КАТОЛИЧЕСКАЯ И ПРОТЕСТАНТСКАЯ ИНКВИЗИЦИИ XVI–XVIII вв

КАТОЛИЧЕСКАЯ И ПРОТЕСТАНТСКАЯ ИНКВИЗИЦИИ XVI–XVIII вв

В начале XVI в. папство стало изыскивать для инквизиции новые организационные формы, которые могли бы соответствовать ее усложнившимся задачам. Руководство новым учреждением папа взял на себя, а заместителем назначил кардинала Караффу, ставшего впоследствии папой под именем Павла IV.

Сосредоточение руководства инквизицией в руках римской курии затрагивало многие интересы, и прежде всего прерогативы светской власти на местах. Во-первых, конфискация имущества осужденных составляла богатый источник доходов, соблазнительный как для духовных, так и для светских властей. Во-вторых, при помощи обвинения в ереси можно было расправиться с любым противником независимо от действительного источника враждебных отношений с ним. Неудивительно, что в некоторых местах папам пришлось бороться за обладание инквизицией с местными властями.

В Испании Святому престолу не пришлось даже предпринимать эту борьбу. С конца XV в. там действовала королевская инквизиция, к участию в которой на некоторых основаниях был допущен и Рим; в частности, доходы от конфискации имуществ делились в известной пропорции между королевской казной, римской курией и инквизиционным трибуналом ⁵⁰.

В документах, обнародованных Священным престолом в связи с реорганизацией инквизиции, подтверждался принцип, лежавший в основе этого учреждения: беспощадность, бескомпромиссная и жестокая непримиримость в отношении носителя любого мнения, в чем-либо расходящегося с тем, которое считает истинным церковь. Правда, не было недостатка и в самых елейных изъявлениях необходимости милосердия, кротости, доброты и терпения в обращении с еретиками. Интерес в этом отношении представляет постановление Тридентского собора, вошедшее потом в католический «Кодекс канонического права»: «Да помнят епископы и прочие прелаты, что они пастыри, а не палачи, и да управляют они своими подданными, не властвуя над ними, а любя их, подобно детям и братьям…» ⁵¹ Все это было, однако, лишь благоприличным пустословием, долженствовавшим замаскировать нечеловеческую методику и практику деятельности инквизиции как до ее реорганизации, так и после.

Применение пыток официально узаконивалось многочисленными указами и инструкциями папского престола. Не будем останавливаться на общеизвестных фактах применения инквизицией самых ужасающих пыток, ограничимся лишь выдержкой из опубликованного в 1646 г. руководства инквизиторам, составленного Антонио Панормитой: «Инквизиторы вынуждены особенно часто прибегать к пыткам… сознание в ереси приносит пользу не только государству, но и самому еретику. Поэтому пытка полезнее всех других средств, помогающих довести следствие до конца и вырвать истину у обвиняемого» ⁵². По существу дело заключалось в том, чтобы добыть не истину, а признание обвиняемого в возводимых на него обвинениях. Как правило, такое признание достигалось, ибо почти все обвиняемые предпочитали ужасный конец ужасу без конца.

Методы казни также не подверглись в новой инквизиции особому гуманизированию. Сожжение заживо, сожжение после предварительного удушения, вырывание языка и ноздрей перед казнью, отрубание рук и ног, колесование — все это инквизиция XVI в. приняла на вооружение. Были, правда, и некоторые местные особенности. Венецианская инквизиция топила свои жертвы в лагунах, что, может быть, определялось условиями местности, так как жечь костры в Венеции негде. В Севилье возвели специальное сооружение — «кемадеро»; по четырем углам его стояли каменные статуи библейских пророков, к которым привязывали осужденного на сожжение. Вообще в Испании ритуал инквизиционной казни был разработан весьма обстоятельно. Аутодафе («Дело веры») инсценировалось как торжественное и яркое шествие, наиболее красочными фигурами которого были осужденные, одетые в специальные костюмы (сан-бенито), разрисованные изображениями чертей и языками пламени. Тут же несли чучела или изображения тех осужденных, которым удалось избежать личного участия в этой великолепной церемонии — либо бежали, либо успели вовремя умереть. Их изображения сжигались, причем церковь получала не только моральное, но и материальное удовлетворение: имущество грешников конфисковывалось.

Особое место в фантасмагорически мрачной инквизиционной эпопее занимает история испанской «новой инквизиции», учрежденной в 1478–1483 гг.

Кровавая деятельность испанской инквизиции развернулась в особенно больших масштабах, когда одним из главных инквизиторов был назначен Т. Торквемада, в скором времени облеченный полномочиями генерального инквизитора. Испанская инквизиция получила стройную организацию. Во главе ее стояла Супрема — Верховный трибунал инквизиции, в провинции были назначены местные трибуналы ⁵³.

Почти на всем протяжении XVI в. инквизиция свирепствовала в Нидерландах. Известный интерес представляет изданный в 1550 г. указ инквизиции о преследовании еретиков в Нидерландах: в нем дан длинный перечень того, что инквизиция считает преступлением. Среди многочисленных пунктов, начинающихся словом «воспрещается», фигурировали и следующие: «Воспрещаем, сверх того, всем мирянам открыто и тайно рассуждать и спорить о Святом Писании, особенно о вопросах сомнительных или необъяснимых, а также читать, учить и объяснять Писание, за исключением тех, кто основательно изучал богословие и имеет аттестат от университетов». После перечисления большого количества других запрещений, связанных с возможным сочувствием протестантизму, следует предостережение: «…в случае нарушения одного из этих пунктов виновные подвергаются наказанию как мятежники и нарушители общественного спокойствия и государственного порядка. Такие нарушители общественного спокойствия наказываются: мужчины — мечом, а женщины — зарытием заживо в землю, если не будут упорствовать в своих заблуждениях; если же упорствуют, то предаются огню; собственность их в обоих случаях конфискуется в пользу казны» ⁵⁴. Содержание указа, названного в Нидерландах «кровавым», характеризует деятельность инквизиции и в Испании.

Точных данных о количестве жертв испанской инквизиции не существует, хотя ее историк Х.-А. Льоренте на основе архивов пытался дать такую статистику. За 18 лет деятельности Торквемады, как считает Льоренте, живыми было сожжено 8800 человек, 6500 человек сожжено фигурально после их смерти или бегства, 90 004 человека присуждены к другим наказаниям. Таким образом, общий итог жертв превысил 100 тыс. человек. Ссылаясь на историка Мариана, Льоренте сообщает, что в 1481 г. в одной лишь Севилье было заживо сожжено 2 тыс. человек.

Не менее свирепо действовала инквизиция и в Португалии. На Пиренейском полуострове она существовала большее время, чем во всех других странах Европы. Последнее аутодафе в Испании было совершено в 1826 г. И только в 1834 г. была ликвидирована в этой стране инквизиция ⁵⁵.

Лютеранская и англиканская церкви, возглавлявшиеся государственной властью, в ее лице имели и инквизиционное учреждение для борьбы с инаковерующими. В Германии протестантские князья выступали в качестве наиболее рьяных борцов за истинно лютеранскую веру. Меланхтон подвел теоретическое обоснование под тезис о том, что государство обязано наказывать смертью не только за политическую оппозицию, но и за религиозную. Шпейерский рейхстаг 1529 г., на котором приверженцы Лютера заявили свой знаменитый «протест», принял следующее постановление относительно анабаптистов: «Каждый, совершивший вторичное крещение или принявший оное в сознательном возрасте, будет ли это мужчина или женщина, повинен в смерти при помощи огня, меча или другого рода казни, смотря по обстоятельствам, без всякого предварительного расследования в духовном суде» ⁵⁶. За это решение, кстати сказать, голосовали и католики, и «протестовавшие» против подавления их духовной свободы лютеране.

Сохранилось страшное свидетельство того, как решение Шпейерского рейхстага об истреблении анабаптистов осуществлялось на деле. Современник событий сообщает: «Некоторых (анабаптистов. — И. К.) разорвали и растерзали, некоторых сожгли в пепел и изжарили на столбах, искалечили раскаленными щипцами, иных запирали в домах и сжигали всех вместе, других вешали на деревьях, казнили мечом, топили в воде» ⁵⁷.

Пощады анабаптистам не было и в том случае, если они отказывались от своей веры. Известно распоряжение по этому поводу герцога Вильгельма Баварского: «Кто отречется, тому голову долой, а кто не отречется, того на костер» ⁵⁸. Количество казненных анабаптистов только в Южной Германии исчислялось тысячами. Протестантские инквизиторы считали своей задачей не уничтожение ереси, а истребление еретиков.

Аналогичной была и практика англиканской инквизиции. Ересь, в особенности католическая, была там приравнена к государственной измене. К. Маркс пишет об этом: «В 1582 г. было объявлено, что тот, кто обращает протестанта или присутствует при обращении его в католичество, виновен в государственной измене…» Каждый, упорно отказывающийся признать верховенство короля в вопросах религии, объявлялся «рекузантом» (отвергающим: от to recuse — отвергать) и автоматически подлежал смертной казни. «Служить мессу, присутствовать при этом, исповедываться, наставлять в католической религии или быть наставляемым в ней, уклоняться от присутствия при богослужении в церкви Бесс — все это были великие преступления» ⁵⁹. В конце XVI в. те католические священники, которые не покинули Англию, были физически истреблены, а в отношении возможной иммиграции их были приняты довольно решительные меры: «…священнику, приехавшему из-за границы, грозила смерть, за укрывательство его — смерть, за отправление им богослужения в Англии — смерть, за исповедь у него — смерть» ⁶⁰. В некоторых случаях по отношению к «рекузантам» проявлялось трогательное «милосердие»: их «подвергали всенародному бичеванию или отрывали им уши раскаленным железом и потом отпускали» ⁶¹. «Христианская кротость» такого обращения с ближним имеет точные аналогии в практике католической инквизиции.

Известно, с какой свирепостью Кальвин подчинил инквизиционному режиму всю жизнь Женевы. Отнюдь не единственной, хотя и выдающейся по своему изуверству была его расправа с Мигелем Серветом. Можно было бы приписать такую нечеловеческую жестокость характеру самого Кальвина — мрачного и злобного мизантропа. Но его обхождение с Серветом не только не выделялось из всей религиозно-инквизиторской практики того времени, но даже было расценено коллегами Кальвина как в своем роде образцовое. Тихий и елейноблагостный Меланхтон назвал сожжение Сервета «благочестивым и достопамятным для всего потомства примером» ⁶².

Опубликование папой Иннокентием VIII в 1484 г. буллы «Summis desiderantis» ⁶³ послужило толчком к разгулу инквизиционного террора в отношении огромного количества людей, преимущественно женщин, по обвинению в колдовстве.

Размах и масштабы ведовских процессов, развернувшихся в XVI–XVII вв. в Западной Европе, превысили все, что творилось ранее. Преследование ведьм по своим масштабам и ожесточенности превзошло даже гонения, которым подвергались ереси и еретики. Поощряемые инквизиторами доносчики составляли списки сотен и тысяч женщин, повинных в ведовских деяниях, и трибуналы инквизиции привлекали к ответственности далеко не всех обвиняемых, а лишь то количество, с которым могла справиться их техника пыток и казней, а также соответствующее пропускной способности тюрем. Известно, например, что некто Труа-Эшель в 1576 г. заявил инквизиции, что он может сообщить ей имена 300 тыс. колдунов и ведьм. Полностью использовать благочестивое рвение доносчика инквизиция не смогла ⁶⁴.

Были случаи, когда обвиняемые выдерживали все мучения до конца и погибали «нераскаянными». Но, как правило, «сознавались» все, причем не только возводили на себя дичайшие обвинения, но и оговаривали других людей. Вероятно, при этом играли роль не только пытки. В ряде случаев данные «ведьмами» показания наводят на мысль о том, что обвиняемая находилась в состоянии умопомешательства, так что в некотором смысле и сама верила в истинность своего нелепого бреда. Одни сходили с ума от пыток, другие были сумасшедшими уже к моменту их привлечения к следствию. В господствовавшей тогда духовной атмосфере всеобъемлющей фантастики, удивительного легковерия и религиозной истеричности психическое состояние многих людей обычно находилось в какой-то мере на грани патологии; особенно среди женщин было много истеричек, кликуш, одержимых, которые могли вообразить себя союзницами дьявола. А возможные в этом состоянии галлюцинации и даже сновидения подкрепляли несчастных в «воспоминаниях» о том, как они совершали путешествие на шабаш. Таким образом, не всегда признания были не «чистосердечными». Но это не снимает вопроса о той омерзительной роли, которую играла церковь в трагической эпопее ведовских преследований.