Период застоя

Период застоя

В марте-апреле 1966 года состоялся XXIII съезд КПСС. Были внесены изменения в Устав партии: из него убрали положение об обязательном обновлении на 1/4 на каждых очередных выборах состава ЦК КПСС, на 1/3 обкомов, горкомов и райкомов партии, внесенное Хрущевым на XXII съезде. Убрано было и положение о том, что члены руководящих партийных органов не могут быть избраны более чем на 3 срока (12 лет). Восстановили пост генерального секретаря ЦК, ликвидированный после смерти И. В. Сталина, и на этот пост был избран Л. И. Брежнев. Эти решения съезда создали стабильный слой партийной номенклатуры.

Теоретической основой политической системы стал курс на «возрастание руководящей роли партии». Понятно, что предполагавшееся при «позднем Хрущеве» усиление прочих, кроме партии, общественных организаций опять было отброшено: партэлита парила над всеми.

Новое партийно-государственное руководство вернулось к отраслевой структуре управления, упразднив совнархозы и преобразовав ВСНХ в Госснаб. Также на двух пленумах ЦК (1965) были намечены меры по стимулированию сельского хозяйства и промышленности за счет материального поощрения работников. Значительно расширялись права предприятий, возросла их экономическая самостоятельность, снизилось количество плановых показателей, спускаемых им сверху. На промышленных предприятиях для экономического стимулирования решено было создавать за счет прибыли фонды развития производства, материального поощрения, улучшения социокультурных и жилищно-бытовых условий.

Однако сложившаяся в 1950-1960-х годах индустриальная модель обладала двумя характерными и взаимосвязанными особенностями: а) жесткой зависимостью экономического роста от масштабов вовлечения первичных ресурсов и, соответственно, от объемов топлива и сырья; б) разбухшим инвестиционным сектором, технологическая отсталость которого определяла повышенный спрос на ресурсы. Экономика стала экстенсивной, неспособной к динамическим прорывам. Такое ее состояние вкупе с попыткой увеличить фонды потребления в ущерб фондам накопления само собой препятствовало «введению рыночных начал»: когда среди плановых показателей деятельности предприятий первое место отвели объему реализованной, а не валовой продукции, это не привело к положительным результатам.

И понятно, почему: Россия даже без деформаций экономики, как только пытается «жить, как все», начинает отставать.

Кроме того, продолжалась весьма затратная холодная война.

В марте 1965 года началась реформа в сельском хозяйстве: опять повышены закупочные цены, установлен твердый план государственных закупок и введена 50-процентная надбавка к основной цене за сверхплановую продукцию. Была несколько расширена самостоятельность колхозов и совхозов. Резко увеличились капитальные вложения в развитие сельского хозяйства, но и этого было крайне мало.

В 1970 году урожайность зерновых в СССР составила 15,9 центнера с гектара, в 1985-1986-х – 17,5 центнера. И обычно историки-либералы с усмешкой отмечают, что это чуть больше, чем собирали в 1913 году англичане (17,4), но меньше, чем немцы (20,7). А в 1970-1980-х в Великобритании собирали уже 56,2 центнера зерна с гектара.

Конечно же, такая разность связана не столько с природными факторами, сколько с вложениями в экономику. Говоря об этом, сразу вспоминают характерное для Запада явление того времени – «зеленую революцию»: колоссальный подъем урожайности достигался селекцией и улучшением агротехники. Но никто не вспоминает, что на Западе для достижения подобного результата понадобился десятикратный рост затрат энергии на производство единицы продукции. А значит, СССР и не мог участвовать в «зеленой революции»: основной массив нашей пашни располагается в зоне рискованного земледелия и нам потребовались бы значительно более высокие энергозатраты.

Здесь уместно вспомнить, как на заре перестройки, не понимая страны, в которой живут, российские либеральные экономисты говорили о нецелесообразности держать в СССР громадный парк зерноуборочных комбайнов и тракторов. Для них ориентиром было совершенно иное, чем у нас, соотношение количества сельхозтехники и размера пашни в развитых западных странах. И в самом деле, в СССР в 1984–1988 годах тяжелых тракторов производилось в 5 раз больше, чем в США. Но при этом в США производили в 13 раз больше, чем у нас, малогабаритных тракторов!

Не учитывалось также и то, что в СССР весьма жесткие природные условия. Тракторы и комбайны нужны не сами по себе, а потому, что в России летняя пора сельхозработ короче, чем в тех странах, с которыми нас сравнивали. Чтобы успеть выполнить все работы, надо было иметь значительное количество мощной техники, гораздо больше, чем там, где сельскохозяйственная деятельность плавно распределена во времени и есть возможность использовать малогабаритную технику при менее интенсивном режиме эксплуатации. На Западе фермер может неспешно пахать, сеять и убирать свой небольшой надел. У нас это непозволительно.

Не все это понимают сейчас, и мало кто понимал тогда – а в руководстве, наверное, и никто не понимал. Реформы, очень убедительные с точки зрения «теорий» и «моделей», совершенно не учитывали природных особенностей России. Удивительно ли, что довольно быстро выяснилось: хозяйственная система отвечает на изменения не так, как ожидалось, – и реформы была без шума свернуты.

Реформаторский период 1965 года понизил управляемость народным хозяйством, привел к разбалансированию экономики (разрыв между стоимостными и материально-вещественными потоками). Завышенные потребительские ожидания не оправдались, территориально-торговый дисбаланс был налицо. Число министерств постоянно росло. Все отчитывались по показателю объема реализации в рублях, и в отсутствие конкуренции предприятия в погоне за прибылью увеличивали цены на продукцию, просто используя более дорогие виды сырья и материалов! Это подрывало экономику, делало ее излишне ресурсоемкой, снижало выживаемость людей, но кто из числа элиты об этом думал?!

С одной стороны, экономическое развитие СССР было достаточно устойчивым. Советский Союз опережал США и страны Западной Европы по таким физическим показателям, как добыча угля и железной руды, нефти, цемента, производству тракторов, комбайнов. Но вот по качественным факторам отставание было явным: ресурсы просто прожирались. Темпы экономического развития падали; советская экономика стала невосприимчивой к инновациям, очень медленно осваивала достижения науки и техники.

1967, 5-10 июня. – «Шестидневная война» Израиля против Египта, Иордании и Сирии.

1968. – «Пражская весна». 21 августа. – Ввод войск Организации Варшавского договора в Чехословакию.

В конце 1960-х годов правительство Чехословакии, взяв курс на внедрение элементов рыночной экономики, пошло по этому пути значительно дальше, чем позволяли рамки социалистической теории. Советскими властями этот «рыночный социализм» был оценен как правый ревизионизм, и в Чехословакию ввели войска, что имело большое значение и для нашей страны: развитие экономической мысли в нашей стране притормозилось, общественно-политическая жизнь осложнилась.

Известно, что пятилетка 1966–1970 годов стала единственной за всю историю плановой экономики, когда директивы практически полностью совпали с фактическим исполнением. Объяснить это можно только массовой подгонкой результатов, ибо как раз в этот период масштабы, разнообразие и динамичность хозяйства превысили критические возможности планирования старого типа.

С начала 1970-х страна вступила в период застоя – торможения экономического роста, проедания национального богатства, снижения жизненного уровня, бюрократического маразма и массового цинизма.

Интеллектуальная часть элиты, отлично понимая ненормальность происходящего, стала воспринимать все устройство государства, коммунистическую идеологию, а также советское отношение к собственности как неправильные. Если идеологическая партийно-государственная машина внедряла в массовое сознание лживые мифы о процветании, то «теневая» система информации – самиздат, анекдоты, кухонные дискуссии – несла другие, но от этого не менее лживые мифы. Не рабочие и не колхозники, а интеллигенты из элиты заговорили «на кухнях» о необходимости перемен, осуждая все советское. Заговорили о необходимости рынка, а поскольку категории политэкономии составляют неразрывную систему, речь шла не о рынке товаров, а о целостной рыночной экономике (рынок денег, товаров и труда). А простые советские граждане и не догадывались, что их угнетают и эксплуатируют, пока им этого не «объяснили». Не было ничего похожего на массовое недовольство советским строем, отрицания самой его сути.

Но людей начал грызть червь сомнения.

Все в более широких кругах, прежде всего в кругах интеллигенции, нарастали отчуждение от государства и ощущение, что жизнь устроена неправильно. Многие люди, продолжая оставаться преподавателями марксизма-ленинизма или правительственными чиновниками, начинали обращать свой взор на Запад, хоть и не афишировали этого. Только диссиденты из числа творческой интеллигенции решались иногда открыто говорить о своих взглядах, но их подавляла государственная машина.

Само государство стало терять целостность и неявно «распадаться» на множество подсистем, следующих не общим, а своим собственным интересам. Наглядным выражением этого стала ведомственность. Этот дефект системы отраслевых министерств был известным в СССР уже в 1920-х годах, но с особой силой он проявился в период застоя. Суть здесь в том, что из-за обострения дефицита ресурсов их распределение все более определялось не стратегическими целями государства, а интересами ведомств. Отрасли промышленности обособлялись по ведомственному признаку, укреплялись корпоративная иерархическая структура и независимость самих ведомств по отношению к государственным органам централизованного управления.

Министерства начали формировать замкнутые «технологические империи». Например, министерства автомобильной, угольной, химической промышленности, металлургии и другие потребители продукции машиностроения стали развивать собственное производство роботов, электронных компонентов, специализированных станков и автоматических линий – и это только усиливало дефицит ресурсов. Появлявшиеся инновации вели не к перестройке структуры народного хозяйства с его удешевлением, а как бы «накладывались» на старую структуру и вели к удорожанию.

Ведомства превращались в замкнутые организмы, что не могло не разрушать государство. Подобно этому если в живом существе каждый орган начнет оптимизировать свое функционирование, не интересуясь проблемами всего организма, то такой организм теряет жизнеспособность.

В 1970-е годы произошло соединение ведомственности с местничеством – сплочением хозяйственных, партийных и советских руководителей на местах, как правило, конфликтующих с интересами Центра и других регионов. В национальных регионах (союзных и автономных республиках, областях и округах) местничество принимало национальную окраску. Со временем республиканские элиты настолько окрепли, что Центр уже не был способен посягнуть на их власть и интересы. Негласно, под лозунги интернационализма, проводилась «коренизация» нового типа – вытеснение русских кадров и обеспечение преимуществ не всех нерусских народов, а лишь статусных наций. (Позже это в полной мере выявилось в ходе перестройки.)

Образование региональных элит, включающих в себя и работников аппаратов разных ведомств, и работников местных органов власти, породило новый тип политических субъектов – номенклатурные кланы. Началось неявное пока разделение страны.

В годы сталинских репрессий состав правящей элиты постоянно менялся – на смену репрессированным выдвигались новые кадры, которые, в свою очередь, подвергались репрессиям. В следующий, хрущевский период репрессий не было, но в ходе постоянных реорганизаций и управленческих экспериментов шла ротация руководящих кадров, перетряска правящего слоя. Новое руководство КПСС, пришедшее к власти в середине 1960-х, создало стабильный, несменяемый слой партийно-государственных чиновников.

В середине 1970-х в стране начал насаждаться культ Л. И. Брежнева. В 1977 году он совместил пост генерального секретаря ЦК партии с постом Председателя Президиума Верховного Совета СССР, став уже и номинально главой государства. Чисто внешние атрибуты величия (четырежды Герой Советского Союза, Герой Социалистического Труда, Маршал Советского Союза, Ленинская премия по литературе, орден «Победы» и др.) совмещались с усиливающейся дряхлостью.

В самых высших сферах, уж не говоря о более низком слое, процветали протекционизм и кумовство. Сам Брежнев раздавал высшие посты своим друзьям и родственникам. Такая же картина сложилась и в республиках – Грузии, Казахстане, Узбекистане, Молдавии и других, где руководящая партийно-государственная верхушка формировалась по клановому принципу.

Происходящее было не следствием ошибок или злой воли, а результатом процессов самоорганизации. До 1953 года государство постоянно держало ведомственные и местнические противоречия в центре внимания и регулировало, исходя из общих целей. В ходе десталинизации были ликвидированы те небольшие по размерам или даже невидимые элементы государства, которые вели системный анализ всего происходящего, и в последующие годы именно из-за утраты системности начался развал единого, как сейчас говорят, «экономического пространства», а вслед за ним и государственности.

Л.И. Брежнев

КПСС этого периода состояла как бы из двух частей. Рядовые коммунисты (к середине 1980-х в партии состояли около 18 млн человек) практически были отстранены от принятия партийных решений, не могли влиять на положение дел. Выборы центральных органов были многоступенчатыми: первичные организации выбирали депутатов на районные конференции, те – на городские, городские – на областные, областные – на съезд партии. И уже делегаты съезда выбирали ЦК. При такой системе решающая роль принадлежала партаппарату, и естественно сформировалась наследственная партийно-государственная номенклатура (с передачей должностей «от отца к сыну»), ставшая руководящим слоем общества. Пребывание на руководящих постах становилось пожизненным.

Как партийное «боярство» в верхах, так и «новое дворянство» в более низких сферах было заинтересовано в стабильности общества. Стабильность, в свою очередь, изменила и психологию управленцев, и реальную практику управления. Чувствуя себя достаточно уверенно (репрессии против них теперь были исключены), представители высшей номенклатуры: директора, министры, руководители отраслей и регионов, переходили от роли управляющих (при отсутствии фактических владельцев) к положению реальных хозяев. Номенклатура совершенно очевидно противопоставляла себя как рядовым членам партии, так и всему народу.

В то же время официальная идеология становилась все более напыщенной (концепция «развитого социализма») и все более чуждой настроениям людей.

Взяточничество и коррупция стали явлением повсеместным и обыденным; в хищениях были изобличены ряд руководителей страны, союзных республик, горкомов, райкомов партии. Но к концу правления Брежнева терпимость все больше переходила в попустительство; целые коллективы связывались круговой порукой хищений.

И внутри страны, и в мире возникло предчувствие, что СССР проигрывает холодную войну. Важным признаком этого стал переход на антисоветские позиции сначала западной левой интеллигенции (еврокоммунизм), а потом и все более заметной части отечественной интеллигенции (диссиденты). Для борьбы с диссидентами даже было создано специальное (5-е Главное) управление КГБ.

Отметим, что диссидентское движение не было однородным. В нем можно выделить три направления.

1. Марксисты (напр., Р. А. Медведев, П. Г. Григоренко) считали, что все недостатки общественно-политической системы проистекают из сталинизма, являются результатом искажения основных марксистско-ленинских положений. Ставили задачу «очищения социализма».

2. Либеральные демократы (напр., А. Д. Сахаров) проповедовали принцип конвергенции. Полагали возможным объединить все лучшее, что есть в плановой и рыночной экономике, в политических и социальных системах Запада и Востока, поскольку человечество вступило на такой этап развития, когда на первый план выходят не классовые, национальные и другие групповые интересы, а интересы общечеловеческие. Ряд представителей этого направления (напр., В. Буковский) полностью отвергли идеи социализма и считали режим западных стран моделью для СССР.

3. Национал-патриоты (напр., А. И. Солженицын, И. Р. Шафаревич) выступали со славянофильских позиций. Считали, что марксизм и революция совершенно чужды русскому народу, навязаны ему извне. Наиболее радикальные представители этого течения отвергали западничество вообще, считали противниками не только коммунистов, но и либералов. Образцом для России полагали государственное устройство, существовавшее даже не до октября, а до февраля 1917 года.

В 1977 году была принята новая Конституция СССР, а в 1978-м – конституции союзных республик. В этих конституциях законодательно укреплялась (ст. 6) руководящая роль Коммунистической партии. Существование других партий конституцией не предусматривалось.

Как это ни покажется странным, жизнеобеспечение людей улучшалось. Именно в период застоя было проведено огромное по масштабам жилищное и дорожное строительство, построено метро в одиннадцати городах, быт людей в городе, в основном, вышел на современный уровень, а на селе сильно улучшился (так, были завершены полная электрификация села и газификация большей его части). В системы жизнеобеспечения были сделаны крупные капиталовложения на долгую перспективу: созданы единые энергетические и транспортные сеты, проведены крупномасштабное улучшение почв (ирригация и известкование) и обширные лесопосадки (1 млн га в год), построена сеть птицефабрик, решившая проблему белка в рационе питания. СССР стал единственной в мире самодостаточной страной, надолго обеспеченной всеми основными ресурсами.

А достичь такого успеха удалось благодаря открытию богатейших нефтегазоносных месторождений в Западной Сибири.

Президент Российской Федерации В. В. Путин во время пресс-конференции 18 июля 2001 года сетовал, что «у нас в Советском Союзе больше здесь было проблем, чем плюсов, что мы в свое время открыли самотлорскую нефть, газ и начали жить за счет энергоресурсов». А ведь громадные вложения в Сибирь и Урал, сделанные в 1960-1980-е годы, обеспечили жизнь страны на столетие вперед. Сегодня государство и частный капитал, ничего не вкладывая в развитие хозяйства России, просто пользуются капиталовложениями тех лет!

Вложения в топливные отрасли и хорошая конъюнктура мирового рынка (особенно после скачка цен на нефть в 1973-м и 1979-м) дали уникальную возможность получать по импорту и необходимое оборудование, и товары личного потребления. Так и достигли улучшения в жизнеобеспечении людей. Здесь важно, что доходы от продажи сырья в отличие от сегодняшней ситуации шли не на зарубежные счета «владельцев», а на удовлетворение интересов общества.

С другой стороны, эти средства использовали не самым оптимальным образом, а иногда и бездарно. Так, в 1970-е правительство стало заключать сделки с западными производителями по принципу «сырье на готовые изделия и технологии», что поставило страну в одностороннюю зависимость от поставок импортных запчастей, материалов и оборудования. То есть в организации хозяйства и внешней торговли было и много хорошего, и много «плохого», неправильного. Вообще невозможно одной краской описать это насыщенное событиями, зачастую парадоксальное время: были и разрядка международной напряженности и колоссальные стройки, «Хельсинкский процесс» сопровождался вторжением в Афганистан и так далее.

За счет внешней торговли велась техническая модернизация металлургии, химической промышленности, машиностроения. За ее же счет поддерживали сложившийся уровень личного потребления: импорт потребительских товаров в те годы на 75–80 % состоял из предметов, которые вполне можно было бы производить самим. И в это же время стали увеличивать экспорт технически сложных товаров, в том числе личного потребления (автомобилей, радиотоваров, холодильников и т. п.), прежде всего в страны СЭВ, что обескровливало наш внутренний потребительский рынок.

Ю.В. Андропов

Страны Восточной Европы, образуя с СССР единую систему хозяйствования, с удовольствием брали советские энергосырьевые ресурсы, а взамен поставляли свою конечную продукцию. И это было бы терпимо, если бы у нас была существенно более тесная интеграция. Но ведь наибольшую критику мы получали как раз от этих стран! Никто и не задумывался, что в рамках Европейской экономической системы они в силу природных условий всегда были, есть и будут аутсайдерами (в силу климатических условий производство на Востоке всегда дороже, чем на Западе). Характерный пример – бывшая ГДР, сегодня самая нуждающаяся часть Германии, а жители западных территорий страны не спешат ее обустраивать: дорого.

А в «советском блоке» они оказывались самыми передовыми, и развитие их экономик становилось более выгодным, чем нашей экономики. Что и происходило, но они, поглядывая на более благополучный Запад, считали это недостаточным для себя.

В общем, диспропорции во внешней торговле, а также трения со странами Восточного блока увеличивали неадекватность восприятия действительности как советскими людьми, так и гражданами стран народной демократии. А это и было одной из целей холодной войны. Как и в обычной войне, роль командования, его соответствие стоящим задачам является определяющим – наши «командующие» задачам не соответствовали.

С каждым годом эпохи застоя необходимость комплексной модернизации советского общества и хозяйства становилась все более очевидной, однако относительно благоприятные условия для этого (хорошая внешнеэкономическая конъюнктура и поток нефтедолларов) так и не были использованы. Между тем западный мир вступал во второй этап НТР – информационную революцию.

С 1979 года в СССР начали сокращаться добыча угля, нефти и выпуск готового проката; снижался объем перевозок по железным дорогам. Стране не хватало ресурсов, а те, что имелись, во все б?льших масштабах направляли в ВПК! Распылялись капиталовложения; обозначился социокультурный раскол в обществе – стала углубляться пропасть между столицами, крупными и малыми городами и деревней. Тысячи сел и деревень были признаны «неперспективными», сельское хозяйство деградировало.

К.У. Черненко

В 1982 году была разработана и принята государственная Продовольственная программа, ставившая задачу надежного обеспечения полноценным питанием всех граждан страны, – надо признать, определенные успехи были достигнуты. Это стало продолжением «демобилизационной программы», начатой Хрущевым, с упором на рост благосостояния и сдвигом в сторону потребительства.

Судя по динамике множества показателей, СССР в 1965–1985 годах находился в состоянии благополучия, несмотря на многие неурядицы, которые в принципе могли быть устранены. В то же время назревали факторы нестабильности и общего ощущения беды. Видимыми симптомами этого стали широкое распространение алкоголизма и вновь появившееся после 1920-х годов бродяжничество.

1982, 10 ноября. – Смерть Л. И. Брежнева. 12 ноября. – Избрание генеральным секретарем ЦК КПСС Ю. В. Андропова. Крупные чистки в верхнем эшелоне власти, борьба за производственную дисциплину.

1983. – Окончание мирового «энергетического кризиса», начало открытого кризиса советской экономики.

1984, февраль. – Смерть Ю. В. Андропова. Избрание Генеральным секретарем ЦК КПСС К. У. Черненко.

Черненко, один из ближайших сотрудников Брежнева, был тяжело болен, управлять страной он просто не мог. В начале 1985 года он умер; к власти пришел М. С. Горбачев. Началась «перестройка».