4. Два цыпленка под одной скорлупой
4. Два цыпленка под одной скорлупой
Заигрывания Радека с Паке и намеки на возможный «союз» не были каким-то частным эпизодом, они вписывались в контекст смелой политики агрессивных «объятий» и экономического сращивания, которую после заключения Брестского мира проводило в отношениях с Германией советское правительство под непосредственным руководством Ленина.
Поскольку министр иностранных дел Чичерин и посол Иоффе недостаточно «деловито» вели переговоры о согласованных дополнительных договорах, Ленин в июне 1918 г. отправил в Берлин свое доверенное лицо — Ганецкого, занимавшего теперь пост главы государственного банка, и Леонида Красина — человека, известного в хозяйственных кругах. Бывший инженер, имевший опыт работы в немецких электротехнических фирмах, Красин был «принят самим старым Сименсом и целым полком директоров его фирмы». В сопровождении директора «АЭГ» Феликса Дейча он поехал на Западный фронт к Людендорфу, который обещал вывести германские войска из Южной России при условии щедрых поставок сырья военного назначения{440}.
Красин повел переговоры «с большим размахом». Если спешно сформированный «Российский синдикат» германской индустрии ставил себе целью добиться «участия в горнодобывающих, промышленных и текстильных предприятиях» в большевистской России и с помощью восстановленных на германские средства транспортных путей способствовать «экономическому проникновению в сырьевые районы», то именно эти планы создавали фон, на котором Ленин, в свою очередь, хотел форсировать тесное, централизованно контролируемое сращивание обеих стран и их народных хозяйств. Шесть миллиардов золотом и рублями, которые большевистское правительство обещало в качестве компенсации за национализированные немецкие фирмы, могли бы послужить мощным рычагом для внедрения немцев в российскую промышленность, и прежде всего в разрушенную транспортную отрасль. Красин, во всяком случае, подтверждал подобные концепции, когда в продолжительных беседах со Штреземаном, возглавившим руководство с германской стороны, заявлял, «что государственный социализм в России… и в практическом отношении отличается от государственного социализма в Германии разве что более сильным акцентом на интересы рабочих». В конечном счете Штреземан вынес из этих бесед впечатление, что, по-видимому, «идея германо-российского соглашения носится в воздухе»{441}.