Большевики и мировая революция
Большевики и мировая революция
В нашей книге мы не намерены ни «обелять» кого бы то ни было, ни «очернять». Мы излагаем события в контексте эпохи.
Для большинства логика действий большевиков была непонятна, а главным полем дискуссии стали Брестский мирный договор и аграрный вопрос, вызвавшие протест не только противников, но и союзников – левых эсеров. На V съезде Советов левые эсеры пытались склонить делегатов отторгнуть мирный договор, отменить декрет о комбедах и предоставить всю полноту власти Советам. Когда достигнуть этого не удалось, они 6 июля 1918 года организовали мятеж; он был подавлен, а партия эсеров распущена, и с этого момента утвердилась государственная однопартийная система.
Но для нас важно, что на первых порах большевики придерживались схемы, то есть действовали согласно букве марксистской теории. Вот выдержка из автобиографии К. Радека о событиях октября 1917 года и взгляд на них из Стокгольма, где он в то время находился:
«Обострение борьбы в Петрограде увеличивалось с каждым днем, и мы проводили бессонные ночи в ожидании решающих сведений. Они пришли поздно ночью, и венгерский журналист Гутман передал нам под утро из телеграфного агентства речь Владимира Ильича при открытии II съезда Советов. Мы с Ганецким немедленно собрались в путь, но были задержаны телеграммой, что для свидания с нами едет представитель ЦК германской социал-демократии. Этим представителем оказался не кто иной, как Парвус, который от имени германской социал-демократии привез заверение, что она немедленно вступает в бой за мир с нами. Частным образом он заявил, что Шейдеман и Эберт готовы объявить всеобщую забастовку в случае, если бы германское правительство под давлением военных кругов не пошло на почетный мир. Об этих переговорах мы напечатали открыто в шведской партийной газете и отправились с Ганецким в Питер, имея в кармане только удостоверение от Воровского, что являемся членами заграничного представительства большевиков».[5]
Это признание К. Радека объясняет, почему в конце 1917-го – начале 1918 года лидеры партии большевиков ожидали начала революции в Германии буквально со дня на день. Однако сделанная германскими социал-демократами в январе 1918 года попытка организовать всеобщую забастовку не увенчалась успехом.
А вот письмо председателя Реввоенсовета РСФСР Л. Д. Троцкого в ЦК РКП(б) от 5 августа 1919 года:
«Крушение Венгерской республики, наши неудачи на Украине и возможная потеря нами Черноморского побережья, наряду с нашими успехами на Восточном фронте, меняют в значительной мере нашу международную ориентацию, выдвигая на первый план то, что вчера еще стояло на втором.
Разумеется, время теперь такое, что большие события на Западе могут нагрянуть не скоро. Но неудача всеобщей демонстративной стачки, удушение Венгерской республики, продолжение открытой поддержки похода на Россию – все это такие симптомы, которые говорят, что инкубационный, подготовительный период революции на Западе может длиться еще весьма значительное время…
Нет никакого сомнения, что на азиатских полях мировой политики наша Красная Армия является несравненно более значительной силой, чем на полях европейских. Перед нами здесь открывается несомненная возможность не только длительного выжидания того, как развернутся события в Европе, но и активности по азиатским линиям. Дорога на Индию может оказаться для нас в данный момент более проходимой и более короткой, чем дорога в Советскую Венгрию. Нарушить неустойчивое равновесие азиатских отношений колониальной зависимости, дать прямой толчок восстанию угнетенных масс и обеспечить победу такого восстания в Азии может такая армия, которая на европейских весах сейчас еще не может иметь крупного значения…
Один серьезный военный работник предложил еще несколько месяцев тому назад план создания конного корпуса (30 000-40 000 всадников) с расчетом бросить его на Индию. Разумеется, такой план требует тщательной подготовки как материальной, так и политической. Мы до сих пор слишком мало внимания уделяли азиатской агитации. Между тем международная обстановка складывается, по-видимому, так, что путь на Париж и Лондон лежит через города Афганистана, Пенджаба и Бенгалии…
Наша задача состоит в том, чтобы своевременно совершить необходимое перенесение центра тяжести нашей международной ориентации…»[6]
А вот выступление Ленина на III конгрессе Коминтерна. 1921 год:
«Когда мы начинали, в свое время, международную революцию, мы делали это не из убеждения, что можем предварить ее развитие, но потому, что целый ряд обстоятельств побуждал нас начать эту революцию. Мы думали: либо международная революция придет нам на помощь, и тогда наши победы вполне обеспечены, либо мы будем делать нашу скромную революционную работу в сознании, что, в случае поражения, мы все же послужим делу революции, и что наш опыт пойдет на пользу другим революциям. Нам было ясно, что без поддержки международной мировой революции победа пролетарской революции невозможна. Еще до революции, а также и после нее, мы думали: или сейчас же, или по крайней мере очень быстро наступит революция в остальных странах, капиталистически более развитых, или, в противном случае, мы должны погибнуть».[7]
Завершение Гражданской войны обозначило раскол в партии большевиков. Партия одержала победу в невероятно тяжелых условиях, советская власть устояла – но без мировой революции. А ведь до этого большевики рассматривали Гражданскую войну исключительно как международное, а не внутрироссийское дело. И вот приходилось или отказаться от догмы мировой революции, одного из основных положений марксизма, или отказаться от своей победы. То есть: победу одержали, но сторонники догматического марксизма считали, что без мировой революции русская революция обречена на поражение.
Накануне октябрьского переворота Ленин писал, что взятие власти пролетариатом в одной стране должно стать лишь началом целой серии войн в других странах, а цель этих войн – «окончательно победить и экспроприировать буржуазию во всем мире». Из этой позиции большевики находили конкретные подходы ко всем вопросам политики, в том числе и внешней. Например, пригласив Германию с ее союзниками на переговоры в Брест, сами же всеми возможными способами затягивали переговоры, ожидая со дня на день революции в Германии. В итоге Брестский договор (март 1918-го) сильнейшим образом скомпрометировал большевиков, отдавших Прибалтику, Финляндию, Польшу, Украину, Белоруссию немцам и Закавказье туркам.
Но это не заставило их усомниться в правильности теории.
С другой стороны, еще в годы Первой мировой союзники России по Антанте проявили заинтересованность в обескровливании нашей страны. Они не желали возрождения сильной России как одного из решающих игроков на международной арене в послевоенную эпоху тогда, а тем более после октябрьского переворота. Между ними были заключены секретные соглашения о разделе сфер влияния в России, а после вторжения интервенты грабили природные ресурсы страны, дискредитируя тем самым Белое движение. И кстати, от активных действий против регулярных частей Красной Армии иностранные войска старались уклоняться.
Справедливости ради отметим, что и в Белом движении не было доверия к «союзникам», напротив – поведение их больно било по чувствам русских патриотов.
В пропагандистском плане большевики из факта интервенции извлекли для себя все возможное, постаравшись дезавуировать патриотизм Белого движения. Сами же они, в глазах населения представ патриотами, от своих стратегических целей – мировой революции – не собирались отказываться. Вторая Программа РКП(б), принятая в марте 1919 года, зафиксировала: «Началась эра всемирной, пролетарской, коммунистической революции». Говорилось о неизбежности, желательности и необходимости гражданских войн внутри отдельных стран и войн пролетарских государств против капиталистических.
В марте 1919 года был создан Коминтерн, представленный как международная коммунистическая партия. Главной своей целью Коминтерн провозглашал революционное свержение мировой буржуазии и замену капитализма мировой системой коммунизма.
Даже Красную Армию готовили как передовой отряд международной революции. Предпринимались попытки экспорта революции. Троцкий, как мы только что видели, замышлял военный поход в Персию и предлагал провести военную экспедицию в Индию. Война с Польшей рассматривалась как эпизод в походе на Берлин. Короче говоря, для форсирования мировой революции использовались государственные средства. Опять же, мы не очерняем и не обеляем: интервенция в Россию была ничем не лучше «экспорта революции».
Ленин, Троцкий, Зиновьев часто обращались с письмами к трудящимся зарубежных стран с призывами к свержению капиталистических правительств. Они выступали как деятели Коминтерна, но на Западе-то их призывы воспринимались как выступления государственных руководителей! Это ставило зарубежные компартии в положение советской агентуры.
Внутри страны большевики активно использовали «национальный вопрос», демонстрируя уважение прав нерусских народностей, в то время как руководители белых считали невозможным признавать какие-либо территориальные и национально-административные изменения в России без санкции Учредительного собрания. Это не позволило им создать прочный антибольшевистский союз с национальными военными формированиями. В 1919 году отказ лидеров Белого движения заявить о признании независимости Финляндии привел к тому, что 100-тысячная финская армия, готовая наступать на Петроград, так и не сдвинулась с места.
Основы национально-государственной политики Советского государства были сформулированы в «Декларации прав народов России» от 2 ноября 1917 года. В ней закреплялись: равенство и суверенность народов России, право народов России на свободное самоопределение, вплоть до отделения и образования самостоятельных государств, отмена всех и всяких национально-религиозных привилегий и ограничений, свободное развитие национальных меньшинств и этнографических групп, населяющих территорию России. Опять же, суть была в идее пролетарского интернационализма: де, пройдет небольшое время, и национальные различия исчезнут, а сегодняшние обещания дают большие преимущества – поддержку различных националистических объединений на местах.
Руководил этой работой Народный комиссариат по делам национальностей (Наркомнац) во главе с И. В. Сталиным.
Правом отделения первой воспользовалась Финляндия: в декабре 1917 года Советское государство признало ее независимость. В Финляндии произошла короткая, но ожесточенная гражданская война, в которой еще стоявшие там русские войска поддержали рабочее правительство, но вопрос был решен вводом германских войск. Чтобы закончить с этим вопросом, сообщим: никогда раньше Финляндия не имела своей государственности. Она была неразвитой периферией Швеции, пока Россия не отвоевала ее. Лишь в период нахождения в составе России Финляндия получила свою Конституцию, а также и возможность самостоятельно развивать свою письменность, литературу, культуру, архитектуру. Выйдя из состава России, она немедленно подпала под влияние Германии.
Советское правительство признало состоявшееся еще при Временном правительстве отделение Польши.
В июне 1918 года из состава России вышла Тува, присоединившаяся к России в 1914 году (вернулась на правах АО в 1944-м).
В те моменты, когда в государствах Украины, Белоруссии, Эстонии, Латвии и Литвы существовала советская власть, эти республики вступали между собой и РСФСР в тесные отношения, помогая друг другу в решении военных, экономических и других проблем. Но в 1919 году в Литве, а в 1920-м – в Эстонии и Латвии советская власть была ликвидирована.
Лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» в те годы определял все остальные лозунги в РСФСР, означая призыв к созданию Всемирной Республики Советов. Убежденность в том, что рано или поздно все государственные границы будут ликвидированы, привела к неоправданным территориальным потерям. При подписании договоров с получившими независимость Финляндией, Эстонией, Латвией и Польшей с советской стороны почти не изучался тонкий и сложный вопрос о границах. В результате Латвия и Эстония, как и Финляндия, никогда раньше не имевшие собственной государственности, получили ряд районов с преобладанием русского населения. Граница с Финляндией пролегла в 32 км от Петрограда – на расстоянии досягаемости дальнобойной артиллерии, а Польша получила западные районы Украины и Белоруссии. Позднее, когда надежды на мировую революцию не оправдались, это стало выглядеть как «подарок мировому империализму».
В мае 1920 года была проведена реорганизация Наркомнаца; из представителей народов был создан Совет национальностей, который встал «во главе» этого наркомата, превратившись в своего рода парламент национальностей. Объем функций наркомата быстро расширялся – от политических и культурных задач к экономическим. Он решал вопросы сельского хозяйства, лесничества, армии и т. д., что вызывало нарастающие трения с другими наркоматами.
Между тем продолжалось деление партии на фракции. Были в ней «интернационалисты», которые требовали еще большего расширения прав автономий, но были и такие, кто считал, что политика Наркомнаца идет не в том направление. До середины 1920-х делались попытки остановить процесс огосударствления национальностей и провести административное деление в соответствии с задачами хозяйственного строительства и планирования; предлагалось даже сменить название Совета национальностей на Совет экономических районов. Лишь сопротивление республик (особенно Украины) и автономий помешало внедрению таких идей в жизнь.
В целом Наркомнац эволюционировал с пониманием, что мировая революция откладывается надолго и стране придется существовать в окружении враждебных государств. Постепенно стала усиливаться центральная власть, и после образования СССР Наркомнац был ликвидирован, а Совет национальностей стал второй палатой ВЦИК.
В идеологии был сделан «поворот» – она становилась не интернационалистической и коммунистической, а государственной и даже державной. И это еще один пример, что новая власть руководствовалась не догмами, а стремилась решать реальные задачи. А главным вопросом было: где брать кадры и где брать ресурсы для решения реальных задач?…
Этот же вопрос стоял перед правительством Николая II. Уже тогда назрел переход страны к индустриализации, и возможное решение состояло из двух взаимосвязанных частей. Первая – перевод села на новый тип хозяйствования, с количественным уменьшением крестьянства (раскрестьянивание) и восполнением снижения численности за счет существенной технической и организационной модернизации деревни. И вторая – создание рабочих мест в модернизирующейся промышленности с тем, чтобы за счет промышленности можно было вести улучшение сельского хозяйства. Но где было взять ресурс для такой модернизации страны? Источник имелся один: сами крестьяне. Но при Николае II элита предпочитала тратить деньги, выкачанные из крестьянства, не внутри страны, а за ее пределами. Эмиссия золотого рубля привела к вывозу нашей валюты за рубеж, а также к тому, что к нашим «хлебным деньгам» присосались еще и иностранцы.
Возьмем, как пример, керосиновые лампы. Их привозили из-за рубежа, продавали здесь, а выручку (в золоте) увозили из страны. Лучше было бы, построив завод в России и используя дешевую рабочую силу, производить их тут; и золото оставалось бы внутри страны. И даже лампы можно было бы продавать за рубеж. А так за границу вывозились не лампы, а доходы в золоте, а страна получала золото от хлебной торговли, и судьба крестьянина элиту, в общем, не волновала.
Кстати, то же самое происходит сегодня. «Икеи», «Ашаны» и прочие магазины-гиганты просто перекачивают обратно на Запад доллары, заработанные Россией на экспорте нефти, газа, металла и т. д.
Рабочая сила в стране дешевая, когда уровень жизни ее народа низкий. В Европе логика капитализма вела к тому, что рабочая сила дорожала, – так возрастал внутренний спрос на продукт, но – удорожался продукт, и снижалась норма прибыли, вот капитал и бросился в Россию ради прибылей, которые можно было вывозить в золоте на Запад. Но в повышении уровня жизни российских рабочих и крестьян западный капитал совсем не был заинтересован! Шло постепенное превращение России в европейскую периферию; Запад жил все лучше, потому что у нас здесь НЕ жили все лучше.
Итак, проблема России при Николае II была в том, что время модернизации и рывка настало, отступать уже было нельзя, а Николай не оказался личностью, соответствующей моменту. И понимание, что царь «не годится», в обществе преобладало, хотя не все могли бы объяснить, чем же он их не устраивает. А потому и решения предлагались разные: от замены одного царя на другого и до построения совсем другого общества. И как только место правителя освободилось, началась конкуренция между разными путями развития, олицетворяемыми тогда разными партиями. Мало кто обращает внимание на то, что, когда вскоре после Октября в стране осталась одна легальная партия, процесс деления продолжался внутри нее – и соответственно продолжалась конкуренция идей о дальнейшем развитии вплоть до того, что репрессии середины – второй половины 1930-х годов, по мнению М. С. Восленского, прежде всего были направлены против ортодоксов, коммунистов ленинской ориентации. Между ВКП(б) 1940-го и РСДРП(б) 1920 года – колоссальная разница!
Уже до отречения Николая II реальный выбор был между двумя альтернативами. Первая – разрушение самодержавия и предоставление свободы капитализму, а уж он все сделает сам. Вторая – разрушение самодержавия и построение сразу же социалистического общества, минуя фазу развитого капитализма. И следует иметь в виду, что ортодоксальные марксисты были в первом, а не во втором лагере; они считали, что строить в России надо именно капитализм, чтобы к моменту мировой революции на равных в ней участвовать. Даже годы спустя многие «старые большевики» видели образец в устройстве западных государств. А уж раньше-то вообще многие социалисты считали вредным добиваться в России социализма, капитализм сам все сделает и приведет к социализму. Главное – убрать монархию.
Вот их аргументы (и наш комментарий в скобках).
Для развития общества, будь то капитализм или социализм, у работника будут изымать часть его труда. При этом капиталист хотя формально тратит этот прибавочный продукт на себя, но на самом деле – на развитие общества. (Здесь не учитывается, что этот прибавочный продукт капиталист может тратить в другой стране и тем самым способствовать развитию совсем не России, – мы сегодня хорошо видим, как это происходит.)
Капиталисту, чтобы продавать свой товар, нужно богатое собственное население. Поэтому он будет стараться улучшить быт своих работников. (Опять же не учитывается, что если капиталист продает, в основном, сырье и продукт низкого уровня переработки, то его совсем не волнует покупательная способность населения внутри страны, – и сегодня мы также наблюдаем это воочию.)
Капиталист заинтересован в квалифицированной рабочей силе, в повышении образования населения, так как это способствует движению производства вперед и тем самым получению им дополнительных прибылей. (Современный опыт показывает, что возможно и другое поведение – когда страна является сырьевым придатком, то развитие образования становится экономически невыгодным.)
Свои выводы такие марксисты делали, наблюдая развитие капитализма в Европе. А мы уже говорили, что включение России в Европу делает ее лишь сырьевым придатком западной экономики. То есть это направление, в теории и не плохое, и не хорошее, не давало нужного решения именно для России.
Кстати, вот почему этих любителей схем и моделей не занимал земельный вопрос. Им, в общем, было ясно, что лишней земли в стране нет, а потому ее дележка между всеми переведет сельское хозяйство к первобытному способу производства, а страна лишится единственного ресурса. Поэтому они предпочитали пустить решение этого вопроса на самотек, надеясь, что земельные участки как-нибудь стихийно укрупнятся. Но вот что тогда делать с «лишними людьми», они даже не задумывались. А поэтому, если бы они победили, Россия пришла бы к очередной неустойчивости.
Если угодно, властители последних лет – Чубайс, Греф и прочие – есть ортодоксы, заложники схемы. Они пытаются сегодняреализовать программу 1917 года, и результаты, которые очень скоро будут ими достигнуты, у нас перед глазами – в учебнике истории. Вся разница, что вместо экспорта хлеба зарабатываем экспортом нефти.
Иван Солоневич писал: «Задача всякого разумного русского человека заключается в том, чтобы смотреть в лицо фактам, а не в рожу галлюцинациям. Сговориться мы можем только относительно фактов – пусть с оговорками, разницей в оценках и оттенках. Но нет никакой возможности сговориться о галлюцинациях – тех вариантах невыразимого будущего, каких еще никогда не было, какие ни на каком языке действительно невыразимы никак».
Теперь рассмотрим второе возможное направление – строить социализм. Оно тоже было очень неоднородным, а главная идея заключалась в том, что если повезет взять власть в свои руки, то удастся разжечь пожар мировой революции, а там развитие пойдет по Марксу. Так что вожди этого направления тоже предпочитали схемы, модели и галлюцинации, но хотя эти галлюцинации и были другими, чем у буржуазно настроенных деятелей, от этого предлагаемый ими путь не становился менее тупиковым. Ведь то, что происходило в реальности, постоянно не соответствовало заранее заготовленным схемам!
Счастье страны было в том, что среди лидеров этого социалистического направления оказались люди, умеющие здраво оценивать ситуацию, а не следовать теоретическим догмам. Это преимущество и перевело ситуацию непредсказуемого выбора в ситуацию сознательного отбора. И чем больше проходило времени, тем более явным становилось преимущество одного направления перед другим.
Кризис начал заканчиваться, когда большинство властителей поняли, что спасение – только в учете специфики России, а стабилизации достигли, когда с властью согласилась основная часть народа.
Но это произошло не сразу.