ДОСЬЕ АГЕНТА ПРОЩАЙ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ДОСЬЕ АГЕНТА ПРОЩАЙ

…Место для убийства было вроде бы подходящее: обезлюдевший зимой подмосковный дачный посёлок. Здесь он и решил избавиться от неё. Возможно, любовница знала лишнее. Не повезло и случайно появившемуся мужчине — свидетеля тоже пришлось убрать. Посчитав, что оба мертвы, убийца ушёл. Но женщина оказалась жива. И в тот же февральский день 1982 года его арестовали — так подполковник вышел из большой игры.

Он начал карьеру в КГБ в конце пятидесятых годов, после окончания одного из технических вузов. Затем — Париж, охота за секретными западными технологиями. Командировка кончалась в 1970 году, и тогда французская разведка, уже державшая «дипломата» на примете, попросила своего соотечественника, торговца электроникой, который был с русским в приятельских отношениях и часто ездил в Москву, не терять с ним связи. Наш разведчик доложил о контакте с торговцем начальству и получил «добро» на продолжение знакомства — КГБ, в свою очередь, надеялся извлечь пользу из француза.

Несколько лет эта дружба тянулась для западной спецслужбы бесплодно. Но однажды офицер намекнул: коммунизм он уже ненавидит, а вместе с ним и Лубянку — готов работать на французов. Кодовым именем нового агента стало английское слово «Farewell», что значит «Прощай». Он оказался бесценным приобретением: передал сотни документов, раскрывших невероятный размах советского промышленного шпионажа, от которого не убереглась ни одна развитая страна. На русских работали, казалось бы, совершенно надёжные люди.

Так, осенью 1984 года немецкие федеральные власти арестовали Манфреда Ротча — главу авиационного департамента фирмы «Мессершмитт-Бёльков-Блом», крупнейшего в Западной Германии производителя вооружений. Обвинение — семнадцатилетнее сотрудничество с КГБ.

Более роскошного места для шпионажа и не представишь. «Мессершмитт» участвовал в самых передовых научно-технических программах. Например, в совместном создании с итальянскими и английскими компаниями истребителя «Торнадо». Фирма производила также противотанковые ракеты HOT и «Милан», а последние разработки включали бронебойные снаряды, немецко-французский военный вертолёт, транспортный самолёт, ракету «воздух—воздух» «Корморан». Некоторые сотрудники «Мессершмитта» имели доступ к передовой технологии НАСА, у самого же Ротча был допуск наивысшего разряда. Миниатюрной камерой он переснимал документы и чертежи прямо в штаб-квартире фирмы, а затем передавал информацию советским агентам в Мюнхене или за границей.

Когда агент был арестован и ждать его возвращения на волю уже не имело смысла, французская спецслужба положила часть полученного из Москвы досье на стол президенту Миттерану. Сразу же — в апреле 1983 года — 47 советских «дипломатов» покинули Францию. И если для наших читателей и телезрителей эта массовая миграция так и оставалась загадочной, то для западных через некоторое время всё прояснилось. Весной 1985 года, когда пришла весть о казни подполковника, часть досье передали прессе. Так впервые была разглашена подробная, с именами, схема организации советской научно-технической разведки.

Документы с грифом «Совершенно секретно» рассказали, что Военно-промышленная комиссия (ВПК) при Совете Министров устанавливала ежегодный план сбора разведданных. За его выполнение отвечало управление «Т» Первого Главного управления КГБ, которое рассылало резидентурам в разных странах соответствующий опросник. Специалисты, занимавшиеся сбором этой информации, относились к «линии X». Всего в управлении «Т» было около тысячи офицеров, из них примерно триста за границей, где вместе с сотрудниками политической разведки они составляли основу резидентур.

Агент выдал всех известных ему офицеров «линии X». В ГРУ — военной разведке — такой же деятельностью занималось управление научно-технической разведки, имевшее за границей около полутора тысяч человек. В охоте за промышленными секретами участвовали также Госкомитет по науке и технике, Академия наук, Госкомитет по внешнеэкономическим связям и Министерство внешней торговли, которые анализировали в основном открытые сведения, извлечённые из научно-технической литературы.

Досье агента Прощай включало, в частности, отчёты некоего малоизвестного учреждения — Всесоюзного института межотраслевой информации (ВИМИ). Когда советским специалистам требовалась какая-то западная технологическая новинка, они направляли заявку в ВИМИ, а тот передавал заказ разведорганам и устанавливал смету расходов. Например, в конце семидесятых годов понадобились электронные компоненты американских крылатых ракет — работу поручили КГБ и выделили 170000 рублей.

И деньги не пропадали даром. Так, в одном из документов, подписанных тогдашним главой ВПК Леонидом Смирновым, отмечалось, что разведка помогла нейтрализовать новейшую натовскую противотанковую ракету «Тау»: «Мы можем определить уровень глушения, необходимый для борьбы против этого оружия».

На досье основывался и доклад правительства США 1985 года: «Советы считают, что, используя документацию по американскому истребителю Ф-18, их авиационная и радарная промышленность сэкономили около пяти лет разработок и 35 миллионов рублей». Документация по радару управления огнём Ф-18 послужила технической основой новых радаров нашлемной системы целеуказания для последнего поколения советских истребителей.

Многое из рассказанного выше почерпнуто из заслуживающих доверия, но всё же западных источников. Потому, чтобы узнать о советской научно-технической разведке (НТР), как говорится, из первых рук, специальный корреспондент известного всем журнала «Техника — молодёжи» Алексей Кузнецов отправился в тихий Колпачный переулок, расположенный в самом центре Москвы. В старинном особняке без вывески располагается пресс-служба внешней разведки России.

И вот что рассказал журналисту «неброский мужчина, в годах», который предложил называть его Юрием Фёдоровичем. По должности, как он представился, — руководитель научно-технической разведки Службы внешней разведки России. Он любезно согласился прокомментировать некоторые аспекты вышеизложенного.

— Была ли НТР важнейшей стороной деятельности КГБ с момента его выхода на международную арену?

— Ни в коей мере. НТР — лишь одно из направлений внешней разведки КГБ. Она работала по заданиям промышленности. Руководство КГБ отмечало важность НТР, помогало ей, но не относило её деятельность к приоритетной.

Организационно это подразделение оформилось во внешней разведке примерно в 1925 году. Одним из первых его руководителей был Леонид Романович Квасников.

Одна из задач НТР — отслеживание тенденций и достижений зарубежной науки и техники с точки зрения угрозы появления новейших средств вооружённой борьбы, прежде всего оружия массового поражения, и как следствие этого — нарушение сложившегося соотношения сил в мире. Сейчас НТР уделяет серьёзное внимание исследованиям и разработкам в области «критических технологий». Это наше направление созвучно с деятельностью Института критических технологий, организованного в 1991 году при Управлении научно-технической политики Белого дома США.

НТР анализирует завершённые зарубежные НИОКР военно-прикладного характера, выявляет конструктивные особенности перспективных образцов, беспристрастно оценивает сильные и слабые стороны иностранных систем оружия, отслеживает технические новинки, передовые инженерные решения и т.д. Особое внимание уделяется технологиям производств.

Важность этой работы, надеюсь, понятна. Создав новое оружие, наши конструкторы должны быть уверены, что оно в состоянии выполнить свои функции, окажется эффективнее зарубежного. В мирное время сопоставить качество отечественного и зарубежного вооружения можно лишь с помощью разведки.

Наконец, замечу, сейчас промышленным шпионажем занимаются около 75 крупнейших корпораций США. Очень активны в этой области французы и англичане.

— Можно ли привести примеры успешных или неуспешных операций советской НТР из опыта последних лет?

— Можно. Однако говорить о них пока рано. Таковы наши правила.

Вместе с тем есть примеры, которые не попадают под определение «разведывательные операции», но, на наш взгляд, заслуживают внимания печати. Так, мало кому известно, что НТР обеспечивала информацией работы по ликвидации последствий аварии в Чернобыле. Мы по своей инициативе уже 2 мая 1986 года направили своего представителя на место работы правительственной комиссии, поддерживали с ним прямую регулярную связь, получали вопросы научно-технического характера, относящиеся в основном к оценке происходящего в аварийном реакторе, прогнозам последствий, оперативно находили в своих информационных банках или за рубежом ответы на эти вопросы и сообщали их комиссии.

Добавлю, что в конце восьмидесятых годов НТР передала научным организациям Украины, Белоруссии и в Брянскую область России большой объём информации преимущественно по медико-биологическим аспектам последствий аварии, в частности, таким, как радиоактивное заражение территории, облучение людей и домашних животных.

В начале восьмидесятых годов НТР обратила внимание на развитие за рубежом СПИДа. Понимая, что болезни не признают государственных границ, мы информировали руководство СССР. К сожалению, столкнулись с определённым непониманием, поскольку тогда бытовало мнение, что у нас нет социальных условий для такого заболевания и проблема якобы неактуальна. Правда, через несколько лет правительство приняло соответствующие решения по этому вопросу.

— Не рассказали бы вы об агенте Прощай? Какое у него настоящее имя?

— Агент французских спецслужб Прощай был раскрыт в западной печати в 1990 году. Его настоящую фамилию, имя и отчество приводить в средствах массовой информации, по нашему мнению, нежелательно с этической точки зрения — ведь в Москве живут вдова, взрослый сын и другие родственники, носящие ту же фамилию.

Данные о том, что стали известны совершенно секретные документы о деятельности Первого Главного управления КГБ, мы получили в 1983 году, как ни странно, из публикаций в зарубежных научно-технических изданиях. Получается, спецслужбы Франции фактически сами вывели нас на своего агента. Контрразведывательными подразделениями КГБ и разведки был проведён сложный комплекс аналитических и оперативных мероприятий. В результате установили: сведения переданы французской контрразведке конкретным сотрудником ПГУ — агентом Фарвеллом. По данному факту в августе 1983 года возбудили уголовное дело по статье 64 «Измена Родине в форме шпионажа».

С 1959 по 1982 год он служил в органах госбезопасности, был сотрудником одного из подразделений научно-технической разведки. Дважды выезжал в длительные загранкомандировки, в том числе во Францию.

Я знал его. Он казался компанейским, всегда приветлив, общителен. Но потом в нём появилась какая-то меркантильность, стремление что-то выгодно достать, продать. Из-за таких махинаций его и отозвали из второй командировки.

Страсть к наживе, преувеличенное мнение о своих способностях и неудовлетворённое чрезмерное честолюбие, пристрастие к спиртным напиткам и женщинам, а также неустойчивость толкнули его на предательство.

В ход расследования вмешался случай. В феврале 1982 года он совершил известное вам тяжкое уголовное преступление. В ноябре того же года военный трибунал Московского военного округа лишил его воинского звания и приговорил к пятнадцати годам лишения свободы в исправительно-трудовой колонии усиленного режима. А затем он признал себя виновным и в шпионаже.

Конкретные факты его шпионской деятельности были подтверждены показаниями свидетелей, заключениями экспертов, вещественными доказательствами. 14 декабря 1984 года Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила его к исключительной мере наказания — расстрелу. Приговор приведён в исполнение.

— Какие изменения произошли в НТР с распадом Варшавского Договора?

— Прекращение сотрудничества не оказало серьёзного влияния на российскую НТР, которая сейчас, как и прежде, руководствуется интересами своей страны.

— В западной печати появлялись сообщения, что с приходом к власти Горбачёва советская НТР усилила свою деятельность. В частности, агентам разрешили идти на большой риск, и именно этим объясняются участившиеся провалы. Так ли это?

— Не разделяю этот тезис, сравнивая, что было до Горбачёва и при нём. Какой-то смены установок не произошло. С другой стороны, меняются задания, методы. И периоды бывают разные — больше провалов, меньше… Но конечно, коллизии последних лет затруднили нашу работу, а чем она сложнее, тем меньше шансов на успех. Примерно с 1987 года у нас начались трудности с валютой. Произошли большие изменения в структурах, на которых мы базируемся. Поэтому можно сказать так: в настоящий период НТР усиливает свою деятельность по анализу перспективности тех или иных технологий для промышленности России в свете её реструктуризации. По ряду направлений мы снижаем активность, прежде всего по добыче образцов новой техники. Связано это с финансовыми проблемами и отсутствием у части отраслей конкретных программ развития.

Такой вот скучноватый разговор получается, когда с разведчиком сходишься лоб в лоб. Но какое отношение и сам разговор, и упоминающийся в нём агент имеют к главной теме нашей книги? Оказывается, самое непосредственное. Хотя бывшие коллеги Фарвелла не хотят об этом говорить.

Как стало ясно из источников, раскрытых в самое последнее время, окончательный провал своему агенту устроила, как ни странно, сама французская разведка. Но первоначально «подорвался» он… вы догадались правильно… опять-таки на женщине.

Говорят, настоящее имя агента Владимир Ветров, полковник КГБ, сотрудник управления «Т». И скрывать его особо не стоит хотя бы по двум причинам. Во-первых, имя это неоднократно фигурировало в зарубежных публикациях, в том числе и в специальной передаче на русском языке, сделанной радиостанцией «Свобода». Во-вторых, фамилия Ветров достаточно распространена, так что родственники всегда могут сказать, что не имеют ни к данному персонажу, ни к его истории ровным счётом никакого отношения. Мало ли на свете однофамильцев?

Итак, вот вам ещё одна версия событий.

Вернувшись после заграничных вояжей в Москву и, видимо, разочаровавшись в советской жизни, Ветров пишет письмо своему хорошему знакомому во Франции, оказавшему ему некогда большую услугу, в которой намекает, что не прочь будет вернуть должок. Получив письмо, в котором Ветров также просил о срочной встрече в Москве, проницательный знакомый поставил в известность о нём спецслужбы Франции и с их согласия вылетел в нашу столицу. Здесь он встретился с Ветровым и получил от него ещё одно послание, в котором тот изъявлял желание работать на спецслужбы Запада.

Уверовав в серьёзность намерений Ветрова, его связали с профессионалом — сотрудником французского посольства в Москве, и около года новоявленный агент, получивший кличку Фарвелл, исправно поставлял информацию. А потом вдруг исчез. Через некоторое время, после осторожных попыток навести справки, французы приходят к выводу, что их агент арестован и, судя по всему, расстрелян.

И вот в начале 1983 года, как бы в отместку за это, президент Миттеран принимает решение о высылке из Франции свыше сорока советских дипломатов и журналистов за «деятельность, несовместимую с их официальным статусом». В том заключалась трагическая ошибка французов.

В списке значились многие люди, так или иначе когда-то контактировавшие с Ветровым. Сам же он в это время был живой, хотя и находился в заключении. Но арестован и осуждён он был не по шпионскому, а по уголовному делу.

На работе он завёл себе любовницу — старшую переводчицу управления Светлану Очкину, следы которой в настоящее время таинственно затерялись. Но по словам вдовы Ветрова, эта особа пыталась шантажировать мужа, стараясь заставить его жениться на себе, бросив семью.

Поводом же для шантажа, по вероятности, послужило вот что. Зайдя как-то без стука в рабочий кабинет Ветрова, Очкина застала его за странным делом: он фотографировал секретные бумаги. Пойманный, что называется, с поличным, Ветров был вынужден согласиться на требования любовницы. Сам же тем временем решил её убрать. И вот 22 февраля 1982 года, взяв шампанское, «молодожёны» отправились на машине в лесопарк в районе окружной дороги, якобы для того, чтобы отпраздновать свою помолвку.

Однако в самый неподходящий момент возле машины, стоявшей в лесу, появился некий человек — фальшивый милиционер, уволенный из органов за взятки и пьянство. Промышлял он тем, что подкарауливал влюблённые парочки, предъявлял им удостоверение, утаённое при увольнении, грозил сообщить на работу и т.д. Многие, понятное дело, стремились от него откупиться.

Но на сей раз номер не прошёл. Разозлённый Ветров выскочил из машины и прикончил лжемилиционера ножом. Поняв, что дела плохи, его любовница бросилась бежать. Тогда Ветров сел в машину, настиг и сбил её. Будучи уверен, что женщина мертва, он покинул место преступления. Но Очкина оказалась живучей, была подобрана ещё живой, и в тот же вечер Ветрова арестовали.

Однако — удивительное дело — Очкина пожалела любовника и не рассказала, за что именно её пытались убить. Так что Ветрова судили лишь за убийство лжемилиционера в состоянии аффекта, дав ему за это пятнадцать лет. Отбывать наказание его отправили куда-то в район Иркутска, откуда, по словам жены, он довольно часто писал ей.

Но тут во Франции разворачивается акция по высылке агентов. КГБ анализирует ситуацию и решает провести повторное следствие. Во всяком случае, Ветрова узнаёт, что муж снова оказывается в Москве, в «Лефортове», а в феврале 1985 года ей выдают свидетельство о смерти мужа.

Такие вот бывают истории…