День независимости
День независимости
Почему мы все так верим в неслучайность совпадений дат и событий? Открытие могилы Тамерлана и начало Великой Отечественной, одна и та же дата нападения на Россию войск вермахта и полков Наполеона… Есть ли в этом всем особый смысл или это всего лишь ирония случая? Любая дата есть понятие относительное, и можно бесконечно долго развивать идею о преднамеренности чисел календаря, но факт остается фактом: первый серьезный удар по оборонительной системе Финляндии был нанесен именно у Тайпале и именно в ее день независимости, 6 декабря 1939 года. День, который уже двадцать лет считался государственным праздником этой северной страны. К морозному утру этого дня почти все подразделения 49-й стрелковой дивизии РККА достигли южного берега Тайпалеен-йоки. Артиллерия догнала их и развернулась в боевой порядок. Части 150-й дивизии дышали в спину передовым частям. Казалось, ничто уже не сможет воспрепятствовать стремительному натиску советских войск.
Первый удар 49-й дивизии начался в начале девятого утра против участка фронта финского 28-го пехотного полка. Наступление началось с мощного артиллерийского обстрела по Неосаари и Коуккуниеми. Интенсивность огня была такой сильной, что отдельные снаряды достигали Вилаккала, что в восьми километрах от фронта. В одиннадцать часов утра советские танки подошли к холмам Неосаари, последнему населенному пункту на правом берегу Тайпалеен-йоки, оставшемуся в руках взвода финнов.
Два дня назад занимавший позиции вдоль линии «Умпи-лампи» взвод финского 28-го полка не выдержал напора красноармейцев и отошел к Неосаари. Промерзнув там сутки, они переправились на северный берег, оставив территорию без какого-либо сопротивления и введя тем самым в ярость командира 10-й пехотной дивизии полковника Кауппила. Он тут же приказал взводу немедленно перебраться обратно и занять позиции на правом берегу.
Приготовившаяся к неминуемой смерти группа переправилась назад. Но вместо того чтобы погибнуть от русских пуль, солдаты с удивлением и радостью обнаружили, что покинутые позиции так и не были заняты войсками неприятеля. Сутки холмы Неосаари оставались ничейной территорией. Более того, невнимательность советских наблюдателей позволила финнам осуществить переправу через реку как минимум три раза.
Группа последних защитников южного берега Тайпале засела на высотках и была вплотную прижата к водной поверхности еще не схватившегося льдом Ладожского озера и реки Тайпалеен-йоки с фланга. Ожидая наступление пехоты, взвод финнов с ужасом увидел что против них двинулись танки из приданного 49-й дивизии РККА танкового батальона. Учитывая, что к этому моменту канонада гремела уже по всему фронту, финны, ни минуты не сомневаясь, рванули со своих позиций на спасительную северную сторону реки.
Впоследствии командир взвода Вуоле-Апиа, одним из последних покинувший территорию предполья на востоке Перешейка, описал события того дня у реки, способной, по его мнению, тогда стать рекой «Туонелан-йоки», некоего аналога греческого Стикса, отделяющей царство живых от потустороннего мира следующим образом:
«Наш взвод находился на высотах Неосаари с самого начала войны, и личный состав был довольно сильно измотан. Противник во что бы то ни стало пытался выбить нас на северный берег реки у Силанпяя. Я запросил разрешение на отход сначала всех солдат взвода, а затем и пулеметчиков, так как эффективно сопротивляться уже не представлялось никакой возможности. Получив разрешение, мы решили переправиться у порога Кемппилянкоски, где по нашим сведениям должны были находиться три лодки. Когда наша первая группа подошла к берегу (вторая группа еще находилась в Неосаари), то мы увидели, что две лодки были разбиты огнем артиллерии, а третья находилась на другом берегу. Мы стали громко кричать, но нас не слышали. Ширина Тайпалеен-йоки в этом месте достигала ста метров, и переправа вплавь в ледяной воде не сулила ничего хорошего. Противник находился непосредственно рядом с нашими высотами, на которых наш отход прикрывало несколько человек. Мы уже начали раздеваться, как неожиданно к нам на помощь пришла лодка. Капрал Хюнюнен подал нам знак, и под минометным обстрелом мы были переправлены на тот берег. После этого так же были переправлены группа Хюнюнена и замыкающая группа прикрытия. В момент переправы на бреющем полете над самой водой пролетели три самолета противника, которые не сделали ни одного выстрела. Вероятно, они приняли нас за своих. Отступление прошло удачно, как будто воды реки нас оберегали. Как только мы переправились на свой берег, на том берегу показались русские солдаты…»[12].
Интересно отметить, что согласно справке комбрига Голушкевича, «наша авиация не летала, ввиду нелетной погоды. Противник же все время посылал для разведки один самолет, летавший с большим искусством в условиях высоты и потолка не более двухсот метров»[13].
Скорее всего, те три самолета, что видели отступавшие финны, были всего-навсего одной крылатой машиной ВВС Финляндии, трижды пролетевшей над ними и узнавшей в них своих.
Ну а тем временем вследствие отхода арьергарда противника с южного берега все подступы к линии Маннергейма у Тайпале оказались в руках советских войск. Следующим их шагом было форсирование реки…
Несмотря на то что окончательная подготовка к форсированию реки не была завершена, в 10 часов утра (лишь рассвело) началась предшествующая переправе артиллерийская подготовка.
Как и было задумано накануне, переправу штурмовых групп решили осуществлять в трех, наиболее узких местах реки — на южной оконечности Коуккуниеми (19-й стрелковый полк), на изгибе реки напротив «Алказара» (222-й стрелковый полк) и в районе, где у финнов функционировала паромная переправа (15-й стрелковый полк). Бессонная ночь дала свои результаты. За день до операции саперы подогнали по Вийс-йоки, являющейся притоком Тайпалеен-йоки, надувные резиновые лодки и плоты. У подразделений Красной армии все было готово к переброске десанта, который должен был обеспечить защиту двух понтонных батальонов во время их работы по наведению мостов.
В узкие бойницы четырех пулеметных казематов финские солдаты с напряжением всматривались в подготовительные действия противника. И когда чернеющие фигурки солдат противника потянулись к реке, словно муравьи неся с собой понтонное оборудование, пальцы обороняющихся легли на ручки пулеметов.
После четырехчасового артиллерийского обстрела левого берега красноармейцы ринулись в лодки. Течение сразу подхватило их и понесло к Ладоге, прямо вдоль финских пулеметных позиций. Когда до противоположной стороны реки оставалось не более пятидесяти метров, противник открыл огонь. Пули вспороли беспокойную поверхность воды и, очертя полукруг, стали приближаться к плывущим. Сначала первая лодка как будто споткнувшись, ткнулась носом в воду, опрокинув весь находящийся в ней личный состав, затем пули вспороли борт второй, полоснув по сидящим и не успевшим никак на это среагировать красноармейцам, а затем пошло и пошло… Резиновые лодки словно воздушные шары лопались от попавших в них пуль и отправляли в обжигающе ледяную воду группу за группой советских солдат. С каждой минутой потери переправляющихся росли в геометрической прогрессии. Шинели и тяжелое обмундирование оказавшихся в воде людей мгновенно тянули их на дно, не оставляя шанса выжить даже если бы по ним не стреляли. Пытающихся выплыть, матерящихся, кричащих в воде солдат безжалостно косили финские пулеметчики — с высокого и обрывистого северного берега реки им было все видно, как на полигоне. За какие-то полчаса на дно отправились десятки красноармейцев. А те, кому удалось достичь противоположного берега, стуча зубами от холода и страха, вжались в мерзлую глинистую землю.
Тем не менее с холмов Метсяпиртти, где располагался штаб группы войск, создалось впечатление, что на том берегу уже показались первые бойцы штурмовых групп, и в дело можно пускать понтонеров. Командиры полков всего через 20–25 пять минут после начала операции уже бодро докладывали об успехе. Достаточно было бросить взгляд на карту, чтобы решить, что самым удобным местом для наведения наплавного моста было местоположение финского парома. Место узкое, подходы к реке удобные с обеих сторон, подъезд транспорта не затруднен. И плацдарм на том берегу, по мнению командующего 7-й армией, уже был создан. Не поставив в известность Грендаля, Яковлев отдал приказ о направлении к месту парома понтонеров для наведения моста.
Задача была поставлена 7-му отдельному понтонному батальону, который бодро подтянулся к реке навстречу своему уничтожению. Когда первые машины уже выезжали на берег, за лесом на той стороне реки глухо ухнули артиллерийские выстрелы, и прибрежный откос накрыли снаряды. Затем разрывы достигли колонны автомобилей, кося находившихся рядом людей. Спасаясь от неожиданного обстрела, бойцы сломя голову бросились врассыпную, ныряя под машины, в кусты и придорожные канавы. Осколки с металлическим лязгом дырявили металл грузовиков и понтонов. Те, кто в числе передовых экипажей оказался у реки, были взяты на мушку финских пулеметов. Пули с визгом полоснули по людям, швырнув их в прибрежную темную воду. Успевшие залечь в безопасных местах понтонеры, стиснув зубы, наблюдали, как их брошенные грузовики с оборудованием один за другим разрывало в клочья, оставляя на дороге горящие остовы в лохмотьях покореженного металла. Сброшенное же в реку, но так и задействованное оборудование уже спасти не удалось. Течение неторопливо развернуло три изрешеченных понтона и утянуло на дно.
Только ночью, когда обстрел прекратился, уцелевшие и поврежденные машины с пробитыми шинами, на ободах, развезли по придорожным укрытиям… В дальнейшем вследствие людских и материальных потерь седьмой понтонный батальон мог служить только в качестве дополнения к более удачливому шестому…
Видя бесполезность усилий и значительное число убитых и раненых, в шесть часов вечера переправу прекратили. В это время напротив парома, прямо через реку от пытавшихся навести переправу саперов, у «леса Пярсинена», осталось до роты красноармейцев из 15-го полка 49-й дивизии, которых миновала смерть во время форсирования реки. Выпрыгнув из лодок с уже изрядным количеством раненых, они буквально вгрызлись в обрывистый северный берег, сосредоточившись в «мертвых» зонах, куда не достигал огонь финских пулеметов. Дальнейшее продвижение в первую очередь сталкивалось с препятствием именно природного характера — высоким берегом реки. Любая попытка взобраться на гребень обрывистого откоса пресекалась прицельным огнем противника. Переправлять в этом месте следующие подразделения красной пехоты было равносильно преднамеренному самоубийству. Через некоторое время финны начали контратаку и в течение последующих двух дней все бойцы из 15-го полка в районе парома были сброшены в реку. На тех же лодках, на которых они сюда переправились, красноармейцы вернулись обратно на свой берег. Обстрел с финской стороны не прекращался, и поэтому некоторым из бойцов завершающие метры реки приходилось преодолевать вплавь, превозмогая боль от холода в коченеющем теле. Те, кто сопротивлялся финской контратаке, проявляли чудеса находчивости и героизма, но видя бесперспективность дальнейших прорывов, откатывались на правый берег.
«Потери полка за 6, 7 и 8.12.1939 убитыми и ранеными и контуженными 278 человек. Смертью храбрых в исторической переправе погибли герои родины командир 7-й роты ст. л-т Калинин, политрук Ковалев, политрук Шпанов, командир взвода Котов.
В бою за переправу через р. Тайпалеен-йоки показали самоотверженность и смелость командиры, политработники и бойцы.
Красноармеец Иванов 7-й стрелковой роты, переправившись через реку Тайпалеен-йоки и будучи послан в разведку попал в окружение противника. Видя неминуемую гибель, т. Иванов притворился мертвым и этим обманул противника и вышел из окружения. Доложив командиру роты о положении противника, он был послан с донесением в штаб полка. Это была героическая переправа через реку Тайпалеен-йоки. В ледяной воде, на бревне, под огнем противника он доставил в штаб полка ценные сведения о положении противника и состоянии своего подразделения. Представлен к награде правительства.
Красноармеец Максимов А. П., находясь под сильным артогнем противника, выкатил свои пулеметы на открытые позиции, метким огнем подавил две огневые точки противника, чем обеспечил переправу всей роты через реку. В этом же бою он под сильным огнем противника стойко и мужественно управлял взводом, обеспечивая пулеметным огнем переправу батальона.
Красноармеец Гаврилов под сильным артиллерийско-пулеметным огнем противника первым высадился на левый берег, двигаясь в передовой группе. Находясь в 7-й стрелковой роте в течении 3-х дней в окружении противника, своим мужеством подавал пример бойцам, чем способствовал неоднократному отражению атак.
Товарищ Буреевский в бою 7.12.1939 мужественно и храбро руководил своим отделением. Тов. Буреевский отразил две атаки наступающего противника и замужество и геройство представлен к правительственной награде»[14].
Переправа номер два, осуществляемая силами 222-го стрелкового полка в километре к западу от первой, началась ровно в полдень серого декабрьского дня. Как и в случае с 15-м полком, большинство лодок были повреждены еще в момент подтаскивания их к кромке воды. Всего для переправы двух стрелковых батальонов было подготовлено двадцать лодок. Переправлявшийся первым 3-й батальон первым и принял на себя удар из ДОТов с противоположного берега.
Учитывая то, что пулеметные очереди финнов продырявили четырнадцать лодок еще на берегу, в первом рейсе их участвовало шесть штук. Одна из лодок с командой саперов из отдельного саперного батальона 49-й дивизии была повреждена аккурат на середине реки. К счастью находившихся на ней бойцов, большая часть из которых была ранена, лодка не полностью затонула. Промокшим, но оставшимся живыми и невредимыми красноармейцам удалось кое-как прибить свое переправочное средство к берегу и вынести на руках выбывших из строя сослуживцев. Пока вытаскивали раненых, лодка отошла от берега метров на двадцать и оставшийся в ней боец Петров-Назаров в полном снаряжении плюхнулся в воду и доплыл до спасительного прибрежного песка. Четвертый и пятый рейсы десанта осуществлялись уже на трех лодках. Затем выбыла из строя еще одна. Как гласят записи полка, «…большая часть третьего и весь второй батальон переправлялись на двух лодках»[15].
Так же, как и у 15-го стрелкового полка, продвижению вперед мешал плотный огонь финнов и крутые глинистые берега реки в месте выброски штурмовой группы. Начавший переправляться первым в час дня 3-й батальон оставил на каменистом дне почти весь свой личный состав, включая командира батальона старшего лейтенанта Михаила Дударенко. Через два часа после начала смертельно опасных челночных рейсов в лодки попрыгали красноармейцы второго батальона под командованием капитана Василия Нетребы. Скорые декабрьские сумерки помогли его подразделению избежать таких катастрофических потерь, каковые оказались у предыдущей группы. Основная масса солдат была переправлена в темноте. К полуночи Нетреба установил телефонную связь с правым берегом и доложил о закреплении на крошечном плацдарме.
Оставался еще один батальон, первый стрелковый батальон 222-го полка. Его переправу решили отложить на следующий день.
Из всех форсирующих реку частей больше других повезло 19-му полку. Местом переправы ему была назначена южная оконечность Коуккуниеми, в километре-полутора юго-западнее первоначальных двух участков форсирования Тайпалеен-йоки. Огонь пулеметов из ДОТов сюда не доставал, а финское охранение, увидев массу войск противника, стремящегося к реке, просто без боя покинуло свои позиции. К этим благоприятным условиям надо приплюсовать и определенную решительность кадрового состава полка, получившего боевой опыт в течение первой недели войны.
Без боевого охранения финнам оставалось только открыть артиллерийский огонь в попытках воспрепятствовать переброске передовых групп полка.
Ветеран 19-го полка В. В. Ткачев вспоминал: «Наши выбегают на поле и бегут к реке, а тут финская артиллерия начала шрапнелью стегать. Всех к земле и прижала. Я в тот момент с группой бойцов находился недалеко от траншеи. По ней и рванули к берегу. Выбежали на берег — саперов наших перебитых — уйма! Внизу — несколько двухвесельных лодок… И вот нас, тридцать два человека, оказалось на том берегу. Здесь были штабеля леса. Командую: „Рассредоточиться!“ Укрылись за бревнами, а финн как даст по бревнам! Снаряд ряда три пробивает, потом бревна летят вниз. Сидишь и думаешь, как обвалится вся эта свалка и пойдет в реку, так нас и похоронит… Начали окапываться. Промокшие в реке дрожали от холода, согревало рытье окопов. К вечеру, под обстрелом, окопались, заняли оборону»[16].
Лишь только первые отделения доложили об успехе, к воде направились машины 6-го понтонного батальона. Нашлись смельчаки, которые под обстрелом вывели грузовики с понтонами к самому берегу Тайпалеен-йоки. В своих фронтовых заметках о таком герое писал Александр Твардовский. Рядовой водитель грузовика «ГАЗ-АА» Артюх сумел проявить мастерство вождения и, виляя груженой машиной между разрывами снарядов, привел свой автомобиль к берегу реки.
Как только понтоны были сброшены, отряд лейтенанта Павла Усова начал наводить наплавную переправу через клокочущую воду реки. За свои смелые действия и за тот успех, что обеспечили ему обстоятельства и роты 19-го стрелкового полка, лейтенанту было присвоено звание Героя Советского Союза. Фотографию молоденького красавца-лейтенанта с описанием его подвига до сих пор можно видеть в экспозиции Музея инженерных войск и артиллерии в Петербурге. Награда была получена по заслугам: любой человек должен был обладать изрядной долей отваги, чтобы, будучи абсолютно промокшим от пота и от ледяных всплесков еще не замерзшей реки, пинками подгонять отстающих солдат и, борясь со страхом, под градом осколков монтировать тяжелые понтоны. Три рейса туда и обратно через реку позволили разведывательному взводу 19-го полка занять плацдарм на полуострове Коуккуниеми и прикрыть саперов Усова для наведения моста.
В городе Старая Русса до сих пор проживает участник описываемых событий — Тимофей Филиппович Балахматов. Он, пожалуй, последний, кто остался из тех, кто в декабре 1939 года на резиновых лодках переправлял штурмовые взводы 222-го полка на левый берег, кто мастерил из бревен плоты и перекидывал веревки через реку для организации парома. Несмотря на более чем преклонный возраст, он помнит, как они, побросав тросы, укрывались от финского обстрела, как снайпер убил их командира взвода, который выделялся на фоне серых шинелей белым полушубком, и как он ходил в разведку выяснять позиции противника. За участие в этих боях Балахматов был награжден орденом Боевого Красного знамени…
Нельзя сказать, что переправлявшиеся части Красной армии пассивно ожидали, когда их расстреляют засевшие на левом берегу реки стрелки противника. Пока первые штурмовые группы пытались переправиться, со своей стороны их прикрывали готовившиеся к форсированию подразделения. Существенную роль в форсировании реки сыграла артиллерия. Командир 116-го гаубичного полка майор Турбин даже получил досрочное звание полковника и звание Героя Советского Союза за то, что своими гаубицами обеспечивал огневой заслон атакующих войск. Начальник артиллерии 222-го полка старший лейтенант Добряков лично командовал четырьмя расчетами противотанковых пушек, установленных прямо на берегу реки и ведущих по финнам огонь прямой наводкой. Проблема была в другом. На момент начала операции огневые точки финнов, включая два злополучных ДОТа на изгибе Тайпалеен-йоки у устья ручья Мустаоя, разведаны не были. Поэтому стрельба советской артиллерии была, мягко говоря, гораздо менее эффективной, чем аналогичный огонь орудий финнов.
Тем не менее вопреки неприятельскому сопротивлению задача была выполнена, Тайпалеен-йоки форсирована и понтонная переправа наведена. Через день, скрупулезно подсчитывая оставшееся невредимым имущество, писарь 1-го отдельного саперного батальона запишет: «Из сорока лодок, имевшихся на двух переправах, отобрано пригодных пять, остальные оказались разбитыми»[17].
Дальнейшей целью советских войск стала проблема закрепления на захваченном плацдарме, а их противнику соответственно задача этот плацдарм ликвидировать. Несмотря на темное время суток, вся местность вокруг переправы была освещена — отступивший противник поджег крестьянские сараи. Трещащий огонь деревянных строений озарял передвигающихся короткими перебежками группы красноармейцев 19-го полка с винтовками наперевес, пытающихся пробиться к темному лесу в полукилометре от берега реки, чтобы выйти из-под зоны обстрела шрапнельных снарядов. Ни у советских, ни у финских солдат в этот момент не было четкого представления, где и как может нанести удар враг, поэтому участвовавшие в первом бою у Тайпале ветераны обеих сторон в первую очередь вспоминают ту суматоху, которая овладела ими.
В штабе финской 10-й пехотной дивизии тревожные вести об удачном прорыве русских вызвали страх потерять всю линию обороны. Неизвестно, всерьез ли Кауппила считал, что положение еще можно восстановить, или это была попытка показать вышестоящим начальникам, что оборона не сидит сложа руки, но в тот же день в 18.00 на передовую для противодействия противнику были направлены два батальона 30-го пехотного полка. Контратака первого батальона началась в пять утра на следующий день, 7 декабря. Второй батальон безнадежно опоздал, и его атака была предпринята вообще в час дня.
Обе контратаки оказались на редкость неудачными. Во-первых, распыленные силы финнов не соответствовали той группировке, которую успел сконцентрировать на полуострове 19-й стрелковый полк РККА. Во вторых, боевое охранение полка не спало, и финнам не удалось применить фактор внезапности.
Резервист из 3-й роты 30-го полка Лаури Котилайнен так вспоминал свой первый бой у деревни Кирвесмяки: «Мы начали продвигаться, но по нам был открыт яростный огонь. Наша атака с фланга захлебнулась, а мы надеялись, что оттуда нас поддержат огнем. Осветительные ракеты чертовски слепили глаза. Когда мы достигли кричащих на финском языке фигур, прапорщик Тойвонен послал разведку выяснить обстановку. По радиостанции донеслось на финском: „Здесь наши“. Мы продолжили подход к позициям противника. Наша рота должна была ударить с правого фланга, сконцентрировавшись на самом его краю. Расположенная посередине вторая рота наткнулась на сопротивление и существенно замедлила свое продвижение. Мы продолжали двигаться вперед. Направление атаки сместилось, и к нашей досаде, сообщения об окружающей нас ситуации мы не получили. Внезапно с края леса по нам был открыт огонь. Мы приникли к земле и стали пытаться отвечать на выстрелы. Край леса затих, но теперь яростный огонь открылся с расположенного справа поля. Мы изменили направление атаки и попытались окружить стреляющих. Это было безнадежно. Противник появился со всех сторон, и мы сами чуть не оказались в окружении. Поле было усеяно вражескими ячейками. Мы услышали приказ отходить из зоны обстрела. Это было мудрое решение, так как атаковать окопавшихся солдат без гранат было бы безумием.
Заметив наш отход, противник стал контратаковать. Унтер-офицер Маннинен и я остались прикрывать отходящих, и хотя мы стреляли по массе солдат противника, задержать их все-таки не смогли. Противник накопил в Коуккуниеми такие силы, что весь наш батальон надо было бросать против его пехоты и танков»[18].
Таким образом, продвинувшись от основной оборонительной линии на километр по направлению к южной оконечности Коуккуниеми, финские группы наткнулись на яростное сопротивление советских солдат и были вынуждены отступить. Красноармейцы заняли все уцелевшие и полуразрушенные постройки, превратив их в огневые точки. В результате этой контратаки финны потеряли около тридцати человек убитыми и сорока ранеными, что для первого дня боевых действий в этом районе для них оказалось не просто ощутимо, но вообще явилось серьезным потрясением. Кроме того, наиболее неприятной вещью для обороняющихся стало то, что большая часть погибших остались на территории, занятой противником, что делало невозможным ни точно подсчитать потери, ни отпеть и отправить тела в последний путь на родину. Через несколько часов после первой стычки в бой был направлен прибывший с опозданием второй батальон 30-го полка, который тоже откатился назад с потерями.
Оперативная обстановка показывала, что преодоление водной преграды частями советской армии стало свершившимся фактом, который изменить финны не смогут уже никогда. В связи с этим командиры 30-го и 28-го пехотных полков получили указание прекратить попытки выбить русских с плацдарма, выровнять линию фронта и отправить часть своих подразделений в резерв. По сути дела, «выровнять линию фронта» для них означало просто занять подготовленные предвоенные опорные позиции и ждать удара с юга, не пытаясь контратаковать на плоской и поросшей редколесьем земле Коуккуниеми. С этого момента основная конфигурация фронтовой передовой на Тайпале совпала с оборонительной полосой финнов. Позиционная война на Тайпале стала реальностью. Но угроза прорыва оставалась все равно, и к фронту был переправлен еще один пехотный полк — 23-й, из 8-й пехотной дивизии.
Из сутолоки и неразберихи первого масштабного соприкосновения противоборствующих сторон в штабе комкора Грендаля стали вырисовываться первые наброски оборонительной линии противника. Она перерезала выступ Коуккуниеми у основания, и переправа через реку совсем не означала ее прорыв. По-прежнему Мерецков и Яковлев считали, что во всей обороне финнов важную роль играет «крепость» — «Улицкий шанец», о котором имелись сведения в советских источниках. Ни тот, ни другой, ни остальные командиры Красной армии в глаза не видели этой крепости, строя свои предположения исключительно из-за деятельности финской батареи «Каарнайоки», чьи снаряды прилетали примерно с того направления.
Несмотря на то, что в одном месте через реку уже была сооружена наплавная переправа, 7 декабря в месте форсирования 222-го полка еще продолжались попытки переброски последнего батальона, оставшегося в тылу. По записям журнала боевых действий: «В 12.00 подошел к переправе 1-й батальон и был встречен сильным ружейно-пулеметным огнем противника… Часть батальона была переправлена под сильным огнем противника понеся большие потери. Командир полка тов. Борисов отдал приказ переправу прекратить, оставшимся подразделениям и части 1-го батальона ночью пойти в обход на переправу 19-го СП»[19].
Как уже говорилось, в месте неудачной выброски 15-го стрелкового полка на второй день боев командиры пытались организовать ликвидацию плацдарма и эвакуацию оставшихся в живых и раненых на свой берег… В течение ночи бойцы отражали финские контратаки, и в конце концов «лес Пярсинена» был окончательно оставлен красноармейцами.
На второй день боев на Тайпале, наспех обработав первые донесения о характере обороны, командование Правой группы 7-й армии РККА подвело неутешительные итоги. 15-й полк сумел переправить в районе финского парома только две стрелковые роты. Остальные подразделения полка под огнем противника даже не сумели спустить свои переправочные средства. 222-й полк на своем участке смог переправить только пять рот. Не успевшие переправиться роты залегли на берегу под огнем финнов. 19-й стрелковый, самый удачливый и «пробивной», сумел создать плацдарм на вражеской территории и к седьмому декабря значительно его расширить. Успех успехом, но потери первого дня форсирования реки были близки к катастрофическим. Ударный 19-й полк, мужественно сражавшийся и отстоявший плацдарм в Коуккуниеми, необходимо было менять — после дня и ночи боев полк практически перестал существовать в том виде, как ему это предписывается штатным расписанием. А все остальные части плюс подтянувшуюся 150-ю дивизию необходимо было отправить на другой берег по единственному наведенному 6-м понтонным батальоном мосту.
Как только пришло известие о готовности моста к приему частей, к нему были направлены оставшиеся роты 15-го и 222-го полков. Туда же были направлены подразделения еще не успевшего окунуться в боевые действия 212-го полка 49-й дивизии со своим танковым батальоном. За ними в очередь на переправу выстроилась 150-я стрелковая дивизия с тремя своими полками. По узкому понтону в Коуккуниеми необходимо было переправить всех — колонны грузовиков с боеприпасами, гужевые повозки с походными кухнями, нагруженных войсковым имуществом солдат, командиров со своими штабами, артиллерию, приданные дивизиям танки, словом все, из чего состоит полноценная войсковая часть.
Все это вызвало огромную пробку на пути к переправе, снизив темп продвижения частей всего от ста до двухсот метров в час.
Полуостров Коуккуниеми словно гигантский пылесос втягивал в себя войска РККА через узкую, подверженную артиллерийскому обстрелу горловину наведенной переправы. Поток людей и техники без остановки, медленно двигался в течение трех дней. И все три дня в колонну, состоящую из частей трех дивизий, падали снаряды, убивая и калеча людей и лошадей, уничтожая технику и имущество.
Штаб Северо-восточной особой группы войск тоже был направлен к переправе, где и обосновался, чтобы быть ближе к управляемым частям. Естественно, удобство оперативного вмешательства в действия подчиненных подразделений из-за их близкого расположения имело и обратную сторону: риск быть подверженным обстрелу противника или (что не раз бывало в истории войн) вообще переместиться в центр боевых действий при успешной контратаке противника и сдвиге передовой линии. Неудобство близкого фронта ощутилось уже в первый же день. Упавшим снарядом была подбита машина начальника штаба группы Голушкевича. Сам Голушкевич не пострадал, но штаб, который в начале войны и так был обделен вниманием командующего 7-й армии, потерял важное, чуть ли не единственное комфортное средство передвижения.
Действия командарма Яковлева, не ставившего в известность о своих действиях Грендаля, вынудили последнего пожаловаться напрямую в Кремль, Ворошилову. Тот направил Яковлеву и Мерецкову грозную телефонограмму:
«Организация форсирования реки Тайпалеен-йоки 6 декабря была произведена неудачно лишь потому, что вы артиллерийскую подготовку оторвали во времени от переправы пехоты и не сочетали одно с другим.
Приказываю:
1. Мощным артиллерийским огнем громить сопротивляющегося противника в районе Кююреля, Терентиля, Тайпале и, особенно, крепости в этом районе.
2. Продвижение нашей пехоты должно сопровождаться мощным артиллерийским огнем, как я уже указывал в своем приказе № 0269/оп.
3. Передовые части пехоты (роты, батальоны) обязательно сопровождать непосредственно 45-мм и 76-мм полковой артиллерией.
4. Всемерно ускорить выдвижение 150-й стрелковой, дивизии и вводить ее на северном берегу для быстрой поддержки частей 49-й стрелковой дивизии.
5. Артиллерийским огнем с юго-западного берега оз. Суванто-Ярви на участке от Копперойсенмяки до Аркунтанху не только заставить замолчать батареи противника на северо-восточном берегу этого озера, но и содействовать продвижению на север пехоты 49-й и 150-й стрелковых дивизий фланговым артиллерийским огнем.
6. Иметь надежную связь со Штармом-7 в Агалатово не только по телефону, но и по радио, автомобильной, летучей почтой. Обращаю Ваше внимание на недопустимое отношение к правдивой информации о действиях войск и особенно при которых Вы находились. Вы являетесь командующим фронтом и не имеете права оставлять управляемые вами армии на целые сутки без руководства. Ставлю это Вам на вид.
7. В последний раз предупреждаю командующего 7-й армией Яковлева о недопустимости намеренного неосведомления своего штаба о действиях войск, при которых он находится.
8. Немедленно представить подробный план действий на 7-е декабря на участке от оз. Суванто-Ярви до Ладожского озера»[20].
Участок от озера Суванто до берега Ладоги был частично разведан. Худо ли бедно ли, неся существенные потери, сухопутным войскам все же удалось форсировать реку Тайпалеен-йоки. Но, несмотря на это, все равно победной реляции не получалось. После ознакомления с оперативными сводками с фронта перед командующим Ленинградским военным округом командармом 2-го ранга Кириллом Мерецковым вставала неутешительная картина. За прошедшую с начала наступательных действий неделю темп общего продвижения войск был потерян. Первый удар по линии Маннергейма показал, что для ее прорыва потребуется гораздо больше сил и средств, чем было предусмотрено в подготовительных планах штаба ЛВО. Однако, еще не поняв, что преодоление водного рубежа не окончание, а только начало многодневной кровопролитной эпопеи, Мерецков доложил в Кремль о том, что оборонительная линия противника по северному берегу у Тайпале прорвана, и дальнейшей задачей войск на плацдарме в Коуккуниеми теперь является не прорыв линии Маннергейма, а дальнейшее развитие успеха.
Для дальнейшего развития наступления нужна была ударная бронированная группа. И к месту боевых действий подтянули 39-ю танковую бригаду подполковника Лелюшенко.
Описывая общую картину первых серьезных столкновений противоборствующих стран у Тайпале, необходимо упомянуть еще один вид театра боевых действий — морской. Вернее, в случае с местной спецификой правильнее было бы его назвать «озерным». В короткий период до наступления ледостава Ладожское озеро успело стать ареной драматических, а порой и трагикомических событий.