Правитель Советской России

Правитель Советской России

«Рыба гниет с головы» — гласит русская поговорка, как нельзя лучше применимая к тому, что произошло с династией Романовых. К 1894 г., когда на трон взошел Николай II, самодержавие давно уже пребывало в тяжком кризисе. Государственное устройство в целом исключало возможность динамичного руководства, в котором империя столь остро нуждалась. Со времен Николая I в России не было властителя, способного взять в свои руки бразды управления администрацией и энергично и последовательно осуществлять продуманную политику. Все последующие монархи гораздо охотнее предпочитали выступать простыми третейскими судьями между конфликтующими бюрократическими лагерями.

Николай II не оправдал даже и таких скромных ожиданий. Воображая себя самодержцем былых времен, правящим посредством милостивых указаний, он отверг роль посредника в бюрократических схватках и постепенно оказался в изоляции от собственного правительства, ускорив, таким образом, паралич власти, явно обнаружившийся в 1915 г.[120]. Старый режим перестал функционировать в качестве эффективной правящей силы задолго до полной капитуляции перед лицом ширящихся забастовок и хлебных бунтов в феврале 1917-го. В последние драматические дни царствования Николай обнаружил предельное непонимание событий, вскоре вынудивших его отречься от престола: «Повелеваю завтра же прекратить… беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны…» — телеграфировал он генерал-губернатору Петрограда из Ставки Верховного главнокомандующего 25 февраля, когда 240 000 бастующих уже вышли на улицы столицы и ход революции со всей неизбежностью принял левое направление[121].

Когда Ленин пришел к власти в октябре 1917 г., перед ним стояли проблемы гораздо более сложные, чем перед Николаем. Большевистский лозунг «Хлеб, Мир. Земля» кратко формулирует три самых насущных требования исторического момента и опускает четвертое обуздание хаоса политической стабильностью. Политическое дробление продолжалось на протяжении всего лета 1917 г.: к осени даже некоторые деревни шили собственные флаги и провозглашали себя республиками. Партия под руководством Ленина с успехом осуществила перевороты в Петрограде и Москве, однако, несмотря на неуклонно растущую поддержку, в особенности в столицах, где в Советах преобладали большевики, эта партия все еще оставалась в меньшинстве. Современные наблюдатели не ожидали того, что «безумная авантюра», как был назван захват власти большевиками в «Известиях» (орган Петроградского Совета), продлится дольше недели. И все же, невзирая на оппозицию со стороны всех политических партий (кроме левого крыла социал-революционеров), большевистская партия не только удержала за собой власть, но еще расширила ее и укрепила.

Многим партия обязана за это Ленину. Он играл главную роль в захвате власти, хотя октябрьские события и не могли произойти без Троцкого, без его блестящего руководства Военно-революционным комитетом; еще более существенным оказалось нарастание волны анархии, захлестнувшей Россию осенью 1917-го и последовавшее тогда же политическое банкротство Временного правительства. Но когда дело дошло до создания большевистской системы правления, выдержавшей все невероятные испытания первых лет, вклад Ленина был совершенно неоценим. В течение почти пяти лет, пока болезнь не вынудила его в 1922 г. покинуть Кремль, — Ленин — на посту Председателя Совета Народных Комиссаров — правил Россией, будучи таким активным деятелем, какого страна не знала со смерти Петра Великого. Он был главным архитектором нового правительства и разработчиком его политики.

Оказавшись на вершине власти, Ленин вел непрерывную борьбу не только против белой армии и иностранных интервентов, но и против своих единомышленников — заслуженных коммунистов, противившихся его линии. В конце гражданской войны оппозиционные группировки внутри партии громогласно выступали против единоначалия (усиливавшегося диктата верхушки партии) и требовали большей политической независимости. Ленин боролся также и за принятие его взглядов Центральным Комитетом партии, наиболее влиятельным членом которого он состоял.

Первая из этих битв была самой тяжелой — борьба за прекращение бесполезного военного сопротивления Германии. Ленин заставил противоборствующую сторону принять унизительный Брест-Литовский договор, настаивая на том, что русские войска не в силах даже отступить со своих позиций. Ленин призвал весь свой авторитет и употребил весь дар убеждения для ратификации договора. Самый непопулярный из его проектов, договор стоил ему поддержки левых эсеров, а также поддержки многих товарищей по партии, во главе с Николаем Бухариным, который опасался утраты власти большевиками в случае крупных территориальных уступок Германии.

В итоге, исходом войны Брестский договор был, разумеется, аннулирован — и ленинское решение оказалось оправданным. Это настолько часто происходило в результате перемен ленинской политики, что в применении к нему следовало бы старое изречение «кто силен, тот и прав» перефразировать: «кто прав, тот и силен». У Ленина необычайно остро было развито ощущение своевременности, чутья к тому, что в каждый момент является необходимым для политического выживания. Этот талант — или, скорее, гений — не уставал восхищать сподвижников Ленина, способных оценить невообразимую трудность встававших перед ним задач.

С простыми представителями народа Ленин обращался без малейшей заносчивости[122]. Он был доступен, внимателен, участлив, держался просто: словом, казался крестьянам, воспитанным в духе наивного монархизма, близким и понятным «справедливым царем». Бедняки являлись к нему по преимуществу с жалобами и ходатайствами — иногда с подношениями съестного (эти дары вождь передавал сиротским приютам и детским садам). Крестьяне подчас при входе в его кабинет отвешивали земной поклон. Ленин демонстрировал подчеркнутое уважение к обездоленным и необученным грамоте, далеко не всегда поступая так по отношению к коллегам и правительственным чиновникам. Всей манерой поведения Ленин стремился выразить доверие массам. Дистанцию между ним и крестьянами-ходоками устанавливали окружавшие Ленина должностные лица: по их инициативе, например, в Кремле был организован дезинфекционный пункт, через который посетители должны были проходить, дабы предстать перед вождем чистыми[123].

В общении Ленина с народом лишь одна черта не слишком вяжется с его характером: и в дороге, и на митингах он наотрез отказывался от телохранителей. Трудно допустить, что сам он не видел опасности для жизни: смелость в целом не была ему присуща, о чем свидетельствуют его неоднократные уходы в подполье в 1905 и в 1917 гг. Однако же Ленину необходимо было наглядно показать свою близость к простым людям, доверие к ним: в результате известность его среди народа быстро возросла. Риск, впрочем, привел к покушению, едва не стоившему ему жизни: в 1918 г. в Ленина стреляли из пистолета на митинге, присутствовать на котором ему не советовали. В то утро был убит глава петроградской ЧК, но Ленин решил сдержать данное им слово.

Были случаи, когда Ленин сознательно действовал с целью вдохновить окружающих посредством символических жестов. Примером некоторой театрализации может служить первый субботник в Кремле — день добровольного труда в знак солидарности с властями. Субботник назначили на 1 мая 1919 г. С раннего утра гремели духовые оркестры, приветствуя наступление революционного праздника. Во дворе Кремля военный отряд занимался строительными работами (обычная практика в эпоху военного коммунизма). Ровно в девять на площади появился Ленин и обратился к коменданту со словами: «Товарищ командир, разрешите мне присоединиться к вашему отряду для участия в субботнике». Возникло опасение, не повредит ли это его здоровью, ведь со времени ранения не прошло и года. Тем не менее, просьба была удовлетворена — и под звуки оркестра участники принялись за работу. Задача состояла в разборке строительного мусора. Солдаты попробовали было подсунуть вождю что-нибудь легкое, но тот немедля подхватил на плечо внушительное бревно и взялся за работу всерьез, напевая революционный марш. «Из Кремля по телефонам разнеслась весть по всей Москве, что Владимир Ильич принимает участие в субботнике, работая наряду со всеми». Ленин работал весь день, прервавшись лишь для того, чтобы обратиться к своим сотоварищам по работе с короткой речью[124]. Так он сам создавал миф о себе, пытаясь внушить нации Обломовых тягу к настоящему труду. Его собственная неустанная деятельность сводилась к напряженнейшим усилиям по руководству страной.

Во многих отношениях руководство Лениным новым советским государством напоминало его руководство большевистской партией до революции. Вновь и вновь появляются признаки его твердой убежденности в том, что только он способен избрать правильный путь, каким социалистическая Россия должна следовать во время первых трудных испытаний. В политических вопросах Ленин выказывал то же самое действенное сочетание тактической гибкости с ясным и четким видением цели, к которой неминуемо должны прийти российская и мировая история. Подобно возникшей ранее партии, новые структуры, призванные гарантировать победоносное завершение революции, были сформированы в духе ленинских представлений о руководстве. В этом заключалась и их огромная сила и — одновременно — обнаружившаяся позднее слабость.

Ленин не занимал никакой должности, формально наделявшей его полномочиями партийного лидера: по сути, он являлся лишь одним из членов ЦК и Политбюро (органа, созданного в 1919 г. и состоявшего из пяти человек). На деле же решающий голос во всех вопросах принадлежал ему: Ленин сознательно принял на себя роль высшего авторитета, которую сохранял до конца благодаря искусной тактике и неукротимой энергии. Решимость проводить свою линию на партийных съездах наряду с умелым манипулированием соратниками (талант, которого был лишен Троцкий) позволили Ленину одерживать внутри партии победу за победой, хотя на первых порах большевистская партия занимала подчиненное положение по сравнению с правительством. По словам Осинского, критиковавшего диктаторский характер ленинской концепции демократического централизма на Девятом съезде партии в марте 1920 г., «фактически он [Ленин] все время толкал всех, руководил всем… он был фактически единым руководителем и вождем»[125]. Помимо всеохватной деятельности в качестве главы государства, Ленин с самого начала стремился к личному главенству в партии, допуская, однако, свободный обмен мнениями. (Роскошь была недолгой: острые дискуссии на партийных съездах прекратились еще до смерти Ленина.) Ленин все же не мог находиться всюду одновременно; и когда громоздкий Центральный Комитет был в 1919 г. преобразован в Политбюро и Оргбюро, коллеги по партии прямо поставили вопрос о правомерности свойственного Ленину всеобъемлющего стиля руководства. Они не желали препоручать Ильичу одному выполнять все обязанности ЦК — «Взваливать весь воз на одни плечи», как заявил один из делегатов съезда. «И хотя у Ильича голова такая, какой нет на всей земле, все-таки нужно, чтобы вокруг этой головы были люди»[126].

Ленин основал и вдохновлял партию силой своего интеллекта, вкладывая в руководство ею всю мощь целеустремленной концентрированной энергии, проявляя незаурядный дар убеждения, но и в то же время он был создателем и официальной главой правительственной структуры Советской республики. Пятнадцатью годами ранее он организовал и возглавил большевистскую фракцию: теперь он создал и неограниченно контролировал Совет Народных Комиссаров (Совнарком). Ситуация в первые недели большевистского правления была хаотической: правительственные учреждения не сразу вселились в подходящие здания, не сразу обставили их и набрали служащих. Рассказывают, что Ленин буквально силой останавливал людей в коридорах и на лестничных площадках и назначал на посты, не обращая внимания на их тщетные протесты[127]. Деятельность нового правительства упорядочилась не сразу — особенно после того, как оно было выбито из колеи при переезде в Москву в марте 1918 г.

В 1918 г. Совнарком собирался почти ежедневно: заседания начинались ранним вечером и продолжались нередко до часу-двух ночи. В последующие годы, с усложнением организации, заседания проводились реже: в 1921 г. состоялось только 51 заседание. В продолжение всего этого периода большую часть времени у Ленина отнимали правительственные, но отнюдь не партийные дела. В 1921 г. 60 процентов ленинской корреспонденции было адресовано служащим центрального правительства[128].

Хотя народные комиссары и их заместители явно предпочитали неофициальную обстановку встреч, к которой они привыкли на партийных совещаниях, Ленин ввел деловую практику, строго ограничив время, отведенное для выступлений с докладами и в прениях, и пытаясь пресечь российскую склонность к опозданиям путем наложения штрафов. Ленин на заседаниях одновременно занимался несколькими делами — писал, читал записки, переговаривался — но, по-видимому, не испытывал ни малейших затруднений при необходимости употребить свой авторитет.

Влияние Ленина в Совнаркоме было обусловлено его должностью Председателя, но еще более — чутким и проницательным руководством:

«ни одна диаграмма не сможет отразить того, как Ленин обнимал собой всю систему Совнаркома, как он неустанно вторгался во все ключевые проблемы; методы его работы воплотились в самой структуре и характере деятельности этой организации, а его взгляды и стремления были так или иначе глубоко усвоены большинством тех, кто был занят в этой системе»[129].

«Ленин был „деятельно энергичным главой исполнительной власти“, владевшим „в высшей степени динамичным стилем“. Он подробно вникал в каждодневные дела комиссариатов и постоянно вмешивался в их работу, давая оценки и предлагая конкретные меры»[130]. Он обладал также умением выступать посредником между учреждениями — роль, которую нередко брали на себя его коронованные предшественники.

Пока Ленин оставался Председателем Совнаркома, оттуда, однако, продолжали исходить основные директивы, проводившиеся затем в жизнь через посредство Советов. Возраставшая ответственность партии освобождала Совнарком от ряда обременительных обязанностей, но несмотря на это, он был перегружен избытком дел. Частично вина за такое положение лежала на самом Ленине, поскольку стиль его работы побуждал чиновников обращаться непосредственно к нему за немедленным разрешением того или иного вопроса. Ленин, разумеется, знал, как передавать полномочия — иначе бы он не был выдающимся администратором. Однако недоверие к подчиненным, часто обоснованное, заставляло его тратить драгоценное время на изобретение способов проверки и перепроверки их добросовестности. К множеству писем и меморандумов, которыми вождь забрасывал членов своей партии до октября 1917 г., выспрашивая, угрожая, уговаривая коллег выполнить порученные им задания, — присоединились теперь бесчисленные записки и телефонные звонки правительственным служащим с инструкциями и указаниями по поводу мельчайших подробностей дела. Иные комиссары могли направлять и на практике направляли все свое внимание на вверенные им сферы общественной жизни, однако, по замечанию сестры Ленина, «один Ильич, председатель, должен был слушать все, вникать во все, давать или сокращать слово, находить наиболее подходящее решение в запуганных часто лабиринтах споров, в разгоревшихся страстях. От него требовалось быть спецом во всех вопросах»[131].

Взвалив на себя столь тяжкую ношу, Ленин создал исполнительный орган, который был не способен функционировать надлежащим образом без его постоянного активного участия. Обострение артериосклероза, оборвавшего его жизнь, резко нарушило не только его собственный рабочий режим, но и режим деятельности возглавляемого им правительства. Для ленинского стиля руководства характерно, что меры, выдвинутые им для улучшения работы Совнаркома, — уже после начала серьезной болезни в 1922 г., ограничивались предложениями, «вероятность успеха которых зависела от его личного содействия их выполнению»[132]. Намечая замену себе в качестве Председателя Совета Народных Комиссаров, Ленин составил так называемое «завещание», продиктованное им 24 января 1923 г., за шесть недель до того, как приступ паралича окончательно вывел его из строя. В этом документе Ленин дает оценку своим наиболее влиятельным сподвижникам — и находит у каждого серьезные недостатки. Сознательно или нет, но Ленин отвергает саму возможность подобной замены. Он просто не в состоянии представить себе, что его власть будет действовать без него, и равным образом не в состоянии представить себя неспособным к напряженной работе.

Итак, сама структура Советской власти отражала стиль руководства, заявленный Лениным еще в 1903 г.; новые институты, по существу, настолько соответствовали ленинским установкам, что казались прямым продолжением его личности. Неудивительно, что вождь, будучи бездетным, нередко употреблял в речи применительно к Советской России, образ новорожденного — младенца, нуждающегося во вскармливании и присмотре. Отожествление себя с партией и присущая Ленину неколебимая убежденность в том, что только он один способен начертать план нового общественного строя, свидетельствует как о его глубочайшей уверенности в себе, так и о его пренебрежительном отношении к способностям (казавшимся ему ограниченными) большинства русских людей, включая товарищей по партии. У Ленина была потребность обучать их, просвещать, а попутно направлять их деятельность. Составной частью такого просвещения должно было стать самопознание. В 1904 г. в Женеве Ленин изъявил желание «запереть» кое-кого из своих коллег в комнате и заставить их читать «Обломова»:

«Прочитали? А ну-ка еще раз. Прочитали? А ну-ка еще раз. А когда взмолятся, больше, мол, не можем, тогда следует приступить к вопросу: а поняли ли вы, в чем суть обломовщины? Почувствовали ли, что она в вас сидит? Решили ли твердо от этой болезни избавиться?»[133]

Как правителя России, Ленина раздражала необходимость сотрудничества с людьми, не умеющими продуктивно использовать собственные возможности и не видящими свои слабости и недостатки. Сам Ленин обладал необычайно развитым пониманием своих способностей и не питал относительно себя никаких иллюзий. Следует отдать Ленину должное: несмотря на многообразную одаренность, позволившую ему стать строителем нового советского государства, он прекрасно отдавал себе отчет в том, что гениален только в одной области — в политике. По контрасту с Лениным, Сталин в расцвете культа своей личности мнил себя (и желал быть признаваемым) абсолютным совершенством в любой сфере — в философии, в лингвистике, в полководческой стратегии — претендуя на статус всеведущего божества. Ленин скорее напоминал греческого или римского бога, бывшего верховным авторитетом лишь в единственном виде деятельности. На большее он не претендовал. К примеру, Ленин разумно уступил ведение чисто военной стороны дела Троцкому, тщательно избегая каких-либо потуг на руководство Красной Армией[134]. Ленин никогда не носил военной формы и не наряжался рабочим в стиле, впоследствии свойственном его соратникам. Став во главе государства, он продолжал носить те же самые костюмы и галстуки, какие носил в Европе в бытность эмигрантом.

Однако там, где Ленин чувствовал свое неоспоримое превосходство, таился его крупный просчет: Ленин не в состоянии был отделить себя от своих творений — от партии и правительства — и не мог, следственно, уберечь их от сиротства после своей смерти. В целом, создатель большевизма, деятельный революционный литератор, он возглавлял массы именно благодаря целеустремленному писанию книг и брошюр, умело ориентировавших умы в нужном направлении. Печатное слово не знает ограничений времени и пространства и воодушевляет тех, кто неизвестен автору. Ленин боролся за то, чтобы подчинить ход событий постулатам, выработанным его идейными наставниками, обусловленным общественной ситуацией и фактами его собственной биографии. Ленину удалось создать систему, позволившую ему наложить свой отпечаток на Россию не только через сочинения, пробуждавшие соотечественников от спячки, но и посредством прямых директив, которые должны были вытащить их из российской дореволюционной трясины. В сознании Ленина не укладывалась возможность того, что, приступив к возведению здания, с высоты которого ему подвластна будет историческая эволюция человечества, он принужден будет отказаться от работы еще до закладки фундамента. Именно утрата в 1922 г. незаменимого лидера подстегнула ускоренное формирование замещающего его идеализированного образа, в процессе которого сложились основные параметры нового культа.

Непонимание Лениным собственной бренности может иметь и другое, совершенно иное истолкование. Здравый смысл подсказывает нам, что, хотя Ленин только вступил в пожилой возраст, смерть его 54-летнего отца от кровоизлияния в мозг должна была насторожить Владимира Ильича относительно возможной опасности и для него самого. Этого, очевидно, не произошло. Весьма вероятно, что казнь Александра в 21 год, последовавшая тотчас за кончиной отца, внушила Владимиру невосприимчивость к идее неизбежности собственной смерти. Это вовсе не означает, что Ленин мнил себя неким бессмертным сверхчеловеком. Единственный признаваемый им вид бессмертия он усматривал в действенности своих печатных работ, призванных преобразовать Россию. Заявка была довольно громкой: в сущности, это убеждение и стало краеугольным камнем культа, возникшего после кончины вождя. «Ленин умер, но ленинизм бессмертен!» — «Ленин умер, но дело его живет!» — таковы были дежурные лозунги массовой агитационной кампании, распространившей культ Ленина по всей России в 1924 году. То, что он полностью отожествлял себя со своими книгами и безоговорочно верил в их непогрешимость, во многом способствовало беспрепятственному превращению ленинских сочинений в священные скрижали. Нелегко проникнуть в чье-то внутреннее самосознание и судить о нем со стороны, однако совершенно очевидно, что наиболее характерными чертами духовного склада Ленина были его вера в собственные идеи, его твердая решимость донести их до окружающих со все силой неопровержимости. Он — и только он — проложит истинную дорогу к социализму посредством своего учения, своих указаний, своего неослабного контроля, своего личного примера. Канонизированная фигура Ленина как воплощения высших социалистических добродетелей находит прочную опору в реальном Ленине. Сознательно взятая им на себя роль идеала, примера для других, служит теснейшим связующим звеном между Ульяновым-человеком и Лениным-объектом культа.

С раннего детства Володя Ульянов выказывал характер лидера — того, кто стремится учить других. Это был бойкий, властный мальчик, любивший диктовать правила игры и нуждавшийся как в похвалах со стороны ровесников, так и в поощрениях старших. Он стал лучшим учеником; его вдохновлял пример незаурядных личностей, почерпнутых им из романов сначала Тургенева, затем Николая Чернышевского. Готовность молодого Ульянова подражать идеализированным образцам вполне органично вписывается в духовный облик российской интеллигенции тех лет. Ее кумиры всегда имели вокруг себя политический ореол: культ героев пребывал неизменным, будь то преклонение перед Пушкиным во второй четверти XIX столетия или почитание Чернышевского во второй половине века. От многих других Ульянова отличала решимость самому сделаться примером для окружающих — именно она и способствовала его превращению в Ленина: более того, он создал партию, которая, вооружившись его идеями и указаниями, должна была сыграть организующую и направляющую роль в осуществлении революции в России. Успех руководства такой партией во многом определялся наличием примера для последователей вождя, составляющих революционный авангард. Может показаться натянутым утверждение, что определенный стиль руководства был выработан Лениным еще до революции с сознательной установкой на широкое подражание; Ленин вовсе не желал возглавлять партию независимых мыслителей, подобных ему самому. С другой стороны, он был достаточно проницателен для того, чтобы не игнорировать вдохновляющие свойства образа жизни и манеры поведения, для него самого вполне естественных и органичных. Упорный труд, жесткая самодисциплина, необычайно высокие требования к себе — все эти качества давали Владимиру Ильичу право ожидать подобной преданности делу и от окружающих; они же помогли ему стать подлинным руководителем революционного движения.

В качестве правителя Советской Россией Ленин акцентировал эти черты своей личности как образцовые для граждан нового государства. Стиль работы Ленина на посту Председателя Совета Народных Комиссаров свидетельствует о том, как страстно хотелось ему быть примером для подражания. Он требовал от подчиненных, чтобы они трудились дольше, усерднее и более эффективно (не говоря уж о честности и трезвости, которые разумелись сами собой). Русская склонность к обломовщине всегда была для Ленина bete noir[135].

Скромность образа жизни Ленина в Кремле стала частью легенд. Квартиру он занимал небольшую, жалованье было низким. В посвященной Ленину литературе неизменно упоминается сердитая записка, направленная им Бонч-Бруевичу, когда тот без ведома Ленина повысил его жалованье с 500 до 800 рублей в месяц[136]. Ленин сторонился фотографов, скульпторов, портретистов, старался избегать подхалимов. Все это согласовывалось с его природными наклонностями, но подобным поведением он подавал также пример и подчиненным. Более всего Ленин стремился вытеснить новым трудовым укладом вопиющие традиции развращенной, никчемной, тщеславной царской бюрократии, доказавшей свою полную несостоятельность. Прислуживание и лесть представляли собой большую опасность, поскольку могли отвлечь от главной цели, заключавшейся в обновлении России, в устранении Обломовых и замене их Фаустами и Генри Фордами. Если для передового отряда необходим новый эталон, такой еще в гораздо большей степени требуется для всей нации в целом.

«У нас мало воспитания масс на живых, конкретных примерах и образцах из всех областей жизни, а это — главная задача прессы во время перехода от капитализма к коммунизму», —

писал Ленин в сентябре 1918 г.[137]. Мифическое жизнеописание Ленина, созданное требованиями культа, целенаправленно носило нормативный характер: назначением его как раз и было воспитание людей в определенном духе, который соответствовал бы ценностям, олицетворенным в образе вождя; ведь Владимир Ильич Ленин был больше реальной личности: своими трудами он подчинил своей воле ход истории, благодаря чему стал неподвластным тлению провозвестником пути к социализму.