдавией и Валахией, и если жертва была велика, велика была и награда! Впрочем, пока Наполеон одерживал победы на Дунае, в помощи русских не было насущной нужды, и самым досадным следствием ее отсутствия должно было стать порожденное между двумя императорами недоверие.

Всё это объясняет, почему князь Понятовский, справедливо надеявшийся если не на прямую, то по меньшей мере на косвенную помощь 60 тысяч русских, оказался 10 апреля один на один с эрцгерцогом Фердинандом. Спускаясь вдоль Вислы, истоки которой находятся между Силезией и Галицией, эрцгерцог двигался по левому берегу реки к Варшаве, по пути расточая населению самые дружеские заверения. Они шли, говорил он, освободить народы, в том числе и поляков, от владычества, почти столь же отвратительного его друзьям, как и его врагам.

Однако поляков непросто было обмануть подобными речами. Они слишком хорошо понимали, что бывшие участники раздела их родины не могут быть ее освободителями. И князь Понятовский решительно выдвинул навстречу эрцгерцогу Фердинанду 12 тысяч человек. Это были те самые солдаты, которые впервые начали воевать вместе с французами в 1807 году и которые теперь, соединив с их природной храбростью и пламенным патриотизмом начала военной выучки, обретенные во французской школе, представляли собой превосходное войско.

К несчастью, численное превосходство австрийцев было столь велико, что оставалось надеяться лишь на достойное и энергичное, но отнюдь не успешное сопротивление. После нескольких мелких кавалерийских стычек князь Понятовский решил защищать подступы к Варшаве основными силами своих войск. Девятнадцатого апреля он остановился на позиции Рашина, образованной из лесов, перерезанных болотами. В течение восьми часов князь отстаивал эти леса и болота с 12 тысячами солдат у 30 тысяч австрийцев, потерял убитыми и ранеными 1200—1500 человек, уничтожил гораздо больше неприятельских солдат и, опасаясь, что его обойдут на пути к Варшаве, отступил к столице.

Следовало ли защищать столицу, лишенную средств обороны, подвергая ее тем самым опасности неминуемого разрушения, или лучше было оставить ее, заключив соглашение, которое смягчило бы условия неприятельской оккупации и позволило армии целой и невредимой отступить на позиции, которые будет легче сохранить? Такой важный и мучительный вопрос предстояло решить князю Понятовскому после Рашинского боя. Наиболее энергичные поляки требовали упорной обороны, не учитывая ее последствий. Мирные жители страшились потрясений. Просвещенные, и не самые трусливые, патриоты хотели пройти между Модлином и Сероцком в треугольник Нарева и Вислы, укрыться за мощными укреплениями, построенными по приказу Наполеона, найти неодолимый опорный пункт с возможностью отступления, обеспеченной болотами Пултуска, и тем самым спасти столицу, временно отдав ее в руки неприятеля. Подобная жертва редко бывает оправданной, однако на этот раз так и было, и результат впоследствии это доказал.

Князь Понятовский сдал Варшаву, оговорив почетные условия. Он выдвинулся на правый берег Вислы между Модлином и Сероцком, намереваясь атаковать любой корпус, который осмелится перейти реку, с твердой решимостью оборонять свою несчастную родину местными боями, коль скоро уже не мог защищать ее сражениями по всем правилам. Его поведение и благородные слова, с какими он пошел на эту жертву, скорее воодушевили, нежели охладили пыл поляков, и они не замедлили присоединиться к нему, чтобы помочь вернуть столицу, на время отданную австрийцам.

Итак, в Италии французам пришлось отступить к Эчу, в Тироле их атаковали со всех сторон, в Германии их оскорбляло рассерженное население, в Польше их союзники потеряли столицу, возвращенную им по Тильзитскому договору. Все эти известия застали торжествующего Наполеона в Регенсбурге и не слишком его расстроили. Несколько больше огорчили его события в Италии, потому что они обнажали его правый фланг, подвергали его итальянские государства военным невзгодам и, наконец, вредили репутации его приемного сына, которого он нежно любил. Одно обстоятельство почти превратило его неудовольствие в гнев. Евгений, более страшась своего приемного отца, нежели людского мнения, едва осмелился дать ему отчет в своих неудачах и ограничился тем, что написал: «Отец, я нуждаюсь в Вашем снисхождении. Страшась Вашего порицания в случае отступления, я принял сражение и проиграл его». За этим кратким письмом не последовало ни единого разъяснения о положении дел, и молчание длилось многие дни, что весьма стесняло Наполеона, остававшегося в неведении относительно потерь, степени продвижения неприятеля и возможности угрозы его правому флангу во время марша на Вену.

«Пусть вы побеждены, — отвечал Наполеон в нескольких письмах, — пусть так. Я должен был ожидать этого, назначив генералом в Италии неопытного юношу, тогда как не допустил принцев Баварии, Саксонии и Вюртемберга к командованию их собственными солдатами! Я пошлю вам людей для восполнения ваших потерь, я сумею нейтрализовать преимущества неприятеля, но для этого нужно, чтобы я был осведомлен, а я ничего не знаю. Правду, которую должны были сообщить мне вы, я вынужден выискивать в иностранных бюллетенях. Я делаю то, чего никогда не делал, что должно быть превыше всего отвратительно разумному полководцу: я двигаюсь с неприкрытыми крыльями, не зная, что творится у меня на флангах. К счастью, я могу всем пренебречь, благодаря нанесенным мною ударам, но это жестоко — держать меня в подобном неведении!» Наполеон добавлял прекрасные слова, которые мы приводим в точности, ибо они важны для славы одного из величайших его соратников, Массена: «Война — это серьезная игра, в которой рискуют своей репутацией, солдатами и страной. Разумный человек должен чувствовать и понимать, подходит ли он для такого ремесла. Мне известно, что в Италии вы весьма склонны презирать Массена. Однако если бы я послал его, этого никогда бы не случилось. Массена обладает военным талантом, перед которым вам всем надлежит преклониться, а о его недостатках следует забыть, ибо они есть у каждого. Доверив вам Итальянскую армию, я совершил ошибку. Я должен был послать Массена, а вас поставить командовать кавалерией под его началом. Командует же королевский принц Баварии дивизией под началом герцога Данцигского! Если потребуют обстоятельства, вы должны написать королю Неаполя, прося его вернуться в армию, вы передадите ему командование и перейдете под его начало. Вы просто менее опытны, чем человек, который воюет уже восемнадцать лет!» (Бург-хаузен, 30 апреля 1809).

Зная, что все иллюзии врагов и весь их кураж рассеются при сокрушительном известии о событиях в Регенсбурге, Наполеон решил, энергично выдвинувшись вперед, остановить, а затем вынудить отступить войска, действовавшие на его флангах и в тылах. Поэтому нападение на Вену, как и в 1805 году, было самым надежным способом разбить все коалиции, существующие и зарождающиеся.

Приняв решение двигаться вдоль Дуная прямо к Вене, Наполеон использовал для выполнения своих замыслов наиболее подходящие средства. Планы австрийцев были ему неизвестны, он знал лишь, что большая часть австрийцев, возглавляемая эрцгерцогом Карлом, отброшена на левый берег Дуная в Регенсбурге, а наименьшая часть, под командованием Гилл ера и эрцгерцога Людвига, оттеснена через Ландсхут за Изар. Он сделал вывод, что при движении вперед и неотступном преследовании войск, отступивших через Ландсхут по правому берегу Дуная, нужно остерегаться и той части войск, что отступила по левому берегу в Богемию, была несравненно более значительной и должна была постоянно оказываться на его фланге или в тылах. Предупреждая любые ее попытки навредить армии, нужно было выдвинуть вперед достаточное количество сил, чтобы атаковать генерала Гилл ера и эрцгерцога Людвига, и сделать это быстро, чтобы опередить их в пунктах переправы через Дунай, помешав тем самым воссоединиться перед Веной для ее обороны. Исходя из этих условий, Наполеон и рассчитал свои движения.

В Регенсбург французы вошли вечером 23-го. В течение этого дня и на следующий день Наполеон и произвел все диспозиции. Еще прежде, выдвигаясь 22-го из Ландсхута в Экмюль, он направил за Ландсхут Бессьера с легкой кавалерией генерала Марула и частью германской кавалерии в погоню за разбитыми корпусами генерала Гиллера и эрцгерцога Людвига. Для большей надежности Наполеон добавил к ним дивизии Вреде и Молитора и, благодаря этой последней поддержке, был убежден, что любая попытка наступления со стороны неприятеля будет энергично пресечена. На следующий день, 23 апреля, во время обстрела Регенсбурга, он послал одного из самых неустрашимых своих соратников, Массена, занять линию Дуная, дабы он постоянно следовал берегом реки и мог помешать всякому воссоединению эрцгерцогов, попытаются ли они переправиться из Богемии в Баварию, или из Баварии в Богемию. Наполеон приказал Массена спуститься к Штраубингу с дивизиями Буде, Леграна и Карра-Сен-Сира, присоединив к нему одну из дивизий Удино — дивизию Клапареда. Таким образом, по правому берегу Дуная австрийцев преследовали две колонны: колонна маршала Бессьера, двигавшаяся через центр Баварии по пятам за генералом Тиллером и эрцгерцогом Людвигом, и колонна маршала Массена, следовавшая вдоль реки и занимавшая прежде эрцгерцогов переправы в Штраубинге, Пассау и Линце, которые образовывали пункты сообщения между Баварией и Богемией.

Приняв эти меры предосторожности в центре и на правом фланге, Наполеон распорядился корпусом Даву для охраны левого фланга и тыла от возможных атак эрцгерцога Карла. Он вернул маршалу прекрасные дивизии Гюдена и Морана, которые забирал у него для боя в Абенсберге, и забрал у него дивизию Сент-И лера, которой предназначалось вместе с двумя дивизиями генерала Удино сформировать корпус маршала Ланна. Дивизии Фриана, Морана и Гюдена, привыкшие служить с Даву со времен Булонского лагеря и с тех пор остававшиеся за пределами Франции, представляли собой настоящую семью под отеческим присмотром маршала, непреклонного, но преданного своим детям, и являли собой совершенную пехоту для великой войны. Они не грабили, ибо ни в чем не нуждались, у них никогда не было отставших, они никогда не отступали и могли прорвать любого неприятеля, какой только встретится на их пути. Вместе с легкой кавалерией генерала Монбрена, несмотря на потери, они насчитывали 29—30 тысяч человек.

Наполеон приказал Даву покинуть Регенсбург 24-го, двигаться вслед за эрцгерцогом Карлом до границы Богемии, убедиться в том, что он ее пересек, после чего вернуться к Дунаю и двигаться его правым берегом, оставив генерала Монбрена с легкой кавалерией на левом берегу для наблюдения за Бёмервальдом, длинной цепью лесистых гор, отделявшей Богемию от Баварии. Разведав движения эрцгерцога Карла, Даву должен был двигаться вдоль Дуная вслед за Массена, занять Штрау-бинг, когда Массена двинется на Пассау, и занять Пассау, когда тот двинется на Линц. Генерал Дюпа с французской дивизией в 5-6 тысяч человек и войсками мелких государей получил приказ без промедления явиться в Регенсбург, дабы сменить в нем Даву, когда тот покинет город. Он должен был, в свою очередь, последовать за маршалом и сменять его в Штраубинге, Пассау, Линце, там же, где Даву будет сменять Массена. Наконец, Бер-надотт с саксонцами получил приказ покинуть Дрезден, которому никто не угрожал, возвратиться в Саксонию, пересечь Верхний Пфальц и сменить в Регенсбурге дивизию Дюпа.

Таким образом, Дунай оказывался под надежной охраной двух лучших корпусов армии, корпусов Массена и Даву, за которыми следовали два корпуса союзников, а в центре Баварии мощный авангард Бессьера преследовал корпуса Гиллера и эрцгерцога Людвига. Сам Наполеон решил выдвигаться через Ландсхут с дивизиями Сент-Илера и Демона, половиной корпуса Удино, только что подошедшей гвардией и четырнадцатью полками кирасиров вслед за Бессьером, дабы поддержать последнего в случае каких-либо затруднений с корпусами Гиллера и эрцгерцога Людвига, или же повернуть к реке в случае попытки эрцгерцога Карла переправиться через нее на французском фланге или в тылу.

В довершение всех этих мер, Наполеон перебросил баварцев на правый фланг, чтобы они заняли Мюнхен, вернули туда своего короля, оттеснили дивизию Елачича, которая была отделена от корпуса Гиллера, отбросили ее от Мюнхена к Зальцбургу, проникли затем в Тироль и вернули этот край под владычество Баварского дома. Последняя мера обладала тем преимуществом, что давала возможность вести разведку со стороны Италии, предохраняя армию от посягательств эрцгерцога Иоганна. Следовавшие вдоль Дуная корпуса получили приказ арестовывать и отводить к правому берегу все лодки, составляя из них конвои для транспортировки провианта, боеприпасов, больных и новобранцев, подготовить во всех пунктах пекарни, муку, галеты и привести Штрау-бинг, Пассау и Линц в состояние обороны, чтобы впоследствии можно было охранять реку малыми силами.

Затем Наполеон занялся обеспечением своих корпусов подкреплениями, в которых те нуждались для восстановления потерь и доукомплектования запланированного численного состава, и отдал необходимые распоряжения для скорейшей отправки по Баварской дороге новобранцев и недостающих четвертым батальонам рот со сборных пунктов, а также лошадей для кавалерии. В то же время он написал королям Баварии, Саксонии и Вюртемберга, возвещая им о своих блестящих победах и взывая к их усердию в наборе войск. Он написал братьям Жерому и Луи, торопя их со сбором войск, дабы обезопасить Германию от повсеместно вспыхивавших повстанческих движений. Он приказал заставить короля Пруссии объясниться по поводу чрезвычайной авантюры майора Шил-ля и объявил о своих победах Коленкуру, не послав ему письма для императора Александра, ибо желал молчанием выразить этому государю всё, что он думает об искренности его содействия. Кроме того, он запретил французскому послу слушать какие-либо речи о будущей участи Австрии и условиях мира, которые могли стать следствием столь быстрых побед.

В то время как его корпуса выдвигались вперед, Наполеон оставался в Регенсбурге, отправляя многочисленные приказы, которых требовали ведение столь обширных операций и управление Империей. Вступив в Регенсбург вечером 23-го, он провел там два дня и 26-го отбыл в Ландсхут, дабы присоединиться к армии и самому направлять ее.

Тем . временем австрийские генералы приняли почти такой же план отступления, какой приписал им Наполеон. Отброшенному в Верхний Пфальц эрцгерцогу Карлу и не оставалось ничего иного, как отступать через Богемию, возможно быстрее миновать эту провинцию, вновь перейти Дунай в Линце или Кремсе, воссоединиться с генералом Тиллером и эрцгерцогом Людвигом и даже, если получится, подтянуть через восставший Тироль эрцгерцога Иоганна. Генералу Тиллеру и эрцгерцогу Людвигу, отброшенным из Ландсхута за Изар в Баварию, также оставалось лишь отстаивать линии притоков Дуная Инна, Трауна и Энса, задерживая продвижение Наполеона и давая время эрцгерцогам Карлу и Иоганну воссоединиться с ними, чтобы прикрыть Вену всеми силами монархии. Именно такой план и принял эрцгерцог Карл, предписав его исполнение своим братьям.

В соответствии с принятым планом Карл, покинув Регенсбург, поспешил занять позицию в Хаме, у входа в ущелья Богемии. Эта позиция была очень выгодной и стоила того, чтобы за нее сразиться в случае преследования. Эрцгерцог дождался на ней своего снаряжения, отставших и заблудившихся, решившись защищаться с оставшимися у него двадцатью четырьмя тысячами человек в случае новой атаки французов. Даву последовал за ним через Ниттенау, не с намерением дать сражение, а с тем, чтобы наблюдать за его движением и разведать планы. Желая, однако, утвердить свое превосходство, не развязывая боя, он внезапно потеснил австрийские аванпосты к самому Хаму, показав неприятелю готовность к бою. Но эрцгерцог не захотел рисковать в новом сражении или же решил, что прождал достаточно, и снялся с лагеря, оставив Даву множество повозок, больных и отставших, которых тот и взял в плен. Решившись отступать, стоило действовать быстрее, ибо австрийский главнокомандующий оставался на позиции в Хаме до 28-го и потерял два дня, что было досадно, поскольку он был в первую очередь заинтересован достичь моста в Линце, чтобы воссоединиться с корпусами Гиллера и эрцгерцога Людвига. Поскольку дорога к Линцу в Богемии описывает дугу через Пльзень и Будеевице, эрцгерцогу Карлу предстоял долгий путь, в то время как Наполеон двигался к Линцу напрямик по берегу Дуная, по превосходной дороге и с помощью реки, по которой перевозил часть наиболее тяжелых грузов.

Итак, эрцгерцог отступил в Богемию, решив подтянуть все возможные подкрепления и как можно скорее вернуться на правый берег Дуная. Подозревая, однако, что ему не удастся продвигаться достаточно быстро, он послал кратчайшими путями к Пассау генерала Кленау с девятью батальонами, а к Линцу генерала Штутергей-ма с легкими войсками, чтобы они уничтожили мосты через Дунай в случае невозможности занять эти города. Приняв эти меры и поневоле поддавшись унынию от столь неудачного начала войны, эрцгерцог Карл предложил императору Австрии совершить миролюбивый демарш в отношении Наполеона, под предлогом обмена пленными. Император Франц, необдуманно согласившийся на войну и теперь видевший, до какой степени уже деморализован его брат главнокомандующий, не отказался от миролюбивого демарша, как не отказался и от войны, но попросил, однако, не выказывать чрезмерной слабости с самого начала военных действий. Эрцгерцог Карл приказал начальнику Главного штаба Грюнне составить письмо, в котором он, поздравляя Наполеона с прибытием во французскую штаб-квартиру (чего он не мог не заметить, скромно добавлял эрцгерцог, по тому обороту, какой приняли события), предлагал ему обменяться пленными ради смягчения бедствий войны. Затем он продолжил движение через Богемию, предписав эрцгерцогу Иоганну перейти в Баварию, а эрцгерцогу Людвигу и генералу Гилл еру — упорно оборонять этот край, чтобы все австрийские силы успели воссоединиться за Трауном у Линца.

Увидев, что эрцгерцог Карл уходит в Богемию, Даву тотчас повернул обратно к Регенсбургу, перешел Дунай и начал движение по правому берегу реки, в то время как генерал Монбрен производил разведку на левом. Даву двинулся на Пассау вслед за Массена, который выдвигался на Линц, а в Регенсбурге его сменил генерал Дюпа с двумя тысячами германцев и французов.

В то время как эрцгерцог Карл отступал, генерал Гиллер и эрцгерцог Людвиг, узнав о разгроме главнокомандующего и его отступлении в Богемию, признали необходимость отступления и с их стороны, ибо Наполеон вскоре не преминул бы атаковать их с превосходящими силами. Они решили отходить на Инн, а с Инна на Траун, который надеялись отстоять, закрепившись на нем и воссоединившись с одним из эрцгерцогов, Карлом или Иоганном.

Между тем Наполеон, сопровождаемый гвардией и кирасирами и предшествуемый Данном с войсками генералов Сент-Илера, Демона и Удино, выдвинул вперед Бессьера и придал погоне мощь прорвавшего плотину потока. Вся армия, с правого до левого фланга, двинулась на Инн: баварцы направились через Мюнхен на Зальцбург, Ланн через Мюльдорф на Бургхаузен, Бессьер через Ноймаркг на Браунау. Поддержав это движение у Дуная, Массена вступил в Пассау и отбил его у австрийцев.

Через десять дней после начала военных действий, 28—29 апреля, французы на всех направлениях подошли к линии Инна и начали восстанавливать мосты, разрушенные или сожженные австрийцами. Вступив 28-го в Бургхаузен, Наполеон был вынужден прождать два дня, пока восстановят полностью сожженный мост. Полученное от эрцгерцога Карла письмо с мирным предложением он отослал Шампаньи, который следовал за штаб-квартирой, приказав ему не отвечать на него. Исполненный уверенности в результате кампании, не предвидя ожидавших его трудностей, Наполеон полагал, что держит судьбы Австрийского дома в своих руках, и не хотел расстраивать свои честолюбивые замыслы порывом необдуманного великодушия.

После того как маршал Массена вступил в Пассау, ^а вся армия подошла к Инну, следовало без промедления двигаться к Трауну, линию которого нужно было захватить как можно скорее, ибо на ней располагался Линц, где эрцгерцог Карл мог перейти Дунай и воссоединиться с генералом Гиллером и эрцгерцогом Людвигом. Тогда австрийскому главнокомандующему осталась бы вторая и последняя возможность воссоединения его армии перед Веной, если он успеет вовремя добраться до моста в Крем-се и занять позицию в Санкт-Пёльтене для прикрытия столицы. Наполеон немедленно захотел лишить его первого из этих двух шансов, стремительно передвинувшись в Линц. Восстановив мосты через Инн к 30 апреля, он приказал начинать всеобщее движение 1 мая, предписал Массена быстро передвинуться на Линц, по прибытии завладеть сначала городом, а затем мостом через Дунай, если он еще не уничтожен, и после занятия Линца двигаться прямо на Траун. Траун впадает в Дунай двумя лье ниже Линца, протекая у подножья простирающегося до самого Дуная плато, на котором армия могла занять выгодную позицию и противостоять неприятелю. Поэтому мост через Дунай, служивший коммуникацией между Богемией и Верхней Австрией, находился не в самом Линце, а в Маутхаузене, ниже места впадения Трауна в Дунай, и прикрывался самим Трауном и упомянутым плато, на вершине которого располагался город и замок Эберсберг.

Итак, Массена получил приказ выдвинуться 1 мая из Пассау в Линц, а из Линца в Эберсберг. Чтобы преодолеть возможные затруднения, если оставшиеся у двух австрийских генералов 36 тысяч человек успеют занять позицию в Эберсберге, Наполеон хотел подойти к Трауну одновременно в Эберсберге, Вельсе и Ламбахе. Он направил все колонны с Инна на Траун, чтобы прибыть к нему утром 3 мая. Генерал Вреде, дивизия которого прошла через Зальцбург, должен был, после того как его сменят там баварцы, выдвигаться на Ламбах к берегу Трауна. Ланн с войсками генералов Удино, Сент-Илера и Демона должен был двигаться в Вельс и перейти Траун чуть выше Эберсберга. Наконец, Бессьер с гвардией, кирасирами и легкой кавалерией должен был либо перейти реку в Вельсе, либо повернуть к Эберсбергу, если услышит с той стороны канонаду, которая заставит предположить серьезное сопротивление. Бертье получил и исполнил приказ сообщить Массена, что если препятствия будут слишком велики, к нему подоспеет помощь со стороны Вельса или Ламбаха. Однако эти новые приказы, как и предыдущие, предписывали Массена как можно скорее захватить не только Линц и мост через Дунай, но и мост в Маутхаузене.

Французские колонны выдвинулись в указанном порядке. Все они 1 мая вышли за Инн, восстановив мосты. Массена направлялся из Пассау на Эффердинг, Ланн и Бессьер из Бургхаузена и Браунау на Рид.

Вечером 2 мая Массена вступил перед Эффердингом в перестрелку с арьергардом генерала Гиллера, взял пленных и приготовился выступить на следующий день в Линц. Утром 3-го он отбыл, возглавляемый легкой кавалерией Марула и сопровождаемый дивизией Клапареда из корпуса Удино, и на рассвете подошел к Линцу. Вступить в город, отбросив несколько поспешно отступивших постов, и завладеть им было минутным делом. Посланные эрцгерцогом Карлом подразделения Кленау и Штутер-гейма успели только разрушить мост в Линце и отвести к левому берегу все лодки. Владея Линцем, Массена мог быть уверен, что его мост через Дунай уже не послужит воссоединению эрцгерцогов. Но действительно годный для воссоединения мост находился двумя лье ниже в Маутхаузене и прикрывался Трауном. Было десять часов утра. Массена без колебаний пересек Линц и выдвинулся к Трауну, то есть к Эберсбергу. Внезапно перед ним открылась грозная позиция.

Справа налево перед ним протекал Траун и среди лесистых островов впадал в необъятное русло Дуная. На этой реке виднелся мост, длиной более 200 туазов, за ним — обрывистое плато, над которым возвышался городок Эберсберг, еще выше — крепость Эберсберг, ощетинившаяся артиллерией, а перед мостом и на подъеме на плато — войско примерно в 36—40 тысяч человек. Тут было чем усмирить любого, кроме Массена, внушив мысль подождать, тем более зная, что днем или на следующий день французские колонны осуществят переход через реку и обойдут эту грозную позицию несколькими лье выше Эберсберга. Но это не помешало бы эрцгерцогам уже днем воссоединиться через мост в Маутхаузене, если оставить его в их распоряжении. Потому следовало отобрать его у них немедленно, захватив город и замок Эберсберг. К тому же, на войне решения в большей степени диктуются характером, а не размышлениями, и Массена, встретив врага, с которым он еще не имел случая схватиться в этой кампании, испытывал лишь одно желание — броситься на него и завладеть позицией, которую считал решающей. Поэтому он приказал тотчас начинать атаку.

Перед Эберсбергским мостом вокруг деревни Клейн-Мюнхен располагались австрийские стрелки и посты легкой кавалерии. Генерал Марула приказал атаковать и рассеять саблями тех и других. Всадники вернулись за мост, стрелки укрылись в садах и домах Клейн-Мюнхе-на. Вслед за легкой кавалерией Марула двинулась первая бригада Клапареда под командованием бесстрашного генерала Коорна. Едва дойдя до места, Коорн во главе своих вольтижеров ринулся на деревню, завладел садами, затем захватил и уничтожил всех оборонявших дома, выдвинулся за деревню и подошел к мосту длиной не менее двухсот туазов, обложенному зажигательными фашинами и изрешеченному огнем неприятеля. Отважный генерал устремился на мост, прошел по нему без соблюдения равнения, убив или захватив всех, кто пытался преградить ему дорогу, и оставив на мосту множество своих, убитых и умирающих. Продолжая продвигаться вперед, он бросил своих солдат атакующими колоннами на плато, занятое австрийской пехотой. Под градом пуль Коорн провел свое войско по дороге, ведущей в Эберсберг, вошел в город, вышел на большую площадь перед замком и оттеснил австрийцев на высоты за ним. К несчастью, они сохранили за собой замок и с высоты его стен поливали смертоносным огнем захваченный французами городок.

Массена, остававшийся на подступах к позиции, принял меры для поддержки Коорна. Подведя орудия всего армейского корпуса, он начал артиллерийский обстрел другого берега и бросил через мост еще две бригады, Лезюира и Фикатье, приказав им взойти на плато и двигаться в Эберсберге на помощь Коорну. Он разослал множество адъютантов к дивизиям Леграна, Карра-Сен-Сира и Буде, торопя их с прибытием на линию.

Бригады Лезюира и Фикатье подоспели как раз вовремя, ибо генерал Гиллер, перейдя в наступление, бросил на Коорна значительные силы и вынудил его отойти в Эбере -берг, а затем и оставить главную площадь. Французы вновь отбили ее у австрийцев и попытались завладеть замком, к которому подошли вплотную, но не сумели в него проникнуть. Австрийцы снова вернулись с еще большими силами, что оказалось для них просто, ибо их было около тридцати шести тысяч против семи-восьми тысяч французов, атаковали замок, оттеснили от него французов, проникли в город, прошли через него и снова вышли на главную площадь. Доблестный Клапаред и его солдаты укрылись в окружающих домах, закрепились в них и из окон поливали неприятеля ружейным огнем. Снаряды подожгли несчастный город, и он вскоре заполыхал с такой силой, что в нем трудно стало дышать.

Ужасная бойня продолжалась с одинаковой яростью с обеих сторон, и преимущество должно было остаться за численно превосходящим противником. Французов вот-вот могли сбросить в Траун и наказать за их дерзость, когда показалась дивизия Леграна во главе со своим бесстрашным генералом. Тот прибыл с двумя старыми полками, 26-м полком легкой пехоты и 18-м линейным. Они вступили на мост, заваленный телами убитых и раненых. Чтобы освободить проход, пришлось сбросить в Траун множество тел и, возможно, еще живых раненых. Перебравшись через мост, Легран направил один из полков вправо, в обход австрийцев, окруживших Эберсберг снаружи, а другой полк в центр, по главной городской улице. В то время как несколько колонн его батальонов теснили окруживших город австрийцев, другие пересекли центр города, вышли к главной площади, очистили ее штыками и высвободили уже едва державшегося Клапа-реда. Затем дивизия Леграна атаковала замок. Генерал приказал саперам вырубить запертые ворота, проник внутрь и уничтожил всех его защитников. С этой минуты Эберсберг принадлежал французам, хоть и превратился в груду дымящихся развалин, откуда исходил невыносимый запах горевших трупов. Французы поспешно миновали город и двинулись на австрийцев, приготовившихся сражаться на линии высот за городом. Но те, завидев издали на равнине приближающиеся колонны дивизий Карра-Сен-Сира и Буде, а слева — французскую кавалерию, перешедшую Траун в Вельсе, не сочли должным продолжать схватку и отступили, оставив за французами место впадения Трауна в Дунай и Маутхаузен. Впрочем, посланцы эрцгерцога Карла уничтожили мост в Маутхаузене так же, как и в Линце, а все лодки отправили к Кремсу.

Приближавшаяся кавалерия составляла тысячу всадников под командованием генерала Дюронеля: Ланн, без труда перейдя Траун в Вельсе, отправил их в обход позиции австрийцев. Было очевидно, что если бы Мас-сена мог угадать, что эрцгерцог Карл со своей армией не успеет подойти к Маутхаузену, а французские войска, перейдя реку выше по течению, смогут содействовать быстрому захвату Эберсберга, то должен был воздержаться от столь кровопролитной атаки. Поле битвы было ужасно, а Эберсберг настолько объят пламенем, что оттуда невозможно было вынести раненых. Чтобы избежать возгорания моста, пришлось даже разобрать часть его настила с обеих сторон, так что сообщение между перешедшими Траун войсками и подоспевшими к ним на помощь оказалось на несколько часов прерванным. Отчаянная схватка стоила французам 1700 человек убитыми, утонувшими, сгоревшими и ранеными. Австрийцы потеряли 3 тысячи человек убитыми и ранеными, 4 тысячи взятыми в плен, множество знамен и пушек.

На грохот канонады галопом примчался Наполеон. Как ни привычен он был к ужасам войны, все его чувства взбунтовались при столь ужасающем зрелище, не вполне оправданном необходимостью сражения, и если бы не восхищение военным гением и энергией Массена, он, возможно, осудил бы произошедшее. Наполеон ничего не сказал, но в Эберсберге остаться не захотел и расположился с гвардией за городом.

Несмотря на твердое намерение воссоединиться с братьями за Трауном, в Линце или Маутхаузене, эрцгерцог Карл не смог ни достаточно быстро продвинуться, ни правильно рассчитать свои движения, чтобы прибыть к Линцу вовремя. Когда Массена стремительно обходил Линц и захватывал Эберсберг, эрцгерцог дошел лишь до Будеевице в Богемии и теперь мог добраться только к Кремсу. Генерал Гиллер и эрцгерцог Людвиг продвигались к Кремсу через Энс, Амштеттен и Санкт-Пёльтен, продолжая уничтожать мосты через все реки, стекавшие с Норийских Альп в Дунай. Еще менее вероятно было, чтобы так скоро успел вернуться эрцгерцог Иоганн, и рассчитывать на него не следовало. Однако довольно было улучить счастливый случай, чтобы соединиться с генералом Гиллером и эрцгерцогом Людвигом, отступавшими вдоль Дуная. Потратив много времени на присоединение отставших, сбор ландвера и включение третьих батальонов галицийских полков, эрцгерцог Карл двигался теперь с 80 тысячами человек и, при воссоединении с двумя соратниками, у которых было не менее 30 тысяч солдат, мог в Санкт-Пёльтене оказаться со 110 тысячами солдат. Тогда можно было бы сразиться с Наполеоном за победу, и при удаче Французская империя пала бы не в 1814-м, а в 1809 году.

Довольный тем, что отнял у эрцгерцогов главный шанс воссоединиться, заняв Линц и Маутхаузен, Наполеон поспешил выдвинуться на Креме, чтобы отнять у них и этот последний ресурс, и достичь Вены, прежде чем кто-либо успеет преградить ему путь.

После Трауна французские войска вышли к Энсу, протекающему параллельно Трауну и омывающему обратную сторону покоренного французами плато. Однако все мосты на Энее были полностью уничтожены, и понадобилось не менее двух суток для их восстановления. Энс был перейден только утром 6 мая, после чего французы выдвинулись на Амштеттен. Бессьер с кавалерией и пехотой Удино перешел Энс первым, за ним вскоре последовал Массена, а следом Ланн, который влился в главную колонну, ибо теперь для прохода армии осталась только одна дорога между подножием Альп и Дунаем. Вечером вступили в Амштеттен без единого выстрела. На следующий день армия продолжила движение на Мельк — прекрасную позицию на Дунае, увенчанную великолепным Мелькским аббатством. В нем Наполеон устроил свою штаб-квартиру. Оставался только день до прибытия в Креме, где в Маутерне находился последний мост, по которому эрцгерцог Карл мог воссоединиться с генералом Гиллером и эрцгерцогом Людвигом. Французы уже были уверены, что доберутся до него беспрепятственно, ибо ничто не предвещало присутствия перед ними большой армии. Восьмого мая авангард выдвинулся к Санкт-Пёльтену, весьма известной позиции на склонах Каленберга, представляющего собой простершийся до Дуная отрог Альп, за которым находится Вена. Именно на этой позиции и могло сформироваться большое соединение австрийцев, если бы эрцгерцоги успели воссоединиться, ибо в Санкт-Пёльтене пересекаются дороги из Богемии, Италии, Верхней и Нижней Австрии и открывается выход на Вену через ущелья Каленберга. Но французы обнаружили лишь арьергарды, отходящие к мосту в Кремсе за Дунай и назад к Вене через Каленберг.

Потеряв не менее двух дней в Хаме и еще несколько на дороге из Хама в Будеевице, эрцгерцог Карл добрался до окрестностей Будеевице только утром 3 мая. В неоправданной надежде произвести воссоединение в Линце, он из Будеевице выдвинулся к Дунаю, вместо того чтобы двигаться, не теряя времени, прямо на Креме. Приблизившись к Дунаю, он узнал, что Линц и Траун уже заняты, и возобновил путь по Богемии, через Цветль, сохраняя надежду прибыть в Креме и Санкт-Пёльтен раньше французов. Однако на случай, что ему это не удастся, он разрешил обоим генералам, защищавшим правый берег, перейти на левый, отправив к Вене необходимые силы для защиты столицы. Добравшись до Санкт-Пёльтена, генерал Гиллер и эрцгерцог Людвиг так и поступили. Опасаясь атаки превосходящих сил французов и нового поражения, подобного поражению в Эберсберге, они, как и в 1805 году, перешли Дунай по мосту в Кремсе, после чего уничтожили мост и отвели все лодки к левому берегу, отправив прямой дорогой из Санкт-Пёльтена в Вену только сильное подразделение для содействия ее обороне.

Следуя замыслу опередить эрцгерцогов под стенами Вены и к моральному воздействию вступления в столицу присовокупить материальные выгоды, Наполеон произвел необходимые диспозиции для незамедлительного исполнения своего плана и из своей штаб-квартиры в Мельке предписал следующие меры.

Для взятия Вены нужна была не кавалерия, а пехота, и Ланну было приказано выдвинуть к Вене 9 мая пехотинцев Удино и Демона. За ними без промедления должен был следовать Массена, а основной части кавалерии надлежало двигаться вдоль Дуная для наблюдения за берегами и пресечения попыток перехода со стороны неприятеля. Легкая кавалерия была расставлена между Маутерном, Тульном и Клостернойбургом, вдоль извивов реки вокруг Каленберга. Кирасиры расположились между Санкг-Пёльтеном и Зигхартскирхеном. Приняв эти меры на левом фланге, на правом фланге Наполеон приказал генералу Брюйеру с легкой кавалерией и тысячью человек германской пехоты выдвигаться по Итальянской дороге в горный край Штирии для наблюдения за движениями эрцгерцога Иоганна. Сам Наполеон последовал за Ланном и Массена с гвардией и частью кирасиров. Даву, уже прибывший из Пассау в Линц, получил приказ передвинуться в Мельк, а из Мелька в Санкт-Пёль-тен, дабы препятствовать любым попыткам перехода во французских тылах, либо выдвинуться к Вене, если придется дать сражение под ее стенами. Однако, поскольку Пассау и Линц были почти столь же важны, как Креме, в Пассау был оставлен, до прибытия Бернадотта, генерал Дюпа, а охрана Линца была поручена генералу Вандаму с вюртембержцами.

В то же время Наполеон принял меры для прибытия по Дунаю его конвоев. Повсюду на занятом французами береге он обеспечил порты для отдыха. Конвои, состоявшие из собранных на Дунае и его притоках лодок, перевозили галеты, боеприпасы и уставших солдат. Помимо Пассау и Линца, Наполеон устроил укрепленные посты в Ипсе, Вальдзее, Мельке и Маутерне. В этих пунктах конвои должны были перейти на сухопутную дорогу через⁴ Санкт-Пёльтен, более короткую и единственно надежную, ибо дальше Дунай протекал слишком близко к австрийцам и слишком далеко от французов. Наконец, рассудив, что недостаточно мешать переходу неприятеля через Дунай, но напротив, лучшим средством обеспечить свой тыл будет возможность переходить через реку, дабы беспокоить неприятеля и тем самым вынуждать его рассеивать силы, Наполеон приказал возвести из подручного материала два лодочных моста в Линце и в Кремсе.

Позаботившись обо всем, Наполеон, прибывший 8 мая в Санкт-Пёльтен, приказал 9-го начинать движение на Вену. Ланн и Бессьер выдвигались в первой лини, Мас-сена — во второй, гвардия и кирасиры — в третьей. За ними следовал Даву, оставляя посты слева на Дунае и справа на дорогах в Италию.

Вечером 9-го генерал Удино ночевал в Зигхартскирхене. В 10 часов утра 10-го бригада Конру из корпуса Удино вышла Шёнбруннской дорогой к предместью Мариа-хильф. Наполеон подъехал верхом, дабы лично руководить операциями против столицы, которую он хотел взять немедленно, но не прибегая к ее разрушению.

Потеряв время на бесполезные обходы, эрцгерцог Карл утром 10 мая был слишком далеко, чтобы прийти на помощь Вене. Однако она была способна к обороне. Центр Вены, то есть старый город, окружен прекрасной, правильно укрепленной стеной, выстоявшей в 1683 году против турок. С тех пор непрестанный рост населения привел к появлению множества чудесных предместий, каждое из которых столь же велико, как главный город. Предместья прикрыты невысоким зигзагообразным земляным валом без передовых укреплений, способным, тем не менее, продержаться несколько дней. Вена в изобилии обладала тем, что Наполеон всегда считал самым мощным средством обороны, — деревом^ поставляемым в громадном количестве из Альп по Дунаю. Поэтому в ней можно было укрепиться, найдя многочисленных работников среди населения, весьма воодушевленного против иностранцев. Арсенал Вены содержал пятьсот артиллерийских орудий, а Венгрия могла подвезти запас продовольствия. Благодаря такой совокупности средств сопротивление могло стать достаточно долгим, чтобы эрцгерцоги успели прибыть до капитуляции. Поэтому непонятно, почему австрийцы не позаботились об обороне Вены.

Вена не была подготовлена к обороне то ли по легкомыслию, то ли из отвращения к подобным мерам, то ли из страха превратить столицу в поле битвы. Удовольствовались тем, что вооружили пушками старую крепость. Вся защита состояла из двух-трех тысяч простолюдинов, которым вручили ружья, и городского гарнизона (под началом эрцгерцога Максимилиана), включавшего несколько батальонов ландвера и подразделения корпуса Гиллера, в составе 11-12 тысяч человек. Молодой командующий гарнизоном, пылкий, но неопытный, не изучил сильных и слабых сторон вверенного ему поста, исчерпав весь свой патриотизм в пламенных, но бесплодных воззваниях.

Едва кавалерия Кольбера и пехота генерала Конру (дивизия Тарро) предстала перед забранными решеткой воротами предместья Мариахильф, как на прилегающих улицах начались народные волнения. Население обманывали, внушая, что французы разбиты, а эрцгерцог Карл победил и совершает искусные маневры в Богемии, что Наполеон, конечно, может послать к Вене дивизию, чтобы пригрозить столице, но ее вскоре сокрушит вернувшийся эрцгерцог, и поэтому следует противостоять любым посягательствам, ибо они могут происходить лишь от дерзости и наглости неприятеля. Простонародье заполонило улицы с криками ярости, более пугавшими мирных жителей, чем французов. В это время колонна генерала Тарро ожидала, когда откроют зарешеченные ворота. Один французский офицер, капитан Руадо, перелез через решетку и, угрожая стражнику саблей, заставил его отдать ключи. Колонны французов вошли в предместье — кавалерия Кольбера галопом, пехота Конру атакующим шагом. Так дошли, тесня гарнизон, до укрепленной ограды старого города. Едва французы ступили на отделяющую предместья от города эспланаду, как артиллерия изрыгнула с крепостных стен картечь, ранившую нескольких солдат и среди них генерала Тарро. Французы обложили крепость со всех сторон и потребовали капитуляции, но в ответ получили град ядер, повредивший прекрасные жилые дома предместий.

Между тем Наполеон, видя, что невозможно взять город за один день, отправился в Шёнбрунн, чтобы там дождаться прибытия основной части армии. Он назначил губернатором Вены генерала Андреосси, который был его послом в Австрии и не только сам хорошо знал столицу, но и столица его хорошо знала. К этому назначению Наполеон добавил ободряющее воззвание, напоминавшее об образцовом поведении французской армии в 1805 году и обещавшее столь же хорошее обращение в случае, если отношение населения к французам будет того заслуживать.

Генерал Андреосси тотчас посетил предместья, организовал в каждом из них муниципалитеты из известных жителей, сформировал городскую стражу для поддержания порядка и постарался установить связь со старым городом, дабы положить конец обороне, которая могла быть гибельной только для самих венцев. Поскольку огонь продолжался и причинял некоторый ущерб, депутация из предместий решила отправиться к эрцгерцогу Максимилиану и потребовать прекращения неосмотрительного сопротивления. Депутация вошла в Вену утром 11 мая. Ответом на этот мирный демарш стала новая канонада. Наполеон, потеряв терпение, решил прибегнуть к оружию, постаравшись, однако, по возможности избавить несчастные предместья от последствий боя, который мог развернуться между старым и новым городом.

Французские войска вышли к предместью Мариа-хильф, и Наполеон стал искать другой пункт для атаки. Вместе с Массена он объехал вокруг крепости верхом и с восточной стороны нашел место, где она прилегает к Дунаю. Отходящий от главного русла рукав опоясывает ее, наполняя водой рвы и отделяя от знаменитого променада Пратер. Здесь можно было установить батареи, которые при атаке на укрепленный город могли навлечь ответный огонь лишь на редко стоящие жилища и острова. Кроме того, перейдя через рукав, можно было завладеть Пратером, а отойдя на северо-восток — изолировать Вену от Таборского моста, ведущего на левый берег, отрезав ее от помощи извне, лишив эрцгерцога

Карла возможности в нее вернуться, а ее защитников — возможности в ней укрыться, ибо тогда, не позднее чем через двое суток, они были бы захвачены все до последнего.

Наполеон тотчас приказал пловцам из дивизии Буде переплыть рукав Дуная и отправиться на поиски челноков на левом берегу. Под предводительством доблестного адъютанта Буде по имени Сигальди, одним из первых бросившегося в реку, они уплыли под ружейным огнем неприятельских аванпостов и вскоре доставили достаточно лодок для переправы двух вольтижерских рот. Вольтижеры завладели небольшим охотничьим домиком Люст-хаус на Пратере, который можно было использовать в качестве укрепленного поста. Выгнав из него австрийских гренадеров и закрепившись там, они превратили этот домик в плацдарм моста, который французы поспешили навести из собранных в окрестностях лодок. В то же время Наполеон приказал поставить на берегу батареей пятнадцать орудий, которые могли обстреливать противоположный берег и косоприцельным огнем — подходы к Люстхаусу. Так французы могли поддержать своих вольтижеров, пока не завершится сооружение моста и к ним не присоединятся более значительные силы. Одновременно близ рукава, на оконечности предместья Ланд-штрассе, была поставлена батарея из двадцати гаубиц.

В девять часов вечера, после нового требования капитуляции и во время переправы на другой берег, начался обстрел крепости. За несколько часов по несчастному городу было выпущено 1800 снарядов. Улицы в нем узки, дома высоки, население скучено, как во всех укрепленных крепостях, где недостает места, и вскоре во многих местах заполыхали пожары.

С этой минуты переправа через рукав и осада Вены были обеспечены. Утром 12-го эрцгерцог Максимилиан, напуганный перспективой попасть в плен, покинул столицу, столь неуклюже поставленную под удар, уведя лучшую часть гарнизона и оставив сменившему его генералу О’Рейли лишь сборище необученных солдат и кучку неосмотрительно вооруженных простолюдинов. Перейдя Дунай, Максимилиан разрушил Таборский мост. Генералу О’Рейли, если он не хотел бессмысленно сжигать город, оставалось только капитулировать. Он тотчас попросил приостановить огонь, что и было исполнено, и подписал капитуляцию, оговаривавшую неприкосновенность жителей и собственности. Было условлено, что французы войдут в Вену 13 мая.

Так, за тридцать три дня Наполеон, застигнутый врасплох внезапным началом военных действий, первым ударом своего грозного меча рассек надвое австрийские войска в Регенсбурге, а вторым ударом распахнул ворота Вены и водворился в столице, завладев основными ресурсами монархии. Но еще ничего не было кончено ни в Австрии, ни в Германии, и Наполеону предстояло еще развернуть всю силу своего гения, чтобы раздавить врагов. Несомненно, эрцгерцоги уже не могли выставить против него 140 тысяч человек в оборонительном сражении под Веной, и он достиг важного результата, помешав сосредоточению их сил на такой мощной позиции. Но оставалось преодолеть одну из величайших трудностей, какие встречаются на войне, а именно — переправиться через огромную реку на глазах неприятеля и сразиться с ним с рекой за спиной. Наполеон не мог предотвратить этой трудности, ибо она вытекала из природы вещей. После прибытия в Вену ему предстояло иметь дело с эрцгерцогом Карлом, подкрепленным остатками войск Гиллера и эрцгерцога Людвига, всё еще способного выставить против французов на другом берегу Дуная 100 тысяч человек. Именно там, напротив Вены, на левом берегу Дуная, между Эсслингом, Асперном и Ваграмом, должен был решиться исход одной из величайших войн современности. Наполеон имел дело с водной преградой в 500 туазов и армией в 150 тысяч человек, и ему предстояло переправить 500—600 орудий перед лицом армии, поджидавшей его, чтобы сбросить в бездну. Но гений, покоривший Альпы, умел победить и Дунай, как бы широка и своевольна ни была эта река. Однако прежде чем приступить к подобной операции, требовалось принять множество предварительных мер, не менее срочных.

Прежде всего, нужно было прочно закрепиться в Вене и воспользоваться огромными ресурсами столицы, а также обеспечить свои коммуникации и соединиться с Евгением, помешав эрцгерцогу Иоганну соединиться с эрцгерцогом Карлом.

Наполеон вступил в Вену с войсками генералов Сент-Илера, Демона и Удино под командованием Ланна, с дивизиями Буде, Карра-Сен-Сира, Молитора и Леграна под командованием Массена, с гвардией и кавалерийским резервом. Вынужденный после перехода через Дунай противостоять неприятелю либо перед Веной, либо у Кремса, если эрцгерцог попытается напасть на французские тылы, Наполеон расположил корпус Даву таким образом, чтобы тот мог за сутки передвинуться либо на Креме, либо на Вену. С этой целью он предписал маршалу устроить штаб-квартиру в Санкт-Пёльтене, одну дивизию расставить меж Маутерном и Мельком, а две других сосредоточить в самом Санкт-Пёльтене.

В то же время опасность могла появиться и в Линце, и даже в Пассау. Хотя из-за удаленности этих пунктов передвижение туда эрцгерцога Карла было маловероятно, Наполеон оставил в Линце генерала Вандама с 10 тысячами вюртембержцев, поручив ему восстановить мост, соорудить плацдармы и непрестанно производить разведку в Богемии. В Пассау он разместил Бернадотта с саксонцами. Бернадотт был, однако, недоволен своей участью, полагая, что командование саксонцами недостойно его, и присылал крайне неблагоприятные, даже несправедливые донесения об этих войсках. Саксонцы, конечно, не стоили французских войск и даже испытывали чувства, уже обуревавшие сердца германцев, однако они могли стойко сражаться с австрийцами и выполнять свой долг не хуже баварцев и вюртембержцев. При поддержке и примере некоторого количества французов они стали бы не хуже самих французов. Поэтому, чтобы удовлетворить Бернадотта, жалобы которого ему надоели, Наполе-°н разделил дивизию Дюпа на две части и, оставив германские войска мелких князей в Регенсбурге под командованием генерала Руйе, направил в Пассау французскую бригаду под командованием самого Дюпа. Таким образом, Бернадотт располагал 4 тысячами французов ^и 15—16 тысячами саксонцев, составлявшими превосходный корпус. Тем самым, с 20 тысячами саксонцев и французов в Пассау, 10 тысячами вюртембержцев в Линце и 30 тысячами старых французских солдат в Санкг-Пёль-тене Наполеон обезопасил свои тылы, сохранив средства дать сражение на фронте.

Впрочем, он не собирался постоянно отводить такое количество войск для охраны своих коммуникаций и надеялся подвести больше сил к решающему пункту, то есть к Вене, после того как баварцы усмирят Тироль, а австрийцы оставят Италию. Поэтому он предписал соорудить мощные укрепления в Регенсбурге, Пассау, Линце, Мельке и аббатстве Готтвейт близ Маутерна, чтобы небольшие корпуса с хорошей артиллерией могли в них обороняться несколько дней кряду. В Регенсбурге, где имелся каменный мост, достаточно было укрепить оборону окружающей крепость стены. Но в Пассау, расположенном у слияния Дуная с Инном, Наполеон приказал построить мосты через Дунай и Инн с плацдармами на обеих реках, укрепленным лагерем на 80 тысяч человек, пекарнями на 100 тысяч рационов в день, значительным запасом зерна и боеприпасов и просторными госпиталями. В Линце он также приказал построить мост с двумя плацдармами, пекарни, продовольственные склады и госпитали. В Мелькском аббатстве он предписал с помощью дерева и земляных укреплений устроить небольшую крепость, вооруженную шестнадцатью орудиями, которая могла бы обороняться силами 1200 человек. Она также должна была содержать госпиталь для нескольких тысяч больных. Подобный пост Наполеон предписал устроить и в аббатстве Готтвейт напротив Кремса, на возвышенной позиции, откуда было видно всё происходящее на много лье на обоих берегах Дуная. Наконец, в самом Кремсе надлежало соорудить лодочный мост с двумя плацдармами, чтобы закрыть проход для неприятеля и оставить его свободным для французов.

Помимо мер предосторожности слева на реке, следовало принять некоторые меры справа в горах, в Тироле и Штирии. Наполеон еще прежде отправлял на усмирение Тироля маршала Лефевра с 24 тысячами баварцев. По завершении этой миссии баварцы должны были передвинуться в Пассау на смену саксонцам, которые могли после этого двигаться к Вене. В Штирию Наполеон уже посылал генерала Брюйера с тысячью всадниками по Итальянской дороге. Миссию наблюдения за этой дорогой он поручил своему адъютанту Лористону, обеспечив его, помимо тысячи всадников Брюйера, 2-3 тысячами баденских пехотинцев, которые, владея немецким языком, были способны не только запугать, но и убедить население страны и вернуть его к спокойствию обещанием хорошего обращения. Генерал Лористон должен был дойти до Мариацелля и вернуться в Вену через Нойпггадт.

Другое преимущество этого движения состояло в разведке на итальянских дорогах, где вскоре ожидалось появление эрцгерцога Иоганна. Он мог присоединиться к эрцгерцогу Карлу только в окрестностях Вены, через Каринтию, Штирию и Венгрию. Наполеон должен был сделать в его отношении две вещи: во-первых, помешать ему подойти к Вене неожиданно по дороге из Леобена и Нойщтадта, во-вторых, заставить его описать для воссоединения с эрцгерцогом Карлом как можно больший кружной путь, ибо чем более долгий путь ему придется проделать, тем больше шансов будет у Наполеона ко дню решающего сражения присоединить Итальянскую армию и помешать эрцгерцогу Карлу воссоединить свою. Этой двоякой цели Наполеон достиг, искусно расставив вокруг многочисленные кавалерийские посты.

Так, в то время как Лористон двигался по Итальянской дороге из Мариацелля в Нойштадт, Монбрен с двумя бригадами легкой кавалерии был послан на разведку в Брук, на несколько переходов дальше Нойштадта по той же дороге. Кольбер с легкой кавалерией располагался меж Нойштадтом и Эденбургом, Марула — на Дунае от Пресбурга и ниже по течению, и все имели приказ постоянно проводить разведку вокруг озера Нойзидль, чтобы прояснять обстановку со стороны Венгрии.

Пока Наполеон, готовясь к большому сражению, производил диспозиции, которые должны были обеспечить его успех, армии в Италии и в Польше, которые должны были вдали и вблизи содействовать его комбинациям, были, как и он, заняты движением и сражениями. Австрийцы, столь гордо, хотя и медленно дошедшие до Эча, остановились перед этим рубежом, не решаясь продолжать наступление, потому что Итальянская армия реорганизовалась и получила подкрепления, а также из-за неуверенности относительно событий в Германии. Евгений, воодушевленный Макдональдом, воспользовался передышкой, чтобы оправиться и освоиться с видом неприятеля, в чем нуждались не столько его солдаты, сколько он сам и его помощники, напуганные поражением при Сачили. С этой целью он старался чаще выезжать в верховья Эча в разведывательные рейды, которые нередко оборачивались настоящими боями.

Во время одного из рейдов, 1 мая, Макдональд заметил на горизонте скопление обозов, отходивших, казалось, к Фриулю. В это время до штаб-квартиры Евгения еще не дошли известия о событиях в Регенсбурге. Генерал Макдональд, который мог приписать подобное движение только поражениям австрийцев в Баварии, галопом подъехал к Евгению и схватил его за руку. «Победа в Германии! — воскликнул он. — Настало время выдвигаться!» Принц в восторге пожал ему руку в ответ. Оба помчались к аванпостам и убедились своими глазами, а вскоре и узнали из поступивших донесений, что австрийцы отступают. Так чувствовался на расстоянии могучий напор Наполеона. Его победоносное движение в Баварии вынуждало эрцгерцога Иоганна повернуть обратно и вернуться во Фриуль. Он торопился назад с мыслью успеть вовремя подойти к стенам Вены. Как бы то ни было, 1 мая австрийская армия начала отступление, и принцу Евгению оставалось только последовать за ней и причинять ей как можно больше беспокойства.

Евгений выдвинулся вперед в составе трех корпусов и одного резерва: с Макдональдом — справа на равнине, с Гренье — в центре на большой дороге во Фриуль, с Бараге-д’Илье — слева у гор и резервом позади. Вся его армия насчитывала около 60 тысяч человек. Впереди скакали драгуны Груши и Пюлли, захватывая плохо охраняемые обозы и отставшие подразделения неприятеля. Дороги были ужасны, мосты разрушены, и движение происходило медленней, чем того хотелось.

Войска выдвигались к южным склонам Альп от Эча к Бренте и от Бренты к Пьяве. Вечером 7 мая войска вышли к Пьяве и обнаружили, что все мосты через реку разрушены. Было решено перейти реку вброд и атаковать австрийцев, остановившихся в ожидании обозов. На следующий день драгуны Груши и Пюлли перешли реку вместе с пехотным авангардом и напали на австрийцев. Справа подоспел генерал Макдональд, затем подошел генерал Гренье, и все вместе быстро отбросили австрийцев, оставивших множество пушек, обозов, 2500 убитых и раненых и столько же пленных. Еще две тысячи пленных были захвачены на пути от Эча к Пьяве, лишив за несколько дней эрцгерцога Иоганна около 7 тысяч солдат.

Девятого мая французы вступили в Конельяно, 10-го они подошли к Тальяменто, через которую переправились вброд в Вальвазоне. Отправив кавалерию вправо к Удине для снятия блокады с Пальмановы, основная часть армии двинулась влево вдоль Тальяменто к Озоп-по. Австрийцам, добравшимся до проходов через Кар-нийские Альпы, пришлось отбивать свои обозы, и они потеряли еще 1500 человек убитыми, ранеными и пленными. Одиннадцатого мая, когда Наполеон занимал Вену, врагов в Италии уже не осталось. Вступив в этот край с 48 тысячами человек, эрцгерцог Иоганн покинул его, уведя с собой не более 30 тысяч.

Отойдя за Альпы, принц разделил свои войска. Бана Хорватии Игнаца Дьюлаи с несколькими линейными батальонами, восемнадцатью эскадронами и несколькими батареями он отправил из Филлаха на Лайбах, поручив ему набрать хорватских повстанцев, поддержать генерала Стойхевича против генерала Мармона и тем самым прикрыть Лайбах от французских армий Италии и Далмации. После этого у эрцгерцога Иоганна осталось только 20 тысяч человек. Он намеревался либо двигаться через Филлах на Санкт-Пёльтен на соединение с эрцгерцогами, либо присоединить генералов Хастелера и Елачича в Леобене и двигаться с ними на Грац, дабы присоединиться к главной австрийской армии в Венгрии и содействовать обороне монархии сообразно планам главнокомандующего. Но его по пятам преследовал победоносный Евгений, и поджидали кавалерийские сети, расставленные Наполеоном от Брука до Пресбурга.

Движение эрцгерцога Иоганна направляло и движение Евгения, которому приходилось следить одновременно и за эрцгерцогом, и Игнацем Дьюлаи, чтобы первый как можно позднее и с наименьшими силами присоединился к эрцгерцогу Карлу, а второй не помешал соединению Мармона с французской армией Италии. Трудно было выполнять эти задачи, двигаясь единой массой, и Евгений принял решение разделиться. Он дал генералу Макдональду 15-16 тысяч человек, поручив ему следовать дорогой в Лайбах, разблокировать Пальманову, занять Триест, соединиться с Мармоном, после чего уже с ершами в 26—27 тысяч воссоединиться с Итальянской армией в Граце на пути в Вену. Себе он оставрш 30-32 тысячи человек, с которыми двинулся прямой дорогой к Наполеону. Итальянская армия разделилась 14 мая, и ей суждено было воссоединиться вновь лишь на равнинах Ваграма.

В это время Мармон примерно с 11 тысячами старых солдат, отправленных в Иллирию после Аустерлица, про-ходрш через горы Хорватии, двигаясь в Штирию на соединение с Германской армией. Рассеяв подразделения генерала Стойхевича, он осторожно продвигался вперед, ибо перед ним могли неожиданно предстать как французские, так и численно превосходящие его австрийские войска. Генерал вел себя на этом трудном марше с благоразумием и твердостью, стараясь добыть известия о Макдональде, который, в свою очередь, пытался узнать о нем, но ни тому, ни другому этого пока не удавалось.

События в Италии вызвали подобные же события в Тироле. Генерал Хастелер, привлеченный из итальянского Тироля в Тироль германский опасным положением австрийцев на Дунае, передвинулся в Инсбрук, а из Инсбрука в Куфштайн. Корпус Елачича следовал вдоль подножия гор, отступая на Зальцбург, из Зальцбурга на Леобен. Объединенные под единым командованием войска Елачича и Хастелера общей численностью 17 тысяч человек, уйдя в горы, могли создать досадную диверсию на правом фланге французов и в тылах. Но они получили приказ поддерживать повстанцев, были разделены на множество независимых корпусов, действовали, не согласовываясь с тирольцами, и потому были не опасны.

Лефевр вместе с дивизией Вреде и Деруа двинулся на усмирение германского Тироля. Оттеснив все австрийские аванпосты, он 13 мая встретил генерала Хастелера на позиции в Вергле, атаковал противника в лоб и нанес сокрушительное поражение. Затем, спалив по пути несколько тирольских деревень, он передвинулся под Инсбрук, который согласился сдаться на определенных условиях. Лефевру удалось вступить в него, ни на что не согласившись, благодаря разладу тирольцев, одни из которых хотели сдаться, а другие — сопротивляться до конца. Завладев Инсбруком, генерал мог быть уверен в усмирении Тироля.

Положение в Польше также улучшилось. Отдав австрийцам вместе с Варшавой левый берег Вислы, князь Понятовский решил заставить их поплатиться за это преимущество, как только они захотят перейти на правый берег. Когда несколько австрийских корпусов попытались перейти Вислу, он их уничтожил. Затем, в то время как эрцгерцог Фердинанд, войдя во вкус легких побед, спустился левым берегом Вислы к Торну и безрезультатно требовал его капитуляции, князь Понятовский поднялся по правому берегу к Кракову, чтобы покорить эту старую польскую метрополию, и поднял знамя восстания в Галиции.

Таковы были события в Италии, Австрии и Польше до 15—18 мая. Германия, хоть и скрыто волнуясь, сдерживалась лучше, чем в начале войны: майор Шилль, вынужденный оставить верховья Эльбы и искать убежища на Балтийском побережье, находил повсюду сочувствие, но не содействие: напуганная известиями с Дуная Пруссия объявила майора в розыск и обратилась к французскому правительству с заверениями в дружбе и преданности. Наполеон, закрепившись в Вене и ловко расставив германцев в Регенсбурге, саксонцев в Пассау, вюртембержцев в Линце, корпус Даву в Санкг-Пёльтене, намеревался перейти Дунай и атаковать расположившуюся перед ним главную армию эрцгерцога Карла. При возможности присоединить Даву, обеспечив себе таким образом 90 тысяч солдат, он обладал средством закончить войну, не Дожидаясь ни Евгения, ни Макдональда, ни Мармона.

Эрцгерцог Карл, усиленный несколькими подобранными в Богемии батальонами и остатками войск генерала Гиллера и эрцгерцога Людвига, мог выставить против него не более 100 тысяч человек. Главной трудностью, которую следовало преодолеть, чтобы покончить с войной, оставалась переправа через Дунай на глазах неприятельской армии.

Как весной переправиться через огромную реку с многочисленными войсками и на виду у не менее многочисленных неприятельских войск? Над этим Наполеон размышлял постоянно. Прежде всего, следовало ли переправляться под Веной? Невозможно было скрыть от неприятеля операцию переправы, ибо преданная Имперскому дому Вена тотчас известила бы эрцгерцога Карла. Оставив на сдерживание Вены силы, которых могло не хватить в день решающего сражения, Наполеон рисковал потерять одновременно и столицу, и содержащиеся в ней ресурсы, и средства коммуникации с принцем Евгением, и моральное превосходство своего оружия. Еще менее осуществимо было спуститься вниз по реке, ибо тогда к опасности ухода из Вены присоединялась более серьезная опасность растянуть линию операций, породить еще один пункт, нуждающийся в охране, и лишить себя еще 25—30 тысяч человек, необходимых для сражения. Таким образом, вынужденным местом переправы оставалась Вена. Оба противника были привязаны к ней: Наполеон — вышеприведенными доводами, эрцгерцог Карл — присутствием Наполеона.

Но можно было перейти реку одним лье выше или ниже по течению, не поступившись вышеприведенными соображениями. Офицеры инженерной части провели на Дунае разведку и обнаружили самые разнообразные трудности для переправы. Перед Веной и ниже Дунай разливался, разделяясь на множество рукавов, и становился очень широким, но менее быстрым и глубоким. Ниже Эберсдорфа, при приближении к Пресбургу, Дунай снова обступали крутые берега, он становился менее широк, но более глубок и быстр. К тому же обрывистые берега представляли серьезное неудобство для наведения мостов.

Наполеон выбрал для предстоящей операции ближайшую к Вене часть Дуная, предпочтя иметь дело с рекой широкой, но менее быстрой и глубокой, и главное, разделенной на многие рукава и усеянной островами, ибо тем самым трудность переправы уменьшалась. Он задумал использовать острова, отделяющие рукава друг от друга, как подспорье в переправе. Трудность перехода сильно уменьшилась бы, если бы удалось найти достаточно большой остров, чтобы вместить многочисленную армию, перейти на него в безопасности, скрывшись от глаз и от ядер австрийцев, после чего осталось бы переправиться лишь через узкий рукав, чтобы добраться до неприятеля. Два острова удовлетворяли этим условиям: остров Шварцах (Шварце-Лакен) против Нусдорфа, выше Вены, и остров Лобау, двумя лье ниже, против Энцерс-дорфа. Наполеон остановил выбор на острове Лобау.

Этот остров как нельзя лучше подходил для планов Наполеона. Имевшийся там лес представлял собой непрерывную завесу между французами и неприятелем. Остров был весьма велик, ибо длина его равнялась одному лье, а ширина — полутора лье, из чего вытекало, что даже в его середине французы оставались недосягаемы для неприятельских ядер. После переправы на остров Лобау французам оставалось только переправиться через рукав шириной в 60 туазов, что было непросто, но возможно. Но нужно было переправить на остров многочисленную армию, а для этого пересечь большой Дунай, состоявший из двух огромных рукавов, в 240 и 120 туазов, разделенных песчаной косой. Наведение моста через такую массу подвижной воды было труднейшей операцией, которую необходимо было совершить тайно, прежде чем заметят австрийцы. На виду оставалось построить только последний мост через рукав в 60 туазов, отделявший Лобау от левого берега. Тем самым, разделенная на несколько этапов операция имела шансы на успех. Сначала нужно было собрать необходимые материалы: 70—80 лодок большого размера, несколько тысяч толстых досок, и главное, мощные крепления, чтобы удерживать мост при чрезвычайно быстром течении.

Однако австрийцы, в предвидении, что переход через Дунай может стать важной военной операцией, выказали, покидая Вену, предусмотрительность на этот счет. Они сожгли или затопили большинство больших лодок, сплавив к Пресбургу все оставшиеся. Леса было довольно, но толстые тросы были редкостью, словом, средства швартовки почти полностью отсутствовали. Находившиеся прежде перед Веной мосты были построены на сваях и не требовали швартовки, как лодочные. Нужно было либо ставить сваи и привязывать к ним лодки, что требовало много времени и было бы замечено неприятелем, либо найти мощные якоря. Однако в этой части Дуная мощные якоря не использовались, и достать их было почти невозможно, нужное количество имелось только в Пресбурге или в Коморне. Тем не менее Наполеон постарался заменить недостающий материал различными средствами, и ему весьма помогли генералы Бертран и Пернети, инженер и артиллерист.

Некоторое количество лодок удалось собрать в Вене, сколько-то извлекли из-под воды, восстановили и починили. Так раздобыли около восьмидесяти лодок, одна часть которых предназначалась для моста, а другая — для подвоза материалов. В конце концов в столице нашлись и тросы, ибо навигация по такой реке, как Дунай, непременно требовала довольно значительных их запасов. Доски раздобыли на лесопилках, весьма многочисленных в этой местности. Якоря же Наполеон задумал заменить крупными грузами, такими как пушки большого калибра, найденные в Венском арсенале, или же наполненные ядрами ящики.

Все собранные в Вене материалы сплавили к острову Лобау 16—17 мая. В то же время Наполеон разослал приказы для сосредоточения войск, которым назначалось сражаться за Дунаем. Вся кавалерия, кроме одной егерской дивизии, оставленной в наблюдении за границей Венгрии, была подтянута из Пресбурга и Эденбурга к Вене, в том числе четырнадцать кирасирских полков. Даву, которому вначале предписывалось прийти к Вене со всем корпусом, получил приказ привести только дивизии Фриана и Гюдена, а дивизию Морана расставить между Мельком, Маутерном и Санкт-Пёльтеном для предотвращения нападения корпуса Коловрата, размещенного в Линце. С корпусами Ланна и Массена, гвардией, кавалерийским резервом и двумя третями корпуса Даву Наполеон мог выставить против австрийцев около 80 тысяч человек, чего было вполне достаточно, ибо эрцгерцог Карл собрал не более 90 тысяч человек.

Материалы для сооружения переправы и войска прибыли к Эберсдорфу 18—19 мая. Первой подошла дивизия Молитора, лучшая из дивизий корпуса Массена. Операция началась 18 мая на глазах Наполеона, который покинул Шёнбрунн и переместил свою штаб-квартиру в Эберсдорф. Дивизию Молитора рассадили по лодкам и постепенно перевезли через два больших рукава Дуная на остров Лобау. На стороне острова, обращенной к Эберс-дорфу, обнаружилось несколько австрийских аванпостов. Генерал Молитор их оттеснил, но не стал продвигаться дальше середины острова, дабы неприятель не заподозрил всей серьезности операции, и расположил свои войска за небольшой протокой, не шире 12—15 туа-зов, легко переходимой вброд и протекающей через остров Лобау только при большом подъеме воды.

В это время генерал артиллерии Пернети трудился над сооружением моста через два больших рукава, составлявших в этом пункте почти всю реку, используя для этого около семидесяти крепких лодок. Пришлось неоднократно закреплять всё новые лодки, ибо течение то и дело уносило их, к несчастью, становясь всё сильнее; подъем воды был угрожающим. Наконец, с помощью затопления крупных грузов, удалось закрепить все лодки и выложить из досок настил моста. Весь день 19-го и половина дня 20-го ушли на этот труд, по завершении которого переход на остров Лобау был обеспечен. Через протоку в 12—15 туазов, пересекавшую остров посередине и уже начавшую наполняться вследствие подъема воды, спешно перебросили мост на опорах. Дивизия Буде, одна из четырех дивизий Массена, тотчас перешла на остров и присоединилась к дивизии Молитора. Затем переправились дивизия легкой кавалерии Лассаля и несколько артиллерийских обозов. Этих сил было достаточно, чтобы прочесать остров, что генерал Молитор и исполнил со всей присущей ему быстротой. Французы пересекли Лобау во всю ширину и вышли к последнему рукаву шириной 60 туазов, подобному Сене под Парижем в обычную погоду. Сооружение последнего моста после полудня 20 мая поручили подполковнику Обри, который за три часа установил сообщение с помощью пятнадцати понтонов.

Как только мост был установлен, генерал Лассаль перешел на левый берег с четырьмя кавалерийскими полками, за ним последовали вольтижеры дивизий Моли-тора и Буде. Сразу за сходом с моста начинался небольшой лесок. Слева за лесом располагалась деревня Асперн, а справа — деревня Эсслинг. От одной деревни к другой тянулся неглубокий ров, наполнявшийся водой, когда река выходила из берегов. Кавалерия могла перейти через него легко, ибо то была скорее канава, нежели настоящий ров. Лассаль галопом перевел через него свою кавалерию, рассеял неприятельские аванпосты и прочесал всю равнину Мархфельд.

Теплый и чистый весенний день близился к концу, и в сумерках был обнаружен сильный кавалерийский авангард, явно собиравшийся атаковать Лассаля, который отступил, отошел обратно за вышеупомянутый ров и уклонился от бесполезного столкновения. Несколько сотен вольтижеров, укрывшись в складке местности, встретили австрийскую кавалерию огнем в упор, усеяли землю ранеными и вынудили неприятеля отступить. Так и началась 20 мая кровопролитная битва при Эсслинге!

Дунай был перейден, и если бы австрийцы появились на следующий день, французы успели бы развернуть войска, прежде чем быть атакованными и сброшенными в реку. Однако после полудня, когда французы переходили последний малый рукав, большой мост через два главных рукава разорвался в результате сноса нескольких лодок, уступивших силе течения. Внезапный подъем воды на три фута, причиной которого было раннее таяние снегов в Альпах, вызвал это происшествие, и оно могло повториться. К счастью, генералы Бертран и Пернети за ночь восстановили большой мост.

Еще не окончательно решившись дать сражение со столь ненадежными средствами переправы, Наполеон в то же время не хотел отказываться от результатов начатой операции и решил сохранить эту важную коммуникацию, дабы усовершенствовать ее позднее. Подобную позицию стоило сохранить, независимо от того, будет ли отложено сражение или нет. Вследствие чего дивизия Молитора заночевала в Асперне, а дивизия Буде — в Эсслинге. Кавалерия Лассаля встала биваком перед лесом между деревнями. Наполеон с подразделением гвардии расположился там же и, по своему обыкновению, спал спокойно и полностью одетым. Офицеры, посланные ночью в разведку, вернулись с противоречивыми донесениями. Было решено дождаться завтрашнего дня, и если армии удастся переправиться, то дать сражение, а если не удастся перейти Дунай с достаточными силами, — отступить на остров Лобау.

Поскольку большой мост был за ночь восстановлен, утром 21-го смогли переправиться кавалерия генерала Марула, кирасиры генерала д’Эспаня, пехотная дивизия Леграна и часть артиллерии. Но наличие единственного моста, как через большой рукав, так и через малый, и сама ширина острова Лобау, который нужно было пересекать целиком, чрезвычайно замедляли прохождение войск. Бертье, поднявшись около полудня на колокольню Эс-слинга, ясно увидел, что армия принца Карла спускается по наклонной равнине Мархфельд и описывает вокруг Асперна и Эсслинга обширный полукруг. Бертье был человеком своего времени, он отлично умел оценить на глаз протяженность участка и количество находящихся на нем людей и определил численность австрийской армии в 90 тысяч человек, поняв, что она намеревается напасть на французскую армию во время переправы.

Бертье тотчас обратился с донесением к Наполеону, который увидел в его сообщении лишь то, чего желал сам, то есть случай еще раз разгромить австрийскую армию и покончить с ней. Но внезапно ему доложили о новом прорыве большого моста из-за увеличивавшегося с каждой минутой подъема воды. Дунай, поднявшийся за предыдущий день на три фута, теперь поднялся еще на четыре. Все крепления уступали напору течения. После полудня Наполеон располагал лишь тремя пехотными дивизиями Молитора, Буде и Леграна, дивизиями легкой кавалерии Лассаля и Марула, кирасирской дивизией генерала д’Эспаня и частью артиллерии, то есть примерно 23 тысячами превосходных, однако немногочисленных солдат для сражения с армией в 90 тысяч человек. Поэтому он отдал приказ оставить Асперн и Эсслинг, вновь перейти через малый рукав, не уничтожив при этом мост, ибо его было легко защитить от неприятеля с помощью артиллерии. На острове, под защитой водного потока в 60 туазов, ставшего очень быстрым и очень глубоким, можно было дождаться, когда укрепление большого моста и снижение уровня воды позволят надежно подготовить решающую операцию.

Приказ Наполеона уже начал выполняться, когда дивизионные генералы стали выдвигать весьма резонные возражения против оставления Асперна и Эсслинга. Генерал Молитор заметил императору, что Асперн, где ночевала его дивизия, весьма важен, что для нового его захвата придется пролить потоки крови, и напротив, для продолжительной его обороны против мощных атак хватит и незначительных сил, а потому следует хорошенько подумать, прежде чем решаться на такую жертву. То же самое относилось к Эсслингу. Пока Наполеон взвешивал эти соображения, ему доложили, что большой мост окончательно восстановлен, вода опускается, начали переправляться артиллерийские обозы, груженные боеприпасами, и он может быть уверен, что через несколько часов будет располагать всеми своими ресурсами.

Если бы Наполеон получил еще 20 тысяч человек и, главное, все боеприпасы, ему было бы уже нечего опасаться, и потому он с радостью ухватился за едва не ускользнувшую от него возможность встретиться с австрийской армией и сокрушить ее. Вследствие чего он приказал генералу Буде, еще не оставившему Эсслинг, энергично его оборонять и разрешил генералу Молитору, чья дивизия уже оставила Асперн, прорваться туда снова, прежде чем неприятель успеет в нем закрепиться. Ланн, хотя его корпус еще не переправился через Дунай, захотел быть там, где еще не было его солдат, и принял командование правым крылом, то есть Эсслингом и войсками, которые должны были туда подойти. Под его командование была помещена и кавалерия, что подчиняло ему командовавшего ею Бессьера. Массена был поручен левый фланг, то есть Асперн, который предстояло вновь занять дивизии Молитора. Дивизии Леграна надлежало расположиться за Асперном, вместе с легкой кавалерией Марула. Дивизия легкой кавалерии Лассаля и кирасирская дивизия д’Эспаня заполняли пространство между Асперном и Эсслингом. Так 22-23 тысячи человек собрались сражаться с 90 тысячами.

Эрцгерцог Карл разделил свою армию на пять колонн. Первая, под командованием генерала Тиллера, должна была выдвинуться вдоль Дуная через Штадлау, атаковать Асперн и постараться захватить его совместно со второй колонной. Вторая, под командованием генерал-лейтенанта Беллегарда, должна была двигаться через Кагран и Гирштеттен на тот же Асперн, который, опираясь на Дунай, казалось, прикрывал мост французской армии. Третья колонна, под командованием Гогенцоллерна, двигавшаяся через Брейтенлее в тот же пункт, также должна была атаковать его для большей надежности. Четвертая и пятая колонны, сформированные из корпуса Розенберга, должны были завершить полукруг, описываемый вокруг французской армии, и атаковать Эсслинг и расположенный за Эсслингом городок Энцерсдорф. Поскольку захватить Энцерсдорф, почти не занятый французами, представлялось нетрудным, обе колонны получили приказ объединить свои усилия в Эсслинге. Для связи трех колонн правого фланга с двумя колоннами левого эрцгерцог построил между ними в боевые порядки кавалерийский резерв князя Лихтенштейна. Несколько дальше, в Брейтенлее, располагались в качестве второго резерва элитные гренадеры. Остатки корпуса эрцгерцога Людвига, весьма ослабленного в результате оставления нескольких подразделений в Верхнем Дунае, наблюдали за Штаммерсдорфом, напротив Вены. Корпус Коловрата стоял в Линце. Пять колонн действующих войск вместе с кавалерией Лихтенштейна и гренадерами представляли около 90 тысяч солдат и примерно 300 артиллерийских орудий.

Хотя эрцгерцог выдвинул значительные силы против Асперна, ставшего главной целью атаки, ибо он прикрывал малый мост, полукруглая линия его войск вокруг Асперна, Эсслинга и Энцерсдорфа была слаба в середине и могла быть прорвана атакой французских кирасиров. И тогда над разрезанной надвое австрийской армией нависла бы та же опасность, что грозила теперь французам. Наполеон тотчас заметил это положение и решил им воспользоваться, как только его главные силы переправятся через Дунай. Пока он думал только должным образом охранять место выхода своих войск, стойко обороняя Асперн слева, Эсслинг справа и защищая пространство между ними посредством кавалерии.

После того как Наполеон разрешил генералу Молитору вновь занять Асперн, а генералу Буде сохранить Эсслинг, к трем часам пополудни борьба разгорелась с чрезвычайной силой. Авангард Гиллера под командованием генерала Нордмана двинулся на Асперн и, воспользовавшись временным отходом дивизии Молитора, вступил в него. Австрийцы проникли и на лесистый луг слева от Аспер-на, простиравшийся до Дуная и представлявший собой род острова, поскольку окружен малым рукавом реки. Завладев им, неприятель мог выдвинуться между Аспер-ном и Дунаем, обойти левый фланг французов и атаковать малый мост — единственное место, пригодное для высадки французских войск либо их отступления. Возглавив 16-й и 67-й линейные полки под командованием лучших армейских полковников Марена и Пети, генерал Молитор атакующим шагом вступил на улицу, образующую середину Асперна, дабы выгнать с нее австрийцев. Опустив штыки, полки двинулись по этой довольно широкой улице, ибо деревни Австрии просторны и построены очень основательно. Французы оттеснили всех ее защитников, продвинулись дальше и вынудили австрийцев оставить площадь вокруг церкви, расположенной в конце улицы. Затем генерал Молитор расположил два своих полка за окружавшим Асперн земляным бруствером и стал поджидать колонну Гиллера, двигавшуюся на помощь авангарду. Подпустив ее близко, Молитор открыл смертоносный огонь в упор, а затем приказал своим солдатам выйти из-за бруствера и бросил их в штыковую атаку на австрийскую колонну, которая в результате была отброшена далеко. В один миг участок был оставлен и первая атака неприятеля энергично отражена. После этого генерал Молитор искусно использовал два других полка своей дивизии, направив 37-й влево на островок, о котором мы говорили, отбив его и сделав неприступным. Справа от входа в деревню он расположил 2-й полк, дабы помешать противнику ее обойти. Массена построил справа позади Асперна дивизию Леграна, чтобы при необходимости пустить ее в бой. Кавалерия генерала Марула, состоявшая из четырех французских и двух германских полков, связывала эту дивизию с кавалерией Лассаля и д’Эспаня у Эсслинга. А дивизии Буде у Эсслинга приходилось иметь дело пока только с двигавшимися к Энцерсдорфу авангардами Розенберга.

Но это было только вступление к ужасному бою. Оттесненный Гиллер вскоре вновь перешел в наступление при поддержке колонны Беллегарда. Обе колонны всей массой обрушились на Асперн со стороны Дуная и с центра. Расположенные перед Асперном 16-й и 67-й линейные полки, ведя непрерывный огонь с близкого расстояния, уничтожили тысячи неприятельских солдат. Но австрийские колонны, непрестанно восполняя свои потери, придвинулись вплотную к брустверу и устремились на него, вынудив полки Молитора отступить вглубь деревни. Генералу Бакану удалось даже захватить оконечность главной улицы, где находилась церковь. Завидев это, бесстрашный Молитор ринулся на генерала со 2-м полком, стоявшим в резерве. Завязалась ужасная схватка. Улица несколько раз переходила из рук в руки. Снаружи подходили всё новые войска, ибо колонны Гиллера и Беллегарда насчитывали не менее 36 тысяч человек, против которых дивизия Молитора боролась силами 7 тысяч. Массена, поддержав их на расстоянии, бросил на австрийцев шесть полков легкой кавалерии генерала Марула. Те устремились галопом на линии австрийской пехоты, которые встречали их, перестраиваясь в каре. Французы прорвали несколько каре, но были остановлены стоявшими позади них австрийцами. Вынужденные отойти, они захватили все-таки несколько пушек и хотя не смогли вытеснить австрийцев с участка, но всё же продолжали бороться за него, мешая неприятелю перенести все силы на Асперн. Внутри деревни три полка генерала Молитора, забаррикадировавшись в домах, использовали для обороны всё, что попадало под руку: повозки, плуги и пахотные орудия, и защищали вверенный им пост с такой же яростью, с какой австрийцы пытались его захватить.

Во время этого ожесточенного боя внутри и снаружи Асперна, Ланн в Эсслинге производил самые искусные диспозиции, чтобы удержать эту деревню, которая, будучи поначалу атакована с меньшей силой, в конце концов подверглась такой же мощной атаке, когда четвертой и пятой колоннам Розенберга удалось соединиться. Ланн встретил их так же, как встречали австрийцев в Асперне, прикрывшись окружавшим Эсслинг земляным бруствером и поражая ружейным и картечным огнем атакующих, которые остановились у подножия препятствия, не решаясь его пересечь.

Но бой стал еще более жестоким, когда колонна Го-генцоллерна, третья и составлявшая центр австрийской линии, вступила, наконец, в схватку при поддержке кавалерийского резерва князя Иоганна Лихтенштейна. Она двигалась на центр французов и могла, прорвавшись между Асперном и Эсслингом, изолировать их друг от друга, обеспечить их захват и сделать поражение неминуемым. Завидев это, находившийся снаружи Эсслинга Ланн решил предпринять мощную кавалерийскую атаку. В его распоряжении имелись четыре кирасирских полка д’Эспаня и четыре егерских полка Лассаля, состоявших под командованием Бессьера. Не учитывая звания последнего, Ланн властно приказал ему атаковать во главе кирасиров, и атаковать со всей силой. Хоть и задетый последним выражением, ибо, как сказал Бессьер, он не имел привычки атаковать иначе, генерал приготовился к атаке с д’Эспанем, оставив Лассаля в резерве для поддержки. Шестнадцать кирасирских эскадронов Бессьера и д’Эспаня галопом ринулись на неприятеля, захватили неприятельскую артиллерию, порубив саблями артиллеристов, а затем устремились на пехоту и прорвали несколько каре. Но, оттеснив первую линию, они обнаружили за ней вторую, до которой не смогли добраться. Внезапно появилась австрийская кавалерия, брошенная на них эрцгерцогом Карлом. Французские кирасиры были жестоко атакованы и оттеснены. Им на поддержку примчался 16-й егерский полк Лассаля, который опрокинул австрийских всадников и множество их порубил саблями. В этом бою был убит картечной пулей доблестный д’Эспань. Бессьер вместе со своим адъютантом Бодрю, окруженный уланами, отстреливался из двух пистолетов и уже схватился за саблю, когда к нему на помощь подоспели заметившие опасность егеря Лассаля. Кирасиры перестроились и вновь атаковали при поддержке Лассаля. Эти неоднократные атаки остановили австрийскую пехоту, помешали Гогенцоллерну прорвать центр французов между Эсслингом и Асперном и доставить подкрепление колоннам Гиллера и Беллегарда, которые не переставали вести ожесточенный бой за Асперн.

Но этих двух колонн и без того было достаточно, чтобы одолеть 7 тысяч человек дивизии Молитора. Дивизия, половина которой уже вышла из строя, держалась только героизмом полковников Пети и Марена и самого генерала Молитора, которые возглавляли все атаки, не-престацно подавая пример солдатам. Наконец, после пятичасовой борьбы, генералу Бакану удалось прорваться в Асперн и почти полностью завладеть им. Генерал Мо-литор мог быть вытеснен из деревни, которую так важно было удержать, ибо в случае ее потери французов оттеснили бы к мосту через малый рукав и могли сбросить в Дунай. К счастью, по восстановленному большому мосту к концу дня переправились кирасирская бригада Сен-Жермена из дивизии Нансути и пехотная дивизия Карра-Сен-Сира из корпуса Массена. Таким образом, еще оставались ресурсы для предотвращения непредвиденных происшествий, и Массена мог располагать дивизией Леграна, которую он построил за Асперном в качестве резерва. Он поставил Карра-Сен-Сира сзади с приказом наблюдать за мостом, а сам во главе дивизии Леграна вступил в Асперн. Героический Легран с 26-м легким и 18-м линейным полками, теми самыми, с которыми он захватил Эберсберг, пришел на помощь выбившемуся из сил Молитору, прошел атакующим шагом по главной Улице Асперна, оттеснил войска Беллегарда к другому концу деревни и вынудил генерала Бакана запереться ^в церкви. Желая освободить и середину линии, Ланн приказал Бессьеру снова атаковать в центре.

Уже шесть часов длилась упорная борьба: в Асперне и Эсслинге пехота яростно дралась за полыхающие руины, а на равнине между деревнями кавалерийские массы теснили друг друга в сабельной рубке. Эрцгерцог Карл, сочтя, что сделал достаточно, остановив французскую армию у места высадки, и надеясь сбросить ее на следующий день в Дунай, принял решение приостановить огонь, чтобы дать войскам отдых, собрать их и, главное, вывести на линию оставшийся в Брейтенлее гренадерский резерв.

Наблюдавший за сражением Наполеон сохранял уверенность. Хотя половина дивизии Молитора полегла на улицах и в домах Асперна и четверть кирасир д’Эспаня, егерей Лассаля и Марула погибли под картечью, он не сомневался в успехе в том случае, если удастся переправить через Дунай еще двадцать тысяч человек и, главное, парк боеприпасов. Переправа через большой мост продолжалась, несмотря на постоянно прибывавшую воду и плавучие предметы, подхватываемые течением вышедшего из берегов Дуная. Это были вырванные с корнем деревья, унесенные с берегов лодки и даже огромные горящие мельницы, которые неприятель сбрасывал в воду с намерением разрушить единственную коммуникацию французов. Приходилось поминутно отводить эти плавучие массы, либо латать бреши, проделанные ими в мостах. Между тем генералы Пернети и Бертран по-прежнему уверяли, что удержат переправу и что к рассвету будут переправлены корпус Данна, гвардия, возможно, обе дивизии Даву, подошедшие к Эберсдорфу, и главное, артиллерийский парк, груженный боеприпасами. Наполеон был уверен, что, получив боеприпасы, он даже с частью этих войск сумеет покончить с неприятелем и решить меж Эсслингом и Асперном судьбы Австрийского дома. Поэтому он приказал воспользоваться предоставленной неприятелем передышкой, чтобы дать сражавшимся войскам отдых, в котором они так нуждались. Он расположился на бивак за лесом, перед малым мостом, чтобы лично наблюдать всю ночь за переходом армейских корпусов через Дунай. В ту минуту, когда Наполеон собирался удалиться для недолгого отдыха, его отвлекла бурная ссора, разразившая между двумя его главными соратниками. Бессьер пенял Ланну на то, каким тоном тот передавал ему свои приказы. Оказавшийся поблизости Массена был вынужден остановить храбрецов, которые, проведя весь день под перекрестным огнем трехсот пушечных орудий, теперь готовы были наброситься друг на друга с оружием в руках из-за задетой гордости. Наполеон усмирил их спор, который неприятель должен был окончить на следующий день самым жестоким для них и для армии способом.

Часто прерывавшееся движение войск продолжалось часть ночи, но к полуночи большой мост вновь прорвало. Дунай, поднявшийся вначале на семь футов, теперь поднялся еще на семь. Генералы Бертран и Пернети вновь принялись за ремонт большого моста и вновь заверили, что смогут обеспечить переход. Мост, в самом деле, был починен до рассвета, и сообщение было восстановлено. К рассвету через Дунай перешли прекрасная дивизия Сент-Илера и обе дивизии Удино (все три составляли корпус Ланна), пешая гвардия, вторая кирасирская бригада Нансути, вся артиллерия корпусов Массена и Ланна, приданный кирасирам артиллерийский резерв, две дивизии легкой кавалерии и небольшая дивизия Демона, состоявшая из четвертых батальонов корпуса Даву. Парки боеприпасов переправлялись в промежутках между корпусами. Таким образом, армия в 23 тысячи человек, с которыми накануне днем было начато сражение, увеличилась к вечеру до 30 тысяч в результате прибытия дивизии Карра-Сен-Сира и кирасиров Сен-Жермена, а в результате последней переправы к утру 22-го возросла примерно до 60 тысяч. Этих сил было довольно для победы. К несчастью, недоставало артиллерии, ибо Ланн, Массена и тяжелая кавалерия имели не более 144 орудий, а нужно было противостоять натиску 300 орудий, которыми располагали австрийцы.

К рассвету обе армии были на ногах, а тиральеры¹⁷ перестреливались уже с четырех часов утра. Почти не отдыхавший Наполеон, на коне, окруженный своими маршалами, с величайшей уверенностью отдавал приказы.

Зная, сколько солдат переправилось, он не сомневался, что покончит с войной в течение дня. Массена предстояло вновь захватить Асперн и отбить церковь, оставшуюся за генералом Ваканом. Ланну поручалось отражать новые атаки на Эсслинг, а затем, пользуясь расположением неприятеля, по-прежнему представлявшим обширный полукруг, прорвать его в середине мощной атакой правого фланга, внезапно выдвинутого вперед. Даву, обе дивизии которого оставались пока в Эберсдорфе по ту сторону Дуная и ожидались с минуты на минуту, должен был двигаться за Данном и прикрывать его движение справа.

В соответствии с этим планом Ланн и Массена помчались к Эсслингу и Асперну. Понимая необходимость прочно связать Асперн с Дунаем, Массена расположил на островке слева всю дивизию Молитора, хотя ее численность и уменьшилась с семи тысяч до четырех. Дивизия Леграна, сражавшаяся в конце предыдущего дня в Аспер-не, продолжала в нем удерживаться. Наполеон направил на Асперн и стрелков Императорской гвардии с четырьмя пушечными орудиями, дабы это недавно сформированное войско получило первый боевой опыт под командованием неустрашимого Массена.

Предоставив охрану Эсслинга генералу Вуде, Ланн разместил слева и спереди, между Эсслингом и Асперном, дивизию Сент-Ил ера, а еще левее и ближе к центру — обе дивизии Удино, кирасиров, гусар и егерей. Последние соединялись с корпусом Массена под Асперном. В резерве позади центра оставались фузилеры гвардии и сама Старая гвардия. Это прекрасное войско прикрывало открытое пространство, отделявшее Эсслинг от Дуная, через которое неприятель, завладев Энцерсдорфом, мог попытаться прорваться. Впрочем, опасное место прикрывалось еще и батареей из 12 орудий, поставленной на другом берегу малого рукава и наискось накрывавшей участок, о котором идет речь. Для поддержки атак артиллерия была расставлена и в промежутках между войсками на линии сражения.

В таком порядке и возобновилось утром сражение. Решив изгнать генерала Вакана из церкви в западном конце Асперна, где тот закрепился, Массена послал

Карра-Сен-Сира в помощь Леграну 24-й легкий и 4-й линейный полки дивизии, привыкшие служить вместе. Превосходный офицер полковник Пурайи выдвинулся настолько быстро, насколько позволяли груды тел на главной улице Асперна, и приблизился к церкви, где с раннего утра сосредоточили свои силы генералы Гиллер и Бел-легард. Когда 24-й полк вступил с ними в бой, его пыталась обойти по боковой улице австрийская колонна, пересекавшая деревню в противоположном направлении. Четвертый полк под командованием полковника Буальдьё, повернув вправо, перерезал колонну и захватил оба ее батальона. Затем оба полка, под предводительством Леграна, бросились к церкви и кладбищу и вытеснили австрийцев. Дивизия Молитора, расположенная на островке слева и прикрытая засеками, уничтожала ружейными выстрелами всех австрийских тиральеров, которые отваживались показаться в досягаемости ружейного выстрела.

Настала минута осуществить запланированное наступательное движение на центр австрийцев, ибо в то время как генералы Гиллер и Беллегард были вытеснены из Асперна, обе колонны Розенберга по-прежнему удерживались на расстоянии от Эсслинга огнем дивизии Буде, а в середине полукруга австрийской линии находился лишь корпус Гогенцоллерна, слабо связанный с корпусом Розенберга кавалерией Лихтенштейна и поддерживаемый издалека гренадерским резервом. Сомнительно было, чтобы центр австрийцев мог устоять перед двадцатью тысячами пехотинцев и шестью тысячами всадников, которых должен был бросить на него Ланн.

По сигналу Наполеона Ланн двинулся вперед. Оставив Буде в Эсслинге, он выдвинул правый фланг на центр австрийцев. Первыми, плотными колоннами, шли полки дивизии Сент-Илера. Левее и несколько сзади такими же боевыми порядками двигались дивизии Клапареда и Тар-ро. Еще левее и еще дальше двигалась кавалерия.

Ланн привел войска в движение с энергией, присущей всем его атакам. Помещенный на крайнем правом фланге 57-й линейный полк дивизии Сент-Илера, один из самых грозных полков, выдвинулся атакующим шагом под картечным и ружейным огнем и вынудил австрийскую пехоту отступить. Вся дивизия поддержала 57-й и потеснила с участка войска неприятеля. Свое место в наступательном движении заняли обе дивизии Удино, и когда напор сообщился всей линии, энергично теснимые австрийцы перешли к беспорядочному отступлению. Завидев это, эрцгерцог Карл, как все полководцы, нерешительные на военном совете, но доблестные на поле боя, выказал героическую преданность. Он лично примчался предотвратить грозившую его центру катастрофу. Он, с одной стороны, приказал выдвигаться гренадерам из Брейтенлее, а с другой, предписал Беллегарду передвинуться от Асперна к Эсслингу, дабы укрепить середину линии. В ожидании исполнения приказов, эрцгерцог взял в руки знамя полка Цаха и вышел с ним вперед. Его храбрейшие офицеры пали рядом с ним, в том числе граф Коллоредо, который был сражен ужасающим огнем и которому Карл с болью пожал руку.

Ланн, возглавлявший, как и он, войска, продолжал наступать и, увидев колебания австрийской пехоты, бросил на нее кирасиров Бессьера, которые ринулись на корпус Гогенцоллерна, прорвали несколько каре и захватили пленных, пушки и знамена. Французы приблизились к Брейтенлее, где эрцгерцог оставлял гренадерский резерв. Ланн, уже не сомневавшийся в победе, послал к Наполеону офицера Главного штаба Лавиля с донесением о своем продвижении и просьбой прикрыть его тылы. Лавиль помчался с донесением к Наполеону и нашел его в местечке меж Эсслингом и Асперном. Однако доставленное донесение не вызвало у императора должной радости. В это же время случилось зловещее происшествие. Несмотря на беспримерные усилия Бертрана и Пернети, постоянно прибывающая вода, вырванные с корнем деревья, подхваченные водой с отмелей лодки и сброшенные неприятелем горящие мельницы окончательно прорвали большой мост между Эберсдорфом и островом Лобау. Разрыв моста произошел в минуту, когда к переправе готовились шесть кирасирских полков, обе дивизии Даву и артиллерийские фургоны. Солдат, застигнутых на переправе, сносило вправо и влево на подхваченных течением лодках. Однако более всего следовало сожалеть о боеприпасах, большая часть которых была уже израсходована и запасы которых подходили к концу.

При этой печальной вести, принесенной Мортемаром, Наполеон испугался, выказав после излишней храбрости излишнюю, возможно, осторожность из-за внезапного окончания боеприпасов на поле боя и вынужденного противостояния неприятелю одними штыками и саблями. И, чтобы не подвергать себя риску, пренебречь которым не позволяло благоразумие, он решился на мучительную жертву и отказался от почти завоеванной победы. Мгновенно приняв столь жестокое решение, Наполеон приказал Лавилю тотчас возвращаться к Ланну, потребовать остановить движение и постепенно, дабы не слишком воодушевлять неприятеля, отойти на линию Эсслинга — Асперна. Наполеон также предписал ему беречь боеприпасы, запасы которых истощались.

Получив приказ Наполеона, Ланн и Бессьер были вынуждены, несмотря на горячие сожаления, остановиться среди огромной залитой огнем равнины Мархфельд. Рьяно теснимый к Брейтенлее эрцгерцог не знал, как объяснить внезапную остановку французских колонн. Он воспользовался минутной передышкой, чтобы передвинуть справа налево часть корпуса Беллегарда и выстроить в линии за корпусом Гогенцоллерна шестнадцать гренадерских батальонов резерва и множество артиллерии, ибо располагал почти тремястами орудиями и мог собрать в этом угрожаемом пункте еще около двухсот. Оправившись от первой растерянности, он приказал направить на Ланна ужасающий огонь. Более всех продвинувшаяся дивизия Сент-Илера попала под непрекращающийся в лоб и с фланга картечный огонь. Она медленно отступила, к несчастью, сраженный насмерть картечной пулей, пал ее командир, старый друг Наполеона. Ланн сменил Сент-Илера и отвел его дивизию на менее открытый участок. Он отступал, подобно льву, гнаться за которым опасно. Пытаясь теснить его и подходя слишком близко, австрийцы получали жестокий отпор штыками, их немедленно и резко отбрасывали. С таким же спокойствием Ланн отвел и дивизии Удино. К несчастью, солдаты Удино пострадали больше всех: отступая длинными колоннами, они теряли от ядер целые ряды. Отступление французов исполнило неприятеля уверенности.

Постепенно Ланн отвел всю линию к впадине, тянувшейся от Эсслинга до Асперна и представлявшей род убежища, где могла укрыться пехота. Только артиллерия, хоть и уступавшая артиллерии неприятеля по численности и боеприпасам, осталась на выступающей кромке впадины, дабы остановить движение австрийских колонн, выдвигавшихся с явным намерением произвести отчаянную атаку. В самом деле, корпус Тиллера и часть корпуса Беллегарда передвинулись к Асперну, обе колонны Розенберга вновь приблизились к Эсслингу, а воссоединившийся корпус Гогенцоллерна, подкрепленный частью корпуса Лихтенштейна, готовили против центра французов атаку, подобную той, которую Наполеон предпринял против центра австрийцев.

Натиск действительно казался вначале направленным на центр, ибо корпус Гогенцоллерна, гренадеры и кавалерия Лихтенштейна надвигались на него компактной массой. Заметив их, Наполеон предупредил Ланна, который и сам заметил их, и попросил дивизии Сент-Илера, Удино и кавалерию еще раз проявить преданность во имя спасения армии. Расположив в первой линии дивизии Сент-Илера, Клапареда и Тарро, во второй — кирасиров, а в третьей — Старую гвардию, Ланн подпустил корпус Гогенцоллерна и гренадеров на расстояние в половину дальности выстрела и приказал открыть ружейный и картечный огонь, который был исполнен с такой меткостью, что ряды неприятеля быстро поредели. Затем Ланн выпустил на австрийскую пехоту кирасиров: пехота, уступив в нескольких местах, открылась, как стена, в которой пробили брешь. Князь Лихтенштейн, в свою очередь, устремился на кавалерию Бессьера со своей кавалерией. Но Лассаль и Марула пришли на помощь, и вскоре этот обширный участок стал местом громадного побоища пятнадцати тысяч французских и австрийских всадников, яростно атаковавших друг друга, сходившихся в атаках, расходившихся при отступлении и вновь собиравшихся для новых атак.

После этой долгой схватки движение неприятеля на центр французов как будто приостановилось, и корпус

Гогенцоллерна, как парализованный, встал перед бруствером, простиравшимся от Эсслинга до Асперна. Французская артиллерия, частью разбитая, оставалась на кромке впадины, стреляя метко, но не часто, из-за недостатка боеприпасов. Пехота укрылась во впадине, а кавалерия, формируя завесу позади и заполняя пространство меж Эсслингом и Асперном, с восхитительным хладнокровием переносила непрерывный артиллерийский обстрел. Того требовала настоятельная необходимость. Если французы не хотели оказаться сброшеннымй в Дунай, вода в котором продолжала прибывать, нужно было продержаться до конца дня.

В эту минуту армию постигло страшное несчастье. Ланн, поддерживая мужество солдат, носился от одного корпуса к другому, и один из офицеров умолял его не подвергать себя стольким опасностям и спешиться, чтобы быть менее уязвимым. Маршал последовал его совету, хоть и не привык беречь свою жизнь, и тотчас, будто от судьбы ускользнуть невозможно, был сражен ядром, перебившим ему оба колена. Залитого кровью и почти потерявшего сознание Ланна подобрали Бессьер и командир эскадрона Лавиль. Бессьер, с которым Ланн так дурно обошелся накануне, отвернулся из опасения оскорбить его своим присутствием и сжимал его слабеющую руку. Ланна уложили на кирасирский плащ и отнесли к малому мосту, где находился полевой госпиталь. Известие о ранении Ланна, быстро разнесшееся по всей армии, посеяло в ней глубокую скорбь. Но горевать времени не было, ибо опасность нарастала с каждой минутой.

Остановленный в центре, неприятель развернул яростные атаки на крылья французов — на Асперн и Эсслинг. Генералы Гиллер и Бакан непрерывно атаковали несчастный Асперн, представлявший уже только груду развалин и трупов. Тиральеры гвардии, которых Наполеон вверил Массена, несмотря на свой юный пыл и командовавших ими старых офицеров, были вытеснены из деревни. Тотчас остатки дивизии Леграна и половина дивизии Карра-Сен-Сира под предводительством Массена, разбитого усталостью, но превозмогавшего слабость природы силой души, новь отбили кучу дымящихся руин. Исполнявший приказы Массена Легран в шляпе со срезанной ядром тульей поспевал всюду и нередко был вынужден доставать саблю, дабы удалить от своей груди вражеские штыки. В то же время слева Монитор отбросил австрийцев, пытавшихся захватить островок, в водный поток, за которым продолжал удерживаться. Благодаря общему героическому сопротивлению Асперн остался за французами.

Но эрцгерцог не переставал надеяться захватить Эсс-линг. Он приказал двум колоннам Розенберга окружить деревню и лично возглавил яростную атаку гренадеров на ее центр. Сменивший Ланна Бессьер увидел эту новую опасность и попытался ее предотвратить. Наполеон прислал ему в помощь гвардейских фузилеров под командованием генерала Мутона, направив их на левый фланг Эсслинга, которому более всего, по всей видимости, грозила атака австрийских гренадер. Однако Бессьер, находившийся ближе к месту событий, увидел опасность справа, между Эсслингом и Дунаем, и без колебаний изменил указанное Наполеоном направление. Часть своих четырех батальонов он отправил в Эсслинг, а часть — вправо, между деревней и рекой. Там помощь была необходима, ибо с фронта Эсслингу угрожали гренадеры, а справа — колонны Розенберга, готовые пройти между Эсслингом и Дунаем. Эсслинг защищал генерал Буде. Пять раз гренадеры, ведомые фельдмаршалом д’Аспре, возвращались к атаке, и пять раз их отбрасывали ружейным огнем и штыками. Однако на слабо обороняемом правом фланге Буде был окружен одной из колонн Розенберга и вынужден укрыться в крепком здании хлебного амбара, прорезанном бойницами, подобно крепости. Буде держался в нем с неодолимой стойкостью, но неминуемо пал бы, атакуемый со всех сторон, если бы не подоспел Мутон с фузилерами. Гвардейцы отбили у гренадеров д’Аспре часть деревни и остановили солдат Розенберга, пытавшихся пройти между Эсслингом и Дунаем. Однако первого энергичного отпора было недостаточно против вчетверо превосходящего неприятеля, решившегося на последние усилия ради победы. И тут подоспел Рапп с еще двумя батальонами фузилеров и предложил генералу Мутона провести общую штыковую атаку.

Действуя совместно, они обрушились на австрийцев и нанесли им удар, мгновенно оттеснив с одного конца деревни на другой, опрокинули солдат д’Аспре на солдат Розенберга и отбросили всех за Эсслинг. В ту же минуту артиллерия с острова Лобау косоприцельным огнем накрыла австрийцев картечью. Эсслинг был освобожден.

Сражение длилось уже тридцать часов. Наконец, изнуренный эрцгерцог Карл, отчаявшись сбросить французов в Дунай и тоже-начав испытывать недостаток боеприпасов, принял решение приостановить кровопролитное сражение и закончить бой, послав все оставшиеся снаряды и ядра на корпуса, располагавшиеся между Асперном и Эсслингом. Так, в то время как в Асперне генералы Тиллер и Беллегард еще сражались за руины несчастной деревни, в центре и у Эсслинга эрцгерцог Карл приказал прекратить атаки и, выдвинув артиллерию, беспощадно обстреливал французские линии. На атаку такого рода французы могли отвечать только хладнокровной неподвижностью. Артиллерия, большей частью разбитая, уже давно остановилась на кромке впадины, прикрывавшей французов, и только изредка стреляла, чтобы дотянуть до окончания боя. Пехота расположилась сзади, наполовину укрытая неровностью участка, а дальше развернулась на два фронта кавалерия, прикрывая центр позиции от Эсслинга до Асперна и пространство между Эсслингом и рекой. Императорская гвардия, расположившись на два фронта параллельно кавалерии, хранила под ядрами полную невозмутимость, и среди канонады слышались лишь крики офицеров «Сомкнуть ряды!». Только этот маневр и оставалось выполнять до наступления ночи, ибо отступление по единственному мосту могло осуществиться лишь под покровом спасительной темноты, которой в мае месяце нужно было дожидаться еще долгие часы.

Наполеон весь день находился на участке внутри угла, который описывала линия от Асперна до Эсслинга и от Эсслинга до реки, и где пролетало столько ядер. Теперь, когда изнуренный неприятель ограничился канонадой, он решил лично исследовать остров Лобау, выбрать на нем наилучшее местоположение для армии, словом, произвести диспозиции к отступлению. Будучи уверен в обладании Эсслингом, занятом остатками дивизии Буде и фузилерами, Наполеон послал к Массена спросить, можно ли рассчитывать и на обладание Асперном, ибо владение обоими опорными пунктами обеспечивало отступление армии. Посланный к Массена офицер Главного штаба Лавиль нашел его сидящим среди обломков, измученного, с воспаленными глазами, но по-прежнему исполненного энергии. Лавиль передал ему сообщение Наполеона, и Массена, поднявшись, отвечал офицеру с необычайным напором: «Ступайте и скажите императору, что я продержусь и два, и шесть, и двадцать четыре часа, если нужно, — сколько понадобится для спасения армии».

Успокоенный насчет Асперна и Эсслинга, Наполеон направился к острову Лобау, приказав передать Массена, Бессьеру и Бертье, чтобы они присоединились к нему, как только смогут покинуть вверенные им позиции, дабы договориться об отступлении, которое должно было осуществиться ночью. Он подъехал к малому рукаву, протекавшему между левым берегом и островом Лобау. Малый рукав и сам уже превратился в широкую реку, мост через которую несколько раз едва не прорывали сбрасываемые неприятелем мельницы. Вид берега надрывал сердце. Длинные вереницы раненых, бредущих из последних сил, раненые, уложенные на землю в ожидании, когда их перенесут на остров Лобау, спешившиеся всадники, сбросившие кирасы для облегчения движения, множество раненых лошадей, инстинктивно прибившихся к реке утолить жажду и путавшихся в креплениях моста, так что становились опасны, сотни разбитых артиллерийских повозок, несказанная сумятица и мучительные стоны — такая сцена открылась Наполеону и поразила его.

Он сошел с коня, зачерпнул руками воды, чтобы остудить лицо, и из ветвей заметил носилки, на которых покоился Ланн с раздробленными ногами. Наполеон бросился к нему, сжал в объятиях и с надеждой заговорил о выздоровлении. Герой по-прежнему, маршал глубоко скорбел лишь о столь раннем окончании своей славной карьеры. «Вы потеряете, — сказал Ланн, — вашего лучшего друга и верного товарища по оружию. Останьтесь в живых и спасите армию». Он с конвульсивной радостью принял объятия Наполеона и выразил всё свое страдание, не высказав ни единого горького слова. В том и не было нужды: один его взгляд, напоминавший о том, что он столько раз говорил об опасности непрерывных войн, вид его раздробленных ног, гибель итальянского героя Сент-Илера, сраженного днем, чудовищная гекатомба 40—45 тысяч человек, полегших на поле боя, — всё это были достаточно жестокие упреки. Сжав Ланна в объятиях, Наполеон думал, вероятно, о том, о чем промолчал умирающий герой, ибо совершающий ошибки гений является самым суровым своим судией.

Затем Наполеон вновь сел на коня и пожелал воспользоваться остатками светлого времени суток, чтобы осмотреть остров Лобау и произвести диспозиции к отступлению. Изъездив остров во всех направлениях и лично осмотрев рукава Дуная, превратившиеся в настоящие моря и тащившие с собой обломки расположенных выше по течению берегов, он убедился, что армия найдет на острове Лобау неприступный укрепленный лагерь, где сможет укрываться два-три дня, пока не будет починен мост через главный рукав. Отделявший остров от австрийцев малый рукав невозможно будет пересечь в присутствии Массена, который преградит путь неприятелю. Ширина острова позволяла оставаться на нем в безопасности даже при обстреле ядрами. С помощью лодок, оставшихся на правом берегу, на остров можно было доставить провиант и боеприпасы, чтобы армия могла прокормиться и обороняться.

Быстро обдумав этот план, Наполеон к ночи вернулся к малому рукаву. Массена прибыл, как только смог доверить охрану Асперна своим помощникам. Бессьер, Бертье, несколько командиров корпусов и Даву, приплывший на лодке с правого берега, собрались в назначенном месте на берегу Дуная и держали военный совет. V Наполеона не было обыкновения собирать подобного рода советы, где неуверенный ум ищет решения, которые не может принять сам. И на этот раз он нуждался не в том, чтобы выяснить мнение своих соратников, а в том, чтобы сообщить им свое собственное, воодушевить их своим замыслом и ободрить поколебавшихся, ибо они не могли не быть до некоторой степени удивлены, встревожены и подавлены, хотя их солдатская доблесть и осталась непоколебима.

Исполненный спокойствия, Наполеон попросил присутствовавших офицеров высказать свое мнение. Выслушав их, он убедился, что последние два дня произвели на них сильное впечатление. Некоторые из них были готовы тотчас перейти обратно не только через малый рукав Дуная на остров Лобау, но и через главный рукав, дабы как можно скорее воссоединиться с остальной армией, даже с риском потерять все пушки, всех артиллерийских и кавалерийских лошадей, 12—15 тысяч раненых и, наконец, честь оружия. Едва подобная мысль дала о себе знать, как Наполеон, взяв слово, с присущей ему властностью и непритворной уверенностью изложил ситуацию. Бой был тяжелым, сказал он, но его нельзя считать поражением, ибо французы сохранили за собой поле боя, и было чудом, после подобного сражения, имея за спиной огромную реку с разрушенными мостами, отступить целыми и невредимыми. Потери убитыми и ранеными огромны, больше, чем потери в других войнах, но потери неприятеля на треть больше. Можно быть уверенными, что теперь австрийцы надолго успокоятся, и можно успеть воссоединиться с подходящей через Штирию победоносной Итальянской армией, дождаться возвращения в строй трех четвертей раненых, подтянуть из Франции многочисленные подкрепления и установить на Дунае крепкие плотницкие мосты, которые превратят переход через реку в обыденную операцию. Поэтому, по мнению Наполеона, не следовало ни тревожиться, ни падать духом. Уместно и необходимо совершить попятное движение, то есть перейти через малый рукав Дуная, укрыться на острове Лобау и дождаться там снижения уровня воды и восстановления моста через главный рукав. Это движение легко выполнимо ночью, и таким образом французы не оставят ни одного раненого, ни одной лошади, ни одной пушки и не потеряют чести оружия.

Однако возможен и другой род попятного движения, одновременно позорного и гибельного. Можно не только перейти через малый рукав, но и кое-как переправиться через большой, забрав только здоровых людей, оставив пушки, лошадей, не менее десяти тысяч раненых и отказавшись от острова Лобау, который является ценным приобретением и участком, пригодным для переправы в более позднее время. Если действовать таким образом, то лучше по возвращении не показываться на глаза венцам, которые призовут эрцгерцога Карла, чтобы выгнать французов из столицы, где они не достойны оставаться. И тогда придется отступать уже не на Вену, а на Страсбург. Движущийся к Вене принц Евгений найдет там, вместо французской армии, неприятеля и погибнет, а перепуганные союзники, отступившись по слабости, обернутся против Франции. Империя падет, и величие Франции за несколько недель обратится в прах.

Словом, Наполеон предвидел и в точности предсказал всё, к чему приведет его политика через пять лет.

Массена, нередко выражавший недовольство и даже горько порицавший стремительность перехода через Дунай, воодушевленный такими доводами и твердостью, взял Наполеона за руку со словами: «Сир, вы благородный человек и достойны командовать нами! Нет, не следует бежать, подобно трусам, будто мы побеждены. Фортуна дурно послужила нам, но мы всё равно одержали победу, ибо неприятель должен был сбросить нас в Дунай, а был сам брошен наземь перед нашими позициями. Не станем же терять нашего положения победителей, перейдем только малый рукав Дуная, и я клянусь вам утопить в нем всех австрийцев, которые захотят перейти его вслед за нами». Даву, в свою очередь, обещал сохранить Вену и отразить любую возможную атаку со стороны Пресбурга или Кремса во время операции по восстановлению мостов, после которой воссоединившейся на одном берегу армии уже не придется страшиться эрцгерцога Карла.

В результате совета, состоявшегося на берегу Дуная, под последними ядрами австрийцев, сердца укрепились. Было решено, что Массена примет верховное командование армией и ночью переправит ее через малый рукав, в то время как Наполеон, перейдя через главный рукав с Бертье и Даву, отправится руководить самыми срочными операциями: доставкой на Лобау провианта и боеприпасов и восстановлением большого моста. Все разошлись ободренными, исполненными решимости и уверенными друг в друге.

Массена возвратился в Асперн, а Наполеон, отдав необходимые приказы, отправился через Лобау на берег главного рукава Дуная. Он не без труда перебрался через множество больших ручьев, образовавшихся на острове вследствие подъема воды. Между одиннадцатью часами вечера и полуночью он вышел на берег большого Дуная и захотел немедленно переправиться через него. Опасность была велика, ибо плавучие предметы, подхваченные водным потоком, в глубокой темноте столкнувшись с хрупким яликом, в который собирался сесть Наполеон, могли его потопить. Но не время было колебаться, когда предстояло столько важных дел, и Наполеон, с уверенностью Цезаря среди волн Эпира, сел с Бертье и Савари в ялик, управляемый несколькими бесстрашными понтонерами, которые доставили его целым и невредимым на другой берег. Высадившись в Эберсдорфе, Наполеон тотчас отдал приказ, чтобы к этому пункту стянули все свободные лодки, наполнили их галетами, вином, коньяком, зарядными картузами, патронами и перевязочным материалом и направили всё это на остров Лобау. Лодок, оторванных от разрушившегося большого моста, хватило, чтобы доставить армии всё необходимое на другую сторону реки. Операцию начали той же ночью.

Тем временем Массена, ставший главнокомандующим, подготавливал отступление в Эсслинге и Асперне. Прямые атаки на эти два пункта завершились. Австрийцы продолжали обстрел, всё более замедлявшийся пс мере наступления темноты. Они падали от усталости на поле битвы, в то время как французов обязывала держаться на ногах необходимая в их критическом положении бдительность, хотя они устали не меньше австрийцев. В полночь Массена приказал начинать отступление Императорской гвардии, ближе всех расположенной к реке. Проходя через малый мост, каждый корпус должен был унести своих раненых и увезти свои пушки, оставив только убитых, которых было — увы! — слишком много. После гвардии настал черед тяжелой кавалерии, и поскольку многие солдаты побросали свои кирасы, Массена приказал спешенным всадникам собрать их, не желая оставлять неприятелю никаких трофеев. Часть легкой кавалерии с вольтижерами оставались на линии перед Асперном и Эсслингом, создавая видимость сопротивления. Затем переправились, забрав своих раненых, дивизии Сент-Илера и Удино. За ними последовали дивизии Леграна, Карра-Сен-Сира и, наконец,' покинув на рассвете 23-го Эсслинг и Ас-перн, в лесок, прикрывавший отход к реке, углубились генералы Буде и Молитор в сопровождении множества тиральеров. Изможденный неприятель не заметил отхода войск. Лишь к шести часам утра, обнаружив постепенное исчезновение французских аванпостов, австрийцы заподозрили, что французы отступают, и попытались их преследовать, но были медлительны и не слишком их беспокоили.

Вступив в Эсслинг и выйдя к берегу, австрийцы обнаружили малый мост, по которому проходили последние колонны французов. Они тотчас направили на них свою артиллерию, а вышедшие из леса тиральеры осыпали французов пулями. Решив уйти последним, Массена оставался на левом берегу, вместе с офицерами своего штаба. Ему заметили, что позиции начинают энергично теснить, что его могут внезапно атаковать, что настало время свернуть мост и положить конец беспримерному сопротивлению. Однако он не желал ничего слышать, пока находил на левом берегу хоть какие-то обломки, которые мог спасти. Объехав берег во всех направлениях, он лично убедился, что не оставил ни одного раненого, ни одной пушки, ни одного мало-мальски стоящего предмета, который мог бы достаться неприятелю. Он приказал собрать как можно больше брошенных у Дуная ружей и кирас и согнать в реку бродивших у воды раненых и оставшихся без хозяев лошадей, чтобы вынудить их пересечь Реку вплавь. Наконец, убедившись, что на этом берегу, ставшим вражеской землей, его долг исполнен, а вокруг него уже сыплются дождем пули тиральеров, Массена последним сел в лодку. Он приказал перерезать крепления моста, которые течением реки вскоре отнесло к другому берегу, и через несколько минут уже был на Лобау. Австрийцам же пришлось удовольствоваться видом добровольно отступившего неприятеля.

Так закончилось это двухдневное сражение, одно из самых кровопролитных сражений того времени и первое в ряду ужасающих кровавых побоищ последнего периода Империи, в которых за один день истреблялось количество людей, равное населению большого города. Количество убитых и раненых, как в этой битве, так и в остальных, оценить можно только весьма приблизительно. Потери австрийцев равнялись 26—27 тысячам убитых и раненых, потери французов — 15—16 тысячам. Огромная разница в потерях объяснялась тем, что австрийцы почти всё время сражались неприкрытыми, а французы, напротив, укрывались за неровностями участка. Пленных почти не было ни с одной стороны, за исключением нескольких сотен, захваченных в Асперне и Эсслинге и отправленных на Лобау. Единственным результатом сражения было чудовищное кровопролитие.

Самым тяжелым последствием сражения в Эсслинге стали разговоры врагов Франции, поспешивших объявить Германии и всей Европе, что французы побеждены, наголову разбиты и отступают. Но Наполеон, сражаясь среди готового восстать против него континента, вынужденный держаться в центре неприятельской столицы, четыреста тысяч жителей которой лишь ждали сигнала к мятежу, нуждавшийся в надежных дорогах в тылах для подвода подкреплений, не мог обойтись без славы своей непобедимости. Материально он был сильнее, ибо потерял меньше, чем его противник, и закалил своих молодых солдат в грозном испытании. Но морально он был слабее, ибо его враги праздновали его мнимое поражение. Что касается его поведения как генерала, можно лишь восхищаться выбором острова Лобау, сделавшим возможной операцию, во всех иных случаях неосуществимую. Однако следует осудить поспешность, с какой он решился на переправу в такое время года, не собрав достаточных для перехода средств, но столько причин извиняли его нетерпение занять оба берега Дуная, что можно простить ему излишний расчет на удачу в надежде сэкономить время.

Его подлинной и извечной ошибкой была безудержность, которая сначала привела его к Неману, откуда он чудом вернулся, затем на Эбро и Тахо, откуда он вернулся один, оставив там свои лучшие армии, а теперь вновь на Дунай, где ему удавалось держаться лишь новыми чудесами, череда которых могла в любую минуту прерваться и привести к катастрофе. Именно в этом и была его вина, ибо генерал совершал ошибки под давлением самого неосторожного из политиков.

Наполеону надлежало гораздо более страшиться моральных, нежели материальных последствий Эсслингской битвы. Пересуды в Европе об этих двух великих днях могли вызвать непредвиденное сопротивление и лишить его морального превосходства, в котором он нуждался. Между тем Наполеон не сильно встревожился по поводу преимущества, которое его враги могли извлечь из последних событий. Он принял энергичные меры для исправления этого мнимого или действительного поражения, намереваясь даже извлечь из него в ближайшем будущем неожиданные и решающие результаты.

Прежде всего, ему следовало предотвратить попытку эрцгерцога Карла перейти малый рукав Дуная и захватить остров Лобау. Однако, при условии что сорок пять тысяч человек, оставшихся с Массена на острове, получат провиант, боеприпасы и перевязочные средства, Наполеон этого не опасался. Он позаботился отправить им всё необходимое еще ночью 22-го и на следующий день. С этой целью были использованы оставшиеся от разрушенного большого моста лодки, и за тридцать шесть часов Массена получил достаточное количество зарядных картузов и патронов, чтобы пресечь всякую попытку перехода, и довольно галет, чтобы его солдаты не голодали. В изобилии водившиеся на острове Лобау олени и косули должны были доставить этому 45-тысячному отряду свежее мясо. Так, благодаря преданности понтонеров, которые, несмотря на чрезвычайный подъем воды в Дунае и плавучие предметы, непрестанно осуществляли крайне мучительный путь среди этих великих опасностей, армия получила всё необходимое для обороны и выживания.

Вторая опасность, которую следовало предотвратить без промедления, заключалась в возможной попытке перехода австрийцев у Пресбурга, в которую Наполеон только и мог поверить, поскольку такой переход почти не требовал смелости. Но для ее предотвращения нужно было преодолеть серьезную трудность: хотя бы временно восстановить мост через главный рукав, ибо при отсутствии моста Даву пришлось бы противостоять эрцгерцогу Карлу лишь силами двух дивизий и немногих оставшихся на правом берегу частей гвардии и тяжелой кавалерии. Третья дивизия Даву, дивизия Морана, оставалась меж Санкт-Пёльтеном и Веной и была необходима для сдерживания столицы. Правда, могучий соратник императора головой клялся, что с 25—30 тысячами солдат остановит всех, кто придет со стороны Пресбурга, а от победителя Ауэрштедта можно было ожидать исполнения обещаний. Но положение его было весьма критическим, и следовало как можно скорее восстановить коммуникации между правым берегом и островом Лобау, чтобы армия могла при необходимости полностью воссоединиться на правом берегу.

Наполеон занялся мостом, не откладывая, хотя знал, в каком состоянии оставил австрийскую армию, перейдя на остров Лобау, а его двойной опыт понимания войны и характера противника убеждал его, что после двух таких дней, как в Эсслинге, не следует опасаться наступления подобного третьего дня. К счастью, только что прибыли гвардейские моряки, вызванные из Булони в Страсбург, а из Страсбурга в Вену; их услугами и воспользовались для ускоренного восстановления коммуникаций. В ожидании реконструкции моста пешая гвардия начала переправляться с острова Лобау в Эберсдорф в лодках. Из понтонов, служивших для переправы через малый рукав, и собранных на реке лодок 25 мая удалось установить мост, непригодный для наступательной операции, но достаточно крепкий для постепенного отступления. Каждое подразделение, прибывавшее на правый берег, придавало маршалу Даву больше сил для противостояния

атаке у Пресбурга, притом что нападения на остров Лобау, коль скоро оно не состоялось 23-го или 24-го, опасаться, по-видимому, уже не следовало.

После гвардии переправили дивизию Демона, затем легкую кавалерию, которую надлежало послать в разведку к Пресбургу, тяжелую кавалерию и, наконец, весь корпус Ланна, переданный после смертельного ранения маршала под командование генерала Удино. К 27 мая, по окончании переправы, маршал Даву располагал не менее чем 60 тысячами человек, и никакая попытка перехода эрцгерцога Карла на правый берег не имела более шансов на успех. Наполеон направил Лассаля и Марула на Хаймбург для наблюдения и сдерживания силами девяти полков легкой кавалерии всех, кто может появиться из Пресбурга, будь то армия эрцгерцога Карла или только венгерские повстанцы. Монбрена он направил на Эден-бург, на другую сторону озера Нойзидль, для наблюдения за дорогами из Венгрии и Италии, откуда мог показаться отступавший перед принцем Евгением эрцгерцог Иоганн. Генерал Лористон с баденцами и кавалерией генерала Брюйера продолжал держаться у Брука, ожидая появления Евгения, двигавшегося по дорогам Штирии. Даву с дивизиями Фриана, Гюдена и Демона, корпусом Удино и гвардией, то есть с 50—60 тысячами человек, расположился в Эберсдорфе, готовый атаковать эрцгерцога Карла, с какой бы стороны тот ни появился.

Наполеон решил подтянуть к Вене дополнительные силы. Он приказал Лефевру послать одну баварскую дивизию в Линц, на смену дивизии Дюпа и саксонцам, охранявшим этот пункт под командованием Бернадотта, который получил приказ двигаться к Вене с 18 тысячами человек. Весь корпус Массена охранял остров Лобау, ибо остров продолжал оставаться наиболее удобным местом для переправы через Дунай. Наполеон уже придумал такой новый способ им воспользоваться, что неприятель, хотя и уведомленный предыдущей его попыткой, ею же и должен был быть неминуемо введен в заблуждение. Наполеон рассчитал, что для сбора и применения необходимого материала, равно как для спада воды в Дунае, ему потребуется месяц ожидания, а потому он сможет нанести удар, которому назначалось положить конец войне, не ранее, чем к концу июня или началу июля. Столько же времени требовалось для подхода подкреплений, окончательной организации линии операций и прибытия к Вене армии Евгения. И Наполеон приступил к исполнению своего замысла.

Прежде всего он занялся заготовкой материала. Вена изобиловала деревом: Наполеон приказал найти, отобрать и перевезти его запасы под Эберсдорф. Рабочим Вены не хватало работы: он решил нанять их, заплатив австрийскими деньгами, которыми были переполнены захваченные государственные кассы. Он призвал на остров Лобау строителей из Франции. Для исполнения своего плана Наполеон заказал множество лодок всех форм и размеров. Наконец, он отдал необходимые распоряжения для пополнения армии. Позаботившись заранее заполнить сборные пункты, теперь он мог привлечь с них давно призванных людей, будучи уверен, что их сменят недавние призывники. Он приказал направить в маршевых батальонах на Страсбург всех обученных новобранцев, призвав, таким образом, 20—25 тысяч пехотинцев из Франции и 6—8 тысяч пехотинцев из Италии. Те же меры он принял в отношении кавалерии, обладавшей в сборных пунктах значительными ресурсами, и направил многочисленные маршевые эскадроны с Рейна на Дунай. Особое значение Наполеон придал усилению своей артиллерии. Он решил придать двести орудий пехоте, по четыре орудия на полк, используя орудия 3-го и 4-го калибров. Кроме того, он решил довести с 60 до 84 орудий артиллерийский резерв гвардии, подтянув артиллерийские роты из Италии и Страсбурга. В результате его призывов из Франции и Италии в течение одного-двух месяцев должны были подойти около сорока тысяч человек.

Рассчитывая привлечь с итальянских сборных пунктов 7—8 тысяч человек вместе со снаряжением, Наполеон послал генерала Лемарруа в Озоппо для наблюдения за движением людей и снаряжения, зная, что без особого надзора за такими операциями нередко упускаются важнейшие вещи, а какая-нибудь упущенная мелочь может повлечь за собой катастрофу. Помня о захваченной в Тироле колонне новобранцев, Наполеон приказал отправлять новые колонны в составе не менее четырех тысяч человек, под командованием бригадного генерала и по дороге через Каринтию, которой следовал на Вену и принц Евгений.

Евгений действительно достиг этой дороги, и моральное воздействие от его присоединения к Наполеону должно было компенсировать впечатление, произведенное сражением под Эсслингом на предубежденных людей, которые верили в неудачи французов, потому что желали их.

Евгений двигался через Каринтию за эрцгерцогом Иоганном, а генерал Макдональд направлялся в Карниолу вслед за баном Хорватии Игнацем Дьюлаи. Их преследование продолжалось все дни, протекшие до и после Эсслингской битвы, с одинаковыми преимуществами для французов и одинаковыми потерями для австрийцев. К входу в ущелья Карнийских Альп перед фортом Маль-боргетто, перекрывавшим проход артиллерии, Евгений подошел 15 мая, в то время как эрцгерцог Иоганн расположился по другую их сторону, на позиции Тарвизио. В штыковой атаке французы вступили в деревню Маль-боргетто, обогнули форт и нашли позицию, где можно было поставить батарею из нескольких орудий. Обстреляв форт, они захватили его, благодаря отваге солдат, одолевших укрепления под градом картечи, потеряв не более двух сотен человек, и водрузили французский флаг на вершине Карнийских Альп. Бой произошел 17 мая. В тот же день французы двинулись на Тарвизио, вместе с артиллерией, для движения которой уже не оставалось помех, и стремительно атаковали войска эрцгерцога. Австрийцы потеряли 3 тысячи человек и 15 орудий.

Быстрое продвижение французской армии к дорогам Тироля и Верхней Австрии не оставляло австрийскому принцу иного выхода, как направиться в Венгрию, где У него еще была возможность оказать услугу, либо усилив эрцгерцога Карла, либо помешав воссоединению Германской армии с Евгением, Макдональдом и Мармоном. Последняя роль более всего подходила его желанию действовать самостоятельно и обрести собственную славу на этой войне. Но его брат, желавший всеобщего содействия главному делу, был другого мнения и хотел, чтобы он подошел к Пресбургу, предоставив заняться принцем Евгением и Макдональдом с Мармоном венгерским повстанцам и бану Дьюлаи.

Эрцгерцог Иоганн отошел на Грац, надеясь дождаться там новых приказов, которых просил. Потеряв в этой кампании около 15 тысяч человек и отослав 10—12 тысяч человек бану Дьюлаи, он располагал теперь лишь 15 тысячами солдат, но рассчитывал укрепить свою армию посредством присоединения других войск. Не ожидая уже большой пользы от тирольцев, он счел необходимым отозвать из Тироля генерала Хасгелера с 9—10 тысячами человек и генерала Елачича с 8—9 тысячами, приказав обоим пробиваться через Леобен к Грацу и неожиданно атаковать авангард или арьергард армии Евгения. Эрцгерцог надеялся, что генералы, даже оставив в Тироле несколько подразделений для поддержки повстанцев, смогут привести в Венгрию 15 тысяч человек, которые сформируют вместе с оставшимися у него войсками превосходный корпус примерно в 30 тысяч солдат. Вместе с 10—12 тысячами Дьюлаи, венгерскими и хорватскими повстанцами и несколькими батальонами ландвера он рассчитывал получить соединение в 50—60 тысяч солдат и вести кампанию против всех французских войск Италии и Далмации.

То были очередные мечтания из ряда непрестанных грез эрцгерцога Иоганна во время этой кампании, и эти мечтания предполагали преодоление всех трудностей при осуществлении множества присоединений в присутствии войск Евгения, Макдональда и Мармона. В самом деле, тогда как австрийский принц отходил на Грац, отправив генералам Елачичу и Хастелеру приказ присоединиться к нему, Евгений, спеша воссоединиться с Наполеоном под Веной, двигался на Леобен по большой дороге, которая ведет из Фриуля через Каринтию и Штирию в Нижнюю Австрию. Генерал Елачич, в соответствии с полученным приказом, спешно покинул Тироль и пытался проскользнуть мимо Итальянской армии, прячась в горных ущельях и выжидая удобного случая. Так, 25 мая, через три дня после Эсслингской битвы, он добрался до позиции Санкт-Михель перед Леобеном, в то время как Евгений находился несколько правее у Граца, куда он передвинулся для наблюдения за движением эрцгерцога Иоганна к Венгрии. Кавалерийские разъезды вскоре сообщили и тем и другим о неминуемом столкновении, и Елачич, отделенный от эрцгерцога Иоганна Евгением, не имел никакой возможности уклониться от боя. Он занял позицию на высотах Санкг-Михеля у Леобена, понадеявшись противостоять бесконечно превосходящим его силам благодаря особенностям позиции. Но армию Евгения не мог остановить корпус втрое меньшей численности. Атакованный Елачич за несколько часов потерял около 2 тысяч убитыми и ранеными и 4 тысячи пленными. С большим трудом он смог спасти 3 тысячи человек и привести их к Грацу к эрцгерцогу Иоганну.

Еще меньше шансов на присоединение было у генерала Хастелера, который вел с собой не более 5-6 тысяч человек и обнаружил, что дорога через Каринтию и Шти-рию занята французами.

Эрцгерцог Иоганн, чьи силы в результате присоединения остатков войск Елачича возросли лишь до 18 тысяч человек, еще не знал, что сталось с баном Дьюлаи и хорватскими повстанцами, которые имели дело с Макдональдом и Мармоном. Сочтя разумным приблизиться к Венгрии, эрцгерцог оставил гарнизон в крепости Граца и направился на реку Рааб, ожидая приказов своего брата главнокомандующего и предоставив Евгению двигаться к Вене, чему никто уже не мог помешать, ибо в Бруке его поджидало подразделение генерала Лористо-на. В самом деле, в окрестностях Брука французские авангарды встретились, и с той минуты воссоединение Итальянской и Германской армий можно было считать состоявшимся.

Макдональд не менее успешно продвигался с 16-17 тысячами человек из Удине в Лайбах. Он перешел Изонцо, обошел форт Превальд, завладел им и вышел к Лайбаху, взяв по пути в плен целый батальон. Одно из его подразделений в то же время заняло Триест. Подойдя к Лайбаху и захватив множество пленных, Макдональд обнаружил большой укрепленный лагерь, обороняемый сильной колонной войск, что делало его захват почти невозможным. Макдональд не решился атаковать его своими силами, опасаясь ослабить себя бесплодной атакой и не суметь затем продолжить кампанию. Он намеревался пройти мимо, спеша присоединиться к Евгению, но внезапно получил от растерянного коменданта крепости предложение о переговорах. Приняв его, Макдональд тем самым мимоходом взял 4—5 тысяч пленных и занял прекрасные укрепления Лайбаха, после чего вернулся на дорогу в Грац, где надеялся встретить основные силы Итальянской армии. Он прибыл туда 30 мая, благополучно пройдя через обширный край и приведя с собой 7—8 тысяч пленных, захваченных в Превальде, Лайбахе и по пути. В ожидании приказов вице-короля, Макдональд остановился в Граце, выслав патрули на дороги Карниолы, чтобы получить известия о Мармоне, который, впрочем, располагал 10 тысячами наилучших солдат и мог не опасаться войск бана Дьюлаи и разбросанных на его пути отрядов повстанцев.

Присоединение Евгения, доставляя Наполеону 45—50 тысяч человек, обеспечивало ему надежное средство отплатить за Эсслингскую битву. С присоединением Даву, Массена, Удино, резерва кавалерии, Императорской гвардии и саксонцев Наполеон мог располагать, даже до прибытия подкреплений, огромной армией в 140 тысяч человек, совершенно достаточной для решающего сражения за Дунаем. Тем самым, Наполеон получил средство покончить с войной тотчас по завершении подготовки к переходу через Дунай. Желая действовать на сей раз наверняка, он намеревался дать это последнее и решающее сражение только тогда, когда через Дунай будет сооружена прочная переправа и Евгений, Макдональд и Мармон будут готовы прямо или косвенно содействовать операциям под Веной.

Именно этой цели служили его предписания Евгению, которого он стал направлять, едва тот оказался в пределах досягаемости, как сына и ученика, страстно желая видеть расцвет его талантов и обеспечить себе его поддержку в готовящихся великих событиях. «Теперь перед вами стоят несколько целей, — писал он Евгению. — Во-первых, вы завершите преследование эрцгерцога Иоганна, дабы не осталось на правом берегу Дуная и на границе с Венгрией ни одного соединения, способного побеспокоить нас в то время, когда мы будем маневрировать вокруг Вены. Во-вторых, прижав эрцгерцога к Дунаю, вы вынудите его искать переправы через реку в Коморне, а не в Пресбурге, чтобы вследствие описанного им кружного пути у него было меньше шансов, чем у вас, участвовать в предстоящем сражении. В-третьих, вы разделите эрцгерцога Иоганна с Хастелером, Дьюлаи и всеми, кто может его усилить, в то время как сами, напротив, присоедините Макдональда и Мармона. В-четвертых, вы займете реку Рааб, которая впадает в Дунай близ Ко-морна и которой можно прикрыться от Венгрии. Для этого вы должны завладеть крепостью Рааб, контролирующей устье реки, и цитаделью Грац, контролирующей ее истоки, чтобы оставленные затем на этой линии несколько подразделений смогли ее оборонять, в то время как вы скрытно передвинете Итальянскую армию к Вене и сформируете одно из крыльев Великой армии». Таковы были основные цели, предписанные Наполеоном принцу Евгению.

Наполеон рекомендовал ему, предоставив небольшой отдых войскам, оставить несколько подразделений в Кла-генфурте и Леобене и выдвигаться на Эденбург к западу от озера Нойзидль, где могли присоединиться Лористон с баденцами и кавалерия Кольбера и Монбрена, то есть подкрепление в 3 тысячи пехотинцев и 4 тысячи всадников. Затем передвинуться на Рааб, провести разведку за рекой, чтобы точно знать, каким путем движется эрцгерцог Иоганн, и маневрировать так, чтобы вынудить его двигаться между Даву, находящимся у Пресбурга, и Итальянской армией, мешая атаковать Макдональда и Мармона. Наполеон предписывал Евгению держать свои войска сосредоточенными, дабы всегда располагать 30 тысячами человек (или 36 тысячами с Лористоном) на случай встречи с эрцгерцогом Иоганном, поспешить со взятием цитадели Грац и присоединением Макдональда ^и Мармона, бдительно следить за тылами, дабы настичь

Хастелера по выходе из Тироля так же, как настигли Елачича, направлять в Вену или отсылать в Озоппо всех больных, раненых и неспособных вернуться в строй, всегда быть готовым либо дать новое сражение эрцгерцогу Иоганну, либо содействовать, с Макдональдом и Мармо-ном, последнему и великому сражению со всеми силами австрийской монархии на берегах Дуная.

Кроме того, Наполеон предписывал Евгению щадить венгров, если они выкажут миролюбие и доброжелательность в отношении французов, в противном же случае вынудить их терпеть все обычные следствия войны, то есть жить за их счет, но обращаться с ними в любом случае более бережно, чем с австрийцами. Такое различие в обращении венгры заслужили тем, что не выказывали в отношении французов той же враждебности, что остальные подданные Австрийского дома. Не раз доказав Австрии свою преданность, они в то же время противились прямому осуществлению ее власти и в Наполеоне видели представителя Французской революции, пробудившей в них великое сочувствие. По всей стране неизвестно откуда распространился слух, что Наполеон, подобно освобождению Польши, подумывает и об освобождении Венгрии, и склонные к новым идеям венгры, помимо восхищения, которое внушала всем его чудесная карьера, выказывали к нему расположение. Однако настойчивость палатина Иосифа, присутствие двора и его влияние на высшую знать перевесили противоположные влияния, и Венгрия поднялась по призыву эрцгерцогов. Следует признать, что ополчение набрало не более 20 тысяч человек, в том числе 8 тысяч знатных конников и 12 тысяч слабой пехоты, состоявшей из германцев, которым дворяне платили, чтобы их заменили в контингенте ополченцев.

Зная обо всем этом, Наполеон обратился к венграм с дружескими прокламациями, обещая им независимость после наступления мира и избавление от всякого рода поборов во время войны, если они не поднимут против него оружия. Следствием прокламаций стало не разделение венгров с австрийцами, но охлаждение их пыла в отношении австрийского правительства и расположенность принять французов с меньшей враждебностью.

К такому положению вещей и относились предписания Наполеона принцу Евгению относительно Венгрии. Они были в высшей степени благоразумны, как и все остальные военные предписания, которые он адресовал молодому принцу почти каждодневно. Тот исполнял их в меру своих способностей и почти столь же верно, как того мог желать Наполеон для общего результата кампании.

Расположившись в Нойштадте, а в первых числах июня в Эденбурге, в нескольких маршах от Вены и на границе с Венгрией, принц Евгений предоставил отдых армии, сдвинул плотнее составлявшие ее корпуса и присоединил генералов Лористона, Кольбера и Монбрена. Верный плану, начертанному для него Наполеоном, он принялся за поиски эрцгерцога Иоганна, стараясь направить его между Даву и Итальянской армией, чтобы помешать атаковать Макдональда и Мармона. Узнав, что эрцгерцог находится в Кормонде в верховьях Рааба, где получил новые приказы главнокомандующего, Евгений двинулся на Гюнс, а затем на Штайн-ам-Ангер (Сомбат-хей), чтобы добраться до него и разгромить. О своих планах он сообщил Макдональду, чтобы тот как можно скорее присоединился к нему.

Макдональд остановился в Граце, ожидая Мармона и пытаясь завладеть фортом Грац. Но хорошо вооруженный и неприступный форт можно было только осадить с помощью тяжелой артиллерии, которой Макдональд не имел, поэтому он завладел городом и вынужден был блокировать составлявшую его главную силу цитадель. Получив сообщение от Евгения, генерал Макдональд, в надежде поучаствовать в готовящихся операциях, поспешил пуститься в путь с дивизией Ламарка, драгунами Пюлли, двумя батальонами дивизии Бруссье и наибольшей частью артиллерии. Перед Грацем он оставил Бруссье с восемью батальонами, двумя полками легкой кавалерии и десятью полевыми орудиями, поручив ему миссию, посильную лишь для целого корпуса, а именно, взять цитадель Грац, присоединить армию Далмации и помешать Хастелеру перейти из Тироля в Венгрию. К счастью, войска были превосходными и могли, как вскоре доказали, противостоять бесконечно превосходящим силам.

Выдвинувшись в Кормонд 9 июня, Макдональд присоединился к Евгению на Раабе, где оба были счастливы свидеться вновь целыми и невредимыми, после месяца опасных движений в разные стороны по вражеским территориям. Вернее всего было бы теперь двигаться вместе, чтобы разбить эрцгерцога Иоганна и тем самым доставить генералам Бруссье и Мармону действенную, хотя и косвенную помощь, выиграв сражение неподалеку от них. Но Евгений, смутно чувствуя, что нехорошо оставлять Бруссье в Граце одного, решил исправить положение, оставив одного в городе Папа генерала Макдональда, чтобы тот находился поблизости от Бруссье и Мармона. Однако это было отнюдь не исправлением, а усугублением совершенной ошибки, поскольку его силы разделялись на четыре части: Мармон с 10 тысячами человек, Бруссье с 7 тысячами, Макдональд с 8 и сам Евгений с 30. Итак, отослав Макдональда к городу Папа, Евгений, вернувшись из Штайн-ам-Ангера на Шарвар, спустился вдоль Рааба вслед за эрцгерцогом Иоганном с 30 тысячами человек своей армии и 6-7 тысячами подразделения Лористона.

Во время маршей принца Евгения эрцгерцог Иоганн, блуждавший между Муром и Раабом и совершавший еще менее точные и верные движения, чем его противник, в конце концов уступил повторному приказу главнокомандующего приблизиться к Дунаю. Он желал получить возможность действовать на границе Венгрии самостоятельно, присоединить генералов Хастелера и Дьюлаи, составить таким образом войско в 50—60 тысяч человек, включая венгерских ополченцев, разбить поочередно корпуса Евгения, Макдональда и Мармона и передвинуться, наконец, на обнажившийся правый фланг Наполеона, чтобы пощекотать его острием своего меча. Если бы подобные победы были возможны или хотя бы вероятны, стоило бы их добиваться, ибо Наполеон, лишившись 50 тысяч солдат, подходивших к нему из Италии и Далмации, и при угрозе его правому флангу и тылу, был неспособен предпринять серьезные действия под Веной и исправить первый переход Дуная более удачным вторым. Но осуществление планов эрцгерцога Иоганна требовало своевременных и быстрых маневров, каких можно было ожидать лишь от искусного полководца и наилучших войск. Поскольку рассчитывать на это не приходилось, стоило предоставить венгерским и хорватским ополченцам досаждать правому флангу Наполеона, а оставшимися у эрцгерцога Иоганна 18—20 тысячами человек распорядиться таким образом, чтобы они были в состоянии по первому зову прибыть к Вене. Потому австрийскому принцу был дан повторный приказ оставить генерала Стойхевича, бана Дьюлаи и Хастелера докучать' французам в Венгрии, перебросить гарнизон в Пресбург, а затем расположиться с лучшей частью итальянских войск за Дунаем для участия в битве, которая рано или поздно должна была вновь разразиться на берегах великой реки.

Подчинившись столь прямо выраженным приказам, эрцгерцог Иоганн был вынужден двинуться к Дунаю, последовав берегами Рааба. Некогда укрепленный, но давно заброшенный и не готовый к обороне город Рааб располагался на реке с таким же названием, неподалеку от ее слияния с Дунаем, между Пресбургом и Коморном. С крепостью был связан укрепленный лагерь, представлявший хорошую позицию на Раабе, где к эрцгерцогу Иоганну присоединился его брат эрцгерцог палатин с венгерскими ополченцами. Их силы составляли 12 тысяч пехотинцев и мадьяр вперемешку с германцами, и 8 тысяч кавалеристов-дворян, непривычных к жестоким войнам того времени. С этим-то столь разношерстным 49-тысячным войском эрцгерцоги и желали еще раз сразиться с Евгением, прежде чем оставить ему правый берег Дуная и удалиться на левый.

Уже 12 июня авангарды Евгения наступали австрийцам на пятки, а вечером 13-го они заняли позиции вокруг Рааба, будучи уверены, что на следующий день предстоит горячий бой. Поскольку позиция казалась австрийцам выгодной, они расположились на плато, опершись правым флангом на Рааб и повернувшись спиной к Дунаю, протекавшему в нескольких лье позади, а левым флангом опираясь на простиравшиеся вдаль болота. Вечером 13-го и утром 14-го они занимались улучшением своих позиций и в особенности перемешиванием регулярных войск с ополченцами, для придания последним стойкости первых, в чем следовали весьма разумному приказу эрцгерцога Карла, хотя исполнение этого приказа вынудило их потерять много времени. К сражению они оказались готовы лишь к одиннадцати часам утра 14 июня. К счастью для них, Евгений, хоть и двигался с большим желанием до них поскорее добраться, смог атаковать их не ранее полудня.

Как и австрийские принцы, он следовал течению Рааба, выдвигая свой левый фланг вдоль реки, где у австрийцев был правый фланг, а правый фланг — по болотистой равнине, вдоль левого фланга австрийцев. Евгений двигался эшелонами, первый из которых справа формировала дивизия Сера, второй в центре — дивизия Дюрютта, третий слева — итальянская дивизия Северо-ли. Двигавшиеся позади дивизия Пакто и Итальянская гвардия представляли двойной резерв. Кавалерия распределялась на крыльях. Такая диспозиция отвечала природе местности и распределению сил неприятеля на плато, которое предстояло атаковать.

На болотистой равнине справа виднелась масса венгерской кавалерии, примерно в 7-8 тысяч всадников, весьма блестящих с виду, но совсем не столь грозных, сколь прекрасных внешне. Их поддерживали регулярные гусары, не такие блестящие, но испытанные в Итальянской кампании. Все они состояли под командованием генерала Мешери. Ближе к центру, за илистым ручьем, пехота Елачича и Коллоредо занимала крепкие строения большой фермы и деревню Сабад-Хеги. Между деревней и Раабом, на левом фланге французов, у реки и укрепленного лагеря пехота Фримона формировала правый фланг австрийцев. Укрепленный лагерь, блокированный генералом Лористоном с баденцами, обороняли 4—5 тысяч человек.

Посовещавшись с генералами Груши, Монбреном, Гренье, Сера и Дюрюттом, принц Евгений произвел следующие диспозиции. В то время как развернутая кавалерия Монбрена будет маскировать движения французской пехоты, дивизии Сера, Дюрютта и Североли, выдвигаясь эшелонами, последовательно атакуют с обеих сторон ферму и деревню Сабад-Хеги. Дивизия Пакто и Итальянская гвардия, оставшиеся в резерве, при необходимости поддержат их атаку. Справа Груши и Мон-брен атакуют неприятельскую кавалерию, в то время как слева генерал Саюк будет связывать армию с подразделением Лористона. Слишком поздно почувствовав мудрость принципов Наполеона, Евгений послал адъютантов к Макдональду, чтобы тот привел ему из Папа еще 8 тысяч человек, которые были бы ему теперь весьма полезны;, ибо он мог выставить только 36 тысяч человек против 40 тысяч, занимавших сильную позицию. К счастью, Макдональд, предвидя, что может быть полезен в Раабе, тогда как в городе Папа он ничего не мог сделать ни для Бруссье, ни для Мармона, сам пустился в путь и уже показывался вдалеке, возглавляемый драгунами Пюлли.

В полдень французы двинулись в атаку на неприятельскую позицию. Поскольку дивизия Сера, формировавшая первый эшелон справа, еще не подошла к линии, Мон-брен развернул четыре полка легкой кавалерии и с восхитительным хладнокровием маневрировал под ураганным артиллерийским огнем, будто на плацу. Затем, когда пехота Сера встала на линию, он атаковал венгерскую кавалерию, пустив свои полки в галоп и обрушился на блестящую знать, не без колебаний пришедшую на помощь Австрийскому дому. В один миг это войско рассеялось перед всадниками Монбрена, привыкшими к сабельной рубке даже с кирасирами, и обнажило левый фланг австрийцев. Остались гусары эрцгерцога Иоганна, достойные померяться силами с французами. Они атаковали Монбрена, который тотчас отвечал им и вынудил отступить.

В это время пехота Сера двумя линиями вступила на плато, занятое австрийцами, направившись к строению фермы, стены которой были прорезаны бойницами и защищались двенадцатью сотнями лучших пехотинцев. В то время как Сера атаковал ферму, пехота Дюрютта, формировавшая второй эшелон, под градом снарядов вскарабкалась на плато и атаковала справа деревню

Сабад-Хеги, которую итальянская дивизия Североли атаковала слева. Бой завязался по всей линии.

Генерал Сера, подойдя вплотную к ферме, попал под столь ураганный ружейный огонь, что за несколько минут полегли на землю 700—800 его солдат. Генерал отвел первую линию на вторую и затем, когда его доблестные солдаты оправились, повел их на грозное препятствие, откуда исходил столь разрушительный огонь. Несмотря на удвоившиеся ружейные залпы неприятеля, саперы прорубили двери, выломали их, солдаты ворвались в здание со штыками наперевес и отомстили несчастным защитникам фермы за гибель восьмисот своих товарищей. Уничтожив несколько сотен вражеских солдат и взяв в плен остальных, генерал Сера двинулся на левый фланг австрийской линии, который еще держался, отступая на вершину плато.

В это время на плато взошла пехота Дюрютта и вместе с итальянской пехотой Североли атаковала Сабад-Хеги. Здесь бой был таким же упорным, как перед фермой. Австрийцы энергично оборонялись, прячась за домами, и заставили французов дорого заплатить за победу. Основная часть центра и правого фланга, подведенная эрцгерцогом Иоганном к деревне, вступила в нее атакующим строем и потеснила к ручью с одной стороны Дюрютта, с другой — итальянцев Североли. Первая линия обеих дивизий отошла через промежутки во второй линии, но вторая линия не дрогнула и не отступила. Напротив, она выдвинулась вперед, увлекая за собой и первую линию. Генералы Дюрютт и Североли повели свои дивизии на деревню и вместе с первой бригадой дивизии Пакто, подоспевшей им на помощь, захватили ее.

Настало время действовать кавалерии. Монбрен, Груши и Кольбер устремились наперерез австрийцам, пытавшимся отойти к Дунаю. Монбрен прорвал несколько каре и взял множество пленных, но австрийская армия остановила его. Слева 8-й егерский полк дивизии Саю-ка, продвинувшись дальше, чем вся дивизия, с необычайным жаром атаковал правый фланг австрийцев в ту минуту, когда он удалялся от Рааба, и прорвал всех, кого встретил на своем пути. Полк уже принудил несколько тысяч неприятельских пехотинцев сложить оружие и захватил множество артиллерии, когда австрийцы, заметившие, что французы действуют без поддержки, оправились от замешательства, открыли огонь и весьма сильно потрепали бы полк, если бы ему не пришла на помощь остальная часть дивизии Саюка, запоздало подведенная генералом. Доблестный полк сохранил, тем не менее, 1500 пленных, несколько пушек и знамен.

Видя, что сражение полностью проиграно, эрцгерцоги приказали начинать отступление, которое, благодаря особенностям участка и темноте, стало не столь катастрофическим, как они опасались. Битва, славно искупившая для Евгения и Итальянской армии поражение при Сачили, обошлась французам в 2000 убитых и раненых, а австрийцам — в 3000 убитых и раненых, 2500 пленных и 2000 разбежавшихся солдат. Она вывела из строя войска эрцгерцога Иоганна и эрцгерцога палатина, обеспечила присоединение Бруссье и Мармона и не оставила для французов на правом берегу другой угрозы, кроме неопасных набегов гусар, с которыми могли справиться и несколько кавалерийских подразделений. Макдональд прибыл к вечеру и обнял на поле боя молодого принца, успехам которого горячо радовался.

Таким образом, не только план Наполеона исполнился сообразно его замыслу, хоть и с небольшими ошибками в деталях, но и состоялось присоединение Мармона и Бруссье, несмотря на некоторые происшествия, порожденные отчасти обстоятельствами, отчасти неудавшимися комбинациями Наполеона, который не мог вовремя всё исправить, находясь в отдалении.

Оставшийся в Граце генерал Бруссье сделал несколько рейдов в Хорватию, в направлении движения Мармона, на расстояние 12—15 лье, и всякий раз он давал бану Дьюлаи небольшие сражения, в которых полностью его разбивал. Но, постоянно удаляясь от Граца, он оставлял без охраны дороги из Тироля, и генерал Хастелер, прорвавшись через посты Итальянской армии с 4-5 тысячами человек, прошел в Венгрию гораздо более благополучно, чем генерал Елачич. Мармон, между тем, продвинулся почти до Граца и дал знать о своем приближении генералу Бруссье. Тот при этом известии поспешил спуститься вдоль Мура, надеясь соединиться с Мармоном в Кальсдорфе и оставив в предместье Граца для охраны города два батальона 84-го полка. Но когда он спускался по правому берегу Мура, по его левому берегу поднимался, во главе 15 тысяч человек, бан Дьюлаи, который неожиданно атаковал два батальона, охранявшие Грац. Атакованные целой армией, французские солдаты под командованием полковника Гамбена с героической стойкостью сопротивлялись девятнадцать часов кряду. Они убили 1200 человек, захватили в плен 400—500 человек, и генерал Бруссье успел вернуться к ним на помощь. Узнав о движении бана Дьюлаи, генерал стремительно поднялся вдоль Мура, обрушился на войска Дьюлаи, разогнал их и высвободил батальоны 84-го. Наконец, на расстоянии одного-двух маршей показались авангарды Мармона. Так присоединился к действующим войскам и этот 10-ты-сячный корпус, лучший в армии после корпуса Даву, и генералы Мармон, Бруссье и Макдональд вместе с Евгением были теперь в состоянии доставить Наполеону содействие всех армий Италии и Далмации. Корпуса Стойхевича и Дьюлаи были полностью рассеяны, а оба эрцгерцога (Иоганн и палатин Иосиф) окончательно отброшены за Дунай.

Наполеон был всецело вознагражден за сражение в Эсслинге, и он в этом нуждался, ибо его враги, ободренные злополучным сражением, волновались как никогда и снова пытались возмутить Тироль, Швабию, Саксонию, Вестфалию и Пруссию. При слухах о мнимом поражении французов в Эсслинге поднялись волнения в Форарльберге. Неспокойно было на берегах Боденского озера, в Верхнем Дунае, во всей Швабии, и было очевидно, что если французы потерпят поражение более реальное, чем в Эсслинге, их тылы окажутся под серьезной угрозой.

Австрийцы, знавшие о таком положении дел, ибо они его и создали, усугубили его весьма опасной для французов диспозицией. Они дали герцогу Брауншвейг-Эльс-скому, сыну знаменитого герцога Брауншвейгского, возможность набрать корпус из беглецов со всех германских провинций, особенно из Пруссии. Присоединив к нему некоторое количество регулярных войск и ополченцев, общей численностью около восьми тысяч человек, и распустив лживые слухи об одержанной над французами победе, австрийцы направили его из Богемии в Саксонию. Другой корпус, в четыре тысячи человек, также наполовину состоявший из регулярных войск, а наполовину из ополченцев, они направили из Богемии во Франконию, сея на его пути те же слухи. Первый корпус выдвинулся из Праги на Дрезден, куда вошел без единого выстрела, одним своим приближением вынудив дрезденский двор укрыться в Лейпциге. Второй корпус двинулся от Эгера на Байройт, пользуясь тем, что война на Дунае оголила союзников Франции Баварию и Вюртемберг. Они намеревались двигаться в Тюрингию, воссоединиться там под командованием генерала Кинмайера, вступить в Вестфалию и выгнать из нее короля Жерома. Перепуганный Жером поспешил потребовать у Парижа ресурсов, которых не было, и его крики отчаяния в конечном счете посеяли в Париже тревогу.

Появление этих колонн возбудило горячее волнение в Германии, но, несмотря на все надежды австрийцев, не вызвало никакого повстанческого движения, потому что престиж Наполеона был еще велик, считалось слишком трудным одолеть его мощь и слухи о его поражении не настолько убеждали, чтобы решиться взяться за оружие. Пример того, что случилось с майором Шиллем, никого не соблазнял. Этот отважный партизан, считавший, что исполняет тайную волю своего правительства, не повинуясь его явным приказам, ушел из Берлина с корпусом прусской кавалерии и принялся объезжать страну в надежде увлечь за собой армию и население. Везде его сочувственно принимали, но никто за ним не последовал. Приведенный в замешательство суровыми заявлениями из Кенигсберга, он бежал в Мекленбург, затем в Померанию и захватил плохо охранявшуюся крепость Штральзунд с намерением выдержать в ней осаду. Атакованный вскоре голландским и даже датским корпусом, захотевшим доказать Наполеону свою преданность, Шилль не смог отстоять крепость с кавалерией и, пытаясь бежать через одни ворота, в то время как голландские войска входили через другие, попал под саблю голландского всадника. Испуская дух, этот несчастный, жертва собственного беспорядочного патриотизма, видел, как уничтожается его войско. До сих пор это был единственный пример германских восстаний. Тем не менее сердца были ожесточены против французов, и требовалось только действительное, а не предполагаемое поражение, чтобы все народы восстали от одного конца континента до другого.

В Польше кампания князя Понятовского привела к неожиданным, хоть и не очень важным результатам. При его появлении и в самом деле часть галицийцев подняли восстание и начали предоставлять ему продовольствие, боеприпасы и людей. Он вступил в Сандомир и даже угрожал Кракову. Эрцгерцог Фердинанд, оттесненный назад операциями князя Понятовского, был вынужден произвести быстрое отступление, которое можно было бы пресечь и сделать гибельным, перейдя с правого берега на левый и остановив его попятное движение. Генерал Домбровский с 5-тысячным корпусом вознамерился было осуществить этот план, но был неспособен исполнить его в одиночку. Русские, прибывшие на линию в последних числах июня, тогда как должны были оказаться там в апреле, могли исполнить этот маневр и не пустить обратно в Галицию ни одного австрийца. Князь Понятовский молил их совершить эти действия, но столкнулся с очевидной недобросовестностью, которую уже невозможно было объяснить ни временем года, ни разливом рек, ни несовершенством русской администрации. Подлинным мотивом бездействия русских было такое нежелание уничтожать австрийцев ради поляков, что они не повиновались даже приказам своего правительства. Повсюду, где встречались русские и австрийские аванпосты, они пожимали друг другу руки и обещали служить вскоре вместе. Словом, русские дивизии, добравшиеся, наконец, до территории Галиции, казалось, пришли туда только для того, чтобы подавить галицийское восстание. Под предлогом защиты от вторжения в страну они повсюду уничтожали новые польские власти и восстанавливали прежние австрийские.

В то время как русские нарушали таким образом свое слово, вероятно, против воли их государя, поляки, равным образом против воли Наполеона, нарушали слово, данное французами русским, и объявляли во всех своих прокламациях о скором восстановлении Польши. Наполеон весьма настоятельно рекомендовал им говорить только о Великом герцогстве Варшавском и не отталкивать Россию неосторожными заявлениями. Но Наполеона поляки слушали не более, чем русские слушали Александра. Однако следует признать, что Александр, если бы искренне постарался, мог бы повлиять на русских куда сильнее, чем Наполеон на поляков. Но он тоже был русским, и трудиться над восстановлением Польши, помогая полякам против австрийцев, ему было почти столь же неприятно, как его солдатам.

Вся Европа пребывала в смятении, в то время как эрцгерцог Карл и Наполеон боролись друг с другом под стенами Вены. Хотя эти опасные симптомы должны были послужить предупреждением мудрому политику, они не могли ни встревожить, ни отвратить от главной цели столь великого полководца, как Наполеон. Победы и поражения в Польше, партизанские набеги в Саксонии и в Померании, новое отступление баварцев в Тироле ничего не значили. Решающей операцией, которой назначалось усмирить все враждебные настроения, даже если они сопровождались более или менее опасными мятежами, был переход через Дунай и разгром эрцгерцога Карла. Потому Наполеон почти не тревожился и придавал значение только тому, что происходило между Линцем, Леобеном, Раабом, Пресбургом и островом Лобау. Он принял немногочисленные меры предосторожности, совершенно достаточные в том случае, если ему удастся нанести в Вене главный и окончательный удар. Написал в Париж военному министру Кларку и министру полиции Фуше, сурово упрекнув их за то, что они слишком легко поддались страху из-за событий в Дрездене и Байройте. Тревога, так легко овладевшая Парижем, невольно выдала порицание политики Наполеона, которое его раздражало и которого он не прощал даже самым преданным своим соратникам. Впрочем, он был прав, говоря, что имеет значение только то, что происходит на театре, где действует он сам, ибо победив на этом театре, он победил бы всюду. Поэтому Наполеон ничего не упускал, чтобы в самом скором времени победить окончательно и бесповоротно.

После победы Евгения в Раабе, отступления эрцгерцога Иоганна и эрцгерцога палатина за Дунай и присоединения армий Италии и Далмации Наполеону оставалось позаботиться только о том, чтобы воспрепятствовать эрцгерцогам вновь перейти Дунай в Пресбурге или Коморне и последовать за французскими армиями Италии и Далмации, когда те придут сражаться под стенами Вены. Нужно было помешать австрийцам воспользоваться мостом Пресбурга и занять линию Рааба, чтобы прикрыться ею со стороны Венгрии и на три-четыре дня остановить австрийцев, чего было совершенно достаточно для движения армий Италии и Далмации на Вену. Австрийцы владели мостом в Пресбурге и плацдармом в деревне Энгерау. Вдобавок, после победы, одержанной Евгением на реке Рааб, они сохранили крепость Рааб.

Передвинув Даву с одной из его дивизий к Пресбургу, Наполеон поставил перед ним задачу захватить Энгерау, разрушить мост в Пресбурге и даже, если получится, расположенный гораздо ниже мост в Коморне. Евгению он поручил захватить крепость Рааб, не сочтя его недавнюю победу по-настоящему плодотворной без взятия крепости. Хотя никакой генерал не был менее жесток, чем Наполеон, он был, тем не менее, безжалостен в осуществлении своих замыслов и приказал для завладения Пресбургом и Раабом применить все самые суровые военные средства. Предписанные средства были ужасны, но того требовало спасение армии и Империи.

Даву, прибыв к Пресбургу в последних числах мая, прежде всего бросил дивизию Гюдена на укрепления Энгерау, прикрывавшие лодочный мост, наведенный перед Пресбургом и опиравшийся на несколько островов. Понимавшие важность позиции австрийцы отстаивали ее с необычайной энергией. Перед этим простым плацдармом они потеряли 1500—1800, а французы — 800 человек. После захвата укреплений Даву оказался на берегу реки. Часть моста с французской стороны была разобрана, но оставшиеся части, установленные между укрепленными островами, нужно было захватывать поочередно, что требовало проведения трудной и долгой операции. Для уничтожения остальных частей моста были использованы все вообразимые средства. Запускались лодки, груженные камнями, и подожженные мельницы, как делали австрийцы для прорыва большого моста во время Эсс-лингского сражения. Но мост в Пресбурге, построенный не наспех и к тому же охранявшийся лодочниками, выстоял против всех этих посягательств и ничуть не пошатнулся. Тогда Даву поставил на берегу Дуная батареи камнеметов, мортир и гаубиц и осыпал острова чудовищным градом огня и железа. Австрийские солдаты перенесли такой род атаки с редкостной безропотностью и всё равно остались на островах, вверенных их защите.

Доведенный до крайности подобным сопротивлением, Наполеон приказал предъявить ультиматум самому городу Пресбургу: если город откажется сдаться или хотя бы уничтожить свой мост, то будет разрушен до основания. Даву, порядочный человек, но безжалостный воин, без колебаний приступил к жестокой экзекуции. После предъявления ультиматума коменданту города генералу Бианки он подал сигнал открыть огонь и за несколько часов выпустил по несчастному городу бессчетное количество бомб. После того как во многих кварталах разгорелся пожар, Даву вновь предъявил ультиматум, требуя только того, без чего не мог обойтись, то есть уничтожения моста. Бианки отвечал, что поскольку сохранение моста необходимо для обороны австрийской монархии, город Пресбург скорее подвергнется уничтожению, чем согласится на условия, предлагаемые дая его спасения. Даву возобновил бомбардировку, однако видя ее безрезультатность, ибо австрийский генерал упорно сопротивлялся, уступил, наконец, движению человеколюбия и прибег к иным средствам для прекращения сообщения между берегами.

Что нужно было, в конце концов, чтобы достичь поставленной цели? Остановить на три-четыре дня австрийский корпус, который подойдет с этой стороны. И маршал возвел ряд укреплений, связывающих крепость Китзее, обширный остров Шютт и реку и крепость Рааб. Несколько тысяч человек, проводя кавалерийскую разведку у Шютта и реки, обороняя укрепления Энгерау, отступая в случае прорыва к Кетзее и продолжая оборонять крепость Рааб, могли занять неприятеля на необходимое количество дней и задержать его прибытие до минуты, когда под стенами Вены всё будет кончено. Такие диспозиции, обговоренные с Наполеоном, в конце концов и были приведены в исполнение и избавили Пресбург от дальнейшего разрушения.

Между тем Лористон, при поддержке Лассаля, приступил к осаде Рааба, предоставив Итальянской армии прикрывать его, что позволяло той отдохнуть от перенесенных тягот. Не хватало тяжелой артиллерии, но Наполеон прислал из Вены несколько гаубиц и орудий 12-го калибра. К счастью, обветшавшая и слабо вооруженная крепость, занятая от силы двумя тысячами человек, долго продержаться не могла. Тотчас после сражения 14 мая начались осадные работы: открыли траншею, поставили осадные батареи и начали проламывать бреши. Через несколько дней такой атаки подручными средствами крепость капитулировала. Поскольку важен был не способ ее захвата, а быстрота, французы легко согласились на выдвинутые гарнизоном условия и вступили в Рааб 22 июня, не разрушив его укреплений.

В исполнение точных и подробных приказов Наполеона крепость Рааб была заново вооружена и приведена в лучшее, чем прежде, состояние обороны. В нее подвезли боеприпасы и провиант, составили гарнизон из уставших и больных солдат Итальянской армии, отремонтировали укрепления, наконец, Наполеон прислал в качестве коменданта знаменитого графа Нарбонна, бывшего военного министра Людовика XVI, одного из последних выживших представителей старого французского дворянства, человека выдающейся храбрости, ума и утонченных манер.

Всю ненужную в Пресбурге и Раабе артиллерию Наполеон приказал подвезти к Вене, а всех раненых отправить в госпитали Ломбардии и Верхней Австрии, не желая оставлять во власти неприятеля ни одной пушки и ни одного человека. Евгению, Макдональду, Бруссье и Мар-мону он приказал выступать по первому сигналу; не оставлять в рядах ни калек, ни больных, полностью подготовить артиллерию, снабдить войска галетами на неделю, запастись способным следовать за войском скотом и всё организовать так, чтобы дойти до Вены не более чем за три дня. Евгений, располагавшийся в Раабе, мог за три дня преодолеть расстояние, отделявшее его от Вены. Мар-мон, Бруссье и Макдональд были расставлены таким образом, чтобы выполнить марш за тот же промежуток времени. Даву надо было выполнить только два марша. Было решено, что Евгений оставит генерала Бараге-д’Илье с одной итальянской дивизией перед Энгерау для охраны подступов к Пресбургу, а вся Итальянская армия передвинется на Вену.

Июнь месяц Наполеон посвятил подготовке к сосредоточению своих войск у Вены. Он также использовал его для Подготовки перехода через Дунай, чтобы сделать его на сей раз надежным и чтобы происшествия с мостами, случившиеся во время Эсслингской битвы, больше не могли повториться. В результате таких гигантских работ была обеспечена переправа — через обширную водную преграду, в присутствии неприятеля — такого количества войск, каких не приходилось передвигать ни древним, ни современным полководцам.

Лодочный мост через главный рукав, служивший сообщению с островом Лобау, был восстановлен через несколько дней после Эсслингской битвы. Накрепко пришвартованные новые лодки, собранные гвардейскими моряками на берегах реки, сделали мост более прочным, однако его еще два-три раза прорывало из-за июньского подъема воды, а Наполеон хотел располагать более надежными коммуникациями для перехода за Дунай. Остров Лобау, которому назначалось стать отправным пунктом, он решил соединить с правым берегом так, чтобы он сделался с ним единым целым. Для этого существовало только одно средство — сооружение свайного моста. Наполеон решился на его строительство, сколько бы труда ни потребовала подобная операция на такой реке, как Дунай под Веной. В Вене имелись значительные запасы дерева, сплавлявшегося с вершин Альп по притокам Дуная. На заготовку дерева и его транспортировку были направлены все солдаты инженерной части, все безработные плотники, нуждавшиеся в заработках, все высвободившиеся в результате приостановки боев артиллерийские лошади. Многочисленные сваебойные машины, найденные в Вене, были свезены к Эберсдорфу для забивки свай. Двадцать дней спустя над самыми высокими водами возвышались шестьдесят деревянных свай, на которые уложили широкий и прочный настил, способный выдержать любое количество артиллерии и кавалерии. В двадцати туазах ниже по течению сохранили, укрепив, старый лодочный мост, который решили использовать для пехоты, чтобы переправа различных родов войск могла осуществляться одновременно и чтобы сообщение с островом Лобау стало в результате более скорым. Раздобыли огромное множество лодок, в Раабе нашли крепкие якоря, и, благодаря этим новым ресурсам, крепления моста стали абсолютно надежными и уже можно было не опасаться происшествий, подобных тем, которые едва не погубили армию в конце мая.

Мосты неразрывно связали остров Лобау с правым берегом и с Эберсдорфом, ставшим базой операций французов. Следовало проделать еще множество работ на самом острове, чтобы превратить его в просторный, надежный и удобный укрепленный лагерь, снабженный всем необходимым, чтобы прожить там несколько дней.

Пожелав сделать остров самодостаточным опорным пунктом, Наполеон приказал построить на нем пороховой склад, в который доставили из арсеналов Вены значительное количество готовых боеприпасов. Он приказал построить на острове печи, завезти муку и пригнать из Венгрии несколько тысяч быков. Наконец, он отправил туда большие запасы вина, и такого отличного качества, какое французским солдатам доводилось пить разве что в Испании. Желая сделать проход через остров одинаково легким днем и ночью, Наполеон приказал осветить все дороги фонарями на столбах, точь-в-точь как на улицах большого города.

Оставалось подготовить последнюю и самую трудную операцию — переход через малый рукав в присутствии многочисленного неприятеля, предупрежденного и бдительно следящего за французскими войсками на острове. Неприятель был настолько уверен, что вторжение французов на левый берег будет происходить с острова Лобау, что следовало ожидать его прямо перед собой, построенным в боевые порядки, и нужно было приготовиться выйти почти всей массой, чтобы начать сражение в самую минуту высадки на левый берег.

Поэтому прежнее место высадки не годилось. Наполеон решил найти другое, продолжая при этом делать вид, будто собирается переходить в прежнем месте. Малый рукав у оконечности острова резко поворачивал к большому рукаву, описывая на правом фланге острова прямую линию длиной в две тысячи туазов. Выбрав для перехода один из пунктов этой линии, можно было высадиться на весьма удобную для развертывания многочисленной армии равнину.

На левом берегу, напротив того места, где малый рукав резко сворачивал к большому, располагался городок Энцерсдорф, прикрытый оборонительными укреплениями и артиллерией, подобно Эсслингу и Асперну; несколько ниже простирались вдаль упомянутая равнина и густые леса, покрывавшие участок до самого места слияния обоих рукавов реки. Между Энцерсдорфом и лесами Наполеон и решил осуществить переход.

Прежде всего, он сделал всё возможное, чтобы убедить неприятеля, будто собирается переправляться в старом месте, то есть с левой части острова, и с этой целью приумножил работы в той стороне, сочтя к тому же полезным располагать мостами как слева, так и справа, ибо чем больше будет коммуникаций, тем больше шансов перейти реку и быстро развернуться после перехода. Но самые важные работы производились в правой части острова, вдоль линии, тянувшейся от Энцерсдорфа до слияния обоих рукавов реки. Рассеянные в малом рукаве островки, которые армия окрестила случайными именами, такими как остров Массена, Мельничный остров, остров д’Эспаня, остров Пузе, остров Ланна, остров Александра, — были соединены с островом Лобау постоянными мостами и оснащены тяжелыми батареями, состоявшими из 109 орудий 24-го калибра, мортир и гаубиц. Они предназначались для прикрытия, путем обстрела на большое расстояние, всех пунктов высадки. Батареи острова Массена, Мельничного острова и острова д’Эспаня могли обстреливать Асперн, Эсслинг и укрепления в той стороне. Батареи острова Пузе могли за два часа обратить в прах несчастный Энцерсдорф. Батареи острова Александра могли обстреливать равнину, выбранную для развертывания войск, изрыгая на нее такую массу картечи, что никакое неприятельское войско не имело шанса там продержаться. Поскольку времени было достаточно, батареи установили с бесконечным тщанием, снабдив их земляными брустверами, орудийными платформами и небольшими пороховыми складами. Орудия большого калибра, которые армия никогда не возит с собой, были взяты из Венского арсенала. Лафеты были сооружены рабочими арсенала.

Чтобы сделать переход войск быстрым, одновременным и сокрушительным, Наполеон прибег, помимо артиллерийских средств прикрытия, к комбинациям, до него неизвестным. Он хотел, чтобы за считанные минуты несколько тысяч человек перешли малый рукав, обрушились на австрийские авангарды и захватили их, за два часа пятьдесят тысяч других солдат развернулись на неприятельском берегу для первого сражения, а за 4-5 часов переправились сто пятьдесят тысяч солдат, сорок тысяч всадников и шестьсот орудий. Тогда судьба австрийской монархии была бы решена.

Переправа через реку начинается обычно с внезапной переброски на лодках небольшого количества решительных солдат. Эти отборные солдаты, под руководством превосходного командира, должны разоружить или уничтожить неприятельские авангарды и закрепить швартовы, к которым привязывают лодки моста. Затем переправляется вся армия со всей возможной быстротой, ибо мост образует длинный узкий проход, по которому пехота, кавалерия и артиллерия могут пройти, только сильно растянувшись.

Первая из этих операций, в присутствии такого многочисленного и подготовленного неприятеля, как австрийцы, была самой трудной. Наполеон приказал построить большие паромы, вмещавшие по триста человек: они могли достичь другого берега на веслах и были снабжены откидными мантелетами, прикрывавшими людей во время переправы от ружейного огня, а затем служившими для спуска на берег. Для каждого армейского корпуса было приготовлено по пять паромов, что обеспечивало одновременный и неожиданный переход авангардов в полторы тысячи человек во всех пунктах переправы. Впрочем, неприятель, неточно осведомленный о месте проведения операции, вряд ли мог выставить значительные аванпосты. Привязанный к дереву канат (к которому прицеплены паромы и вдоль которого они движутся между берегами) тотчас после первой высадки обеспечивал возможность продолжать рейсы и постепенно перевозить войска. Вслед за тем должна была начаться установка мостов. Поскольку лодки и снаряжение были подготовлены, места выбраны, а люди осведомлены о том, что им надлежит делать, были основания рассчитывать, что для наведения моста в шестьдесят туазов хватит двух часов. Через малый рукав Наполеон решил перебросить четыре моста: два лодочных, один понтонный и один мост из больших плотов (для кавалерии и артиллерии), для одновременной переправы трех армейских корпусов — маршала Массена, генерала Удино и маршала Даву. Таким образом, несколько тысяч человек, перевезенные на паромах за считанные минуты, сокрушат неприятельские аванпосты, а пятьдесят—шестьдесят тысяч человек, переправленные за два часа под защитой грозных батарей, смогут противостоять силам, которые неприятель успеет собрать, узнав о пункте переправы. И наконец, за четыре-пять часов армия переправится полностью, будет готова дать сражение, а также получит средства для отступления, столь же надежные, как если бы в ее тылу не было великой реки.

Наполеон придумал мост совершенно нового вида, сооружение которого поручил капитану Дессалю. Обыкновенно мост устанавливают, связывая меж собой вереницу лодок. Наполеон задумал перебросить цельный мост, состоящий из лодок, заранее скрепленных крепкими брусьями. Такой мост нужно было спустить на воду в месте переброски, привязав одним концом к берегу и предоставив течению развернуть его другим концом к противоположному берегу, где его должны были тотчас закрепить пробежавшие по нему солдаты. После чего оставалось лишь бросить несколько якорей, которые служили бы точками опоры по всей длине моста. Наполеон подсчитал, что для этой чудесной операции должно хватить нескольких минут, что и подтвердилось впоследствии.

Позади острова Александра, с правой стороны острова Лобау, ниже Энцерсдорфа, напротив равнины, на которую планировалась высадка, имелся внутренний канал, широкий, длинный и достаточно глубокий, в котором и совершалась последняя подгонка всех сооружений. Там расположили и цельный мост, чтобы вывести его в малый рукав в последнюю минуту. Между тем, поскольку канал в конце изгибался, Наполеон предусмотрительно снабдил цельный мост несколькими сочленениями, дабы он мог сгибаться и распрямляться, следуя поворотам канала, в котором был изготовлен.

Полагая, что во время проведения операции потребность в быстром сообщении между берегами будет ощущаться в полной мере, и с избытком исправляя неподготовленность предыдущей переправы, Наполеон приказал собрать во внутренних протоках дерево, плоты и готовые понтоны, чтобы при необходимости перебросить еще несколько мостов и ускорить развертывание армии, а в случае поражения сделать отступление столь же легким, как на обычном поле боя.

Помимо гвардейских моряков, он выписал из Франции и строителей. Под руководством французских инженеров, они содействовали сооружению этой флотилии нового рода. Тысячи работников из разных стран с невероятной энергией трудились на острове, уподобившемся верфям Антверпена, Бреста или Тулона. Огромные балки и бесчисленные доски, перевозившиеся на артиллерийских лошадях, грузились на Дунае на лодки, которые доставляли их к Эберсдорфу, откуда их перевозили во внутренние протоки Лобау, где под топорами плотников они принимали форму, соответствующую их назначению. В шлюпках, вооруженных гаубицами, непрестанно крейсировали гвардейские моряки, наблюдая за работами и обшаривая острова и скрытые заводи реки, дабы приобрести таким образом знание мест, которое могло оказаться весьма полезным в день великой операции.

Почти каждый день приезжая верхом из Шёнбрунна в Эберсдорф, Наполеон контролировал работы и усовершенствовал заказанные им сооружения, при каждом осмотре придумывая какую-нибудь новую комбинацию и добиваясь самого точного исполнения своих замыслов.

Поскольку к 1 июля всё было готово, а все армейские корпуса, которыми Наполеон мог располагать, прибыли или должны были вот-вот прибыть, он дал приказ начинать сбор войск на острове Лобау с 3 июля, завершить его 4 июля, перейти малый рукав в ночь на 5-е и начать сражение в тот же день, если неприятель появится немедленно после высадки, или на следующий, если неприятель не появится незамедлительно.

Первого июля он покинул Шёнбрунн и переместил свою штаб-квартиру на остров Лобау, сделав очевидным, что остров является отправной точкой операций, но не дав никому заподозрить, из какой части острова осуществится высадка войск. Поскольку корпус Массена уже находился на острове, Наполеон последовательно перевел на остров корпус Удино, гвардию, корпус Даву, легкую кавалерию, тяжелую кавалерию и, наконец, подготовленную им многочисленную полевую артиллерию. Кавалерия и артиллерия переправлялись через главный рукав по свайному мосту, пехота — по лодочному. В соответствии с отправленными приказами, Итальянская армия должна была прибыть утром 4-го, армия Далмации и баварцы — не позднее 5-го. Подошедшие к Вене еще несколько дней тому назад саксонцы и Французская дивизия Дюпа перешли на остров Лобау в числе первых. Солдаты отдохнули, отъелись и пребывали в наилучшем расположении духа. Несколько прибывших в июне маршевых батальонов и эскадронов и множество выписавшихся из госпиталей солдат восполнили часть понесенных потерь. Войска Массена, Удино, Даву, Бернадотта, Евгения, Макдональда, Мармона, баварцы Вреде и гвардия составляли примерно 150 тысяч человек, в том числе 26 тысяч всадников и 12 тысяч артиллеристов, обслуживающих 550 орудий. Никогда прежде Наполеон не собирал на поле сражения столь огромных сил.

По прибытии на остров Лобау его внезапно охватило беспокойство. Он вдруг испугался, как бы эрцгерцог Карл не ускользнул, спустившись по Дунаю к Пресбургу. Эрцгерцог и в самом деле мог совершить подобный маневр. Чтобы рассеять сомнения, Наполеон предпринял Дерзкую вылазку, которая должна была просветить его относительно планов австрийского главнокомандующего и в то же время обмануть последнего насчет истинного места переправы.

Возле места прежней переправы, где размещалась дивизия Леграна из корпуса Массена, одному офицеру из понтонеров, капитану Байо, было поручено перебросить лодочный мост. К ночи с обеих сторон переправы расставили артиллерию, вольтижеры дивизии Леграна под командованием Сен-Круа погрузились в челноки, переправились через малый рукав и оттеснили австрийские аванпосты на том берегу. Менее чем за два часа капитан Байо, действуя на хорошо изученном участке, навел из заранее приготовленного снаряжения лодочный мост, и дивизия Леграна, спешно переправившись по нему и пройдя через лесок на том берегу, дебушировала¹⁸ между Эсслин-гом и Асперном. Захватив несколько пленных и убив несколько солдат, показавшаяся дивизия навлекла на себя оживленную канонаду со стороны неприятельских редутов, а с наступлением дня обнаружила развертывание сил, не оставившее сомнений в расположении на участке главной австрийской армии. С этой минуты Наполеон более не опасался неожиданного исчезновения неприятеля; напротив, зная о его присутствии, он был уверен, что сумеет вскоре покончить с войной на просторной равнине Мархфельд.

Эрцгерцог Карл действительно пребывал напротив, на высотах Ваграма, строя тысячи планов, не зная, на каком остановиться и, по обыкновению, даже не пытаясь ни один из них исполнить. Первые дни после Эсслинг-ской битвы он потратил на то, что принимал поздравления с победой, поддаваясь даже на смехотворные преувеличения, которые имели и серьезную сторону, полезным образом воздействуя на умонастроения. Но он не сделал ничего, чтобы после сомнительной победы обеспечить себе победу бесспорную. Почему он не извлек урока из Эсслингского сражения, если результат его показался ему чудом?.. Наполеон расположил редуты по всему периметру острова Лобау, чтобы высадиться под защитой мощной артиллерии большого калибра: разве не естественно было бы возвести редуты и напротив, тем самым сделав неприступным противоположный берег? У державы, воевавшей на своей территории и обладавшей наилучшим снаряжением в Европе, тяжелой артиллерии было более чем достаточно. Однако эрцгерцог укрепил только Эсс-линг, Асперн и Энцерсдорф, потому что в этих пунктах проходили бои. Напротив правой части Лобау, на всем протяжении от Энцерсдорфа до слияния двух рукавов, на выбранной Наполеоном для высадки равнине он поставил один-единственный редут с шестью пушками и разместил немногочисленные войска в расположенном среди лесов замке Саксенганг. Возможность высадки с правого фланга острова, которую Наполеон обдумывал в течение сорока дней, ни на минуту не пришла в голову эрцгерцогу Карлу, и он возвел настоящие укрепления только от Асперна до Эсслинга и от Эсслинга до Энцерсдорфа.

Равнина Мархфельд полого поднималась на протяжении двух лье; затем, от Нойзидля до Ваграма, начиналась небольшая цепь высот, подножие которых омывал глубокий и заболоченный ручей Русбах. За ручьем эрцгерцог и расположил основную часть войск, разместив там три армейских корпуса: первый корпус Беллегарда, второй корпус Гогенцоллерна и четвертый корпус Розенберга, в целом около 75 тысяч человек. Эта позиция соединялась с Дунаем второй линией высот, имеющей форму полукруга, проходящего через Адерклаа, Герас-дорф и Штаммерсдорф. На ней эрцгерцог расположил еще 65—70 тысяч человек, включавших третий корпус Коловрата, пятый корпус князя Рёйсского и шестой корпус Кленау. Последний охранял берег реки. Двойной резерв, кавалерийский и гренадерский, располагавшийся между Ваграмом и Герасдорфом, связывал меж собой обе части австрийской армии.

Предчувствуя, но не зная наверняка, что всё будет решаться между Ваграмом и островом Лобау, эрцгерцог расположил войска на высотах от Нойзидля до Ваграма, поселил в бараках, заставлял их производить маневры для обучения новобранцев, обильно кормил хлебом и мясом, но недостаточно снабжал соломой, фуражом и водой (не считая корпусов, размещенных у Русбаха), тем самым вынуждая даже терпеть лишения, хотя находился в собственной стране и ему помогал патриотизм всего населения. Численность шести австрийских корпусов с двумя резервами можно было оценить приблизительно в 140 тысяч человек и 400 орудий, кроме того, эрцгерцог рассчитывал еще на 12 тысяч солдат брата Иоганна. Войска были к нему весьма привязаны, уважали его храбрость и знания и предпочитали его брату, но не имели достаточной веры в него. Они страшились встречи с Наполеоном почти столь же сильно, как страшился ее он сам.

Поскольку нараставшее скопление французских войск у Эберсдорфа предвещало скорое начало событий, эрцгерцог Карл, встревоженный канонадой, спровоцированной дивизией Леграна, привел войска в движение в убеждении, что переправа возобновится в прежнем месте. Авангард генерала Нордмана уже занимал Энцерсдорф, равнину справа от острова, небольшой редут и леса у слияния рукавов Дуная. В то время как это наиболее опасное место охранялось простым авангардом, генерал Кленау со всем шестым корпусом занимал укрепления между Асперном и Эсслингом, перед которыми и ожидалось новое появление французской армии. Эрцгерцог Карл спустился с высот Ваграма на равнину Мархфельд с корпусами Беллегарда, Гогенцоллерна и Розенберга (1-м, 2-м и 4-м), чтобы поддержать Нордмана и Кленау. Он приказал также корпусу Коловрата (3-му) спуститься с полукруга высот, образующих его правый фланг от Ваграма до Дуная, оставив князя Рейсского на позиции в Штам-мерсдорфе, напротив Вены, для наблюдения. Пехотный и кавалерийский резервы остались позади, в окрестностях Герасдорфа. Эрцгерцог находился на позиции 1 и 2 июля, затем, поскольку французы не появились, решив, что переправа не состоится в ближайшее время, и не желая держать на равнине при удушающей жаре подвергавшуюся множеству лишений армию, он отвел ее обратно на высоты в привычные расположения. Авангард Нордмана он оставил между Энцерсдорфом и редутом, а корпус Кленау — в укреплениях Эсслинга и Асперна.

К 3 июля Наполеон полностью собрал за завесой леса снаряжение для переправы и ждал только прибытия войск, непрерывно переходивших по большим мостам на

Лобау. Постоянно растущее скопление войск было заметно уже издалека, и уведомленный эрцгерцог Карл 4 июля приказал артиллерии Асперна, Эсслинга и Энцерсдорфа обстреливать остров Лобау, надеясь, что ни одно из посланных ядер не пропадет даром, попадая в такое скопление людей. И в самом деле, на пространстве шириной в одно лье и окружностью в три лье никогда еще не собирались 150 тысяч солдат, 550 орудий и 40 тысяч лошадей. К счастью, остров был слишком широк, чтобы снаряды, запускаемые из Эсслинга и Асперна, могли оказать смертоносное действие. Для этого понадобилась бы артиллерия большого калибра, как та, которой Наполеон предусмотрительно оснастил свои батареи, в то время как укрепления эрцгерцога располагали только полевыми орудиями. Однако войска Массена, находившиеся ближе всех к неприятелю, потеряли от ядер несколько человек.

На закате 4 июля Массена, Даву и Удино под прикрытием леса перешли на правую часть острова. Массена разместился напротив Энцерсдорфа, Даву несколько ниже, Удино еще дальше, напротив густого леса у слияния рукавов. Вооруженные лодки капитана Баста стояли поблизости на якоре, готовые конвоировать войска высадки. В девять часов приступил к переправе корпус Удино. Бригада Конру из дивизии Тарро, погрузившись на большие паромы, вышла в сопровождении флотилии полковника Баста из внутренних заливов острова Лобау и передвинулась к лесам у слияния рукавов. Стояла глубокая ночь, и небо, затянутое плотными тучами, предвещало бурную летнюю грозу, которая могла только благоприятствовать этому предприятию. Малый рукав был пересечен за несколько минут, хоть он и расширялся при приближении к большому рукаву. Высадившись на противоположный берег, солдаты захватили неприятельских часовых из авангарда генерала Нордмана и затем завладели давешним редутом, исполнив всё это за четверть часа и потеряв лишь нескольких человек. К заранее намеченному дереву был тотчас привязан канат, ^и паромы, начав сновать между берегами, быстро перевезли остальную часть дивизии Тарро. В ту же минуту капитан Ларю, при содействии полковника Баста, подвез на позицию снаряжение для моста, который надлежало установить у слияния двух рукавов, и принялся за работу в таком темпе, что она обещала завершиться менее чем за два часа. Тем временем дивизия Тарро в темноте перестреливалась с австрийскими авангардами, которые она без труда оттеснила, а дивизии Гранжана (бывшая Сент-Илера) и Фрера (бывшая Клапареда), пополнившие корпус Удино, строились в плотные колонны, ожидая наведения моста, чтобы в свою очередь переправиться и присоединиться к дивизии Тарро.

Массена получил приказ начинать переправу только тогда, когда Удино переправит большую часть своих войск и закрепится на неприятельском берегу. В одиннадцать часов он привел в движение дивизии Буде, Карра-Сен-Сира и Молитора, тогда как дивизия Леграна уже перешла реку между Эсслингом и Асперном. Полторы тысячи вольтижеров, погрузившись на пять паромов, выплыли из внутреннего канала острова Александра и пересекли малый рукав, сопровождаемые полковником Баста и возглавляемые доблестным адъютантом Сен-Круа. К дереву был тотчас привязан канат, паромы приступили к перевозкам и доставили помощь вольтижерам, завязавшим бой с авангардом Нордмана. Между тем, капитан Дессаль вывел из канала острова Александра цельный мост. Несколько бесстрашных понтонеров, устремившись вперед в челноке, бросили якорь, к которому подтянули мост, чтобы затем его выпрямить и поместить поперек рукава. В то время как его закрепляли с французской стороны, солдаты из дивизии Буде устремились по нему, чтобы закрепить его на другом берегу. Для завершения прекрасной операции хватило 15—20 минут. По мосту тотчас перешли оставшиеся войска Массена, чтобы завладеть левым берегом прежде, чем австрийцы успеют помешать развертыванию французской армии.

Из канала острова Александра были выведены отдельными кусками понтонный мост и мост из плотов, которые начали устанавливать выше цельного моста по течению, в ста туазах друг от друга. Понтонный мост предназначался для пехоты Даву, мост из плотов — для артиллерии и кавалерии Даву и Массена. Наведение первого надлежало завершить менее чем за два с половиной часа, второго — за четыре-пять часов. Понтонеры работали под огнем неприятеля, не теряясь и не падая духом.

Поскольку теперь его план был раскрыт, Наполеон приказал артиллерии редутов начинать обстрел и разрушить Энцерсдорф, дабы он не мог послужить неприятелю опорным пунктом, а затем засыпать таким количеством картечи простиравшуюся ниже равнину, чтобы войска Нордмана не могли там удержаться. Приказ начинать обстрел он отдал батареям не только в правой части острова, но и в левой, у места прежнего перехода, дабы оглушить австрийцев одновременностью атак. Внезапно воздух наполнился выстрелами ста девяти пушек самого большого калибра. Вскоре к грому Наполеона присоединило свой гром само небо, и гроза обрушила потоки дождя и града на солдат обеих армий. Молнии бороздили воздух, а когда они гасли, его продолжали бороздить тысячи бомб и снарядов. Никогда еще ужасы войны не представляли столь устрашающего зрелища.

К двум часам после полуночи армия располагала уже тремя мостами: мостом у слияния рукавов, цельным мостом ниже острова Александра и понтонным мостом перед этим островом. Удино прошел по первому, а Массена по второму, тотчас освободив проход для Даву. Войска проходили по мостам плотными колоннами с большой скоростью. Вскоре генерал Удино захватил справа лес у слияния рукавов, оттеснил несколько постов Нордмана и передвинул свой левый фланг к редуту, а правый — к деревушке Мюллейтен. В этих боях он захватил три пушки и несколько сотен человек. Справа от него располагался замок Саксенганг, в котором закрепился австрийский батальон. Удино окружил его и забросал снарядами. Тем временем Массена переправил всю свою пехоту, но поскольку у него еще не было пушек, он оставался у берега реки под прикрытием артиллерии редутов. Под ударами дальнобойной артиллерии на равнине невозможно было оставаться, и войска Нордмана постепенно отступили. Корпус Даву пересек мост, послуживший войскам Массена. Чудовищная канонада продолжала сокрушать Энцерсдорф, Дома которого рушились среди языков пламени.

Когда около четырех часов утра день осветил берега реки, удивленным солдатам обеих армий явилось самое внушительное зрелище. Небо прояснилось. Лучи встающего солнца блистали на тысячах штыков и шлемов. Справа на равнину всходил Удино, в то время как его арьергард сокрушал замок Саксенганг. Слева Массена опирался на продолжавший гореть Энцерсдорф, который не мог отвечать на поражавший его огонь, ибо артиллерия была уничтожена за несколько мгновений. Промежуток между этими двумя корпусами заполнял полностью переправившийся корпус Даву. Артиллерия и кавалерия частью прошли по понтонному мосту, частью еще теснились на мосту из плотов. Переправлялась Императорская гвардия. На неприятельском берегу уже выстроились в боевые порядки семьдесят тысяч человек, сами по себе способные противостоять силам эрцгерцога Карла. Саксонцы Бернадотта готовились переправляться вслед за Императорской гвардией. Итальянская армия, армия Далмации и Баварская дивизия, перешедшие ночью на Лобау, ожидали своей очереди.

Согласно приказу Наполеона, слева нужно было завладеть Энцерсдорфом, а справа замком Саксенганг, дабы не оставлять неприятеля у себя в тылу при развертывании на равнине. Ворота городка, наполовину обращенного в пепел, прикрывали несколько слабых полевых укреплений, обороняемых одним австрийским батальоном, почти исчерпавшим боеприпасы. Его должен был сменить другой батальон, когда Массена приказал атаковать. Возглавляемый Сен-Круа и Пеле 46-й полк осадил ворота Энцерсдорфа, в то время как легкая кавалерия Лассаля, окружив город, препятствовала доставлению защитникам помощи извне. Пехота в штыковой атаке завладела укреплениями перед воротами, вступила на объятые пламенем улицы и захватила оставшихся в живых солдат неприятеля. Всех, кто попытался уйти из города, кавалерия Лассаля порубила саблями.

Генерал Удино, обстреляв замок Саксенганг, потребовал его капитуляции. Увидев себя окруженным 150-тысячной армией противника, комендант замка сдался без сопротивления. Теперь у армии на крыльях не осталось никого, кто мог ее беспокоить или стеснять, она могла свободно развертываться на равнине перед эрцгерцогом Карлом и дать ему сражение у подножия высот Ваграма. Принц, полагавший, что французская армия переправится, как и в первый раз, с левой части острова, разместил справа лишь Нордмана, без опоры на какие-либо укрепления, а за укреплениями Эсслинга и Асперна, перед которыми французы не намеревались дебушировать, расположил целый корпус Кленау. После такого промаха его авангардам оставалось только отступить, ибо, продолжая сопротивление, Кленау был бы захвачен в редутах Эсслинга' и Асперна с фланга. Вдобавок главнокомандующий, не считая еще положение столь опасным, каким оно было на самом деле, решил, что переправа осуществилась лишь частично, что французской армии потребуются по меньшей мере сутки, чтобы перейти реку и развернуться, и он успеет атаковать ее, прежде чем она будет в состоянии защищаться. Он разместился на высоте, бок о бок со своим братом императором, который спросил у него, что происходит. Эрцгерцог отвечал, что французы и вправду форсировали Дунай, но что он их пропускает, чтобы затем сбросить в реку. «Пусть так, — отвечал император, — только не пропустите их всех». Эрцгерцог Карл, не имея более выбора, приказал Кленау не подвергать себя опасности и в порядке отойти к основной части армии.

Наполеон, располагая по ту сторону реки тремя четвертями своей армии, начал развертываться на равнине, при этом его левый фланг у Энцерсдорфа и Дуная оставался неподвижным, а правый двигался, приближаясь к высотам Ваграма и осуществляя, тем самым, движение перемены фронта. Его формировали две линии: в первой линии слева находился Массена, в центре Удино, справа Даву; во второй — слева Бернадотт, в центре Мармон и Вреде, справа Итальянская армия. Сзади формировали превосходный резерв гвардия и кирасиры. Артиллерия двигалась по фронту корпусов, вперемешку с подразделениями кавалерии. Основная часть кавалерии — гусары, егеря и драгуны — рассредоточилась на крыльях. В пГен-тре находился Наполеон.

Французы продолжали продвигаться по участку, по-прежнему поворачиваясь вокруг левого фланга, при этом корпуса первой линии раздвигались, давая место корпусам второй линии, и вся армия веерообразно развертывались перед неприятелем, который отступал на высоты Ваграма. Артиллерия стреляла на ходу, кавалерия атаковала австрийскую кавалерию, когда могла ее достичь, или захватывала пехотные авангарды, когда они оказывались в пределах досягаемости. Наткнувшись на своем пути на деревушку Рутцендорф, корпус Даву атаковал ее силами пехоты и захватил, взяв в плен несколько сотен человек. Точно так же Французская дивизия Дюпа, двигавшаяся вместе с саксонцами и Бернадоттом, захватила деревушку Рашдорф. Массена, медленно продвигаясь вдоль Дуная, подошел к Эсслингу, а затем к Асперну с фланга и вступил в них, не встретив никакого сопротивления. Шестой корпус Кленау отступил на Штаммерс-дорф и Герасдорф. К 5-6 часам вечера французы подступили ко всей линии высот Ваграма, потеряв при исполнении этой операции не более нескольких сотен солдат, выведя из строя около двух тысяч австрийцев и захватив в Сак-сенганге, Энцерсдорфе, Рашдорфе и Рутцендорфе около трех тысяч пленных.

Развернувшаяся на ходу французская армия образовывала теперь длинную линию протяженностью примерно в три лье, параллельную линии австрийцев, — почти прямой от Нойзидля до Ваграма, изогнутой в центре у Адерклаа и продолжавшейся полукругом через Герасдорф и Штаммерсдорф до берега Дуная. От Нойзидля, где возвышалась квадратная башня, до Ваграма простирались высоты, на которых располагалось левое крыло австрийской армии, численностью около 75 тысяч человек, под прикрытием илистого ручья Русбах. В Нойзидле, на крайнем левом фланге австрийцев, располагался князь Розенберг с авангардом Нордмана и многочисленной кавалерией, ближе к центру, у Баумерсдорфа, располагался корпус Гогенцоллерна, а совсем близко к центру, в Ваграме — корпус Беллегарда со штаб-квартирой эрцгерцога Карла. Именно в этом пункте австрийская линия загибалась, направляясь к Дунаю, и выходила из-под полезного прикрытия Русбаха. В центре австрийцев располагался также их гренадерский и кирасирский резерв, стоявший полукругом от Ваграма до Герасдорфа. На правом фланге между Герасдорфом, Штаммерсдорфом и Дунаем располагались третий корпус под командованием генерала Коловрата, шестой корпус под командованием генерала Кленау, отступивший из Эсслинга и Асперна, и, наконец, пятый корпус под командованием князя Рёйсса.

Французская линия в точности следовала очертаниям неприятельской линии. Перед левым крылом австрийцев располагалось правое крыло французов — Даву, разместившийся в деревне Глинцендорф, перед корпусом Розенберга, и Удино, в деревне Гроссхофен, перед корпусом Гогенцоллерна. В центре, перед корпусом Беллегарда, располагалась Итальянская армия. Левее, перед Ваграмом, в деревне Адерклаа размещался Бернадотт с саксонцами, противостоявший двойному резерву гренадеров и кирасиров. Наконец, слева, от Зюссенбрунна до Каграна, располагались четыре дивизии Массена, сдерживающие корпуса Коловрата, Кленау и Рейсса. В центре, за Итальянской армией и саксонцами, Наполеон оставил в резерве корпус Мармона, Императорскую гвардию, баварцев и кирасиров.

Таким образом, на этой пространной линии сражения, прямой от Нойзидля до Ваграма и изогнутой от Ваграма до Штаммерсдорфа, австрийцы располагали наибольшими силами на крыльях и наименьшими в центре, поскольку две основные массы их войск связывал только гренадерский и кирасирский резерв. Французы обладали, напротив, достаточной силой на своем правом крыле, где находились Даву и Удино, весьма скромными силами на левом крыле, где находился один Массена, но значительной силой в центре, между Гроссхофеном и Адерклаа, поскольку в этом месте, помимо Итальянской армии и саксонцев, находились армия Далмации, Императорская гвардия, баварцы и вся тяжелая кавалерия. Такая диспозиция была, несомненно, наилучшей, ибо позволяла скорейшим образом реагировать на любой поворот событий, при необходимости быстро перебрасывая силы вправо или влево, а также нанести удар австрийской армии в ее слабое место, то есть в середину линии.

Такое положение вещей не ускользнуло от внимательного взгляда Наполеона и внушило ему искушение тем же вечером покончить со сражением одним решающим ударом, который избавил бы его от кровопролития на следующий день. Все донесения сообщали, что неприятель нигде не удерживается и со странной легкостью отступает. В самом деле, застигнутый врасплох внезапным появлением французской армии, эрцгерцог Карл не произвел диспозиций к атаке и, отложив сражение на следующий день, дал своим авангардам предписание отступать. Слишком легкомысленно восприняв донесения некоторых офицеров, Наполеон понадеялся, что в результате внезапной вечерней атаки на плато Ваграм можно будет захватить центр неприятеля прежде, чем он достаточно позаботится о своей обороне, и австрийская армия, разрезанная пополам, отступит сама, что сведет окончание кампании к активному и разрушительному преследованию двух разрозненных частей армии. И с неосторожностью, не отвечавшей восхитительной предусмотрительности, проявленной в предыдущие дни, Наполеон приказал захватить плато Ваграм, направив Удино на Баумерсдорф, Итальянскую армию между Баумерсдорфом и Ваграмом, а Бернадотта через Адерклаа на сам Ваграм.

Исполняя полученный приказ, Бернадотт с саксонцами и дивизией Дюпа, Макдональд и Гренье с двумя дивизиями Итальянской армии, Удино со всем своим корпусом двинулись в наступающей темноте на позиции австрийцев. Удино обстрелял из пушек Баумерсдорф, поджег его снарядами и попытался отбить у авангардов Гогенцоллерна, прикрывавшихся Русбахом. Бернадотт с саксонцами ринулся с противоположной стороны на Ваграм, который защищало подразделение Беллегарда, почти завладел им, но не продвинулся дальше. В то время как Бернадотт и Удино боролись на оконечностях линии за опорные пункты неприятеля, Дюпа и Макдональд в центре переходили Русбах. Преодолев эту преграду, они начали карабкаться на плато под градом пуль и картечи. Австрийские корпуса при внезапной атаке построились за бараками в каре. Тиральеры, укрывшиеся за бараками, вели горячий огонь. Доблестные французские полки Дюпа выбили с позиций неприятельских тиральеров, захватив в плен около трех сотен, продвинулись за линию бараков и ринулись на каре. Возглавлявший атаку 5-й легкий прорвал одно каре, захватил его знамя и всех взял в плен. Его атаку поддержал 19-й. Два саксонских батальона, приданные Дюпа, также последовали за ними.

Австрийская линия была уже почти перерезана, когда внезапно начался обстрел с тыла, вызвав крайнее удивление и смятение во французских рядах. Колонны Итальянской армии под командованием Макдональда и Гренье, перейдя Русбах, взбирались на плато с оружием в руках и должны были соединиться с Дюпа, однако, приняв в наступающей темноте саксонцев за неприятельских солдат, открыли по ним огонь. Неожиданное нападение с тыла поколебало саксонцев, и они стали отступать, стреляя по войскам Макдональда и Гренье. Последние, сочтя, что их атакуют в лоб, и будучи атакуемы одновременно с фланга со стороны Баумерсдорфа, где оставался корпус Гогенцоллерна, испытали замешательство, в темноте переросшее в панику. Они устремились вниз с плато, сопровождаемые объятыми страхом саксонцами, и в ужасающем беспорядке пустились в бегство. Оставшийся на передовой Дюпа с двумя французскими полками, теснимый со всех сторон корпусом Беллегарда и самим эрцгерцогом Карлом, был вынужден оставить участок и отступить с плато. Удино прервал атаку на Баумерсдорф, Бернадотт оставил почти захваченный Ваграм и отошел к Адерютаа.

Этот бой стоил дивизии Дюпа тысячи человек, рассеяния двух ее саксонских батальонов, которые поспешно сдались австрийцам, и нескольких тысяч разбежавшихся солдат Итальянской армии. К счастью, кавалерии удалось быстро собрать разбежавшихся солдат в корпуса.

Наполеон предписал всем корпусам стать на бивак на занятых к концу дня позициях, поскольку его центр по-прежнему оставался сильным и способным оказать помощь любому крылу в случае нужды.

Тем временем эрцгерцог Карл произвел, наконец, серьезные диспозиции, ибо на следующий день следовало либо опрокинуть французскую армию в Дунай, либо вручить свой меч победителю Маренго и Аустерлица. Австрийский главнокомандующий лелеял мысль (внушенную давним знанием поля сражения) противопоставить наступательному движению французов свой левый фланг, расположенный на высотах от Нойзидля до Ваграма, а затем перейти в наступление правым флангом, повернутым вперед, ударить во фланг французов, отделить их от Дуная и, принудив к обороне, свести с высот Ваграма свой левый фланг, объединенными силами оттеснив французов в реку. Он надеялся к тому же, что, в то время как его левый фланг будет оборонять берега Русбаха, а правый — атаковать французов с фланга, эрцгерцог Иоганн, подойдя из Пресбурга, атакует их с тыла и они не выдержат такого натиска. Всё это стало бы возможно, если бы, маневрируя подобно Наполеону, эрцгерцог подвел на поле сражения на 30—40 тысяч человек больше, если бы вовремя уведомил своего брата эрцгерцога Иоганна, если бы, наконец, воспользовавшись тем, что поле битвы было заранее известно, возвел между Нойзидлем и Ваграмом множество укреплений и сделал свой лагерь неодолимым.

Как бы то ни было, в одном из полусгоревших домов Ваграма, оставленного Бернадоттом, эрцгерцог Карл продиктовал свои приказы. Левому флангу он предписал вступать в действие лишь тогда, когда правый фланг, пришедший в движение еще ночью, подступит к французам и начнет теснить их атакой с фланга. Правому крылу, состоявшему из корпусов Кленау и Коловрата, надлежало начинать движение тотчас, то есть в два часа ночи, двигаться на левый фланг французов, состоявший из одного корпуса Массена, оттеснить его от Каграна на Асперн и от Зюссенбрунна на Брейтенлее. Сразу после этого гренадерский и кирасирский резервы, формировавшие связь правого крыла с центром, должны были двинуться на Адерклаа и соединиться с частью корпуса Беллегарда, сошедшего с плато Ваграма. Левый фланг, состоявший из корпусов Гогенцоллерна и Розенберга, получил приказ после начала этого движения также спуститься на Баумерсдорф и Нойзидль, пересечь Русбах, завладеть деревнями Гроссхофен и Глинцендорф, занятыми Даву, и таким образом довершить двойной маневр с фланга и с фронта, который, по замыслу главнокомандующего, должен был оттеснить французов к Дунаю.

Отправленные из Ваграма ночью приказы главнокомандующего менее чем за час достигли левого фланга, то

есть корпусов Гогенцоллерна и Розенберга, находившихся в одном лье от Ваграма, но потребовалось более двух часов, чтобы они достигли правого фланга, то есть корпусов Коловрата и Кленау, находившихся более чем в двух лье, между Герасдорфом и Штаммерсдорфом. В довершение несчастья при вечернем отступлении корпус Кленау подошел слишком близко к Герасдорфу и занял место, предназначавшееся корпусу Коловрата. В результате понадобилось гораздо больше времени, чем предполагали в штаб-квартире, чтобы найти в темноте корпуса правого фланга и чтобы они заняли надлежащие боевые позиции. Было уже почти четыре часа утра, когда австрийцы начали выполнение предписанного движения. Напротив, левый фланг, быстрее уведомленный и не имевший нужды разыскивать свою позицию, начал действовать первым, тогда как должен был начать движение вторым и намного позже правого фланга.

В то время как в австрийском лагере всё было в движении, и войска, переменяя неправильно занятые позиции, выбивались из сил вместо того, чтобы отдыхать, в лагере французов царил глубокий покой. Устроившись на ночлег на занятом накануне участке, французы спали: Наполеон прочно укрепил правый фланг из-за возможного прибытия эрцгерцога Иоганна, сосредоточил значительные силы в центре и теперь мог спокойно ждать, когда неприятель выдаст свои намерения.

В навеки памятный день 6 июля в четыре часа утра бой начался на левом фланге австрийцев и на правом фланге французов. Исполняя неточное указание начинать бой в четыре часа, князь Розенберг спустился с высот Нойзидля, заметных издали по толстой квадратной башне, перешел Русбах в деревне Нойзидль и двумя колоннами двинулся на Гроссхофен и Глинцендорф, которые и атаковал крайне энергично. Маршал Даву располагал тремя своими обычными дивизиями — Морана, Фриана и Гюдена, маленькой дивизией Пюто, состоявшей из четвертых батальонов, шести полков легкой кавалерии Монбрена, тремя драгунскими полками Груши и четырьмя кирасирскими полками д’Эспаня под командованием генерала Арриги (впоследствии герцога Падуанского).

Слева генерал Фриан, а справа генерал Гюден послали подразделения для обороны деревни Глинцендорф, в то время как дивизия Пюто взялась отстаивать деревню Гроссхофен, позади которой она располагалась на биваке. От одной деревни к другой тянулись высокие земляные валы. Французские солдаты, разместившись за этим природным укреплением, вели плотный ружейный огонь, причинявший огромный ущерб австрийцам.

Заслышав стрельбу, Наполеон послал генерала Матье Дюма с предписанием не предпринимать никаких наступательных действий, а только оборонять уже занятые участки, пока он не пришлет окончательные приказы, и помчался на правый фланг к Даву. По пути он отчетливо различил две австрийские колонны, которые, выйдя из-за Русбаха, атаковали деревни Глинцендорф и Гроссхофен. Его сопровождала бригада кирасиров Нансути с несколькими батареями легкой артиллерии. Наполеон направил их на фланг колонны, атаковавшей Гроссхофен, что оказалось весьма кстати, ибо эта колонна, устав бессмысленно терпеть смертоносный ружейный огонь, атаковала деревню в штыки и захватила ее. Но генерал Пюто, решив отбить ее, бросился в нее во главе резерва и, при поддержке легкой артиллерии Нансути, вновь завладел ею. Теснимые с фронта и обстреливаемые картечью с фланга, австрийцы были вынуждены отступить к Русбаху. То же самое произошло с колонной, которая, выдвинувшись из Нойзидля на Глинцендорф, оказалась перед правым флангом Гюдена и левым флангом Фриа-на, а с фланга была обстреляна легкой артиллерией генерала Арриги. Она также отступила на Русбах. Князь Розенберг уже собирался возобновить атаку с удвоенной энергией, когда эрцгерцог Карл, обоснованно полагая, что левый фланг вступил в бой преждевременно, приказал ему приостановиться. Тогда князь Розенберг вернулся на позицию на склонах Нойзидля за Русбахом.

В эту минуту грохот стрельбы и канонады раздавался уже по всей длине огромной линии в три лье, на которой столкнулись триста тысяч человек и одиннадцать тысяч орудий. Наполеон, видя всюду одновременную атаку неприятеля, но без какого-то ясного намерения, счел необходимым захватить высоты Нойзидля, дабы завладеть пунктом, в котором могли соединиться эрцгерцог Карл и эрцгерцог Иоганн. Осмотр местности подсказал, как одолеть этот род укрепленного лагеря. До Нойзидля составлявшие плато Ваграм высоты начинались от самых берегов Русбаха, но в Нойзидле и у квадратной башни они отступали назад и, удаляясь от Русбаха, представляли собой уже совсем пологий и легкодоступный склон. Тем самым, достаточно было перейти Русбах несколько правее и дальше от огня неприятеля, а затем развернуться, чтобы захватить линию высот и позицию австрийцев с фланга. Легкой кавалерии Монбрена и драгунам Груши было поручено быстро подготовить средства переправы. Затем дивизии Морана и Фриана получили приказ перейти Русбах и выдвигаться, образуя прямой угол с дивизиями Гюдена и Пюто, то есть в то время как последние будут атаковать плато с фронта, атаковать его сбоку и с тыла. Как только угол, вершину которого отмечала квадратная башня, будет захвачен, Наполеон намеревался двинуть Удино в атаку на Баумерсдорф, а Итальянскую армию — на Ваграм. После захвата этих пунктов эрцгерцог Иоганн мог сколько угодно появляться на поле сражения: он пришел бы лишь для того, чтобы стать свидетелем катастрофы.

Но едва были произведены эти диспозиции, как адъютанты, присланные Массена и Бернадоттом, возвестили Наполеону о неудачном начале боя на левом фланге и в центре и потребовали его присутствия и его помощи.

В центре и слева в самом деле произошли опасные, но вполне поправимые события. Бернадотт, принужденный накануне оставить Ваграм и отойти на Адерклаа, еще утром находился на этой позиции, представлявшей передовой пункт на острие изогнутой линии австрийцев. Согласно приказам эрцгерцога Карла, справа на Адерклаа спустился с высот Ваграма Беллегард со значительной частью своего корпуса, а слева на Зюссенбрунн выдвинулся кирасирский и гренадерский резерв. Бернадотт решил отойти на небольшое плато позади Адерклаа, чтобы приблизиться к Итальянской армии с одной стороны, а к корпусу Массена с другой. Но не успел он завершить это движение, как на него обрушились авангарды

Беллегарда, и завязался ожесточенный бой с саксонцами, неспособными долго продержаться против такой атаки. В результате Бернадотт был оттеснен далеко назад.

В то же время были вынуждены отступить четыре небольших дивизии Массена, представлявшие от силы восемнадцать тысяч человек против шестидесяти тысяч солдат Кленау, Коловрата и Лихтенштейна. Массена, еще не оправившийся от ушиба после недавнего падения с лошади, присутствовал при сражении, как и обещал Наполеону, и командовал, сидя в открытой коляске, обложенный компрессами. Рассудив, что если не оказать энергичного сопротивления в пункте, только что оставленном Бернадоттом, французы вскоре будут оттеснены и тогда не только левый фланг, но и центр окажутся под угрозой, Массена поспешил направить на Адерклаа дивизию Карра-Сен-Сира. Эта дивизия, состоявшая из двух доблестных полков, стремительно ворвалась в деревню и захватила ее. Но 24-й легкий и 4-й линейный полки, вместо того чтобы остановиться и прочно закрепиться в деревне, прошли через нее и встали на открытом участке, на котором не без основания не захотел оставаться Бернадотт, а потому были обстреляны справа и с фронта Беллегардом, а слева — гренадерским резервом. После героического сопротивления они были вынуждены уступить численному превосходству и отойти на Адерклаа, лишившись двух полковников. Тогда генерал Молитор прижался к генералу Карра-Сен-Сиру, чтобы его поддержать, но Легран и Буде, оставшись одни перед Кленау и Коловратом и имея не более десяти тысяч человек против сорока пяти, были вынуждены отступить влево и оставить обширный участок.

Так обстояли дела в девять часов утра, о чем и доложили Наполеону. Будучи уверенным в своем правом фланге, где оставался Даву, хорошо знавший, что надлежит делать, сам он помчался галопом, в сопровождении Главного штаба, на расстояние почти в два лье, исправлять положение, последствия которого могли поставить под угрозу его центр. Он нашел Бернадотта весьма взволнованным, ободрил его и тотчас направился к коляске Массена, вокруг которой дождем сыпались ядра. В эту минуту гренадеры д’Аспре, воодушевленные присутствием возглавившего их эрцгерцога Карла, проходили через Адерклаа, отбивая деревню у дивизии Карра-Сен-Сира, и с триумфом выдвигались вперед. Генерал Молитор, развернувшийся перед ними, чтобы остановить прорыв, был вынужден сформировать фланг, отведя свое правое крыло, чтобы не быть обойденным.

Мало встревоженный этим зрелищем и рассчитывавший на свои обширные ресурсы, Наполеон посовещался с Массена несколько минут и постановил план действий. По направлению огня уже можно было судить, что Буде оттеснен далеко назад, а эрцгерцог правым флангом приближается к Дунаю. Офицеры сообщали даже, что Буде, потерявший всю артиллерию, оттеснен к самому Асперну. Наполеон решил немедленно остановить австрийцев в центре и слева стремительным выдвижением своих резервов.

Именно теперь он пожинал плоды своей глубокой предусмотрительности. Он полагал принципом, что можно добиться наибольшего эффекта, сосредоточивая на одном пункте действия определенных родов войск, и по этой причине предоставил гвардии огромный артиллерийский резерв, сохранив под рукой резерв из четырнадцати кирасирских полков. Он приказал выдвигать галопом всю гвардейскую артиллерию, а вместе с ней и ту, что имелась в корпусах.

Генерал Вреде, прибывший на участок с двадцатью пятью орудиями превосходной артиллерии, просил разрешения участвовать в этом решающем движении. Наполеон дал согласие и, кроме того, вызвал генерала Макдональда с тремя дивизиями Итальянской армии, фузилеров, конных гвардейских гренадеров и шесть кирасирских полков генерала Нансути. План Наполеона состоял в том, чтобы мощью ста орудий расшатать центр австрийцев, а затем прорваться штыками Макдональда и саблями Нансути. В то же время он решил, что Массена, построив в плотные колонны дивизии Карра-Сен-Сира, Молитора и Леграна, повернет назад и направится перпендикулярно к Дунаю на помощь Буде, исполнив таким образом фланговое движение под огнем корпусов Коловрата и Кленау.

Приказы Наполеона были без промедления исполнены. Дивизии Карра-Сен-Сира, Молитора и Леграна под руководством Массена построились в плотные колонны, сделали пол-оборота вправо и одной длинной колонной проследовали к Дунаю, с героической невозмутимостью принимая во фланг огонь Кленау и Коловрата. Генералы Лассаль и Марула, прикрывая их движение, атаковали и оттеснили австрийскую кавалерию. В то время как это движение осуществлялось слева, Наполеон с нетерпением ожидал присоединения Лористона и Макдональда в центре. Наконец галопом были доставлены шестьдесят орудий гвардии, под которыми дрожала земля, а вслед за ними сорок французских и баварских орудий. Знаменитый Дрюо встал, по указанию Наполеона, в качестве ориентира, и сто орудий выстроились, равняясь на его шпагу.

В ту же минуту началась ужасная канонада. Австрийская линия от Ваграма до Адерклаа и от Адерклаа до Зюссенбрунна представляла открытый угол, стороны которого образовывали Беллегард и гренадеры с кирасирами. Сто орудий Лористона, непрерывно обстреливая эти две линии, изрешетили их ядрами и вскоре уничтожили всю неприятельскую артиллерию. Но одной артиллерии было недостаточно для прорыва центра, нужны были штыки, и Наполеон с удвоенным нетерпением потребовал штыков Итальянской армии. Бесстрашный Макдональд развернул в линию часть дивизии Бруссье и бригаду дивизии Сера, построив плотными колоннами на ее левом крыле остаток дивизии Бруссье, а на правом — дивизию Ламарка, и двинулся на неприятеля в виде удлиненного каре, под прикрытием двадцати четырех кирасирских эскадронов Нансути. Наполеон поместил за ним восемь батальонов фузилеров и тиральеров Императорской гвардии под командованием генерала Релье, добавив к ним гвардейскую кавалерию, чтобы она в нужную минуту обрушилась на неприятельскую пехоту.

Макдональд продвигался вперед, к центру австрийской армии, под градом огня, оставляя на каждом шагу убитых и раненых, смыкая ряды, но не останавливаясь. Внезапно князь Иоганн Лихтенштейн двинул на его пехоту тяжелую кавалерию. Тогда Макдональд остановил свое длинное каре и приказал двум боковым колоннам выйти вперед, выставив, тем самым, против неприятеля тройную линию. Земля задрожала под конями австрийских кирасиров, но их встретил плотный ружейный огонь, остановил и отбросил на собственную пехоту, которую их бегство привело в полнейший беспорядок. Настало время для атаки кавалерии, которая могла, воспользовавшись этим минутным замешательством, собрать тысячи пленных. Макдональд отдал приказ Нансути, но тот, вынужденный переводить свое войско из задних рядов каре в передние, невольно потерял драгоценное время. Когда он был готов атаковать, австрийская пехота уже отчасти оправилась. Тем не менее он ринулся в атаку и прорвал несколько каре. Макдональду было досадно тереть плоды своей победы, он пресек попытку атаки на центр и левый фланг французской линии и заставил австрийскую армию отступить. Отчаявшись оттеснить французов к Дунаю, эрцгерцог пал духом. Его войска постепенно оставляли и Адерклаа, и Зюссенбрунн.

Серьезная опасность, грозившая армии, была предотвращена. Колонна Массена, направлявшаяся к Дунаю, развернулась у Асперна и, возглавленная кавалерией, возобновила наступление на Коловрата и Кленау. Вернулся на линию и Буде, и они все вместе, продвигаясь вперед, оттеснили австрийцев на Брейтенлее и Гирштет-тен. Лассаль и Марула проводили во главе своей пехоты блистательные атаки, однако Лассаля сразила вражеская пуля, и он окончил свою славную карьеру, глядя вслед бегущему неприятелю.

Итак, центр армии эрцгерцога, дрогнувший под ударом ста орудий и остановленный Макдональдом, отступил. Его попятному движению последовал и правый фланг. Если бы теперь Даву, в соответствии с полученным приказом, захватил Нойзидль на левом фланге австрийцев, с ними было бы покончено. После захвата этой позиции линия высот от Нойзидля до Ваграма не продержалась бы, а эрцгерцог Карл, лишившись последней опоры, был бы отрезан от дороги на Венгрию, отделен от эрцгерцога Иоганна и отброшен в Богемию. Поэтому Наполеон, уверенный теперь в своем центре и левом фланге, всё время смотрел вправо, в сторону квадратной башни, возвышавшейся над деревней Нойзидль. Он ждал продвижения огня в той стороне, чтобы бросить на Ваграм корпус Удино.

Доверие Наполеона к маршалу Даву, как всегда, полностью оправдалось. Легкая кавалерия и итальянские драгуны Монбрена и Груши подготовили переход через Русбах на французском крайнем правом фланге для себя и для пехоты. Вслед за кавалерией через ручей переправились дивизии Морана и Фриана и, повернув во фланг Нойзидлю, встали под прямым углом с линией Гюдена и Пюто перед Русбахом. Когда настало время атаки, эти доблестные войска, достойные своего командира, с редкостной отвагой взобрались по склону высоты Нойзидля. Моран, располагавшийся на крайнем правом фланге, двинулся первым. Фриан, располагавшийся между Мораном и Нойзидлем, ждал, когда Моран достигнет оконечности неприятельской линии, чтобы атаковать следом, а пока ограничивался мощным огнем из шестидесяти орудий, собранных из нескольких дивизий. Поддерживаемый слева его канонадой, а справа атаками кавалерии Монбрена, Моран хладнокровно всходил на высоту. Розенберг, пытаясь противостоять его атаке с фланга, отвел свою линию назад, но ружейный огонь его линии не остановил Морана. Он продолжал подъем под навесным огнем, а затем ринулся на неприятеля атакующей колонной. Тогда князь Розенберг направил все силы на 17-й линейный полк на левом фланге Морана и вынудил его отступить. Но тут Фриан прислал на помощь 17-му бригаду Жилли, состоявшую из 15-го легкого и 33-го линейного, которые бросились со штыками на высоту и оттеснили войска Розенберга. Дивизии Пюто и Гюдена, остававшиеся перед Русбахом, вступили, в свою очередь, в бой под командованием Даву. Четвертые батальоны Пюто ринулись в Нойзидль, ворвались на улицы и оттеснили австрийские войска на высоту за деревней. В ту же минуту Гюден, перейдя Русбах, отважно вскарабкался под смертоносным огнем на высоту Нойзидль, в то время как Фриан уже отвоевал участок в тылах Розенберга. Квадратная башня была обойдена двойным движением Фриана и Гюдена. Однако еще не всё было кончено. До сих пор приходилось сражаться только с Розенбергом.

Но тут Гогенцоллерн, остававшийся в бездействии над Баумерсдорфом перед еще не вступившим в бой Удино, передвинул половину своих войск к квадратной башне и направил их на правый фланг Гюдена, пытаясь сбросить его в Русбах. Натолкнувшись на сильнейший ружейный огонь, 85-й линейный полк дивизии Гюдена почти остановился, но на помощь ему поспешили другие полки. Вся дивизия сражалась с Гогенцоллерном, постепенно тесня его, в то время как Фриан и Моран захватывали обратную сторону плато, беспощадно преследуя войска Розенберга.

Даву выполнил свою задачу, и Наполеон уже не сомневался в победе. «Сражение выиграно!» — воскликнул он и приказал известить о победе Массена, Евгения и Макдональда. Радуясь победе, он всё же приказал корпусу Удино двигаться на Баумерсдорф и Ваграм и захватить эту часть высот. Войска Удино устремились на Баумерсдорф, которым не смогли завладеть накануне, пересекли его и поднялись на высоту, соединившись правым флангом с дивизией Гюдена. Движение стало всеобщим. Французы теснили австрийскую линию повсюду, и поскольку в эту минуту дивизия Гюдена построилась, равняясь на дивизии Фриана и Морана, стал виден корпус Даву, образовавший единую косую линию, пересекавшую всю обширную высоту Ваграма.

Австрийская армия уступила натиску французов по всей длине фронта в 3-4 лье: на крайнем левом фланге перед Массена, в центре перед Макдональдом и на правом фланге перед Удино и Даву. К трем часам дня левый фланг оттеснил Кленау на Йедлерсдорф, Коловрата на Герасдорф, центр отбросил Беллегарда на Хельмхоф, а правый фланг опрокинул Гогенцоллерна и Розенберга на Бокфлис. Эрцгерцог Карл, опасаясь потерять дорогу в Моравию и быть оттесненным далеко от центра монархии в Богемию, дал приказ к отступлению. Сто двадцать тысяч французов преследовали сто двадцать тысяч австрийцев, тут и там вступая в мелкие бои и всякий раз захватывая пленных, пушки и знамена.

Таково было знаменитое сражение при Ваграме, начавшееся в четыре часа утра и закончившееся в четыре часа пополудни. У Наполеона в резерве еще оставались корпус Мармона, часть Итальянской армии и Старая гвардия, то есть тридцать тысяч человек на случай появления на поле битвы эрцгерцога Иоганна. В самом деле, принц приблизился, наконец, к равнине Мархфельд и показался справа во французских тылах. Однако его головные колонны, едва показавшись, тотчас исчезли на горизонте. Уведомленный утром 5-го приказом, отправленным вечером 4-го, о том, что нужно явиться в Ваграм, эрцгерцог выступил только в полдень 5-го, заночевал в Мархеге, продолжил движение поздним утром 6-го и прибыл на место, когда сражение уже закончилось. Он не хотел, разумеется, предавать своего брата, но двигался, как движутся нерешительные люди, не знающие цену времени. Появись он раньше, кровопролитие стало бы обильнее, но не изменило бы исхода сражения, ибо двенадцати тысячам, которые он вел с собой, французы могли противопоставить десять тысяч Мармона, оставшиеся десять тысяч Евгения, а при необходимости и Старую гвардию.

Результаты сражения при Ваграме, не будучи столь же необыкновенными, как результаты Аустерлица, были, тем не менее, весьма значительны. Австрийцы потеряли убитыми и ранеными около 24 тысяч человек, в том числе генералов Нордмана, д’Аспре, Вукасовича, Вецсея, Рувруа, Ностица, Гессен-Гомбурга, Вакана, Мотцена, Штутерхайма и Хомберга. Французы захватили 9 тысяч пленных, которые вместе с взятыми накануне составили в целом не менее 12 тысяч человек, и два десятка пушек. Таким образом, австрийская армия лишилась 36 тысяч солдат. Сами французы потеряли убитыми и ранеными 15—18 тысяч человек, 7—8 тысячам из которых не суждено было поправиться. Это была памятная битва, по численности участников величайшая из всех, что давал Наполеон, и одна из важнейших по последствиям. Армия, защищавшая австрийскую монархию, была разгромлена и оказалась не в состоянии продолжать кампанию. Результат вел к окончанию войны! С точки зрения военного искусства, Наполеон в переправе через Дунай превзошел всё возможное. На поле битвы он с редкостной быстротой сумел передвинуть из центра влево резерв, которым искусно запасся, и решил исход сражения одним из тех молниеносных движений, которые свойственны только великим полководцам. Если и было что-то достойное порицания в этих необычайных событиях, то только такие следствия политики Наполеона, как крайняя молодость солдат, непомерная протяженность операций, ошибки, порождаемые объединением людей разных национальностей и начало неразберихи, в которой следует упрекать не главнокомандующего, а разнообразие и количество элементов, которыми он был вынужден пользоваться, чтобы справиться со своей гигантской задачей. Его гений всегда был необыкновенным, тем более необыкновенным, что боролся он с природой вещей, но уже было видно, кто окажется побежденным, если борьба продолжится.

Что до противника, он был доблестным, преданным своему делу, изобретательным, но нерешительным. Несомненно, австрийцы должны были сделать некоторые простые вещи и не сделали их, к счастью для французов. Например, они должны были приумножить препятствия для переправы через реку по всей окружности острова Лобау, укрепить лагерь, которому назначалось служить полем сражения, что позволило бы, выстояв против французов, атаковать их во фланг и прижать к реке. Они должны были точнее формулировать приказы, чтобы действия левого фланга не опережали действия правого, и, наконец, объединить для решающего сражения все силы монархии, из которых не менее сорока тысяч человек оставались в бездействии в Венгрии, Богемии и Галиции. Такие простые вещи, диктуемые здравым смыслом и упускаемые по неосмотрительности, способны решить исход важнейших операций, особенно на войне. Война, впрочем, близилась к концу, ибо 12 тысяч эрцгерцога Иоганна и 80 тысяч, оставшиеся у эрцгерцога Карла, уже не могли спасти монархию. Хотя эрцгерцог потерял немногим более 30 тысяч убитыми и пленными, примерно столько же людей дезертировали из рядов ландвера. Отступить в одну из провинций монархии, как можно лучше там реорганизоваться и угрозой бесконечно продлеваемой войны улучшить условия мира — такова была единственная надежда, которую еще мог сохранить австрийский главнокомандующий.

Наполеон точно так же оценивал результат сражения при Ваграме и желал, полагая окончание военных действий уже близким, завершить их таким образом, чтобы условия мира полностью зависели от него. Он намеревался преследовать австрийцев только для того, чтобы заставить окончательно покориться. Но он уже не мог действовать так же, как в былые времена, — незамедлительно выдвигаться вперед после целого дня сражения и пожинать все возможные плоды победы. Его армия была слишком многочисленна, линия операций была слишком растянута, в войсках было слишком много новобранцев и молодых солдат, предававшихся мародерству или занимавшихся только переноской раненых. Стояла необычайная жара, в деревнях было полно вина, солдаты беспорядочно праздновали победу, и требовалось огромное влияние Наполеона, чтобы поддерживать повиновение, присутствие под знаменами и верность долгу.

На следующий день, 7 июля, Наполеон переместил свою штаб-квартиру в императорскую резиденцию Волькерс-дорф, где пребывал император Франц во время Ваг-рамского сражения. Он предоставил этот день всем корпусам для транспортировки раненых в передвижные госпитали острова Лобау, присоединения откомандированных или заблудившихся солдат, пополнения запасов провианта и боеприпасов, словом, для подготовки к выполнению быстрого и длинного и марша. Оставшиеся целыми корпуса Наполеон направил на дорогу, где вероятнее всего было найти неприятеля. Разумнее всего казалось искать его на пути в Моравию, ибо Моравия, расположенная между Богемией и Венгрией, позволявшая оставаться в сообщении и с той и с другой великими провинциями, привлекать их ресурсы и выбрать ту или другую для длительного сопротивления, должна была показаться побежденному австрийскому главнокомандующему наилучшим местом для отступления. Прежде всего Наполеон направил на дорогу в Никольсбург кавалерию Монбрена, а вслед за ней уже вечером 7-го пустил прекрасный корпус Мар-мона, который был готов к немедленному выступлению, поскольку не сражался 6-го. К ним были присоединены баварцы Вреде, которые участвовали в сражении только артиллерией. Предписав всем направляться в Моравию, Наполеон предоставил им свободу поворачивать вправо или влево, на Венгрию или на Богемию, в зависимости от того, что удастся разведать генералу Монбрену о направлении отступления австрийцев. Массена он предписал как можно скорее собрать войска и с наименее пострадавшими дивизиями Леграна и Молитора выдвигаться вдоль Дуная для наблюдения за дорогой в Богемию. Он передал ему кирасир Сен-Сюлышса и кавалерию Лаесаля, которой после смерти Лассаля командовал Марула, а после ранения последнего — генерал Брюйер.

На следующий день Наполеон, будучи еще весьма слабо осведомлен о движении австрийцев, послал Даву, армейский корпус которого полностью оправился после сражения, к Никольсбургу вслед за Мармоном, придав ему драгун Груши и кирасиров генерала Арриги. Вместе с войсками Мармона эти войска составляли в целом не менее 45 тысяч человек, способных одолеть всю армию эрцгерцога Карла. В то же время Наполеон направил на Марх саксонцев для наблюдения за эрцгерцогом Иоганном. Евгения с частью его армии он оставил под Веной для сдерживания столицы в случае волнений либо чтобы остановить эрцгерцога Иоганна, если тот попытается перейти на правый берег, в чем ему могли помочь Ха-стелер и Дьюлаи. Вдобавок к Вене был отведен Вандам с вюртембержцами. Макдональда Наполеон направил следом за Массена, а сам еще на сутки остался в Воль-керсдорфе, с гвардией, кирасирами Нансути и молодыми войсками Удино, надеясь дождаться надежных сведений о том, по какой из двух дорог — в Моравию или в Богемию — отступает неприятель.

Хотя Наполеон и не верил в возможность длительного сопротивления австрийцев, тем не менее, не желая ничего оставлять на волю случая во время его удаления от Вены, он не только отвел часть своих сил на охрану столицы, но и принял необходимые меры для приведения ее в состояние обороны. Он приказал привезти в Вену 109 орудий большого калибра, защищавших переправу через Дунай, и расставить их на городских стенах, закрыть все бастионы, дабы защитить гарнизон от нападения извне и изнутри, собрать трехмесячный запас продовольствия и боеприпасов для 10 тысяч человек, подвести в Вену многочисленные лодки, послужившие для различных операций на острове Лобау, восстановить Таборский мост, перебросив его на лодках, пока он не будет установлен на сваях, и прикрыть обширными плацдармами на обоих берегах. В то же время он приказал пополнить вооружение Рааба и завершить в Мельке, Линце и Пассау строительство укреплений, которые по-прежнему обеспечивали его линию операций. Приняв эти меры на случай продолжения войны, Наполеон решил воспользоваться одним из главных следствий победы в Ваграме, которое могло незамедлительно доставить ему финансовые ресурсы, и обложил занимаемые им провинции австрийской монархии военной контрибуцией в двести миллионов. Будучи раз декретирована, эта контрибуция уже не могла стать предметом обсуждения при последующих мирных переговорах, если таковые, как он считал, вскоре начнутся.

Между тем эрцгерцог Карл, неизвестно по какой причине, решил отступать в Богемию. То ли он опасался не успеть вовремя добраться до дороги в Моравию из-за направления, которое приняла Ваграмская битва, то ли хотел сохранить Богемию для монархии и оставаться в сообщении с центром Германии, которую по-прежнему надеялись воодушевить на восстание, но он отступил на Цнайм, двигаясь по дороге, ведущей в Прагу. Перемещаясь в Богемию, он запирался на своего рода арене для поединка, которую его противник мог пересечь за несколько маршей, не слишком удаляясь от Дуная, что ставило всё в зависимость от ближайшей и последней встречи, в исходе которой сомнений не было.

Итак, каковы бы ни были его мотивы, эрцгерцог Карл направился по пражской дороге на Цнайм. По этой дороге он двигался с корпусами Беллегарда, Коловрата и Кленау и гренадерским и кавалерийским резервами, численность которых составляла в целом не более 60 тысяч человек. Корпус князя Рёйсса, 6 июля наблюдавший за подступами со стороны Вены и не пострадавший в сражении. сделался арьергардом. Корпусам Розенберга и Гогенцоллерна эрцгерцог Карл предоставил отступать по Моравской дороге, что позволяет предположить, что имело место не неудачное решение, а его отсутствие: корпуса отходили теми дорогами, на которые их толкнуло поражение.

Однако этот двойной марш, удалявший от эрцгерцога Карла 20—25 тысяч его лучших солдат, обладал одним временным преимуществом: он оставлял Наполеона в полнейшей неуверенности относительно направления отступления и подвергал его риску ошибочно направить свои колонны не в ту сторону. Так, на Моравскую дорогу он послал Монбрена, Мармона, дивизию Вреде и Даву, то есть 45 тысяч человек против 25 тысяч, а на дорогу на Цнайм — Массена, Макдональда, Марула и Сен-Сюль-писа, то есть 28 тысяч человек против 60 тысяч. Правда, сам он, находясь вместе с гвардией, Нансути и Удино между теми и другими, мог за несколько часов доставить подкрепление в 30 тысяч солдат тому из своих соратников, кто в нем будет нуждаться.

Массена с одной стороны и Мармон с другой следовали намеченными Наполеоном маршрутами. Восьмого июля Мармон двигался по пятам за арьергардом Розенберга, то и дело подбирая отставших и раненых австрийцев. Прибыв 9-го в Вильферсдорф, он узнал от разведчиков Монбрена, что князь Розенберг повернул вправо и переходит с Моравской дороги на Богемскую. Мармон, которому Наполеон предоставил свободу следовать той дорогой, на которой тот сочтет возможным обнаружить неприятеля, принял правильное решение, соответствующее обстоятельствам. Отвернувшись от Моравии, как и корпус, который он преследовал, он направился на Цнайм. Однако, ставя Даву в известность о новом направлении своего движения, он не решился подтянуть его к себе, не зная, является ли преследуемое им подразделение основной частью неприятельской армии. Мармон уведомил Даву о своем повороте влево, никак не помешав тому продолжать движение на Никольсбург и Моравию.

Девятого июля, на полпути к Лаа-ан-дер-Тайя, он натолкнулся на 1200 всадников и два батальона Розенберга, опрокинул их и захватил несколько сотен пленных. К вечеру он прибыл в Лаа на реке Тайя, которая протекает через Цнайм и Лаа и, пересекая центр Моравии, впадает в Мораву. Уже приготовившись к дальнейшему движению, Мармон едва не впал в досадное недоумение в результате нового поворота неприятеля. Корпус Розенберга, повернув влево на Цнайм, теперь вновь поворачивал вправо, возвращаясь на дорогу в Брюнн. Австрийский главнокомандующий, подтягивая к себе корпус Гогенцол-лерна, корпус Розенберга, напротив, отсылал по неизвестной причине в Моравию, ибо этот корпус был бы не в состоянии защитить провинцию, если бы французы вздумали ее оккупировать. Блуждания австрийских корпусов весьма смутили французского генерала, возглавлявшего преследование. Тем не менее Мармон, предоставив Розенбергу вновь уйти вправо, с замечательной военной проницательностью продолжил движение на Цнайм, в том направлении, где рассчитывал обнаружить неприятеля, и действительно его обнаружил.

К середине того же дня генерал Мармон, подойдя к позиции, где слева от него протекала Тайя, а перед ним открывался глубокий овраг, обнаружил на той стороне оврага котловину, в которой амфитеатром располагался город Цнайм. Австрийцы теснились на мосту через Тайю и торопливо проходили через Цнайм, спеша выбраться на Богемскую дорогу. Будучи совершенно не в состоянии преградить им путь, Мармон, располагавший 10 тысячами против 60, напротив, подвергался величайшей опасности. Но от котловины Цнайма его отделял овраг, края которого занимали австрийцы. Он захватил эти края мощной атакой 8-го и 23-го линейных полков и завладел вдобавок деревушкой Тешвиц, расположенной ниже, откуда имел возможность обстреливать мост через Тайю. Справа Мармон завладел двумя фермами, на которые мог опереться, а еще правее — лесом, в котором расставил тиральеров. Так, прикрывшись с фронта оврагом, слева — Тайей, а справа — фермами и лесом, он мог мешать своими пушками переходу австрийцев через Тайю, будучи сам в достаточной мере защищен от их ответных действий. Он принялся обстреливать мост, непрерывно посылая адъютантов к Наполеону, дабы сообщить ему о занятой им позиции.

Поскольку его канонада весьма беспокоила австрийцев, они попытались от нее избавиться, весьма серьезно атаковав деревушку Тешвиц. Завидев их приготовления к атаке, Мармон послал в Тешвиц баварские войска. Австрийцы удвоили усилия, и пришлось поддержать посланные войска всей дивизией Вреде, а поскольку атака не прекращалась, отправить в тот же пункт и 81-й линейный. Этого французского полка оказалось достаточно, чтобы положить конец посягательствам австрийцев и удерживать их на порядочном расстоянии.

День' завершился без каких-либо иных событий. К концу дня донесшаяся издалека слева канонада возвестила о движении Массена по Богемской дороге вслед за главными силами австрийской армии. Справа не мог не приближаться уведомленный Наполеон. Потому генерал Мармон провел ночь в спокойствии, с уверенностью человека, ничего не упустившего для обеспечения своей позиции. К тому же его ободрило некое событие. Оставшийся на службе у австрийцев француз, господин Френель, явился к нему от имени генерала графа де Белле -гарда, прося перемирия. Поскольку Мармон не обладал полномочиями для заключения перемирия и к тому же надеялся на следующий день еще окружить австрийскую армию, он отослал посланца в штаб-квартиру Наполеона, не взяв на себя решение о приостановлении военных действий.

Утром 11-го австрийцы продолжали проходить по мосту на виду у Мармона, который обстреливал переправу из Тешвица, а Массена, следовавший за арьергардом князя Рёйсса, отбросил их в середине дня на Тайю, после весьма жаркого боя. Дойдя до Шаллерсдорфского моста, который был забаррикадирован, Массена приказал доблестной дивизии Леграна атаковать его. Командир дивизии с присущей ему храбростью повел солдат в бой, им удалось приблизиться к мосту, взобраться на баррикады и завладеть им. После боя Легран передвинул свою дивизию к котловине Тайи, к позициям князя Рёйсса и австрийских гренадеров, опиравшихся на город Цнайм. Мармон наблюдал за этими действиями с высот, расположенных справа, по другую сторону Тайи, и горел нетерпением поддержать Массена.

Не пожелав ограничиться первым подвигом, Массена решил атаковать австрийцев, опрокинуть их на Цнайм, вступить в него следом за ними и вытеснить их из города, в надежде, что дорогу в Богемию им преградят войска Мармона. Но он располагал только дивизией Леграна и лишь ожидал присоединения дивизии Кара-Сен-Сира. Всё же маршал атаковал войска князя Рёйсса и гренадеров силами одной дивизии Леграна, при поддержке артиллерии, оставшейся по эту сторону Тайи. Перейдя мост, он вошел в деревушку Шаллерсдорф, захватил ее, завладев слева монастырем Клостербрюк, а на равнину справа запустил кирасиров, которые выполнили несколько мощных атак на австрийцев. Не желая оставлять Массена без поддержки, Мармон дебушировал из Тешвица и также потеснил австрийцев на Цнайм. Их прижали, убили и ранили множество солдат, и оставалось, форсировав Цнайм, вынудить их к беспорядочному отступлению. Но гвардия еще не подошла, и не было никакой надежды окружить австрийцев. Правда, три тысячи всадников гвардии уже появились, и вместе с кавалерией Монбрена и кирасирами Сен-Сюльписа французы могли сделать отступление австрийцев особенно кровопролитным.

Однако в самый разгар этих событий Наполеон встретился с посланцем генерала Беллегарда и принял самого князя Иоганна Лихтенштейна, который явился просить перемирия и обещал незамедлительно начать переговоры о заключении мира. Наполеон некоторое время посовещался с Бертье, Маре и Дюроком, принимая решение. Заняв австрийцев упорной борьбой еще несколько часов, он мог выиграть время для их окружения или, по крайней мере, бросить в погоню за ними десять тысяч всадников, которые ввергли бы их в ужасающий беспорядок. Но, даже не прибегая к этому средству, он был уверен, что добьется самых выгодных условий мира, и поскольку его гордость была удовлетворена тем, что самый блестящий и благородный офицер австрийской армии явился к нему, смиренно прося окончания войны, Наполеон склонялся к тому, чтобы остановить свой победоносный марш.

На этот счет было высказано несколько мнений. Одни говорили, что следует покончить с Австрийским домом и в корне уничтожить гнездо всяческих коалиций, чтобы они не возродились вновь. Другие указывали на опасность продолжения борьбы, предпринятой собранными наспех средствами и чудом завершенной за три месяца, продолжение которой, однако, могло вызвать восстание Германии и вовлечь даже русских, которые явно не допустили бы уничтожения Австрийского дома, и тогда воспламенился бы весь континент. Наполеон смутно чувствовал, что он и так уже весьма злоупотребил удачей, и надеялся, что этот новый урок помешает Австрии впредь вмешиваться в его борьбу с Англией и Испанией и ему будет легко покорить последнюю, а тогда всеобщий мир увенчает, наконец, его огромные труды. Одновременно удовлетворенный и уставший, он воскликнул, выслушав всех, кому было позволено высказать свое мнение: «Довольно кровопролития! Заключим мир!» Он потребовал от князя Иоганна Лихтенштейна тотчас прислать полномочных представителей для переговоров и предоставил Бертье со стороны Франции и господину Вимп-фену со стороны Австрии оговорить условия перемирия прямо на поле боя.

В то время как начальники генеральных штабов обеих армий обсуждали условия, послали полковника Марбо и генерала д’Аспре к аванпостам для прекращения огня. Они появились между Шаллерсдорфом и Цнаймом в ту минуту, когда войска Массена сражались с австрийскими гренадерами. Ожесточение было таково, что множества раз повторенных криков «Мир! Мир! Прекратить стрельбу!» не хватило, чтобы остановить сражавшихся. Пытаясь прекратить бой, полковник Марбо и генерал д’Аспре получили даже легкие ранения. Наконец им это удалось, и ужасная канонада сменилась глубокой тишиной, нарушаемой только радостными криками победителей. Бой обошелся корпусам Мармона и Массена примерно в 2 тысячи убитых и раненых; но он стоил более 3 тысяч человек австрийцам, а также 5-6 тысяч взятых в плен. Последняя победа достойно увенчала великую кампанию.

Вступив в войну в конце апреля с едва сформированными и разбросанными войсками против эрцгерцога Карла, который выдвинулся с хорошо организованной и единой армией, Наполеон сумел за несколько дней доукомплектовать и собрать свою собственную армию, сконцентрировать ее перед неприятелем, разрезать армию эрцгерцога и отбросить часть ее в Богемию, а другую часть в Нижнюю Австрию. Таков был первый акт кампании, закончившийся перед Регенсбургом.

Преследуя затем разбросанных по берегам Дуная австрийцев до Вены, Наполеон передвигался столь быстро и столь уверенно, что не допустил их воссоединения перед Веной и вступил в столицу через месяц после начала кампании, исправив тем самым неудачи Итальянской армии и разрушив планы поднять против Франции весь континент.

Пожелав перейти Дунай, чтобы окончить войну в решающем сражении, и будучи вынужден прервать операцию из-за внезапного подъема воды в реке, он выдержал двухдневное сражение при Эсслинге благодаря тому, что выбрал для переправы остров Лобау. Вернувшись на правый берег, Наполеон предпринял гигантские работы, чтобы почти полностью сгладить препятствие, отделявшее его от австрийцев. Он подтянул к себе Итальянскую армию и армию Далмации, сосредоточив все силы для решающей битвы. Совершив за несколько часов чудесную переправу 150 тысяч человек и 500 орудий через широкую реку в присутствии неприятеля, он покончил с четвертой войной с Австрией в ходе одного из величайших сражений нашего времени. В ходе этой войны, не менее памятной, чем предыдущие, его гений, превозмогая собственные ошибки, заменил недостающие в результате неразумной политики ресурсы чудесами изобретательности и упорства. Предупреждения фортуны повторились вновь, будто предостерегая великого полководца против ошибок неосмотрительного и безрассудно честолюбивого политика!

Оговаривая условия перемирия, Наполеон особенно тщательно проследил за тем, чтобы обеспечить себе позиции в случае возобновления военных действий, если таковое произойдет из-за невозможности договориться об условиях мира. Он потребовал, прежде всего, чтобы ему позволили занять все провинции, через которые он только прошел со своими войсками: Верхнюю и Нижнюю Австрию, половину Моравии, включавшую округа Цнайма и Брюнна, часть Венгрии от реки Рааб до Вены, Шти-рию, Каринтию и часть Карниолы, необходимую для сообщения с Далмацией и Италией. Тем самым, демаркационная линия между воюющими армиями должна была проходить через Линц, Креме, Цнайм, Брюнн, Гединг, Пресбург, Рааб, Грац, Лайбах и Триест. Кроме того, в качестве поддержки этой линии, Франции должны были быть оставлены или немедленно сданы цитадель Брюнна, город Пресбург, крепости Рааба, Граца и Лайбаха. Наполеон, таким образом, занимал более трети Австрийской империи. Расположившись в центре этой империи, опираясь на столицу и главные крепости, он мог в случае возобновления военных действий выступить из Вены, как базы операций, и продолжить завоевания вплоть до самых отдаленных провинций.

Он согласился на месячный срок перемирия и выговорил обязательство, в случае его разрыва, предупредить о нем заранее за две недели. Месяца должно было хватить либо на переговоры, если и в самом деле хотели договориться, либо на прибытие подкреплений, вызванных из Франции, если договориться не хотели. Как бы ни были жестки условия перемирия, войска эрцгерцога находились в крайне неприятном положении, чтобы продолжать военные действия. Австрийский штаб единодушно решил уступить. Вимпфен, от имени австрийского главнокомандующего, и Бертье, от имени Наполеона, поставили свои подписи.

Перемирие было подписано в Цнайме в полночь 11-го и должно было носить дату 12 июля. Приняв поздравления эрцгерцога Карла и принеся ему свои собственные, взяв обещание с доблестного князя Иоганна Лихтенштейна, что партию войны в Австрии заставят замолчать и быстро пришлют переговорщиков в Вену, Наполеон отбыл в Шёнбрунн, дабы использовать все ресурсы либо для заключения мира, либо для окончания войны последним, коротким и решающим усилием. В течение августа можно было либо завершить переговоры, либо собрать средства для возобновления в сентябре кампании, которая положит конец существованию Австрийского дома. Наполеон приказал произвести новые приготовления, словно ему нужно было исправлять военные неудачи, а не дипломатически использовать победы.

Прежде всего, он разделил свои войска между Веной и кругом, очерченным перемирием, чтобы они могли привольно расположиться и иметь возможность быстро сосредоточиться в одном из пунктов этого круга. Генерала Мармона он поместил в Кремсе, что позволяло ему отойти в Каринтию через Санкт-Пёльтен, когда придется возвращаться в Далмацию, маршала Массена — в Цнайме, в только что покоренном им краю, маршала Даву — в Брюнне, к которому тот направлялся; саксонцев — между Мархегом и Пресбургом, принца Евгения — на Раабе, где тот одержал победу. Генерал Гренье также должен был занимать Рааб, генерал Макдональд — Грац и Лайбах. Генерал Удино со своим корпусом и Молодой гвардией должен был расположиться на венской равнине. Старая гвардия расположилась в прекрасной резиденции Шёнбрунн. Поскольку одной из выгод перемирия была возможность использовать июль и август на усмирение Тироля, баварцы были полностью передвинуты к германскому Тиролю, в то время как итальянские войска Евгения выдвинулись в Тироль итальянский. Новые силы были отправлены в Форарльберг и во Франконию.

В силу отданных в июне приказов, Наполеон должен был получить, начиная с первых дней июля, 30 тысяч человек подкрепления, уже отбывших из Страсбурга. Ожидаемое подкрепление превышало потери в кампании, особенно после возвращения в строй легкораненых, которые должны были выздороветь в течение трех-четырех недель. Он отдал новые приказы, чтобы прибавить к 30 тысячам, которые были уже на подходе, еще не менее 50 тысяч человек, что должно было довести численность действующей в центре австрийской монархии армии до 250 тысяч французов и 50 тысяч союзников.

С удвоенной энергией продолжалось сооружение оборонительных укреплений в Раабе, Вене, Мельке, Линце

и Пассау. Раненые были разделены на три категории: ампутированных отправляли в Страсбург, тяжелораненых распределяли между Мельком, Линцем и Пассау, чтобы через 2-3 месяца они могли вернуться в свои полки, легкораненых направили в расположения их войск. Таким образом, ничто не могло стеснить движение армии в случае возобновления военных действий.

К трудам присоединились награждения, начавшиеся, как водится, с армейских командиров. Генерал Удино, заменивший маршала Ланна во главе второго корпуса, генерал Мармон, проделавший путь от самой Далмации до Моравии, генерал Макдональд, выказавший глубокий военный опыт в Итальянской кампании и редкое бесстрашие в Ваграме, были назначены маршалами. Награды были пожалованы и корпусам, и в особенности раненым солдатам. Наконец, Наполеон лично посетил свои расположения в Верхней Австрии, Моравии и Венгрии, зная, что грозной бдительностью он обеспечит заключение мира лучше, нежели все усилия переговорщиков. Последние должны были собраться в город Альтенбурге.

Так использовал время Цнаймского перемирия этот неутомимый гений, который понимал всё, кроме простой истины, что не все столь же неутомимы, как он.