2

2

Первым кораблем конвоя, который достиг севера России, был не транспорт, а один из кораблей эскорта — корвет «Дианелла»²⁶. Корвет бросил якорь в гавани Архангельска рано утром 7 июля. Командир корвета лейтенант Рэнкин был немедленно доставлен на военном катере в так называемый «Норвежский дом» к капитану Г.О. Маунду. Старший офицер британского военно-морского флота в Архангельске желал из первых уст услышать о том, что произошло с конвоем PQ-17.

До сих пор Маунд слышал по радио только сигналы SOS, передаваемые судами конвоя, а также получил целую кучу радиограмм от Адмиралтейства, последняя из которых требовала от Маунда и адмирала Бивэна — главы службы проводки конвоев на севере России — организовать поиск спасшихся с потопленных кораблей людей. Лейтенант Рэнкин сразу заметил на столе Маунда пачку расшифрованных радиограмм с пометкой «секретно». Маунд объяснил ему, что, по сведениям разведки и согласно полученной из Уайтхолла информации, в восточной части Баренцева моря находится около десяти транспортов конвоя, но вдвое больше потоплено, и он, Маунд, должен организовать спасение их команд, хотя не очень-то представляет себе, как это сделать. Он обратился было к капитану Дж. Х.Ф. Кромби, чтобы последний отправил на поиски спасшихся и конвоирование уцелевших транспортов суда из своей флотилии минных тральщиков, но Кромби отказался, сославшись на то, что у его флотилии на севере России совсем другие задачи — тралить фарватер и заминированные немцами воды, обеспечивая безопасный проход кораблей. Так как Маунд и по званию и по должности был ничуть не старше Кромби, ему ничего не оставалось, как принять отказ командира флотилии тральщиков к сведению.

Маунд потребовал от лейтенанта Рэнкина вернуться в море и вести поиск спасшихся людей в одиночестве. Рэнкин согласился приступить к поискам после дозаправки и устранения дефекта в его бортовой радиостанции.

В поселке Полярное, где находился центр службы проводки конвоев на севере России, у пирса стоял один-единственный тральщик, переделанный из рыболовного траулера. Им командовал капитан Дрейк из вспомогательных сил военно-морского флота. Адмирал Бивэн попросил помощи по спасению экипажей погибших кораблей у русских, но русские ответили, что для подобных операций свободных судов у них нет. Тогда капитан Дрейк предложил задействовать для спасения экипажей транспортов свой невооруженный тральщик. Бивэн мог сообщить ему место поисков лишь приблизительно. Несмотря на это, храбрый шкипер в компании с молодым военным врачом, взяв на борт недельный запас провизии, отвалил от пирса и вышел в открытое море²⁷. В полночь вышел в море и корвет «Дианелла», приняв в танки 235 тонн топлива, которых ему должно было хватить на 11 дней экономического хода. Таким образом, на поиски спасшихся с потопленных транспортов людей отправились всего два маленьких судна, которые должны были прочесать тысячи квадратных миль водной поверхности.

Днем 7 июля все германские радиостанции передали специальное сообщение, которое предварялось барабанным боем и звоном фанфар. По утверждению Би-би-си, германское радио внесло коррективы во все свои программы, чтобы выпустить в эфир первое официальное коммюнике германского Верховного командования, посвященное итогам «битвы за конвой». Нечего и говорить, что это коммюнике было составлено при участии и с одобрения штаб-квартиры фюрера²⁸.

«Специальное сообщение.

Верховное командование германских вооруженных сил заявляет, что начиная со 2 июля 1942 года в водах между мысом Норд и Шпицбергеном на расстоянии 300 миль от норвежского побережья проводились широкомасштабные боевые операции с участием военно-воздушных и военно-морских сил, направленные против вражеского конвоя, шедшего в Советский Союз.

Германские бомбардировочные эскадрильи и подводные лодки атаковали крупный англо-американский конвой в Арктическом океане и уничтожили его большую часть.

Конвой состоял из 38 транспортов и торговых судов, которые везли в Россию самолеты, танки, боеприпасы и продукты. Он направлялся в Архангельск и имел сильное прикрытие, состоявшее из тяжелых надводных кораблей, эсминцев и корветов. Успех был достигнут благодаря тесному сотрудничеству, которое продемонстрировали германские моряки и летчики. Американский тяжелый крейсер и 19 транспортов водоизмещением в 122000 тонн были уничтожены бомбардировщиками, а 9 транспортов водоизмещением в 70400 тонн потоплены подводными лодками. В общей сложности уничтожено 28 кораблей водоизмещением в 192400 тонн.

Атаки на уцелевшие корабли конвоя, рассеявшиеся по поверхности моря, в настоящее время продолжаются. Значительное число американских моряков спасено нашими спасательными самолетами и взято в плен»²⁹.

Заявление немцев о потоплении «тяжелого крейсера» вызвало оживленный обмен сигналами между тремя крейсерами из эскадры Гамильтона, которые следовали в Исландию. Капитан Беллерс с «Норфолка» просемафорил на шедшие с ним американские крейсера: «Германское радио утверждает, что немецкие бомбардировщики потопили американский тяжелый крейсер из прикрытия конвоя. Так кто же из вас двоих потоплен, а?» Капитан «Вишиты» Хилл тут же отбил семафором ответ: «Все привилегии — старшему по званию. Поэтому полагаю, что это „Тускалуза“. Беллерс сказал, что его уж точно никто не топил, поскольку призраком он себя ни в малейшей степени не ощущает. На это Хилл с присущим ему юмором заметил: „Как знать… Когда днем упал туман, ваш крейсер выглядел довольно призрачно“»³⁰.

В проливе Маточкин Шар утро 7 июля прошло довольно спокойно. В час дня коммодор Даудинг собрал совещание командиров эскорта и мастеров пяти торговых кораблей на борту корабля ПВО «Папомарес». Отсутствовал только командир корвета «Лотус», который в это время производил поиск подводных лодок у входа в пролив. Некоторые мастера во главе с Джоном Чевиком, командовавшим транспортом «Эль Капитан», склонялись к тому, чтобы отстаиваться в проливе, пока не «уляжется весь этот шум», а потом скрытно проскользнуть к Архангельску. Они считали, что узости пролива и окружающие его скалы обеспечивают кораблям неплохую защиту и от подводных лодок, и от пикировщиков. Командиры кораблей эскорта придерживались другой точки зрения. Прежде всего, они опасались эсминцев, которые, как они считали, все еще находились в море и могли найти их убежище. Кроме того, стоило только хотя бы одному немецкому самолету обнаружить в проливе 17 стоящих на якоре кораблей, как следствием этого могли бы стать минирование выхода из пролива, блокада кораблей со стороны флотилии подводных лодок или бомбометание с горизонтального полета. Капитан Чевик продолжал настаивать на том, что условия для обороны в проливе отличные и что немцы дважды подумают, прежде чем сунуться в это осиное гнездо, но его предложение было отвергнуто большинством голосов.

Другие мастера стали говорить, что выходить в море опасно, так как на основании последних радиограммам, полученных из Лондона, можно сделать вывод, что немецкие надводные корабли все еще их ищут. Командиры эскорта на это сказали, что в таком случае кораблям ПВО придется принять удар на себя и отвлечь внимание немцев. Даудинг радировал в Архангельск и просил на всем пути следования до порта назначения обеспечить судам конвоя истребительное прикрытие.

После того как лейтенант Бидвелл вернулся с совещания, его корвет «Ла Малоуин» отправился на противолодочное патрулирование к находившемуся у входа в пролив острову Черный. Небо было голубое, а воздух прозрачен, как хрусталь. Этот обманчивый идиллический вид навел первого лейтенанта корвета, ирландца по национальности, на мысль, что не худо было бы и искупаться. Выйдя на палубу в одних плавках, он под изумленными взглядами остальных моряков нырнул с борта в море. Поплавать ему, правда, не довелось; только с большим трудом он добрался до спущенного с борта трапа, по которому его и втащили назад на корабль, так как ходить он не мог. Впрочем, говорить он тоже не мог и только таращил округлившиеся от шока глаза. Его завернули в одеяла и отнесли в каюту, где вовсю работали обогреватели, хотя, признаться, толку от них было немного. В кают-компании моряки включили радио и стали слушать передававшиеся Би-би-си новости. Всех обрадовало известие о том, что Александрия все еще держится. Потом моряки настроились на немецкую волну и стали слушать новости по германскому государственному радио, по которому передавали бюллетень о судьбе конвоя PQ-17. «Германское радио утверждало, что из 38 кораблей конвоя потоплено 29 и что за уцелевшими идет охота»³¹.

В 7 часов вечера при хорошей погоде корабли начали выбирать якоря. Сначала из пролива вышел минный тральщик «Бритомарт» и еще раз исследовал море у выхода с помощью гидролокатора «Асдик». В скором времени после этого из пролива вышел и весь маленький конвой. Он должен был двигаться на юг к мысу Канин Нос и войти в Белое море. Корвет «Лотус» с коммодором Даудингом на борту возглавлял колонну. Тральщик «Халкион» был «назначен» спасательным кораблем, так как на борту спасательного судна «Замалек» уже находились 154 моряка с потопленных кораблей, и там в буквальном смысле некуда было яблоку упасть. Несколько моряков фотографировали место стоянки и неприютный пролив, искренне надеясь, что им никогда в жизни не доведется увидеть его вновь.

Корабли конвоя прошли уже 1600 миль от берегов Исландии, но им предстояло пройти еще 900 миль, которые обещали быть самыми трудными из всего долгого пути до Архангельска.

Перспективы у нового конвоя были не блестящие. Штурман одного из тральщиков вычитал в захваченной из дома лоции, что маршрут, по которому двигался «Паломарес» в соответствии с рекомендациями, полученными по радио от службы проводки конвоев, считался в это время года почти непроходимым из-за туманов и постоянно встречающихся на пути льдов³³. Как только корабли вышли из пролива Маточкин Шар и двинулись в южном направлении, над морем упал туман. Один из транспортов — «Бенджамен Хэррисон» — потерял конвой из виду и повернул назад, стремясь вновь укрыться в проливе. Среди офицеров эскортных кораблей ходили слухи, что мастер «Хэррисона», не веря в успех предприятия, сделал это намеренно. Между тем пелена тумана становилась все более густой и непроницаемой, и на экране локатора было видно, как в этой беспросветной мгле транспорты все дальше отходили друг от друга. С туманом пришел сильный холод. Нервное напряжение, снедавшее находившихся на своих постах людей, становилось непереносимым. Лейтенант Карадус в своем дневнике записал:

«Мы продолжали двигаться курсом на юг, прижимаясь к берегу. Пришла радиограмма, в которой говорилось, что нам на помощь идут корвет „Дианелла“ и три русских эсминца. На нашем корабле к 8 часам утра оставалось 76 тонн топлива. Продуктов тоже маловато. Пришлось установить нормы на молочный порошок. Овсянка закончилась. Хлеб выдают по паре кусков на человека. Порции картофеля уменьшились, и вместо него иногда дают рис. Мы, офицеры, часто обсуждаем судьбу тральщика „Айршир“. Что с ним, беднягой, приключилось?»

Радары на корветах работали безостановочно — это был единственный способ как-то ориентироваться в густом тумане. Кроме того, на кораблях постоянно завывали сирены, что не лучшим образом сказывалось на психике моряков. На «Ла Малоуине» заметили сквозь пелену тумана смутный силуэт какого-то судна. Приготовив орудия к бою, корвет направился в его сторону. При ближайшем рассмотрении «силуэт» обрел очертания тральщика «Лорд Миддлтон», который из-за тумана потерял свое место в походном ордере конвоя. И на корвете, и на тральщике, увидев друзей, с облегчением перевели дух. Несмотря на пронзительные вопли сирен и старания оборудованных радарами корветов, походный ордер конвоя из-за тумана все больше терял былую стройность. Радиостанции кораблей продолжали принимать сигналы бедствия с атакованных противником транспортов. Хотя предсказания капитана Чевика относительно того, что в пятимильной зоне у побережья Новой Земли на пути к Архангельску транспорты могут поджидать вражеские подводные лодки, и оправдались, не приходится сомневаться, что никакого удовлетворения ему это не принесло.

7 июля вскоре после полудня капитан-лейтенант Рехе передал адмиралу Шмундту сообщение о последней добыче своей U-255: «Точка АТ.4876; два транспорта скрылись в южном направлении. Потопил „Алкоа Рейнджер“, бывший „Нью-Йорк“. Водоизмещение 5116 тонн, груз — самолеты. По курсу заметил большой транспорт, который, увидев меня, повернул в северо-западном направлении. Преследую на предельной скорости». «Большой транспорт» был «Эмпайр Тайд», который укрылся в заливе Моллера, вследствие чего капитан-лейтенант Рехе его потерял. Зато он увидел в северной части горизонта другие корабли, двигавшиеся в его сторону, и переключил внимание на них.

Как мы уже говорили, Шмундт, связавшись по радио в первой половине дня со своими командирами Ла Бауме, Бельфельдом, Бранденбургом, Рехе и Бохманном, велел им установить зону патрулирования к северу от входа в пролив Маточкин Шар. Но сначала молодому Ла Бауме было велено разыскать и потопить поврежденный танкер «Алдерсдейл». Через час или два после этого «Алдерсдейл» был замечен с U-457 капитан-лейтенанта Бранденбурга, который, добив судно одной хорошо нацеленной торпедой, отправился патрулировать квадрат, определенный для него Шмундтом.

Шмундт в своей тактике исходил из того, что уцелевшие транспорты в своем большинстве будут огибать северо-западное побережье Новой Земли; часть их, возможно, войдет в пролив Маточкин Шар, а часть проследует мимо. При этом он не имел представления о том, что из пролива Маточкин Шар примерно в это время вышли семнадцать транспортов и кораблей эскорта и двинулись южнее от установленной им зоны патрулирования. Радиограмма, которая пришла от Бохманна в 5.30 вечера, внушила Шмундту первые подозрения относительно того, что он установил свою ловушку чуть позднее, чем следовало. Бохманн, расположившийся на своей U-88 севернее от входа в пролив Маточкин Шар, высказал предположение, что «осколки конвоя» уже проскользнули мимо зоны патрулирования. По крайней мере, пройдя от входа в пролив к мысу Сухой Нос, он никаких транспортов ни у мыса, ни по пути не обнаружил. По этой причине он попросил разрешения присоединиться к Ла Бауме и прикончить поврежденный танкер вместе с ним, не зная о том, что Бранденбург с «Алдерсдейлом» уже разделался. Шмундт прокомментировал предложение Бохманна следующим образом: «Так как от конвоя мало что осталось, представляется более разумным сосредоточить усилия на уже замеченных судах и зону патрулирования оставить». Так как до сих пор транспорты врага заметили только Ла Бауме и Рехе, Шмунд отправил своим командирам радиограмму следующего содержания:

«Командующий Арктическим флотом — „Стае ледяных дьяволов“.

Приказываю всем лодкам, находящимся в море, совместно действовать против кораблей, обнаруженных Ла Бауме и Рехе. Немедленно ставить всех в известность и давать пеленг даже в случае обнаружения одиночного транспорта»²².

Дело с танкером Ла Бауме, добавил Шмундт, успешно разрешилось.

Нетрудно себе представить, как вытянулось при этом известии лицо у молодого Ла Бауме. До сих пор его действия складывались не слишком удачно. 2 июля его атаковал тральщик, и сбросил на него шесть глубинных бомб. 3 июля он вообще потерял конвой из виду. 4 июля из-за густого тумана он вышел к Медвежьему острову совсем не там, где был должен. 5 июля он устремился по следу поврежденного транспорта, но его спугнул и сбил с курса неожиданно вынырнувший из тумана тральщик. И даже теперь, получив не слишком почетное задание добить уже поврежденный и оставленный командой танкер, он не смог его выполнить, так как этот танкер обнаружил и уничтожил другой подводник. Наконец 7 июля в 2.50 дня Ла Бауме воочию увидел крупный союзный транспорт, шедший в южном направлении мимо входа в пролив Маточкин Шар очень близко от берега³⁴. Ла Бауме устремился за ним в погоню и начал его догонять. Не может быть, чтобы добыча ускользнула от него в самый последний момент и на этот раз!

Ла Бауме видел сквозь оптику своего перископа, что транспорт вооружен двумя крупнокалиберными орудиями и несколькими зенитными автоматами. На дымовой трубе у него красовалась большая литера «X». С расстояния в восемьсот ярдов он дал залп по транспорту из всех четырех носовых торпедных аппаратов. В течение 47 секунд, показавшихся Ла Бауме бесконечными, его гидроакустик вслушивался в жужжание винтов четырех торпед, которые неслись по направлению к судну, вспарывая морские воды на расстоянии двух фатомов (12 футов) от поверхности.