СОМОСЬЕРРА

Поспешно отбыв в Байонну, Наполеон обнаружил, что дороги размыты дождями и разбиты множеством военных обозов, а почтовые лошади — изнурены непрерывными переходами. Добравшись до Мон-де-Марсана, он пересел на коня, пересек Ланды во весь опор и прибыл в Байонну 3 ноября в два часа ночи. Он тотчас вызвал Бертье, чтобы узнать о положении дел и принять отчет об исполнении приказов. Но ничто не было исполнено так, как он хотел, и так быстро, как он надеялся.

Наполеон требовал собрать в Байонне 20 тысяч недобранных призывников с юга для формирования четвертых батальонов служивших в Испании полков, однако прибыли пока не более 5 тысяч человек. Он рассчитывал на поставку 50 тысяч солдатских шинелей, 129 тысяч пар башмаков и соответствующего количества обмундирования, однако поставлено было не более 7 тысяч шинелей и 15 тысяч пар башмаков. Он был чрезвычайно недоволен, ибо придавал огромное значение снабжению солдат шинелями и обувью, особенно на время зимних кампаний. При недостаточных поставках обмундирования поставки провианта оказались чрезмерными, что было воистину бессмысленно, ибо Кастилия изобиловала запасами продовольствия, зерна и скота. Мулы, во множестве закупленные по приказу Наполеона, были слишком молоды и непригодны к службе; что было достойно сожаления не менее, чем всё прочее, ибо из-за дурного состояния дорог и обыкновения перевозить грузы на мулах в Испании всегда недоставало гужевого транспорта.

Кроме того, Наполеон предписывал сосредоточивать прибывающие из Германии войска между Байонной и Виторией, не предпринимать никаких операций и даже не мешать повстанцам обходить французов слева и справа,

ибо в его планы как раз входило позволить испанским генералам, в их смехотворном притязании окружить французские войска, продвинуться как можно дальше на французских флангах. Однако прекрасные войска, переброшенные из Великой армии, оказались вскоре разбросаны по всем пунктам, где боязливому Главному штабу Жозефа мерещилась опасность. Наконец маршал Лефевр, командующий 1-м корпусом, не устояв перед соблазном разгромить повстанцев в Дуранго, разбил их, каковая победа не имела для Наполеона цены, ибо в его нынешнем положении ему были нужны только выдающиеся результаты.

Наполеон потратил день 3 ноября на выражение крайнего недовольства своим соратникам, дурно понявшим и дурно исполнившим его приказы, и на исправление более или менее неизбежных неточностей и проволочек в исполнении. Он приказал отказаться от сделок, не выполненных подрядчиками, и немедленно создать в Бордо мастерские по массовому изготовлению одежды из южного сукна; отменить поставки зерна и скота, дабы использовать все ресурсы на обмундирование; построить в Байонне бараки для четвертых батальонов; ускорить движение новобранцев для пополнения кадров. Проведя смотр прибывающих войск и отправив множество ясных указаний в управления почт, мостов и дорог, он вечером 4 ноября пересек границу и отправился на ночлег в Толо-су, а 5-го отбыл в Виторию, где находилась штаб-квартира Жозефа. Наполеон ехал верхом, в сопровождении кавалерии Императорской гвардии, и прибыл в Виторию ночью, пожелав избежать почестей и поселиться за городом, — по склонности, ибо предпочитал жить на свежем воздухе, и чтобы меньше находиться рядом с братом. То было не холодностью и не отчужденностью, а расчетом. Он чувствовал, что рядом с ним положение Жозефа делается второстепенным, что стало заметно уже в пору их совместного пребывания в Байонне, а он, напротив, желал выдвинуть брата в глазах испанцев на первое место. В Испании он хотел быть только армейским генералом, облеченным всеми военными полномочиями и безжалостно их использующим, пока Испания не покорится. Он отводил себе суровую и даже жестокую роль, сохраняя за Жозефом величие и мягкость. Ввиду такой цели раздельное проживание было мудрым решением.

Едва прибыв в Виторию и вырвавшись из объятий брата, который был к нему весьма привязан, Наполеон вызвал к себе тех французских и испанских офицеров, которые лучше всего знали местные дороги, дабы тотчас приступить к запланированным решающим операциям. Чтобы понять замечательные операции, которые он приказал провести в данных обстоятельствах, следует знать, что происходило в Испании в сентябре и октябре, когда в Париже и Эрфурте шли переговоры, военные приготовления и движения войск.

Испанцы, вдвойне воодушевленные неожиданным триумфом в Байлене и отступлением короля Жозефа на Эбро, пребывали в радостном и горделивом упоении. Они сочли себя непобедимыми и теперь думали только о том, чтобы собрать войско в пятьсот тысяч человек и двинуть его за Пиренеи, то есть вторгнуться во Францию. На переговорах с англичанами, про победу которых в Португалии они знали, но весьма пренебрежительно относились к их Синтрской конвенции, сравнивая ее с конвенцией Байленской, они говорили только о походах на юг Франции. Испанцы принимали помощь английской армии и даже просили ее, но не связывали с ней спасение Испании, которое собирались осуществить самостоятельно, независимо от какой-либо иностранной помощи.

Самым срочным и самым трудным делом было учреждение единого правительства, ибо после отъезда королевской семьи в Компьен и Балансе и отступления Жозефа на Эбро в Испании осталась лишь власть повстанческих хунт, сформировавшихся во всех провинциях, — нелепая власть, разделенная на двенадцать или пятнадцать враждующих меж собой центров. В Мадриде, некогда единственном центре королевской администрации, оставался только Совет Кастилии, сколь презираемый, столь и ненавидимый за то, что слишком слабо сопротивлялся иностранной узурпации. Потребность в единой власти чувствовалась повсеместно, и Совет призвал в Мадрид испанских генералов — победителей французов, дабы они оказали поддержку законности. В то же время Совет предложил повстанческим хунтам прислать своих представителей, дабы составить в Мадриде из них и членов самого Совета централизованное правительство.

Испанские генералы и в самом деле поспешили с триумфом явиться в Мадрид. Первыми прибыли дон Гонсалес де Льямас с валенсийцами и мурсийцами, мнившими себя победителями маршала Монсея, и Кастаньос с андалусийцами, действительными победителями генерала Дюпона. Но хунты не пожелали терпеть верховенство Совета Кастилии и довольствоваться простым участием во власти под его руководством. В качестве единственного ответа все они (кроме Валенсийской) обратили к членам Совета самые горячие упреки и объявили, что не желают признавать орган, некогда чисто административный и судебный, недавним своим поведением заслуживший недоверие испанской нации. Они обсуждали меж собой через посланцев, какую форму правительства им учредить, и договорились прислать в назначенное место — Сьюдад-Ре-аль, Аранхуэс или Мадрид — по двум представителям от каждой хунты, дабы составить центральную правительственную хунту. После многих волнений представители были назначены и явились, одни в Мадрид, другие в Аранхуэс. Представители Севильи не захотели ехать дальше Аранхуэса и в конце концов перетянули к себе всех.

Учрежденная в Аранхуэсе под председательством Фло-ридабланки, бывшего министра Карла III, просвещенного и знающего, но, к несчастью, старого и чуждого веяниям времени человека, центральная хунта объявила себя облеченной всей полнотой королевской власти. Она приписала себе титул величества, пожаловала титул высочества председателю и превосходительств — всем членам, с годовым содержанием для каждого в 120 тысяч реалов. Включая первоначально в свой состав двадцать четыре человека, она вскоре разрослась до тридцати пяти, своим первым актом предписала Совету Кастилии, равно как и всем испанским властям, признать ее верховенство и, приступив к исполнению власти с первых дней сентября, принялась на свой лад управлять несчастной Испанией.

Главной и единственной заботой хунты должны были стать набор и организация войск и руководство ими. Но в такой стране, как Испания, где всегда недоставало администрации, а революция уничтожила и ее остатки, центральное правительство было бессильно или почти бессильно в основной части, то есть в организации войск, и лишь отчасти могло осуществлять общее руководство ими. Испания, которая в подобных обстоятельствах могла и должна была собрать 400—500 тысяч храбрецов, дала от силы 100 тысяч человек, дурно снаряженных, недисциплинированных и неспособных противостоять, даже в соотношении четыре против одного, самым неопытным французским солдатам. После многих волнений и шумихи в войска завербовались лишь студенты, понукаемые монахами крестьяне и очень небольшое количество городских фанатиков. В некоторых провинциях завербованные пополняли ряды линейных войск, в других — формировали специальные батальоны под названием терсиос (позаимствованным у старых испанских армий), служившие рядом с линейным войском.

Андалусия, столь гордая своими победами, получила собственную армию в составе четырех дивизий. Гренада получила свою, под командованием генерала Рединга. Валенсия и Мурсия прислали под началом Льямаса часть волонтеров, оказавших сопротивление маршалу Монсею. Эстремадура сформировала дивизию под командованием генерала Галуццо и молодого маркиза Бельведера, в которую вступили, вместе с волонтерами, многочисленные дезертиры из испанских войск в Португалии. Каталония продолжала собирать партизанские отряды, сжимавшие кольцо вокруг генерала Дюэма в Барселоне. Арагон, ответив на призыв Палафокса и подбодренный сопротивлением Сарагосы, организовал регулярную армию, состоявшую из линейных войск и арагонских крестьян, самых больших смельчаков во всей Испании. Северные провинции Галисия, Леон, Старая Кастилия и Астурия, воспользовавшись, как костяком, линейными войсками, вернувшимися из Португалии и из гарнизона Ферроля, объединили свои силы под командованием генералов Блейка и Грегорио де Л а Куэсты, вознагражденных за поражение при Рио-Секо успехом восстания на всем Иберийском полуострове. Они получили и неожиданное подкрепление в виде войска маркиза Л а Романы, ускользнувшего вместе со своим корпусом с берегов Балтийского моря.

Испанские войска, отправленные Наполеоном для содействия охране побережья Балтики, были разбросаны по датским провинциям, где должны были противостоять англичанам и шведам. Когда эти войска привели к присяге Жозефу, они возроптали. Части, находившиеся на острове Зеландия, подняли мятеж и объявили, что не желают присягать узурпатору. Король Дании приказал их разоружить, но наибольшая часть корпуса, располагавшаяся на острове Фиония и в Ютландии, решила скрыться от властителя континента и для этого неожиданно переместиться в какой-нибудь пункт побережья, где их сможет подобрать английский флот. Предупрежденные англичане, собрав необходимое для короткого перехода количество судов, быстро перевезли беглецов на побережье Швеции, откуда переправили, в первых числах октября, в Испанию. Из 14 тысяч испанцев, размещенных на побережье Балтийского моря, в Испанию вернулись 9-10 тысяч, а 4-5 тысяч, разоруженных и взятых в плен, остались в Дании.

При Аранхуэсской хунте сформировался военный совет из генералов и их представителей. Невозможно и передать, какие смехотворные планы предлагались этим советом. В итоге выбрали план, который, в подражание Байлену, состоял в окружении французской армии, отступившей на Эбро и сконцентрированной вокруг Витории, путем обхода двух ее крыльев через Бильбао с одной стороны и через Памплону с другой. Решили одновременно выдвигаться вперед через горы Бискайи на Бильбао и через горы Наварры на Памплону, чтобы отрезать Жозефа от Витории и поступить с ним так же, как поступили с генералом Дюпоном. Затем распределили свои силы, которые, как они надеялись, должны были составлять не менее 400 тысяч человек.

Было сформировано четыре армейских корпуса, и, прежде всего, корпус левого фланга под командованием генерала Блейка, включавший линейные войска дивизии Таранко, морского округа Ферроль и маркиза Ла Романы, а также волонтеров Галисии, Леона, Кастилии и Астурии, по большей части состоявших из студентов Саламанки и горцев Астурии. Численность армии левого фланга составила 36 тысяч человек, а вместе с дивизией Ла Романы, чья кавалерия вернулась с Севера без лошадей и была небоеспособна, — 45 тысяч. Армии Блейка предстояло выдвигаться вдоль южных склонов гор Астурии и Леона к Вильяркайо, затем перейти через горы в Эспиносе, выйти в долину Бискайи и спуститься к Бильбао. Армия центра, под командованием генерала Кастаньоса, поддерживавшая связь с армией левого фланга, включала войска Кастилии, организованные Л а Куэстой и ведомые Пиньятелли, войска Эстремадуры под командованием Га-луццо и молодого маркиза Бельведера, две дивизии Андалусии под командованием Ла Пеньи и, наконец, войска Валенсии и Мурсии, приведенные Льямасом в Мадрид.

За вычетом еще не подошедших войск Эстремадуры, армия центра насчитывала около 30 тысяч человек. Она должна была продвигаться вдоль Эбро к Калаорре. Войскам Эстремадуры, в составе 12 тысяч человек вместе с остатками валлонской и испанской гвардии, назначалось оккупировать Бургос. Армия правого фланга, сформированная в Арагоне под началом Палафокса и состоявшая из валенсийцев, войск Гренады и арагонцев, численностью около 18 тысяч человек, должна была перейти Эбро в Туделе и выдвинуться к Памплоне. Соединившись с армией центра у Сангуэсы, она способствовала окончательному окружению французской армии. Помимо этих трех армий, было решено сформировать четвертую, которой назначалась роль резерва и в которую должны были войти арагонцы, валенсийцы, андалусийцы, неустановленной численности и не имевшие боевого опыта. Наконец, на крайнем правом фланге, то есть в Каталонии, действовали бесчисленные и изолированные, как и сама провинция, партизанские отряды, которые вместе с солдатами, вернувшимися с Балеар и из Лиссабона, отвоевывали Каталонию у Дюэма, заблокировав его в Барселоне. Общая численность войск, реально действующих на военном театре, то есть армий Блейка, Кастаньоса и Палафокса, составляла 100 тысяч человек.

Однако главное средство спасения Испании подготавливали англичане. Освободив от французов Португалию, Англия решила не останавливаться на достигнутом. Видя в восстании на Иберийском полуострове мощную силу, отвлекающую на себя часть французских войск и не теряя надежды возродить коалицию на континенте и обратить ее против ослабленного Наполеона, Англия исполнилась решимости доставить испанцам всю возможную помощь. Она отправляла оружие, боеприпасы и провиант в Сантандер, Ла-Корунью и другие порты полуострова и даже готовила отправку денег. Британский кабинет решил отправить в Испанию и значительную армию.

В Лиссабоне оставалось около 18 тысяч человек Португальской экспедиции, завершившейся в Вимейру. Джон Мур, прибывший с Севера с 10 тысячами человек, высадился в Лиссабоне через несколько дней после подписания Синтрской конвенции, доведя численность британских сил до 28 тысяч человек. Это был благоразумный, проницательный офицер, нерешительный в совете, хотя и большой храбрец на поле боя, исполненный честности и чести, весьма достойный командовать английской армией. Чуждый славе последней экспедиции, но и порицания, которое она возбудила, ибо он прибыл, когда всё было кончено, он был назначен главнокомандующим, чего, безусловно, заслуживал более, чем кто-либо, если бы у англичан не было сэра Артура Уэлсли. Но тому приходилось в некотором роде сводить счеты с общественным мнением, возмутившимся Синтрской конвенцией, и его время в Испании еще не пришло.

Из 28 тысяч английских солдат, собравшихся в Португалии, 20 тысячам предстояло участвовать в новой экспедиции на север Испании. Еще 12—15 тысяч человек, в том числе кавалерия, должны были высадиться в Ла-Корунье под командованием Дэвида Бэрда, старого офицера Индийской армии. Вместе эти силы составляли 35-36 тысяч человек превосходных войск, которые сами по себе стоили больше, чем все войска Испании. В распоряжение Джона Мура предоставили огромный транспортный флот, который должен был следовать за движением его войск или доставить их к месту встречи с Бэрдом, если Мур предпочтет морской путь, а также снабжать их продовольствием, боеприпасами, артиллерийскими и кавалерийскими лошадьми, какой бы путь он ни выбрал. Ему предоставили действовать по его усмотрению, лишь бы он прибыл на север полуострова и договорился с испанскими генералами.

В Мадрид были отправлены Стюарт и лорд Уильям Бентинк, чтобы консультировать хунту Аранхуэса и координировать военные операции обеих армий.

Получивший свободу действий Джон Мур мог перевезти 20 тысяч своих солдат из Лиссабона в Ла-Корунью по морю и соединиться там с 15 тысячами Дэвида Бэрда, но он мог также пересечь Португалию по тем самым дорогам, по которым в нее пришли французы. Поразмыслив, он принял решение двигаться по суше. Выступив до начала сезона дождей и двигаясь медленно, небольшими подразделениями, Мур надеялся привести войска в Старую Кастилию в хорошем состоянии, научив солдат посредством перехода тому, чего обычно недостает английским войскам, а именно терпению и выносливости на марше. Пехоту он решил направить двумя горными дорогами, выводящими к Саламанке: дорогой из Коимбры в Альмейду и дорогой из Абрантеса в Алькантару, а артиллерию и кавалерию — по равнине, из Лиссабона в Эл ваш, из Элваша в Бадахос, из Бадахоса в Талаверу, из Талаве-ры в Вальядолид. Он льстил себя надеждой воссоединить пехоту с кавалерией в центре Старой Кастилии в течение октября. Корпус Дэвида Бэрда, обладавший более многочисленной кавалерией, должен был высадиться в Ла-Корунье, передвинуться в Асторгу и присоединиться к главной армии. Приняв такой план, Джон Мур в конце сентября пустился в путь, а Дэвид Бэрд, отплыв от берегов Англии, взял курс на Ла-Корунью.

Однако когда корпус Бэрда прибыл в Ла-Корунью, его не впустили в порт. Пришлось писать в Мадрид, чтобы получить на высадку войск разрешение, которое было в конце концов предоставлено по настоянию Стюарта и лорда Уильяма Бентинка.

Пока англичане добивались высадки войск, пока испанские генералы, интригуя с хунтой или против нее и соперничая друг с другом, мешали исполнению принятого плана, перехваченное письмо Главного штаба французов возвестило им, что в октябре-ноябре в Испанию прибудет стотысячное подкрепление и что, тратя время на смуты, они упускают случай настичь французскую армию такой, какой они себе ее представляли, — изнуренной, поредевшей и ослабевшей после Байлена.

Следовало не терять более времени, однако его потеряли уже достаточно и достигли готовности к серьезным действиям лишь к концу октября. Генерал Блейк, хоть и не объединил еще все свои силы, выступил первым. Пройдя у подножия гор Астурии, он пересек их в Эспиносе и произвел ряд отвлекающих маневров в направлении Бильбао. Кастильцы под водительством Пиньятелли держались берегов Эбро в окрестностях Логроньо. Мурсийцы и валенсийцы под командованием Льямаса и обе дивизии Андалусии растянулись вдоль реки, от Толосы до Калаорры и Альфаро. Арагонцы и валенсийцы Палафок-са, выдвинувшиеся за Эбро и следовавшие вдоль реки Арагон, расположили свою штаб-квартиру в Капарросо.

По плану Кастаньосу и Палафоксу нужно было договориться о соединении сил на крайнем левом фланге французов, у Памплоны. Однако договориться им было непросто, ибо каждый хотел стянуть все силы в свою сторону. Кастаньос опасался оголять Эбро, Палафокс желал увеличить собственное войско, чтобы быть в состоянии вторгнуться в Наварру. Наконец, выдвинувшись вперед, они перешли Эбро и Арагон и заняли позиции у Логроньо с одной стороны и у Лерина с другой.

Но было уже слишком поздно. Хотя Наполеон и запретил всякие операции до его прибытия, Жозеф, не выдержав, решил дать испанцам отпор. Маршалы Ней и Монсей получили приказ отбить линию Эбро и Арагона. Ней выдвинулся на Логроньо 25 октября и, захватив городок штыковой атакой, прогнал кастильцев Пиньятелли. Он даже перешел Эбро и вынудил повстанцев отступить к Нальде, к подножию гор. Маршал Монсей послал на Лерин генералов Ватье и Матье с 44-м линейным и Вислинским полками. Они поначалу оттеснили испанцев в город, а затем, изолировав их от всякой помощи, взяли в плен количестве тысячи человек.

В это самое время прибывали 1-й корпус Виктора, 4-й корпус Лефевра и 6-й корпус, назначавшийся Нею и включавший дивизии Биссона и Маршана, с которыми он так отличился во всех странах.

Едва успев провести смотр прекрасной дивизии Себа-стиани из корпуса Лефевра, Жозеф позабыл предписания брата и направил ее на свой правый фланг в долину Бискайи, дабы, встревожившись донесениями о появлении генерала Блейка в Бильбао, сдержать его. Для лучшего охранения своих тылов он послал на Дуранго дивизию Виллата, одну из дивизий маршала Виктора. Наконец, когда в Байонне показалась голова 6-го корпуса, Жозеф поспешил направить на Памплону дивизию Биссона, дабы обезопасить свой левый фланг.

Эти несвоевременные диспозиции привели к новому непредвиденному столкновению справа, между генералом Блейком и маршалом Лефевром. Блейк, перейдя горы Астурии в Эспиносе и заняв Бильбао, выдвинулся на высоты напротив Дуранго. Не присоединив еще дивизии Ла Романы, он находился там с 20—22 тысячами человек линейных войск вперемешку с крестьянами и студентами. Позади себя на правом фланге он оставил в прилегающих долинах около 15 тысяч человек для охраны выходов на равнины Витории, через которые могли проникнуть французские колонны.

Выйдя на корпус маршала Лефевра неподалеку от Дуранго и оказавшись, таким образом, перед целью, которую он должен бьы поразить, чтобы обойти французскую армию, Блейк вдруг заколебался, как колеблются в решающую минуту, когда берутся за непосильное дело.

Его более дерзкие, в силу невежества, солдаты выказывали уверенность, которой не имел он сам, и с высоты позиции испускали крики, оскорбляли французские войска, угрожали им жестами. Доведенное до предела нетерпение французов, не привыкших сносить оскорбления неприятеля, возбудило нетерпение старого Лефевра, который был не прочь хорошенько ударить по испанской армии до приезда Наполеона. С маршалом была дивизия Себастиани в составе шести тысяч человек; дивизия Леваля в семь тысяч гессенцев, баденцев и голландцев и, наконец, дивизия Виллата из четырех старых полков численностью около восьми тысяч человек, лучших во Французской армии. Этого было более чем достаточно, чтобы сокрушить испанскую армию, хотя часть людей, вследствие долгого перехода, еще не подошла.

Испанцы стояли перед Дуранго на линии высот, правый фланг которых, имевший меньшую опору, мог быть обойден. Лефевр поместил в центр своей линии дивизию Себастиани, а на крыльях — германцев вперемешку с дивизией Виллата, чтобы показать им пример. Он приказал начинать атаку на левом фланге, дабы обойти более слабый правый фланг испанцев. Утром 31 октября, в густом тумане, генерал Виллат с 94-м и 95-м линейными полками и частью германцев с такой мощью атаковал позицию, что захваченные врасплох испанцы едва устояли. Хотя французам приходилось преодолевать на участке множество препятствий, они теснили испанцев от позиции к позиции, вглубь долины. Огонь, зажженный генералом Виллатом, послужил сигналом центру и правому флангу, которые атаковали с не меньшей силой. Град снарядов, пущенных через туман, уже весьма сильно поколебал испанцев. Последовавшая затем атака столь стремительно потеснила их на обратную сторону занимаемых высот, что французские солдаты едва за ними поспевали. Манера испанцев сражаться состояла в том, чтобы, обстреляв двигавшиеся колонны французов, броситься затем врассыпную вглубь долин. На равнине кавалерия порубила бы их тысячами, но пехота в обрывистых горах могла только стрелять в беглецов, целясь при этом куда более метко, чем целились сами беглецы. Испанцы потеряли убитыми и ранеными 1500—1800 человек, потери французов составили около 200 человек.

Закрепляя победу, маршал Лефевр вступил на следующий день в Бильбао, где испанцы и не пытались удержаться, и захватил там некоторое количество раненых испанских солдат и множество снаряжения, присланного англичанами. Продвинувшись затем до Вальмаседы, Лефевр не решился идти дальше, оставил в Вальмаседе дивизию Виллата, принадлежавшую Виктору, и отошел на Бильбао в поисках продовольствия, запасы которого в Вальмаседе были скудны.

Таково было положение дел в минуту прибытия Наполеона. Прибыв в Виторию 5 ноября и выразив, как и в Байонне, свое неудовольствие невыполнением его приказов, Наполеон 6 ноября отдал новые приказы, дабы исправить совершенные в его отсутствие ошибки. Если бы исполнению его планов не помешали несвоевременные операции, он выставил бы корпус маршала Лефевра (4-й) для сдерживания генерала Блейка, а корпус маршала Монсея (3-й) для сдерживания Палафокса и Кастаньоса, затем, объединив корпуса Сульта, Бессьера (2-й), Виктора (1-й), Нея (6-й), Императорскую гвардию и 14 тысяч драгун, он выдвинулся бы с 24 тысячами на Бургос, прорвал центр испанских армий, обрушился на них по очереди с фланга, окружил бы и уничтожил. К сожалению, этот план не мог уже осуществиться достаточно полно и надежно. Между тем ни Блейк, отступивший за Вальмаседу, ни Кастаньос и Палафокс, оттесненные к Эбро, до сих пор не понимали опасности своих позиций и не собирались с них уходить. План Наполеона был еще осуществим. Потому его диспозиции соответствовали прежнему принципу — разбить в центре испанскую линию на две части, дабы затем разбить их по очереди. Он приказал Виктору, одна из дивизий которого, дивизия Виллата, уже отклонилась с пути для подкрепления маршала Лефевра, поддержать последнего, если тому это понадобится, а затем вернуться в Виторию к центру французской армии. Однако эти два маршала, согласно плану Наполеона, должны были скорее сдерживать Блейка, нежели теснить, до той минуты, пока центр армии не подаст сигнал к атаке.

Распорядившись относительно операций правого фланга, Наполеон занялся левым и предписал маршалу Монсею быть готовым действовать сразу по получении приказа, но до той поры ограничиваться прикрытием Эбро от Логроньо до Калаорры. Он вернул ему дивизию Морло, ненадолго отделенную от его корпуса, дал ему в подкрепление драгун и дивизию Биссона, одну из дивизий 6-го корпуса.

Обеспечив таким образом правый и левый фланги, но не выдвигая их вперед, Наполеон решил выйти через центр с корпусами Сульта и Нея, Императорской гвардией и большинством драгун. Корпус маршала Сульта хоть и насчитывал много новобранцев, включал в себя также дивизию Мутона из четырех старых полков, которым никто не мог противостоять в Испании: они доказали это в Рио-Секо. Корпус Нея, хоть и лишенный дивизии Биссона, имел в своем составе дивизию Маршана, всегда ему принадлежавшую, и дивизию Дессоля, сформированную из старых полков, постепенно прибывших в Испанию. С этими двумя корпусами, гвардией и кавалерийским резервом Наполеон мог выдвинуть на Бургос около 50 тысяч человек. Этого было более чем достаточно, чтобы раздавить центр испанской армии.

Эти диспозиции, произведенные 6 и 7 ноября, были приостановлены новым происшествием. Блейк, оттесненный от Бильбао и Вальмаседы к ущельям, образующим вход в Бискайю, остановился там, и к нему присоединились 12—15 тысяч человек из Вильяро и Ороско, а также корпус Ла Романы. За вычетом убитых, раненых и разбежавшихся солдат (6-7 тысяч) у него в строю осталось около 36 тысяч человек. Пятого ноября Блейк выдвинулся на Вальмаседу, где маршал Лефевр оставил дивизию Виллата, отойдя в Бильбао, потому что там были хорошие запасы продовольствия.

После ошибочного преждевременного выдвижения Лефевр совершил еще более тяжкую ошибку, отойдя в Бильбао и оставив в Вальмаседе дивизию Виллата без поддержки. Виктор, в свою очередь, поступил не лучше. Отправленный фланкировать Лефевра, он выслал к Окендо бригаду Лабрюйера, даже не подумав отправиться туда сам. Генерал Лабрюйер несколько дней оставался на позиции в бездействии, не решаясь ничего предпринять. Виктор, спеша вернуться в штаб-квартиру, дабы оставаться на глазах Наполеона, и решив, что, согласно инструкциям, может вернуться в Виторию, как только его присутствие в Бискайе перестанет быть необходимым, отозвал Лабрюйера, вновь перешел через горы и спустился на равнину Витории, бросив дивизию Виллата в Вальмаседе. Так начиналась череда ошибок, проистекавших из эгоизма и соперничества французских генералов, которые, погубив дело Франции в Испании, погубили его и во всей Европе.

В то время как маршал Виктор осуществлял попятное движение, генерал Блейк, подкрепленный войсками левого фланга и войсками Л а Романы, решил выдвинуться вперед и отбить Вальмаседу у дивизии Виллата, зная, что она осталась там в одиночестве. Пятого ноября он выдвинулся во главе тридцати с небольшим тысяч человек, взошел на высоты вокруг Вальмаседы, чтобы окружить город, прежде чем атаковать его, и захватить в плен охранявших его французов. Но генерал Виллат, возглавлявший великолепную дивизию из четырех старых полков, видывал и не таких врагов и не такие опасности. Он обладал как хладнокровием, так и умом. Дабы закрепить за собой высоты Гуэньес, находящиеся за Валь-маседой и обеспечивающие сообщение с Бильбао, он расположил на них эшелонами три полка, а в самой Вальмаседе оставил 27-й легкий, чтобы как можно дольше отстаивать город. Произведя такие диспозиции, он подпустил испанцев и встретил их таким огнем, к какому они были совсем непривычны. Пытавшиеся атаковать Вальмаседу подверглись ужасающе грубому обращению 27-го полка и вскоре покрыли окрестности города убитыми и ранеными. Между тем, поскольку окружающие город высоты были захвачены врагом, а маршал Лефевр из Бильбао не появлялся, генерал Виллат счел своим долгом отступить. Он отвел 27-й полк из Вальмаседы на высоты Гуэньес и отступил со всеми четырьмя полками на дорогу в Бильбао. Дивизия Виллата потеряла две сотни человек убитыми и ранеными, выведя из строя у неприятеля 700—800 человек.

Известие о бое у Вальмаседы, постепенно дойдя с обычными преувеличениями до штаб-квартиры, вызвало у Наполеона новую вспышку гнева на генералов, так дурно понимавших и исполнявших его планы. Он приказал Бертье сделать им суровый выговор, предписал Лефевру вернуться в Вальмаседу, а Виктору — в Бискайю и с силой атаковать Блейка, даже сокрушить его, если представится случай. Несмотря на его план прорыва центра неприятельской линии и действий против ее флангов, Наполеон не хотел начинать движение, не убедившись, что ошибки на его собственных флангах не подвергнут опасности базу его операций.

Получив от Наполеона выговор и узнав, какой опасности подвергся генерал Виллат, маршал Лефевр поспешил вернуться в Вальмаседу. День 6-го он употребил на соединение с подразделениями, посылавшимися в Бильбао для изгнания англичан с побережья, а утром 7-го двинулся к Вальмаседе. Он вел с собой французские дивизии Виллата и Себастиани и германскую дивизию Леваля, в составе 18 тысяч человек, почти без артиллерии и кавалерии, ибо их невозможно было везти в узкие долины, где с трудом проходил транспорт для снаряжения пехоты.

Дорога шла по дну долины. Слева от дороги Лефевр выдвинул дивизию Виллата, на самой дороге — дивизию Леваля, справа и несколько впереди двух других — дивизию Себастиани. Эта дивизия ворвалась в деревню Содупе и, выдвинувшись дальше, встретила на высотах Гуэньес Блейка с двадцатью тысячами человек и тремя орудиями. Солдаты дивизии Себастиани тотчас вскарабкались на высоты, несмотря на беспокоящий огонь испанцев, которые стреляли издали, а затем убегали. Добравшись до вершины, они не смогли взять пленных, ибо испанцы, еще более прыткие, чем французские солдаты, убегали со всех ног на обратную сторону гор. Захватив позиции справа, французы опрокинули все преграды и на самой дороге, и десять тысяч испанцев на высотах слева, обойденные этим быстрым движением, оказались отрезаны от своего боевого корпуса. Маршал послал 28-й линейный полк через реку, чтобы тот зашел в тыл испанского корпуса, в то время как генерал Виллат будет атаковать его в лоб. Но французские войска так и не настигли повстанцев, отстреливающихся издали и быстро разбегавшихся. Французы понесли столь же незначительный ущерб, какой причинили сами. Всё же несколько сотен человек у неприятеля были убито и ранено. Куда больше солдат разбежались, забыв и думать о военном ремесле.

Утром 9 ноября Наполеон узнал, что неприятель пускается в бегство при одном только виде его возобновивших наступление войск, и уже без колебаний приказал маршалу Сульту прорываться к Бургосу со вторым корпусом и большей частью кавалерии. Легкой кавалерией этого корпуса, состоявшей из егерей и польских гвардейцев, командовал блистательный Лассаль; к нему также приписали дивизию Мило в составе четырех прекрасных драгунских полков. В целом эти силы представляли 17-18 тысяч пехотинцев и 4 тысячи всадников. Наполеону только что доложили о появлении войск Эстремадуры в Бургосе. Он предписал маршалу Сульту, не дожидаясь ни маршала Нея, ни гвардии, двигаться вперед, прорваться через корпус испанских войск, осмелившихся подойти так близко к нему, и захватить у них Бургос.

Десятого ноября, в четыре часа утра, Сульт двинул вперед свой армейский корпус по дороге из Монастерио в Бургос, с легкой кавалерией Лассаля и доблестной дивизией Мутона во главе, дивизией Бонне и драгунами Мило во второй линии, и дивизией Мерля в арьергарде. Около 12 тысяч человек корпуса Эстремадуры вышли из Бургоса к верховьям Эбро, направляясь во Фриас для прикрытия правого фланга генерала Блейка, согласно решению военного совета, проведенного в Туделе. Шесть тысяч человек этого корпуса оставались на Мадридской дороге у Аранды. Двенадцать тысяч, выставленные перед Бургосом, представляли собой, как и все испанские войска, мешанину из бывших линейных войск и добровольцев, хотя в их ряды входило и несколько батальонов валлонской и испанской гвардии, лучших солдат Испании. Войско это обладало многочисленной артиллерией, но командовал им неопытный маркиз Бельведер, выдвинувшийся против французов с самой безумной самонадеянностью.

На рассвете кавалерия Лассаля, двигаясь во главе армейского корпуса, натолкнулась на испанские аванпосты, обменялась с ними несколькими выстрелами из карабинов и отошла к дивизии Мутона, ибо перед ней были препятствия того рода, которые может одолеть только пехота. Слева от дороги, при приближении к Бургосу, протекает небольшая река Арлансон, несущая свои воды вдоль подножия лесистых высот Шартрезы; в центре дорога проходит через лес Гамональ, а справа от дороги располагаются высоты парка Вильямар, на которых стоит укрепленный замок Бургоса, а у подножия простирается сам Бургос. Испанцы расставили стрелков на высотах, справа и слева от этой позиции, основную часть пехоты — в лесу Гамональ, преградив дорогу, кавалерию — на опушке леса, а артиллерию выставили спереди. Выйдя на участок, Сульт двинул дивизию Мутона для атаки на лес Гамональ, представлявший самое главное препятствие.

Кавалерию он построил сзади, чтобы выпустить на испанцев, когда лес будет преодолен, а за ней — дивизию Бонне, чтобы захватить занятые неприятелем вершины, если испанцы окажут сопротивление.

Знаменитый маршал Мутон без колебаний двинул 2-й и 4-й легкие и 15-й и 36-й линейные полки на лес Гамональ. Плотный огонь испанской артиллерии тотчас уничтожил несколько французских линий, но французы, шагавшие со штыками наперевес, вошли в лес, преодолев сопротивление валлонских и испанских гвардейцев, и пересекли его в мгновение ока. При таком зрелище вся неприятельская армия разбежалась в полном беспорядке и с неслыханной быстротой, пробросав знамена, пушки и всё снаряжение. Идущие следом войска подобрали в лесу более двадцати орудий. Испанцы оставили окружающие высоты и бросились в Бургос и за Арлансон, убегая что было сил. Лассаль и Мило перешли Арлансон — вброд и по перекинутым через реку мостам — и галопом устремились на рассеявшихся солдат Эстремадуры, порубив саблями великое их множество. Пехота Мутона вошла в Бургос вслед за испанцами и завладела как городом, так и замком, который неприятель не позаботился привести в состояние обороны. Этот бой, завершенный одним ударом дивизии Мутона, доставил французам, вместе с Бургосом и его замком, 12 знамен, 30 орудий, около 900 пленных, помимо всех беглецов, уничтоженных и взятых в плен на равнине. Французские всадники порубили за Бургосом более двух тысяч человек.

Наполеон, которому не терпелось сделать Бургос осью своих операций, поспешил выдвинуть свою штаб-квартиру и И ноября уже вступил в Бургос. Во время пребывания в Витории он успел распорядиться о сооружении опорных пунктов в Миранде, Панкорбо и Бривьеске, представлявших собой полукрепости, способные вместить госпиталя, склады, хранилища боеприпасов, где маршевые колонны могли отдыхать, пополнять запасы провианта и оставлять в безопасности уставших и больных людей. Наполеон уже понял, со свойственной ему быстротой, что в стране, где регулярная армия неопасна, а основной вред причиняют нерегулярные войска, следует обеспечивать свои коммуникации, и не делал ни шага вперед, не потрудившись их укрепить.

По прибытии в Бургос он тотчас выдвинул легкую кавалерию генерала Лассаля на Лерму и Аранду, чтобы оттеснить испанцев к подножию Гвадаррамы и подготовить путь колоннам, которые должны были зайти в тыл испанским армиям. Выдвинув Лассаля прямо вперед, вправо на Вальядолид он передвинул две тысячи драгун Мило, с приказом рубить беглецов, брать пленных, низлагать власти, правящие от имени Фердинанда VII, и учреждать новые, от имени Жозефа. Но самым срочным делом, которое он и исполнил без промедления, предоставив войскам лишь день отдыха, было выдвижение Сульта со 2-м корпусом из Бургоса на Рейносу, в тылы Блейка. После овладения Бургосом настало время обрушиться вправо и влево на тылы испанских армий, и начать следовало с той, которой командовал генерал Блейк, поскольку именно его армия сейчас сражалась с французскими генералами. Наполеон приказал Сульту выступать форсированным маршем из Бургоса утром 12-го и передвинуться вправо назад, на Рейносу. От Рейносы маршал должен был двигаться на Сантандер, чтобы усмирить Астурию. В то же время Наполеон собирался подтянуть к себе через Виторию, где их дожидалась артиллерия, маршалов Лефевра и Виктора, как только они завершат свою операцию в Бискайе, и перебросить их на Мадридскую дорогу. Сульт, выдвигавшийся со всей артиллерией, которую мог не оставлять позади, ибо следовал большой дорогой, располагал всем необходимым для порученных ему операций. Наполеон в тот же день позаботился подготовить для него значительное подкрепление.

До Бургоса доходили слухи об англичанах, и тщательный допрос пленных выявлял присутствие англичан на Дорогах, ведущих из Португалии в Испанию. Другие говорили о высадке англичан в Ла-Корунье и их движении через Асторгу на Леон. Перехваченные письма содержали те же указания. Было очевидно, что с ними придется иметь дело на равнинах Старой Кастилии, хоть и неизвестно когда.

Наполеон не думал, что они уже близко, однако план британцев пунктуально выполнялся. Подразделения Джона Мура уже миновали Бадахос и Альмейду, а подразделение Дэвида Бэрда, принятое, наконец, в Ла-Корунье, двигалось на Луго и Асторгу. Но вопрос, насколько близко подошли англичане, был неважен Наполеону, который, напротив, желал, чтобы они зашли подальше и не смогли уже выбраться, и именно с таким расчетом отдавал распоряжения для атаки. Он решил присоединить к Сульту корпус Жюно, возвращенного из Португалии по морю, согласно Синтрской конвенции, которой англичане хотя и были недовольны, но которую честно исполнили. Он уже отдавал распоряжения, чтобы этот корпус был перевооружен, реорганизован и как можно скорее смог пополнить ряды действующей армии.

Он отправил из Бургоса новые приказы, чтобы его первая дивизия, дивизия генерала Делаборда, перешла Бидассон 1 декабря, вторая, дивизия генерала Луазона, тотчас выдвигалась следом, а третья дивизия, вверенная генералу Од еле, наименее подготовленная из всех трех, как можно скорее следовала за двумя первыми. Наполеон не сомневался, что корпус Жюно, уже закалившийся, попытается отомстить за сражение при Вимейру. В то время как корпуса Сульта и Жюно будут противостоять англичанам с фронта, он сможет из Мадрида, где он предполагал оказаться в ближайшее время, осуществить на их флангах и в тылах какой-нибудь маневр, который станет тем более решающим, чем дальше им дадут продвинуться. Поэтому в эту минуту он обеспокоился англичанами, появление которых было легко предсказуемо, лишь для того, чтобы подготовить средства позднее остановить их продвижение.

В то время как Наполеон посылал Сульта в Астурию, в тылы генерала Блейка, Лефевр и Виктор продолжали преследовать испанского генерала через Бискайю. Маршал Лефевр, не встретив серьезного сопротивления в Гуэньесе, 8-го вступил в Вальмаседу и выдвинул вперед, к Барсене, дивизию Виллата, предоставленную ему на несколько дней. Виктор, получив выговор за уход из Бискайи, вернулся к Вальмаседе и 9-го соединился с корпусом Лефевра, вознагражденный за свою ошибку возвращением дивизии Виллата и возможностью разбить уже деморализованного неприятеля. Он встретился с Ле-февром и обещал согласовывать свое движение с движением его корпуса. Но на следующий день, опасаясь соседства, которое снова могло лишить его дивизии Виллата, он поспешил оттеснить армию Блейка до самого входа в ущелья Бискайи, пересек их следом за ней и во второй половине того же дня вышел с другой стороны гор к Эспиносе. Этот город обладал важной позицией, ибо размещался в точке пересечения всех равнинных и горных дорог. Поэтому генерал Блейк дал себе труд остановиться и попытаться его отстоять. Поэтому и маршал Виктор дал себе труд сразиться за него, чтобы им завладеть; к тому же он надеялся, что в случае необходимости к нему присоединится Лефевр, хотя он его и оставил, не встретившись с ним и не предупредив его. Лефевр двигался той же долиной по параллельной дороге, но несколько левее и сзади, весьма задетый тем, что его соратник, отбыв неожиданно, ничего не передал ему по поводу операций, которые им надлежало выполнять совместно. К счастью, для сокрушения Блейка довольно было и одного из двух французских корпусов, пущенных за ним вдогонку, настолько плохо организованы были испанские войска и настолько неодолимы те, которые Наполеон только что ввел в Испанию.

Маршал Виктор, подойдя к Эспиносе-де-лос-Монтерос к середине 10 ноября, обнаружил там генерала Блейка, занявшего позиции на труднодоступных высотах. У Блейка оставалось 30—32 тысячи человек и 6 пушечных орудий, которые он получил из Рейносы, ибо не мог тащить с собой пушки через горы. На левом фланге Блейка располагались обрывистые лесистые высоты, в центре — открытый, но перегороженный участок, на правом фланге — возвышенное плато, не такое высокое, как высоты слева, но также заросшее лесом и вдобавок опирающееся на небольшую речку Труэбу, которая стекала с гор и опоясывала всю позицию сзади. Город Эспиноса, через который протекала Труэба, располагался прямо за центром испанской армии. Нужно было захватить одно из крыльев этой армии, оттеснить к центру и отбросить всех к Эспиносе, единственного моста которой было недостаточно для прохода убегающей армии. Поздний час и короткий ноябрьский день не позволял надеяться на выполнение всей операции за один день.

Генерал Виллат, двигавшийся во главе корпуса маршала Виктора, увидел испанскую армию на этой грозной позиции с ее шестью орудиями в центре линии. Испанцы выглядели уверенно, хотя и терпели одни поражения с начала операций. Генерал выдвинул вперед бригаду Пакто, состоявшую из 27-го легкого и 63-го линейного полков, приказал 27-му теснить испанцев на высотах, на которые опирался их левый фланг, а 63-му предписал построиться в боевые порядки перед их центром. Со второй бригадой он атаковал лесистое плато, на которое опирался правый фланг испанцев. Солдаты Ла Романы храбро защищали плато, но 94-й и 95-й из 2-й бригады преодолели все преграды, завладели плато, проникли в леса и вытеснили из них испанцев, опрокинув некоторых в Труэбу. Остальные упорядоченно отступили к центру, опиравшемуся на Эспиносу.

В то время как французская бригада слева вела горячий бой против правого фланга неприятеля, 27-й легкий правой бригады перестреливался с испанцами с подножия высот на их левом фланге, а 63-му пришлось несколько раз ходить в штыковую атаку, чтобы сдерживать их центр. Бой был трудным и с другими войсками мог бы стать рискованным, ибо 6-7 тысяч человек сражались против 30 тысяч. Но маршал Виктор, подведя дивизии Руффена и Лаписа, собирался даже завязать бой во всю мощь, когда туман, поднявшийся к пяти часам, скрыл обе армии друг от друга и вынудил их отложить окончание схватки. Испанцы, по своему обыкновению сочтя себя победителями, оттого что не были полностью разбиты, разожгли костры, испуская радостные крики и празднуя победу. Их радости не суждено было долго длиться.

На рассвете маршал Виктор возобновил сражение. Три его дивизии включали 1700—1800 боеготовых пехотинцев, и этого ему было более чем достаточно, чтобы выступить против тридцати с лишком тысяч испанцев.

Накануне он подменил сражавшиеся целый день 94-й и 95-й полки 9-м легким и 24-м линейным из дивизии Руффена, при поддержке 96-го линейного сзади. Этим трем полкам, сменившим бригаду Пюто, предстояло довершить победу левого фланга на плато, опирающемся на Труэбу. Первой бригаде дивизии Л аписа под командованием генерала Мезона, одного из самых бесстрашных и умных офицеров французской армии, было предписано поддержать 27-й на правом фланге, вытеснить испанцев с обрывистых лесистых высот и отбросить на Эспиносу, где им оставался для бегства только путь через городской мост. В центре Виктор выдвинул 8-й линейный из дивизии Лаписа на поддержку 63-му полку Виллата; 54-й, последний полк дивизии Лаписа, он оставил в резерве, чтобы выдвинуть туда, где в нем возникнет нужда.

На рассвете генерал Мезон выдвинул 16-й легкий, который, соперничая своим пылом с 27-м легким Виллата, вскарабкался под навесным огнем на высоты на правом фланге, захватил их в штыковой атаке, убил нескольких испанских генералов и множество офицеров и солдат и, при содействии 45-го, вскоре оттеснил испанцев на Эспиносу. В это время 63-й и 8-й теснили испанцев на пространном низинном участке в центре позиции. Преодолевая одну ограду за другой, французские солдаты прижали, наконец, испанцев к Эспиносе, в то же самое время, когда туда оттеснил их и генерал Мезон, и захватили шесть пушек.

Неприятеля, со всех точек оттесненного к Эспиносе, охватило ужасное смятение. Испанцы в беспорядке разбегались во все стороны, толпились на мосту и бросались в реку, пытаясь перейти ее вброд. Отступление превратилось в неслыханный разгон 30 тысяч перепуганных людей, в ужасе теснившихся перед мостом и в исступлении давивших друг друга. Французы, обстреливая сверху их плотные толпы и тесня их штыками, убили и ранили около трех тысяч человек, но в плен захватили лишь несколько сотен, ибо не могли угнаться за проворными горцами. Они потеряли убитыми и ранеными около 1100 человек и добились большего, чем захвата пленных, полностью дезорганизовав армию Блейка. Астурийцы убегали по дороге в Сантандер, остатки линейных войск

Л а Романы и Галисии бежали через Рейносу в Леон. Большинство же, побросав ружья, бежало через поля с решимостью никогда более не браться за оружие. Правда, храбрость могла вернуться к ним так же быстро, как их покинула, но с армией Леона и Галисии, собиравшейся перерезать линию операций французов в Мондрагоне, было покончено если не навсегда, то надолго.

В это время маршал Лефевр, выйдя из гор на равнину, подошел на звук стрельбы на помощь своему соратнику, от которого не получал никаких сообщений. Он появился вовремя, чтобы прикрыть левый фланг, но, не сочтя, что его поддержка необходима, двинулся по дороге в Вильяркайо, которая была ему предписана как кратчайший путь в Рейносу. По дороге он столкнулся с подразделением Блейка, отступавшим в этом направлении, атаковал его дивизией Себастиани, рассеял и захватил множество оружия, раненых и немного здоровых пленных и к вечеру 11-го добрался до Вильяркайо.

Маршал Виктор провел в Эспиносе остаток 11 ноября и весь день 12-го, ибо не мог вести дальше солдат, изнуренных переходом через горы. Генерал Блейк, добравшись 12-го до Рейносы, где находились все сборные пункты испанской армии, не стал там останавливаться и горными тропами ушел на дорогу в Леон.

Маршал Сульт, отбыв утром 13-го из Бургоса, наткнулся на отрад беглецов в 2000 человек, сопровождавший 42 телеги с ружьями, множеством багажа и ранеными, предоставил заботу уничтожить ее драгунам, которые устроили настоящую резню, и заночевал на пол пути к Рейносе. Он вступил в нее 14-го, обнаружил там всё снаряжение армии Блейка, 35 орудий, 15 тысяч ружей и огромное количество провианта, присланного англичанами. В Рейносе к нему присоединился маршал Лефевр, и, договорившись с ним, Сульт направился на Сантандер, двинувшись, согласно полученным приказам, усмирять Астурию.

Коммуникации были настолько затруднены, что Наполеон только в ночь на 14 ноября узнал о решающем сражении с армией Блейка в Эспиносе. Он ни минуты не сомневался в успехе, но с большим сожалением стал замечать, что победы в Испании вовсе не вели к результатам, которых он добивался с другими, — из-за невозможности угнаться за испанцами. Он был убежден, что маршал Сульт, даже если успеет вовремя в Рейносу, лишь довершит разгон армии Блейка и возьмет мало пленных. Оставалось надеяться только на сабли кавалеристов. Поэтому Наполеон послал генералу Мило приказ прочесать с драгунами все дороги Старой Кастилии и предписал другим дивизиям того же рода войск присоединиться к' генералу, дабы преследовать во всех направлениях и безжалостно рубить всех беглецов армии Блейка, каких только удастся настичь.

После уничтожения левого фланга испанцев следовало подумать об атаке на их правый фланг и поступить с ним так же, как поступили с левым. Наполеон приказал маршалу Виктору предоставить отдых 1-му корпусу в Эспиносе, убедиться, что Сульту осталось иметь дело только с беглецами и возвращаться в Бургос к штаб-квартире. Маршалу Лефевру он предписал расположиться в Каррионе с 9-10 тысячами оставшихся у него пехотинцев, отдохнуть там, подтянуть артиллерию и отставших и сформировать, таким образом, связь между маршалом Сультом, отбывшим в Астурию, кавалерией Мило, которой предстояло прочесывать равнину Кастилии, и штаб-квартирой, которая готовилась к действиям в направлении Аранды.

Поскольку к нему должен был вскоре присоединиться Виктор, а Лефевр оставался на связи с Сультом, Наполеон без колебаний расстался с Неем, отправив его в тылы Кастаньоса. Нею следовало быстро, но без спешки, двигаться на Аранду за огромной завесой кавалерии, растянувшейся по равнине до подножия Гвадаррамы, большой горной цепи перед Мадридом, отделяющей Старую Кастилию от Новой.

Кроме того, Наполеон рекомендовал маршалу Моисею не совершать никаких движений на Эбро, дабы Кастаньос ничего не заподозрил, но быть готовым действовать по первому сигналу. Он собрал в Логроньо оставшуюся позади дивизию Нея и, вернув ей артиллерию, оставил ей легкую кавалерию Кольбера и присоединил драгунскую бригаду генерала Дижона. Дивизии, полностью собранной в Логроньо, где она отдохнула, нужно было сделать только шаг для соединения с маршалом Монсеем. После соединения его армия должна была составить 30 тысяч солдат, в том числе старых и испытанных, чего было вполне достаточно, чтобы оттеснить Кастаньоса и Палафокса на Нея, зажать между двух огней и сокрушить. В случае успеха этого прекрасного маневра, корпус Кастаньоса должен был быть целиком захвачен, по крайней мере, настолько, насколько возможно захватить корпус в Испании, где солдаты разбегаются во все стороны, оставляя командиров. В то же время, при всем уважении к маршалу Монсею, Наполеон не полагался на его решительность в достаточной мере, чтобы доверить ему главное командование. При нем находился знаменитый Ланн, начавший поправляться после опасного падения с лошади, ему-то Наполеон и предназначал командование всеми объединенными на Эбро войсками. Таким образом, именно Ланну и Нею, двум железным маршалам, предстояло стиснуть и, вероятно, раздавить испанскую армию на ее правом фланге.

В то время как Наполеон разворачивал такую активность, центральная хунта Аранхуэса и окружавший ее двор генералов и роялистов-демагогов с удивлением и чрезвычайным волнением узнали о разгроме армии Блейка и маркиза Бельведера, будто этого события нельзя было предвидеть. Хунта не вполне подражала трусливым солдатам, которые, разбегаясь, убивали своих офицеров, обвиняя их в предательстве, но повиновалась чувству весьма схожему, безжалостно смещая побежденных генералов. Она объявила Блейка, лучшего из офицеров армии Галисии, недостойным командовать, и отплатила за его преданность увольнением. Так же она обошлась и с удачливым победителем Байлена Кастаньосом, самым здравомыслящим и умным из испанских генералов, сославшись на его нерешительность, ибо он противился всем безумным предложениям братьев Палафокс. В армии поговаривали, а в Аранхуэсе повторяли, что испанские ряды кишат предателями и что к Кастаньосу, как ни к кому, следует хорошенько присмотреться. Перехватываемые французскими авангардами письма пестрели подобными нелепицами. Поэтому командование у генералов Кастаньоса и Блейка было отозвано и вручено любимцу испанских демагогов маркизу Л а Романе, сбежавшему из Дании. Единое командование было бы превосходным учреждением, если бы в Испании нашелся генерал, способный сыграть эту роль, на которую, однако, при том состоянии повстанческих армий, Кастаньос был единственным кандидатом, но ему завидовали из-за Байлена и ненавидели его за здравомыслие. Тем не менее Ла Романа был неспособен принять командование, ибо вынужден был, посредством долгого и мучительного марша через заснеженные горы, отступить в Леон с 7—8 тысячами беглецов. Находясь в более чем в ста лье от Туделы, он никак не мог командовать центром и правым флангом. Итак, в ожидании Ла Романы командование пришлось сохранить за Кастаньосом.

Собрав в течение 15—17 ноября известия от всех корпусов и убедившись, что Сульт без затруднений вступил в Сантандер, Лефевр расположился в Каррионе, Виктор движется к Бургосу, а Ней прибыл в Аранду, Наполеон отдал последнему⁷ приказ передвинуться в Альмасан. По прибытии на место он предписывал ему наблюдать за Сорией и Калатаюдом, чтоб узнать, совершает ли Кастаньос попятное движение и какой дорогой — из Памплоны в Мадрид, или из Сарагосы в Мадрид — следует выдвигаться Ланну, чтобы, с тридцатью тысячами человек, зайти в тыл испанской армии. В тот же день Наполеон отправил едва державшегося на коне Ланна в Логроньо с приказом соединить там пехоту Лагранжа и кавалерию Кольбера и Дижона с войсками маршала Монсея, обрушиться на Кастаньоса и Палафокса и отбросить их на штыки маршала Нея.

Оба маршала тотчас начали исполнять предписанные движения. Ней, отбыв из Аранды 19-го, прибыл 20-го в Берлангу. Если в Испании всегда было трудно вести разведку на марше, то трудность многократно усилилась, стоило сойти с большой Мадридской дороги и углубиться в горный край Сории, простирающийся между Пиренеями и Гвадаррамой. Продвигаясь по этой редко посещаемой местности, где господствовали старые нравы Испании, Ней постоянно сталкивался с враждебностью и необщительностью жителей и более, чем где-либо, рисковал получить от них ложные сведения. При его приближении жители разбегались, а те немногочисленные, что оставались, говорили, что армии Кастаньоса и Палафокса доходят до 60 и 80 тысяч человек. Никто не говорил, отступает ли Кастаньос на Мадрид и если отступает, то через Сорию или через Калатаюд. Наполеон в своих инструкциях допускал и то и другое, и Ней впал в состояние крайней неуверенности. Его войска с дивизиями Маршана и Дессоля насчитывали лишь 13-14 тысяч человек, и при всем его бесстрашии Ней задавался вопросом, располагается ли он в действительности на пути отступления Кастаньоса и не предстанут ли перед ним совместно отступающие Кастаньос с Палафоксом с 60 или 80 тысячами человек. Поэтому он двигался, рассчитывая каждый шаг, прислушиваясь, оглядываясь и требуя от штаб-квартиры разведданных, которых не мог раздобыть сам. Двадцать первого он был в Сории с одной из своих дивизий, ожидая на следующий день прибытия второй, которой предписал совершить обход справа для получения новости из Калатаюда. Бесстрашный маршал колебался впервые в жизни, удивленный и смущенный противоречивыми слухами, которые собирал в этом краю невежества, преувеличений и авантюр. Однако время поджимало, ибо уже 22—23 ноября французские войска с Эбро должны были сразиться с Кастаньосом и Палафоксом.

Ланн отбыл из Бургоса 19-го и к вечеру уже был в Логроньо. Он приказал дивизии Лагранжа, кавалерии Кольбера и драгунской бригаде Дижона сконцентрироваться у Логроньо, а утром 21-го перейти Эбро и спуститься по правому берегу к Лодосе, откуда должен был выйти маршал Монсей. Отбыв в Лодосу, он виделся с Монсеем, временно помещенным под его командование, и предписал ему быть готовым вечером 21-го перейти реку в Лодосе, чтобы соединиться с войсками Лагранжа.

Инструкции Ланна были пунктуально исполнены, и вечером 21-го генерал Лагранж, спустившись по правому берегу Эбро, подошел к Лодосе, откуда выходил

корпус маршала Монсея. Ланн отдал под командование Лефевра-Денуэтта всю свою кавалерию, состоявшую из польских улан, кирасиров временных полков и драгун, легкой кавалерии генерала Кольбера и старых драгун, приведенных из Германии генералом Дижоном. Пехота состояла из дивизии Лагранжа, молодых войск маршала Монсея, к которым позднее добавили 14-й и 44-й линейные полки, и Вислинских легионов. Ланн расположил всех на биваке, чтобы выдвинуться наутро.

Двадцать второго ноября отправились в путь, двигаясь правым берегом Эбро к Калаорре. Ланн шел в авангарде с Лефевром-Денуэттом в сопровождении польских улан, наводивших на испанцев ужас. Двадцать третьего в три часа утра Ланн отдал приказ выдвигаться к Туделе. Дабы не терять времени, он отбыл галопом с Лефевром и польскими уланами на разведку, на тот случай, если неприятель остановится, чтобы дать сражение.

Испанские генералы долго спорили, какой план лучше принять, наступательный или оборонительный. В разгар пререканий их и настиг Ланн, и они были вынуждены принять сражение из-за криков испанской черни, называвшей их предателями. Положение было даже таково, что к утру 23-го арагонцы под командованием О’Нила еще не перешли Эбро в Туделе и между правым крылом, ими образованным, и оконечностью левого крыла, образуемого андалусийцами, было расстояние около трех лье. Кастаньос поспешил построить и тех и других для сражения на высотах перед Туделой.

Оказавшись перед этой позицией, Ланн заметил на своем левом фланге, на высотах перед Туделой и около Эбро, большое скопление испанцев. Это были как раз арагонцы, завершающие переход и прикрываемые многочисленной артиллерией. В центре, чуть ниже, он обнаружил еще множество испанцев, защищенных зарослями олив: это были валенсийцы, мурсийцы и кастильцы. Далеко справа можно было различить на равнине третье соединение: то были андалусийские дивизии Л а Пеньи и Гримареста, еще не подошедшие на линию. В целом войска составляли около 40 тысяч.

Ланн тотчас решил захватить высоты слева, затем прорвать центр неприятеля и двинуться вправо, на ту часть испанской армии, которая виднелась у Касканте и против которой он предполагал направить оставшуюся в арьергарде дивизию Лагранжа.

Он без промедления выдвинул дивизию Матье на высоты слева, опиравшиеся на Эбро, оставив в резерве дивизии Мюнье, Гранжана и Морло, чтобы они действовали в центре, когда наступит время. Кавалерия была развернута на равнине, частью повернувшись вправо, чтобы сдерживать левый фланг неприятеля у Касканте и дать время присоединиться дивизии Лагранжа.

Генералы Матье и Абер, выставив вперед батальон стрелков, выдвинулись во главе Вислинского полка и 14-го линейного, старого полка Эйлау, солдат которого не пугали сражения с испанцами. Как только стрелки оттеснили испанцев на высотах слева, генералы Матье и Абер построились в атакующую колонну и начали взбираться на высоты. Арагонцы ожесточенно оборонялись. Умело пользуясь артиллерией, они дрались за каждый холмик и убили довольно много французов. Однако после двухчасового боя дивизия Матье вынудила их отступить к Туде-ле. Увидев, что исход боя с этой стороны не оставляет более сомнений, Ланн выдвинул только что подошедшую дивизию Морло и, поддержав ее дивизией Гранжана, бросил обе в атаку на центр испанцев. Многочисленные препятствия на участке вынуждали дивизию Морло побеждать множество трудностей, но молодые и горячие солдаты их преодолели, потеряв всё же три-четыре сотни человек, и отбросили испанцев к Туделе.

С этой минуты началось всеобщее беспорядочное бегство, ибо испанцы, отброшенные с окружающих Туделу высот к городу и на простирающуюся за ним обширную равнину, поросшую оливами, разбежались в полном беспорядке, оставив множество погибших и раненых, значительное количество пленных, всю артиллерию и огромный парк боеприпасов и обозов.

Было три часа пополудни. Ланн приказал Монсею преследовать беглецов по Сарагосской дороге. Выйдя через прорыв в центре, между Туделой и Касканте, кавалерия галопом устремилась за беглецами по всем дорогам, проходящим через окружающие Сарагосу оливковые поля. Ланн с дивизией Мюнье и драгунами остался противостоять левому крылу испанцев, состоявшему из войск Ла Пеньи.

Кастаньос, подхваченный беспорядочным бегством, не смог соединиться со своим левым флангом. Ла Пенья остался один, с внушительной массой пехоты, и повел ее по равнине, где могла развернуться кавалерия. Ланн бросил на нее драгунскую бригаду Дижона, которая повторными атаками сдерживала ее до появления дивизии Лагранжа, которая, наконец, подошла в довольно поздний час. Расположив ее очень близкими эшелонами, генерал Лагранж тотчас двинулся в атаку на Касканте, лично ведя в бой 25-й легкий, который штыками опрокинул дивизию Ла Пеньи и отбросил ее на Борху, вправо от Сарагосской дороги. Лагранж получил пулевое ранение в руку.

Ночь положила конец сражению, которое перешло в беспорядочное массовое бегство неприятеля. Арагонцы были отброшены на Сарагосу, андалусийцы на Борху, а через Борху на Калатаюдскую дорогу. Французы захватили не менее 40 орудий и 3000 пленных, около 2000 убитых и умирающих испанцев остались на поле боя. Как и в Эспиносе, главным итогом сражения стало полное рассредоточенье армии неприятеля.

На следующее утро Ланн не смог более выносить утомление верховой ездой, ибо слишком рано сел на лошадь. Он поручил Монсею продолжить преследование арагонцев до Сарагосы. Дивизию Лагранжа, командир которой был ранен, он вверил доблестному Матье, присоединил к ней дивизию Мюнье, драгун, польских улан и приказал этим войскам, помещенным под верховное командование генерала Матье, неотступно преследовать Кастаньоса по дороге из Сарагосы в Мадрид. Хотя ему ничего не было известно о марше Нея, Ланн надеялся, что андалусийцы столкнуться с ним на пути и расплатятся под его ударами за Байленское сражение.

К сожалению, Ней, продолжая пребывать в неуверенности и не зная, в каком направлении ему выдвигаться, в Туделу или в Калатаюд, ожидая от штаб-квартиры дальнейших приказов, которые не появлялись, провел в Сории не только 22-е в ожидании своей второй дивизии, но и 23-е и 24-е, в ожидании новостей. Последние данные о численности войск Кастаньоса, собранные в Сории, повергли его в подлинное смятение. Ему сообщили, что у Кастаньоса 80 тысяч человек и что Ланн разбит. Введенный в заблуждение подобными слухами, отважный маршал решил на сей раз не рисковать. Он выступил 25 ноября, по повторным настояниям штаб-квартиры, и 26-го был в Тарасоне, где, наконец, с великим сожалением узнал о заблуждении, в которое впал, и об упущенных возможностях. С ним произошло то, что происходило тогда со всеми французскими военачальниками, доверявшими ложным сообщениям испанцев, против которых тщетно предостерегал их Наполеон.

Маршал соединился с Монсеем, весьма ослабленным отбытием дивизий Лагранжа и Мюнье. Ней, желая принести пользу хотя бы своим присутствием на месте, договорился с Монсеем помочь ему в окружении Сарагосы, где заперлись братья Палафоксы и арагонские беглецы. В это время генерал Матье с быстротой и мощью теснил остатки войск Кастаньоса, в беспорядке отходившие на Калатаюд. Больной Ланн остался в Туделе.

Только 26 ноября Наполеон получил известие о доблестном поведении Ланна в Туделе, о разгоне испанских армий центра и правого фланга и о невыполнении Неем предписанного ему движения. Считая маршала одним из лучших воинов своего времени, Наполеон приписал его заблуждение только ложным представлениям французских генералов об Испании и испанцах, и хотя задуманный им прекрасный маневр через Сорию не удался, он тем не менее счел регулярные армии Испании уничтоженными, а дорогу на Мадрид открытой. Арагонцы Палафок-са были способны теперь только защищать Сарагосу. Андалусийцы Кастаньоса, в количестве 8-9 тысяч, отступали на Калатаюд и могли лишь пополнить гарнизон Мадрида, отступив к столице через Сигуэнсу и Гвадалахару. Маркиз Ла Романа с 6-7 тысячами беглецов, лишенными всего необходимого, с трудом пробирался в Леон через заснеженные горы. На дороге в Мадрид теснились теперь только остатки армии Эстремадуры, жестоко разбитой у Бургоса.

Итак, остановить Наполеона могла английская армия, о которой до него доходили самые смутные и неопределенные известия. Но эта армия была сама еще не в состоянии что-либо предпринять. Джон Мур прибыл в Саламанку с 13-14 тысячами пехотинцев, изнуренными долгим маршем и непривычными лишениями. У генерала Мура не было с собой ни лошадей, ни пушек, ибо его кавалерия и артиллерия, в сопровождении одной пехотной дивизии, следовали дорогой из Бадахоса в Талаверу. Дэвид Бэрд, высадившийся в Ла-Корунье с 11-12 тысячами человек, неуверенно продвигался к Асторге и находился еще в 60—70 лье от своего главнокомандующего. Эти три колонны пока не знали, каким образом воссоединятся, и каждая из них по отдельности не была способны к боевым действиям и не желала их. Англичане чувствовали себя весьма обескураженными тем, что видели вокруг, ибо, вместо того чтобы встречать их с энтузиазмом, испанцы Старой Кастилии, перепуганные разгромом Блейка и покорявшиеся простому эскадрону французской кавалерии, встречали их холодно, и добиться от них чего-либо можно было лишь в обмен на золотые соверены или серебряные пиастры. Благоразумный Мур писал своему правительству, пытаясь вывести его из заблуждения насчет испанского восстания и показать, что английскую армию втянули в опасную авантюру.

Все эти обстоятельства Наполеону не были известны, он знал только о движении англичан из Португалии и Галисии и упорно держался плана заманить их вглубь полуострова, окружить с помощью какого-нибудь великого маневра, в то время как оставленные в его тылах Сульт и Жюно будут удерживать их с фронта. Лучшим центром для такого рода операций становился Мадрид, и это была еще одна причина, чтобы без промедления двинуться к столице. Наполеон отдал соответствующие приказы, как только стало известно о бое в Туделе.

Прежде всего он предписал маршалу Нею оставить Сарагосу и двигаться на Мадрид той же дорогой, что и Кастаньос, преследуя его до тех пор, пока у испанского генерала не останется ни одного человека. Генералу Матье, который преследовал Кастаньоса с частью войск маршала Монсея, он предписал остановиться и вернуть маршалу его войска, чтобы тот мог возобновить осаду Сарагосы. Он вновь послал генералу Сен-Сиру, которому было поручено усмирение Каталонии, приказ ускорить операции по снятию блокады с Барселоны.

Покончив с диспозициями на левом фланге, Наполеон отправил на свой правый фланг следующие инструкции.

Маршал Лефевр, располагавшийся в Каррионе для связи центра французской армии с маршалом Сультом, которому было поручено усмирение астурийцев, должен был последовать общему движению на Мадрид и передвинуться с драгунами Мило на Вальядолид и Сеговию, дабы прикрыть правый фланг штаб-квартиры. Жюно, первая дивизия которого была на подходе, должен был ускорить марш, чтобы сменить Лефевра на южной стороне гор Астурии, где вскоре должен был вновь появиться Сульт, после усмирения Астурии. Этим двум корпусам, один из которых под командованием Бессьера раньше покорял Старую Кастилию, а другой, под командованием Жюно, — Португалию, предстояло, объединившись под командованием Сульта, иметь дело с англичанами поначалу в Старой Кастилии, а затем, возможно, и в Португалии, в зависимости от хода операций. Наконец, поскольку в Байонну начал прибывать 5-й корпус, последним покинувший Германию, Наполеон приказал его командующему, Мортье, занять Бургос, который оставался пустующим вследствие перевода штаб-квартиры в Мадрид.

Урегулировав положение на флангах и в тылах, Наполеон направился прямо в столицу Испании. С ним был только корпус маршала Виктора, Императорская гвардия и часть кавалерийского резерва, то есть менее сорока тысяч человек. Но их было более чем достаточно против неприятеля, с каким предстояло иметь дело, чтобы открыть ворота испанской столицы.

Выдвинув поначалу Виктора влево от Мадридской дороги, для поддержки тылов Нея, Наполеон вернул его через Айльон и Риасу на эту дорогу в том самом месте, где она начинает идти в гору, пересекая Гвадарраму. Он уже отправил ранее к подножию Гвадаррамы Лассаля с легкой кавалерией, а затем драгун Ла Уссе и Латур-Мобура и гвардию. Наконец, 23-го Наполеон и сам отбыл из Бургоса в Аранду.

После разгрома в Бургосе столица осталась без прикрытия, но Аранхуэсская хунта, еще не представляя, в своем самонадеянном невежестве, что Наполеон может в скором времени двинуться на нее, удовольствовалась отправкой в ущелье Гвадаррамы последних сил, имевшихся в Мадриде. Таким образом, на вершине Гвадаррамы, в тесном ущелье, через которое можно пройти с одного склона на другой, собрались остатки армии Эстремадуры и дивизии Андалусии, находившиеся в Мадриде. Эти силы, составлявшие около 12-13 тысяч человек, были помещены под командование умелого и храброго офицера, дона Бенито Сан-Хуана. Тот расположил авангард в три тысячи человек в городке Сепульведа у подножия склона, к которому французы должны были подойти, а оставшиеся девять тысяч расставил в проходе Сомосьерра в глубине ущелья. Часть его людей, расставленных справа и слева от дороги, должны были остановить французских солдат перекрестным ружейным огнем. Другие преграждали дорогу в самом труднопроходимом месте ущелья батареей из шестнадцати орудий.

Двадцать ноября Наполеон прибыл к подножию Гвадаррамы и устроил свою штаб-квартиру в Босегильясе. Прибыв в Босегильяс в полдень, он сел на коня, отправился в ущелье Сомосьерра, осмотрел его и утвердил следующие диспозиции для утра. Он предписал дивизии Лаписа передвинуться вправо и на рассвете захватить Сепульведу, а дивизии Руффена — в ту же минуту начинать подъем на Гвадарраму до самого прохода Сомо-сьерры. Девятому легкому полку назначалось следовать от высоты к высоте по правому склону ущелья, а 24-му линейному — по левому, преодолевая, таким образом, заграждения, выставленные по обе стороны дороги. Прямо по дороге должен был двигаться колонной 96-й, за ним — гвардейская кавалерия и Наполеон с Главным штабом.

Хотя погода в это время года стояла превосходная, солнце показывалось лишь к середине дня. С шести до девяти часов утра густой туман укутывал местность, особенно в ее гористой части. Приказав атаковать Сепульведу в шесть часов утра, Наполеон рассчитывал завладеть этой вспомогательной позицией к девяти, когда колонна, отправленная к Сомосьерре, доберется до вершины перешейка. Таким образом, он рассчитывал благодаря туману добраться до ущелья незамеченным и начать бой наверху, когда он уже закончится внизу.

Наутро посланная к Сепульведе колонна едва успела к ней подойти. Три тысячи человек, которым назначалось оборонять ее, в беспорядке разбежались, устремившись к Сеговии, на соединение с другими беглецами маркиза Бельведера.

Колонна, взбиравшаяся по склонам Сомосьерры, незамеченной подобралась совсем близко к позициям неприятеля. Внезапно туман рассеялся, и испанцы немало удивились, обнаружив, что их атакуют и справа, и слева. Теснимые с позиции на позицию, они слабо защищали оба склона. Но основная часть их соединения находилась на самой дороге, прикрытая шестнадцатью орудиями, которые вели смертоносный огонь по двигавшейся колонне. Желая показать солдатам, что, имея дело с испанцами, следует пренебрегать опасностью и идти напролом, Наполеон приказал гвардейской кавалерии галопом смести всё на своем пути. Генерал Монбрен, блестящий кавалерийский офицер, двинулся вперед во главе польской легкой кавалерии — молодого элитного войска, которое Наполеон сформировал в Варшаве, дабы в его гвардии были представлены все нации и все мундиры. С этими молодыми храбрецами генерал Монбрен галопом устремился на батарею испанцев, навстречу ужасающему ружейному и картечному огню. Первый эскадрон рассеялся, потеряв тридцать-сорок всадников, но следующие за ним эскадроны, перепрыгивая через раненых, добрались до батареи, порубили саблями артиллеристов и захватили все шестнадцать орудий. Остальная кавалерия устремилась вдогонку за испанцами за перевал и спустилась вслед за ними на обратный склон Гвадаррамы. Напрасно доблестный Сан-Хуан, получивший несколько ранений и весь залитый кровью, пытался удержать своих солдат. Как в Эспиносе и в Туделе, они обратились в беспорядочное бегство. Французы захватили знамена, артиллерию, двести ящиков с боеприпасами и почти всех офицеров.

К вечеру вся кавалерия вместе со штаб-квартирой прибыла в Буйтраго. Наполеон поспешил выдвинуть ее к воротам Мадрида и перебраться туда сам, чтобы попытаться взять великую столицу, употребив одновременно и убеждение, и силу, ибо желал избавить ее от ужасов взятия штурмом.

При известии о взятии Сомосьерры безумная самонадеянность испанцев внезапно испарилась и хунта поспешила перебраться из Аранхуэса в Бадахос. Удаляясь, она заявила о. решении подготовить на юге полуострова средства сопротивления, о силе которых, говорила она, достаточно свидетельствовал Байлен. Тем не менее хунта все-таки попыталась отстоять Мадрид. Непримиримая и анархическая часть населения также хотела этого, требуя уничтожения всякого, кто посмеет говорить о капитуляции. Временная хунта, в которой заседали люди самого разного сорта, поручила Томасу де Морле и маркизу де Кастеллару организовать оборону столицы. В Мадриде оставалось 3—4 тысячи солдат регулярных войск, но к ним присоединились фанатики, как городские, так и сельские, которые требовали и получили оружие, бесполезное, впрочем, в их руках для спасения столицы и представляющее угрозу только всем честным людям. Жители столицы под руководством военных наспех проделали некоторые приготовления к защите города. В Мадриде отсутствовали фортификации, его окружала простая стена без бастионов и земляных укреплений. В этой городской стене проделали бойницы, забаррикадировали ворота и разместили там пушки. Особенно позаботились укрепить таким образом ворота Алькалы и Аточи, выходившие на большую дорогу, по которой должны были подойти французы. Позади ворот вырыли рвы, а на прилегающих улицах возвели баррикады.

Напротив ворот Алькалы и Аточи возвышаются замок и парк Буэн-Ретиро, отделенные от города знаменитым променадом Прадо. В крепостной стене Ретиро проделали бойницы, насыпали несколько валов, притащили пушки и разместили там в качестве гарнизона толпу фанатиков, способных скорее опустошить замок, нежели защитить.

Женщины наравне с мужчинами выбирали булыжники из мостовых и поднимали их на крыши домов, чтобы закидывать ими осаждающих. День и ночь звонили в колокола, дабы население не теряло бдительность. Герцог Инфантадо тайно покинул Мадрид, чтобы найти армию Кастаньоса и привести ее к столице.

Наполеон подошел к стенам Мадрида утром 2 декабря, во главе конной гвардии, драгун Л а Уссе и Латур-Мобура. Императорской конницей командовал маршал Бессьер, герцог Истрийский. Предавшись минутному созерцанию столицы Испании, император приказал Бессьеру послать в город офицера своего штаба с требованием открыть ворота. На пропущенного в город парламентера накинулась толпа, и несчастного растерзали бы, если бы его не спасли солдаты, почувствовавшие, что в их интересах уважать законы войны. Хунта отправила с отрицательным ответом испанского генерала. Но главари черни потребовали, чтобы генерала сопровождали тридцать человек из народа, не для защиты, а для присмотра за ним, ибо яростная чернь повсюду подозревала предательства. В подобном окружении испанский посланец и предстал перед Главным императорским штабом, и по его стесненному поведению нетрудно было догадаться, какой тирании подвергается он сам и все честные жители Мадрида в эту минуту. Его отослали, вместе с его прискорбным эскортом, объявив, что вскоре будет открыт огонь.

У Наполеона была с собой только кавалерия, прибытие пехоты ожидалось к концу дня. Он сам произвел рекогносцировку вокруг Мадрида и подготовил план атаки, который подразделялся на несколько последовательных операций. В промежутках между ними он намеревался предъявлять повторные требования капитуляции, дабы покорить Мадрид в большей степени запугиванием, нежели использованием военных средств.

К концу дня прибыли дивизии Виллата и Лаписа из корпуса маршала Виктора, и Наполеон составил диспозиции для захвата Буэн-Ретиро на востоке и ворот Л ос Посос, Фуэнкарраль и Дель Дуке на севере Мадрида. Вечером войска заняли позиции. Генерал Сенармон подготовил артиллерию для обстрела стен Буэн-Ретиро, и всё было готово к первой атаке. Генерал Мезон, которому были поручены ворота Л ос Посос, Фуэнкарраль и Дель Дуке, предварительно захватил все внешние укрепления перед ними, но, дойдя до ворот, остановился, ожидая сигнала к атаке.

На рассвете Наполеон расположился на высотах, так что Буэн-Ретиро оказался от него слева, а ворота — справа, и подал сигнал к атаке. Как только утренний туман уступил место сверкающему солнцу, генерал Вил-лат, которому было поручено действовать слева, двинул на Буэн-Ретиро свою дивизию. Генерал Сенармон разрушил пушечными выстрелами стены прекрасного парка, пехота вступила в него со штыками наперевес и быстро вытеснила оттуда четыре тысячи человек, которые якобы его защищали. Почти не встретив сопротивления, французские колонны, без труда пройдя через Буэн-Ретиро, вышли прямо на Прадо. Этот великолепный променад простирается от ворот Аточа до ворот Алькала, подводя к ним с обратной стороны. Французские войска завладели этими воротами и оснащавшей их артиллерией. Затем элитные роты устремились на первые баррикады улиц Аточа, Сан-Херонимо и Алькала и захватили их, несмотря на самый горячий ружейный огонь. Пришлось взять приступом несколько дворцов на этих улицах и уничтожить их защитников.

Справа генерал Мезон атаковал ворота Фуэнкарраль, Дель Дуке и Сан-Бернардино, дабы добраться до большого здания, служившего квартирой гвардейцев и стены которого, прочные, как стены крепости, были способны выдержать пушечный обстрел. Под ужасающим огнем ему удалось проникнуть в город и окружить дом со всех сторон. Поскольку полевая артиллерия не смогла проломить его стены, генерал Мезон выдвинул подразделение саперов, дабы обрушить ворота топорами. Но нагроможденные за воротами завалы делали их штурм невозможным. Тогда генерал приказал направить из всех окружающих домов мощный ружейный огонь. Уже две сотни человек, убитыми и ранеными, были сражены перед этим грозным зданием, когда Наполеон приказал остановиться, перед тем как начинать генеральный штурм.

Он завладел шротами Фуэнкарраль, Дель Дуке и Сан-Херо-нимо, атакованными генералом Мезоном, воротами Алькалы и Аточи, атакованными генералом Виллатом, и ему хватило бы артиллерии на высотах Буэн-Ретиро, чтобы вскоре уничтожить весь несчастный город. Между тем в 11 часов утра он приостановил атаки и послал хунте новый ультиматум, объявив, что всё готово для уничтожения города, если он будет продолжать сопротивление, но что французский император, хотя и готов преподать ужасный урок испанским городам, закрывающим перед ним ворота, предпочитает, чтобы Мадрид капитулировал благодаря благоразумию его правителей.

Взятие Буэн-Ретиро и восточных и северных ворот произвело на защитников Мадрида сильное впечатление. Ни один благоразумный человек уже не сомневался в последствиях штурма, и ярость фанатиков начала постепенно испаряться. Невозможность сопротивления была столь очевидной, что сама хунта, хоть и разделившись, признала большинством, что следует покориться. Она послала к Наполеону Томаса де Морлу, чтобы возвестить ему о капитуляции Мадрида на некоторых незначительных условиях. В эту ночь на 4 ноября маркиз де Кастеллар пожелал уйти со своими войсками как от милости, так и от суровости победителя, и вышел из города через западные и южные ворота, не занятые французами. На следующий день, хотя отдельные фанатики еще испускали яростные крики, войска получили и приняли предложение прекратить сопротивление, и городские ворота были сданы генералу Бельяру. Французская армия завладела основными кварталами и расположилась в больших зданиях Мадрида, в частности, в монастырях, которые должны была содержать ее по требованию Наполеона. Наполеон приказал приступать к всеобщему и немедленному разоружению. Не соблаговолив лично вступить в Мадрид, он поселился вместе с гвардией в Чамартине, в небольшом сельском доме, принадлежавшем семье герцога Инфантадо. Жозефу он предписал перейти Гвадарраму и перенести свою резиденцию в королевский дворец Пардо, расположенный на расстоянии 2-3 лье от Мадрида. Прежде чем вернуть Мадриду гражданский режим и новую монархию, он хотел навести на него ужас продолжительной военной оккупацией.

Прибегая не к жестокости, а только к запугиванию, Наполеон хотел поместить нацию между благодеяниями, которые он ей нес, и страхом ужасных наказаний для тех, кто будет упорствовать в неповиновении. Он приказал конфисковать имущество герцогов Инфантадо, Осуны, Альтамиры, Медина-Чели, Санта-Круза, Ихара, князя Кастельфранко и Севальоса. Двое последних наказывались за то, что, согласившись служить Жозефу, затем оставили его. Наполеон был полон решимости применять особо суровые меры в отношении тех, кто переходил из одного лагеря в другой и к законному сопротивлению присоединял беззаконие предательства. Его намерением было не покарать, а запугать, путем временной отправки в тюрьму. Он также приказал арестовать и препроводить во Францию президентов и королевских уполномоченных Совета Кастилии. Точно так же Наполеон поступил в отношении некоторых народных вожаков, причастных к убийству французских солдат и испанцев. В то же время он повторил приказ приступить к полному и всеобщему разоружению.

Разворачивая внешне строгие меры, он одновременно хотел поразить основную массу испанского народа мыслью о благодеяниях, которые доставляло ему французское владычество. Целым рядом декретов Наполеон постановил упразднить внутренние таможни между провинциями, низложить всех членов Совета Кастилии и немедленно заменить его кассационным судом, упразднить суды инквизиции, запретить владение более чем одним коман-дорством, отменить все феодальные права и сократить на треть количество действующих в Испании монастырей.

Издав эти декреты, он объявил явившимся к нему депутациям, что сам не собирается вступать в Мадрид, будучи в Испании лишь иностранным генералом, командующим союзнической армией новой династии; что короля Жозефа он вернет испанцам лишь тогда, когда сочтет их достойными обладать им, и лишь после того, как все главы семейств принесут ему клятву верности на Евангелиях в приходах Мадрида; что в противном случае он не станет навязывать испанцам монархию, которой они не желают, но, завоевав их, воспользуется в их отношении правами победителя и распорядится их страной так, как ему заблагорассудится, и, вероятно, расчленит ее, забрав себе то, что сочтет нужным для присоединения к территории Франции.

Помимо этого он занялся организацией армии для Жозефа. Он приказал брату собрать в один полк из нескольких батальонов всех германцев, неаполитанцев и других иностранцев, давно служивших в Испании и только и желавших начать вновь получать жалованье. Этот полк должен был назваться Королевским иностранным и иметь в своем составе около 3200 человек. Испанских швейцарцев, сохранивших верность или готовых вернуться к Жозефу, Наполеон приказал собрать в полк, который предполагал назвать полком Рединга, по имени генерала Теодора Рединга, всегда проявлявшего себя достойно. Можно было надеяться, что в этот полк вступит 4800 человек. Наполеон предписал также набрать в полк под названием Королевский полк Наполеона всех испанских солдат, которые перешли на сторону Жозефа, в предполагаемом количестве 4800 человек, и, наконец, в Королевскую гвардию — тех французов, которые после Байлена перешли на службу к Кастаньосу, дабы избежать плена. Предполагалось, что в соединении с новобранцами из Байонны они составят около 3200 человек. Этот первый костяк в 16 тысяч солдат мог стать реальной силой, если солдатам будут хорошо платить и займутся их организацией.

Приняв эти меры, Наполеон вернулся к военным диспозициям для полного покорения Иберийского полуострова.

Он привел в Мадрид корпус маршала Виктора, состоявший из дивизий Лаписа, Виллата и Руффена, Императорской гвардии и наибольшей части драгун. Вследствие слухов о том, что корпус Кастаньоса отступал через на Мадрид, он выслал дивизию Руффена и бригаду драгун к мосту Алькалы. В самом деле, корпус Кастаньоса, жестоко преследуемый генералом Матье с дивизиями Мюнье и Лагранжа и польскими уланами, беспощадно атакованный в Бубьерке, где понес значительные потери, в беспорядке отходил на Гвадалахару, насчитывая в своих рядах уже не более 9-10 тысяч человек вместо 24 тысяч, входивших в его состав при Туделе. После отстранения Кастаньоса, он перешел под командование генерала Ла Пеньи. Уставшие от смены командиров, озлобленные поражениями и страданиями, солдаты взбунтовались и решительно выбрали своим военачальником герцога Инфантадо, тайно выехавшего, как мы сказали, из Мадрида, за подкреплением защитникам столицы. Вступление французов в Мадрид и присутствие дивизии Руффена с драгунами у моста Алькалы не оставляли этой бывшей армии центра иного выхода, кроме отступления на Куэнку. Там ее могли потревожить не ранее, чем французы двинутся на Валенсию, что не могло случиться в ближайшее время.

Наполеон, узнав об уходе армии центра, на три четверти рассеянной, подтянул к себе дивизию Руффена, предназначив ее для преследования армии Эстремадуры. Обеспечив свой левый фланг и отбросив на Куэнку бывшую армию Кастаньоса, он хотел обеспечить и правый фланг, оттеснив за Талаверу остатки армии Эстремадуры, сражавшиеся в Бургосе и Сомосьерре. Он отправил дивизии Руффена и Виллата с легкой кавалерией Лассаля и драгунами Ла Уссе и оставил в Мадриде дивизию Лаписа и Императорскую гвардию. Лассаль помчался на Аранхуэс и Толедо, а драгуны — на Эскориал, чтобы оттеснить разрозненные остатки армии Эстремадуры. Эта армия пришла в полный беспорядок уже в самом начале отступления. Всё стало еще хуже, когда она вкусила сабель французских всадников. Испанцы разбились на отдельные банды, неспособные сражаться и предававшиеся грабежу и разбою в собственной стране. Генерал Лассаль, вскоре прибыв в Талаверу во главе своих эскадронов, отбросил эти недисциплинированные отрады к мосту через Тахо. Укрепленный мост мог быть захвачен только пехотой, и генерал Лассаль остановился у него, ожидая новых приказов Наполеона.

В то время как французы оттеснили армию Палафокса на Сарагосу, армию Кастаньоса на Куэнку, армию Эстремадуры на Альмарас, армию Блейка на Леон и Астурию и за несколько дней вновь овладели половиной Испании, англичане, которым обещали победоносную кампанию, пребывали в самом затруднительном положении, ибо им до сих пор не удалось воссоединить свои подразделения. Единственный прогресс, достигнутый ими в этом отношении, состоял в воссоединении пехоты, подошедшей через Сьюдад-Родриго и Саламанку, с артиллерией и кавалерией, подошедшими через Бадахос и Талаверу под началом генерала Хоупа. После этого воссоединения армия генерала Мура насчитывала около 19 тысяч человек. Но ему оставалось еще соединиться с Дэвидом Бэрдом, прибывшим в Асторгу примерно с 11 тысячами человек. Желание уйти от опасности и соединиться с Бэрдом внушило Муру спасительную мысль покинуть линию отступления в Португалию и перейти на линию отхода в Галисию, что доставляло ему два преимущества: увеличение сил на треть и приближение к надежному порту погрузки. Потому он решил двигаться на Бенавенте, приказав Бэрду двигаться туда же из Асторги. Несчастному Муру обещали радушный прием, ресурсы всякого рода и легкие победы, но оказалось, что испанцы терпели одно поражение за другим, разбегались во всех направлениях и не способны были прокормить даже самих себя. Генерал Мур пребывал в состоянии неописуемого удивления, недовольства и даже отвращения и считал необходимым перейти к отступлению. Впрочем, ни одну из этих прискорбных истин он не скрывал от своего правительства.

Наполеон поначалу не занимался англичанами, потому что хотел прежде уничтожить испанские армии, предоставив британцам зайти на Иберийский полуостров поглубже, чтобы затем наверняка окружить и разбить их. Между тем, узнав из движений своей кавалерии на Талаверу, что англичане находятся между Талаверой, Авилой и Саламанкой и что от Тахо они дошли до линии Дуэро, он почувствовал, что настало время действовать против них, и распорядился собрать силы, необходимые для их полного уничтожения.

Наполеон приказал маршалу Лефевру передвинуться из Вальядолида в Эскориал, что приближало его к Мадриду. Ему следовало занять позицию между Эскориалом, Толедо и Талаверой, тогда в Мадрид можно было бы подтянуть корпус маршала Виктора. Лефевр получил, наконец, польскую дивизию, остававшуюся до сих пор позади, и голландцев, оставленных на некоторое время на побережье Бискайи. С драгунами Мило и кавалерией Лассаля ему предстояло сформировать правый фланг армии у Талаверы численностью около 15 тысяч человек.

Готовясь напасть на англичан, стойкость которых была ему известна, Наполеон хотел располагать одним из своих лучших корпусов, под командованием одного из самых энергичных своих маршалов. Это был 6-й корпус, и командовал Ней. Наполеон упрекал Нея в медлительности выдвижения на Сорию и хотел возместить ущерб за свой упрек, дав ему разгромить англичан. Он уже вызвал Нея из Сарагосы, поручив по пути оттеснить Кастаньоса, и предписал ему ускорить движение, дабы он мог недолго отдохнуть в Мадриде, прежде чем передвинуться на Тахо или Дуэро.

Итак, Наполеон намеревался собрать в Мадриде корпуса Виктора, Лефевра, Нея, Императорскую гвардию и значительную часть кавалерии, что позволяло ему вскоре нанести решающий удар. Вызов в Мадрид маршала Нея со всем 6-м корпусом, включая дивизию Лагранжа, временно передававшуюся маршалу Монсею для боя в Туде-ле, лишал последнего возможности продолжать осаду Сарагосы, ибо у него уже недоставало сил для атаки на город. Наполеон отдал маршалу Мортье приказ повернуть с 5-м корпусом и занять позицию на Эбро, дабы прикрыть осаду Сарагосы, предоставив, однако, заботу об атаках исключительно маршалу Монсею.

Прекрасная дивизия Делаборда, первая дивизия генерала Жюно, только что прибыла в Виторию. Наполеон предписал ей Бургос. Затем он приказал дивизии Оделе, второй дивизии Жюно, двигавшейся непосредственно за первой, идти в том же направлении как можно скорее. Драгуны Лоржа, сопровождавшие 5-й корпус, были направлены туда же, а драгуны Милле подтянуты к Мадриду. Маршалу Сульту Наполеон предписал марш, сообразный всем этим передвижениям. Маршал вступил в Астурию и, гоня перед собой остатки армии астурийцев, вернувшихся от стен Эспиносы, продвинулся до лагеря Колом-брес. После многократных горячих боев Сульт собрал некоторое количество пленных и множество боеприпасов и товаров, завезенных англичанами в порты Кантабрии. Наполеон предписал ему перейти через горы в королевство Леон, где, соединившись с корпусом Жюно и драгунами Лоржа и Милле, он должен был противостоять англичанам, если они двинутся на правый фланг французов, или теснить их, если они будут отступать перед войсками из Мадрида или даже двигаться вслед за ними в Португалию. Таким образом, с тремя армейскими корпусами, Императорской гвардией и огромной кавалерией в Мадриде, а также с двумя армейскими корпусами и большой кавалерией за правым флангом Наполеон был готов действовать против англичан на всех направлениях и преследовать их повсюду, куда бы они ни отступили. Для начала новых операций он ожидал лишь прибытия маршалов Лефевра и Нея.

В это время в Арагоне и в Каталонии происходили другие события. В Арагоне маршал Монсей был лишен средств эффективно действовать против Сарагосы. Правда заботами генерала Лакоста в это время была приведена из Памплоны в Туделу, а из Туделы — по Арагонскому каналу — в Сарагосу тяжелая артиллерия. Арагонцы, со своей стороны, также оправлялись от поражения и укреплялись в своей столице. Все эти промедления служили подготовке памятной осады.

В Каталонии, после отступления Жозефа на Эбро, генерал Дюэм оставался заблокированным в Барселоне, не имея возможности выйти за ее ворота. Дивизии Лекки и Шабрана, особенно пострадавшие от боев, насчитывали от силы восемь тысяч пехотинцев, что вместе с артиллерией и кавалерией доводило силы Дюэма лишь до девяти с половиной тысяч человек. Все усилия по снабжению Барселоны морским путем оказались бесплодны, поскольку англичане занимали залив Росас, цитадель которого защищали три тысячи солдат испанских регулярных войск. Генерал Дюэм рисковал вскоре остаться без продовольствия, как для себя, так и для многочисленного населения столицы. Именно поэтому Наполеон приказывал Сен-Сиру ускорить операции и как можно скорее двигаться на помощь Барселоне.

Генералу Сен-Сиру предстояло пройти через всю восставшую и охранявшуюся многочисленными войсками Каталонию. Его силы состояли из дивизии Релье в 7 тысяч человек, Французской дивизии Суама в 6 тысяч человек, Итальянской дивизии Пино в 5 тысяч, Неаполитанской дивизии Шабо в 3 тысячи, тысячи артиллеристов и двух тысяч всадников, в целом — 23—24 тысячи солдат. В случае воссоединения с Дюэмом его силы увеличились бы до 34—36 тысяч человек.

Защищавшая эту провинцию испанская армия, численность которой можно было оценить лишь приблизительно, доходила до 40 тысяч человек. Она состояла из линейных войск, привлеченных с Балеарских островов и перевезенных в Каталонию английским флотом, линейных войск, привлеченных из Португалии и также доставленных в Каталонию англичанами; одной гренадской дивизии под командованием генерала Рединга; одной арагонской дивизии под командованием маркиза де Ла-зана, брата Палафокса; наконец, регулярных войск провинции. Главнокомандующим войсками был назначен дон Хуан де Вивес, сражавшийся ранее против Франции во время революционных войн и немало похвалявшийся одержанными тогда победами. Армии помогали добровольцы, называвшиеся микелетами, формировавшие батальоны терсиос и игравшие роль легких войск. Подвижные, храбрые, хорошие стрелки, эти добровольцы оказывали армии многочисленные услуги. Следует упомянуть также и соматены, род ополчения, включавшего всех жителей, которые, по старинному обычаю, массово поднимались по звону колокола на защиту деревень и городов, занимали и отстаивали главные проходы. Добавим, что в Каталонии было множество крепостей, контролировавших сообщение по суше и на море, таких как Фигерас, которым владели французы, и Росас, Херона, Остальрик и Таррагона, которыми французы не владели.

Географическое положение Каталонии превращало ее в отдельный театр военных действий. Вот почему Наполеон поручил ее покорение генералу, превосходному, когда он действовал в одиночку, глубокому в комбинациях и первому среди военных того времени в методической войне, не считая, разумеется, самого Наполеона.

Инструкции, полученные Сен-Сиром, предоставляли ему полную свободу относительно операций в Каталонии и требовали лишь одного — как можно скорее снять блокаду с Барселоны. Поскольку французы уже владели Фигерасом, на пути к Барселоне оставалось захватить три крепости: Росас — слева у моря и Херону и Осталь-рик — справа в глубине. Эти крепости в гористом краю были расположены так, что их трудно было обойти путями, пригодными для провоза артиллерии. В то же время останавливаться для трех регулярных осад прежде разблокирования Барселоны было недопустимо. Генерал Сен-Сир решил осадить только Росас и имел на то две причины, достаточно обоснованные, чтобы извинить задержку, которая должна была из этого проистечь. Во-первых, Фигерас был недостаточно сильным опорным пунктом за Пиренеями, во-вторых, залив Росас был привычным пристанищем английских эскадр, блокировавших Барселону, а их присутствие не позволяло снабжать город продовольствием.

Сен-Сир перешел границу в первые дни ноября. Дивизия Релье, изначально размещавшаяся в Л а Жонке-ре, к 6 ноября передвинулась к Росасу. Дивизия Пино тотчас последовала за ней, сопровождая обозы тяжелой артиллерии. Дивизия Суама, подошедшая третьей, расположилась за Флувией, небольшой рекой, орошающей равнину Альт-Эмпорда. Задачей дивизии Суама было прикрытие Росаса от испанских войск, которые могли попытаться помешать осаде.

В то время как французские армии в Кастилии и Арагоне наслаждались великолепной погодой, армии в Каталонии пришлось терпеть проливные дожди, в течение многих дней заливавшие весь край. До 12 ноября никакие движения были невозможны. Когда дождь кончился, французы подошли к Росасу и обложили гарнизон в его стенах. Трехтысячный гарнизон под командованием опытного офицера включал знающих инженеров, которых, впрочем, в Испании всегда было достаточно. Крепость Росаса представляла собой пятиугольник, расположенный между морем и песчаным участком, в центре пространного, глубокого залива, защищенного от непогоды.

При входе в залив располагался форт, защищавший своей артиллерией лучшую часть якорной стоянки. Дивизия Мазучелли послала два батальона начинать атаку форта. Гарнизон форта и крепости поддерживал огонь английской эскадры из шести линейных кораблей и нескольких мелких судов.

Энергично отбив несколько вылазок, в ночь на 19 ноября французы открыли перед Росасом траншею на двух противоположных фронтах, на востоке и западе, чтобы огнем из траншей подавлять всякое сообщение с морем. Установленная через несколько дней береговая батарея сделала стоянку настолько опасной для англичан, что они были вынуждены удалиться и предоставить гарнизон крепости самому себе.

Городок Росас, состоящий из нескольких домишек рыбаков и торговцев, располагался на востоке, вне крепостной ограды. Его атаковали в ночь на 27 ноября. Испанцы энергично оборонялись и отступили, потеряв 300 человек и оставив 200 пленных. Французам бой обошелся в 45 человек убитыми и ранеными. С этой минуты гарнизон лишился какой-либо поддержки извне.

В это время операции против форта продолжались. Вручную втащив несколько орудий большого калибра на высоты и разрушив форт, французы вынудили гарнизон оставить его. Третьего декабря перед Росасом была открыта следующая параллель, 4-го — установлена брешь-батарея, и оставалось только предпринять штурм, когда гарнизон, через шестнадцать дней после открытия траншеи, согласился сдаться в плен. Сопротивление было достойным и соответствовало правилам. Французы взяли в плен 2800 человек, множество раненых и значительное количество снаряжения, доставленного англичанами. Благодаря этой важной победе сообщение с Барселоной через море становилось если не надежным, то по крайней мере вполне осуществимым, и французская линия, опираясь отныне на Фигерас и Росас, обеспечивалась одновременно на суше и с моря. После взятия Росаса генерал Сен-Сир без колебаний двинулся к Барселоне.

Он отсылал свою кавалерию в Русильон, ибо не мог прокормить ее в Лампурдане. Теперь он призвал ее обратно, чтобы повести с собой к Барселоне. Артиллерия, хоть и весьма желательная при предстоящих встречах с испанской армией, была слишком обременительной во время движения через Каталонию, особенно при необходимости избегать большой дороги, прикрываемой крепостями Хероны и Остальрика. Генерал Сен-Сир принял крайне смелое решение оставить артиллерию в Фигерасе, уведя с собой только артиллерийских лошадей. Дюэм писал ему из Барселоны, что располагает огромным количеством снаряжения из арсенала этой крепости и что если Сен-Сир приведет лошадей, будет из чего сформировать полный артиллерийский обоз. Вследствие чего генерал взял с собой только лошадей, мулов, пехотинцев и не взял ни одной повозки. Раздав солдатам четырехдневный паек и по пятьдесят патронов, Сен-Сир приготовился выступить налегке, решив при встречах с испанской армией пробиваться штыками.

Девятого декабря он выдвинулся к Флувии, оставив в тылах дивизию Релье, которая была необходима в Росасе и Фигерасе для охраны французской базы. С Сен-Си-ром выступили 15 тысяч пехотинцев, 1500 всадников и 1000 артиллеристов, то есть 17-18 тысяч человек. Мощный авангард, состоявший из арагонского корпуса маркиза де Лазана и подразделения армии Вивеса под командованием генерала Альвареса, уже предпринял несколько атак на дивизию Суама. Атаки были успешно отбиты. Генерал Сен-Сир оттеснил этот авангард от Флувии и вынудил его стремительно отступить. Перед ним открывались две труднопроходимые дороги. Дорога в глубь страны, открывавшаяся справа, подставляла его под удар пушек Хероны и Остальрика, идти мимо которых было если не невозможно, то по крайней мере опасно. Дорога вдоль моря, открывавшаяся слева, подставляла его под удар английских флотилий, обстреливающих из своих пушек все видимые с моря проходы, и микелетов, подкреплявших ружейным огнем артиллерию англичан. Сен-Сир решил двигаться поочередно обоими путями, переходя с одного на другой поперечными дорогами. Для начала он постарался убедить испанцев, будто направляется к Хероне и собирается предпринять ее осаду после осады

Росаса. Он 11 декабря выдвинулся в направлении этой крепости, а когда увидел, что испанский авангард поспешно выдвигается к ней сам, повернул влево на дорогу, которая вела на побережье, к Паламосу. Утром 12-го генерал Сен-Сир прибыл в Паламос, подвергся незначительному обстрелу с английских канонерок и направился к Видрерасу, вернувшись на этот раз на большую дорогу в глубине суши, потому что предполагал, что испанцы, обманувшись тем, что он направился на Паламос, теперь бросятся к морю. Так и случилось. Присланный из Барселоны корпус под командованием Миланса двинулся к морю, несколько подразделений из Остальрика, мике-леты и соматены тоже бросились к побережью, чтобы вместе с англичанами защитить главные проходы, где они предполагали встретить французов.

Из Паламоса генерал Сен-Сир направился по поперечной дороге к Видрерасу, где заметил войска Лазана и Альвареса, которые недавно обманул, заставив устремиться к Хероне. Теперь они были вынуждены следовать за ним на расстоянии, но не могли преградить ему путь. Имея за спиной десять тысяч человек Альвареса и Лазана, а слева — подразделения, охранявшие море, генерал Сен-Сир продвигался будто кабан, окруженный охотниками. Дорога, по которой он шел, вела его прямо под пушки Остальрика. Благодаря легкости снаряжения он смог пройти через окружавшие Остальрик высоты, избежав большой дороги и отделавшись попаданием нескольких ядер, причинивших ему не больше вреда, чем английские канонерки. Четырнадцатого числа он сделал остановку в окрестностях Остальрика, а 15-го возобновил движение к Барселоне, обойдя обе крепости, прикрывавшие дороги на суше, и теперь мог опасаться только встречи с армией дона Хуана де Вивеса.

Дон Хуан де Вивес, уведомленный посланным к нему курьером, оставил блокаду Барселоны и преградил путь генералу Сен-Сиру. Он занял позицию в Кардедеу на лесистых высотах, через которые проходит большая дорога в Барселону, расположив на них 15 тысяч человек и ожидая прибытия на правый фланг Миланса с еще 5 тысячами. Окрестности прикрывали бесчисленные мике-леты. Это-то регулярное войско, занявшее превосходную позицию, прикрытую множеством артиллерии и бесстрашных стрелков, и предстояло опрокинуть французскому генералу, чтобы пробиться к Барселоне.

Сен-Сир тотчас принял решение. Дивизии Пино, которая двигалась впереди, он дал приказ не разворачиваться и не стрелять, ибо это означало потерю времени и боеприпасов, которыми следовало дорожить, а карабкаться, пригнувшись, по обрывистой дороге в Кардедеу и прокладывать себе путь штыками. К сожалению, прежде чем приказы главнокомандующего были переданы и поняты, бригада Мазучелли из дивизии Пино развернулась слева от дороги, под огнем дивизии Рединга, и сильно пострадала. Сен-Сир тотчас перебросил на ее крайний левый фланг Французскую дивизию Суама, приказав ей двигаться плотной колонной и атаковать неприятеля штыками. Прямо перед ним и на самой дороге он предписал подобное же движение бригаде Фонтана, второй бригаде Пино, направив ее плотной колонной на центр испанцев. Вправо от дороги он послал два батальона атаковать оконечности испанской линии. Кавалерия, готовая атаковать там, где позволит участок, двигалась вперед в промежутках между колоннами.

Приказы генерала, исполненные с точностью и редкостной энергией, принесли самый скорый и полный результат. Колонна Суама на крайнем левом фланге и бригада Фонтана в центре столь решительно атаковали испанскую линию, что прорвали и опрокинули ее в мгновение ока, вызволив, таким образом, оба крыла не вовремя развернувшейся бригады Мазучелли. Итальянские драгуны и 24-й французский драгунский полк галопом атаковали уже потесненных испанцев и разметали их. Неприятель бросился наутек, оставив на поле боя 600 убитых, 800 раненых, 1200 пленных, всю артиллерию и парк боеприпасов, в котором французы так нуждались.

До Барселоны оставалось пройти лишь один этап. Следовало добраться до нее как можно скорее, ибо провиант закончился. Погрузив на артиллерийских и кавалерийских лошадей раненых, которые могли вынести переезд, и оставив на милость соматенов тех, кто был не в состоянии выдержать дорогу, генерал Сен-Сир пустился в путь к Барселоне, куда прибыл 17-го, к величайшему удивлению испанцев и радости солдат Дюэма, исполнившихся горячего удовлетворения при виде французской армии, снявшей с них блокаду.

Помимо артиллерии, захваченной в Кардедеу, Сен-Сир нашел в Барселоне многочисленную и прекрасную артиллерию, которую было очень легко снарядить с помощью приведенных им лошадей. Он потерял совсем немного людей, и его войска насчитывали не менее 17 тысяч человек в боеготовом состоянии. Генерал Дюэм, в свою очередь, располагал, за вычетом больных и раненых, 9 тысячами годных к активной службе солдат. Таким образом, их объединенные войска составляли 26 тысяч человек, что было равно численностью и намного превосходило качеством все войска, какие могли выставить против них испанцы.

Сен-Сир решил развить свои преимущества, повсюду преследовать испанскую армию и полностью ее уничтожить, чтобы затем приступить к поочередной осаде крепостей. Предоставив солдатам для отдыха два дня, он вышел из Барселоны 20 декабря и двинулся на Льобрегат со своим армейским корпусом и одной из двух дивизий Дюэма, дивизией Шабрана. Другой дивизии, дивизии Лекки, он поручил охрану Барселоны. Ему было довольно и 20 тысяч человек, чтобы опрокинуть всех, кто встанет у него на пути.

К вечеру 20-го Сен-Сир прибыл к реке Льобрегат. Испанцы, в количестве 30 с лишним тысяч человек и мощной артиллерией, расположились на лесистых высотах, прикрываемых Льобрегатом, который можно было перейти вброд лишь в нескольких местах. Мост в Молине - дел ь-Рее, через который идет дорога из Барселоны в Валенсию, был защищен труднодоступными укреплениями. С хорошими войсками неприятель мог бы рассчитывать на подобную позицию и чувствовать себя на ней в безопасности.

Сен-Сир взялся захватить ее с таким искусством, которое делало его одним из первых тактиков своего времени. Утром 21 декабря он расположил перед Мо-линс-дель-Реем дивизию Шабрана, предписав ей установить батарею так, словно она собирается приступить к серьезному бою, и ничего не упустить, чтобы убедить испанцев, что именно тут будет подлинное место атаки. Затем, когда другие колонны перейдут Льобрегат ниже по течению, следовало стремительно атаковать мост, захватить его и расположиться на дороге в Валенсию, выходящую в тылы неприятеля. Сен-Сир выдвинул дивизию Пино вниз по течению, с приказом перейти Льобрегат вброд в Льорсе, а дивизию Суама — еще ниже, с приказом перейти реку вброд в Сан-Хуан-Деспи. Перейдя Льобрегат, обе дивизии должны были обойти позицию испанцев, энергично атаковать ее и захватить, отбросив неприятеля на дивизию Шабрана, и тогда спастись смогли бы немногие.

Распоряжения генерала Сен-Сира были исполнены точно, по крайней мере в большей своей части. Генерал Шабран произвел ложную атаку на Молинс-дель-Рей, а дивизии Пино и Суама перешли Льобрегат в двух указанных пунктах и вышли в тыл неприятельских позиций. В минуту, когда французы собирались атаковать их, вторая линия испанцев, проходившая колоннами через промежутки в первой и производившая этот маневр с большой точностью, захотела остановить французов, но распалась при виде французских штыков. Тогда испанцы в беспорядке стала разбегаться, оставив артиллерию, парк боеприпасов и бросая ружья. Если бы в эту минуту генерал Шабран захватил Молинс-дель-Рей и вышел в тылы испанцев, никому не удалось бы спастись. Но Шабран захватил эту позицию слишком поздно, чтобы его присутствие на дороге в Валенсию оказалось полезным. Тем не менее это сражение стало для испанцев еще одним ужасным разгромом, а французам доставило пятьдесят орудий, огромное количество ружей, брошенных при бегстве, и 1200—1500 пленных, собранных кавалерией.

С этой минуты Сен-Сир стал хозяином кампании в Каталонии, и теперь никакое препятствие не мешало ему проходить по ней в любом направлении. Покоренная Барселона не могла более ничего предпринять.

Таким образом, во второй половине декабря французы были свободны в движениях в Каталонии, заняты подготовкой осады Сарагосы в Арагоне, захватили Астурию и Старую Кастилию ершами маршала Сульта, владели

Мадридом и Новой Кастилией и рассылали кавалерийские патрули через Ла-Манчу до Сьерра-Морена. Им оставалось сделать только шаг, чтобы вторгнуться на юг Иберийского полуострова, но прежде Наполеон хотел располагать всеми своими корпусами — либо для того чтобы захватить англичан с тыла, если они углубятся на север Испании, либо чтобы прорваться на юг, если они будут отступать в Португалию. Согласно противоречивым донесениям дезертиров и пленных, возможно было и то и другое.

Но в ту самую минуту, когда в Каталонии совершались вышеописанные счастливые события, подошли маршевые корпуса, а более обстоятельные донесения прояснили положение. Итак, Наполеон располагал в Мадриде корпусами Виктора, Нея, Лефевра, Императорской гвардией и драгунскими дивизиями Латур-Мобура, Ла Уссе и Мило, численностью около 75 тысяч человек, готовых к немедленному выступлению. Наполеону было чем нанести решающий удар. Уже прибывали дивизия Делаборда, дивизия Луазона, драгуны Лоржа, драгуны Милле и, наконец, маршал Сульт, перешедший из Астурии в королевство Леон с дивизиями Мерля и Мерме и подразделением кавалерии. Каждую минуту Наполеон ждал точных донесений об англичанах, чтобы принять в их отношении окончательное решение.

Генералу Муру было затруднительно в той же степени, как и Наполеону, узнавать правду в стране, где французам ничего не говорили из ненависти, но ничего не говорили и англичанам, из отвращения к иностранцам, пусть даже эти иностранцы и были союзниками. После долгих колебаний генерал, в конце концов, принял план кампании. Обеспокоенный своим положением среди французских армий и испытывая отвращение к испанцам, которых он сначала считал пылкими, преданными и готовыми помогать ему, но которые оказались впавшими в уныние, подавленными и предоставляющими всё только за деньги, он был не прочь удалиться, и удалился бы, если бы его не остановили мольбы центральной хунты, нашедшей прибежище в Севилье, и если бы английский посланник Фрер не подкрепил мольбы хунты настойчивыми требованиями. Уже направлявшийся к Дуэ-ро на соединение с Дэвидом Бэрдом, генерал Мур решил передвинуться в Вальядолид, что сообщало видимость угрозы коммуникациям французов, не мешая ни его соединению с Бэрдом, ни его отступлению на Ла-Корунью. Приняв решение, английский генерал двинулся из Саламанки на Вальядолид, предписав Бэрду соединиться с ним в Бенавенте. Но едва он начал движение, как из депеш, перехваченных испанцами и за несколько луидоров проданных английской кавалерии, узнал, что маршал Сульт переходит из Астурии в королевство Леон, а его войска весьма уступают численностью британской армии. В депешах говорилось, что маршал располагает лишь двумя пехотными дивизиями, составляющими, вместе с кавалерией, не более 15 тысяч человек; в то время как англичане, после соединения с генералом Бэрдом, должны были располагать 30 тысячами.

Двадцатого декабря они произвели соединение в Май-орге, и их силы составили 29 тысяч человек, в том числе 24 тысячи пехотинцев, 3 тысячи всадников, 2 тысячи артиллеристов и 50 орудий. Генерал Мур поспешил написать маркизу Л а Романе, двигавшемуся с остатками армии Блейка в Галисию, чтобы тот не бросал его один на один с французами. Маркиз Ла Романа, ставший в то время испанским генералиссимусом и главнокомандующим армиями Старой Кастилии, Леона, Астурии и Галисии, воссоединил 20 тысяч человек в состоянии абсолютной нужды и неспособности предстать перед неприятелем. Поэтому он вел их через Леон и Асторгу в Галисию, где надеялся реорганизовать под прикрытием гор, еще более надежным в зимнее время. Мур, не столько сожалея о его поддержке, сколько беспокоясь, что он запрудит своим войском дороги Галисии, отныне единственную линию отступления английской армии, настойчиво просил Ла Роману возвратиться в Леон. Ла Романа в самом деле отвел туда около 10 тысяч наименее оборванных и наименее дезорганизованных солдат армии Блейка, от которой ожидали стольких чудес, и даже послал на Эслу авангард в 5-6 тысяч человек.

Генерал Мур, соединившись с Дэвидом Бэрдом и располагая 29 тысячами отличных солдат и примерно 10 тысячами испанцев, полезных по крайней мере в качестве легких войск, начал, крадучись, продвигаться к Сульту, желая и страшась встречи с ним, — желая, когда он думал о небольшой численности солдат маршала, и страшась при мысли о множестве французов, разбросанных по Испании, и о быстроте, с какой Наполеон умел передвигать их.

Девятнадцатого декабря Наполеон уже точно знал, от дезертиров из армии Дюпона, что английская армия, насчитывавшая, по их словам, 15—20 тысяч человек, покинула Саламанку и движется в Вальядолид. Кроме того, Наполеон точно знал, что еще один английский корпус пришел из Ла-Коруньи в Асторгу. Поэтому он предполагал, что численность англичан доходит до 30 тысяч человек, и поначалу с трудом мог объяснить себе их движения, ибо до сих пор считал, что они готовятся скорее отступить в Португалию, нежели зайти в тыл французов. Но вскоре Наполеон разгадал правду, сделав вывод из движения англичан к северу: очевидно, они хотели сменить линию отступления и перевести ее на дорогу в Ла-Корунью. Он тотчас принял решение, со стремительностью и прозорливостью, которые не покидали его никогда.

Ничуть не обеспокоившись тем, что обнаружил англичан на своей линии операций, Наполеон желал теперь, чтобы они зашли еще дальше, чтобы самому оказаться в их тылах. Он предписал Сульту и всем корпусам, которые двигались на Бургос и дальше, сконцентрироваться между Каррионом и Паленсией и использовать время не на движение вперед, а на соединение друг с другом, ибо хотел скорее приманить англичан, нежели оттеснить их. Сам он решил быстро отойти к Гвадарра-ме, перейти через нее между Эскориалом и Сеговией и атаковать англичан с фланга, если по счастью они достаточно далеко продвинутся в Старую Кастилию, чтобы встретить маршала Сульта. Если они и в самом деле появились бы в Вальядолиде, можно было быстро окружить их и захватить всех до одного. Но следовало как можно скорее выдвигаться в этом направлении, пользуясь превосходной погодой для решающего марша.

Получив сведения 19 декабря, Наполеон приказал Нею выдвигаться 20-го с двумя дивизиями. По пути к нему должны были присоединиться драгуны Ла Уссе, а дивизии Дессоля и Лаписа должны были последовать за ними так быстро, как позволяло их нынешнее расположение вокруг Мадрида. В случае подтверждения не вполне достоверных сведений, на основании которых он задумал это значительное движение, Наполеон намеревался выдвинуться со всей пешей и конной Императорской гвардией и огромным артиллерийским резервом на соединение с Неем и атаковать англичан. Он вел бы, таким образом, почти 40 тысяч человек, Сульт мог присоединить еще около 20 тысяч. Этих сил было более чем достаточно, чтобы при правильном исполнении маневра раздавить и взять в плен всех англичан.

Охрану Мадрида и Аранхуэса Наполеон доверил маршалу Виктору с дивизиями Руффена и Виллата и Германской дивизией Леваля, которую маршал Лефевр не увел в Талаверу. Кроме того, Наполеон придал ему самую многочисленную в армии драгунскую дивизию Латур-Мобура. Лефевру, располагавшему в Талавере Французской дивизией Себастиани, Польской дивизией, кавалерией Лассаля и драгунами Мило, то есть 10 тысячами пехотинцев и 4 тысячами всадников, Наполеон приказал стремительно передвинуться к мосту через Тахо в Альмарасе. Лефевру было приказано отбить мост у армии Эстремадуры, оттеснить ее за Трухильо, после чего повернуть вправо, двинувшись в Сьюдад-Родриго. Разбитые, но не окруженные, англичане могли отступить и в Португалию, и тогда через Сьюдад-Родриго можно было перерезать им путь к отступлению и закрыть выход к морю.

Наполеон пустился в путь 22-го, направив гвардию вслед за дивизиями Дессоля и Лаписа. Он повторил Жозефу приказ по-прежнему оставаться в королевском доме Пардо, считая преждевременным его возвращение в Мадрид и смену военного правительства гражданским.

Отбыв утром из Чамартина, он быстро пересек Эско-риал и прибыл к подножию Гвадаррамы, когда пехота гвардии начинала подъем на нее. Погода, до сих пор превосходная, испортилась в то самое время, когда предстояли форсированные марши. Увидев скопления пехоты у входа в ущелье, загроможденное к тому же артиллерийскими повозками, Наполеон пустил лошадь галопом и достиг головы колонны, которая оказалась задержанной ураганом. Крестьяне говорили, что переход в таких условиях чрезвычайно опасен, но это не могло остановить покорителя Альп. Он приказал гвардейским егерям спешиться и двигаться плотной колонной за проводниками. Отважные кавалеристы, идя в голове армии и уминая снег собственными ногами и ногами своих лошадей, расчищали путь тем, кто шел следом. Наполеон взошел в гору пешком, среди егерей гвардии, опираясь, когда чувствовал усталость, на руку генерала Савари. Холод, столь же жестокий, как в Эйлау, не помешал ему с гвардией перейти Гвадарраму. Он собирался заночевать в Вильяка-стине, но был вынужден остановиться на ночлег в деревушке Эспинар, где переночевал в убогом здании почты, каких множество в Испании.

На следующий день Наполеон с гвардией прибыл в Вильякастин. За горами снег сменился дождем, и вместо мороза французы столкнулись с ужасной грязью, увязая в землях Старой Кастилии, как двумя годами ранее увязали в Польше. Пехота продвигалась с трудом, артиллерия не двигалась совсем. Удалось дойти только до Аревало. Ней, выступивший на два дня раньше, не продвинулся дальше Тордесильяса.

Уставший ждать Наполеон решил выйти в авангард, дабы направлять движения корпусов. Оставив Императорскую гвардию и дивизии Дессоля и Лаписа, он 26-го прибыл с егерями в Тордесильяс, где получил от Сульта депешу, доставленную за двенадцать часов. Сульт, покинув Астурию, находился в тот день в Каррионе — с дивизией Делаборда слева и драгунами Лоржа во Фречилье. Ему сообщили о присутствии англичан между Саагуном и Вильялоном, в одном марше от французских войск. Располагая после соединения с Делабордом и Лоржем 20 тысячами пехотинцев и 3000 всадников, Сульт был в состоянии защищаться, но не имел средств атаковать англичан, силы которых составляли 29-30 тысяч.

Депеша Сульта исполнила Наполеона надежд и тревоги. «Если англичане еще день пробудут на этой позиции, — отвечал он, — они погибли, ибо я иду им во фланг».

Действительно, Ней в этот самый день вступал в Меди-ну-де-Риосеко и выдвигался на Бальдерас и Бенавенте. Наполеон приказал Сульту неотступно преследовать англичан, если они будут отступать, но если они атакуют, на один марш отступить: ибо, чем дальше они зайдут, тем лучше.

К несчастью, фортуна, так послужившая Наполеону, не доставила ему удовольствия захватить всю английскую армию, хоть он и заслужил эту победу искусностью и смелостью своих операций. Генерал Мур, прибыв 23 декабря в Саагун и собираясь совершить еще один марш навстречу войскам Сульта, которые, по его расчетам, вдвое уступали ему по численности, получил два донесения. Во-первых, он узнал, что в Паленсии для французской кавалерии заготовлены значительные запасы фуража. Во-вторых, маркиз Ла Романа получил из окрестностей Эскориала и передал ему известие, что к Гвадарраме направляются мощные колонны, очевидно, чтобы перейти с юга на север, из Новой Кастилии в Старую. Получив все эти сведения вечером 23-го, генерал Мур отменил приказ о движении на Каррион. На следующий день, поскольку слухи о приближении многочисленных французских войск только нарастали, он испугался какого-нибудь великого маневра со стороны Наполеона и решился на отступление. Вечером он начал отводить пехоту, а 25-го — кавалерию и арьергард. Дэвид Бэрд отошел к Эсле, переправившись через нее в Валенсии; основная часть армии также отошла на Эслу, перейдя ее по мосту в Кастрогонсало. Оба пункта перехода вели к Бенавенте, и 26-го генерал был в Бенавенте, ускользнув из сетей, в которые собирался заманить его Наполеон. После того как утром 27-го переправились все отставшие, обозы и последние кавалерийские корпуса, мост взорвали, причинив великое неудовольствие испанцам.

Страстно желавший настичь англичан Наполеон, хоть и передвинулся с егерями в авангард, смог, однако, достичь Бальдераса лишь 28 декабря, а в Бенавенте был лишь 31-го. Маршал Ней, генералы Лапис, Дессоль и Императорская гвардия, хоть и спешили соединиться с ним, но не поспевали — ни за ним, ни за его конными

ёШйк

Сулып

егерями. Следовавший Леонской дорогой маршал Сульт находился к неприятелю гораздо ближе. Наполеон приказал ему неустанно преследовать противника, но солдаты по колено увязали в глубокой грязи.

Первого января 1809 года маршал Бессьер, двигавшийся впереди Наполеона с 7-8 тысячами всадников, подходил к Асторге, в то время как генерал Франчески, двигавшийся перед Сультом, подходил к ней также, но по Леонской дороге. Невозможно представить себе, какая неразбериха царила на дороге и в самой Асторге. Ла Романа не посчитался с горячими просьбами Мура не занимать дорогу и идти в Астурию и двинулся в Ла-Корунью, сочтя Галисию более безопасной в силу ее удаленности и защищенности горами. В результате обе армии — и английская, и испанская, — столь различные нравами, духом и видом, встретились на одной дороге и, мешая друг другу, загромоздили ее. На каждом шагу встречались оборванные испанцы, останавливавшиеся не от усталости, а потому что их настигли сабли французских всадников; не способные передвигаться англичане, большей частью пьяные; великое множество повозок, влекомых быками и груженных испанскими оборванцами или богатым снаряжением англичан. Можно было собрать огромную добычу, однако более всего французских солдат поразил вид множества застреленных прекрасных лошадей. Когда лошади уставали, англичане стреляли им из пистолета в голову и дальше шли пешком: они готовы были скорее убить своих боевых товарищей, нежели оставить их неприятелю. Все жилища на дороге были разорены. Англичане, видя, что население не расположено делиться с ними своими припасами, грабили и сжигали дома, причем нередко, напившись испанским вином, погибали в пожарах и сами.

Наполеон, двигавшийся за авангардом, вступил в Астор-гу 2 января. В пути его нагнал курьер из Франции, и император захотел прямо в дороге ознакомиться с доставленными ему депешами. Разожгли большой бивачный костер, и Наполеон принялся за чтение депеш. Они возвещали ему о том, в чем он никогда не сомневался, — о вероятном начале большой войны с Австрией в начале весны. Упустив случай, когда французы сражались на Висле, Австрия решила не упускать случай, когда они сражались на Тахо, и готовилась к войне с очевидностью, не оставлявшей сомнений в ее намерениях. В то же время сгущались тучи на Востоке. Вряд ли возможно было теперь с помощью мирных переговоров добиться от турок того, что было обещано русским. Более того, Россия, хоть и оставалась верна союзу с Францией за условленную плату дунайскими провинциями и по-прежнему настаивала, чтобы Австрия не подвергала Европу новым потрясениям, не выказывала, однако, прежнего воодушевления, с тех пор как речь шла не о Константинополе, а только о Бухаресте и Яссах. Наполеону нужно было быть готовым к тому, что задача разгромить Австрию, Германию и Англию ляжет только на его плечи, и потому следовало использовать январь, февраль и март на подготовку Германской и Итальянской арций. Крепко задумавшись, он вновь пустился в путь к Асторге. Его видимая озабоченность поразила всё его окружение.

С прибытием в Асторгу все планы переменились. Наполеон не отказался, разумеется, от неотступной погони за англичанами, но отказался преследовать их сам, вверив эту заботу маршалу Сульту, который двигался по Леонской дороге и был ближе к Асторге, маршал Ней, двигавшийся через Бенавенте. Он передал под командование Сульта дивизии Мерля и Мерме, а также дивизии Делаборда и Оделе из корпуса Жюно. В случае необходимости Сульта должен был поддержать маршал Ней с дивизиями Маршана и Матье. Наполеон приказал маршалу Сульту преследовать англичан до победы и во что бы то ни стало помешать им погрузиться на корабли.

Затем он отослал в Мадрид дивизию Дессоля. Дивизию Лаписа он оставил в Старой Кастилии, пожелав сохранить в этой провинции войска. Наконец, Наполеон направился с Императорской гвардией в Вальядолид, дабы расположиться там и оттуда руководить делами Испании и Европы.

Распустив корпус Жюно для укрепления корпуса Сульта, он решил возместить ущерб генералу Жюно, вверив ему командование войсками, осаждавшими Сарагосу, которыми маршал Монсей командовал, на его взгляд, слишком вяло. Наполеон назначал Монсею действовать позднее в Валенсии, которую тот хорошо знал. Произведя все эти диспозиции, Наполеон отбыл в Вальядолид, чтобы заняться там организацией Германской и Итальянской армий, а также руководить движениями Испанской армии.

Итак, маршал Сульт пустился в погоню за генералом Муром. К несчастью, дорога была размыта постоянными дождями и забита остатками английской и испанской армий. Путь то и дело преграждали обозы с боеприпасами, оружием, провиантом и лагерным снаряжением, принадлежавшие англичанам и ведомые испанскими погонщиками, которые пускались наутек, едва завидев шлемы французских драгун. Французы сотнями подбирали английских солдат, валившихся с ног от усталости или пьяных и не способных оказать никакого сопротивления.

Тридцать первого декабря генерал Мур покинул равнину и вошел в горы в Мансанале, в нескольких лье от Асторги. На следующий день он был в Бембибре, где тщетно призывал своих солдат покинуть винные погреба и дома до появления французских драгун, и в конце концов ушел из Бембибре в арьергарде своей кавалерии и резерва, так и не сумев увести с собой всех солдат. Многие из них также попали в руки французов.

В Понферраде генералу Муру пришлось выбирать между дорогами на Виго и на Ла-Корунью, обе они вели к прекрасным рейдам, весьма подходящим для погрузки многочисленной армии. Он предпочел дорогу на Ла-Корунью, ибо она была короче, и убедил маркиза де Ла Роману двигаться в Виго через Оренсе, освободив, таким образом, дорогу в Ла-Корунью для своих войск. Ла Романе он дал три тысячи человек легких войск, которым надлежало занять позицию в Виго на случай, если позднее придется отступать туда, и слал курьера за курьером к Сэмюэлу Худу, командующему британским флотом, с приказом отправить все транспорты из Виго в Ла-Корунью.

Третьего января он передвинулся на Вильяфранку. Желая остановиться там и позволить войскам передохнуть, Мур решил дать арьергардный бой в деревне Пьетрос перед Вильяфранкой, на довольно неплохой военной позиции. Дорога, пройдя по узкому ущелью, спускалась на открытую равнину, шла через Пьетрос и вновь поднималась на высоту, усаженную виноградниками, на которой генерал Мур и расположил три тысячи пехотинцев, шестьсот всадников и многочисленную артиллерию.

Дивизия генерала Мерля и легкая кавалерия генерала Кольбера вступили в первое ущелье с пехотой впереди, готовясь сломить любое сопротивление. Но англичане расположились на второй позиции, в конце равнины. Французы без помех миновали ущелье, и кавалерия, возглавив колонну, галопом устремилась на равнину. Она обнаружила тут множество английских стрелков и была вынуждена дождаться пехоты, которая, подойдя вскоре, рассыпалась в стрелковые линии. Генерал Кольбер, лично расставлявший вольтижерские роты, получил пулю в голову и скончался, выразив перед тем трогательные сожаления о том, что так рано отнят у прекрасной карьеры, открывавшейся перед ним.

Выведя пехоту на равнину, генерал Мерль пересек деревню Пьетрос и мощной колонной атаковал позицию англичан в лоб, в то время как стрелки, пробираясь через виноградники, обходили их правый фланг. После оживленной перестрелки англичане отступили, оставив немного убитых, раненых и пленных. В этом арьергардном бою французы потеряли пять десятков убитыми и ранеными, в том числе генерала Кольбера, офицера высочайших достоинств. Спустившаяся темнота не позволила продвигаться дальше. Неприятель покинул Вилья-франку ночью и передвинулся в Луго, где, по слухам, имелась сильная военная позиция.

На следующий день преследование продолжилось, однако, несмотря на превосходство французской пехоты на марше, невозможно было двигаться быстрее англичан из-за состояния дорог и затруднений с перевозкой артиллерии. Французские солдаты жили тем, что оставалось после англичан, которые грабили и доводили до отчаяния своих несчастных союзников.

Вечером 5 января французы оказались в виду Луго. По пути они подобрали множество пушек и казну, которую англичане сбросили с обрыва. Солдаты наполнили карманы, не побоявшись спуститься в глубокие овраги. Пиастров было собрано на сумму около 1 800 000 франков.

Вечером 5 января английская армия заняла позиции перед Луго. Генерал Мур, неотступно преследуемый французами и всякий день ожидавший столкновения с ними, видя, как его армия тает на глазах из-за скорости чрезмерного затянувшегося марша, принял решение, которое и следует нередко принимать при отступлении, а именно остановиться на выгодной позиции и дать сражение.

Подойдя к Луго вечером, французы едва различали неприятеля. Они также остановились на сильной позиции, в Сан-Хуан-де-Корбо, где могли, не теряя из виду англичан, в безопасности ожидать присоединения всех отставших. На следующий день, 6-го, на линию начали прибывать дивизии Мерме и Делаборда, но половина их состава, а также артиллерия и обозы с боеприпасами еще не подтянулись. В таком положении нечего было и думать об атаке на англичан. Однако отставшие и артиллерийские обозы подтягивались с каждой минутой, и на следующий день уже можно было давать сражение. Но сильная позиция англичан смущала Сульта, и он отложил сражение на 8-е. В тот день присоединилась наибольшая часть французских средств, однако подошла еще не вся артиллерия. Сульт вновь отложил атаку на день, решив передвинуть на правый фланг кавалерию, чтобы ослабить левый фланг англичан.

Однако он переоценил терпение генерала Мура, вообразив, что тот, прибыв в Луго 5-го и прождав три дня, останется там еще и 9 января. В самом деле, Мур, использовав эти дни на поднятие духа своей армии, отправку обозов и самых уставших солдат, почел за лучшее не испытывать долее фортуну. Он скрытно снялся с лагеря в ночь на 9 января, позаботившись оставить множество костров и арьергард, дабы обмануть французов.

На следующий день французы обнаружили позицию Луго оставленной и снова собрали на ней богатую добычу из продовольствия и снаряжения. В самом Луго и в окрестностях подобрали 700—800 пленных, которые, несмотря на неоднократные приказы командиров, не сумели вовремя отступить.

Мур достиг Бетансоса 11-го числа и, наконец пройдя через высоты, опоясывающие Ла-Корунью, спустился на берега прекрасного и обширного залива, в глубине которого располагается этот город. К несчастью, вместо того чтобы увидеть в гавани множество парусов, он увидел лишь несколько военных кораблей, годных разве что для сопровождения армии, но не для ее транспортировки. Противные ветра препятствовали основной массе транспортных судов подойти из Виго к Ла-Корунье. При таком зрелище Мур исполнился тревоги, а английская армия — уныния. Тем не менее генерал принял меры для обороны в Ла-Корунье в ожидании прибытия флота. Река Меро, широкая и заболоченная в своем устье, протекает между Ла-Коруньей и высотами, через которые к ней можно подойти. Перейти ее можно по мосту в Бурю. Но его взорвали. Взорвали также, с ужасающим грохотом, сотрясшим залив, огромную массу пороха, которую англичане собрали в пороховом складе, расположенном в некотором удалении от городских стен.

Итак, лучшие войска заняли позицию на высотах, окружающих Ла-Корунью. На берегу собрали всех больных, раненых, искалеченных и снаряжение для немедленной погрузки на те военные и транспортные корабли, что стояли в заливе. Мур погрузился в тревожное ожидание перемены ветра, без которой он мог оказаться вынужденным капитулировать.

Французский авангард следовал вечером 11-го за англичанами до моста Бурю и видел, как взлетели на воздух его обломки. Лишь на следующий день подтянулась дивизия Мерля, а за ней дивизии Мерме и Делаборда. Остановившись перед Меро, Сульт отправил кавалерию Франчески влево, на поиск переправ, однако обнаруженные переправы не годились для артиллерии. Несколько подразделений он послал вправо к морю, чтобы подыскать место для расположения батарей и обстрела залива и набережных Ла-Коруньи, что было весьма затруднительно на таком дальнем расстоянии.

Сульт потратил на ремонт моста в Бурю 12 и 13 января, что позволило подтянуться отставшим и снаряжению. Починив мост, он 14-го переправил часть своих войск через Меро, пересек первую линию высот и расположился на их обратной стороне, напротив высот менее возвышенных и более близких к Ла-Корунье, занятых англичанами. Дивизия Мерме формировала крайний левый фланг, дивизия Мерля — центр, дивизия Делаборда — правый фланг, напротив самого залива Ла-Коруньи. На таком расстоянии уже было возможно установить несколько батарей.

Между тем, не чувствуя себя достаточно сильным, ибо его армия насчитывала не более 18 тысяч человек, в то время как численность англичан, даже после всех потерь, составляла 17-18 тысяч боеготовых солдат, Сульт решил дождаться всех отставших солдат и артиллерии. Англичане, в свою очередь, ждали прибытия конвоя, который никак не показывался, и терзались самой жестокой тревогой.

В течение следующих трех дней ветер переменился, и несколько сотен парусников постепенно появились в заливе и пристали у набережных Ла-Коруньи, вне досягаемости французских ядер. Французские солдаты видели их с высот и во весь голос требовали сражения, ибо английская армия собиралась от них ускользнуть. Сульт, потратив три дня на улучшение позиций, ожидание отставших, размещение на крайнем левом фланге батареи в двенадцать орудий для продольного обстрела всей английской линии, утром 16-го окончательно разведал позицию англичан и решил предпринять попытку обойти их линию. Деревушка под названием Эльвина, расположенная на крайнем левом фланге французов и на крайнем правом фланге англичан, во впадине, разделявшей обе армии, прикрывалась стрелками дивизии Бэрда. По сигналу Сульта дивизия Мерме двинулась на Эльвину, в то время как батарея левого фланга причиняла страшные опустошения на всей протяженности неприятельской линии, стреляя из-за спин французских солдат. Дивизия Мерме отбила у англичан Эльвину и вынудила их отступить. В эту минуту Мур, выйдя на поле боя с решимостью дать бой прежде погрузки, перенес центр своей линии на деревню, дабы прийти на помощь Бэрду, и отправил к своему крайнему правому флангу часть дивизии Фрезера, чтобы помешать французской кавалерии обойти позицию.

Дивизии Мерме, столкнувшейся с превосходящими силами, пришлось отойти. Тогда генерал Мерль, формировавший центр, ввел в бой свои старые полки. Бой стал ожесточенным, деревня несколько раз переходила из рук в руки. Второй легкий покрыл себя славой в этих повторных атаках, но день завершился без выраженного превосходства какой-либо из сторон.

Кровопролитный бой, в котором французы потеряли 300—400 человек убитыми и ранеными, а англичане около 1200 человек, закончился к закату. Генерал Мур, лично ведя свои полки в бой, был настигнут ядром, перебившим ему руку и ключицу. Перенесенный на носилках в Ла-Корунью, он скончался при вступлении в нее, под конец кампании, которая, будь она руководима хуже, могла бы обернуться для Англии разгромом. Он умер со славой, оплакиваемый армией, которая, хоть и критиковала его порой, тем не менее отдавала справедливость его благоразумной твердости. Генерал Дэвид Бэрд также получил смертельное ранение. Генерал Хоуп принял верховное командование и в тот же вечер, вернувшись в крепость, приказал начинать погрузку. Стены Ла-Коруньи были достаточно крепки, чтобы остановить французов и дать англичанам время выйти в море.

Английские войска погрузились 17—18 января, оставив, помимо раненых, подобранных французами на поле боя, некоторое количество больных и пленных и довольно много снаряжения. Они потеряли в этой кампании около шести тысяч человек пленными, больными, ранеными и убитыми, более трех тысяч лошадей, огромное количество снаряжения, не утратив, безусловно, ни толики воинской чести, но изрядно растеряв в глазах испанцев свой политический вес, ибо оказались бессильны, по крайней мере в ту минуту, спасти Испанию.

Наполеон, всё более настоятельно призываемый событиями в Австрии и Турции, которые свидетельствовали о приближении новой всеобщей войны, решил отбыть из Вальядолида в Париж, оставляя испанские

дела в состоянии, позволявшем надеяться вскоре на полное подчинение Иберийского полуострова. Англичане были отброшены в Океан, французы оккупировали север Испании до Мадрида, активно продолжалась осада Сарагосы, генерал Сен-Сир одерживал победы в Каталонии. Наполеон предполагал послать в Португалию Сульта со 2-м корпусом, в который влился корпус Жюно, оставив Нея в горах Галисии и Астурии для окончательного покорения этих краев; расположить на равнинах обеих Кастил ий Бессьера с множеством кавалерии и, в то время как Сульт будет двигаться к Лиссабону, направить Виктора с тремя дивизиями и двенадцатью кавалерийскими полками на Севилью. Овладев Лиссабоном, Сульт мог через Элваш послать одну из своих дивизий Виктору, чтобы помочь подчинить Андалусию. Покорив Сарагосу, войска бывшего корпуса Монсея могли двинуться в Валенсию и завершить покорение юга Испании. Жозеф, располагавшийся в Мадриде с дивизией Дессоля, корпусом Лефевра, включающим Германскую и Польскую дивизии и Французскую дивизию Себастиани, обладал достаточным резервом, чтобы внушить к себе почтение в столице и передвинуться туда, где возникнет нужда. Согласно планам Наполеона, весь Иберийский полуостров мог быть покорен уже имеющимися на нем силами за два месяца операций, если вмешательство Европы не переменит положения.

Но прежде Наполеон хотел предоставить армии местный отдых, с середины января до середины февраля. Именно столько времени, по его расчетам, должна была продлиться осада Сарагосы. За месяц Сульт должен был собрать войска, присоединить еще не успевшие подойти части корпуса Жюно и подготовить артиллерию; дивизии Дессоля и Л аписа должны были отдохнуть в Мадриде; оправившейся кавалерии следовало подготовиться к маршу, и всё было бы готово к действиям на юге Иберийского полуострова. Единственная операция, которую Наполеон предписал исполнить без промедления, состояла в переброске маршала Виктора с дивизиями Руффена и Виллата на Куэнку для уничтожения остатков армии Кастаньоса, который, казалось, замышлял какую-то атаку.

Приказы Наполеона соответствовали этим планам. Он направил к Сульту остатки корпуса Жюно; приказал подготовить парк осадной артиллерии для Виктора (следовало взломать ворота Севильи, если эта столица окажет сопротивление); приказал пригнать из опорных пунктов лошадей для снаряжения артиллерии и отправить из Байонны, в маршевых батальонах, новобранцев для пополнения корпусов. Сочтя, что генерал Жюно, сменивший маршала Монсея в командовании 3-м корпусом, и маршал Мортье во главе 5-го корпуса недостаточно активно проводят осаду Сарагосы, Наполеон поручил командование этими корпусами оправившемуся после падения маршалу Ланну, дабы привнести больше энергии и связности в ведение осады, которая превращалась в сколь необыкновенную, столь и ужасающую военную операцию.

В заключение Наполеон занялся подготовкой вступления Жозефа в Мадрид. Жозеф до сих пор оставался во дворце Пардо, горя нетерпением вернуться в столицу, но не решаясь на это без позволения брата, хотя его и призывало туда уже всё население, видя в его возвращении надежный залог смягчения режима и скорой смены военной власти гражданской. Наполеон говорил, что не намерен навязывать Испании своего брата и испанцы свободны не принять его в качестве короля, но тогда, не имея причин их щадить, он применит к ним военные законы и будет обращаться с Испанией как с завоеванной страной. Движимые этим страхом и свободные от враждебных влияний, возбуждавших их против новой монархии, жители Мадрида присягнули на верность Жозефу в приходах города. Эта формальность, выполненная в декабре, в январе всё еще не доставила им столь желанного, хоть и не любимого, короля. Наконец, Наполеон согласился на вступление Жозефа в столицу Испании, но прежде захотел, чтобы ему доставили в Вальядолид список клятв, принесенных в приходах. Он принял эту депутацию менее сурово, нежели ту, которую Мадрид высылал к своим воротам в декабре, но достаточно ясно объявил ей, что если Жозеф будет вынужден вновь покинуть столицу, последняя подвергнется самому жестокому и ужасному наказанию. В так называемой преданности испанского народа дому Бурбонов Наполеон отчетливо различал демагогические страсти, ибо под видом чистейшего роялизма таилась самая необузданная демагогия. Этот склонный к крайностям народ вновь принялся за убийства, мстя за неудачи испанских армий. Повсюду, где не оказывалось французских войск, честные люди дрожали за свое имущество и собственные жизни. Желая преподать суровый урок убийцам, Наполеон приказал арестовать в Вальядолиде дюжину злодеев, известных своим подстрекательством к массовым убийствам, и казнить их.

«Прежде всего, — писал он брату, — вы должны постараться внушить к себе страх, а уж потом любовь. Меня здесь уже просили помиловать бандитов, которые предавались убийствам и грабежам, но были весьма довольны моим отказом, и с тех пор всё пришло в порядок. Будьте справедливы и сильны, и столь же справедливы, сколь сильны, если хотите править».

Кроме того, Наполеон приказал арестовать в Мадриде сотню убийц, истреблявших французов под тем предлогом, что они иностранцы, а испанцев под тем предлогом, что они предатели. Он приказал расстрелять нескольких из них, пожелав, чтобы эти суровые меры вменялись в вину ему одному и чтобы, при известной мягкости нового короля, злодеев не покидал ужас, внушаемый победителем Европы.

Отправив эти приказы, Наполеон покинул Вальядолид, решив проделать путь из Вальядолида в Байонну мчась во весь опор, дабы выиграть время, настолько он торопился прибыть в Париж. Он отбыл из Вальядолида утром 17 января с несколькими адъютантами, сопровождаемый пикетами Императорской гвардии, расставленными от Вальядолида до Байонны. Весь этот путь он проделал верхом. Повсюду он говорил, что вернется недели через три, и сказал это даже Жозефу, обещав ему возвратиться раньше, чем через месяц, если не начнется война с Австрией.

Получив позволение вернуться в Мадрид, Жозеф приготовился к торжественному вступлению в столицу. Он любил пышность, как все братья Наполеона, искавшие во внешнем великолепии то, что тот обретал в своей славе. Жозеф, однако, желал вернуться в столицу, осененный блеском какой-нибудь новой победы. Изгнание англичан с испанской земли было весьма выдающейся победой, способной отнять всякое доверие к поддержке Великобритании. Но со дня на день ожидалась победа маршала Виктора над остатками армии Кастаньоса, укрывшейся в Куэнке, и Жозеф решил вступить в Мадрид, как только о ней станет известно. Конечно, самым удачным событием стало бы взятие Сарагосы, но необычайное упорство ее защитников не позволяло пока на него надеяться.

Маршал Виктор, располагавший дивизией Руффена, незамедлительно направил ее в Аранхуэс на соединение с дивизией Виллата и драгунами Латур-Мобура, и 12 января выдвинул обе дивизии и драгун на Таранкон. Его силы составляли двенадцать тысяч человек, лучшее войско в Европе, способное опрокинуть в 3-4 раза больше испанцев, чем предстояло встретить.

Утром 13-го дивизия Виллата смело двинулась на Уклее. Позиция состояла из двух довольно высоких вершин, между которыми располагался городок Уклее. Крылья испанцев опирались на эти вершины, а центр — на город. Внезапно атаковав их своими старыми полками, генерал Виллат выбил противника со всех позиций. В то время как слева 27-й легкий опрокинул правый фланг испанцев, в центре 63-й линейный взял Уклее приступом, уничтожив около двух тысяч человек, вместе с монахами монастыря Уклеса, стрелявшими по французским войскам. Французы обошли испанцев справа и вынудили их отойти на Карраскосу, где в ущельях Алькасара их поджидала дивизия Руффена. Убегая во весь дух к Алькасару, несчастные действительно натолкнулись на эту дивизию, которая двигалась на них из узкого ущелья. Они тотчас заняли позицию для обороны, но, атакованные в лоб 9-м легким и 96-м линейным и обойденные 24-м, были вынуждены сдаться. Часть их попыталась прорваться в само ущелье, откуда вышла дивизия Руффена, и бежать через этот проход, где еще оставалась артиллерия генерала Сенармона, отставшая из-за дурных дорог.

Сенармон поставил свою артиллерию в каре и, стреляя во все стороны, остановил колонну беглецов, отбросив ее на штыки дивизии Руффена. В результате этой блестящей операции было взято в плен около тринадцати тысяч человек и захвачено тридцать знамен и многочисленная артиллерия.

Победа в Уклесе надолго обеспечила покой в Мадриде и показала, как нетрудно будет захватить юг Иберийского полуострова. Однако думать об этом было еще рано. Прежде нужно было, чтобы Жозеф водворился в Мадриде, французская армия отдохнула, а Сарагосу взяли. События в Ла-Корунье стали известны. Все знали, что англичане отступили в беспорядке, бросив снаряжение и потеряв на дорогах и на поле боя четверть состава, главных офицеров и главнокомандующего. Захват целой испанской армии в Уклесе стал новой победой, отлично подходившей для вступления короля Жозефа в Мадрид. Наполеон хотел, чтобы вступление брата в столицу было триумфальным. Он отдал ему дивизии Дессоля и Себа-стиани, чтобы его сопровождали лучшие войска и чтобы он явился испанцам в окружении старых легионов, покоривших Европу. «Я посылал к ним ягнят, — говорил он, имея в виду новобранцев Дюпона, — и они их сожрали. Я пошлю к ним волков, которые сами сожрут их».

Во главе этих грозных солдат Жозеф и вступил в Мадрид 22 января, под перезвон колоколов, пушечный салют и в присутствии населения столицы, покоренного победой, почти покорившегося новой монархии и, хотя по-прежнему в душе оскорбленного, всё же предпочитавшего владычество французов владычеству кровожадной черни. Население с большим почтением и даже удовлетворением встречало Жозефа, который прошествовал во дворец, где его посетили гражданские и военные власти, Духовенство и придворные.

Среди этих видимых проявлений покорности взятие Сарагосы держало людей в ожидании и оставляло еще некоторую надежду упорно сопротивляющимся испанцам. Испанцы разбегались в открытом бою, ничуть не заботясь о воинской чести и былой славе, — в Сарагосе они искупали все унижения, причиненные их оружию, противопоставляя французским солдатам самую славную оборону, какую когда-либо оказывал осажденный город иностранному вторжению.

Мы уже говорили о неизбежных промедлениях в осаде, вследствие перекрестного движения французских войск вокруг этого города. Обе стороны воспользовались этими задержками для подготовки самых ужасных средств нападения и обороны — как внутри, так и снаружи Сарагосы. Арагонцы, гордые оказанным сопротивлением и убедившиеся в крепости своих стен, были полны решимости отомстить обороной столицы за все поражения, которые они терпели в открытом бою. После Туделы они отступили в количестве 25 тысяч в крепость и привели с собой 15—20 тысяч крестьян, фанатиков и законченных контрабандистов, отличных стрелков, способных с крыш и из окон убивать одного за другим тех самых солдат, от которых они удирали на равнине. К ним присоединились гонимые страхом окрестные жители, так что население Сарагосы, обыкновенно насчитывавшее 40—50 тысяч, возросло более чем до 100 тысяч.

Огромные запасы зерна, вина, скота были собраны в городе, потому что окрестные жители, спасаясь, везли с собой всё, что имели. Англичане прислали обильное военное снаряжение, и город располагал всеми средствами для долгого сопротивления. Подкрепив подлинный патриотизм испанцев и их природное упорство варварством и фанатизмом, на публичных площадях возвели виселицы, угрожая немедленно казнить любого, кто заговорит о капитуляции.

В Арагонской армии, укрывшейся в Сарагосе, имелось множество подразделений линейных войск и весьма способных и преданных офицеров инженерных частей. Они возвели вокруг Сарагосы многочисленные и грозные укрепления.

Эта крепость не имела регулярных укреплений, но свойства участка, на котором она располагалась, и природа ее сооружений могли сделать ее весьма сильной в руках народа, решившего отстаивать ее до смерти. Крепость окружала стена без бастионов и земляных укреплений, но с одной стороны ее защищала река Эбро, на правом берегу которой она и располагалась, а с другой стороны — такие массивные сооружения, как Замок инквизиции и монастыри (капуцинов, Санта-Энграсия, Святого Иосифа, августинцев и Святой Моники). Эти здания представляли собой настоящие крепости, для проникновения в которые требовалось пробивать бреши и которые прикрывала речушка Уэрва, протекавшая вдоль части стены Сарагосы прежде своего впадения в Эбро. В самом городе также имелись большие монастыри с крепкими стенами и массивные квадратные дома с немногочисленными, как принято в южных странах, окнами, заранее обреченные на разрушение, ибо было решено, что при прорыве внешней обороны каждый дом будет превращен в цитадель, которую будут защищать до конца. В домах были устроены бойницы и проделаны внутренние переходы, каждая улица была перегорожена баррикадами с пушками. Однако прежде чем дойти до внутренней обороны, рассчитывали долго продержаться в укреплениях, сооруженных снаружи и имевших реальную ценность.

Французам предстояло захватить линию монастырей и Уэрвы, стену с отвалами, затем штурмовать один за другим дома, под огнем сорока тысяч защитников, снабженных провизией и боеприпасами и полных решимости дать разрушить город, который принадлежал не им, а дрожащим и покорным жителям.

Помимо восьми тысяч человек дивизии Газана, которая ограничивалась наблюдением за предместьем левого берега, и девяти тысяч человек дивизии Сюше, размещенной в Калатаюде, генерал Жюно, принявший верховное командование осадой, располагал 14 тысячами пехотинцев, 2 тысячами артиллеристов и солдат инженерных частей и 2 тысячами всадников — превосходных воинов под командованием несравненных офицеров.

Инженерной частью командовал генерал Лакост, адъютант Наполеона, офицер высоких достоинств, деятельный, неутомимый и находчивый. Ему помогали инженер-полковник Ронья и командир батальона Аксо, ставший впоследствии знаменитым генералом Аксо. Четыре десятка офицеров того же рода войск, замечательных своей доблестью и подготовкой, дополняли штат. Генерал Лакост не потерял месяц, протекший в приходах и уходах войск. По его приказу двадцать тысяч инструментов, сто тысяч мешков с землей и шестьдесят артиллерийских орудий большого калибра перевезли из Памплоны в Туделу по суше, а из Туделы в Сарагосу по Арагонскому каналу. В то же время солдаты инженерных частей изготовили несколько тысяч корзин для переноски земли и фашин. Генерал артиллерии Дедон превосходно помогал ему во всех этих операциях.

С 29 на 30 декабря генерал Лакост с согласия генерала Жюно открыл траншею в 160 туазах от первой линии обороны, состоявшей из укрепленных монастырей, фрагментов стены с земляными отвалами и частично русла Уэрвы. По его предложению был принял план трех атак: отвлекающей атаки дивизии Морло слева на Замок инквизиции, настоящей атаки дивизии Мюнье в центре на Санта-Энграсию и плацдарм Уэрвы и, наконец, атаки дивизии Гранжана справа на грозный монастырь Святого Иосифа. Последняя атака была самой важной, ибо захват монастыря открывал путь на другой берег Уэрвы, к слабо укрепленной части стены и кварталу, через который надеялись выйти на широкую улицу Косо, пересекавшую весь город. Открыв траншею, поспешно приступили к совершенствованию первой параллели и продвигались ко второй с целью приблизиться к монастырю Святого Иосифа справа и плацдарму Уэрвы в центре.

Тридцать первого декабря была энергично отбита вылазка, предпринятая регулярными войсками гарнизона, а 2 января открыли вторую параллель. Последующие дни были посвящены установке нескольких батарей из уже прибывших тридцати орудий — для разрушения плацдарма Уэрвы и замка Святого Иосифа и подавления огня неприятельской артиллерии, размещенной за первой линией обороны. Во время этих работ, в которых участвовали более двух тысяч человек под руководством солдат инженерных частей, осажденные засыпали французские траншеи градом камней и гранат. Французы отвечали огнем стрелков, прятавшихся за мешками с землей и прицельно обстреливавших амбразуры неприятеля.

Десятого числа завершенные батареи начали прямой и рикошетный обстрел плацдарма Уэрвы и монастыря

Святого Иосифа. Французской артиллерии удалось вскоре подавить огонь испанской артиллерии и открыть для атаки обширную брешь в монастыре Святого Иосифа справа и небольшую брешь в плацдарме Уэрвы для атаки в центре. Поскольку последняя еще не стала доступной, атаку на плацдарм отложили, но не стали откладывать штурм монастыря, потому что взятие монастыря должно было повлечь ускорение подкопных работ. Так как огонь продолжался до четырех часов вечера 11 января, и к этому часу брешь стала проходимой, французские солдаты смело бросились на штурм монастыря. Эту трудную операцию осуществляли вольтижеры и гренадеры двух старых полков, 14-го и 44-го линейных, с двумя батальонами Вислинских полков. Командовал ими офицер Сталь, командир батальона 14-го полка. Четырехугольное здание монастыря опиралось на Уэрву. Неприятель расположил в нем три тысячи человек.

В назначенный час командир батальона Аксо с четырьмя пехотными ротами и двумя орудиями 4-го калибра открыто выдвинулся из траншей и атаковал монастырь с фланга, обстреляв продольным огнем его сторону, обращенную к руслу Уэрвы, что перепугало защитников и заставило многих из них перебраться через реку обратно. Командир батальона Сталь выдвинулся с фронта к краю рва. Но обломки стены не заполнили ров глубиной 18 футов, край которого был отвесным, ибо сухая и прочная почва Испании держится без откосов и обмуровки. Бесстрашный Жюно, лично участвовавший в операции, снабдил своих гренадеров несколькими лестницами. Одни воспользовались для спуска в ров лестницами, другие попрыгали в него безо всяких предосторожностей и под предводительством доблестного Сталя под огнем устремились к пролому. Но вскарабкаться к бреши оказалось чрезвычайно трудно. В то время как французские солдаты предпринимали это гибельное усилие, офицер инженерной части Дагене, во главе сорока вольтижеров, обошел ров по дну, повернул влево к боковой стороне и обнаружил мост, ведущий через ров внутрь укрепления. Поднявшись на мост со своими людьми, он атаковал гарнизон монастыря и облегчил Сталю прохождение через брешь. Французы уничтожили и утопили триста испанцев и захватили сорок. Операция, занявшая не более получаса, обошлась в тридцать человек убитыми и сто пятьдесят тяжелоранеными.

Шестнадцатого брешь в плацдарме Уэрвы сделалась проходимой, было решено атаковать плацдарм, и сорок польских вольтижеров, ведомые офицерами и солдатами инженерных частей, устремились к укреплению и быстро вскарабкались на него, самостоятельно и с помощью лестниц. Во время подъема вдруг взорвалась заложенная неприятелем мина, к счастью, не ранив ни одного из солдат. Пробравшись на плацдарм, они изгнали его защитников, которые отошли на другой берег Уэрвы, взорвав за собой мост.

Захватив монастырь Святого Иосифа, прилегающий к стене справа, и плацдарм Уэрвы в центре, французы завладели половиной линии внешних укреплений. Теперь предстояло перейти Уэрву в двух пунктах, в которых к ней подошли, — перебросить крытые мосты через узкую, но зажатую между крутыми берегами реку, пробить бреши в участках стены, расположенных за ней и опиравшихся на монастырь Санта-Энграсия с одной стороны, и на августинский монастырь с другой. Наконец, следовало возвести новые батареи для подавления артиллерийского огня, который становился более плотным и смертоносным.

На эти работы ушли дни с 16 по 21 января. В этот день прибыл, наконец, знаменитый маршал Ланн, который приближался тогда к концу своей героической карьеры, ибо стоял январь 1809 года и до ужасного сражения в Эсслинге оставалось лишь несколько месяцев. Его присутствие могло поддержать дух солдат. Жюно нравился солдатам своей храбростью, но нужен был такой командир, как Ланн, который, взяв на себя смелость изменить приказы Наполеона, заставит содействовать успеху осады все силы французов. К этому времени окончание инженерных работ, чрезвычайно активно произведенных генералом Лакостом и его помощниками Ронья и Аксо, позволило, наконец, приступить к генеральному штурму, в результате которого французы должны были проникнуть в город и начать ужасающую домовую войну от дома к дому.

Двадцать шестого января пятьдесят орудий большого калибра начали обстрел Сарагосы, открывая бреши справа и слева, засыпая город бомбами, снарядами и ядрами. После того как огонь продолжался весь день и половину дня следующего, открылись три проходимые бреши и было решено немедленно начинать генеральный штурм.

В строю был весь 3-й корпус во главе с Жюно и Данном. Справа в укреплениях ожидала сигнала дивизия Гранжана, состоявшая главным образом из 14-го и 44-го линейных полков. В центре с нетерпением ждала того же сигнала дивизия Мюнье, опиравшаяся справа на дивизию Морло. Слева 40-му линейному и 13-му кирасирскому назначалось сдерживать вылазки со стороны Замка инквизиции, подвергавшегося до сих пор только отвлекающим атакам.

В полдень Данн дал желанный сигнал, и тотчас штурмовые колонны вышли из укреплений. Подразделения вольтижеров из 14-го и 44-го и саперов под командованием Сталя вышли из укрепленного здания маслобойни и устремились к самой правой бреши. Неприятель, предвидевший, что французы пойдут на приступ из этого здания, подложил мину под участок, через который должны были пройти солдаты. Два фугаса с ужасающим грохотом взорвались одновременно позади первой штурмовой колонны, не причинив вреда ни одному человеку. Колонна устремилась к бреши и завладела ею, но при попытке продвинуться дальше ее остановил ружейный огонь из домов, располагавшихся за ней, и картечный огонь из многих батарей, возведенных на уличных плацдармах. Понеся большие потери (в том числе был тяжело ранен доблестный Сталь), французы ограничились закреплением в бреши и установлением сообщения с маслобойней, служившей отправным пунктом. Взорванная неприятельской миной земля облегчила выполнение этой задачи.

У второй бреши, открытой рядом с первой, но несколько левее, тридцать шесть гренадеров 44-го, ведомые доблестным офицером Гётманом, в свою очередь устремились на приступ. Несмотря на град пуль, они прошли через брешь и укрылись в домах, расположенных вблизи стены. За ними последовала одна колонна, и французы попытались выйти из домов. Но едва они приближались к дверям или окнам других домов, как ужасающий ружейный огонь из тысячи отверстий обрушивался на храбрецов, имевших дерзость показаться снаружи. Тем не менее французы завладели прилегающими домами, переходя из одного в другой через проделанные внутри проломы, и добрались таким образом до одной из главных улиц города, Квемады, которая ведет от стены прямо к улице Косо. Но картечь с баррикад не позволяла выдвинуться на нее, и у второй бреши пришлось ограничиться захватом дюжины домов.

В центре бой был таким же горячим. Вислинские вольтижеры, направляемые офицерами и солдатами инженерных частей, устремились к бреши, проделанной в монастыре Санта-Энграсия. Они добрались до бреши без излишних потерь, проникли в нее и вступили в монастырь, изгнали его оккупантов, вышли на площадь Санта-Энграсия, проникли даже в окружающие ее дома и в небольшой монастырь по соседству. Захватив площадь Санта-Энграсия, они захватили и большую улицу с таким же названием, ведущую, как и улица Квемада, к Косо. Но многочисленные баррикады, ощетинившиеся изрыгающей картечь артиллерией, не позволяли двигаться дальше без огромных потерь. Для дальнейшего продвижения требовались подкопы и минирование.

От монастыря Санта-Энграсия по открытому участку французы дошли до выступающего угла, который образует городская ограда. Влево от него тянулась линия стены сухой кладки, со рвом и отвалами, доходившая до монастыря капуцинов и далее до Замка инквизиции. Хотя в планы атаки не входил захват этой линии укреплений, непредвиденный случай возбудил рвение дивизий Морло и Мюнье, и они с неслыханной смелостью ринулись вперед. Батарея, размещенная в монастыре, сильно досаждала дивизии Морло, и карабинеры 5-го легкого с удовольствием бросились на нее в атаку. За ними последовал весь полк, и батарея была захвачена. При таком зрелище солдаты 115-го линейного не смогли усидеть в траншеях, кинулись к стене, идущей от Санта-Энграсии к монастырю капуцинов, спустились в ров, взобрались по амбразурам на эскарп и завладели стеной и всей артиллерией.

Так в этот кровопролитный день французы завладели всем периметром стены. Если бы это была обыкновенная осада, состоящая в захвате укрепленной части крепости, Сарагоса бы пала. Но предстояло захватывать каждый квартал, и великая борьба только начиналась. Испанцы потеряли 500—600 человек убитыми, две сотни пленными и всю линию наружных стен. Французы потеряли 186 человек убитыми и 593 ранеными, то есть почти 800 человек, что составляло значительные потери, ставшие результатом чрезмерного рвения и героической храбрости войск.

Захват стены в трех пунктах избавлял от необходимости новой атаки на крайнем левом фланге у Замка инквизиции, ибо теперь следовало атаковать испанцев в домах, а ограда утратила важность для обороны. Дивизия Мор-ло осталась наблюдать за левым флангом, а дивизии Мюнье и Гранжана, общей численностью 9 тысяч человек, приступили к захвату домов с помощью подкопов и минирования.

Обе дивизии разделились на две части по 4500 человек в каждой и сменяли одна другую в этой ужасной борьбе, где нужно было поочередно вести подкопы и биться врукопашную в тесных помещениях. Никогда, даже во времена, когда вся война проходила в осадах, не видывали ничего подобного. Испанцы баррикадировали двери и окна домов, проламывали стены внутри для сообщения между домами, проделывали в стенах бойницы, дабы иметь возможность обстреливать улицы, которые, кроме того, были перегорожены во многих местах баррикадами, оснащенными артиллерией. Едва французские солдаты показывались наружу, как их осыпал град пуль с верхних этажей и из подвальных окон, и накрывала картечь с баррикад.

С тех пор как началась война от дома к дому, французы теряли не менее ста человек в день. Именно в одной из таких атак был убит пулей в голову доблестный и искусный генерал Лакост. Полковник Ронья сменил его и был, в свою очередь, ранен. Командир батальона Аксо также получил ранение.

Наступило 18 февраля. Сарагосу атаковали уже пятьдесят дней, двадцать девять из которых употребили на проникновение за ее стены, а двадцать один — на продвижение по улицам. Близилась минута, когда иссякшая доблесть неприятеля должна была найти решающий повод к капитуляции в какой-нибудь крупной неудаче. В этот самый день, 18-го, в городе должны были взорвать здание Университета, а в предместье — завладеть монастырем, прилегающим к мосту через Эбро. Утром Ланн приказал начинать атаку предместья. Пятьдесят орудий загремели, атакуя монастырь, кирпичные стены которого были толщиной не менее четырех футов. К трем часам пополудни была, наконец, проделана проходимая брешь. Один батальон 28-го и один батальон 103-го устремились к бреши и проникли в нее, истребив три или четыре сотни испанцев. От монастыря солдаты устремились к мосту. Гарнизон предместья, видя, что путь к отступлению отрезан, попытался прорваться. Три тысячи человек бросились к мосту, их попытались остановить, смешались с ними, многих порубили, но многим удалось пройти. Четыре тысячи оставшихся были вынуждены сложить оружие и сдать само предместье.

Эта блестящая решающая операция, проведенная самим Данном, обошлась французам не более чем в десять человек убитыми и сто ранеными. Она отняла у населения его главное убежище и открыла город обстрелу с левого берега.

В то время как эти события совершались в предместье, дивизия Гранжана в полной боевой готовности ожидала подрыва здания Университета. Оно действительно взорвалось, с ужасающим грохотом, с помощью заряда в 1500 фунтов пороха, и тотчас солдаты 14-го и 44-го, бросившись на приступ, завладели началом Косо и обеими ее сторонами.

Как ни велика была храбрость монахов и крестьян, их ярость не могла устоять перед поражениями 18 февраля. Лишь треть сражавшихся оставалась на ногах. Мирное население было в отчаянии. Палафокс умирал от неизвестной болезни. Оборонная хунта решила, наконец, капитулировать. На следующий день, 20-го, хунта прибыла в лагерь и согласилась сдать крепость. Было договорено, что все, кто оставался в гарнизоне, выйдут через главные ворота, ворота Портильо, сложат оружие и станут военнопленными, если не захотят перейти на службу королю Жозефу.

Двадцать первого февраля десять тысяч пехотинцев и две тысячи всадников, бледных и исхудавших, продефилировали перед охваченными жалостью французскими солдатами. Затем французы вошли в несчастный город, который представлял собой одни руины, наполненные гниющими трупами. Из ста тысяч человек — жителей города и укрывшихся в его стенах беженцев — погибли пятьдесят четыре тысячи. Треть зданий была полностью разрушена, две другие трети изрешечены ядрами, залиты кровью, заражены смертельными миазмами.

Сердца французских солдат были глубоко взволнованы. Французы тоже понесли жестокие потери: из четырнадцати тысяч солдат, активно участвовавших в осаде, были выведены из строя три тысячи. Двадцать семь офицеров инженерных частей из сорока были ранены или убиты, и в числе погибших находился знаменитый и несчастный Лакост. Погибла половина солдат инженерных частей.

Таков был конец Второй испанской кампании, начавшейся в Бургосе, Эспиносе и Туделе, окончившейся в Сарагосе и отмеченной присутствием Наполеона на Иберийском полуострове, стремительным отступлением англичан и видимым подчинением испанцев королю Жозефу. Как бы неутомимы они ни были, их можно было утомить; как бы слепы они ни были, их можно было просветить и заставить оценить преимущества правления, которое нес им Наполеон в лице своего брата. После Эспиносы, Туделы, Сомосьерры, Ла-Коруньи, Уклеса и Сарагосы они были действительно сокрушены и деморализованы, по крайней мере на время; и если бы им не помогли новые общеполитические осложнения, они еще раз возродились бы благодаря иностранной династии. Но тайны судеб были пока скрыты непроницаемой завесой.

Получив от Камбасереса письмо с пожеланием доброго нового года, Наполеон отвечал ему: «Чтобы вы смогли обратиться ко мне с таким пожеланием еще три десятка раз, следует быть благоразумным».

Но сумеет ли он стать таковым? В этом был весь вопрос. Он один после Бога держал в руках судьбы испанцев, германцев, поляков, итальянцев и французов.

В то время он еще был способен сохранять благоразумие и непоправимые ошибки еще не были совершены. Еще было возможно, хотя и сомнительно (в силу того, какой ход он задал событиям), что благодаря ему Испания возродится, Италия освободится от австрийцев, Франция останется такой же великой, какой он ее сделал, а его могила окажется на берегах Сены, не оказавшись прежде на другом конце Океана.