ОТРЫВКИ ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ГЕНЕРАЛ–ЛЕЙТЕНАНТА А. В. ФОН ШВАРЦА
ОТРЫВКИ ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ГЕНЕРАЛ–ЛЕЙТЕНАНТА А. В. ФОН ШВАРЦА
Глава I
ВСТРЕЧА С ГЕНЕРАЛОМ КОНДРАТЕНКО.
НАЧАЛО ВОЙНЫ
Незадолго до войны я познакомился с одним генералом, тогда лишь скромным начальником дивизии, которому судьба готовила стать в скором времени одним из замечательнейших русских военноначальников последнего времени.
Это был генерал–майор Роман Исидорович Кондратенко.
Вероятно, в конце декабря 1903 г., а может быть, в начале января 1904 года, я получил в Талиенване телеграмму от Начальника инженеров области, генерал–майора Базилевского, в которой мне сообщалось, что на другой день, проездом из Ляояна в Порт–Артур, прибудет на Гзиньчжоускую позицию начальник 7–й Восточно–Сибирской стрелковой дивизии генерал–майор Кондратенко, и предписывалось встретить его там и сопровождать при осмотре позиции.
Он был в форме Генерального Штаба, среднего роста, носил небольшую бороду и малороссийские усы и смотрел добрыми, карими, сразу вызывавшими расположение глазами.
Зародившаяся между нами с первого взгляда взаимная симпатия сохранилась до самого конца его жизни. Оказалось, что еще по пути из Петербурга к месту назначения, Роман Исидорович, изучая карты оценил большое стратегическое значение Гзиньчжоуской позиции и хотел проверить впечатление путем личного осмотра, о чем и послал с дороги телеграмму в Порт–Артур.
Мы исходили позицию вдоль и поперек в сопровождении командира 5–го Восточно–Сибирского стрелкового полка, полковника Н. А. Третьякова и пришли к одному заключению о громадном значении ее в обороне полуострова, и так как уже усиленно поговаривали о возможности войны, то и о необходимости ее укрепления в возможно скорый срок.
Прибыв в Порт–Артур, ген. Кондратенко сейчас же подал по начальству докладную записку, ходатайствуя о том, чтобы немедленно приступить к укреплению позиции.
Утвердительное решение последовало 25 января, и в тот же день я получил телеграмму, предписывавшую мне явиться на другой день, 26 января, в Порт–Артур к Начальнику инженеров.
Я прибыл в Порт–Артур около 3 часов пополудни.
Проезжая со станции в дом Начальника инженеров, я видел стоявший во внутреннем порту японский пароход, а извозчик объяснил мне, что ожидают войну, и что пароход прибыл, чтобы забрать японцев, которых в городе было много. Далее, в самом городе обращало на себя внимание, что большинство японских магазинов было заперто, а на дверях некоторых красовались большие надписи по–русски: «Я испугался и уезжаю».
По улицам быстро двигалось много японцев на извозчиках, в рикшах или пешком; чувствовалось тревожное настроение.
Генерал–майор Базилевский, Начальник инженеров крепости и области, объяснил мне, что решено немедленно начать работы по укреплению позиции временными укреплениями, что я назначен руководить работами, и что я должен завтра же получить необходимые карты, материалы и средства и затем отправиться на позицию и приступить к работе.
До вечера мы говорили о всяких подробностях работы. Генерал оставил меня ночевать у себя, после 11 часов мы легли спать; наши комнаты были рядом и мы еще долго разговаривали. Я до сих пор сохранил в памяти одно из его поучений: «Чтобы быть хорошим инженером, надо строить не только хорошо, но и дешево».
Около 12 час. ночи я стал уже засыпать, но сильный пушечный выстрел заставил меня очнуться, за ним последовал второй, затем третий.
Я окликнул генерала и спросил: «Что это значит? Уж не объявлена ли война?»
«Да нет… Это ничего не значит. Какая там война. Я двадцать лет на востоке, и каждый год перед весной говорят о войне… Ничего не будет… Это, вероятно, учебная стрельба береговых батарей… Спите спокойно».
Однако, заснуть мы не успели, — в кабинете генерала затрещал телефон, генерал бросился туда, через минуту возвратился, сказав, что его немедленно вызывают во дворец Наместника.
Он пробыл там недолго и возвратившись сказал мне, что слышанные нами выстрелы были взрывы мин, брошенных японскими миноносцами в суда нашей эскадры, стоявшие на внешнем рейде, что несколько судов повреждено, и что Наместник отдал приказ о выступлении всех войск гарнизона из казарм на линию сухопутной обороны. Однако, это могло быть исполнено только около трех часов ночи.
В мою комнату доносились приветствия солдат. То генерал Стессель на площади пропускал перед собой войска и здоровался с ними, объявляя о начале войны.
Так началась Русско–японская война в ночь с 26–го на 27–ое января 1904 года…
Тогда много говорили в обществе и в народе о неподготовленности, в какой были застигнуты наш флот и крепость. В таких случаях всегда ищут виновных, но всегда совсем не там, где их следовало бы искать. Так, усердно распространялся слух, что морские офицеры не находились на своих судах, а на берегу, так как командующий эскадрой вице–адмирал Старк, якобы, давал на берегу бал и все офицеры были приглашены… Слух этот абсолютно ложный! Никакого бала в эту ночь не было и большинство офицеров–моряков были на своих судах.
Но на эскадре, действительно, не были приняты надлежащие меры предосторожности от минной атаки, что произошло потому, что никто ни в Петербурге, ни на месте войны не ожидал, а мысль о возможности начала ее путем предательского нападения и в голову никому из русских военных начальников не могла придти.
Их понятия о чести и морали, в которых мы были воспитаны и служили, совершенно исключали возможность подобного способа начала войны. Это был закат старых рыцарских приемов войны и боя, смененных коварством и предательством. В военном искусстве началась новая эра.
Как началась, протекла и кончилась Русско–японская война, уже известно всем и достаточно изучено. Есть однако, некоторые детали, о которых раньше неудобно было говорить, теперь же вполне возможно. Интересно также выяснить, что выиграли японцы, прибегнув к коварству. Действительно, и флот и крепость, как уже было замечено, не находились в состоянии готовности, чтобы отразить неожиданное нападение: так, на судах не были поставлены противоминные сети, и все корабли носили установленные огни и внутренние их помещения были иллюминованы, разведка была послана только дальняя, поэтому обстановка для неожиданного нападения была исключительно благоприятной.
При таких условиях результат атаки должен был быть гораздо более значительным, чем то, что было достигнуто, так как ни один корабль не был потоплен, и были повреждения только у двух броненосцев и крейсера, и если даже принять во внимание, что такое же предательское нападение было произведено в Чемульпо и вывело из строя один крейсер и одну канонерку, то всё же результат не был так велик, чтобы из–за него стоило прибегать к коварству и навсегда запечатлеть в истории за собою это качество.
Русская эскадра была ослаблена и на время лишена активности, однако, на конечном результате войны это не отразилось — конечный результат, склонившийся в пользу Японии, был следствием Ляояна, Мукдена, Цусимы, и других проигранных нами боев.
Таким образом, несомненно следует признать, что японцы в своих первых расчетах ошиблись, и атака на русскую эскадру или была организована недостаточно умело, или же выполнена плохо.
Но не было ли других способов достигнуть результата гораздо более действительного?
Да, нужно признать, что обстановка в крепости была такова, что сама крепость могла быть легко захвачена со всем гарнизоном и со всем, что в ней было. Ее сухопутная линия обороны состояла из фортов и батарей в расстоянии от двух с половиной до пяти верст от города. Все укрепления еще не были закончены, а батареи не были вооружены. Гарнизона ни на одном укреплении не было, никакой охраны линии фортов не существовало, равно как не было охранения впереди линии фортов. Только на фортах были установлены часовые.
Между тем впереди правого фланга этой линии, примыкавшего к морю и на расстоянии всего 1–1? верст находилась вдававшаяся внутрь бухта Taxe, глубокая и укрытая от взоров с укреплений. Корабли могли подходить там близко к берегу.
Подобных мест, весьма благоприятствующих высадке, было в ближайших окрестностях крепости несколько. Высадка, произведенная в этих местах в течение ночи, не могла быть никем замечена, так как наблюдения за бухтой не существовало, и возле этих мест не было никаких жилых поселков, жители которых могли бы уведомить и донести; вследствие этого несомненно, что высадка, начатая с заходом солнца, была бы к полуночи окончена, и так как все войска гарнизона спали в своих казармах мирного времени в центре города, то, высадившись, японцы прибыли бы к линии фортов на несколько часов раньше, чем гарнизон узнал бы об этом. Форты были бы уже заняты, когда с другой стороны подошли бы защитники крепости.
За занятием сухопутного фронта немедленно последовало бы занятие приморского, тогда флот, находящийся на открытом рейде, лишился бы последней поддержки и неизбежно должен был бы направиться в открытое море. Был ли он готов к бою с ожидавшим его там противником?
Неизвестно с достоверностью, но думаю, что этого не было.
Известно, что береговые батареи в момент нападения японцев не были готовы к бою и не могли открыть огня вследствие того, что в компрессорах орудии не было масла…
Во всяком случае, даже если флоту удалось бы дойти до Владивостока, то захват крепости сам по себе был бы действием гораздо более важным, чем повреждение двух броненосцев и крейсера. Этот пример еще раз показывает, как серьезно и вдумчиво нужно относиться к составлению планов войны и отдельных операций ее и не прельщаться легким по первому взгляду и кажущимся блестящим по результатам, а на самом деле не приносящим даже и десятой доли того, что ожидалось.