Панихида

Панихида

Война закончилась. Многие из тех, кто о войне раньше судил по советским кинофильмам, а потом своими глазами увидел кровавую кашу перемолотого снега, возвратились домой и постарались все забыть. Призванные из гражданской жизни вместо полегших в декабре кадровых солдат, молодые ветераны мало говорили о пережитом. Вернувшись с фронта, такого близкого и такого беспощадного, они надеялись, что в ближайшем будущем им больше не придется ходить в атаку, мерзнуть в блиндажах и часами лежать на снегу, не поднимая головы. Война многим открыла глаза на всю ее неприглядность и отсутствие пафосного героизма, о котором в победных передовицах трубили газеты и книги. Гораздо реже встречались такие строки, написанные Евгением Долматовским сразу после окончания трехмесячной бойни:

Никак не можем мы сдружиться с маем

Забыть зимы порядок боевой —

Грозу за канонаду принимаем

С тяжелою завесой дымовой[90].

Победы не было. Была тяжесть пережитого и содрогание от воспоминаний.

И еще были однополчане, оставшиеся за рекой Тайпалеен-йоки навсегда.

Проблема глобального сбора и похорон погибших солдат, как своих, так и противника, обозначилась несколько раньше. Не успела новость о перемирии облететь все воюющие советские части, как из штабов дивизий в полки полетела телефонограмма: «Командирам частей дивизии. В оперативной сводке представляемой вами к 5.00 13.3.40 — указать, сколько собрано трупов белофиннов в районе боевого участка вашей части и сколько зарыто»[91].

Телефонограмма пришла, как водится, с задержкой. Поэтому запрашиваемые сведения были дописаны в аккуратно напечатанные на пишущих машинках рапорты уже от руки и выглядели следующим образом: «Обнаружено трупов белофиннов в районе боевого участка 469 СП с 2.3.40 по 13.3.40–23 трупа. Зарыто — 23 трупа. Поиски продолжаются»[92]. В зонах ответственности других полков рапорты выглядели примерно так же…

Когда финские части отошли за новую государственную границу, в Теренттиля и Кирвесмяки прибыли специальные команды, набранные из бойцов воевавших здесь же соединений 13-й армии. Их целью был сбор разбросанного по всем ближайшим полям и остаткам леса оружия и тел погибших солдат, появлявшихся из-под снега под действием начинающего пригревать раннего весеннего солнца.

Большинство найденных тел собрали в большие котлованы, вырытые посередине полей, разделявших позиции противоборствующих сторон в Теренттиля и Коуккуниеми.

На этом похороны не завершились. Основные работы по сбору оружия и останков погибших продолжались до самого лета. Слишком много полегло здесь солдат, чтобы все их захоронения можно было завершить за две-три недели. Найденные вдалеке от основных мест захоронений разложившиеся человеческие останки в валенках и полушубках прикапывали тут же, причем офицеры топографической службы иногда наносили на карту места последнего упокоения сложивших голову бойцов. В результате этих действий не только территория боев в районе Тайпале, но и весь Карельский перешеек стал напоминать одно гигантское войсковое кладбище. Когда результаты такой работы дошли до Москвы, в Кремле схватились за голову. В июне 1940 года Тимошенко направил в Ленинградский военный округ приказ с требованием создать комиссию по уборке трупов и захоронению их в братских могилах с тем, чтобы к 25 июня такие работы были завершены. Во главе похоронной комиссии поставили корпусного комиссара Мельникова. За дело принялись всерьез.

Из докладной записки этой комиссии «О состоянии братских могил и кладбищ на Карельском перешейке»: «В результате проведенной комиссией работы было ликвидировано 2856 одиночных могил. Все трупы из них были перевезены в братские могилы и кладбища, и вместо большого количества случайных и одиночных могил было приведено в порядок 428 братских могил и кладбищ. Каждая могила обнесена оградой и силами частей сделаны памятники»[93].

В конце записки у политического управления РККА запрашивалось двенадцать миллионов рублей на шесть монументальных памятников, посвященных завершенным боям. Последним в списке значился монумент под названием «Переправа реки Тайпалеен-йоки»…

В течение 1940 и начала 1941 года видные художники и скульпторы Советского Союза успели разработать проекты этих памятников. В Доме художников в Ленинграде даже прошла выставка этих проектов, но затем началась Великая Отечественная, и всей стране стало уже не до увековечивания памяти погибших в трехмесячном конфликте…

Конечно же, всех убитых и оставленных на болях брани Финской войны собрать не удалось, это была невыполнимая задача. Обрушенные блиндажи с находившимися в них трупами никто не раскапывал и засыпавшие покойников на дне траншей обваленные брустверы никто не приводил в порядок. Поэтому жертвы той зимы на Тайпале почти каждый год находятся поисковиками и подхораниваются в расположенных неподалеку четырех братских могилах. А было этих захоронений в 1940 году, даже после «генеральной чистки» под руководством комиссии Мельникова, только в районе полуострова Коуккуниеми одиннадцать штук, каждое из которых было ограждено заборчиком, оборудовано одним или несколькими обелисками с вырезанными из патронных цинков надмогильными звездами.

А те несчастные, что скончались от ран в госпиталях в Ленинграде, были погребены на городских кладбищах — Академическом, Волковом, Сестрорецком, Малоохтинском и Гореловском.

Война закончилась и, казалось, больше не начнется никогда. В обеих странах начали издаваться книги участников боев, написанные по свежим воспоминаниям. В Финляндии боям на Тайпале посвящал свои стихи уже упоминаемый поэт Юрье Юлхя.

В Советском Союзе о тех же местах писал тот же Долматовский:

Сквозь гром был слышен голос одинокий —

Звал санитара раненый в потоке…

Тяжелую волну несла в века

Одна, одна река Тайпалеен-йоки —

Холодная и быстрая река[94].

О боях в районе реки Тайпалеен-йоки вспоминали участники сражений в выпущенном в СССР сборнике «Бои в Финляндии» и во многих других литературных опусах, больших и маленьких.

В высших эшелонах власти и Советского Союза, и Финляндии устраивали «разборы полетов» по результатом маленькой и непобедоносной войны, и также не могли обойти вниманием сто дней кровопролития на полуострове между озером Суванто и Ладогой. В своих воспоминаниях Маннергейм писал, что «оборонительные бои в районе Тайпале следует отнести к крупнейшим достижениям „Зимней войны“. Поскольку противник наступал большей частью по льду озер и по открытой местности, его потери были безотносительно тяжелыми»[95].

В Москве, на совещании при ЦК ВКП(б) начальствующего состава по сбору опыта боевых действий в Финляндии, комкор Грендаль признался, что прорвать оборону финнов в означенном районе его войскам не удалось, но «на Тайпаленском секторе противник понес огромные потери и потерял к концу войны почти всю глубину обороны линии Маннергейма на этом участке»[96].

На сами же аннексированные территории Карельского перешейка вслед за войсковыми частями начали прибывать первые поселенцы. Кексгольм, бывший целью 13-й армии, нуждался в рабочих руках, чтобы восстанавливать уничтоженное или испорченное финнами имущество и оборудование. Главной промышленной ценностью этого городка был целлюлозно-бумажный комбинат Вальдхофа, приведенный уходившими из города хозяевами в нерабочее состояние. Для его восстановления, всего через месяц после окончания войны, в Кексгольм прибыл первый эшелон с заключенными, чтобы организовать здесь «Кексгольмлаг», очередной островок гигантской империи НКВД. Официально он назывался «ИТЛ Спецстроительства целлюлозно-бумажных объектов Карело-Финской ССР» и к концу 1940 года имел около четырех тысяч осужденных, трудящихся на восстановлении завоеванного.

Восстанавливались и прерванные войной дипломатические отношения. Недавние противники встречались уже не как командиры противоборствующих войск, а в качестве военных представителей. Осенью 1940 года, на одной из таких встреч в Финляндии, в разговоре финского генерала-артиллериста Ненонена и советского военного атташе полковника Смирнова зашла речь о недавней войне, а чуть позже и о командующем 13-й армией Грендале. Ненонен вспомнил, что до начала Первой мировой войны они служили с ним в Таллине в одном полку, и даже снимали квартиры в одном доме.

«Когда вы возвратитесь в СССР, передайте Грендалю мои наилучшие пожелания», — сказал финский генерал. В ответ Смирнов немного помолчал и произнес: «Вы знаете… Он недавно умер».

Удачно избежав опасности своей эпохи, Владимир Давыдович Грендаль не смог избежать судьбы, уготованной ему свыше. Он умер 16 ноября 1940 года, в госпитале, от рака легких. Болезнь обнаружили слишком поздно, она быстро прогрессировала, и видимо, когда он командовал войсками на востоке Карельского перешейка, он уже знал, что обречен.

Его похоронили на Новодевичьем кладбище в Москве, устроив ему пышные воинские почести и напечатав в «Известиях» большой некролог с фотографией. Среди многочисленных наград, оставшихся его семье, был орден Ленина, которым его наградило правительство за участие в Финской войне, последней войне в его жизни.

Тем временем мирная жизнь новых хозяев города Кексгольма, равно как и всего Карельского перешейка, продолжилась всего год с небольшим. В июне 1941 года Советский Союз разорвали моторизованные колонны вермахта. Через месяц после начала Великой Отечественной войны, почувствовав удобный момент вернуть отнятое, финские войска ввязались в боевые действия против СССР и перешли границу 1940 года. Старые хозяева утерянных территорий жаждали реванша.

В конце августа 1941 года, вытесняя за линию старой границы сопротивляющиеся части советской 23-й армии и остатки пограничных отрядов, на берега Тайпалеен-йоки вновь вернулись финские солдаты. Фронт стабилизировался почти на самой старой границе, и долина Тайпале оказалась в тылу. Сформировавшаяся в районе Лемболово передовая оказалась одной из самых спокойных на всей линии противостояния от Баренцева до Черного морей на целых три года Великой Отечественной, с 1941 по 1944-й.

Пользуясь установившимся положением вялотекущей позиционной войны, Маннергейм поставил вопрос о постройке новых оборонительных сооружений на Карельском перешейке, так как оставшиеся невредимыми в ходе «Зимней войны» ДОТы все были подорваны советскими саперами.

В один из осенних дней 1941 года на дороге, пролегающей по выжженной территории Теренттиля, остановился кортеж легковых машин. Дверцы автомобилей распахнулись, и на дорогу вышла небольшая группа людей, среди которых выделялась высокая фигура в маршальской форме. Сам Маннергейм прибыл на места, о которых он полтора года назад в течение ста дней читал в доставляемых ему на стол оперативных сводках. Приехал он сюда не один. С ним были первые лица государства, принявшие его предложение о своеобразной экскурсии на один из немногих участков бывшей линии фронта, где, можно сказать, началась и закончилась «Зимняя война».

Побывал в этих местах и другой известный в Финляндии непосредственный участник смертельной схватки двух армий на Тайпале — поэт Юлхя. Стоя по пояс в высокой сентябрьской траве, он вспоминал эти места другими, белыми, заснеженными. Он вспоминал, как, будучи командиром взвода, он был ранен при попытке выбить русских с полуострова Коуккуниеми, и как, скорчившись у керосиновой лампы в тесном блиндаже, писал свои стихи, перекладывая увиденное и пережитое на бумагу. Воспоминания, как и его стихи, были свежи и невеселы. Одни названия его сочинений говорят сами за себя: «Чистилище», «Прощай, Кирвесмяки», «Колодец» (поэтическое повествование об испытывающем неимоверную жажду раненом солдате) и так далее и так далее…

А затем здесь началось новое строительство.

Именно в период с 1942 по 1944 год через поля Кирвесмяки и Теренттиля протянулась цепь противотанковых надолбов, которые по сей день принимаются туристами и местными жителями за укрепления линии Маннергейма. Старые окопы, почти полностью разрушенные огнем советской артиллерии в 1940 году, укреплялись и углублялись. Взорванные ДОТы уже не восстанавливались — вместо них строились новые бетонированные укрытия для личного состава и пулеметные казематы, расположенные в наиболее критических узлах обороны. Опыта по определению таковых было в избытке — достаточно было собрать и проанализировать журналы боевых действий, которые велись в каждом из занимавших оборону на Тайпале батальоне. Учитывая многочисленные, если не сказать массовые, воспоминания своих недавних ветеранов «Зимней войны» о том, что укреплений на Тайпале, можно сказать, не было вообще, в период 1942–1943 годов финские военные строители понатыкали вдоль бывшей оборонительной полосы бетонные сооружения чуть ли не через каждые сто метров.

Во время строительных работ солдаты дислоцированной здесь 19-й пехотной бригады часто натыкались на останки тех, кто был погребен под слоем земли и не был обнаружен советскими похоронными командами. В большинстве случаев уже невозможно было идентифицировать личность военнослужащего, поэтому определению подвергалась только его принадлежность к той или иной стороне. Найденные скелеты своих солдат финны сначала похоронили в районе 4-го опорного пункта в Теренттиля, недалеко от перекрестка «ворот Тайпале». Затем, чтобы не мешать возведению новых бетонных сооружений, останки были перенесены в район песчаного карьера Хиеккакуоппа.

Останки советских бойцов, коих находили гораздо больше, просто прикапывались в близлежащих воронках без каких-либо опознавательных знаков.

В период новых строительных работ финны восстановили мост через Тайпалеен-йоки, который сразу же после окончания «Зимней войны» был возведен советскими военными строителями в районе бывшего парома и который был уничтожен отступающими саперами 23-й армии в августе 1941 года. Мост был довольно непрочный, но тем не менее позволял без затруднений осуществлять связь между двумя берегами.

Новая фортификационная линия являлась третьей из трех оборонительных полос, пересекших Карельский перешеек от Финского залива до Ладожского озера, и получила название BКT, «Виипури — Купарсаари — Тайпале». Вторая линия ВТ («Ваммелсуу — Тайпале») проходила южнее, а первой, по сути, являлась линия фронта.

Как и все финские оборонительные сооружения на Перешейке, линия ВКT так и не была окончательно достроена. В июне 1944 года советские войска мощным ударом прорвали финскую оборону у Куутерселькя (Лебяжье) и после стремительного штурма овладели Выборгом. Время наступления не было удачным для Финляндии — более трети личного состава ее вооруженных сил находилось в отпусках. Оборона финнов вновь, как и в 1940 году, была прорвана на выборгском направлении. Находившиеся на второстепенном кексгольмском направлении части советской 23-й армии не вступали в серьезные столкновения с противником — в основном из-за того, что финские войска после прорыва их линии на юго-западе, у Куутерселькя и Сииранмяки, отступили за Суванто-ярви из-за боязни быть окруженными. В отличие от западной части Карельского перешейка советское наступление на этом направлении не отличалось стремительностью. Зачастую отступающий противник и продвигающиеся вперед подразделения советских войск шли параллельными дорогами, стараясь не замечать друг друга и не вступать в перестрелку. Если же стычки было не избежать, финны ограничивались коротким обстрелом атакующих и скрывались в лесу. Мало-помалу все отступающие с Лемболово финские части 19-й бригады и сформированной за время позиционного «сидения» 15-й пехотной дивизии перекочевали за водный рубеж, опять уничтожив мост через Тайпалеен-йоки, и приготовились к обороне.

К 18 июня 1944 года 142-я стрелковая дивизия вышла к водной системе Суванто — Тайпалеен-йоки, но уже не пыталась, как это было пять лет назад, с ходу атаковать.

Конечно, и Вуоксу, и Суванто-ярви переплывали разведывательные группы. За июль месяц в журналах боевых действий финских частей в общей сложности насчитывалось около пятидесяти отчетов о попытках противника пересечь разделившую две армии водную преграду, причем примерно половину из разведывательных выходов своего неприятеля пресечь финнам не удалось. Особо пристальное внимание уделялось самым узким местам проточных озер — Кивиниеми и Тайпалеен-йоки. Но в конце июня стало понятно, что вся активность Красной армии на востоке Карельского перешейка была лишь отвлекающим маневром.

Памятуя о событиях «Зимней войны», советское командование нанесло основной удар с западного фланга обороны, в районе также известной по событиям марта 1940 года деревни Вуосалми, пытаясь отсечь всю оборону финнов, протянувшуюся на шестьдесят километров по реке Вуокса до Ладожского озера.

Опять, как и четыре года назад, в Вуосалми шли кровопролитные бои с той разницей, что солдат окружал не зернистый мартовский снег, а июльская трава и молодые побеги оставшихся после артиллерийских ударов деревьев. И снова для финской армии повторялась история конца февраля 1940 года. Резервов не было. Для сдерживания натиска советских войск с востока на плацдарм Вуосалми срочно отзывали всю 15-ю дивизию и часть подразделений 19-й бригады, тем самым ослабляя оборону по линии ВКТ вдоль северного берега Вуоксы до самой Ладоги.

Пытаясь по максимуму снизить потери личного состава, 14 июля 1944 года командующий финской армией на Перешейке генерал Харальд Эквист отдал приказ, запрещающий своим частям осуществлять любые виды наступательной деятельности.

Однако, как водится, в штаб 19-й бригады этот приказ пришел с запозданием.

И именно той же ночью, с 14 на 15.07, командир бригады полковник Маскула решил осуществить разведывательную вылазку на занятую частями 142-й стрелковой дивизии территорию, форсировав реку Тайпалеен-йоки. Недооценка Маскулой неприятеля оказалась чудовищной. У советских подразделений был богатый четырехлетний опыт ведения жестокой войны не на жизнь, а на смерть с одной из самых сильных армий того времени, немецким вермахтом. И если по южному берегу Тайпалеен-йоки должны были быть рассредоточены красноармейские дозоры, то они были не только в нужных местах, но и обладали завидной реакцией, связью и умением воевать.

Финской разведпартии не дали даже толком добраться до темнеющего южного берега реки, заставив поспешно отступить всех без исключения. Помимо убитых и раненых младших чинов, 19-я пехотная бригада недосчиталась нескольких офицеров, занимавших весьма значительные должности. В бою погиб командир самой ударной группы Лахти, а также приданные из оперативного отдела бригады для сбора важной информации майор Руоколахти и капитан Риисанен. Кроме этого, был ранен командир одного из батальонов бригады майор Кямяри, которого пришлось заменять другим офицером.

Больше в период лета 1944 года ни финны, ни красноармейцы Тайпалеен-йоки преодолеть не пытались.

Сражение в Вуосалми затихло только к моменту начала мирных переговоров в августе месяце, когда Выборг уже был советским и сопротивление Финляндии вело только к бессмысленным жертвам.

Тем не менее вновь, как и весной 1940 года, финские части оставили территорию к северу от Тайпале с городом Кексгольмом в результате мирных переговоров, а не непосредственных боевых действий.

В конце сороковых годов на территорию деревень Теренттиля и Кирвесмяки вновь, как и в 1940 году, прибыли советские поселенцы, поражающиеся обилию военного ржавья, рассыпанного по близлежащим болотам и рощам. Перед заселением гражданскими лицами все бетонные сооружения, из которых состояла линия ВКТ, опять были методично, один за другим, взорваны саперами.

Через десяток лет после окончания Второй мировой войны на месте, где собранные в большую братскую могилу покоятся тела сотен советских бойцов, был сооружен обелиск. Немногочисленные фамилии на надгробных камнях принадлежат только тем павшим, которые по непонятной случайности были обозначены в списках, «прикомандированных» к данному захоронению. Помимо выбитых в камне фамилий, к обелискам в нескольких местах прикреплены небольшие таблички с именами тех погибших советских солдат, о которых неимоверными усилиями и упорством удалось выяснить приблизительное место их упокоения их родственникам. Как уже было сказано, и могилы, и редкие имена пополняются почти каждый год благодаря работе поисковых отрядов.

В годы послевоенного восстановления хозяйства в планы по индустриализации присоединенных к Союзу территорий вошел проект о возведении на реке Бурной гидроэлектростанции, получившей название Нижне-Вуоксинской ГЭС. Если бы этот проект реализовали, то из-за предполагаемой на реке плотины вода в озере Суходольском и реке Вуоксе вновь, как и в предыдущие века, поднялась бы и затопила многие гектары полей и лесов, скрыв под собой в том числе и большинство полей брани на Тайпале.

На протяжении последующих нескольких десятилетий район, окаймленный Суходольским и Ладожским озерами, превратился в заказник для высших чинов ленинградской партийной организации. Леса, в которых охотились «слуги народа», были закрыты для простых смертных. Забредшего сюда случайного путника разворачивали кордоны. До недавнего времени об «охотничьем прошлом» здешних мест напоминают только егерские вышки, стоящие вдоль дороги от Громово до Соловьево, да почти нетронутая дикая природа, позволяющая увидеть свободно блуждающих по лесу лосей, кабанов и даже оленей. Удаленность от основных магистралей Карельского перешейка и отсутствие туристского паломничества позволили здешним местам на долгие годы остаться «законсервированными» и донести до наших дней свидетельства огненных месяцев войны.

Время и природа изменили ландшафт долины реки Тайпале. Многие из полей, впитавших кровь граждан СССР и Финляндии, заросли лесом. Нет уже болотных лугов Суонийтют — разросшийся березняк мешает дать волю воображению и представить, что семьдесят лет назад здесь было открытое пространство, густо покрытое воронками от снарядов и бомб. Бывшие когда-то широкими луга в Кирвесмяки сузились до небольших пустошей. Овраг Мустаоя также покрыт лиственными деревьями. Только поле на территории бесследно исчезнувшей деревни Теренттиля, через которое более полувека назад плотными группами перебегали бойцы Красной армии, сохранило свою конфигурацию. Правда, теперь на месте, где когда-то происходили кровопролитные сражения, расположились современные постройки и взлетно-посадочная полоса, да дачные участки с симпатичными особняками, которых год от года становится все больше.

Уничтоженный мост через Тайпалеен-йоки больше не восстанавливался. Еще долгие годы после окончания войны он напоминал о своем существовании выступающими из воды остатками деревянных свай, пока время окончательно не смыло его следы. Единственным средством преодоления реки Бурной после войны стал паром, пересекающий ее почти в том же месте, где в декабре 1939 года 6-й понтонный батальон навел свою переправу. Паром действовал до недавнего времени, позволяя с мая по октябрь существенно сократить путь из Петербурга к местам былых сражений. После продажи земель к северу от реки в частное пользование паром закрыли, и теперь единственным сухопутным путем к Тайпале осталась старая рокадная дорога, протянувшая свое разбитое полотно вдоль северного берега Суходольского озера.

В выпускаемой на протяжении более полувека в СССР военной литературе история проходившей в этих местах войны освещалась только краткими фразами о неудаче советских войск. Кроме этого, о кровопролитных попытках прорыва немыми напоминаниями о судьбе бойцов стали обелиски над братскими могилами, которые можно встретить в пяти близлежащих поселках, получивших после войны названия Громово, Запорожское, Пятиречье, Саперное и Сосново. Могилы с обелисками в четырех первых поселках являются результатом нескольких перезахоронений, последнее крупное из которых, согласно базе данных «Мемориал», было осуществлено в 1959–1960 годах. Единственным нетронутым и сохранившимся надгробием 1940 года остается братская могила в Сосново. К сожалению, время не сохранило ни одной фамилии погребенных там солдат, ни на бетонных обелисках, ни в документах. По крайней мере пока… Все что осталось — черная табличка о вечной памяти погибшим в боях с белофиннами. Да и ту не так давно заменили на более политкорректную.

Необходимо отметить, что в период 1941–1944 годов состояние советских братских могил, оставшихся на занятой противником территории, не претерпело изменений. Финны охотно фотографировались на фоне кладбищенских обелисков своего неприятеля, поэтому изображения многих захоронений периода войны дошли до наших дней. Впрочем, свои могилы они запечатлевали тоже весьма часто.

Понятно, что после окончания войны для финнов эта территория была закрыта вплоть до 1989 года. Когда у наших северных соседей появилась возможность посетить места, о которых они с детства наслышаны, пейзаж Тайпале дополнился их свидетельствами уважения к прошедшим здесь историческим событиям. В 1991 году финские ветераны установили в районе бывшей 4-й позиции в Теренттиля скромный крест, в память о сражавшихся и погибших здесь однополчанах, а также как напоминание, что на этом месте была первая братская могила неопознанных военнослужащих Финляндии. Спустя несколько лет в районе карьера «Хиеккакуоппа», на месте перезахоронения финских солдат, был сооружен уже капитальный памятник погибшим здесь солдатам 7-й пехотной дивизии. Помимо этих знаков почтения своих земляков, есть еще один небольшой памятный знак недалеко от «Улицкого шанца», в том месте, где прямым попаданием снаряда был уничтожен финский блиндаж.

Есть еще обелиски, установленные отечественными энтузиастами. Один из них находится недалеко от «ворот Тайпале», развилки дорог посредине поля бывшей деревни Теренттиля. Кроме этого, многие случайно найденные места одиночных захоронений отмечаются поисковиками скромными деревянными крестами.

Бои в районе Тайпале были столь ожесточенными, что даже сейчас, по прошествии более семидесяти лет, немые свидетели тех событий встречаются почти на каждом шагу. Земля здесь начинена металлом — осколками, остатками амуниции и боеприпасов. Каждый год весенние ручьи вымывают то ручную гранату, то ржавую каску, а то и кости финского или советского солдата. Для того чтобы увидеть следы давно закончившейся войны, не надо глубоко зарываться в землю — их достаточно на поверхности. Тысячи красноармейцев нашли здесь свое последнее пристанище. Глядя на найденные останки сложивших здесь свою голову воинов, уже никто не испытывает не только злобы или ненависти, но и скорби — родственников погибших на той войне все меньше и меньше, а сама она была скрыта неизмеримо большей трагедией Великой Отечественной.

Возможно, неискушенный человек, побывавший в этих местах, не заметит ничего необычного в окружающем его пейзаже. Разве что растущие в лесу шестидесятилетние сосны, в отличие от своих собратьев в других районах Карельского перешейка, не стройные, а крученые и сучковатые из-за действия осколков во времена, когда они были невысоким подлеском. И лес вокруг полон заросших мхом и травой ям, служивших когда-то укрытием для бойцов.

Но любому мало-мальски впечатлительному человеку, хотя бы поверхностно знающему историю происходивших здесь событий, иногда становится не по себе. Есть какая-то печальная аура у мест, в окрестностях которых несколько десятилетий назад воздух был наполнен ненавистью, отчаянием, страхом, болью и смертельной усталостью. Места, где в течение минут с жизнью расставались десятки людей, каждый из которых жил, любил, надеялся, был полон планов на будущее. Кажется, что тысячи криков растворились в гробовой тишине «гиблого» болота Теренттилянсуо, в поминальном шепоте ветерка на бетонных руинах «Алказара», в печальном журчании порога Кемппилянкоски…

Проходя мимо немых свидетелей былого, стоит остановиться у обелисков финским и советским солдатам, прочитать немногочисленные имена на надгробных плитах и задуматься — за что они пожертвовали самым дорогим, что у них было…