1.3. Царствование Бориса Федоровича Годунова (1598–1605)

1598 г., 17 февраля — 1605 г., 13 апреля — царствование Бориса Федоровича Годунова.

1598 г., май-июнь — Серпуховский поход царя против крымского хана.

1600 г. — строительство г. Царев-Борисов. Ужесточение отношения к донским казакам («заповедь» Годунова). Дело Вельского.

1601 г., август — перемирие с Речью Посполитой на 20 лет.

1603 г. — восстание Хлопка.

1604 г. — Шевкальский поход. Гибель окольничего и воеводы И. М. Бутурлина с казанской и астраханской ратью на отходе от Тарков.

Еще в начале царствования Феодора Иоанновича фактическим правителем государства стал боярин Борис Федорович Годунов. Проявляя чудеса изворотливости, Годуновы, поднятые к вершинам власти во время опричнины, смогли удержаться при дворе и в последующий период. Более того, они успешно сосватали за царевича Федора свою племянницу Ирину Годунову — сестру Бориса. Жестоко расправляясь со своими врагами, Годунов снискал репутацию хитрого и лукавого царедворца, хотя инициированные им государственные мероприятия поднимали его авторитет как правителя. Записки очевидцев изобилуют подробностями, отчасти вымышленными, о хитрых уловках бывшего опричника по утверждению своего влияния и устранению неугодных. Так, уже вскоре после гибели царевича Дмитрия на юге России распространился слух о том, что Борис нарочно навел на Москву крымских татар, «боясь народа из-за убийства царевича Дмитрия» — соответственно, и виновником гибели последнего уже тогда считался Годунов.

Восшествие его на престол сопровождалось рядом различных интриг, политических комбинаций, а также событий, символичных для общественного мнения. Прежде всего, это история с посохом Федора Иоанновича. По легенде, глубоко укоренившейся в народном сознании и известной современникам — иностранцам, умирающий царь вручил знак своей державной власти — скипетр, или «посох», — ближайшему родственнику, двоюродному брату Федору Никитичу Романову, но Годунов, вопреки этому, завладел престолом. Это образно, по-народному передает обстановку, сложившуюся перед избранием нового царя. Федор и Александр Романовы, а также князь Федор Иванович Мстиславский являлись более родовитыми боярами, чем Годунов, и знать не могла добровольно пойти на признание царем последнего. Для преодоления ее сопротивления было недостаточно ни Земского собора, наспех собранного сторонниками правителя, ни поддержки служилого люда и низов московского посада: в ответ выдвигались альтернативные проекты боярского правления или избрания на престол князя Симеона Бекбулатовича, бывшего при Грозном в течение года номинальным царем России.

В этих условиях было объявлено об угрозе нового татарского вторжения, хотя в действительности хан в это время готовил поход в Венгрию, против австрийского императора. Годунов объявил о своем государевом походе и общем сборе войск под Серпуховом. Разрядная роспись, составлявшаяся в подобных случаях, должна была включать всех бояр и иных думных чинов. Выступив в поход и обращаясь за разрешением возникавших местнических споров к Годунову, они неминуемо признавали его царский авторитет. Ратные люди, собравшиеся в огромном лагере на берегах Оки, были щедро обласканы знаками царского внимания: от государева имени их «спросили о здоровьи», потчевали за царским столом и наградили денежным жалованьем. Серпуховский поход стал и новым успехом российской дипломатии: крымские послы, грозно встреченные огромным войском, явились к Борису с предложением мира и признали за ним царский титул. Многоходовая «предвыборная кампания» триумфально завершилась 3 сентября 1598 г. венчанием Бориса на царство в Успенском соборе Кремля.

Современники ставили в вину новому государю, что «аще и разумен бысть Борис в царских правлениих, но писаниа Божественаго не навык и того ради в братолюбии блазнен бываша». Иностранцы понимали подобные суждения как указание на безграмотность бывшего боярина, однако это неверно. Дело в том, что царь в своей внутренней политике так и не смог повести себя действительно по-царски, поднявшись над боярскими склоками и оставив дешевый популизм по отношению к народу, — и в этом, несомненно, сказалась недооценка им церковной, сакральной составляющей царской власти в России.

Вначале царь расправился со своими знатными противниками. Первой его жертвой пал старый опричник, боярин Богдан Яковлевич Вельский. Летом 1599 г. Борис послал его во главе трехтысячного отряда возводить один из важнейших форпостов на степной «украине» — крепость Царев-Борисов. «Богдан же, человек богатый, пошел на строительство города с великим богатством и всякого запаса взял с собой много, и пришел на то городище, и град начал делать сперва своим двором, и сделал своими людьми башню и стены и укрепил великой крепостью. Потом же по тому образцу повелел и всей рати делать, и вскоре сделали весь град и укрепили его всякой крепостью. Ратных же людей поил и кормил каждый день, и бедным давал деньги, и платья и запасы»[21]. Все это сделало его популярным на Москве, и, забыв об осторожности, боярин без всякого уважения стал отзываться о царе: «Пусть Борис Федорович царствует на Москве, а я теперь царь в Цареве-Борисове». Впрочем, не только это стало вскоре причиной опалы боярина: как глава Аптекарского приказа, он был заподозрен по доносу иноземца-аптекаря в попытке «извести» своим лечением царя Бориса. Вельского предали позорной казни, лишили думного чина и отправили в ссылку в нижегородское имение[22].

Уже при восшествии на престол Бориса постиг тяжелый недуг, и все последующие шесть лет он провел «не царствуя, но всегда болезнуя». Возможно, что слухи о близкой кончине ненавистного выскочки и заставили повести себя столь дерзко и Вельского, и Романовых, которые осенью 1600 г. собрали в Москве большое количество своих слуг и сторонников. Однако Борис опередил возможно готовящийся удар: в ночь на 26 октября несколько сот стрельцов с горящими факелами выступили из Кремля и, открыв пальбу, атаковали подворье Романовых. Никитичи и их родственники были арестованы по обвинению «извести» царскую семью колдовством. Как и в случае с Вельским, остальные бояре лишь способствовали судилищу, радуясь падению соперников. Ложное обвинение было сфабриковано с помощью холопских доносов, которые поощрялись сторонниками Бориса. «И от тех наветов в царстве была великая смута, друг на друга доносили, и попы, и чернецы, и пономари, и просвирницы. Да не только эти люди, но и жены на мужей доносили, а дети на отцов, от такого ужаса мужья от жен своих таились. И в тех окаянных доносах много крови пролилось неповинной: многие от пыток померли, иных казнили, иных по темницам рассылали, дома разоряли; ни при каком государе таких бед никто не видел»[23].

Федора Романова насильно постригли в монахи и заточили в монастырь, лишив таким образом возможности стать царем даже в будущем, а его младшие братья и многие племянники погибли в ссылке (за исключением Ивана Никитича, вскоре возвращенного в Москву). Все это немедленно породило слухи об их убийстве по приказу царя.

Понимая всю непрочность своего положения, Борис сделал несколько попыток породниться с «природным государем» иной земли. В 1599 г. он пригласил в Москву скитавшегося по Европе и достигшего Риги принца Густава, сына свергнутого шведского короля Эрика XIV, надеясь выдать за него свою дочь Ксению. Однако тот отказался принять православие, и брак не состоялся. В 1602 г. царь сосватал ее за герцога Ганса Датского — но накануне свадьбы, уже в Москве, жених внезапно скончался от неизвестной врачам болезни. Итак, обе попытки окончились неудачей, а слишком радушное отношение к «немцам», которых Борис всячески жаловал, только повредило его авторитету среди подданных.

Во внешних делах начало нового царствования было ознаменовано победами за Уралом. Воеводы Тарского городка разгромили в степи становища хана Кучума, захватив в плен его семью и слуг (1598). Остатки Сибирского ханства были уничтожены, и русские люди стремительно продвинулись с берегов Иртыша и Оби к устью Енисея. Уже в 1600 г. в Москву был прислан первый ясак с Мангазейской земли[24].

На западе Борис продолжил усилия по возвращению России на Балтику. Для этой цели применялись самые разные средства. Так, уже упоминавшегося принца Густава, прибывшего в Москву в 1599 г., планировалось использовать в борьбе за Прибалтику — возможно, вспомнился опыт с королем Магнусом в период Ливонской войны. Однако принц отказался воевать за престол против соотечественников, после чего был отправлен в почетную ссылку в Углич, где и кончил свои дни уже в 1607 г.

В это время возле северо-западных границ России разразилась война между Речью Посполитой и Швецией. После бегства Сигизмунда шведский сейм пригласил на престол его сына, малолетнего королевича Владислава, в то время как герцог Карл с войском восстановил шведский контроль над Кальмаром, смутившейся Финляндией и Эстляндией. В ответ поляки вторглись в Прибалтику, что положило начало долгой изнурительной войне 1600–1611 гг., с осадами многочисленных замков и полевыми сражениями. В 1604 г. сейм в Норчепинге объявил герцога королем Карлом IX (коронован в 1607 г.), а Сигизмунд был лишен наследственных прав на престол.

Годунов постарался извлечь максимальную выгоду из сложившейся ситуации. В начале конфликта он предоставил шведским войскам свободный проход в Эстляндию через Ижорскую землю, помог им продовольствием. В 1601 г. Карл, надеясь вовлечь Россию в борьбу на своей стороне (как раз истекало 12-летнее перемирие с Речью Посполитой 1590 г.), прислал посольство в Москву. Тогда же в столицу прибыл и польский посол — канцлер Великого княжества Литовского Лев Сапега. Стратегической целью правящих кругов его страны было «вечное соединение» (военно-политический союз) двух государств. Годунов попытался в обмен на помощь добиться от шведов уступок в Эстляндии (и прежде всего Нарвы), но, ничего не получив, торжественно продлил перемирие с Речью Посполитой на 20 лет.

Итак, дипломатические интриги Годунова, несмотря на ряд благоприятных обстоятельств, не привели к сколь-нибудь заметным результатам: зная о непрочном положении его династии, соседи России не спешили ни идти на уступки, ни отказываться от своих притязаний. Но если на западе в целом им была продолжена прежняя политическая линия, на юге она сильно изменилась — и с серьезными негативными последствиями для России.

Около этого времени донские казаки основали в устье Северского Донца свою столицу — Раздоры. Уже упоминавшееся возведение мощной крепости Царев-Борисов в сотнях верст от старых рубежей государства стало настоящим вызовом нового государя всему вольному казачеству, шагом в направлении контроля над его исконной территорией. Была прекращена отправка государева жалованья казакам, а также запрещена любая торговля с Тихим Доном. Нарушившие «заповедь» подвергались жестоким преследованиям, а всех появлявшихся в царских городах казаков было велено хватать и сажать в тюрьмы[25]. Таким образом, Борис повел себя не как православный государь по отношению к своим подданным, а как боярин-крепостник — к бежавшим холопам, отождествляя казаков-воинов с обычными разбойниками. Понятно, что крамола находила благодатную почву именно в их лихих сообществах, однако подобные меры восстановили против нового царя не только казачество, но и значительную часть связанного с ним населения России, особенно на юге страны.