КАТОЛИЦИЗМ (1)

КАТОЛИЦИЗМ (1)

РЕШЕНИЕ «РИМСКОГО ВОПРОСА». ВНОВЬ — СВЕТСКОЕ ГОСУДАРСТВО

С начала XX в., убедившись в том, что ему не удастся вернуть себе позиции, которые он занимал до 1870 г. (до ликвидации самостоятельной Папской Области), Ватикан начинает искать пути соглашения с итальянским правительством. Эти поиски, однако, не увенчивались успехом до тех пор, пока к власти не пришло фашистское правительство Муссолини. Либеральнобуржуазный характер сменявших друг друга правительств обусловливал их отрицательное отношение к главному требованию папства — предоставить ему положение светского государства в Италии. Тем не менее папство уже не было так непримиримо в своей враждебности к светскому итальянскому государству, как это было в конце прошлого века.

Изменялось и его отношение к участию католиков и церкви в политической жизни королевства. Вначале действовало провозглашенное Львом XIII в 1886 г. запрещение всем католикам принимать участие в парламентских выборах и вообще в политической жизни. Но уже с начала века это запрещение постепенно ослаблялось, и в конце концов с благословения Ватикана в 1919 г. в Италии была даже создана католическая политическая партия «Popolaria» («Народная»), активно участвовавшая в избирательной борьбе и в парламенте. Положение определилось еще более решительно с момента фашистского переворота 1922 г.

Церковь увидела в фашизме значительно более действенную, благоприятную для нее силу, чем в своей собственной партии. Уже в первом правительстве Муссолини участвовало шесть католических деятелей. По существу чуть ли не с первого дня диктатуры фашизма папство выступало в союзе с ним и занималось повседневной пропагандой в его пользу. Папа Пий XI неоднократно заявлял публично, что Муссолини является «человеком, посланным божественным провидением» ². В 1926 г. кардинал Мерри дель Валь заявил публично, что Муссолини, «пользуясь видимым покровительством Господа… своими мудрыми действиями улучшил положение страны и повысил свой авторитет во всем мире» ³. Активная поддержка фашизма сопровождалась систематической враждебной кампанией в отношении всех его противников. В 1924 г. в связи с тем, что антифашисты получили несколько мест в парламенте, ватиканская печать открыла огонь по всем антифашистским высказываниям в прессе.

Дело шло к полной ликвидации конфликта между Ватиканом и итальянским государством. То, что было невозможно в период пребывания у власти обычных буржуазных правительств, оказалось реальным и даже неизбежным при господстве фашизма. В феврале 1929 г. Муссолини, с одной стороны, и кардинал Гаспари в качестве представителя папы Пия IX, с другой стороны, подписали три документа, известных под названием Латеранских договоров: политический договор, конкордат и финансовое соглашение ⁴. В них был зафиксирован союз католической церкви с итальянским фашистским государством по всем вопросам, относящимся к статусу и условиям существования папства в Италии.

Так союз католической церкви с фашизмом дал ей возможность вернуть себе прежнее, по существу средневековое, положение светского государства. Территория этого государства равняется 44 га, а население лишь приближается по количеству к тысяче человек, но международно-политическое его значение не определяется этими мизерными цифрами. Несколько сот миллионов католиков в разных странах мира, около полумиллиона человек духовенства, разветвленный посольско-дипломатический аппарат, ореол исторических традиций и могущества, наконец, огромная экономическая мощь — все это сообщает городу-государству Ватикан незаурядную силу чисто светского политического характера.

При всем том неуклонно с каждым десятилетием все сильнее сказывались в католицизме черты и элементы всестороннего кризиса — вероисповедно-догматического, идеологического, политического, организационного. При понтификате Пия XII (1929–1958) его признаки заглушались и подавлялись господствовавшим в церкви беспощадным диктаторским режимом. При папе Иоанне XXIII (1959–1963) Ватикан решил заняться радикальным всесторонним анализом создавшейся ситуации с целью найти выход из кризиса и открыть перед церковью дальнейшие пути и перспективы развития. В этой связи новый папа решил провести Вселенский собор.

ВТОРОЙ ВАТИКАНСКИЙ ВСЕЛЕНСКИЙ СОБОР

Уже через три месяца после своей интронизации, в феврале 1959 г., папа объявил о своем решении созвать Вселенский собор.

Существует своего рода эйфорическое объяснение тех причин, которые побудили Ватикан принять такое решение. Оно заключается в том, что в условиях того процветания, в котором якобы находится церковь, нужно продумать средства, при помощи которых можно закрепить это прекрасное состояние и раскрыть новые пути победоносного движения церкви к своему окончательному триумфу в граде божием. Кардинал Монтини (будущий папа Павел VI) в одном из своих публичных выступлений в сентябре 1960 г. сказал: «В отличие от многих предыдущих соборов II Ватиканский собирается в обстановке мира и расцвета в жизни церкви» ⁵. А позднее в своем пастырском великопостном послании 1962 г. он заявлял: «Самое характерное для этого собора… состоит в том, что его созыв вызван скорее желанием блага, чем бегством от зла. Ныне, милостью Божией, в лоне церкви нет ошибок, скандалов, уклонов, злоупотреблений, ничего такого, что требовало бы столь исключительного мероприятия, как созыв собора…» ⁶ В устах видного церковного руководителя, вскоре ставшего папой, звучит довольно примечательно признание того, что в прошлом Вселенские (по сути дела лишь католические) соборы собирались в условиях ошибок, скандалов, уклонов и злоупотреблений, неисповедимым образом накоплявшихся в едино-спасающей и непогрешимой церкви. Отвлечемся, однако, от этого пикантного признания и укажем на то, что, декларируя об обстановке процветания, монсеньор вынужден был все же признать наличие некоторых отрицательных явлений во «внешнем облике церкви», который, правда, «являет нам скорее вид ран, чем грехов, скорее нужд, чем неверия» ⁷. Стыдливость этого признания идет, однако, вразрез с несравненно более правдоподобным объяснением причин созыва Собора, содержащимся в католической прессе.

В церковной литературе начала 60-х годов нет недостатка в признаниях того, что Вселенский собор созывается в условиях всестороннего тяжелого кризиса церкви и в целях преодоления этого кризиса. Вот, например, что было сказано в одном из документов специального собрания кардиналов и архиепископов Франции: «Некоторые из наших современников (одни с волнением, другие из чувства любопытства, третьи не без ехидства) задают очень серьезный вопрос: нужна ли еще в современном мире церковь? Не должна ли ныне церковь перед лицом прогресса науки и техники, быстро изменяющих условия человеческой жизни и ставящих под вопрос наши представления и наш образ мышления… не должна ли она изменить свои догматы или совсем отказаться от них и от своего толкования Библии? Разве, говорят они, перед лицом изменений, происшедших в отношениях между народами благодаря развитию цивилизации и в социально-экономической жизни человечества, церковь, тесно связанная с западной цивилизацией и определенной экономической системой, не оказалась превзойденной во всех областях: в области морали, структуры и ее юридического устройства?» Обрисовывая такую безрадостную картину, собрание кардиналов и архиепископов выражает надежду на то, что Вселенский собор «вновь возвратит церкви ее вечную молодость и актуальный характер ее миссии в нынешнем мире»» ⁸. Оправдались ли эти надежды, мы увидим в дальнейшем ходе изложения, а здесь ограничимся указанием на то, что авторитетная церковная инстанция признает: не от хорошей жизни католическая церковь предприняла столь хлопотливое и дорогостоящее предприятие, как Вселенский собор.

Был и еще один вариант объяснения, по которому целью созыва Вселенского собора объявлялось указание путей к преодолению действительно существующего кризиса, но не церковного, а общественного, охватившего, как декларировали приверженцы этой концепции, все стороны жизни человечества на современном этапе его развития. Это была позиция, выгодная для церкви и эффектная: Вселенский собор брал на себя функции глашатая путей спасения человеческого рода, церковь же оказывалась руководителем общества на этих путях. Заодно оставались в тени внутренние болячки самой церкви, отвлекалось внимание от накопившегося в ней давно отжившего и устаревшего груза. Тем не менее приписывать проектируемому Собору только социальнореформаторскую роль папство не решилось, ибо слишком уж настоятельными были потребности реорганизации и обновления внутри самой церкви. Эти потребности нашли свое обозначение в ставшем модным к началу Собора итальянском слове «аджорнаменто» — обновление. Обозначенная этим словом модернизация должна была коснуться всех сторон внешней и внутренней жизни церкви.

Первоначально в основе замысла созыва Собора лежали цели, направленные вовне и адресованные к некатолическим христианским исповеданиям и церквам. Первое выступление Иоанна XXIII с провозглашением грядущего созыва Собора (26 января 1959 г.) переносило центр тяжести на вопрос о необходимости «единства христиан» во всем мире. Выдвигалась задача объединения всех христианских и даже, может быть, нехристианских религий. Положительного отзвука у деятелей и в прессе некатолических церквей лозунг объединения не вызвал. Всем было понятно, что речь идет не об объединении, а о присоединении остальных христианских церквей к католической и их подчинении папству.

В выступлении Иоанна XXIII, последовавшем через полгода, акцент в вопросе о целях Собора был перенесен уже на внутренние проблемы самой церкви. Больше уже не говорилось о «Соборе объединения», как он именовался вначале на страницах папского официоза «Оссерваторе романо».

В каком направлении должно пойти аджорнаменто, было с самого начала весьма неясно. Церковным иерархам и другим идеологам католицизма были разосланы своего рода анкеты об их предложениях Собору. Поступило большое количество материалов этого рода, составивших 16 томов. Они не были опубликованы, но сведения о многих из них все же стали известны. Некоторые из предложений имели достаточно диковинный характер. Так, некий церковный идеолог предложил ввести в обиход молитву за обращение демонов, рассматривавшихся им на одинаковых началах с «отделенными братьями», то есть некатолическими христианами. Были предложения о канонизации сожженного церковью в 1498 г. Савонаролы. Сказывалось и наличие среди принявших участие в этом заочном обсуждении и крайне реакционного крыла церковников, всегда добивавшегося верховенства церкви над всякой светской властью на земле. Было и такое требование: «Провозглашение догмата о власти Христа над всеми политическими и гражданскими установлениями». Вполне понятно, что «власть Христа» означала в данном случае не что иное, как власть церкви.

Собор открылся в октябре 1962 г. Он работал отдельными сессиями в среднем по два месяца каждая. Перерывы между сессиями составляли около девяти месяцев, в течение которых действовали подготовительные комиссии. Всего было четыре сессии, и Собор в целом занял немногим больше трех лет. В перерыве между первой и второй сессиями, 3 июня 1963 г., умер папа Иоанн XXIII и его место занял Павел VI, под руководством которого прошли все остальные сессии.

Собор принял 16 пространных документов, одни из них именуются конституциями, другие — декретами и декларациями. По своему содержанию эти документы касаются всех сторон церковной жизни и идеологии. В данном контексте мы коснемся лишь тех вопросов, которые связаны с внутрицерковными организационно-структурными делами.

Вселенский собор протекал в атмосфере повышенного интереса к вопросам внутренней структуры церкви и управления ею.

Речь шла в соответствии с Символом веры о единой, святой, всемирной (католической) и апостольской церкви. Эта емкая формула открывала возможности разнообразных и даже кое в чем противоположных толкований. В применении к данному вопросу решающее значение имело указание на апостольский характер церкви, поддающееся любому толкованию.

Оно означает, во-первых, указание на то, что Христос поручил свою церковь руководству апостола Петра. А так как преемником Петра является римский папа, который даже некоторым образом представляет самого апостола, то ясно, что именно папа олицетворяет собой церковь в целом. Можно, однако, истолковать вопрос и по-другому. Церковь возглавляется не апостолом, а апостолами. И если теперь папа воплощает в своем лице апостола Петра, то ту же роль в отношении других апостолов играют епископы. Получалась установка, фигурировавшая в соборных дебатах: коллегия епископов «составляет во главе с папой римским… неделимый субъект полной и суверенной власти над вселенской церковью». Многоточием в приведенной цитате у нас заменены слова: «…но ни в коем случае не без него» ⁹, то есть папы. Мы отделили это придаточное предложение, чтобы подчеркнуть главное в приведенной цитате: оно заключается в тезисе о правах епископов как непосредственных преемников христовых апостолов и в соответствующей сему толкованию формуле об апостольской церкви.

Как Иоанн XXIII, так за ним и Павел VI сочли необходимым поддержать вытекавшее из такой трактовки вопроса расширение власти епископов в церкви. Принятые Собором документы предусматривали ряд реформ в управлении ею, шедших в указанном направлении.

На четвертой сессии Собора Павел VI объявил о своем намерении создать при Святом престоле постоянно действующий Синод епископов. Это означало формальное признание принципа коллегиального управления церковью. В состав Синода должны входить, как установил папа, патриархи, епископы, представляющие духовенство отдельных стран и регионов, представители монашеских орденов и, само собою разумеется, кардиналы курии. Синод собирается каждый раз по специальному распоряженияю папы, который и председательствует на его заседаниях, хотя он может в отдельных случаях уполномочивать на это своего представителя.

В соборных декретах принцип коллегиального управления церковью нашел свое выражение и в учреждении региональных епископских конференций по отдельным странам или группам стран. Этим нововведением осуществлялась не только некоторая демократизация управления церковью, но и его децентрализация. Центральные органы церкви, и прежде всего сам папа, передавали часть своих полномочий местам, давая им возможность вести более гибкую политику и тактику применительно к местным условиям. Все это было направлено к усилению маневроспособности и, значит, боеспособности церкви в целом.

Возникал, однако, весьма деликатный вопрос о непогрешимости папы. Несмотря на то что этот догмат, установленный I Ватиканским собором, с момента своего провозглашения до нашего времени не перестает быть одиозным в общественном мнении чуть ли не всего мира и даже в самом католическом духовенстве, расстаться с ним церковь не может: это означало бы отказаться от использования сильного идеологического и политического средства. Нужно было, таким образом, и Собору при общем курсе на демократизацию и децентрализацию управления церковью сохранить в неприкосновенности учение о непогрешимости. Об этом сильно беспокоились многие ораторы в ходе соборных обсуждений. Например, кардинал Руффини грозно осуждал даже тень попытки со стороны соборных отцов стереть грань между Петром и другими апостолами (т. е. папой и другими епископами) по их роли в основании церкви и руководстве ею¹⁰. С другой стороны, даже ораторы, выступавшие за возможное расширение прав епископов, не упускали возможности при любом удобном случае подчеркнуть, что таковое расширение ни в коем случае не должно в какой бы то ни было мере умалять папскую непогрешимость и полновластие. В конце концов все соборные решения, касавшиеся новых прав епископата, оказались уснащенными многочисленными оговорками, подтверждавшими папскую непогрешимость и его всевластие не только в отношении вновь созданных «демократических» церковных институтов, но и в отношении самого Вселенского собора. Любое решение, какой бы то ни было церковной инстанции, включая Вселенский собор, лишалось силы, если с ним не согласен папа. Все решения Собора могли считаться принятыми только после их утверждения папой. Монархический режим остался, таким образом, в церкви непоколебленным.

Немалое место в соборных обсуждениях и принятых документах занял вопрос о низшем звене церковной иерархии — священниках. Руководителям и деятелям церкви нельзя было не задуматься хотя бы над тем тревожным фактом, что из года в год уменьшается число молодых людей, избирающих для себя карьеру священника, и что соответственно кадры приходского духовенства всё редеют. В литературе приводились такие цифры, относящиеся к этому вопросу: в 1948 г. один священник приходился во Франции на 962 жителя, в 1965 г. — на 1316; умирает больше священников, чем назначается новых, и эта тенденция стала в достаточной мере устойчивой. Она отмечается во всех странах распространения католицизма¹¹. Видимо, основная причина этого заключается в прогрессирующем падении социальной престижности этой профессии из-за растущей секуляризации общественного сознания. Но есть и другие, более частные причины. Одна из них была усмотрена в том, что современное молодое поколение отталкивает от духовной карьеры обязательное безбрачие католического духовенства.

За полгода до Собора в Ватикане было проведено специальное совещание по вопросу о тех причинах, по которым молодежь уклоняется от духовной карьеры. В ходе совещания занял важное место и вопрос о возможной целесообразности отмены целибата. На такую решительную меру католическая церковь не могла пойти — до сих пор остаются в силе те экономические и организационные преимущества, которыми она пользуется в сравнении с другими христианскими церквами благодаря большей внутренней сплоченности ее кадров, силы и интересы которых не распыляются на дела семейные и личные. На Соборе все же раздавались голоса в пользу отмены целибата. Они не были поддержаны мало-мальски значительным числом соборных отцов.

Имело успех компромиссное предложение, внесенное несколькими представителями «либерального» лагеря. Оно заключалось в восстановлении диаконата в католической церкви. Формально этот институт продолжал и до этого существовать в ней, но фактически он давно уже был сведен на нет. По решению Собора он вновь учреждался. Диаконы получают многие литургические права и полномочия священников: они могут отпевать покойников, отправлять (в ограниченной форме) таинства бракосочетания, крещения, причащения и другие, за исключением исповеди и, разумеется, рукоположения в священнический сан. В отличие от священников диаконы имеют право оставаться в браке, если они пребывали в нем к моменту своего возведения в сан, — таким образом появлялась в составе католического духовенства группа людей, для которых целибат терял свою силу. Этим в некоторой мере прокладывался путь и к известному сближению духовенства с мирянами. Впрочем, этот вопрос имеет самостоятельное, притом очень большое значение.

Собор попытался открыть новую эру в отношениях церкви к рядовым мирянам. Была поставлена задача проложить к ним мосты с тем, чтобы обеспечить для церкви способы наиболее действенного и эффективного воздействия на общество. В этой связи имели большое значение решения Собора о светском апостолате.

Одним из непременных элементов католической доктрины всегда являлось положение о том, что «народ божий» делится на две неравноценных части — духовенство и мирян, причем последние должны всегда находиться в полном повиновении у духовенства. Это положение осталось незыблемым и до сих пор. Практически, однако, оно могло полностью воплощаться в жизнь лишь в средние века. В новое время для папства, теряющего возможность руководящего воздействия на мирян, приобретала все большую остроту задача такого «сотрудничества» с ними, которое позволяло бы всемерно использовать паству в интересах церкви. Возникло понятие «светского апостолата», которому церковью придавалось то значение, что миряне могут на своих местах, в своих жизненных позициях выполнять «апостольские» функции. Уже с середины XIX в. развернулась организация широкой сети светских союзов, объединений, комитетов, партий, состоявших из верующих-католиков или по меньшей мере из людей, признававших себя таковыми. Наиболее типичным из этих учреждений является широко распространенное в разных странах так называемое «Католическое действие».

Масштаб деятельности светского апостолата отнюдь не ограничивается пределами отдельных регионов или стран. Декрет «Об апостолате мирян» предусматривает по сути дела планетарный размах этой деятельности. Там сказано: «Всемирная миссия церкви, учитывая постепенные изменения структур и эволюцию современного общества, все более и более требует развития апостолических ассоциаций католиков в международном плане»¹². Такую современную форму приобрело давнее стремление католической церкви к «духовному» руководству всем человечеством.

Это руководство должно заключаться прежде всего в том, чтобы указывать человечеству общественный порядок, который с точки зрения церкви наиболее угоден богу.

Не менее важное место в работах Собора наряду с социальными и экклезиологическими занимали вопросы вероучения. По ним неоднократно возникали ожесточенные споры между делегатами Собора. Примечательно, что те группировки, которые стояли на консервативных позициях в социальных вопросах, и здесь стремились по возможности тормозить аджорнаменто.

В центре вероисповедных вопросов оказалась проблема «божественного откровения», по которой предстояло принять специальную Конституцию. Мы рассмотрим ход обсуждения этого вопроса на Соборе позже и в иной связи.

Заслуживает внимания постановление Собора по поводу языка богослужения: по усмотрению местных епископов разрешалось и даже рекомендовалось служить литургию не на латинском, как это раньше было обязательно, а на народных языках. В этом постановлении отразились поиски церковью новых путей проникновения в сознание широких масс, путей преодоления процесса их отхода от церкви. Особенное значение это решение имеет для миссионерской деятельности католической церкви в странах Африки и вообще в освободившихся странах, где богослужение на родных языках, конечно, несравненно более доходчиво для населения, чем на латинском.

В общем вопреки сопротивлению группы консерваторов во главе с кардиналом Оттавиани, оставшихся в незначительном меньшинстве, Собор прошел под знаком аджорнаменто. Это сказалось и в фактической реабилитации тех сынов и служителей церкви, которые раньше рассматривались Ватиканом как потенциальные или действительные еретики. Так, был снят запрет с публикации естественнонаучных и философских работ известного палеонтолога-иезуита Тейяра де Шардена.

В послесоборный период Ватикан ведет свою политику, применяясь к обстоятельствам и маневрируя в соответствии с динамикой этих обстоятельств. По существу Собор не внес каких-либо принципиальных изменений в общий курс церкви, а в ходе дальнейшей истории папы Павел VI и Иоанн Павел II фактически и не исходили из решений Собора. Основные моменты этой истории мы рассмотрим по ее отдельным важнейшим проблемам в дальнейшем изложении.

ПОЛИТИЧЕСКИЕ ОРИЕНТАЦИИ ВАТИКАНА. СОЦИАЛЬНАЯ ДОКТРИНА

Конкордат 1929 г. не означал полного урегулирования взаимоотношений Ватикана с итальянским государством, в котором полновластно распоряжался фашизм. Муссолини вовсе не имел в виду заключением конкордата предоставить католической церкви полную независимость от государства, что он и высказал в ряде публичных выступлений, а также практически обнаружил в серии мероприятий, направленных против церковно-светской организации «Католическое действие» и против церковных школ. Папа Пий XI ответил на эти речи и действия опубликованной в 1931 г. энцикликой «Non abiamo bisongo» («Не испытываем нужды». — И. К.), в которой обрушился на правительство с упреками в нарушении конкордата. Трения продолжались до тех пор, пока Ватикан не проявил свою полную лояльность к фашистскому режиму в связи с предпринятыми им внешнеполитическими авантюрами.

Нападение Италии на Абиссинию в 1935 г. было встречено церковью с энтузиазмом. Миланский архиепископ кардинал Шустер заявил, например, в специальной проповеди: «Мы, вдохновленные богом, поддерживаем эту национальную и подлинно католическую миссию (войну против Абиссинии. — И. К.), в особенности в этот момент, когда на полях Эфиопии итальянское знамя обеспечивает триумф христова креста, рвет цепи рабства (?) и открывает пути для миссионеров Европы» ¹³. Не менее восторженно отнеслась церковь к тому, что Италия вместе с гитлеровской Германией всеми возможными силами и средствами поддерживала войну Франко против испанского народа.

Вполне положительно отнесся Ватикан к захвату власти в Германии гитлеровцами. И первым же международным договором, который Гитлеру довелось заключить после его прихода к власти, явился конкордат, заключенный им в 1933 г. с Ватиканом. Правда, и здесь, как и в случае с Латеранским конкордатом 1929 г., папе Пию XI скоро пришлось понять, что его контрагент и не собирается выполнять условия соглашения.

Известно, как нацисты относились к христианству и вообще к традиционным религиям. Они стремились к безраздельному господству не только над самими людьми, но и над их душами, их сознанием. В качестве религии им больше всего импонировал древнегерманский культ Тора и Бальдура, а на худой конец они терпели исповедование христианства и деятельность его служителей только в тех пределах и формах, которые укладывались в безудержное восхваление нацизма и в лозунг «Хайль Гитлер». Поскольку далеко не всегда священнослужители католицизма и протестантизма сводили свою культовую и проповедническую деятельность к этим формам, они подвергались в гитлеровской Германии ожесточенным репрессиям. Многие сотни священников были брошены в тюрьмы и концентрационные лагеря, немало их было казнено.

Конечно, это должно было вызвать соответствующую реакцию Ватикана. Он многократно обращался с нотами протеста к гитлеровскому правительству по поводу случаев нарушения конкордата 1933 г., но оно в большинстве случаев даже не отвечало на них. В 1937 г. папа Пий XI даже опубликовал специальную энциклику на немецком языке, начинавшуюся выразительными словами «Mit brennende Sorge» («Со жгучей тревогой»). В ней он выражал тревогу и недовольство по поводу преследований церкви в гитлеровской Германии и призывал власти последней восстановить сотрудничество с Ватиканом.

В качестве «противовеса» была почти одновременно выпущена экциклика «Divini redemptoris» («Божественное искупление») с подзаголовком «Об атеистическом коммунизме». И конечно, категоричность осуждения, с одной стороны, нацизма и, с другой стороны, коммунизма была по своей степени совершенно неодинаковой, ибо фашизм был в одном решающем вопросе созвучен идеологии и устремлениям Ватикана: последний видел в нем силу, которая способна сокрушить и уничтожить коммунизм.

Это обстоятельство сказалось во всем значении, когда разгорелся пожар второй мировой войны, зажженный германским и итальянским фашизмом. К этому времени Пия XI сменил на папском престоле Пий XII. Нельзя считать в данном случае субъективный фактор решающим, но известную роль все же сыграло здесь то обстоятельство, что новый папа относился к фашизму в общем еще более благожелательно, а к коммунизму еще более враждебно, чем прежний. Это сказалось на всей позиции Ватикана в событиях второй мировой войны.

Уже захватнические акты, осуществленные Гитлером и Муссолини до начала войны по отношению к Австрии, Чехословакии, Югославии, Албании, могли бы вызвать публичное осуждение со стороны Ватикана. Но не вызвали! Ватикан хранил молчание. И молчание это осталось незыблемым, когда Германия напала на Польшу, с чего и началась вторая мировая война. И уж само собой разумеется, Ватикан молчал, когда она напала на СССР.

Можно понять противоречивость побуждений, совокупность которых определяла линию поведения Ватикана по отношению к войне. С одной стороны, его вполне устраивала казавшаяся ему реальной перспектива военного поражения и гибели Советского Союза. С другой стороны, капиталистические страны, участвовавшие в войне против Германии и Италии, а потом и против Японии, были бы для Ватикана более приемлемыми партнерами в дальнейшей международной политической игре, чем гитлеровская Германия. Тем не менее, пока еще не была очевидной для Ватикана неизбежность победы Советской России, он занимал позицию нейтралитета и, больше того, неоднократно выступал с обличениями и поношениями по адресу коммунизма, революции, материалистического атеизма и т. д. Но когда стала ясной неизбежность победы антигитлеровской коалиции, Ватикану пришлось возложить свои надежды на осложнения во взаимоотношениях внутри коалиционного лагеря: может быть, коммунизм будет уничтожен уже не Германией и Италией, а Америкой и Англией? И мы видим, что с конца 1943 г. папство начинает все больше ориентироваться на западных участников антигитлеровской коалиции. Дело доходит до того, что при помощи своего нунция в Токио Ватикан собирает важнейшие шпионские сведения, касающиеся вооруженных сил Японии, и передает их командованию американских войск.

Если даже отвлечься от тех целей, которые преследовали в войне противостоящие стороны, и от того обстоятельства, что совершенно очевидным агрессором, вызвавшим войну, были фашистские государства, показательно, что Ватикан не счел нужным выступить с осуждением даже тех бесчеловечных, варварских методов, которые практиковались агрессором: ни лагеря истребления с их газовыми камерами и крематориями, ни массовое уничтожение мирного населения всякими другими способами не явились поводом для папского осуждения. Только крушение фашистских режимов в решающих пунктах мира нарушало нейтралитет Ватикана в борьбе фашизма и антифашистских сил, в основном благожелательный в отношении первого.

Такое отношение к фашизму имело другой своей стороной определенное враждебное отношение к коммунизму.

Будучи ярко выражено в «социальных» энцикликах пап, начиная с «Rerum novarum» («О новых вещах»), оно воплощалось в их практической политике и особенно обострилось с момента победы Великой Октябрьской социалистической революции. В 1930 г. папа Пий XI объявил «крестовый поход молитв» против Советского Союза. В дальнейшем вплоть до конца понтификата Пия XII, выделявшегося даже в ряду римских пап, предшествовавших ему на престоле, своим оголтелым антикоммунизмом, эта линия последовательно продолжалась, распространяясь не только на социалистические страны, но и на международное коммунистическое движение.

Некоторый поворот в политике папства произошел со вступлением на престол Иоанна XXIII. Правда, он дал себя знать не сразу. Еще в 1959 г. новый папа подтвердил отлучение коммунистов от церкви, провозглашенное за десять лет до этого, причем оно теперь распространялось на более широкий круг — на всех, кто контактирует с коммунистами в общественной жизни, голосует за них на выборах и т. д.

Похоже на то, что в это время политический тон в Ватикане еще задавала старая кардинальская клика во главе с фанатиком консерватизма Оттавиани. Но скоро обнаружилось, что новый папа подвержен другим настроениям и придерживается иной тактики в отношении к коммунизму, чем его предшественники.

Первым признаком такого поворота являлось то, что папа отказался осудить кубинскую революцию. Наоборот, дипломатические отношения между Ватиканом и Кубой после революции улучшились. Папа неоднократно принимал кубинские делегации и одобрительно отзывался о политике коммунистического правительства Кубы. Затем в энциклике «Mater et magistra» («Мать и наставница»), опубликованной в 1961 г., сказалось значительно более либеральное, чем раньше, отношение к коммунистической идеологии в целом. Приспособляясь к существующей и меняющейся международно-политической конъюнктуре, папство все же руководствуется определенной социальной доктриной, ведущей свое происхождение от «Rerum novarum».

Формально «Mater et magistra» не порывала в вопросе об отношении к капитализму и социализму с позициями прежних пап; она даже ссылается неоднократно на воззрения и деятельность такого реакционера, как Пий XII, на «Rerum novarum». Тем не менее дух энциклики представлял собой новое слово в социальных воззрениях Ватикана.

Энциклика дает понять, что условия жизни в настоящее время сильно изменились в сравнении с тем, что было тогда, когда в предшествовавших документах формулировались социальные позиции католической церкви. Из этой констатации неминуемо должен был следовать вывод о необходимости изменений в соответствующих взглядах церкви. Формулируются эти изменения осторожно, но достаточно внятно. Допускается уже в какой-то мере общественная или государственная собственность на средства производства, хотя остается в силе прежнее положение о том, что частная собственность является «естественным правом». Подвергается осуждению не только колониализм, но и неоколониализм.

Впервые папская энциклика, посвященная животрепещущим общественным проблемам, не содержала открытых выпадов против коммунизма и ограничивалась туманными неодобрительными кивками по адресу «тоталитарных идеологий». Больше того, в ней говорилось о желательности контактов с «лицами, имеющими другие взгляды на жизнь». Специально, правда, следовало предупреждение о недопустимости компромиссов в «вопросах религиозной истины», но тут же подчеркивалась необходимость «духа понимания» и доброжелательности во взаимоотношениях со всеми людьми доброй воли. Дальнейший курс понтификата Иоанна XXIII шел в том же направлении, что сказалось и в содержании второй социальной энциклики этого папы — «Расет in terris» («Мира на земле»).

Его преемник Павел VI в общем продолжал линию своего предшественника, хотя и менее решительно и, если можно так выразиться, несколько зигзагообразно. При этом Павел VI имел возможность опираться на факт явной победы либерального крыла епископата на Соборе. Выражением общей политической ориентации Ватикана при папе Павле VI явилась изданная в 1967 г. энциклика «Populorum progressio» («Развитие народов»). Хотя в ней и осуждалась «материалистическая и атеистическая философия», говорилось и об опасности победы «тоталитарных идеологий», тем не менее общее направление энциклики было таково, что вызвало, с одной стороны, бурные протесты крайне реакционных кругов духовенства и политиков империализма, а с другой стороны, самые сочувственные отклики не только в прогрессивном духовенстве, но даже и в коммунистических партиях Запада. Так, например, Политбюро ЦК Французской коммунистической партии отмечало в особом постановлении, что энциклика открыла новые «возможности сотрудничества между коммунистами и христианами» ¹⁴.

Особенно сочувственный резонанс встретили основные идеи «Populorum progressio» среди духовенства стран Латинской Америки. Еще с начала 60-х годов в этих странах развернулось прогрессивное движение католического духовенства, открыто выступившее за решительные социальные преобразования, против империалистических и олигархических режимов, утвердившихся в ряде стран Латинской Америки. При этом некоторые программные документы, связанные с «мятежным» движением, оперировали такими формулами, как «самая радикальная революция», которой следует добиваться и в борьбе за которую признавались законными даже меры насильственной революции. Энциклику «Populorum progressio» латиноамериканское духовенство в своей основной массе не только восторженно приветствовало, но и превратило в своего рода программу политической и социальной деятельности; была даже создана специальная организация, избравшая своим названием заглавие указанной энциклики. Однако Ватикан и его руководитель решили, что они ушли слишком далеко «влево». Последовал ряд выступлений папы Павла VI, в которых он по существу пересматривал некоторые важнейшие положения «Populorum progessio».

Типичным в этом плане было выступление папы в 1968 г. в столице Колумбии Боготе. Он ополчился в своей речи на дух «ненависти и насилия», усматривавшийся им в революционном лагере. Оказалось, что «евангельская бедность» — не беда, а, наоборот, «блаженство», которое даровано людям богом. «То, — сообщал первосвященник беднякам, — что вы живете в условиях нужды, поможет вам легче достигнуть царствия небесного, то есть высших и вечных благ, если вы эти условия будете сносить с терпением и верой во Христа». Правда, без особой логической последовательности папа тут же заявлял, что церковь старается «всеми средствами обеспечить вам (беднякам. — И. К.) более легкий и обильный хлеб», — такое заявление делало непонятным, зачем нужно лишать людей блаженства евангельской бедности? Но во всяком случае этому более обильному хлебу надо предпочитать, по его мнению, «хлеб духовный», то есть «религию, веру, божественное милосердие». Отсюда следует прямой политический призыв «не доверять ни насилию, на революции», ибо «и насилие, и революция противоречат христианскому духу и могут задержать, а не ускорить социальный прогресс» ¹⁵. Нельзя не вспомнить здесь о том, что к террористическим режимам Чили и Сальвадора Ватикан не обращается с призывами воздерживаться от насилия…

После тридцатитрехдневного понтификата Иоанна Павла I, скончавшегося при несколько темных обстоятельствах, новый папа Иоанн Павел II повел политическую линию еще более консервативную, чем та, которую вел Павел VI.

Современный глава Ватикана развернул весьма активную деятельность во всех возможных направлениях и особенно в политической области. Правда, когда ему нужно сдерживать политическую активность либеральных кругов духовенства, он напоминает им: «Вы не общественные деятели, не политические лидеры и чиновники светской власти. Я повторяю вам: не питайте иллюзии, что, стараясь решить мирские проблемы, вы служите Евангелию» ¹⁶. К себе он, однако, никак не относит эту установку отрешенности от мирской суеты. По любому минимально удобному случаю папа Иоанн Павел II вмешивается во взаимоотношения государств, в перипетии классовой и партийной борьбы чуть ли не всех стран и континентов. Он позволяет себе иногда жесты довольно «революционные», вроде приветственной телеграммы Фиделю Кастро с самолета, пролетающего над Кубой. Но общее направление, обнаруживающееся в политических выступлениях Иоанна Павла II, должно характеризоваться как откровенно консервативное.

Папа оказывает систематическое давление на католические церкви латиноамериканских стран, что надо признать особо существенным, имея в виду то обстоятельство, что на территории этих стран проживает около 40 % всех католиков земли. Характер этого давления обозначается довольно ясно. Показательны в этой связи многочисленные публичные выступления папы во время его путешествия в Мексику в январе 1979 г. — прямой целью поездки было участие в конференции латиноамериканских епископов в г. Пуэбло. На собрании мексиканских священников папа давал им такие наставления: «Поддерживайте бедняков, но не уступайте социально-политическому радикализму, который со временем оказывается несостоятельным…» ¹⁷ На самой же конференции в Пуэбло он сделал основной мишенью своих нападок работу предыдущей конференции латиноамериканских епископов, проходившей в 1968 г. в Медельине (Колумбия) и провозгласившей программу так называемой теологии освобождения.

Глава церкви решительно отверг получившую хождение трактовку личности Христа как революционера и предлагавшееся «новое прочтение» Библии в либерально-революционном духе. Он признал, что в мире существуют социальная несправедливость и политический гнет, что с этим злом надо бороться, но в качестве основного средства борьбы рекомендовал самосовершенствование христианина и особенно укрепление в вере.

В 1984 г. «теология освобождения» подверглась официальному осуждению в опубликованном специальном документе, подписанном руководителем ватиканской конгрегации вероучения кардиналом Ратцингером. Главный идеолог этой мятежной теологической школы Леонардо Бофф был вызван в Рим для внушения, но беседа, длившаяся несколько часов, не привела к какому-либо позитивному результату. Представитель латиноамериканских «мятежников» остался при своем мнении относительно того, что церковь должна занять революционную политическую позицию, а официальный представитель этой церкви подтвердил незыблемость ее реакционной политики.

Показательна такая особенность позиции папы в вопросе о политической деятельности католической церкви. Для тех стран — это относится прежде всего к Латинской Америке, — где значительная часть духовенства занимает относительно прогрессивные позиции, он проповедует воздержание от участия в политике, оперируя аргументами о чисто духовной сущности церкви, которая-де не от мира сего, и т. д. В других случаях папа поощряет и всячески стимулирует политическую активность католических церковников.

Активно вмешивается папа Иоанн Павел II в дела Польской Народной Республики, постоянно инструктируя католическое духовенство этой страны относительно методов поддержания деятельности диссидентских руководителей «Солидарности» и воздействия на правительство в целях ослабления его сопротивления давлению международного империализма. В каждом своем публичном выступлении, будь то очередная проповедь в храме св. Петра, рождественское или пасхальное послание, папа не упускает возможности враждебно отозваться о режимах, которые он именует тоталитарными, причем нередко упрекает их не в чем ином, как в «нетерпимости». Казалось бы, уж во всяком случае не церкви учить кого бы то ни было терпимости к чужим убеждениям и взглядам, ибо более страшной нетерпимости, чем обнаруживала она в периоды ее господства, в истории человечества не бывало. Но очень уж нужно в наше время католической, как и всякой иной, церкви предавать забвению свое собственное прошлое!

Не оставил папа Иоанн Павел II без внимания и доктринальную разработку вопроса об отношении Ватикана к основной социальной контраверзе современности — капитализм или социализм. В 1981 г. к девяностолетней годовщине «Rerum novarum» он опубликовал пространную энциклику «Laborem ехегcens» («Усердным трудом»), увенчавшую для современного этапа длинный ряд высказываний католической церкви по этому вопросу¹⁸.

Больше всего места в энциклике занимают славословия в честь труда. Немало и банальностей насчет того, что труд-де есть основа человеческой жизни и социального прогресса, человек — субъект труда, техника облегчает труд, но может и обездушивать его и т. д. То же — насчет величия труда, его благости и т. п. И, оказывается, своим трудом человек участвует в труде божием, вместе с богом он творит мир.

Проблематика, связанная с трудом, привлекает внимание автора энциклики не сама по себе, а как поле, на котором можно дать бой по вопросу о том, как церковь относится к стоящей перед человечеством дилемме: капитализм или социализм.

Некуда деться от неприятного факта: не очень хорош капитализм. Есть и «массы безработных, и неполная занятость, огромное множество голодающих» и т. д. В общем «есть нечто неладящееся, и касается это как раз самых критических и наиболее важных моментов с социальной точки зрения». Наличие «суровых» сторон капитализма энциклика признает, беря, кстати сказать, этот эпитет в кавычки. И тут же ставит вопрос: как с ними быть, как сделать общество не «суровым»? Ответ следует недвусмысленный: любым способом, только не «уничтожением частной собственности на средства производства». Папа идет на всякие уступки духу времени, он признает право профсоюзов на существование, право на забастовку, права женщин, инвалидов, но все это рассматривается как законное и угодное богу лишь в пределах капитализма.

Этот строй, признает энциклика, надо критиковать, но преимущественно за прошлое, когда господствовавшая «социально-политическая либеральная (?) система в силу своих экономических принципов укрепляла и поощряла лишь инициативу капиталистов и не заботилась в достаточной мере о правах трудящихся, утверждая, что труд человека есть только средство производства, тогда как капитал — основание, фактор и цель производства». С того времени капитализм, оказывается, усовершенствовался, произошли «глубокие перемены. Были изобретены многочисленные новые системы. Развиты новые формы неокапитализма и коллективизма. Нередко трудящиеся могут эффективно участвовать в управлении производством на предприятиях и в контроле над ним. Посредством соответствующих ассоциаций они оказывают влияние на условия труда, заработную плату, а также общественное законодательство». Все в общем идет хорошо, но… тут следуют туманные намеки на то, что благодетельному процессу совершенствования капитализма противопоставляются попытки построения новой социальной системы, не одобряемые церковью по той причине, что они «не отменяют вопиющей несправедливости и порождают новые ее формы». В этом плане осуждаются «экономизм» (исторический материализм), марксизм в целом и все, что так или иначе не соответствует социальной и всякой иной доктрине католической церкви.

В общем энциклика «Laborem exercens» органично вписалась в систему антимарксистских и антисоциалистических, апологетических в отношении капитализма и империализма выступлений папы Иоанна Павла II.

В непосредственной связи с вопросом об отношениях между двумя современными системами — капиталистической и социалистической — стоит проблема войны и мира.