2. На невольничьем рынке

Работорговля на Крымском полуострове была развита издавна, но крупные размеры приобрела после создания Золотой Орды, когда монголы разгромили половцев. Часть кипчаков они перебили, часть продали в рабство. Посредниками стали купцы, происходившие из трех разных этносов. Это армяне, евреи и генуэзцы, то есть итальянцы. Последних на Руси звали «сурожанами», то есть жителями города Сурож (он же Судак, Солдайя).

В 40-е годы XIII века с помощью торгашей-посредников было продано через порты Крыма громадное количество половцев. Вероятно, в этой торговле лидировали генуэзцы, обладавшие связями на Ближнем Востоке, налаженными во время Крестовых походов. Нашелся и покупатель. Кипчаков охотно приобретали в большом числе султаны Египта из курдской династии Айюбидов. На берегах Нила пленные становились мамлюками – военными рабами. Но стремление получить выгоду от работорговли сыграло с монголами злую шутку. Половцев стало в Египте так много, что они создали мощную армию. Когда ильхан Хулагу вторгся во владения Айюбидов, его войска были разбиты мамлюками на территории Палестины при Айн-Джалуте. Можно сказать, кипчаки отомстили монголам за обиды и надругательства. Затем невольники-половцы произвели в Египте военный переворот, уничтожили последнего Айюбида – Тураншаха – и основали государство «солдатских императоров», которое, после ряда трансформаций, дожило до османского завоевания, то есть до 1517 года. Правда, к тому времени половцев сменили у власти другие рабы – черкесы.

Вернемся в Крым. Жившие там генуэзцы, армяне и евреи охотно торговали русскими пленниками, тем более что сами ордынцы не проявляли интереса к подобного рода операциям. Такие пленники появлялись регулярно. Русских людей продавали за долги или хватали во время набегов. Впрочем, страдали от этого зла далеко не все русские земли. Хитрые и дипломатичные московские князья на долгое время обезопасили себя и своих подданных, сумев договориться с татарами о выплате дани. А затем включили в свою орбиту влияния другие княжества, расположенные между Окой и Волгой, а выплату дани замкнули на себя. Татары получали фиксированные выплаты с русских земель, а крестьяне (или сироты, как их тогда называли) чувствовали себя в относительной безопасности: никто их не закрепощал и не угонял в рабство.

Но Киевщину и Черниговскую землю ордынцы вытоптали основательно. Население бежало оттуда в Москву или в Галичину. Заново Киев и Чернигов заселили только выходцы из Полесья в XV столетии.

В ходе набегов работа ордынцев заключалась в том, чтобы набрать пленных и сбыть их по сходной цене перекупщикам. Эта ситуация сохранилась и в Крыму после создания особого ханства. То есть главными выгодополучателями от торговли «живым товаром» были прежде всего иноземные купцы, а уже затем крымские ханы и вся остальная община.

В XV веке генуэзская колониальная империя была разгромлена османами, и торговлю рабами стали осуществлять евреи. С ними соперничали армяне и арабы, но, если верить летописным известиям, евреи оставались на первых ролях. Известно даже имя некоего «таманского князя» Схарии Гурсиса, который торговал черкесскими рабами. Он находился в хороших отношениях с Иваном III. Были и другие купцы, для которых русские, черкесы или поляки оставались одинаково чужды. Торговля была выгодным делом, деньги не пахли, а как приумножать капитал – с помощью банковских операций или работорговли – считалось для деловых людей несущественным. В книге средневекового автора Михалона Литвина мы видим, как еврейский таможенник, сидящий на Перекопе, интересуется у литовцев: есть ли еще люди в их княжестве? Циничный вопрос остается без ответа.

С чего начинается жизнь невольника в рабстве? Конечно, с процедуры купли-продажи. Михалон подробно ее описывает. «Когда происходит торг, этих несчастных ведут на многолюдную рыночную площадь, группами, построенными наподобие отлетающих журавлей и по десять вместе связанных за шеи, и продают их десятками сразу с аукциона». Особенно ценились выходцы с Киевщины или из Галиции, как люди безответные и спокойные. Поэтому торговец, чтобы набить цену, возвещал: это новые невольники, «простые, бесхитростные, только что пойманные», и при этом не московиты. «Ибо род москвитян (Moschorum), как хитрый и лживый, весьма дешево ценится там на невольничьем рынке». Это значит, что на восточной окраине русского мира, в Москве и прилегающих волостях, собрались люди активные, умные и к рабству не склонные. Впоследствии люди такого склада будут заново заселять опустевшие земли Черниговщины, Донскую область, Слободскую Украину… Но не будем отвлекаться от темы.

Михалон рисует Крым как рабовладельческое государство. «И хотя владеют перекопские [татары] скотом, обильно плодящимся, все же они еще богаче чужеземными рабами-невольниками, почему и снабжают ими и другие земли. Ведь у них не столько скота, сколько невольников». Правда, автор тотчас оговаривается, что крымские или перекопские татары перепродают невольников в другие «провинции» Османской империи, что и требовалось доказать. «Ведь к ним чередой пребывают корабли из-за Понта и из Азии, груженные оружием, одеждой, конями, а уходят от них всегда с невольниками». По словам этого автора, в Крыму сложилась оригинальная кредитная система. Крымцы могли получить в долг любой товар – прекрасных коней, шелковые одежды, дорогое оружие. Взамен они обещали рассчитаться определенным числом рабов. «И они спокойно дают такие обещания, как если бы в своих зверинцах и скотных дворах они всегда держали этих наших пленников», – возмущается Михалон.

Кредитные учреждения тоже находились в руках евреев. С ними рассчитывались не только рабами, но и выгодными должностями. Были евреи, которые отвечали за чеканку крымской монеты, были те, кто ведал таможенными сборами. Один из них и задал Михалону вопрос, который мы привели выше. Еврей «спрашивал у нас, всё так же ли наши земли изобилуют людьми или нет и откуда здесь такое множество смертных». Тех рабов-мужчин, что оставались в Крыму, татары метили разнообразно: например, отрезали невольникам уши и рвали ноздри (возможно, впрочем, что перед нами – наказание за побег). Но чаще всего практиковалось клеймение людей, как скота. Хозяин ставил на невольнике свою тамгу. Рабам, которых видит Михалон Литвин, «прижгли раскаленным железом щеки и лбы и принуждают закованных в путы и оковы днем трудиться, ночью [сидеть] в темницах, и поддерживает их скудная пища, [состоящая] из мяса околевших животных, гнилого, кишащего червями, какого даже собаки не едят». Правда, это не повседневный рацион раба, который трудится в Крыму, а пища, которой кормили «транзитного» невольника, предназначенного для перепродажи. В самом деле, зачем на него тратиться? «Стационарных» рабов, живших в Крыму, кормили, видимо, немного лучше.

У женщин – иная участь. «Самых юных они держат для разврата, а некоторых из них, обученных искусствам, даже приглашают на пиршества для увеселения, чтобы играли они на арфах и кифарах и танцевали». Татары не стеснялись использовать для утех мальчиков, что подтверждает и Герберштейн, говоря об «извращенных» вкусах крымских кочевников.

Красивых мальчиков и девушек перед продажей не сразу выводят на рынок, но сначала «хорошенько откармливают, одевают в шелк, белят и румянят, чтобы продать подороже. Иной раз самые красивые и целомудренные девушки нашей крови оцениваются здесь на вес золота, – сообщает Михалон Литвин. – А случается, красивую невольницу, едва купив, тут же перепродают, тщательно приукрасив, чтобы поднять цену и получить барыш».

В крымских гаремах не хватает места для русских невольниц, поэтому их продают в Сирию, Ирак, Египет и Константинополь. «Ибо и любимейшая жена нынешнего турецкого (Turcarum) императора мать перворожденного [сына] его, который будет править после него, похищена была из земли нашей». Разумеется, Михалон имеет в виду знаменитую Роксолану – пленницу из Малороссии, ставшую женой Сулеймана Великолепного и матерью его наследника Селима Пьяницы. Русскую жену имел хан Сахиб-Гирей, и, конечно, не он один: многие мурзы и простые татары следовали его примеру. Тем более трагично, что из этих людей выросли лютые враги Руси. Это лишь доказывает, что «зов крови» – ничто, а отношения людей определяются системными связями, общностью вкусов и воспитания.

* * *

Самым оживленным местом работорговли в Крыму считалась Кафа (Феодосия). Сюда приплывали купеческие корабли из всех вилайетов (губерний) Османской империи, здесь совершались сделки на поставку тысяч и тысяч голов «живого товара». «Он не город, а поглотитель крови нашей», – жалуется Михалон. Но сколько рабов прошло через Кафу и другие центры работорговли в Крыму? Для этого нам нужно подсчитать примерное количество татарских набегов.