1

1

Прошло некоторое время, прежде чем немцы осознали, что, собственно, происходит с конвоем PQ-17. Поначалу в радиограммах, которые приходили с подводных лодок в штаб немецкого Арктического флота, проскальзывали некоторое удивление и даже недоумение. 5 июля в час ночи адмирал Шмундт передал на свои субмарины результаты последней авиаразведки:

«Представители ВВС в 12.30 доложили: конвой растянулся на поверхности моря на расстояние около 25 миль»¹.

Часом раньше Шмундт получил шифрограмму с U-456 Тейхерта, где говорилось, что союзная крейсерская эскадра — четыре крейсера с эсминцами на флангах — неожиданно изменила курс и направилась в юго-западном направлении. Потом Шмундт получил еще одну озадачившую его радиограмму от Тейхерта. Там было сказано, что начиная с 11.15 вечера корабли конвоя стали держаться северного направления, в то время как ушедшая к югу крейсерская эскадра снова резко изменила направление. Капитан-лейтенант Хилмар Симон, командир субмарины U-334, которая долгое время шла в хвосте конвоя, стал свидетелем большого немецкого авианалета, а примерно в половине первого ночи наткнулся на два торпедированных немцами корабля — транспорты «Наварино» и «Уильям Хупер». В 12.45 ночи U-334 с расстояния тысячи ярдов выпустила торпеду в первый транспорт, но корабль перевернулся и затонул еще до того, как торпеда его настигла². В час ночи она выпустила две торпеды по «Уильяму Хуперу», который, на первый взгляд, отлично держался на воде, но после взрыва затонул за каких-нибудь пять минут.

Через некоторое время субмарины из «Стаи ледяных дьяволов» снова потеряли конвой «из-за густого тумана». Однако в 2 часа ночи Тейхерт сообщил, что обнаружил шедшие вне строя корабли конвоя, которые стали собираться в группу на некотором удалении от его лодки. Вскоре после этого капитан-лейтенант Бранденбург (U-457) сообщил на базу, что потерял из виду крейсерскую эскадру, за которой должен был следовать, и спросил, не может ли он в этой связи переключиться на транспорты, находящиеся в поле его зрения? Офис Шмундта заметил на это, что, судя по радиограмме Тейхерта, крейсеры повернули на запад. В 3.15 пришли новые сведения от Северо-восточного воздушного командования. Самолет, следовавший за конвоем, заметил, что конвой начал распадаться на две части: на северную группу, как назвал ее летчик, состоявшую из 19 транспортов, трех «эсминцев» и двух корветов, и южную — из 12 транспортов и «легкого крейсера». Судя по всему, летчик принял за крейсер один из хорошо вооруженных кораблей ПВО. Пилот разведывательного самолета уверял свое начальство, что ни одного крупного военного корабля рядом с транспортами не обнаружил.

Осознав, что происходит нечто экстраординарное, командиры подводных лодок стали комментировать происходящее по радио чуть ли не открытым текстом, хотя в обычное время нарушали радиомолчание только в случае крайней необходимости. Им было от чего прийти в возбуждение: перед ними находились беззащитные, шедшие вне строя транспорты — настоящий «рай» для подводников. В 3.35 утра U-456 (Тейхерт) радировала о том, что эскорт рассредоточился, вследствие чего в море появилось «множество торговых кораблей, не имеющих никакой охраны», двигающихся курсами на северо-восток и юго-восток. Через пять минут Шмундт получил радиограмму от U-334 капитан-лейтенанта Симона, который доложил о потоплении поврежденного транспорта «Уильям Хупер» и сообщил, что видит еще три тонущих корабля, включая судно, напоминающее по очертаниям тяжелый крейсер[43]. Еще через пять минут вышла с докладом U-457 капитан-лейтенанта Бранденбурга, сообщившая о том, что ведет преследование одинокого транспорта, и назвала свои координаты. Такого рода радиограммы буквально захлестывали Нарвик на протяжении всей ночи.

В 7.45 утра Тейхерт радировал в Нарвик, что конвой рассеялся на огромной территории и направляется в юго-восточном направлении. Так как видимость улучшилась, было заметно, что некоторые корабли объединились в группы по два или три судна в каждой. Адмирал Шмундт приказал субмаринам из «Стаи ледяных дьяволов» сконцентрировать усилия на атаках именно таких маленьких «конвоев», но и не пренебрегать одинокими транспортами. Однако в случае появления крейсеров противника субмарины были обязаны переключиться на них.

Примерно в это время две немецкие подводные лодки, находившиеся в Баренцевом море, уже зарядили торпедные аппараты, готовясь дать залп по выбранным ими жертвам. U-703 выцеливала через перископ новенький британский транспорт «Эмпайр Байрон», в то время как U-88 маневрировала, стараясь занять максимально удобное место для атаки на американский пароход «Карлтон». Командовавший 6645 тонным транспортом «Эмпайр Байрон» капитан Джон Уортон, заместитель коммодора конвоя, закрыл глаза и откинулся на спинку стоявшего у него в рубке кресла. Он находился на мостике в самой гуще событий на протяжении тридцати шести часов, ни разу за это время не смежил веки, и сон в конце концов его сморил³. Впрочем, ему в любом случае пришлось бы спать в рубке, так как он на время отдал свою каюту лейтенанту морской артиллерии, который не спал еще больше, чем он. «Эмпайр Байрон», шедший в составе северного конвоя во второй раз, был загружен новыми британскими танками «Черчилль», которые впервые поставлялись в Россию.

В четверть восьмого U-703 выпустила по цели первые две торпеды с расстояния двух миль⁴. Капитан-лейтенант Бельфельд при прицеливании исходил из того, что скорость британского транспорта составляет 10 узлов, но обе торпеды прошли впереди транспорта. Интересно, что на транспорте торпед не заметили и тревоги не подняли. Бельфельд считал, что торпеды прошли за кормой, поэтому при следующем прицеливании принял скорость транспорта за 12 узлов, после чего разрядил в него торпедные аппараты номер два и четыре. Торпеды прошли впереди транспорта даже на большем расстоянии, чем в первый раз. Пока подводники перезаряжали носовые торпедные аппараты, Бельфельд развернул свою субмарину к транспорту кормой, чтобы иметь возможность стрелять из кормовых торпедных труб. Прошел час. За это время Бельфельд еще раз определил скорость транспорта и установил, что она не превышает восьми узлов. Теперь подводная лодка Бельфельда находилась от транспорта на расстоянии не более тысячи ярдов. Поймав силуэт корабля в перекрестье прицела своего перископа, Бельфельд произвел новый выстрел. В 8.27 утра пятая торпеда, выпущенная с U-703, пошла в направлении двигательного отсека «Эмпайр Байрон». Бельфельд видел сквозь перископ, как в месте соприкосновения торпеды с корпусом судна вырвался белый клуб пара. На субмарине все слышали приглушенный расстоянием грохот взрыва боеголовки. Потом, как показалось Бельфельду, корабль несколько осел в воде кормой.

Когда началась торпедная атака, капитан Уортон спал крепким сном; он даже не расслышал, как взорвалась торпеда, и был разбужен офицером-артиллеристом, который крикнул ему на ухо, что его корабль торпедирован. Поначалу капитан отказывался в это верить, поскольку транспорт все так же двигался вперед и даже не убавил скорости. Потом, выглянув из застекленного окна рубки, он с прискорбием убедился, что артиллерист прав: на палубе царило нечто невообразимое — матросы устремились к шлюпкам, готовясь покинуть поврежденный корабль. Три из четырех спасательных шлюпок уже были спущены на воду. Уортон кинулся на мостик, чтобы выяснить, все ли секретные документы уничтожены вахтенными. Второй радист спросил у капитана, следует ли ему отнести в шлюпку портативную рацию, но Уортон крикнул, что рация лежит в шлюпке еще со вчерашнего дня. Взрывом разворотило часть переборок, и несколько артиллеристов, отдыхавших на нижних палубах корабля, попали в ловушку. Их крики и призывы о помощи перекрывали даже шум хлынувшей в отсеки забортной воды. К сожалению, добраться до них и оказать им помощь было уже невозможно.

Уортон нырнул с борта транспорта в ледяное море. Сразу же после этого его втащили на надувной плотик, после чего переправили на одну из шлюпок. Уортон приказал своим людям собраться в двух шлюпках, у одной из которых имелся мотор. В воде плавало несколько трупов. В одном из мертвецов капитан, к своему ужасу, узнал молодого второго радиста из Манчестера, с которым разговаривал всего несколько минут назад. Через двадцать минут после торпедной атаки на транспорте взорвался паровой котел, изуродовав и разворотив корпус. Шум хлынувшей в погибающий транспорт воды сделался оглушительным. Продержавшись на поверхности еще несколько минут, смертельно раненный корабль пошел на дно. Бельфельд, которому не терпелось добить судно, через девять минут после рокового выстрела выпустил в гибнущий транспорт еще одну, шестую торпеду, но она прошла мимо и исчезла вдали. Когда британский пароход начал погружаться в воду, шедший неподалеку от него американский транспорт класса «Либерти» «Петер Керр» нарушил радиомолчание и передал в эфир сигнал SOS; правда, при этом его радист забыл указать координаты несчастного «Эмпайр Байрона»⁵. Всего на шлюпках спаслось сорок два человека; восемнадцать артиллеристов и членов команды погибли.

Капитан-лейтенант Бельфельд отдал приказ на всплытие. Когда его U-703 вынырнула на поверхность, он подвел ее к шлюпкам с «Эмпайр Байрона». Уортон видел, как из люка в рубке субмарины вылез и спрыгнул на палубу высокий светловолосый офицер, которого сопровождал моряк в начищенных кожаных крагах и с автоматом в руках. Еще до того, как немецкая субмарина всплыла на поверхность, капитан Уортон приказал офицерам сорвать и выбросить в воду золотые нашивки и другие знаки различия и о своих воинских званиях и специальностях помалкивать. Особенно это относилось к капитану королевского инженерного корпуса Джону Римингтону, который должен был помогать русским осваивать новые танки типа «Черчилль». Между тем блондинистый немецкий офицер крикнул: «В Англии что — матросов торгового флота не учат, как надо грести?» Это саркастическое замечание немца относилось к тому, что матросы из-за нервной обстановки и оттого, что весла были новыми и слишком длинными, гребли довольно неуклюже. Когда лодка подошла поближе, немец снова вступил в разговор. «Зачем вы воюете? — спросил он. — Вы ведь не большевики, не так ли? Тогда какого черта вы рискуете жизнью и везете им танки? Кто ваш капитан, а?» Никто из англичан не пошевелился и не сказал ни слова.

Взгляд немца упал на чрезвычайно презентабельно выглядевшего старшего стюарда, но тот торопливо сказал, что капитаном не является. Наконец немец выделил глазами из пестрого сборища моряков и артиллеристов капитана Римингтона, носившего белоснежное шерстяное пальто, которое он, несмотря на все уговоры товарищей, так и не захотел снять, и велел ему подняться на палубу субмарины. Протесты капитана-танкиста никто не слушал; через некоторое время его через люк в рубке втащили внутрь субмарины⁶. Потом немцы посадили в одну из шлюпок выловленного ими из воды инженера[44] и передали британским морякам жестянки с бисквитами и ананасовым соком. «Сколько до ближайшего берега?» — спросил капитан Уортон. «Около 250 миль», — ответил светловолосый офицер. После этого на подводной лодке взревел ревун «срочного погружения», и субмарина ушла под воду, унося в своем стальном брюхе захваченного британского офицера.

Через некоторое время адмирал Шмундт получил в Нарвике сообщение о победе от U-703: «Потоплен „десятитысячник“ „Эмпайр Байрон“; место потопления АС.2629. Груз: танки. Порт назначения: Архангельск. Капитан Джон Римингтон взят в плен и принят на борт… Корабли конвоя продолжают движение. Направление: 120°. Иду за ними»⁷. Тот факт, что корабль шел в Архангельск, несомненно, представлял для Шмундта ценную информацию.

В то время, когда Шмундт просматривал полученную от Бельфельда шифровку, контр-адмирал Гамильтон, находившийся в четырехстах милях к западу от дрейфовавших в море шлюпок с экипажем «Эмпайр Байрона», просигналил на крейсер «Вишита»:

«Как я понимаю, один транспорт из конвоя торпедирован. Но в целом рассредоточение конвоя прошло успешно»⁸.

Ранее мы уже упоминали о «Карлтоне» — американском пароходе с весьма эксцентричным экипажем. Его стрелки вместо немецкого самолета сбили английский «харрикейн», запущенный с катапульты корабля серии КАМ во время отражения немецкой воздушной атаки на конвой PQ-16. Тогда «Карлтон» был поврежден немецкими бомбами и вынужден был вернуться на базу. Находясь в составе каравана PQ-17, тот же самый «Карлтон» 4 июля едва не получил в борт торпеду, предназначавшуюся для «Кристофера Ньюпорта». После роспуска конвоя он, имея на борту 200 тонн тринитротолуола, танки и снаряды к танковым пушкам, двигался в северо-восточном направлении, пробираясь в полном одиночестве к Архангельску. Отрывки из записей матроса Джеймса Акинса, который вел дневник своих странствий на несчастливом «Карлтоне», мы в этой книге уже не раз приводили.

Из всех сорока четырех членов экипажа (включая 11 артиллеристов) ни один не подозревал о том, что за ними движется подводная лодка. А между тем в течение последних трех часов капитан-лейтенант Хейно Бохманн, командир U-88, неотступно следовал за американским судном, сокращая с каждым часом разделявшее их расстояние. В 9.00 часов утра 5 июля, когда видимость снизилась до восьмисот ярдов, Бохманн начал маневрировать, чтобы занять выгодное место для торпедного залпа. Потом, приготовив к стрельбе торпедные аппараты номер один и номер три, Бохманн подвсплыл на перископную глубину. Первую торпеду он собирался послать в корпус в секторе фок-мачты, а вторую собирался положить за пятьдесят футов до грот-мачты⁹. В 10.15 утра «Карлтон» находился в перекрестье прицела перископа Бохманна; корабль шел на небольшой скорости, находясь на расстоянии каких-нибудь шестисот ярдов от немецкой субмарины, и Бохманн дал залп из обеих торпедных труб. Прошло тридцать три секунды.

В это утро заканчивался четвертый месяц с тех пор, как «Карлтон» вышел из Филадельфии. В 9.45 Акинс пил кофе, заедая его тостами, так как через четверть часа ему надо было заступать на вахту¹⁰. Став у штурвала, он глянул в застекленное окно рубки и увидел надвигавшийся с фронта туман. «Я очень надеялся, что нам удастся нырнуть в него прежде, чем нас обнаружат немецкие самолеты». В рубке было тепло, и Акинс снял бушлат и подбитые мехом сапоги. На расстоянии четверти мили в находившейся на перископной глубине лодке матросы, затаив дыхание, вслушивались в жужжание винтов удалявшихся от субмарины торпед, которые на глубине десяти футов двигались в сторону обреченного «Карлтона». Одна из них ударила точно в цель, поскольку подводники явственно слышали металлический скрежет. Однако скоро жужжание торпедных винтов возобновилось; это означало, что контактный взрыватель торпеды не сработал.

Неожиданно для всех раздался сильнейший взрыв. Бохманн увидел сквозь стеклянные окуляры перископа взметнувшееся до неба черное грибовидное облако, которое на некоторое время полностью скрыло от него цель. Вокруг Акинса все рушилось, горело и грохотало. Вторая торпеда все-таки нашла свою жертву. Поначалу Акинс даже не понял, что произошло, так как думал в эту минуту о вражеских самолетах, совершенно упустив из виду подводные лодки. Акинс торопливо надел сапоги и бушлат, прихватил с собой все навигационные инструменты, какие только мог унести, и поспешил к шлюпкам. Из трех спасательных шлюпок при взрыве торпеды разбило две — в том числе и ту, где согласно внутреннему распорядку должен был находиться Акинс. Таким образом, экипажу предстояло спасаться на одной-единственной шлюпке и четырех спасательных плотиках. Второй офицер и трое матросов схватились за первый плотик, висевший на штагах у надстроек правого борта, в то время как Акинс и пятеро его товарищей бросились к плотику, закрепленному с левой стороны судна. Между тем капитан-лейтенант Бохманн повернулся к поврежденному «Карлтону» кормой и в 10.22 утра произвел залп из кормовых торпедных труб. В это время корабль неожиданно стало разворачивать влево, и торпеды прошли мимо. Плотик, на котором разместился Акинс, еще некоторое время находился на палубе — моряки ждали своего норвежского мастера капитана Хансена. Последний, однако, не торопился покидать корабль — но не из-за того, что так уж любил свое старое судно, а по совершенно другой причине. С мостика было хорошо видно, как выпущенная из кормового торпедного аппарата U-88 гигантская сигара, промахнувшись по цели, всплыла на поверхность и стала описывать сужающиеся концентрические окружности вокруг обреченного судна, едва не задевая колыхавшиеся на волне спасательные плотики и спущенную на воду шлюпку. Один из свежеиспеченных матросов, весьма смутно представлявший себе, что такое торпеда, даже намеревался отпихнуть ее от шлюпки веслом, но его товарищи поторопились удержать его от этого неразумного поступка. По счастью, торпеда кружила недолго и наконец затонула. Хансен залез на плотик, а потом, когда его спустили на воду, перебрался на шлюпку. В 10.50 утра, когда Бохманн готовился произвести еще один торпедный залп, несчастный «Карлтон», который, как казалось, еще очень неплохо держался на воде, неожиданно перевернулся вверх килем и почти мгновенно ушел под воду.

Тогда U-88 позволила себе всплыть. «Мы стояли на шлюпке и плотах чуть ли не по стойке „смирно“, ожидая, что в следующее мгновение немцы покосят нас пулеметным огнем, — писал Акинс. — О том, что немцы расправляются подобным образом с пленными моряками, мы знали из британских пропагандистских статей и радиопередач. Однако немецкий капитан только спросил, как называется наше судно, после чего его лодка погрузилась. Должно быть, этого парня ожидало много работы, и ему было не до нас». Находясь на поверхности, Бохманн передал Шмундту, что потопил «десятитысячник», но что-то напутал с его названием, которое даже не удосужился уточнить¹¹.

Команда «Карлтона» собралась вокруг шлюпки на плотиках и, чтобы их не разметало волной по поверхности, крепко между собой их связала. Все, что можно было поднять из воды и использовать в деле спасения, было поднято и погружено на шлюпку. После этого была устроена перекличка. Выяснилось, что в наличии почти все члены экипажа — за исключением кочегара В. Пельта, смазчика Фрея и кочегара Стилвелла, который в момент взрыва нес вахту в двигательном отсеке. Правда, у некоторых моряков были сильные ожоги; их с удобствами устроили на тех плотиках, где было меньше народа. Потом в течение часа моряки трудолюбиво гребли в том направлении, где, как они считали, находилась Россия. «Мы были счастливы, — вспоминал Акинс, — так как пришли к выводу, что все наши беды закончились. Капитан хотел с девятнадцатью матросами двинуться на шлюпке на поиски какого-нибудь судна. По его мнению, шлюпка, без привязанных к ней плотиков, двигалась бы куда быстрее. Мы, однако, общим голосованием это его предложение отвергли и решили держаться все вместе». Никто не преуменьшал опасности положения. Хотя на море было тихо и его поверхность сверкала, как зеркало, люди отдавали себе отчет в том, что до берега им плыть как минимум четыреста миль и в случае шторма их шансы на выживание невелики — особенно у тех, кто находился на плотиках. На горизонте же не было видно ни единого судна — только виднелись кое-где искрившиеся на солнце верхушки редких айсбергов.