Грязные предвыборные технологии XVI века

Грязные предвыборные технологии XVI века

Известна теория, что, в отличие от Запада, который в своем развитии шел от несвободы к свободе, Россия проделала обратный путь — от относительной свободы в раннем Средневековье к несвободе. Согласно этой теории, русский народ ради национального могущества, сознательно или бессознательно, раз за разом поступается собственной волей. Этот так называемый «московский психологический тип» отличается особой жизнестойкостью и немалым консерватизмом. Согласно теории, именно на такой психологии и базировались сначала московское царство, затем российская и советская империи, а ныне выстраивается у нас формальная демократия. Теория, впрочем, далеко не бесспорная, поскольку игнорирует многие исторические факты. Речь, естественно, не о «русской воле» без конца, края и тормозов, а об опыте отечественного народовластия. Всякое у нас дома бывало. И преемников, случалось, выбирали без подсказок сверху.

Первый опыт народовластия на Руси связан с избранием русскими городами «князей-контрактников». Властные полномочия у князя в разных вотчинах были разные, но тяжелее всех приходилось, конечно, новгородскому князю. Это только де-юре князь в республиканском Новгороде был высшей военной и правительственной властью, а на самом деле — лишь обычным наемником, которому вече могло в любой момент указать на дверь. И селили «князя-контрактника» в пригороде, и новгородскую землицу прикупить (даже через посредников) он не мог, да и шагу ступить без новгородского соглядатая-посадника не имел права. Со скандалом Новгород расставался даже с такими личностями, как Александр Невский. Выиграть Ледовое побоище ему было куда проще, чем переспорить новгородское вече.

К выборам царя Русь подходила постепенно, примерно так же, как Советский Союз — к первым президентским выборам. И Горбачев стал президентом страны не в ходе прямого всеобщего голосования, а через собрание выборщиков — на Съезде народных депутатов. Вот и Бориса Годунова царем избирал собор. На Съезде присутствовало 1500 человек, на соборе — примерно 500.

Но сначала все-таки о самом феномене русского собора. Земские соборы стали крупными событиями политической жизни Московского государства XVI–XVII веков. Они были схожи с представительными собраниями в Западной Европе, но многое делалось, конечно, своеобразно, на русский лад. Появление соборов, томно так же как и представительных собраний в ряде европейских стран, совпадает с окончательным объединением государства, но вот причина их появления в России была абсолютно иной.

На Западе представительные собрания выросли из политической борьбы различных сословий и стали в дальнейшем ареной этой борьбы. Земские соборы при своем возникновении должны были решать в первую очередь не политические, а административные задачи. Расширяя свое влияние и границы, московская власть заметила, что теряет контроль над ситуацией в государстве. Небольшое правительство, к тому же отдаленное от регионов, не знало ситуации на местах, не имело эффективных рычагов управления обширными землями. Периодически созывавшиеся Земские соборы должны были помочь центру установить контроль над провинцией.

Соборы не были преемниками вечевых собраний Древней Руси. Вече было сходкой всего населения, а собор — учреждением представительным. Вече обладало всей полнотой государственной власти, а собор чаще всего выступал лишь как совещательный орган. Наконец, участие в вече являлось для народа правом, а участие в соборе считалось обязанностью. Сама идея проведения соборов была заимствована из практики православного духовенства, созывающего свои «священные соборы», чтобы обсуждать важнейшие вопросы церковной жизни.

Вместе с тем помимо чисто административных задач Земские соборы неоднократно играли роль своеобразного политического консилиума, поскольку созывались властью, как правило, в наиболее тяжелые для страны времена.

Представительство на соборах в разные времена и при разных обстоятельствах бывало разным. Чаще всего Земский собор можно было приравнять к совместному расширенному заседанию правительства, «администрации» царя, крупнейших церковных иерархов, авторитетных военных чинов, наиболее влиятельных промышленников и «олигархов», а также крупных региональных чиновников. В особо сложных случаях состав собора расширялся за счет более демократического сословного выборного представительства. В экстремальной же ситуации, как это было, например, при выборах царя Михаила Романова (после долгих лет хаоса и противоборства в стране), собор на время становился по-настоящему общенародным органом власти.

Поскольку собор совещался иногда подолгу, а расходы на проезд и проживание провинциальных представителей в Москве ложились в основном на избирателей и самих делегатов, быть народным избранником в те времена хотели немногие. Существовала даже определенная разнарядка из центра: город или регион могли при желании направить в Москву больше представителей, чем требовалось, но никак не меньше. Если такое случалось, местная власть, не обеспечившая выборы, могла получить из Москвы и выговор.

Самый первый Земский собор был созван в 1549 году Иваном IV. Молодой монарх находился тогда в смятении: начало царствования совпало с народным мятежом, набегами татар и страшными московскими пожарами. Согласно летописям, именно тогда двадцатилетний Иван решил примирить всех и для совета повелел «собрать свое государство из городов всякого чина». Результатом работы первого Земского собора был ряд законов и целый план перестройки местного самоуправления.

В обществе времен Ивана Грозного бытовала даже мысль о целесообразности работы Земского собора как постоянного органа. В одном из политических памфлетов того времени неизвестный публицист просит, например, Православную церковь «благословить царя на доброе дело», чтобы он сохранил соборы для контроля за деятельностью местной и центральной исполнительной власти, погрязшей во взятках и произволе. Народная просьба услышана не была, а потому Земские соборы по-прежнему созывались от случая к случаю, обычно когда у властной элиты просто не оставалось иного выхода.

Вот и после кончины Федора Иоанновича, когда пресеклась династия Рюриковичей, деваться политической элите Руси было просто некуда. Проблема усложнилась и тем, что в монастырь ушла царица Ирина, которую Федор перед смертью формально оставил «на всех своих государствах». Так и случилось, что в 1598 году на Руси пришлось впервые избирать царя.

Самым сильным кандидатом являлся Борис Годунов. И потому, что ушедшая в монастырь царица приходилась ему сестрой, и потому, что все правление Федора реальным премьером был он. К тому же авторитет Годунова как правителя был в тот момент высок. Наконец, на его стороне находился сам патриарх. Тем не менее осторожный Годунов не сразу решился занять престол и к выборам царя подготовился серьезно.

На то имелись особые причины. Во-первых, существовал и другой влиятельный кандидат — двоюродный брат умершего царя и один из популярнейших в Москве бояр Федор Романов, а во-вторых, постепенно и, конечно, не без помощи политических противников Годунова силу набирал слух о том, что погибший в Угличе сын Ивана Грозного на самом деле жив.

Наконец, государство переставало быть наследственной собственностью. Стать царем теперь означало получить «должность царя», причем не от Бога, а от народа как носителя государственной воли. Не говоря уже о том, что Годунов прекрасно понимал: одно дело — русский царь, потомок императора Августа, и совсем другое — русский царь, потомок Мурзы-Чета.

Таким образом, победа на соборе, который созвал патриарх Иов, обязательно должна была стать убедительной. Сам Борис Годунов перед своим избранием требовал созыва государственных чинов по 8-10 человек от каждого города, «дабы весь народ решил единодушно, кого возвести на престол».

Организовать столь широкое представительство, как того хотел Годунов, правда, не удалось. Но и Кремлевского дворца съездов в Москве еще не было: куда прикажете девать такую кучу народа?

Впрочем, и пятьсот выборщиков по тем временам число вполне солидное. Хотя состав тоже получился не тот, на который рассчитывал Годунов: духовных лиц до ста человек, бояр до пятнадцати, придворных чинов до двухсот, горожан и московских дворян до ста пятидесяти и ремесленников до пятидесяти. Из состава делегатов видно, что Годунова выбирала в первую очередь Москва, а не Россия, и верхи, а не низы (как позже и президента СССР).

Тем не менее, учитывая время и обстоятельства проведения, собор, безусловно, был достаточно представительным и юридически легитимным. Среди дворянства и чиновничества, избиравшего Бориса, было немало людей, тесно связанных с провинцией и объективно отражавших доминирующие в стране взгляды.

В пользу Бориса работало сразу несколько факторов. Во-первых, учитывались долгие годы его успешного премьерства при больном Федоре Иоанновиче. Это время запомнилось в нашей истории как одно из самых благополучных. Во-вторых, конечно, немаловажную роль играли родственные связи. Хотя Ирина и ушла в монастырь, ясно, что в руках сестры Годунова (вдовы царя) и брата (бывшего премьера) остался немалый «административный ресурс».

Насколько этот ресурс повлиял на конечный результат выборов, объективно судить трудно. Авторитетные русские историки очень по-разному пишут о Годунове. Причем их отношение к Борису определяет, как правило, всего лишь одно обстоятельство: вера или скепсис в отношении его причастности к гибели царевича Дмитрия. Что делать, историки тоже люди.

Иначе говоря, отделить здесь правду от вымысла практически невозможно. Но и замалчивать тот факт, что многие источники прямо указывают на подключение Годуновым «административного ресурса», мы не вправе. Согласно этим свидетельствам, Борис Годунов использовал все выгоды своего положения в полной мере. Утверждается, например, что по всей столице и другим крупным городам были разосланы агенты и даже монахи из различных монастырей, агитировавшие народ просить на царство именно Бориса. Царица-вдова тайно деньгами и обещаниями перетягивала на сторону брата стрелецких офицеров, то есть, другими словами, обеспечивала на всякий случай силовую поддержку столичного гарнизона.

Приводятся также свидетельства, что под угрозой штрафа за сопротивление московская «полиция» сгоняла горожан на манифестации в поддержку Бориса. Красочная деталь: стражи порядка тщательно наблюдали за тем, чтобы народные чувства выражались громко и слезно. Тех, кто не кричал и не рыдал, били палками, поэтому, согласно некоторым источникам, многие «мазали себе глаза слюнями».

Манифестации в основном организовывались в Москве у Новодевичьего монастыря, где в это время уже находилась постригшаяся в монахини царица Ирина.

Когда государева вдова подходила к окну монашеской кельи, чтобы удостовериться во всенародном молении и плаче, толпа по специальному знаку организаторов предвыборного шоу падала ниц на землю и издавала особенно жалобные вопли. Так повторялось многократно. Наконец, умиленная зрелищем такой преданности народа, Ирина благословила брата на царство.

Неудивительно, что после столь серьезной кампании в феврале 1598 года Борис Годунов был избран на соборе царем единогласно. Но и после этого Годунов еще какое-то время противился призывам взойти на престол, отказываясь от столь высокой чести. Впрочем, в те времена все это входило в обычный ритуал: сразу же соглашаться на высокий пост считалось нескромным. Лишь после того, как Церковь пригрозила Борису, что прекратит в храмах богослужения, если он не согласится, Годунов наконец занял монарший трон. Паузу Годунов выдержал длительную: венчание на царство произошло лишь 1 сентября.

А вот после венчания начались политические чистки среди тех, кто в предвыборный период был замечен в колебаниях. Семейство же Романовых все скопом пошло под суд по обвинению в «злоумышлении на царя».

Как бы то ни было, первые выборы государя, в том числе и грязные предвыборные технологии, стали важным шагом к десакрализации правителя в России. Дальнейшие исторические события — Смута, дикая расправа над детьми Бориса Годунова, два Лжедмитрия и беспринципный интриган Василий Шуйский — развели понятия «божественного» и «царского» еще больше.

Именно с тех пор аксиома о «помазаннике Божием» дала в России глубокую трещину. Страна еще довольно долго, триста с лишним лет, останется царской. Многие поколения русских людей еще будут жить, искренне обожая очередного государя только за то, что он монарх. И все же покров сакральности с царских плеч уже упал. Табу перестало действовать.

В эпоху Ивана Грозного народ мог испытывать перед царским венцом ужас, но сомнение — никогда. Пройдет не так уж много времени, и значительная часть русского народа, отвергая реформы Петра, сочтет государя антихристом. Через сто лет дворяне-заговорщики не колеблясь убьют императора Павла. Еще позже, под влиянием Великой французской революции, декабристы всерьез задумаются, не следует ли для установления в России республики уничтожить всю царскую семью, включая детей. Затем народовольцы под одобрительные аплодисменты русской интеллигенции начнут охотиться с бомбой на Царя-освободителя.

Наконец, в 1917 году Февральская буржуазная революция царя свергнет, а Октябрьская пролетарская расстреляет. Цикл завершится.