Ладога Хроника неудач

Ладога

Хроника неудач

После отделения Финляндии от России Ладожское озеро перестало быть внутренним водоемом одной страны. Граница прошла почти посередине озера — разделив его надвое по прямой от западного берега до восточного. Согласно условиям Тартусского мирного договора 1922 года, ни Финляндия, ни СССР не могли размещать на озере какие-либо крупные военные корабли, водоизмещение которых бы превышало сто тонн. На этом, собственно, не очень симпатизирующие друг другу государства и успокоились, обустроив каждое со своей стороны только по бригаде пограничных катеров. С советской стороны главной базой Ладоги являлся Шлиссельбург, а с финской — Лахденпохья. СССР считал акваторию Ладоги бесперспективной с военной точки зрения (отдавая основное внимание Финскому заливу), а у финнов на изготовление и расположение на Ладоге каких-либо значительных плавсредств просто не было денег. Правда, взамен создания значительных морских сил в этом районе финское правительство оборудовало почти все свое побережье озера батареями, стволы которых были направлены в сторону озера. Батареи «Каарнайоки» и «Ярисевя», о которых уже упоминалось в предыдущих главах и которые были ближайшими к Тайпале, и являлись частью этой системы береговой обороны.

Названная по местоположению (мыс Ярисевянниеми) батарея «Ярисевя» состояла из двух 120-мм английских орудий «Армстронг», установленных в тридцати метрах друг от друга в открытых бетонных капонирах на прибрежном пятиметровом холме. Сами орудия являлись наследством царской армии, перекочевавшим к финнам в 1918 году. В свою очередь в Российские вооруженные силы эти пушки прибыли из Японии, поэтому по японской классификации их еще называют орудиями «Канэ».

Между артиллерийскими позициями находился склад боеприпасов и помещения для орудийной обслуги. Все сооружения, естественно, были закамуфлированы землей и камнями. Орудийные погреба у каждой из пушек соединялись между собой подземным коридором с толщиной стен около полуметра. Батарея имела в запасе фугасные, осколочные и шрапнельные снаряды. Сами орудия были оборудованы броневыми щитами для защиты обслуги, а их дальнобойность составляла около тринадцати километров.

После объявления в Финляндии всеобщей мобилизации, береговые батареи ладожского сектора Карельского перешейка в оперативном отношении были переподчинены командованию III армейского корпуса, т. е. Хейнриксу, хотя формально они так и остались подразделениями военно-морских сил Финляндии. Гарнизон батареи набрали из местных резервистов с церковных приходов Пюхяярви и Метсяпиртти, доведя общую численность подразделения до двухсот человек. В связи с тем, что, кроме капониров и самих орудий, на мысу ничего не было, с момента призыва резервистов и до самого начала войны основным занятием одевших военную форму деревенских мужиков было оборудование позиции для превращения ее в полноценный береговой форт. Все эти действия направлялись и контролировались лейтенантом Ниило Косма — таким же резервистом, бывшим в мирное время инструктором Шюцкора.

За полтора месяца до начала войны на батарее вдоль поросшего тростником берега Ладожского озера были вырыты тринадцать ячеек и блиндажей, которые впоследствии занял приданный батарее взвод пулеметчиков. Пустующие казармы были оборудованы койками и кухнями. Территория новой войсковой части была обнесена колючей проволокой, а с ее тыла, с материка, были вырыты окопы и капониры для батареи полевых орудий. Кроме этого солдаты построили наблюдательную вышку, на которой каждый день посменно дежурили всматривавшиеся в туманную даль часовые. 30 ноября они были оповещены о начале войны, и через три дня после этого на горизонте показались силуэты кораблей противника. Это были катера советской Ладожской военной флотилии.

Боевая группировка небольших кораблей Советского Союза на Ладожском озере была абсолютно новым сформированным подразделением Красного флота. Первые действия по созданию Ладожской военной флотилии были предприняты лишь в преддверии войны, в октябре 1939 года. 10-го числа этого месяца в Шлиссельбург по Неве из Кронштадта был переброшен 4-й дивизион сторожевых катеров, состоявший из одиннадцати плавсредств. Через два дня к ним присоединился сторожевой корабль «Циклон», а еще через неделю — пара тральщиков. У командования Балтфлотом была идея перевести на Ладогу даже одну подводную лодку, но вскоре от этой мысли отказались. Несмотря на разношерстный состав этого военно-морского соединения, набранное в Шлиссельбурге ядро могло бы создать внушительный перевес сил на Ладожском театре военных действий. Но перевод всех этих маломерных кораблей в Шлиссельбург был, пожалуй, первой и единственной бесспорно удачной операцией в истории Ладожской военной флотилии. Еще до начала войны флотилию начало преследовать чередование фантастических невезений и промахов.

С началом ноября обратно в Кронштадт был отозван «флагман» флотилии — сторожевик «Циклон», а с ним и оба тральщика. Для восстановления ударной силы вместо них на базу Ладожской флотилии выдвинулись четыре канонерских лодки. Но на дворе уже стояли первые ноябрьские морозцы. В местах своего плавного течения Нева стала активно затягиваться льдом, и путь лодок, в обычное время составлявший один день, в результате вылился в четыре. Причем из четырех лодок в Шлиссельбург пришла только одна — «Ораниенбаум». Остальные задержались у Ивановских порогов, не смогли преодолеть ледяные наслоения и повернули обратно к уютным и знакомым причалам Кронштадта. Так как с запада пополнить флотилию кораблями возможности не представилось, в ее состав ввели корабли, прибывшие в Шлиссельбург с востока. Взялись они вот откуда: почти весь ноябрь группа тральщиков, буксиров и гражданских пароходов по Ладожскому каналу, то есть вдоль южного берега озера, потихоньку перевозила в Олонку 75-ю стрелковую дивизию. Дивизии этой предстояло наступать через Свирь в финскую Южную Карелию, на север, в глубь почти не тронутых человеческим вмешательством лесов. Через месяц эта дивизия намертво завязнет в сугробах Приладожской Карелии у финского поселка Аглаярви…

Но речь не об этом.

Из тихоходных кораблей, служивших перевозочным средством, в Ладожскую флотилию вошли восемь тральщиков, из которых два имели имена собственные («Москва» и «Видлица»), а остальные просто имели свой бортовой номер, от «31-го» до «37-го».

Итак, в канун войны в Шлиссельбурге находилось двадцать два «вымпела», или плавсредства, которые образовывали Ладожскую военную флотилию. Для того чтобы иметь представление о том, что собой представляло это морское соединение, необходимо обратиться к цитате из труда Исторической комиссии ВМФ:

«Механизмы мобилизованных кораблей были изношены, нередко в машинах и котлах происходили аварии. У многих кораблей была течь… Навигационное оборудование было самым примитивным. Лагов не имелось, а на тральщиках типа „Ижорец“ и канонерской лодке „Ораниенбаум“ отсутствовала штурманская рубка. Компасы были ненадежными. Личный состав был крайне неоднородным и в массе неподготовленным… Сигнальщики имели самое приближенное понятие о семафоре, сигнальных флагах и азбуке Морзе… Опыта в совместном плавании не было. Радисты были неопытными. Вполне исправная радиостанция оказалась только на одном тральщике „Москва“»[21].

Как любому отдельному соединению, действующему на особом участке фронта, Ладожской флотилии придали свою собственную авиацию. Правда, как и сама корабельная группа, ладожская авиационная часть тоже была весьма немногочисленной: в 41-й морской ближнеразведывательной авиаэскадрилье под командованием капитана Баканова насчитывалось всего восемь так называемых «летающих лодок», гидросамолетов «МБР-2», «морских ближних разведчиков». Из-за своей аббревиатуры эти слабовооруженные и тихоходные машины были наречены кличкой «амбарчик». Базировалось это летное подразделение на аэродроме в Новой Ладоге, маленьком городке на южном берегу Ладожского озера.

Таким «любительским» составом на малопригодных к бою кораблях и с ничтожным количеством самолетов флотилия начала свою Финскую кампанию.

Первым действием озерных краснофлотцев было выдвижение на север, поближе к границе и месту боевых действий. Для этого в полном соответствии с поговоркой о самосоздаваемых трудностях первый отряд кораблей, и без того плохо ориентирующийся в дневных условиях туманной осенней Ладоги, бесстрашно вышел в путь в одиннадцать часов вечера 30 ноября. К счастью, ночной переход завершился без потерь, и к утру корабли бросили якорь в гавани Никулясы, ожидая делегата от 142-й стрелковой дивизии, чтобы осуществить контакт и увязать взаимодействие с сухопутными войсками. Но 19-й полк 142-й дивизии стремительно шел вперед, и с пустынного берега бухточки Никулясы корабли никто не поприветствовал. В этот же день, разминувшись по времени со своей поддержкой с озера, командир 142-й дивизии в свою очередь в отчете категорично написал: «Сосед справа — Ладожская флотилия отсутствует»[22].

Не дожидаясь позднего рассвета, два катера из отряда выдвинулись на разведку дальше, вдоль берега на север, тем самым перейдя водную государственную границу. В ночной темноте на каком-то участке берега их обстреляли из пулемета. Кто это был, свои или финны, командиры катеров выяснять не решились и после этого оба поспешили ретироваться к месту промежуточной стоянки.

В середине дня вылетевшая на боевое задание эскадрилья советских бомбардировщиков «СБ» обнаружила группу кораблей на рейде у бухты Никулясы. Проявляя рвение и энтузиазм первых военных будней, самолеты сбросили на свои же корабли около двадцати бомб. К счастью, степень мастерства летчиков была примерно такой же, как и у моряков, поэтому ни один из сброшенных «подарков» не попал в цель.

Словно обуреваемые справедливым чувством мести к «сталинским соколам» за попытку их потопить в самом начале ратных дел, на следующий день корабли отряда открыли огонь по тихо возвращавшемуся с разведки самолету «МБР-2». И опять же, благодаря необученности личного состава и низкой облачности крылатому разведчику из 41-й авиаэскадрильи удалось невредимым вернуться на аэродром.

В это время осенний низкий туман Ладожского озера плавно перенес флюиды нелепых неудач с советской стороны на финскую.

Не зная, какая армада может скрываться за дымкой горизонта у Советов, два небольших минных заградителя из финской флотилии торопливо минировали фарватеры озера неподалеку от устья реки Тайпалеен-йоки, чтобы обеспечить непроходимый барьер для кораблей Красного флота. Но своенравные воды озера быстро разметывали их старания. В конце концов, когда пыхтя от усердия, катер «Кивиниеми» гордо продефилировал над тем местом, где сам только что установил мину и тут же подорвался, всю ответственность за береговую оборону финны возложили на свои прибрежные батареи.

Караул береговой батареи «Ярисевя» зорко всматривался в близкий горизонт озера. И когда 1 декабря на этом самом горизонте проступили силуэты двух советских катеров, ее орудия открыли огонь. Катерам стрельба батареи не нанесла никакого вреда, зато местоположение и сам факт наличия этого огневого подразделения был занесен в разведывательные сводки 7-й армии РККА. Теперь батарею ожидало пристальное внимание со стороны противника.

Тем временем озеро продолжало наводить на Ладожскую флотилию «сглаз и порчу». В вечерних сумерках, пытаясь зайти с рейда в бухту Никулясы, командир катера «413» всадил свой корабль в каменный мол. В полном соответствии с законом боевой взаимовыручки на помощь катеру поспешил его напарник, «414-й». Последний при попытке снять пострадавший катер с мели пробил у себя дно в двух местах.

Два других катера нашли более удобное место дислокации — брошенную финнами гавань у мыса Саунаниеми. Бухта находилась недалеко от устья Тайпалеен-йоки, от сурового нрава Ладоги катера охранял длинный каменный мол (существующий и поныне), а глубины гавани позволяли встать в ней кораблям с осадкой не менее трех метров.

3 декабря командиром передовой группы флотилии было принято решение протралить проход вдоль берега от Саунаниеми до самого пункта Тайпале. Надо сказать, что прибрежное дно озера в этом районе не особо глубокое и изобилует крохотными островками и каменистыми банками. Как и прошедшим днем, едва тральщики показались в зоне видимости батареи «Ярисевя», оба ее орудия начали вести стрельбу. И тут же список неудач с финской стороны пополнился еще одной. Два снаряда разорвались сразу после выстрела, ранив трех человек из обслуги, которых отправили в госпиталь в Пюхяярви.

Снаряды не достигали советских кораблей, но командир отряда полез на рожон. Он приказал канонерской лодке «Ораниенбаум» обстрелять батарею. В окружении тральщиков лодка подошла к мысу Ярисевянниеми на расстояние девяти километров и обменялась с противником несколькими залпами. Ни финские, ни советские снаряды не поразили своих целей, ложась то недолетом, то перелетом. Когда «Ораниенбаум» стал поворачивать на обратный курс, на его пути встретилась одна из упоминаемых выше банок. В 16.47 лодка на полном ходу уткнулась прямо в середину гряды камней.

Оба тральщика попытались оказать содействие своему флагману. Но декабрьский день недолог. На озеро опустилась ночь, ветер усилился, и при попытке снять «Ораниенбаум» с мели один тральщик пробил себе дно, а второй повредил винт. Охранявший всю эту компанию катер «415» начало швырять на немилосердных волнах, и в конце концов он тоже обнаружил течь у себя в трюме, а в добавок ко всему прибывший вечером на подмогу катер «215» также повредил винт.

Погода испортилась, и четыре обездвиженных корабля остались ждать помощи от своих сослуживцев. Благо декабрьский воздух Ладоги наполнен сыростью и туманом, и финны не видели неудачу группы плавсредств своего противника. От батареи финнов корабли отделяло расстояние в девяносто пять кабельтовых (17,5 км), которое для снарядов калибром 120 мм являлось непреодолимой дистанцией. Да если бы финны и увидели советских моряков, вряд ли они смогли бы что-либо предпринять в условиях штормящего озера…

На следующий день ветер усилился еще больше. Корабли отбуксировать не удалось, и в обратный путь они отправились только 4 декабря. Еще через пару дней четыре поврежденных катера и два тральщика отбуксировали на ремонт в Шлиссельбург. На этом их боевая биография и закончилась.

Но оставались еще корабли, которые к моменту первых столкновений флотилии с финской береговой обороной уже подходили к гавани у Саунаниеми.

За день до форсирования Тайпалеен-йоки кораблям флотилии все же удалось установить связь со штабом 49-й стрелковой дивизии. Для этого на берег были посланы краснофлотцы, которые не только нашли нужных людей на берегу, но и привели с собой делегатов от сухопутных войск. Те и доложили морякам о готовящейся 6 декабря операции по преодолению водной преграды.

Когда отгремела канонада советских пушек и первые разведгруппы начали грести в сторону северного берега реки, в Ладожское озеро вышли два сторожевика, два тральщика и два катера. Судна направились прямиком к уже разведанному месту нахождения батареи «Ярисевя», дабы огнем своих корабельных орудий способствовать наступлению частей Красной армии на берегу.

В течение полутора часов финская батарея и советские корабли вели друг по другу огонь, но большая часть снарядов с обеих сторон упала в воду, не долетев до цели.

Сержант Нестори Каасалайнен из орудийного расчета вспоминал:

«В начале декабря 1939 года водная поверхность Ладоги еще не была покрыта льдом, а густой туман уменьшал видимость почти до нуля. Шестого числа мы увидали всполохи выстрелов с воды и в направлении нашей батареи стали падать снаряды.

Кроме неясного силуэта кораблей мы ничего не могли определить, поэтому чтобы выяснить дистанцию до них, я залез на вышку и засекал время между вспышкой и разрывом снаряда. В соответствии с расчетами мы установили прицелы орудий и открыли ответный огонь. Наши действия возымели результат, потому что корабли противника отошли, хотя из-за тумана мы не могли определить, как близко от цели упали наши снаряды»[23].

По данным отчета о действиях флотилии, корабли отправились в обратный путь только с наступлением темноты, почти в четыре часа вечера. И отошли они из-за бесперспективности ведения артиллерийской дуэли, а не из-за огня противника. С наступлением сумерек финны не могли точно определить, ушли ли корабли или остались на рейде.

А в это время вся долина реки Тайпалеен-йоки озарялась вспышками яростного боя. На финской батарее, находящейся от места сражения на расстоянии семи-восьми километров, казалось, что бой идет совсем рядом и грохот разрывов, треск пулеметной стрельбы и зарево пожара в считанные минуты перекочуют на этот крохотный мыс песчаного ладожского побережья.

Откуда родился первый панический слух о прорыве советских войск на направлении Тайпале, наверное, останется тайной навсегда. Персонал батареи впоследствии пенял на обороняющиеся в Теренттиля подразделения 28-го пехотного полка, которые якобы сообщили о наличии групп красноармейцев на берегу Ладоги в зоне их ответственности. Те же в свою очередь обвиняли батарею «Ярисевя», с которой якобы кто-то сообщил об удачной высадке морского десанта с кораблей Рабоче-Крестьянского Красного Флота.

Учитывая, что к наступлению позднего вечера Дня независимости Финляндии информация об успешном форсировании реки Тайпале советскими войсками являлась правдой, дополнительный слух об удачной высадке десанта противника вызвал у обороняющихся состояние, близкое к панике. Захват плацдарма со стороны озера означал выход врага в тыл оборонительной линии и неминуемое ее сворачивание. Казалось, оборона кончалась еще толком и не начавшись. Слухи вообще распространяются быстро, а в условиях нервозности первого серьезного боя их скорость близка к скорости осеннего карельского ветра.

«…B ту ветреную и тревожную ночь пехота сообщила нам о нахождении вражеских кораблей в устье Тайпалеен-йоки и что они возможно осуществляют высадку десанта. Это была первая реальная тревога на батарее „Ярисевя“ и в подразделениях береговой обороны, которая вызвала смущение и нервозность вплоть до самострелов, дезертирства и других нелицеприятных случаев…»[24], вспоминал лейтенант Армас Туунонен. Помимо дезертирства, слух об удаче противника вызвал у некоторых финских солдат желание перейти на сторону РККА. В журнале боевых действий 222-го полка 49-й дивизии есть упоминание о двух перебежчиках, задержанных часовыми и отконвоированных в «Особый отдел».

Панический слух был столь серьезен и правдоподобен, что высланный для контратаки в Коуккуниеми 2-й батальон финского 30-го полка был перенаправлен для отражения противника на мыс Ярисевянниеми. К облегчению прибывших пехотинцев, противника на мысу не оказалось, но пока разобрались, в чем дело, было упущено драгоценное время. Именно из-за этого батальон опоздал на шесть часов к началу контратаки первого батальона и был вынужден отступить под натиском советских частей…

Бой 6 декабря был, пожалуй, одним из наиболее удачных дней Ладожской военной флотилии. Оставшиеся после серии поломок два сторожевых корабля «Разведчик» и «Дозорный», пять тральщиков и четыре катера обосновались в гавани Сауналахти. Надежды, что новая база будет недосягаема для финских орудий, развеялись днем 8 декабря 1939 года, причем самые губительные последствия огневого налета имели место не из-за непосредственного огня, а действий командиров плавсредств.

В этот серый и холодный день, когда с Ладожского озера шла крупная и опасная зыбь, свист вражеских снарядов рассек воздух в еще толком не оборудованной военно-морской базе в Сауналахти. Не причинив ни малейшего вреда кораблям, «подарки» батареи «Ярисевя» вызвали панику среди командиров-моряков.

Начав спешно выводить свои корабли из замкнутой бухты на колыхающийся волнами простор озера, два командира посадили свои тральщики на мель. Один из них, ТЩ «Москва», повредил винт, а второй, ТЩ-М30, пробил борт и начал тонуть. Дабы избежать потери корабля, его командир принял решение направить его на мелководье, но сделано это было столь быстро и нервозно, что тральщик моментально протаранил борт спешившего, как и все остальные, на выход из Сауналахти скоростного катера СКА-416. Последнего спасти не удалось. Катер затонул, став первой и единственной безвозвратной потерей Ладожской флотилии за всю Финскую кампанию.

Ко всем этим бедам, от которых командир группы был уже на грани самоубийства, добавилась еще одна. На пытающемся на выходе из гавани открыть ответный огонь тральщике «Видлица» разорвало 75-мм орудие. Пятый снаряд разворотил ствол пушки, контузив двух и убив четырех несчастных моряков из орудийного расчета.

К досадной трагедии на воде добавилась трагедия в воздухе. Во время возвращения из своего разведывательного полета один из самолетов 41-й эскадрилии был настигнут звеном своих же истребителей «И-16» из 49-го авиаполка Ленинградского военного округа. «Ишачки» не опознали в диковинном самолете с двигателем над фюзеляжем свою машину и с легкостью ее сбили. Подбитый самолет рухнул в Ладожское озеро. Из четырех человек экипажа спастись удалось только штурману Петрову, который выпрыгнул с парашютом и приводнился в ледяные волны в пятистах метрах от берега. Находившиеся на борту лейтенант Циплаков, капитан Белов и стрелок-радист Гришков погибли.

Непредсказуемая в любое время года Ладога в начале декабря всегда отличается наиболее коварным нравом. За ветреным штормовым днем, когда под низкими тучами поверхность озера вздымается серыми волнами, может наступить мутный туманный сумрак, способный снизить видимость до нескольких метров белесой мглы. За туманным днем может наступить снегопад, сначала притапливающий в воде крупные снежные хлопья, а затем превращающийся в первый лед, который сперва не схватывается и свободно плавает вдоль берега белыми пятнами.

В таких условиях воевать кораблям не с руки. Ко всем погодным трудностям начались перебои с углем, потому что подтянуть груженую баржу от Шлиссельбурга до Сауналахти с каждым новым декабрьским днем стоило все больших и больших усилий.

В середине месяца спасатели сняли с камней канонерку «Ораниенбаум» и отбуксировали ее в район деревни Полуторно. Затем на зимовку ушли два тральщика и все катера.

После этого корабли флотилии еще несколько раз выходили на рейд, обстреливая берег противника, но с каждым днем делать это становилось все труднее. Последний выход был осуществлен 12 января. Затем со льдом стало невозможно бороться.

С началом серьезных январских морозов в бухте Сауналахти грустно вмерзли в лед два сторожевых корабля, два тральщика «32» и «34» и два буксира «Тюлень» и «Водолаз». Выйти в открытое море Ладоги им удалось только весной, уже после окончания войны, да и то для того, чтобы быть отправленными обратно в Кронштадт. В декабре 1939 года закончилась их «морская» эпопея, но никак не боевая. С наступлением зимы орудия кораблей стали служить дополнительной артиллерийской поддержкой воюющих на заснеженном побережье частей.

Но прежде, для полноты общей картины боевых действий на востоке Карельского перешейка в начале декабря 1939 года, необходимо рассказать еще об одном сражении — попытке форсирования Вуоксы у финского поселка Кивиниеми.