Плавание по Амуру

Все разногласия, упоминавшиеся до настоящего момента, в той или иной мере относятся к категории локальных приграничных проблем. Их-то как раз следовало ожидать на линии сопряжения народов двух империй с кардинально расходящимися воззрениями на торговлю и дипломатию. Самая удивительная особенность русско-китайской пограничной торговли состояла в том, что она протекала в целом в атмосфере дружелюбия, хотя и не безмятежного; на границе преобладал настрой на поиск взаимовыгодных решений. До 1760-х годов приграничная торговля приостанавливалась в общей сложности не больше чем на шесть лет.

Причем в каждом отдельном случае эта приостановка продолжалась буквально считанные дни. Пятимесячная приостановка торгов в 1753 году внешне настолько же сказалась на этом ремесле, как и все остальные обострения противоречий или приостановления, но даже в данный период времени товарообмен все-таки продолжался. Ведь она пришлась на летние месяцы, или на мертвый сезон. С мая по август в Кяхте в виде таможенных пошлин собрали 4010 рублей. Для сравнения: с января по март таможенники получили пошлин на достойную даже для летних месяцев сумму 7480 рублей. К этому локального масштаба недоразумению в 1750-х годах добавились две острейшие коллизии интересов в долине реки Амур и в Джунгарии. Соперничество в этих областях, сначала по существу только случайное в сфере кяхтинской торговли, перерастало в затяжные противоречия и превращалось в конечном счете в угрозу нарушения или возможного полного прекращения к тому времени наладившейся было приграничной торговли.

Официально российский интерес в долине Амура практически никак не проявлялся на протяжении 70 лет от момента подписания в 1689 году Нерчинского договора, когда Гавриил Иванович Головкин отказался от претензий на данную область со стороны Русского государства, и вплоть до начала 1750-х годов. Река оставалась пока закрытой для российских граждан, им запрещалось водить по ней свои суда и селиться на берегах. Сложившаяся ситуация медленно менялась в первой половине XVIII века по мере того, как русские первопроходцы проникали на Камчатку и Алеутские острова, а также по ходу дела открывали для себя новые богатейшие источники промысла мехов, воспламеняли жажду наживы у охотников на пушного зверя, купцов и властей. Сибирские речные пути не вели непосредственно к Тихому океану, а сухопутный переход из пригорода Якутска до Охотского моря требовал громадных физических и финансовых затрат. Прямой водный путь от Нерчинска до Охотска через Шилку и реки Амурского бассейна обещал кардинально облегчить переселение русских людей на Тихоокеанское побережье и на Камчатку. И к тому же открывался маршрут более простой доставки мехов с Камчатки и Алеутских островов на кяхтинский рынок или выход на обычные большаки в европейскую часть России.

Сформулировавший такое предложение сибирский губернатор Василий Алексеевич Мятлев в 1752 году подал царице Елизавете рапорт, в котором обращал внимание ее величества на ценность реки Амур как транспортной артерии. На следующий год как раз разменявший восьмой десяток лет вызванный из опалы вельможа Федор Иванович Соймонов получил предписание заняться разведкой на месте русел и течений рек Шилка, Аргунь и Амур. Потребовалось три года, чтобы снова собрать участников 2-й Камчатской экспедиции, оставшихся в Тобольске, пригласить из Санкт-Петербурга двух штурманов и построить несколько надежных речных судов. В 1757 году Федор Иванович со своими командами и сыном Михаилом на трех больших лодках отправился из Нерчинска в опасный путь. Они спустились по Шилке к ее слиянию с Аргунью, и там их ждали китайцы, преградившие путь русской экспедиции. Ее участники в соответствии с полученным заданием повторили пройденный путь, проведя тщательную топографическую съемку реки с берегами и промер ее глубин. На основе прекрасно выполненной членами экспедиции работы Ф.И. Соймонов составил полное описание разведанного района, которое его сын отвез в Сенат.

У российских властей снова появился государственный интерес к освоению бассейна Амура. Весной 1755 года в Сенат поступил предварительный отчет Ф.И. Соймонова и также соображения иркутского вице-губернатора Ивана Вульфа, посвященные всесторонней ценности Амура для России. К июлю завершились дебаты по поводу отправки в Пекин специального эмиссара, которому поручалось выяснить возможное использование обширной речной системы Амура в интересах России. В мае 1756 года императрица Елизавета выбрала Василия Федоровича Братищева, считавшегося продолжателем традиции русской дипломатии, заложенной С.Л. Владиславич-Рагузинским и Л. Лангом. Он 13 лет набирался опыта в Персии сначала в качестве студента, овладевшего персидским языком, а потом главы российской миссии там же. После присвоения ему звания канцелярского советника и получения авансом жалованья в размере 1,5 тысячи рублей Василий Федорович в начале 1757 года отправился в путь на Пекин. Его свита состояла из талантливого помощника и одновременно толмача И.В. Якоби, приходившегося сыном коменданту Селенгинска и совсем недавно вернувшегося из миссии в Пекин, еще двух толмачей (Е. Сахновского и Ф. Шарина), а также эскорта в лице трех гренадеров и пяти кадровых военнослужащих.

Формально В.Ф. Братищев числился всего лишь курьером, которому поручили доставку дипломатической ноты сената в адрес Лифаньюаня, без каких-либо полномочий вести переговоры об изменении статуса долины Амура, и не существует никаких доказательств того, что ему предоставили аудиенцию у китайского императора или что он исполнял обряд коутоу. Но выданными ему 21 декабря 1756 года инструкциями из 15 пунктов предусматривалось делегирование Василию Федоровичу полномочий на попытку проведения переговоров и согласование множества проблем, в частности по статусу Амура, а также истребование у китайцев ответов на его дипломатические ноты. Ему поручили ходатайствовать об отправке в Россию китайского посольства с поздравлениями императрице Елизавете по случаю ее восшествия на престол (случившегося больше полутора десятков лет до того) и попытаться уладить продолжающиеся пограничные споры по поводу посягательств на режим границы, краж и беглецов. Так как обмен нотами между двумя дворами происходил постоянно, а по упомянутым вопросам, особенно по последнему, уже провели множество совещаний, от В.Ф. Братищева вряд ли ждали больших свершений, да еще он располагал мехами для подношения всего лишь на 500 рублей. Ему к тому же предстояло попытаться убедить китайцев принять и взять на довольствие несколько новых российских студентов в Пекине (А.М. Владыкин только что такое поручение провалил), а самое главное договориться с китайцами о разрешении на беспрепятственное плавание по Амуру на лодках с грузом зерна и прочей провизии на борту. Эти поставки предназначались гарнизонам российских острогов и жителям поселений в самых отдаленных уголках Восточной Сибири. Официально ему поручили вручить три дипломатические ноты: во-первых, с повторением запроса по статусу Амура; во-вторых, ответ на две китайские ноты с протестом по поводу убийства русскими разбойниками китайских подданных в регионе Аргуни (сенаторы заверяли руководство Лифаньюаня в том, что оба убийцы утонули в озере Баунтовского уезда) и, в-третьих, официальный запрос на стажировку в Пекине шести студентов отделения иностранных языков. Смысл — raison d’etre — миссии В.Ф. Братищева состоял в получении санкции на плавание русских людей по Амуру.

Маленькая свита Братищева пересекла границу в июле 1757 года и прибыла в Пекин 26 сентября. В Пекине его ждал любезный прием. Ему предоставили продовольствие, деньги на мелкие расходы и иногда даже баловали фруктами. Но китайские министры упорно стояли на своем, несмотря на заступничество архимандрита Юматова. Императора Цяньлуна глубоко смутил отказ российских властей оперативно вернуть на родину джунгар, бежавших на территорию Сибири. И Братищев доложил в Сенат о том, что, когда император узнал о малочисленности русского военного контингента в Сибири, он приказал отправить на границу крупное соединение за беглецами и вернуть их домой, в том числе силой, если до того дойдет дело. Относительно отправки китайского посольства в Москву мандарины не проявили ни малейшего интереса. Если бы русские власти прислали на границу какого-нибудь известного человека и облекли его полномочиями на ведение переговоров, из Пекина обязательно делегировали бы чиновника для обсуждения пограничных споров. Ничего большего сверх этого делать не пожелали. Просьбу о разрешении плавания по Амуру в Пекине даже не захотели обсуждать; китайское отношение к такому делу лучше всего выражено словами императорского указа советнику по военным делам (цзюныни дацяну) и остальным мандаринам: «Русский курьер прибыл в Лифаньюань с документом из Сената, в котором говорится, что на северо-восточной границе их страны народ оказался в бедственном положении и голодает и что в настоящее время строятся лодки для доставки провизии по восточному маршруту: Нерчинский уезд, река Ингода (приток Шилки), Аргунь и Амур. Московиты требуют [разрешения для] беспрепятственного плавания по упомянутым рекам. В одиннадцати статьях, прежде согласованных и утвержденных с московитами [в Кяхтинском договоре], [никакого упоминания не содержится о] пересечении границ и отправке людей для перевозки предметов. [На этом основании] в Лифаньюань направлено распоряжение московитам отказать и их просьбу отвергнуть! Но иноземные варвары ничего не понимают в [китайских] традициях. Как видно, они полагают, будто представлением некоего документа в Лифаньюань все дело заканчивается, то есть, не дожидаясь документа в ответ, подойдут к часовым на границе с просьбой дать им пройти. Таким образом, приказываю следующее: генералу (цзянцзюню) Чзоледо незамедлительно поручить чиновникам погранично-патрульной службы объяснить им [московитам] фразу „Даже притом что ваши высокопоставленные сенатские отправили некий документ в Лифаньюань, мы еще не получили из нашего юаня документа на предоставление разрешения [на ваш проход]. На каком основании мы должны пускать вас на нашу территорию, выслушав только ваши односторонние предложения? Предположим, что мы рассказали вам об отправленном нами документе вашим высокопоставленным сенатским с просьбой разрешить нам проходить на вашу территорию, вы нам поверите?“. Стражникам на границе предписывается особое внимание уделить воспрещению их проникновения на нашу территорию. Всех, кто отказывается их слушать, останавливать любыми способами. Офицерам пограничной патрульной службы докладывать обо всех случаях нарушения границы с применением силы. Цзоледо должен незамедлительно посылать войска для задержания таких нарушителей, и обращаться с ними следует как с дезертирами».

Такой отпор лишил российскую сторону перспективы на приобретение прав в долине Амура до самого конца столетия. И только после заключения Айгунского договора (1858) им все-таки разрешили плавание по этой реке. Когда этот вопрос подняли в Сенате в 1764 году, представитель Коллегии иностранных дел посоветовал не заниматься им, несмотря на очевидную ценность доступа к Амуру, из-за «непреклонности маньчжурского двора». Единственный реальный результат усилий на том направлении выразился в том, что у китайцев углубились уже появившиеся подозрения в постоянно нараставших аппетитах русских властей. В частности, когда их поползновения становились угрозой для родины самих маньчжуров.