10. ПОСЛЕДНЯЯ ПОПЫТКА

Получив предложение возглавить Вооруженные Силы Юга России, генерал Врангель испытал сложные чувства. Во-первых, было приятно, что его все же оценили по достоинству, а во-вторых, он прекрасно понимал, что принимает армию в катастрофическом состоянии и шансов на военные успехи практически нет. Об этом убедительно свидетельствует бывший главный военный советник Русской армии и флота митрополит Вениамин (И. Федченков). 3-го апреля 1920 г., в день, когда на Военном совете, созванном Деникиным, решался вопрос о назначении Врангеля главнокомандующим, он обратился к митрополиту за советом, принимать ли ему предлагаемый пост. Обстановку он обрисовал достаточно красноречиво: «По человеческим соображениям, — сказал он, — почти нет никаких надежд на дальнейший успех Добровольческого движения. Армия разбита. Дух пал. Оружия почти нет. Конница погибла Финансов никаких. Территория ничтожна. Союзники не надежны. Большевики неизмеримо сильнее нас и человеческими резервами, и вооруженным снаряжением»^{262}.

Примерно такого же мнения придерживались и англичане. Они считали, что капитуляция белых войск неизбежна и прямо предложили Врангелю свое посредничество в переговорах с большевиками. Для этого они в тайне от Деникина подготовили соответствующую делегацию, и та прибыла из Константинополя в Севастополь практически одновременно с Врангелем. Англичане намеревались предложить советскому руководству принять капитуляцию Вооруженных Сил Юга России и добиться при этом от них гарантий, что никаких репрессий по отношению к участникам Белого движения применяться не будет. Самого Врангеля и какую-то часть руководящего состава армии англичане намеревались при этом вывезти из Крыма сами.

Врангель отказался от такого варианта окончания Гражданской войны на юге России и 4 апреля 1920 г. Деникин утвердил его своим преемником. Новый Главнокомандующий свою основную задачу тоже видел в том, чтобы спасти армию, но не в виде беженцев, как того хотели англичане и французы, а как военную организацию, которую можно будет вновь использовать для борьбы с большевиками. Однажды он уже приходил к такому выводу. Когда в декабре 1919 г. Добровольческая армия терпела поражение за поражением в Донецком бассейне, то в частном письме к Деникину он предлагал: «...подготовить все, дабы в случае неудачи... сохранить кадры армии и часть технических средств, для чего ныне же войти в соглашение с союзниками о перевозке, в случае надобности, армии в иностранные пределы»^{263}.

Теперь он не мог не видеть, что положение сложилось еще хуже, чем тогда, но все же решил сделать последнюю попытку, взять реванш за все проигранные сражения. Безусловно, отказ Врангеля подчиниться планам англичан вовсе не означал его разрыва с союзниками вообще. Он был уверен, что его строптивость будет понята правильно, да и союзникам этот разрыв был бы ни к чему. Деятели Антанты предусмотрительно считали, что, несмотря на некоторые успехи Польши, которая вела в это время войну с Советской Россией, все же победу ей никто гарантировать не может и армия Врангеля может быть еще востребована. Да и сам Крым с его портами они так просто на тот момент терять не хотели.

Поэтому Врангель мог вполне рассчитывать на политическую поддержку и военно-техническую помощь со стороны стран Антанты. Этот расчет оказался верным. Союзники решили принять самое активное участие в восстановлении боеготовности крымской группировки белых войск и направили к Врангелю своих представителей с довольно-таки серьезными полномочиями. В частности, военно-морскую и дипломатическую миссию США возглавил американский адмирал Мак-Келли, французский военно-морской флот представлял полковник Бертран. В Крым пошли транспорты с различными грузами военного назначения. По данным советской разведки, уже весной 1920 г. только два американских парохода доставили в Крым 41 000 ящиков со снарядами, 6 000 ящиков взрывчатки, много винтовок и военного снаряжения^{264}. Правительство Англии, не смотря на свое негативное отношение к решению Врангеля продолжать войну с Советской Россией, передало ему на военные нужды 15,5 млн. фунтов стерлингов из тех кредитов, которые были ассигнованы армии Деникина^{265}. В свою очередь и французское правительство официально уведомило Врангеля, что тоже приложит все усилия для снабжения его армии и не допустит высадки советских войск в Крыму.

Не последнюю роль в том, что Врангель принял командование Вооруженными Силами Юга России, сыграл и тот факт, что судьба предоставила ему наконец-то шанс осуществить свой план по созданию в Малороссии единого славянского антисоветского фронта. Он рассчитывал, что его армия станет центром сосредоточения таких сил: справа от нее займут фронт восставшие казаки Дона и Кубани, слева — союзные Польша и Украина, а на севере можно будет сколотить группировку из остатков Северной и Северо-Западной армий.

Теоретически такая возможность, конечно, существовала, но время и обстоятельства сильно изменили ситуацию в тех регионах, с которыми Врангель связывал свои надежды. На Дону и Кубани советская власть все более укреплялась и ни высадкой десантов, ни активизацией деятельности «бело-зеленых» отрядов создать там новый фронт борьбы с большевиками было уже не реально. Что касается Украины и Польши, то надежному союзу с ними мешали непреодолимые политические разногласия Врангеля с лидерами этих стран — С. Петлюрой и Ю. Пилсудским. Социал-демократа Симона Петлюру и национал-социалиста Юзефа Пилсудского не устраивали великодержавные цели Врангеля, что же касается притока белых сил с Северо-Запада, то их ресурс был не велик, а их консолидация и переброска через границы других государств были очень проблематичны.

Вступив в командование армией, Врангель начал ее переформирование. Ее структура требовала серьезной реорганизации, а моральный и боевой потенциалы нужно было начинать поднимать чуть ли не с нуля. В итоге предпринятых экстренных мер к 11 мая 1920 года структура ВСЮР претерпела существенные изменения. Армия стала более управляемой, ее формирования обрели новые наименования, был значительно обновлен командный состав соединений и частей. Во главе ее он стал сам, а пост начальника штаба занял генерал-лейтенант П.С. Махров. Поначалу армия состояла из трех корпусов: 1-й армейский (бывший Добровольческий) генерал-лейтенанта А.П. Кутепова, 2-й армейский (бывший Крымский) генерал-лейтенанта Я.А. Слащова, Донской (Казачий) генерал-лейтенанта Ф.Ф. Абрамова и Сводный (Конный) генерал-лейтенанта П.К. Писарева. Кроме того, на подвластных территориях Врангель начал проведение некоторых преобразований демократического характера.

К началу июня вся группировка уже насчитывала до 32 000 штыков и 12 000 сабель, 1 144 пулемета, 272 орудия, 14 бронепоездов, 16 автобронеотрядов, 1 танковый и 11 авиаотрядов. Врангель продолжил традицию вождей Белого движения — при формировании войск предусматривать наличие в них офицерских подразделений и частей. И дело здесь не только в желании иметь надежные во всех отношениях, элитные войсковые единицы. Всегда теплилась надежда, что как только в России ситуация изменится в пользу белой армии, они пригодятся как кадры для развертывания новых соединений и частей, для создания массовой современной армии.

В ноябре 1960 г. на торжественном собрании участников Белого движения в Нью-Йорке, посвященном 40-летнему юбилею создания Общества галлиполийцев, начальник Русского Общевоинского Союза генерал В. Г. Тхоржевский так охарактеризовал итоги деятельности Врангеля в Крыму. Это были оценки не по следам событий, а устоявшиеся, выверенные временем и потому представляющие сегодня определенный интерес.

«Положение Крыма, — говорил он, — состояние его защитников и населения ставили перед генералом Врангелем на разрешение ряд срочных проблем.

Прежде всего — вопрос питания. Крым был перенаселен: и войска, и беженцы из захваченных большевиками районов. Ресурсы Крыма в этом отношении были совершенно недостаточны. Вопрос этот вызвал необходимость расширения территории в направлении Северной Таврии, без которого Крыму угрожал голод. Это расширение территории требовалось и по соображениям политического характера: дальнейшая борьба была возможна только при поддержке (хотя бы в материальной части) со стороны союзных держав. А она была возможна только при проявлении активности и военных успехов. Иначе — Крым никакого интереса для союзных держав не представлял.

Для военных успехов — необходимо было дать армии отдых, устроить ее, снабдив самым необходимым, чего ей не хватало. Особенно это касалось нашей конницы и артиллерии, которая прибыла в Крым без конного состава. Последующая мобилизация и людей, и лошадей, равно как и трофеев в боях — в какой- то мере разрешили этот вопрос. С другой стороны: на фронте можно было ожидать тяжелых случайностей. Освободившиеся на Кубани силы большевиков могли быть в массе своей переброшены на Крымский фронт, и участь неукрепленного Крыма была бы решена. Генерал Врангель отдал приказ об укреплении перешейков и, самое главное, ввиду возможного неблагоприятного конца, — приказал озаботиться тоннажем для эвакуации и созданием запасов топлива. Ибо в этом отношении положение в Крыму было просто катастрофическим: по докладу морского командования запасы топлива были таковы, что не все корабли могли выйти в открытое море даже на буксире...

Касаясь отношения к нам союзных держав, должно сказать, что одна только Франция, оказывавшая поддержку Польше в ее борьбе с большевиками, доброжелательно относилась к нам, оказывая помощь и признав позднее правительство Врангеля «де факто». Определялось сочувственное отношение к нашей борьбе со стороны США. Но Англия, на всем протяжении борьбы в Крыму и в Северной Таврии, относилась к нам явно недоброжелательно и даже враждебно. Не говоря об ультиматуме, который усложнил и без того тяжелое положение Крыма, правительство Англии запретило поставку в Крым военных грузов на английских кораблях. А когда в Болгарии с большим трудом были приобретены для армии аэропланы, — они были уничтожены английской контрольной комиссией... «по недоразумению».

Наряду с разрешением этих проблем протекала деятельность генерала Врангеля и во внутренней жизни Крыма. Его законы «О земле», «О волостном земстве», «Об упорядочении судопроизводства в целях устранения произвола» и т.д. имели целью внедрить после революционного хаоса и «вседозволенности» понятия о законности: и в отношении населения, и воинских чинов и представителей власти. Генерал Врангель знал, что для успеха борьбы за Россию, необходимо привлечь основное сословие Российского государство — крестьянство. (И его заботы об этом сословии воскрешают в нашей памяти деятельность другого укрепителя этого сословия — Столыпина.)

В связи со сменой власти, правительство Крыма должно было показать и свое политическое лицо. С принятием власти генерал Врангель отрешился в своей деятельности от личных влечений к тому или иному порядку: «Я беспрекословно подчинюсь голосу русской земли». Т. е приняв от первых Вождей Белого движения знамя борьбы «за Отечество» — эту «программу», начертанную еще Быховскими узниками генерал Врангель воспринял ее полностью и от нее не отступал...

В этих сложных условиях всесторонней деятельности генерала Врангеля в первые месяцы Крыма происходила стабилизация положения в Крыму, и протекала подготовка к боевым операциям.

Уже через три месяца после Новороссийской эвакуации были предприняты, для расширения плацдармов у перешейков, две десантные операции: дроздовцев — у полуострова Хорлы, и алексеевцев — у Кирилловки и Ново-Алексеевки, с занятием станции Сальково. Обе операции протекали успешно, что дало генералу Врангелю уверенность, что, после всего пережитого, дух войск не подорван...»^{266}.

Безусловно, советские разведорганы после исхода белой армии в Крым продолжали вести пристальное наблюдение за всем, что происходило в это время в ней, как идет восстановление боеготовности соединений и частей, разгромленных на Дону, Кубани и Северном Кавказе. По этим вопросам советское руководство регулярно получало соответствующую информацию. В конце июня 1920 г. для него был подготовлен очередной доклад, в котором особое внимание обращалось на то, какие настроения преобладают во врангелевских войсках, насколько опасны эти соединения и части для Советской Республики.

«...Марковские части, — говорилось в докладе, — состоят из кадровых офицеров, большей частью гвардейцев, и вообще — из представителей буржуазного класса. Настроение среди них монархическое. Это душа контрреволюции.

Корниловцы — новые пополнения, мобилизованные в Полтавской, Харьковской губ(ерниях), сменили старую окраску корниловцев; в национальном отношении в некоторых частях 65— 85% украинцев, а в 6-й роте Корниловского полка до 30% бывших гайдамаков. Настроение украинско-малоросское: с большим удовольствием перешли бы к Петлюре. Офицерский состав до 80% контрреволюционный, остальная часть — пассивные и подавленные.

Дроздовцы — кавалерия, конные — пьяницы, грабители, кокаинисты. Настроение бандитское. В 1-м и 2-м пеших полках офицерский состав контрреволюционный. Солдаты большей частью из пленных красноармейцев, которых жестокая дисциплина заставляет драться.

Немцы-колонисты (их было 800—1 000 чел. — Н.К.) — храбрые контрреволюционеры.

Мусульманский конный полк — тоже контрреволюционеры.

Сборный юнкерский полк. Настроение наполовину революционное. Юнкерская батарея с пушками перешла к советским войскам.

Кубанцы — национально-революционные, имеют связь с Украинским повстанческим Советом (Петлюровским).

Донцы — дезорганизованы, настроение пассивное, подавленное, без оружия, без лошадей. Добр(овольческая) армия относится к ним враждебно. Атаман Богаевский авторитетом не пользуется.

Гарнизон Керчи — революционный. Экипаж флота: на крейсере «Ген(ерал) Корнилов» и дредноуте «Ген(ерал) Алексеев» — сыны помещиков, безусловно контрреволюционны. Остальные больше украинские революционеры, частью шкурники; с военной стороны ценности не имеют. С политической — пассивны»^{267}.

С этими силами Врангель 6 июня 1920 г. начал операцию по выходу из Крыма за перешейки, для захвата Северной Таврии.

В тылу 13-й советской армии, прикрывавшей выход из Крыма, кораблями белого Черноморского флота был высажен десант. Его составлял 2-й армейский корпус генерала Я.А. Слащова. Против 2 000 штыков и сабель, двух бронепоездов красных Врангель бросил соединения и части более чем в три раза превосходившие их. После ожесточенных боев белые овладели Милитополем и перерезали железную дорогу Симферополь — Синельниково, на которую базировалась 13-я армия красных. Днем позднее, 7-го июня, при поддержке танков, авиации и бронепоездов перешли в наступление 1-й армейский корпус генерала А. П. Кутепова, находившийся на Перекопе, и Сводный корпус генерала П.К. Писарева, дислоцированный на Чонгаре.

Главное командование Красной Армии не смогло правильно оценить боевых возможностей белых войск, слишком доверилось данным разведки и к тому же допустило просчет в определении сроков начала наступления противника. Действия группировки белых рассматривались как частная операция, проводимая с целью отвлечения внимания советских войск с польского фронта. Эти предположения окончательно рассеялись, когда Врангель 12 июня ввел в бой еще и Донской корпус, находившийся в Джанкое.

Успех сопутствовал белым. 13-я советская армия хотя и избежала окружения, на которое рассчитывал штаб Врангеля, все же начала отступать и продолжала отходить, даже когда в ее состав ввели еще две дивизии. Бои были очень кровопролитными, и обе стороны понесли большие потери. Продолжая наступать, войска белой армии оказались растянутыми на фронте почти в 300 километров и не могли уже наносить концентрированных ударов в направлении на Донбасс. Людские ресурсы были полностью исчерпаны. Нужно было срочно произвести перегруппировку сил, и 24 июня белые войска повсеместно перешли к обороне.

В таком положении армия Врангеля находилась почти месяц. За это время белое командование выработало новый план овладения Донбассом и Донской областью. Наступление было решено начать из района Александровки. Операция началась утром 25 июля 1920 г. Внезапным ударом Дроздовская и Марковская пехотные дивизии потеснили части 3-й и 46-й красных стрелковых дивизий, и в образовавшийся между ними разрыв белые бросили 1-ю Кубанскую дивизию генерала Г.Ф. Бабиева. В этот же день ими был взят г. Орехов и создана угроза захвата г. Александровска.

Красное командование начинает понимать, что Крымский участок боевых действий Юго-Западного фронта становится одним из важнейших, но попыталось изменить ситуацию без привлечения сил с других мест. Поэтому для начала было принято решение срочно начать формирование 2-й Конной армии, а пока направить в район боевых действии бывшие в резерве три стрелковые и одну кавалерийскую дивизии, 4 стрелковые бригады, 7 автобронеотрядов, 2 разведывательных авиационных отряда и 1 истребительный авиационный дивизион^{268}. 7 августа основные силы Правобережной группировки красных — три стрелковые дивизии 13-й армии, начали наступление. Они форсировали Днепр и захватили плацдарм в районе Каховки. Там развернулись бои, которые вошли в историю Гражданской войны как одни из самых ожесточенных и кровопролитных, и об этом плацдарме следует сказать особо.

Он находился в 60—70 километрах от Перекопа и давал возможность советским войскам нанести удар во фланг и тыл основной группировки врангелевских войск в Северной Таврии, а главное, он мешал белым отойти за перешейки. Оборудованием укрепрайона здесь руководил талантливый военный инженер Д.М. Карбышев. Ему удалось сделать плацдарм практически неприступным. Оборона укрепрайона состояла из трех полос — передовой, главной и предмостной. Важнейшие танкоопасные направления прикрывались специально выделенными артиллерийскими орудиями и минировались. Передовая полоса состояла из линии отдельных окопов и взводных опорных пунктов с проволочными заграждениями. Главная полоса включала две-три линии групповых окопов и ротных опорных пунктов с ходами сообщения и тремя рядами проволочных заграждений. За спиной обороняющихся был Днепр, но с остальными войсками 13-й армии они были связаны четырьмя оборудованными переправами, через которые шло бесперебойное снабжение войск, находившихся на плацдарме, всем необходимым для ведения боевых действий. От ударов с воздуха и сам плацдарм, и переправы прикрывали специально созданные авиационные и зенитно-артиллерийские группы.

В это время на советско-польском фронте дела у армии Пилсудского складывались все хуже и хуже, и получалось теперь так, что главной силой, которая могла угрожать Советской России, становилась армия Врангеля. На нее делали ставку и союзники. Их поставки оружия, техники, горюче-смазочных материалов, снаряжения и продовольствия резко возросли. Из США прибыло 436 пулеметов, более 3 000 винтовок, 2,5 млн. патронов. Кроме того, Антанта передала Врангелю все оружие и боевое снаряжение, оставшееся со времен 1 -й мировой войны в Болгарии, Турции и Греции. Только из Болгарии в Крым было доставлено 38 000 винтовок и 64 млн. патронов^{269}. Франция в это время основное внимание уделяла поддержке Польше, но как только стало ясно, что мирный договор между Россией и Польшей скоро будет подписан, верховный комиссар Франции в Крыму граф де Мартель официально заявил о решении своего правительства оказать теперь существенную помощь Русской армии. Французская флотилия получила приказ направиться из Средиземного в Черное море для поддержки войск Врангеля^{270}.

На эти же дни приходится решение Врангеля послать десант генерала Улагая на Кубань. И хотя предприятие это по уже упоминавшимся ранее причинам окончилось неудачей, части, бывшие в составе десанта, вернулись с пополнением. Кроме того, тысячи казаков были сняты кораблями флота с побережья у грузинской границы. У Врангеля наконец-то стали улучшаться отношения с казачьими атаманами, и он принимает решение провести еще одну реорганизацию правительства и своих войск. В результате 6/19 августа он издает приказ № 350 следующего содержания:

«Ввиду расширения занимаемой территории и в связи с соглашением с казачьими атаманами и правительствами, коим Главнокомандующему присваивается полнота власти над всеми вооруженными силами государственных образований Дона, Кубани, Терека и Астрахани, — Главнокомандующий Вооруженными Силами Юга России впредь именуется Главнокомандующим Русской армией, а состоящее при нем правительство — правительством Юга России. Означенное правительство, включая в себя представителей названных казачьих образований, имеет во главе председателя и состоит из лиц, заведующих отдельными управлениями.

                                                                       Правитель Юга России и Главнокомандующий

                                                                       Русской армией Генерал Врангель»^{271}.

Почти одновременно на базе имевшихся корпусов он создал 2 армии. 1-я — под командованием генерала А.П. Кутепова (образована 4/17.09) и 2-я— под командованием генерала Д.П. Драценко (образована 17/30.08). Помимо них были сформированы: отдельная Конная группа генерала Г.Ф. Бабиева, 3-й корпус генерала М.Н. Скалона и Экспедиционно-Десантный корпус генерала С.Г. Улагая. Кроме того, по соглашению с правительством Польши на ее территории началась работа по формированию 3-й армии, в которую должны были войти части корпусов генералов М.Н. Промтова и Ф.Э. Бредова, отряды Булак-Балаховича, мобилизованное в Польше русское население и русские военнопленные, находящиеся в концентрационных лагерях в Германии. Численность этой армии Врангель планировал довести до 80 000 человек и во главе ее поставить генерала Я.Д. Юзефовича. Формировать армию в Польшу убыл начальник штаба Главнокомандующего П.С. Махров.

Врангелю снова начинает казаться, что все же можно создать славянский антисоветский фронт и роль связующего звена между Русскими, Польскими и Украинскими войсками успешно выполнит его новая формируемая армия. Благоприятные вести в это время пришли от его посла во Франции А.А. Нератова. Он информировал Врангеля, что Франция начинает благосклонно относиться к его союзу с Польшей и что последняя якобы дала на это согласие. В этой связи Врангель телеграфирует своему представителю в Варшаве генералу Е.К. Миллеру:

«Согласился на формирование в Польше русской армии из военнопленных большевиков на условиях, что она выдвигается на правый фланг польской и украинской армий и называется 3-й Русской армией, командный состав назначается мною. До соединения с остальными русскими армиями подчиняется в оперативном отношении главнокомандующему Западным противобольшевистским фронтом. В связи с выгодой дальнейших действий и обстановкой возбудил вопрос объединения действий русских, украинских и польских войск для обеспечения наибольшего успеха. Соглашение с украинской армией намечается, назрел вопрос объединения с Польшей. Русские войска в Северной Таврии, усиленные значительно и пополнившиеся кубанским десантом, готовы к действию в любом направлении. В случае объединения действий могу начать операцию на Правобережной Украине по овладению Херсонским и Николаевским районами с выходом в дальнейшем своим левым флангом на линию Мариуполь — Чаплино — Екатеринослав. Вам надлежит:

1) Принять меры воздействия на поляков для борьбы с большевиками по формированию 3-й Русской армии на указанных условиях и выдвижения ее с украинцами в Черкассы для примыкания клевому флангу 2-й Русской армии, в то время как маршальская (польская. — Н.К.) армия правым флангом продвинется к Киеву и ограничивается в дальнейшем обороной Днепра и Припяти;

2) в случае намерения Польши заключить мирный (договор) всемерно затягивать переговоры с целью приковать силы красных на западе и создать выгодные условия для продвижения 3-й Русской армии к Черкассам;

3) при отрицательном решении вопроса о формировании 3-й Русской армии также при мире с большевиками принять все меры для скорейшей переброски в Крым всех русских надежных контингентов как из Польши, так и из соседних стран. В этом случае желательно посылать одетыми и с материальной частью.

Севастополь.

5/18 сентября 1920 года.

№ 0939/ос.

Врангель»^{272}.

Как и следовало ожидать, союза ни с Польшей, ни с Украиной у Врангеля не получилось. Нужно было рассчитывать только на себя и продолжать изыскивать внутренние резервы, в том числе формировать новые отряды из немцев-колонистов и крымских татар. На полуострове была проведена мобилизация военнообязанных мужчин 1900—1901 гг. рождения и ранее освобожденных от воинской службы, родившихся в 1885—1899 гг. Из Польши вернулся отряд генерала Бредова. В итоге Русская армия все же увеличилась на 13 000 штыков и 6 000 сабель^{273}.

Работая над укреплением армии, генерал Врангель решает сменить командира 2-го корпуса генерала Я.А. Слащова. Поводом для этого решения послужили неудачные действия корпуса при выходе за перешейки, личное непредсказуемое поведение Слащова и употребление им наркотиков. Врангель ставил в вину комкору его неумение применять конницу, так как тот ставил ей задачи по овладению укрепленных позиций, от чего кавалеристы несли большие потери, а после того, как они, все-таки, добивались успеха не использовал их для его развития. По мнению Врангеля, генерал Слащов разбрасывал части своего корпуса по разным направлениям и давал противнику закрепляться на выгодных ему рубежах. Врангель лишил 2-й корпус кавалерии, чем нанес смертельную обиду его командиру. Поддавшись настойчивым просьбам Слащова, Врангель потом придал его корпусу конницу генерала Барбовича, но он опять бросил ее на пулеметы противника.

В результате Врангель высказал в приказе по войскам неудовлетворение действиями командира 2-го корпуса, чем окончательно испортил отношения с ним. Слащов же считал, что Врангель всегда не доверял ему, специально приставил к нему контрразведчика полковника Шарова, чтобы следить за ним. Он был против того, чтобы Врангель открывал 2-й фронт борьбы с большевиками на Дону, так как там, по его мнению, больше не осталось ни людей, еще способных воевать, ни оружия.

Врангель был очень невысокого мнения также о моральных качествах и психическом состоянии Слащова, считал, что тот употребляет наркотики, пьянствует, окружил себя подхалимами и многие свои распоряжения отдает в невменяемом состоянии Однажды Врангель побывал в вагоне, где жил Слащов со своей женой-ординарцем Нечволодовой, и так описал увиденное им:

«Слащов жил в своем вагоне на вокзале. В вагоне царил невероятный беспорядок. Стол, уставленный бутылками и закусками, на диванах — разбросанная одежда, карты, оружие. Среди этого беспорядка Слащов в фантастическом белом ментике, расшитом желтыми шнурами и отороченном мехом, окруженный всевозможными птицами. Тут были журавль, и ворон, и ласточка, и скворец. Они прыгали по столу и дивану, вспархивали на плечи и на голову своего хозяина. Я настоял на том, чтобы генерал Слащов дал осмотреть себя врачам. Последние определили сильнейшую форму неврастении, требующую самого серьезного лечения. По словам врачей, последнее возможно было лишь в санатории, и рекомендовали генералу Слащову отправиться для лечения за границу, однако все попытки мои убедить его в этом оказались тщетными, он решил поселиться в Ялте»^{274}.

После всех этих событий Слащов написал рапорт об увольнении со службы, и Врангель удовлетворил его. При этом было учтено, что на полуострове было немало тех, кто очень высоко ценил Слащова, считал его чуть ли не спасителем Крыма. Поэтому в приказе об увольнении Слащова Врангель польстил ему, присвоив звание «Крымский».

Закончив мероприятия по укреплению своей армии, Врангель стал готовить наступление с целью прорваться в Донбасс и на Правобережную Украину. Не снималась с повестки дня и задача по соединению усилий с Польшей и Украиной. Для всего этого одновременно планировалось две операции — Заднепровская и Донбасская. Замысел первой состоял в том, чтобы серией дробящих ударов на разных направлениях разгромить советские войска по частям и прорваться на правый берег Днепра. Вторая операция носила вспомогательный характер и сводилась к тому, чтобы нанести поражение левобережной группе советских войск, входящих в 13-й армию, и тем самым обеспечить тылы и правый фланг своих основных сил в Правобережье.

Возможность именно такого развития ситуации советское командование имело в виду и планировало ответные меры. Еще 2 августа, когда на Кубани шли боевые действия с улагаевским десантом, было принято решение выделить крымский участок Юго-Западного фронта в самостоятельный — Южный фронт. Однако тогда это решение провести в жизнь не удалось, так как развернулись тяжелые бои с поляками. Поэтому командованию и штабу Юго-Западного фронта приходилось одновременно руководить действиями своих войск на двух, по сути самостоятельных, направлениях — против Польши и против Врангеля.

21 сентября Реввоенсовет Республики дал указание о формировании Южного фронта в составе трех армий: 6, 13 и 2-й Конной. Командующим фронтом по личному решению В.И Ленина был назначен М.В. Фрунзе. Помимо названных объединений, в его распоряжение из состава Юго-Западного фронта передавались подразделения связистов, все пополнения и предназначенные ему технические средства, часть сотрудников из управлений этого фронта. Начальником штаба стал И.Х. Паука, а так как состав частей нового фронта был многонациональным, то членом реввоенсовета был назначен венгерский коммунист Бела Кун, учитывалось также, что в войсках было много венгров.

План наступательной операции был разработан еще командованием Юго-Западного фронта, теперь доработать и осуществить ее должно было новое руководство. Суть операции заключалась в том, чтобы использовать возможности Каховского плацдарма и главный удар нанести с него на Перекопском направлении. Наступление войск Левобережной группировки носило вспомогательный характер и должно было вестись на Мелитопольском направлении, где у белых была наиболее сильная оборона. На Александровском направлении предполагалось вести активные оборонительные бои, чтобы сковать как можно больше сил противника. Решающего успеха в операции рассчитывали добиться за счет ударов на фланги по сходящимся к крымским перешейкам направлениям.

Подготовка соединений и частей фронта к наступлению велась многопланово. Прежде всего была проведена перегруппировка сил в соответствии с замыслом операции. На усиление нового фронта из Беломорского и Заволжского военных округов, из Запасной армии Республики, из Сибири, Западного и Кавказского фронтов перебрасывалось 5 стрелковых и 2 кавалерийские дивизии, 4 бригады, артиллерия, бронеавтомобили, танковый отряд, полевое управление 4-й армии. В резерв главнокомандующего из состава Юго-Западного фронта была выведена 1-я Конная армия. Всего на Южный фронт в это время было направлено более 130 000 человек, из них свыше 68 000 штыков и до 21 000 сабель, а также 60 000 лошадей^{275}.

С учетом того, что обе стороны одновременно готовились вести наступательные действия, фактор времени приобретал важнейшее значение. Исход боевых действий теперь мог зависеть от того, кто первым перейдет в наступление. Штаб Врангеля выиграл время и крымская группировка начала наступление первой. 4 сентября белое командование провело разведку боем на Мариупольском направлении с целью уничтожить находившуюся там группу советских войск и улучшить свое исходное положение для удара на Донбасс. Для обеспечения правого фланга наступающих войск в районе Бердянска белое командование сосредоточило Азовскую военную флотилию (4 канонерские лодки, миноносец и 2 сторожевых корабля) и они почти бесперерывно обстреливали позиции красных. Но тут подошли и корабли Азовской флотилии красных (3 сторожевых корабля и 4 канлодки). В районе косы Обиточной они потопили одну канонерскую лодку белых и 2 повредили. Несмотря на большой наступательный порыв белых войск, они не добились сколько-нибудь значительного продвижения. Красные войска ожесточенно сопротивлялись и контратаковали. Белым пришлось отступить на исходные позиции и начать подготовку боевых действий с привлечением более значительных сил.

Наступление главных сил Русской армии Врангеля началось 14 сентября. В бой вступил 3-й Донской кавалерийский корпус генерала Ф.Ф. Абрамова. Он наступал на участке Пологи — Ногайск и, имея солидный перевес в коннице, нанес поражение 40-й и 42-й стрелковым дивизиям 13 армии красных. Они были отброшены к востоку и северо-востоку от железной дороги Пологи — Бердянск. Решив, что с разгромом двух советских дивизий задача по уничтожению группировки красных войск на Мариупольском направлении выполнена, Врангель приказал генералу А.П. Кутепову силами своего корпуса овладеть переправой через Днепр в районе Александровска. Кутепов выполнил задачу. Он нанес сильный удар по 46-й стрелковой дивизии красных и отбросил ее к реке Конка. После этого 3-й Донской корпус развернулся фронтом на север и северо-восток против другой советской стрелковой дивизии — 23-й. Вскоре она тоже была вынуждена отойти к северу. Развивая этот успех, войска 1-й армии белых 19 сентября овладели Александровском, а 22 — станцией Синельниково, однако ненадолго. На следующий день 46-я и 23-я стрелковые советские дивизии, вместе с 9-й кавалерийской, освободили станцию, одновременно была ликвидирована угроза Екатеринославу.

Однако это обстоятельство не остановило наступательных действий белых войск. Корпус генерала Абрамова срочно был переброшен на Мариупольское направление против Таганрогской группы войск 13-й красной армии. 28-го сентября он овладел станцией Волноваха, а на следующий день и Мариуполем. Это был серьезный успех Врангеля, наконец-то были созданы серьезные предпосылки для прорыва в Донбасс. Хотя сил для развития успеха было мало, штаб Врангеля в начале октября все же дал распоряжение Дроздовской пехотной и Кубанской кавалерийской дивизиям, усилив их бронеавтомобилями, продолжить наступление и вернуть станцию Синельниково. На Волновахском направлении в наступление перешли 2-я Донская и 3-я Кубанская дивизии.

Ценой огромных усилий и больших потерь войска советского Южного фронта сдерживали натиск белых войск. В бой были введены 6 бронепоездов и столько же самолетов. Наступление врангелевцев было приостановлено на рубеже Синельниково — Волноваха — Мариуполь. Замедление темпов наступления не сильно обеспокоило Врангеля. Он ошибочно считал, что войска 13-й красной армии уже разгромлены и теперь наступил благоприятный момент для проведения Заднепровской операции.

Свое наступление на этом направлении он начал 6 октября. Марковская пехотная дивизия нанесла поражение частям 3-й стрелковой дивизии красных у острова Хортица и под прикрытием сильного артиллерийского огня навела переправы через Днепр, по которым к утру 8 октября на правый берег вышли Корниловская пехотная и Кубанская кавалерийская дивизии. Они начали продвижение к городу Никополю. В ночь на 8-е октября, к большой неожиданности для красного командования, через Днепр переправились 3-й армейский и конный корпуса белых. Они устремились на соединение с 1 -м корпусом генерала Кутепова.

Окрыленный успехом генерал Врангель тут же отправил в войска телеграмму, в которой сообщал: «Вторая армия (генерал Дра- ценко) форсировала Днепр и последовательными ударами разгромила две пехотные дивизии (1-ю и 3-ю) и нанесла поражение 2-й Конной советской армии... Исход операции ясен — разгром 6-й, 13-й и 2-й Конной армий красных обеспечен... Сопротивление красных полков слабеет, лишь конница до некоторой степени сохраняет боеспособность. Ощущается у красных недостаток вооружения и боевых припасов...»^{276}.

Однако вскоре Врангель получил сведения, что на Южный фронт в спешном порядке красное командование перебрасывает 1-ю Конную армию С.М. Буденного и до ее прибытия остаются считанные дни. Поэтому он стал торопить войска завершить разгром красных в Правобережье, чтобы развязать себе руки для борьбы с Буденным. Основную ставку он делал на мобильность и ударную мощь своей кавалерии, особенно на конную группу генерала Г.Ф. Бабиева, состоящую из 3-х кавалерийских дивизий. Этот генерал считался лучшим конником белой армии, и слава о нем гремела по обе стороны фронта и у белых и у красных. Первую мировую войну он окончил в звании войскового старшины, имел 19 ранений, от одного из которых не мог владеть правой рукой. Тем не менее, генерал храбро водил в конные атаки кавалерийские полки и дивизии, с поводьями в зубах и с шашкой в здоровой руке. В 32 года он стал генералом. Интерес представляет характеристика, которую Бабиеву дал сам Врангель:

«Бабиев был одним из наиболее блестящих кавалерийских генералов на Юге России. Совершенно исключительного мужества и порыва, с редким кавалерийским чутьем, отличный джигит, обожаемый офицерами и казаками, он, командуя полком, бригадой и дивизией, неизменно одерживал блестящие победы. Его конные атаки всегда вносили смятение в ряды врага. За время Великой войны и междоусобной брани, находясь постоянно в самых опасных местах, генерал Бабиев получил девятнадцать ран. Правая рука его была сведена, однако, несмотря на все ранения, его не знающий удержа порыв остался прежним. Горячий русский патриот, он с величайшим негодованием относился к предательской работе казачьих самостийников»^{277}.

Противостоять белой коннице была призвана только два месяца назад созданная 2-я Конная армия, командование которой 6 сентября принял другой легендарный русский кавалерист, только уже в Красной армии, Ф.К. Миронов. Это был человек необычайной биографии. В годы русско-японской войны сообщения о его подвигах на территории Манчжурии не сходили со страниц донских и центральных газет. Первую мировую войну он, как и Бабиев, закончил в звании войскового старшины и был награжден Георгиевским оружием. Сразу после Октябрьской революции перешел на сторону большевиков и за отличия в боях был удостоен высшей в то время советской награды — Орденом Красного Знамени. В Красной Армии он командовал полком, бригадой, дивизией и корпусом. За свое гуманное отношение к пленным и военный талант тоже, как и Бабиев, был одинаково популярен как у белых, так и у красных. Однако стал объектом нападок клеветников и завистников, неоднократно подвергался преследованиям за несуществующие преступления. Судом Революционного трибунала Миронов приговаривался к расстрелу за попытку без разрешения командования фронтом привести свой не до конца сформированный корпус на помощь терпящим поражение в Донбассе красным частям. Только личное вмешательство В.И. Ленина спасло тогда ему жизнь. И вот теперь по воле случая от результата противоборства двух этих кавалерийских объединений зависел исход предстоящих сражений.

Всю тяжесть складывающейся ситуации понимал и командующий Южным фронтом М.В. Фрунзе, и 11 октября 1920 г. он телеграфировал Миронову:

«Невзирая ни на какие изменения в обстановке в районе Апостолово, Никополь, Александровск, нами не может быть допущен разгром левого фланга 6-й армии и отход ее с линии р. Днепр, и, в частности, с Каховского плацдарма. 2-я Конная армия должна выполнить свою задачу до конца, хотя бы ценою самопожертвования»^{278}.

Нужно учитывать, что Миронов был в худшем положении, нежели Бабиев. Его части были сильно потрепаны предыдущими боями, а с двумя своими дивизиями, которые возглавлял его заместитель Ока Городовиков, была потеряна связь.

Свою группу в наступление генерал Бабиев повел 13 октября. Она обрушилась на Шолохово и выбила оттуда 1-ю стрелковую и 21-ю кавалерийскую дивизии красных. Другая группировка белых из армии генерала Драценко ударила в стык 2-й Конной и 6-й красных армий. Они тоже оттеснили бригаду из армии Миронова и 52-ю стрелковую дивизию. Весь красный фронт перешел к обороне, а у Миронова не осталось никаких резервов.

На следующий день Миронов бросил в бой свою 21-ю дивизию М.Д. Лысенко, с задачей отбить у Бабиева Шолохово. Когда она замешкалась, послал ей в помощь Блиновскую, под командованием И.А. Рожкова, дивизию. Вместе — один с фронта, другой с фланга они начали рассекать и громить по кускам части белых. Бабиев попытался восстановить положение и бросился туда сам, но в то время, когда хотел сесть на коня, прямо у его ног разорвался снаряд и он погиб. Известие о смерти Бабиева мгновенно разнеслось по войскам белых и повергло их в уныние. В это же время к Миронову присоединились, наконец, отставшие две дивизии. Ока Городовиков нанес удар ими с северо-востока, и Шолохово снова перешло в руки красных. День закончился успехом 2-й Конной армии, но это была еще не победа. Белые перешли к обороне, а Миронов на следующий день продолжил наступление и начал его весьма оригинально.

Он вывел из боя Блиновскую дивизию и, взяв из нее две бригады, поручил им с рассвета провести демонстрацию, чтобы ввести белых в заблуждение. Организовать задуманное позволяли особенности местности. Со стороны белых было видно, как из-за возвышенности, которая была в руках у красных, вдруг стройными рядами стала появляться кавалерия и эскадрон за эскадроном спускаться в невидимую для них лощину. Это продолжалось в течение нескольких часов. На самом деле, на виду у белых наблюдателей все время двигались одни и те же две бригады, которые, спустившись в низину, по ней возвращались за невидимый белым скат возвышенности и снова появлялись оттуда. Складывалось впечатление, что на помощь Миронову прибыла масса кавалерии, которая готовится к атаке. Прибыть могла только 1-я Конная армия Буденного, и среди белых вдруг раздался крик: «1-я Конная пришла! Разворачивается для атаки!»

Тут же начался панический отход белых частей по всему фронту. Три конные дивизии, уже без Бабиева, понеслись назад по головам двух пехотных и увлекли их за собой. Вслед им помчались красные дивизии Лысенко и Рожкова, рубя направо и налево бегущих. Артиллерия открыла огонь с упреждением, доставая даже тех, кто скрылся в камышах и плавнях.

Из штаба 2-й Конной в адрес Реввоенсовета Южного фронта за подписью Ф.К. Миронова сразу же ушло два документа:

1. «Донесение в РВС Южного фронта. 14 октября 1920 г.

Правый берег Днепра и Каховский плацдарм спасены. Корпус генерала Барбовича, поддерживаемый 6-й и 7-й пехотными дивизиями, разгромлены. После семичасового упорного боя на линии сел Марьинское — Грушевка — Покровское противник в беспорядке бежал к переправе у села Бабина... Пока сведений не имею, но убежден, что только жалкие остатки ушли на левую сторону. Жду указаний.

                                                                                                     Миронов^{279}.

2. «Ходатайство РВС 2-й Конной в РВС Южфронта.

Прошу срочного разрешения украсить грудь доблестного начдива 2-й кавалерийской т. Рожкова орденом Красного знамени и ходатайствую о награждении начдива 21-й т. Лысенко, как имеющего таковой, — золотым портсигаром за боевые подвиги 13—14 октября.

                                                                                                     Командарм 2-й Конной Миронов.

                                                                                                     Член РВС Макошин»^{280}.

На Каховском плацдарме боевые действия развивались иначе. Как уже говорилось, напряженные бои здесь произошли еще месяц назад — 12 августа, когда конный корпус генерала Барбовича нанес удар по левому флангу красных войск, а части 2-го корпуса, тогда еще под командованием генерала Слащова — по правому. Под давлением превосходящих сил красные части отошли и заняли оборону на Каховском плацдарме. Бои по овладению этим стратегически важным участком почти без перерыва длились 8 дней. Белые атаковали его каждый день, но благодаря хорошо построенной оборонительной системе и стойкости красноармейцев, они плацдарм не только удержали, но 26 августа перешли в контратаку и отбросили белых назад. Однако уже через два дня конный корпус генерала Барбовича, усиленный Корниловской и 6-й пехотной дивизиями с левого, а Донская кавдивизия с правого флангов и центра нанесли ощутимый удар по 51-й и 52-й стрелковым дивизиям. Красные части снова отошли на плацдарм.

Теперь, после неудачных действий на Мариупольском направлении Врангель решает возобновить наступление на Каховский плацдарм и все-таки сбить с него красных. 14 октября начался штурм каховских укреплений. В нем участвовали войска, бывшего слащовского, а теперь под командованием генерала В.К. Витковского 2-го корпуса. Его группировка насчитывала свыше 6 000 штыков, до 700 сабель, 12 танков,14 бронемашин, .80 орудий и 200 пулеметов. С воздуха наступающих поддерживало 12 самолетов. Этот штурм практически без перерыва длился двое суток. Один из участников этого кровопролитного для обеих сторон сражения так описал один из эпизодов боя.

«...из темноты доносится знакомый хриплый голос старшего офицера: — Ор-рудиями, правое — гранатой «Огонь!». Огни и грохот слепят и заглушают все. Кажется, все небо полыхает теперь белыми огнями вспышек. — «Номер-ра, заготовить десять гранат! Пять секунд — выстрел!» Мы знаем, что пехота подходит теперь к большевистским окопам и проволоке, которую мы штурмовали и брали уже, по крайней мере, раз пять. Брали, или почти брали, а вслед за тем, отходили обратно., обойденные целыми полчищами с других сторон... Неужели не удастся теперь, неужели не возьмем и на этот раз? Если не возьмем, неужели отходить снова?.. Нет, что угодно, только не это!..

Нервы напрягаются до предела, — в общем хаосе не слышно, не разобрать уже ни команды, ни свиста подлетающих большевистских снарядов, ни собственных слов. Яркое пламя вспышек с редкими чередованиями ночи слепит глаза почти до потери зрения, чуть различаешь лица возле стоящих людей. — Сколько это длится? Минуты, часы ли, или и того больше? К орудию больно прикоснуться, при откате на полозьях его от жары потрескивает масло»^{281}.

Под Каховкой белые впервые использовали в атаках массированное применение танков, а красноармейцы тоже впервые применили прием борьбы с ними, который потом вошел в уставы и наставления. Они плотным огнем отсекали пехоту от танков, пропускали машины через свои позиции, а потом забрасывали их гранатами. Не смотря ни на какие ухищрения наступавших, красные устояли и на этот раз. Неудачи под Каховкой послужили причиной самоубийства командира Корниловской пехотной дивизии генерала Третьякова, который за плохое командование дивизией был отстранен Врангелем от должности и, не выдержав такого унижения — застрелился. В этих боях белые потеряли много живой силы и техники, в том числе 10 танков, 5 бронеавтомобилей и 70 пулеметов.

Чтобы спасти положение, Врангель вынужден был ввести в бой последние резервы, но и они тоже были измотаны и обескровлены в непрерывных боях. Инициатива была потеряна и белые перешли к обороне по всему фронту от устья Днепра до Ногайска. Теперь красное командование получило возможность готовить контрнаступление, преследуя самые решительные цели — разгром войск Врангеля не только в Северной Таврии, но и на всем Крымском полуострове.

Врангель же вынужден был срочно проводить реорганизацию и перегруппировку своих соединений и частей. Он свел 1-й и 2-й корпуса в армию под командованием генерала А.П. Кутепова; в состав 2-й армии, которой стал командовать генерал Ф.Ф. Абрамов, вошли 3-й армейский и 3-й Донской корпуса. В оперативном тылу он оставил свой резерв: конный корпус генерала И.Г. Барбовича и группу генерала Канцерова. Кроме того, в глубине Крымского полуострова находились еще 2 запасных батальона, технический и кавалерийский запасный полки, пехотная дивизия и отдельные донские казачьи части. Всего, по поданным красной разведки, к 27 октября 1920 г. Врангель в Северной Таврии имел: 8 пехотных, 6 кавалерийских дивизий и кавалерийскую бригаду. В них насчитывалось 38 600 штыков и 19 300 сабель. Все, что можно было изъять на полуострове и наскрести после основательной чистки тыловых частей и учреждений, было брошено на фронт. Впрочем, французская миссия в это же время считала, что у Врангеля имеется не более 25 000 человек.

Новый план боевых действий против красных обсуждался на совещании у Главнокомандующего. На него были приглашены командующие армиями, ответственные работники ставки, представители союзников. Было принято согласованное решение — оставаться в Северной Таврии и продолжать упорную оборону по левому берегу Днепра, а также на мелитопольских укрепленных позициях и отразить готовящееся наступление советских войск Южного фронта. На последующем этапе планировалось нанести мощный контрудар из района Верхние и Нижние Серогозы во фланг основных сил Южного фронта, разгромить их и создать выгодные условия для последующих боевых действий. В случае неудачи в Северной Таврии предполагалось уйти в Крым и стойко обороняться на Перекопском и Чонгарском перешейках, не допустить прорыва советских войск на полуостров. В этом случае Врангель хотел обескровить наступающие советские войска, а затем перейти в контрнаступление.

К этому же времени группировка советских войск Южного фронта включала: 3 общевойсковые и 2 Конные армии (13 стрелковых и 10 кавалерийских дивизий, 2 стрелковые и 6 кавалерийских бригад). На правом берегу Днепра 6-я советская армия по прежнему удерживала два плацдарма: Каховский и Нижнерогачикский. В ее тылу заканчивала сосредоточение после 600-километрового марша из Бердичева 1-я Конная армия. Рубеж от Никополя до Александровска занимала 2-я Конная армия, имевшая свой плацдарм восточнее Никополя. Левее ее действовали 4-я и 13-я армии. За правым флангом 13-й армии сосредоточивался только что созданный конный корпус Н.Д. Каширина и 7-я кавалерийская дивизия. На стыке 4-й и 13-й армий находились части так называемой Повстанческой армии Н. Махно. Недавно она понесла ощутимые потери от ударов войск внутренней службы Южного фронта и вынуждена была временно прекратить боевые действия против Советской власти. В соответствии с заключенным 2-го октября Старобельским соглашением конный отряд махновцев численностью до 2 000 человек уже участвовал в боях против белых. Это соглашение было выгодно на тот момент красным, так как обезопасило тылы советских войск и позволяло все усилия сосредоточить на фронте.

Готовя наступление красных войск против Русской армии Врангеля и привлекая для этого столь внушительные силы, главнокомандующий Вооруженными силами Республики С.С. Каменев и командующий Южфронтом М.В. Фрунзе решили пойти на большой риск. Заключенный с Польшей племинарный (предварительный. — Н.К.) договор не давал полной гарантии его прочности, и в случае возобновления боевых действий ослабленный Западный фронт не смог бы сдержать поляков. Тем не менее, было решено укреплять не Западный, а Южный фронт.

9 октября его командование направило в войска директиву об окружении и уничтожении войск Врангеля в Северной Таврии. При ее исполнении 6-я общевойсковая, 1-я и 2-я Конные армии должны были нанести удар в направлении Никополя, отрезать белым пути отхода в Крым и разгромить его резервы. Войскам, действовавшим в Левобережье, предстояло активной обороной на всем фронте воспрепятствовать отходу сил противника из-под удара главной группировки. В дальнейшем, в случае осуществления этого плана создавались условия для преодоления советскими войсками крымских перешейков с наименьшими потерями и захвата в последующем всего полуострова. Решающая роль в окружении белых войск отводилась конным армиям, обладающим большой маневренностью и ударной силой. Наступление начиналось в полосе шириной свыше 350 км. По мере продвижения войск она сужалась и замыкалась на перешейках. Здесь впервые в Гражданской войне был достигнут существенный перевес советских войск над противником не только в живой силе, но и в технике (кроме танков).

Утром 28 октября главные силы фронта перешли в наступление. Вскоре войска правого фланга вышли на рубеж Чолбасы — Перекоп. Дивизия Блюхера даже попыталась с ходу овладеть Турецким валом, но защищавшие его части 13-й и 34-й дивизий встретили ее части ожесточенным артиллерийским и пулеметным огнем, и сибиряки продвинуться дальше не смогли. Резко возросло и сопротивление наступлению 2-й Конной армии. Врангель быстро перебросил из-под Мелитополя навстречу ей 1-й и 2-й Донские корпуса, а из районов Верхние и Нижние Серогозы 1-ю Кубанскую кавалерийскую дивизию. И все-таки армия Миронова к концу второго дня нанесла поражение 1-му корпусу белых и овладела новыми рубежами. На второй день Фрунзе ввел в бой 1-ю Конную армию, и ей удалось глубоко вклиниться в оборону противника. Потом она разделилась на две группы, между ними образовался разрыв почти в 60 км. Врангель тут же воспользовался этим, чтобы вывести свои войска из-под удара. Несмотря на серьезный урон, понесенный войсками Русской армии, ее конница пока находилась вне сферы воздействия советских войск. Не досягаемым было и чонгарское направление для 1-й Конной армии — к исходу 2-го дня наступления она была от него все еще на расстоянии 60—70 км.

С утра 30 октября сражение во всей полосе Южного фронта разгорелось с новой силой. Две дивизии 6-й красной армии вышли на побережье Черного моря, а еще две вели бои на рубеже Перекопа. Врангель усилил 1-й корпус, понесший наибольшие потери, дивизиями и бригадами 3-го Донского корпуса, и сопротивление 2-й Конной армии значительно возросло. Огромную роль для Южного фронта в это время сыграли плацдармы у Каховки, Нижнего Рогачика и Никополя, которые, несмотря на все попытки Врангеля ликвидировать их, красным удалось удержать. Умело использовав их, главная ударная сила фронта — 2-я Конная Миронова и 1-я Конная Буденного, усилили натиск и создали реальную угрозу уничтожения Русской армии Врангеля до ее отхода за перешейки. Удар этих конных масс отличался необычайной стремительностью и опрокинул все расчеты Врангеля. Он предполагал, конечно, как именно красные могут использовать свои плацдармы для наступления, но чтобы это случилось с использованием такой массы войск и так быстро, он не предвидел. Положение белых оказалось отчаянным, так как Буденный, развивая свой удар, прошел вдоль Перекопа и Северного Сиваша, захватил Новоалексеевку и двинулся по тылам 2-й армии Врангеля.

Ставка белых войск находилась в это время в Джанкое и на какое-то время даже потеряла управление. Нужно было спасать армию, дать ей возможность уйти за перешейки. Связь кое-как восстановили. Генералу Абрамову была поставлена задача: оставить заслоны против наступающего противника с севера, а все силы бросить на Сальково для ликвидации прорыва красной конницы. Кутепову тоже было приказано сделать то же самое, только ударом с южного направления. На фронт были спешно направлены кубанцы генерала Фостикова, Донской офицерский полк и различные тыловые команды. Все было направлено в район Чонгарских укреплений для ликвидации прорыва.

Начался период новых ожесточенных боев. Крымская армия белых, отбиваясь от натиска красноармейских соединений, пробивалась к перешейкам.

А в центре Северной Таврии, в Мелитополе, ничего не знали о том, что происходит на фронте. В городе было спокойно и ничего не предвещало катастрофы. Настроение у людей подняло еще более появление 30 октября корниловцев, которые говорили о красных: «Мы им покажем прорыв». Но в тот же день на железнодорожной станции вдруг объявили, что все поезда в Крым скоро будут отменены, а перевозиться теперь будут только войска. В 11 часов утра в городе уже появились первые беженцы. Через несколько часов штаб генерала Абрамова спешно покинул город и тоже двинулся на юг. Туда же хлынули все, кто хотел уйти от красных.

По дорогам двигались сплошным потоком тачанки, пролетки, фурманки, автомобили и экипажи. Стояли 20-градусные морозы при сильном ветре. Ни Абрамову, ни Кутепову задачу выполнить не удалось, и они были вынуждены прорываться к Сальково, последней станции на пути к перешейкам. Обе армии оставили Северную Таврию и все же успели пройти в узкую горловину так называемой «крымской бутылки». Они наконец-то соединились, но уже в Крыму, оставив за все время боев на полях Северной Таврии до 60% личного состава своих войск.

После отхода за Перекоп Крымская армия находилась в состоянии полной моральной и материальной дезорганизации. Не говоря уже об огромных людских потерях, воинские части, пробиваясь через кольцо красных, как и недавно в Новороссийске, бросили свои обозы и лазареты. Красным достались почти все подвижные составы, миллионы пудов подготовленного к вывозу за границу хлеба.

Части 6-й кавалерийской, 30-й и 13-й стрелковых дивизий красных вскоре овладели и Сальково, затем попытались через Сивашский и Чонгарский мосты прорваться на полуостров, но были встречены таким плотным огнем артиллерии, пулеметов и бронепоездов, что их наступление захлебнулось. Кроме того, белые подожгли Чонгарский мост, и, хотя у красных уже были в руках все Чонгарские укрепления, они не смогли прорваться в Крым с этого направления. Не удалась и попытка двух красных дивизий прорваться на полуостров через Арабатскую стрелку. Однако значительную часть своего замысла командование Южного фронта все же осуществило — Северная Таврия была очищена от белых войск.

Уведя армию за перешейки, Врангель сразу же приступил к перегруппировке войск и подготовке их к прочной обороне Крыма. В это время численность соединений и частей Русской армии составляла около 41 000 штыков и сабель. На их вооружении было свыше 200 орудий, до 20 бронеавтомобилей, 3 танка и 5 бронепоездов. Ставка старалась с максимальной эффективностью использовать войска для удержания Крыма. За Перекопский перешеек отвечали части 2-го армейского корпуса, а также Дроздовская, Марковская пехотные дивизии и часть сил конного корпуса. На Литовском полуострове занимала позиции бригада Кубанской дивизии генерала М.А. Фостикова. Чонгарский перешеек обороняли части 3-го Донского корпуса и группа генерала Канцерова. В районе Юшунь, Джанкой был сосредоточен резерв — полки Алексеевской, Корниловской и 6-й пехотной дивизий, а также остальные части конного корпуса. Кроме того, в тылу срочно формировалась 15-я пехотная дивизия, предназначенная для усиления перекопского и чонгарского направлений. В итоге основную часть своих войск — 27 000 человек, Врангель сосредоточил на Перекопском и Чонгарском перешейках, так как считал, что наступление на Литовский полуостров через Сиваш невозможно.

Нужно сказать, что сама природа создала из Крыма крепость с двумя выходами из нее — Чонгарским мостом и Перекопским перешейком. Первый представлял из себя узкое дефиле, по которому на расстоянии свыше 3-х километров проходит полотно железной дороги. Второе не что иное, как тоже дефиле, хотя и более широкое, местами достигающее 10 километров.

В течение многих месяцев пресса с подачи заинтересованных лиц внедряла людям мысль о неприступности Перекопа. Утверждалось, что для взятия Крыма нужно пройти тридцать верст природных укреплений, переплетенных к тому же колючей проволокой и начиненных минами. В действительности эти прославленные и разрекламированные укрепления, по мнению самих же компетентных специалистов белой армии, были не такими уж неприступными. Вскоре выяснилось, что многомесячные фортификационные работы, на которые были затрачены огромные средства, велись с преступной небрежностью при несомненном попустительстве командных верхов.

Постройкой укреплений и всей обороной руководил генерал Я.Д. Юзефович. Его сменил потом генерал Макеев, который был начальником работ по укреплениям Перекопского перешейка.

Еще в июле месяце Макеев в обширном рапорте на имя помощника Врангеля генерала П.Н. Шатилова докладывал, что чуть ли не все капитальные работы по укреплению Перекопа производятся в основном на бумаге, так как строительные материалы поступают «в аптекарских дозах». Свой рапорт он подкрепил соответствующими цифровыми данными. После Макеев написал еще несколько таких рапортов.

Осенью на рекогносцировку Перекопских позиций из ставки был послан генерального штаба полковник Золотарев, который свой доклад по поводу допущенных при оборудовании упущений и нарушений изложил еще в более сильных выражениях, но и этот документ тоже без последствий лег под сукно на столе генерала Шатилова.

Что касается артиллерии, то сильно преувеличенным оказалось и утверждение о том, что на Перекопе установлено 18 тяжелых батарей, которые должны были воспрепятствовать большевикам установить свою хоть одну батарею ближе чем на 14 верст. Тяжелые позиционные батареи почти не принимали участия в обороне, так как, помимо других дефектов, они не имели пристрелянных данных, наблюдательных пунктов и налаженной связи. Вся тяжесть боев выпала на долю легких полевых орудий, отступивших на перешейки вместе с войсками.

На позициях в свирепые холода войска находились под открытым небом. Землянок практически не было. Все постройки фермеров и колонистов, строения окрестных деревушек были уничтожены строителями перекопских укреплений то на дрова, то «по стратегическим соображениям». Выяснились и слабости природных укреплений. На Сивашском заливе, например, который на всех картах представлялся в виде моря, от Перекопа до Чувашского полуострова на самом деле простиралось болото, через которое знающие дорогу местные жители могли проводить советские войска, к тому же переправу им сильно облегчили внезапно наступившие морозы.

В определенной мере такого же мнения о надежности обороны войск Врангеля был и руководитель французской военной миссии генерал А. Бруссо, посетивший в период с 6-го по 11-е ноября Чонгарские укрепления. В секретном докладе на имя военного министра Франции он писал: «Имею честь доложить Вам о событиях, произошедших с момента направления мною последних рапортов и телеграмм.

Как я уже Вам излагал, генерал Врангель сообщил мне о своем намерении направиться на Перекоп, чтобы там вместе со мной изучить состояние укреплений и организацию обороны. Но поскольку дата его отъезда не уточнялась, 6-го ноября я согласился выехать на следующий день с Главным инспектором артиллерии генералом Ильяшевичем, которому было поручено изучить обстановку с точки зрения именно этого рода войск. Я решил уяснить обстановку, в которой будет сражаться армия генерала Врангеля, и установить контакт с войсками, затем возвратиться в Севастополь...

В действительности же мы выехали не 7-го, а 8-го числа в 11 часов, и поездка наша была настолько медленной, что мы прибыли в Джанкой только на следующий день в тот же час. Из этого опыта я убедился, что без присутствия Главнокомандующего ничего не делается и все дела принимают медленный и беззаботный ход в духе бывшей бюрократии.

Генерал Ильяшевич был намерен продолжать путь на Перекоп или скорее в Юшунь, в районе которого было расположено большинство артиллерийских батарей. Однако нам было заявлено, что потребуется, по крайней мере, шесть часов езды по железной дороге от Джанкоя до Юшуня, другими словами, вся вторая половина дня 9-го числа, и с другой стороны, автомобиль, который находился в моем распоряжении, был в таком плачевном состоянии, что я не рискнул проделать на нем путь в 200 км. Поэтому мы решили ограничиться на этот раз изучением артиллерийских батарей и войск, расположенных напротив Чонгара с этой стороны Сиваша, а вечером я должен вернуться в Джанкой и оттуда уехать в Севастополь.

Эта программа позволила мне посетить расположение казацкой дивизии в Таганаше и трех батарей, расположенных у железнодорожного моста через Сиваш. Это следующие батареи:

— два 10-дюймовых орудия к востоку от железной дороги;

— два полевых орудия старого образца на самом берегу Сиваша;

— орудия калибром 150 мм Канне, немного позади от предыдущих.

Эти батареи показались мне очень хорошо обустроенными, но мало соответствующими, за исключением полевых орудий, роли, которую войска должны были сыграть в предстоящих боях. Батарея 10-дюймовок располагала бетонированными укрытиями и насчитывала не менее 15 офицеров среди личного состава. Ее огонь был хорошо подготовлен и мог бы достойно вписаться во всю организацию артиллерийского огня, в которой оборона позиций с близкой дистанции осуществлялась бы полевыми орудиями. Но именно этих орудий и не хватало! Так же слабо была организована огневая поддержка пехоты. На берегу Сиваша, вблизи от каменной насыпи железной дороги, находилось примерно до роты личного состава; ближайшие воинские подразделения располагались в пяти верстах оттуда, в Таганаше. На сделанное мною замечание мне ответили, что недостаток оборудованных позиций вынудил отвести войска в места, где они могут получить укрытие от холода.

Следует согласиться, что температура оставалась очень низкой в начале ноября, что солдат был очень плохо одет, что не хватало дров в этом районе...

Рельеф местности, в остальном, облегчал оборону, несмотря на плохое расположение войск. С этой точки зрения, Крым сообщается с континентом только посредством плотины и железнодорожного моста (мост взорван). Конечно, через Сиваш имеются броды, однако берег представляет собой глинистую гору с вершинами высотой от 10 до 20 м(етров), абсолютно непреодолимую.

В дивизии, которую я видел в Таганаше, не царила уверенность в победе. Главнокомандующий сказал мне, что казаки не годились для этой позиционной войны и что их лучше отвести в тыл и реорганизовать в более серьезные подразделения. Личный состав дивизии имел столько же бойцов в тылу, сколько и на переднем крае.

Тем временем я пересек три линии обороны, оборудованные в тылу Сиваша; первые две из них представляли собой ничтожную сеть укреплений, третья линия была немного более серьезной, но все они были расположены в одну линию, без фланговых позиций, на склонах, обращенных к противнику, или на самом гребне холма, слишком близко одна от другой (от 500 до 800 м) и не имели никаких окопов в глубине.

В течение дня я слыхал только одну канонаду со стороны Геническа; в Чонгаре все было спокойно. И только после нашего возвращения в Джанкой неожиданный приезд генерала Врангеля, ожидаемый вечером того же дня, вызвал у меня подозрения, что где-то произошли серьезные события»^{282}.

Как бы то ни было на Крымских перешейках белые действительно пытались создать мощные по тому времени укрепленные позиции. Их инженерное оборудование велось почти беспрерывно, начиная с конца 1919 г. Всеми фортификационными работами руководил генерал Фок.

По советским данным, на Перекопском направлении были созданы две укрепленные полосы, непосредственно Перекопская и Юшуньская. Основу первой составлял Турецкий вал длиной около 11 км, и высотой до 10 м. Вал и прилегающая к нему местность были оборудованы траншеями полного профиля пулеметными и артиллерийскими позициями с прочными укрытиями, связанными ходами сообщения. Подступы к валу прикрывались проволочными заграждениями в 3—5 рядов кольев. На Турецком валу было установлено свыше 70 орудий и около 150 пулеметов, которые позволяли держать под огнем всю впереди лежащую местность. С запада, со стороны Киркинитского залива, первая полоса прикрывалась огнем корабельной артиллерии, а на востоке Турецкий вал упирался в Сиваш.

Юшуньская полоса была южнее Перекопской и длиннее ее более чем в два раза. Она тоже была относительно хорошо защищена. Там имелось шесть линий окопов с ходами сообщения, пулеметные гнезда и укрытия были бетонированными. Проволочные заграждения здесь так же были построены в 3—5 рядов. Юшуньская полоса прикрывала выходы с перешейка на равнину и позволяла держать под обстрелом всю местность перед нею. Своими флангами она упиралась в многочисленные озера и заливы.

На Чонгарском перешейке и Арабатской стрелке было оборудовано 5—6 линий окопов, прикрытых проволочным заграждением в 3 ряда кольев. Наиболее слабой была оборона на Литовском полуострове. Там имелось всего лишь две линии окопов, прикрывавших броды через залив на наиболее вероятных направлениях переправы советских войск.

Отличительной особенностью боевых действий в Крыму в этот период является то, что здесь впервые за время Гражданской войны Врангелю удалось создать значительную тактическую плотность своих войск. На Перекопском и Чонгарском направлениях в среднем на 1 км фронта она составляла: 125—130 штыков и сабель, 15—20 пулеметов и 5—10 орудий.

Командование Южного фронта вначале планировало главный удар нанести через Сальково на Арабатскую стрелку. Это позволяло вывести войска в глубь полуострова и использовать поддержку своей Азовской флотилии с моря. Затем в сражение была бы введена 1-я Конная армия и развивала наступление на Чонгарском направлении. При этом учитывался уже накопленный опыт форсирования Сиваша вброд, как это было в апреле 1919 г. частями Крымской ударной группы. Но главным условием выполнения этого плана был разгром флотилии белых. Она могла подходить к Арабатской стрелке и вести губительный фланкирующий огонь по наступающим. Задачу по разгрому флотилии белых получила красная Азовская флотилия. Однако свои коррективы в план боевых действий внесла погода. В том году рано начались морозы и лед сковал красные корабли на рейде Таганрога. В результате они бездействовали, создавая тем самым войскам Врангеля более выгодные условия для ведения боевых действий.

Поэтому буквально за два дня до начала операции основной ее удар был перенесен на Перекопское направление. Основной замысел красного командования теперь состоял в том, чтобы одновременным ударом 6-й армии с фронта и обходным ее маневром через Сиваш и Литовский полуостров овладеть первой и второй полосами обороны противника. Вспомогательный удар теперь переносился на Чонгарское направление силами 4-й армии. После выполнения этой ближайшей задачи обе армии должны были расчленить войска противника, разгромить их по частям и дать возможность ввести подвижные силы фронта — 1-ю и 2-ю Конные армии и 3-й конный корпус 4-й армии. Они должны были организовать преследование противника в направлениях на Евпаторию, Симферополь, Севастополь и Феодосию и не допустить их эвакуации из Крыма. В преследовании должен был участвовать и конный отряд Повстанческой армии Нестора Махно численностью до 2 000 человек.

Перенос направления главного удара был, конечно, большим риском и свидетельствует о большом полководческом таланте командующего Южным фронт М.В. Фрунзе. Риск состоял в том, что при внезапном изменении ветра уровень воды в заливе мог резко подняться и поставить переправляющиеся войска в крайне тяжелое положение.

Нужно отметить, что эта операция готовилась в исключительно трудных для Красной Армии условиях, ее тылы отстали, передвижения сковывала осенняя распутица и бездорожье. По этой причине стали по сути дела невозможными переброска тяжелой артиллерии и пополнение боеприпасов и продовольствия. «К этому нужно добавить, — писал М.В. Фрунзе, — установившуюся потом необычайно холодную погоду — морозы доходили до — 10, тогда как огромное большинство войск не имело теплого обмундирования, вынуждено в то же время сплошь и рядом располагаться под открытым небом»^{283}.

Нелегче было и белым. Ситуацию, сложившуюся в ряде их частей накануне наступления красных, а также настроения солдат и офицеров в эти завершающие дни Гражданской войны хорошо зафиксировал в своем дневнике штабс-капитан Г.А. Орлов. 7 ноября 1920 г. он записал: «На Перекопском перешейке занимал фронт... 2-й корпус. Левый участок обороняла 34-я дивизия, а правый — 13-я. Согласно приказу к сегодняшнему дню должна была закончится следующая перегруппировка. Корниловцы должны были сменить 34-ю дивизию, Марковцы — 13-ю. Во второй корпус должна была влиться 6-я дивизия из 3-го корпуса, который расформировывался. 7-я дивизия оттуда вливалась в Кубанский корпус. Этот корпус состоял из 12 000 повстанцев генерала Фостикова, перевезенных в Крым из Адлера в 10-х числах. Из этого корпуса вышла на фронт Кубанская стрелковая бригада и заняла участок у Чувашского полуострова. Правее, у Литовского полуострова, были смешанные части 2-й кавалерийской дивизии. Дальше стояли одиночные позиционные батареи, которые имели между собою огневую связь.

На перекопском участке временами довольно оживленная перестрелка, ожидают, что сегодня ночью, завтра, или во всяком случае послезавтра, красные должны будут всеми имеющимися в их распоряжении силами и средствами попробовать опрокинуть наш фронт. Совершенно ясно, что 2—3 основательных натиска со стороны красных нам придется выдержать раньше, чем мы успеем привести себя в порядок, оправиться и хотя бы немного отдохнуть, главным образом от этих холодов, недоедания и скученности размещения. Трудно в данный момент подытожить и определить настроения в смысле взглядов и надежд на ближайшее будущее и успех борьбы у рядовой массы бойцов.

Настроение в общем не веселое: большинство молчаливо, раздражено, ругается на сегодняшние условия жизни (теснота, холод и отсутствие еды в надлежащих размерах, главным образом недостаток хлеба). Одни качают головой, утверждая, что один-два серьезных боя и наши надломленные силы должны будут уступить напору противника, и с началом этих ожидающихся боев отождествляют наступление катастрофы на южном нашем театре белой борьбы.

Другие же считают, что в данный момент сразу «с налета» красным не удастся ворваться в Крым, что, понеся при этой попытке значительные потери, красные должны будут временно держаться пассивно на нашем участке, за это время мы оправимся, отдохнем, и тогда борьба снова имеет шансы принять затяжной характер. Во всяком случае, подходят решающие и тревожные дни.

Начали, как это не кажется странным, пропадать вещи, тащат, что ни попало прямо с повозок, стоящих во дворах и на улице, т.к. не все боевые обозы могут найти себе пристанище во дворах города Армянска. И днем, и вечером, и ночью на улицах и площадях Армянска горят костры и вокруг них группами стоят, поколачивая ногой об ногу от холода, солдаты и офицеры, главным образом пехотных частей. Жуткая картина, если указать, что в таком состоянии и при таких условиях наши части находятся накануне решающих боев. Когда я проходил мимо одного из костров, один пехотный солдат, обращаясь ко мне, спросил: «Долго ли это будет продолжаться?», а другой тут же ответил ему: «Скоро конец». Разговорился с офицером 2-го полка; он мне указал, что благодаря тому, что люди не располагают даже помещениями, где можно было бы отдохнуть, настроение солдат такое, что он просто боится идти с ними в бой»^{284}.

Наступление советских войск началось в ночь на 8-е ноября. Ударная группа 6-й армии при морозе по ледяной воде Сиваша перешла залив. Части ударной группы разгромили Кубанскую бригаду и на рассвете заняли Литовский полуостров. Белое командование не ожидало удара с этого направления, так как считало Сиваш непроходимым препятствием. Накануне с этого направления были сняты части 1 -го армейского корпуса, чтобы сменить у Перекопа сильно потрепанные в боях за Северную Таврию части 2-го армейского корпуса. После того как войска Ударной группы красных уже перешли Сиваш и вышли на Литовский полуостров, Врангель срочно перебросил туда часть сил 34-й пехотной дивизии и свой ближайший резерв — 15-ю пехотную дивизию, усилив их бронеавтомобилями. Однако они уже не смогли остановить наступательного порыва красных войск, устремившихся к Юшуньским позициям, то есть в тыл перекопской группировке белых.

С утра 8-го ноября обстановка для белых на Литовском полуострове стала несколько улучшаться. Неожиданно переменился ветер, и вода в Сиваше начала прибывать. Создалась угроза полной изоляции красных, переправившихся на полуостров. На Перекопском направлении было по-прежнему напряженно. Туда на усиление красных прибыли части 2-й Конной армии Миронова, а одна ее дивизия вместе с 51 -й стрелковой пошла в атаку на штурм Турецкого вала. Одновременно красные стали дооборудовать броды через Сиваш с помощью местных жителей. На Литовский полуостров стали переправляться две дивизии 2-й Конной армии и отряд армии Махно.

Одновременно красное командование принимало меры к тому, чтобы активизировать действия крымских партизан, руководимых А.В. Мокроусовым. С этой целью был подготовлен десант, который должен был выйти из Новороссийска. К этому времени у красных появился пароход «Шахин», переданный им на временное хранение Ататюрком, и несколько катеров сопровождения. Был подготовлен отряд десантников в 1 000 человек, но по организационным причинам его выход несколько раз откладывался и к Крымским берегам он был отправлен 10 ноября, когда наступление войск Южного фронта уже завершалось, а Врангель отдал приказ об эвакуации. Неудачи продолжали преследовать десантников. В штормовую погоду его командование не смогло выйти в указанное для высадки место, буксир, который должен был доставлять людей по мелководью с парохода на берег, затонул и «Шахин» вернулся в Новороссийск Только один быстроходный катер сопровождения десанта дошел до бухты и в районе Судака высадил небольшую группу красноармейцев.

А на полуострове события продолжали развиваться не в пользу Врангеля. В четвертом часу утра 9-го ноября пал Перекоп. Здесь дивизия Блюхера, после своей четвертой по счету атаки, несмотря на ураганный огонь и ослепление прожекторами, сломила сопротивление защитников вала. Хорошо помогли ей и вовремя подошедшие броневики. На Литовском полуострове оборона белых тоже начала слабеть, части начали отход ко второй линии окопов и проволочных заграждений. Подошедшая 7-я дивизия красных и отряд махновцев стали теснить врангелевцев к Юшуню.

Чтобы сдержать наступление красноармейских соединений хотя бы на Юшуньском направлении, ставка Врангеля вынуждена была перебросить туда 3-й Донской корпус с задачей — совместно с конницей Барбовича и Дроздовской дивизией удержать вторую полосу укреплений. Но в это время Фрунзе, решив ускорить темпы наступления, лично руководил вводом в бой двух дивизий 4-й армии, которые прорвали Чонгарское укрепление. Началось их ускоренное продвижение на Джанкойском направлении. В это же время 9-я стрелковая дивизия красных переправилась через пролив в районе Геническа, и Врангелю пришлось срочно возвращать 3-й Донской корпус, чтобы прикрыть еще и это направление. Здесь могла развивать наступление 4-я армия красных.

На Перекопском направлении белые продолжали с боем оставлять одну линию обороны за другой и вышли уже к 3-й линии Юшуньских укреплений. Части 1-го корпуса и конница Барбовича яростно контратаковали, но в этот район была перенацелена армия Миронова, которая 11 ноября смела и обратила в бегство кавалерию белых. Этот день стал переломным в Перекопско-Чонгарской операции Советских войск.

Чтобы полнее прочувствовать атмосферу последних четырех дней боевых действий на Крымском полуострове, обратимся еще раз к дневнику штабс-капитана Г.А. Орлова.

26.10/08.11.

«Утром, часов около 9 с половиной, батарея вместе со вторым полком (Дроздовской дивизии. — Н.К.) выступила направо, в направлении к Чувашскому полуострову. Сначала говорили, что вследствие того, что Сиваш основательно замерз и стал проходимым даже для артиллерии, теперь усиливают охрану берегов и что мы идем поэтому в один из хуторов на побережье Сиваша. Было совершенно тихо в природе и также тихо на фронте, не слышно было ни одного выстрела. Когда мы отошли версты две от Армянского Базара, я подъехал к командиру батареи и спросил его относительно обстановки. Ему только что перед этим было сообщено, что красные переправились через Сиваш в двух местах, что утром на Чувашском полуострове они сняли заставу, состоящую из кубанцев генерала Фостикова, и теперь собираются распространиться на юг. Через короткое время слева от нас начала редко и куда-то очень далеко стрелять пушка (в документе неразборчиво. — Н.К.) батареи в направлении Чувашского полуострова; ружейного огня слышно не было. В районе Каранджанай мы подошли к последнему перевалу перед скатом к Чувашскому полуострову. Мы остановились. Наша и 4-я батареи стали на позицию по разным сторонам дороги; 2-й и 3-й батальоны 2-го полка начали рассыпаться в цепь и переваливать через бугор; второй прямо и третий в обход направо; батареи стояли саженях в 40 от перевала и сразу же открыли интенсивный огонь из орудий. Начавшаяся было ружейная стрельба почти прекратилась; по силе нашего огня (мы все почти с места начали «беглый огонь») можно было судить, что цели перед нами серьезные.

Несколько усложняло нашу стрельбу то обстоятельство, что один взвод (1-й) стрелял из французских пушек, 2-й взвод из английских, 4-я батарея крыла из русских, так что одновременно раздавалось три команды. После первых же очередей прицел начал увеличиваться и вообще создавалось впечатление, что наш огонь внес основательное расстройство в ряды красных. Генерал Туркул, появившийся перед этим, проехал вперед за гребень. В самый разгар нашего огня, когда мы стреляли на прицеле 24—28 английских (так в документе. — Н.К.) и когда противник, находившийся на льду Сиваша не мог найти себе абсолютно никакого укрытия и мог бы быть преследуем снарядами еще на расстоянии 4—5 верст своего отхода, раздался крик спереди: «Артиллерия вперед!» Подобного рода крики нам, в особенности за крымский период войны, хорошо были знакомы и повторялись в тех случаях, когда либо пехота оказывалась неожиданно в большой опасности (атака конницы, появление автоброневиков), либо артиллерия не замечала со своей позиции заманчивых и начинавших исчезать целей.

Странным показался этот крик в данных условиях, и на этот единственный раз он оказался роковым и гибельным. Не ожидая приказаний с наблюдательного пункта, который был в нескольких десятках саженей впереди, и команды передавались голосом, орудия начали моментально сниматься с позиции и ринулись вперед. Последующие затем крики «огонь», «куда», «кто приказал вперед», «с передков» оставались без впечатления и через минуту мы на рыси перевалились через бугор вперед. Перед глазами открылась потрясающая картина: реденькая цепь 2-го батальона пол(ковника) Рязанцева, двигаясь впереди, приближалась к красным, которые отдельными, весьма солидными по численности, но расстроенные нашим огнем группами, находящимися в беспорядке, почти полукольцом окружали нашу цепь, состоящую из одного батальона пол(ковника) Рязанцева, насчитывающую около 130 человек, в то время, когда силы противника измерялись 1 500—2 000 штыков, и единственно, что дало бы возможность избежать катастрофы, это непрерывный огонь наших 8 орудий по группам красных шедших по льду и не могущих найти себе укрытия. С юга к красным приближался, но находился еще в этот момент в полуверсте 3-й батальон подполк(овника) Потапова. Ясно было видно, как из нашей цепи 2-го батальона отдельные люди бросились назад, цепь продолжала двигаться к красным, которые бегом выравнивались на льду и приводили себя в порядок при полном молчании шедшей на рысях вперед нашей артиллерии, окружали нашу пехотную цепь.

Среди нашей группы раздается два-три возгласа: «смотрите — наши сдаются», и к своему ужасу я вижу, как 2-й батальон бросает винтовки. Сразу же начинается весьма сильный ружейный огонь по нашей группе, раздается команда: «С передков», и мы с дистанции полутора версты открываем с открытой позиции огонь по группам красных. Каждый снаряд, попадая в группу противника, заставляет красных бросаться в разные стороны, причем на месте на льду остается лежать несколько человек. Часть красных устремляется против 3-го батальона и начинает его быстро теснить, в то время как находящиеся перед нами группы начинают метаться.

Интересно то, что ни разу не видел, чтобы снаряд, попавший на лед, оставил после себя воронку с водой: так промерз Сиваш. К сильному ружейному огню, от которого мы несем уже потери, присоединяется артиллерийский, с закрытой позиции перешедшей через Сиваш восточнее батареи красных, и мы, не имея перед собой своей пехоты, вынуждены быстро отойти за бугор на закрытую позицию. На горизонте верстах в 6 показываются длинные колонны красных...

В это самое время 3-й батальон у хутора Тимошина попадает в весьма тяжелое положение. Теснимый красными он принужден фланговым движением отходить в нашу сторону. Командир батальона подполк(овник) Потапов падает тяжело раненным (его с трудом вытащили с поля боя сражения), часть батальона сдается, а часть, расстреливаемая огнем, устремляется в нашу строну, причем весьма не многие выскакивают из этого дела. Таким образом, мы почти в момент оказываемся без пехоты.

Так как на Перекопе шел бой, то оттуда на наш участок не могли выслать пехотных подкреплений, и часа через полтора к нам подошла только батарея 1-го полка. Остаток нашей пехоты, вернее одиночные пулеметы и отдельные стрелки, совместно с батарейными пулеметами образовали весьма жиденькое охранение наших батарей, которые своим интенсивным огнем остановили наступление красных в сторону Армянска и вели весьма солидный артил(лерийский) бой до наступления полной темноты. К сожалению, не располагая пехотой мы не в состоянии были остановить продвижение красных на юг, в то время как хребет на линии Караджанай-эк(ономия) Тимохина мы удержали за собой полностью. Небольшие группы кавалерии безуспешно пробовали атаковать нас в течение дня; всех тревожил вопрос, где в данный момент находится конница Буденного. За вторую половину дня ранена сестра Колюбакина и убита одна лошадь.

В темноте отошли на восточ(ную) окраину Армянска. Говорили, что 1-й полк должен выйти с Перекопского вала и совместно с долженствующей подойти сюда конницей Барбовича в течение ночи и утра отрезать и ликвидировать Чувашскую группу красных. Мы простояли часа два у крайних хат Армянска, но наша конница не появилась. Стали говорить, что и 1-й полк не пошел к Чувашскому полуострову, а только выслал туда разведку. Так как намерения у красных угадать было не трудно и легко можно было предположить, что частью сил они двинутся ночью на Армянск, который, вследствие того что предположенная операция генерала Туркула и г(енерала) Барбовича не состоялась, оставался совершенно открытым с запада, то чтобы не быть застигнутым совсем врасплох было выдвинуто несколько застав по почину артиллерии и состоящих из батарейных номеров и пулеметов. Около 12 часов ночи я зашел в дом, где помещалось управление бригады артиллерии, с целью узнать обстановку. Ничего не узнал: там готовились к ужину и довольно спокойно накрывалось каждому по прибору из двух тарелок.

27.10/09.11

Стояли на улице все время, а в 2 ночи приказано было начать отход на Юшунь. Со всех сторон заскрипели повозки и все начало вытягиваться на дорогу к Юшуни. Какой-то летчик догадался двигать аэроплан прямо по дороге с помощью пропеллера, то включая, то, выключая мотор. Еще издали неслись крики «в сторону», «аэроплану дорогу». Беда в том, что он продвигался со скоростью крупного шага лошади и все время останавливался. Орудийные лошади шарахались в сторону, повозки чуть не переворачивались, и это продолжалось довольно долго, пока летчика не выругали со всех сторон и не перестали обращать на него внимания. Раз пять до Юшуни он то отставал от нас, то обгонял нас, тормозя движение всей колонны. Перед наступлением рассвета подошли к укрепленной линии; после довольно долгого стояния, во время которого каждый норовил протолкнуться в единственную землянку, из которой весьма заманчиво поднимался к верху дымок, выяснилось, что позиции батареи нашей и 4-й будут тут же у дороги Армянск — Юшунь. После короткой рекогносцировки местности мы стали почти непосредственно у дороги, у небольшого озерка. Получилось так, что мы оказались левее и несколько сзади позиционной восьмидюймовой батареи, причем заметно было, что это офицерам той батареи не понравилось; они поговаривали, что своей частой стрельбой мы навлечем и на них, стоящих очень близко от нас, огонь неприятельских орудий. Вскоре показался из Воинки наш бронепоезд. Ему приказано было продвинуться к Армянску, посмотреть, занят ли уже Перекопский вал противником, погрузить оставшиеся на вокзале в Армянске снаряды (несколько ящиков) и прикрыть отход последних частей пехоты.

Приблизительно через полтора часа бронепоезд вернулся и остановился на уровне батареи. Оказалось, что в Армянске в одной из улиц появилась группа конных, которая довольно спокойно приблизилась к бронепоезду, один из этой группы крикнул: «Начдив требует к себе комбрида!» Командир бронепоезда «Георгий Победоносец», подполковник Сохранский одел шинель и, поспешно соскочив, направился к конным: приблизившись к ним и заметив что-то странное, он пытался броситься назад, но ему преградили дорогу. В этот момент в тендер паровоза попадает снаряд из стоящей где-то неподалеку пушки. (Эти конные были красными, которые вошли уже в Армянск вслед за нашими заставами, уже очистившими селение.) Бронепоезд, не дав даже пулеметной очереди по группе конных, на его глазах пленившей их командира, дал полный ход назад и сопровождаемый не принесшей ему вреда огнем красной пушки отошел к укрепленной линии. Команда чувствовала себя довольно сконфуженно и все время указывала на слабое давление пара и на образовавшуюся от попадания течь воды в тендере.

Все время пропадают с повозок вещи; сегодня наряду с пропажей целого ряда мешков с вещами уже тут и на линии окопов обнаружена пропажа 3-х лошадей в батарее. Как их ухитрились украсть, прямо непостижимо. В воздухе как-то неуютно, холодно, а при мысли, что спать придется тут же без прикрытия, так как за день нельзя сделать ничего толкового, тем более, что никаких материалов нет, делается прямо грустно. Наблюдательных пунктов хороших нет, командир и старшие офицеры ругаются на выбор позиции; решили иметь два или больше наблюдательных пункта. 1 -й и 2-й Дроздовские полки ушли в резерв, в Юшунь; 3-й остался на позиции. Участок перед нами заняли корниловцы.

Вскоре начали появляться разъезды противника, а после полудня на горизонте появились крупные колонны красных, начавшие развертываться с целью атаковать нас. Через какой-нибудь час после этого бой разгорелся по всему участку. Красные, не щадя своих сил, неудержимой лавиной продвигались к нам под сильнейшим огнем, под прикрытием массового огня своей артиллерии, довольно сильное впечатление на них, по словам полковника Слесаревского, произвели разрывы наших тяжелых позиционных батарей, которые прямо густой шапкой покрывали разрывы наших легких орудий. Интересно отметить, что как только пехота красных начала приближаться, бывшие в окопах на нашем участке корниловцы начали вылезать из них и ложиться прямо непосредственно перед окопом, либо сейчас же сзади них. На вопрос, зачем они это делают, они отвечали, что, во-первых, из окопов плохо видно вперед, а во-вторых, из них настолько неудобно вылезать, что если бы красные подошли вплотную, то просто невозможно успеть выскочить и пришлось бы влопаться.

После нескольких выстрелов мое 4-е орудие перестало стрелять; испортилось стреляющее приспособление; здесь не удалось его исправить, так как сильно нагнулась одна часть, и полковник Слесаревский отправил меня в селение Юшунь с тем, чтобы в обозе 1-го разряда с помощью артиллерийского техника это и исправить. Как мы ни бились, но ничего сделать не могли, а запасных частей не было. Вскоре в Юшунь провезли штабс-капитана Зиновьева и поручика Воротнюка; 42 линейный снаряд разорвался непосредственно около них, обоим совершенно оторвало головы, в нескольких местах поломало ноги и руки и повырывало куски тела.

До темноты продолжался бой у укрепленной линии, красные в некоторых местах временами подходили к самой проволоке, но их потом снова отбрасывали, а к ночи все стихло. Уже совсем в темноте пришли батареи в Юшунь. Нашему дивизиону приказано было ночью выступить в район Карповой Балки, там предполагается сосредоточить ударную группу с кавалерией для производства прорыва, но комдив, сославшись на переутомление людей, отказался идти ночью, отложив переход на утро. Когда у полковника Слесаревского (он замещает Ягубова, последний командует дивизионом вместо Шеина) спросил как хоронить Зиновьева и Воротнюка, он отвечал, что тела повезем в Карпову Балку и там будем хоронить, а затем добавил: «счастливые люди, для них уже не существует ни холод, ни голод, ни усталость, ни поход и бой». Видно, и он уже переутомился. Все-таки, по-моему, жизнь всегда лучше смерти и физические недомогания и переутомление не должны заглушать этого чувства. Завалились спать на полу, в Юшуни тесно.

28.10/10.11.

С утра начался бой впереди Юшуни. Пулеметный и ружейный огонь прямо сливались; это было сплошное клокотание. Легкие орудия стреляли беспрерывно. Огонь, по утверждению участников германской войны, по силе не отличался от бывших боев на мировом театре войны. В 11.00 дивизион со вторым полком выступили в Карлову Балку. Генерал Туркул заболел, и во главе дивизии стал генерал Харшевский. Мне было приказано отправиться на базу дивизиона, привести пушку в порядок и вместе с продуктами вернуться в Карлову Балку. Со мной пошла еще пушка 4-й батареи с пор(учиком) Пюжоль. Усложняло наше движение то, что со мной шли две батарейные лошади, одна была ранена в ногу, а другая в живот. Шли через Дюрмен, Джурги, Кият-Орка, Уггели-Орка, где остановились на ночлег. Все время со стороны укрепленных позиций слышен был непрерывный гул орудий. Мы за сравнительно недорогую плату плотно поели свинины и впервые за последние дни уснули в постелях.

29.10/11.11.

Утром двинулись дальше и, передвигаясь довольно медленно, так как раненые лошади не давали идти полным шагом, дошли до колонии Сашау. Жители настроены в достаточной степени тревожно, видно, что последние дни и оставление Перекопа, сведения о чем уже широко распространились даже в одиноко стоящих хуторах, создали возбужденное состояние. Как выяснено потом, на этот день и назначено было наступление в район Карловой Банки с тем, чтобы, сделать прорыв красного фронта, бросить в него нашу конницу, которая должна была разгромить противника перед собой, выйти в тыл Юшуньской группе красных, занять Армянский Базар и Перекоп и таким образом ликвидировать все части противника, которые к тому моменту успели втянуться в перешейки. Для этой операции к Карловой Балке подтягивались части: конный корпус генерала Барбовича, два полка (3-й остался в Юшуни) Дроздовской дивизии под командованием генерала Харшевского, которому была подчинена дивизия генерала Ангуладзе, донские части генерала Гусельщикова. Ночь с 28 на 29-ое батарея провела у хутора Бема, где ночью хоронили почти без всяких обрядов убитых шт.- кап. Зиновьева и поручика Воротнюка.

На 6 утра было назначено наступление, и к этому моменту и должна была подтянуться к проволоке конница генерала Барбовича с тем, чтобы сразу броситься в прорыв, как было уговорено на совещании старших начальников накануне. Наступление наше, в котором главный удар наносился 3-м батальоном 1-го Дроздовского полка, начало развиваться успешно, хотя многие уже не верили в возможность нанесения с нашей стороны стремительного удара; части наши были потрепаны и дух уже несколько пошатнулся. И вот несмотря на это, наши пошли рвать фронт довольно энергично и очень скоро потеснили красных. Было взято более 800 пленных, 2 орудия; как будто прорыв удавался, но кавалерии нашей видно не было; наступление наше начало захлебываться.

Большевики подтянули резервы, начали сжимать наших с двух сторон. Вскоре под давлением противника наши должны были начать отход, местами достаточно стремительный. Говорили мне участники этого боя, что за весь Крымский период они ни разу не видели, чтобы 1-й полк так быстро отходил. 1-я батарея, попав в тяжелое положение, бросает одно орудие. Захваченные пленные разбегаются. Два бронеавтомобиля противника устремляются к проходам и проскакивают нам в тыл. Одно время они двигаются без стрельбы, и их сначала принимают за своих, до тех пор, пока они появляются настолько близко от нашей батареи, что на одном из них простым глазом можно прочесть название «Красный Крым».

В тот момент, когда наши части, будучи прижаты к собственной проволоке (у красных позиции были тоже укреплены уже) на некоторых участках начинают оставлять линию окопов, сзади появляется идущая к нам кавалерия. Было около 8 утра. Конница помогает удерживать линию фронта, положение восстанавливается, но опоздание на два с половиной часа не дает уже возможности, так как момент упущен, думать о выполнении операции с прорывом. Говорили, что некоторые войсковые начальники знали, что вопрос об эвакуации решен, и это обстоятельство сыграло свою психологическую роль

Развивая энергичное наступление, красные днем овладевают Юшуньской и Чонгарской позициями. На участке Карловой Балки они не продвинулись. Около 17 часов был получен боевой приказ, по которому нужно было оторваться от противника и почти безостановочным переходом идти в назначенные для погрузки порты»^{285}.

Получив такой приказ, соединения и части Русской армии, оставив заслоны, двинулись в назначенные порты погрузки. Начался исход белых войск из Крыма.