Свидетели опознания

Свидетели опознания

В «Профсоюзном бюллетене учителей» за октябрь 1924 г. содержится следующее весьма разумное рассуждение:

«Для нас, живущих в XX в., было бы несколько некорректным через пять веков после смерти героини провозглашать: „Это была мнимая Жанна д’Арк…“, заявляя орлеанцам, которые ее видели: „Вы были дураками“, в то время как мы сами никогда ее не видели…»

В 1978 г. мы побывали в Шиноне. Беседуя с некоей 50-летней девицей, поклонявшейся Богоматери и девственности, мы тщетно пытались вразумить ее, говоря, что Дед Мороз не существует, хотя в него верят миллионы детей. Она яростно противопоставляла нам «таинство веры» как аргумент в пользу дорогой ее сердцу легенды. Наш труд пропал даром. При посещении замка нам не удалось получить ничего, кроме взглядов, исполненных ненависти! Как видно, фанатизм не уживается с бескорыстными поисками исторической истины!

Но вернемся к свидетельствам об опознании.

К 24 августа 1439 г. Карл VII прибыл в Орлеан. 24-го же он председательствовал на большом королевском совете. А Жанна уже была на пути в город, который вскоре вновь оказал ей восторженный прием. Вот что мы читаем в «Счетах крепости» города Орлеана под датой 9 августа 1439 г.:

«9 августа: Пьеру Боратену и Жану Бамбашелье для передачи Флёр-де-Лису, герольду, в виде суммы, для него предназначенной: два золотых реала за то, что он доставил в город письма от Жанны Девственницы».

Флёр-де-Лис — это гербовое имя одного из тех двух герольдов, которые в 1429 г. в Шиноне были включены в военное подразделение, предоставленное Жанне. Второй именовался Кёр-де-Лис. Значит, Флёр-де-Лис, едва произошло второе появление Жанны, вновь попал к ней на службу. Но продолжим:

«27 августа: Для передачи Жану дю Лису, брату Девственницы, предназначенной ему суммы в 12 турнейских ливров, поскольку названный брат Девственницы явился в Городскую палату с прошением к господам, ведающим снабжением города, о том, чтобы соблаговолили они помочь ему кое-какими деньгами, дабы мог он вернуться к упомянутой сестре. Говоря, что явился он с ведома Короля и что Король назначил ему 100 франков и приказал, чтобы таковые были ему выданы, но это сделано не было: ему передали всего лишь 20 франков. И осталось у него всего восемь франков, что было недостаточным для возвращения».

А встреча между Жанной и Карлом VII состоялась тогда, когда Жан дю Лис, иначе именуемый Жан д’Арк, уже вернулся к ней, несомненно, для того, чтобы уведомить ее о согласии короля на такую встречу. Сама же она в свою очередь должна была прибыть в Орлеан к концу сентября 1439 г.

Свидание состоялось в саду Жака Буше, управляющего городом Орлеаном в хозяйственных вопросах: «Было оно в саду, в большой беседке», согласно Гийому Гуффье, сеньору де Буази и камергеру короля Карла VII.

«Жанна направилась прямо к королю, чем он был поражен и не сумел найти других слов, как те, что сказал ей очень ласково, поклонившись: „Девственница, душенька моя, добро пожаловать, во имя Господа нашего, ведающего тайну, которая есть между Вами и мной…“ Эта мнимая девственница, едва услыхав слово „тайна“, преклонила колени».

Защитники легенды буквально истолковали слово «мнимая», не попытавшись выяснить, имело ли оно в сознании Гуффье де Буази то же самое значение. Они поступили неправильно. Ведь мы должны отметить, что камергер короля называет ее именно Жанной; для него она — вновь объявившаяся Девственница. Но теперь она — Дама дез Армуаз, законная супруга одного лотарингского вельможи. Каким же образом можно было ей называть себя и именоваться Девственницей? Ведь замужняя женщина таковой больше не является. Так мыслит Гуффье де Буази, которому неведомо, отчего когда-то ее называли таким именем!

Ведь добрый народ не затруднял себя тонкостями латыни. Ему были чужды оттенки, разделяющие слова «рuella» и «virgo» («девушка» и «девственница»). Девственность была нравственной стороной этого состояния; девичество было его телесным проявлением. Но при зачаточных гинекологических познаниях тех времен некоторые анатомические особенности, никоим образом не связанные с нравственной или религиозной стороной дела, оставались непостижимыми.

То, что Карл VII недвусмысленно опознал в коленопреклоненной Даме дез Армуаз Девственницу, подтверждается тем, что Ни на одно мгновение не возникал вопрос о том, что она могла быть самозванкой. Никогда никаких претензий не было предъявлено ни к ней, ни к ее спутникам.[104]

А ведь Карла VII при этой встрече окружали: Жан Дюнуа, бастард Орлеанский; Карл Анжуйский; господин де Шомон; архиепископ Вьеннский; а главное, Жан Рабато, у которого Жанна проживала в 1429 г. Ему предстояло вступить в обязанности председателя парижского парламента (в те времена — судебный орган. — Прим. перев.). Более того, там был и архиепископ Реймсский Реньо, участник венчания на царство, который прекрасно знал Жанну, встречаясь с ней и в Шиноне, и в Реймсе в 1429 г.

После этого свидания с Карлом VII у Дамы дез Армуаз не было никаких неприятностей, и она пробыла в Орлеане до 4 сентября 1439 г.

Во время этого пребывания она свободно разъезжала по городу, и приемы следовали один за другим. Об этом свидетельствуют «Счета Орлеанской крепости». Эти бесценные документы еще существуют в то время, как мы пишем эти строки. Во всяком случае, существовали в 1969 г. Надеемся, что фальсификаторы истории не сумеют их ликвидировать.

Отсюда ясно, что (вопреки злонамеренным выдумкам Пьера Сала, сочиненным через 100 лет после описываемых событий) там была не лже-Девственница, а доподлинная Девственница. Пьер Сала спутал два разных рассказа, относившихся к двум разным лицам, жившим в разные эпохи. Ведь в «Счетах крепости» упоминаются многочисленные приемы и угощения вином для «Дамы дез Армуаз»: 18 июля 1439 г., 29 июля 1439 г., 30 июля 1439 г., 31 июля 1439 г., 1 августа 1439 г. И того же 1 августа город преподнес ей дар в 210 ливров «за добро, которое она сотворила для города во время осады». В данном случае в тогдашнем реестре уточняется: «Жанне дез Армуаз». Празднества эти возобновились после ее возвращения 4 сентября 1440 г., когда в честь «Дамы Жанны дез Армуаз» вновь устраивается почетное угощение вином. Мы не оговорились: 1440 г…

Как можно после всего этого нагло утверждать, будто Жанна была разоблачена и заключена в тюрьму после своей беседы с Карлом VII, как это делает академик Морис Гарсон?[105]

Наконец, 30 сентября в присутствии короля, королевы Иоланды Анжуйской и Сицилийской (тещи короля), Марии Анжуйской (его супруги) и всего французского двора Жиль де Рэ дал представление своей разорительной «Мистерии об осаде Орлеана», в ходе которой актеры называли Девственницу Дамой Жанной, Благородной Принцессой, Благороднейшей и Превосходной Принцессой. Незаконное употребление всех этих титулов в те поры каралось тюремным заключением. Представление это было устроено маршалом де Рэ по случаю начала работы Генеральных штатов в Орлеане. Что делало еще более значительными все эти термины, употребленные по отношению к Жанне.

А сама она была на представлении? Неизвестно. Важно, однако, что в 1438 г., овдовев, в Орлеан на жительство переехала Изабелла де Вутон, прозванная Римлянкой, ее «официальная» мать. Город принял ее с почетом, назначил ей ренту, выплачивавшуюся вплоть до ее смерти в 1458 г. Ясно, что, не признав своей «дочерью» Даму дез Армуаз, Изабелла превратилась бы в соучастницу мошенничества (раз она своевременно не разоблачила ее как самозванку), жертвой которого оказался бы король Франции. Да и что бы она от этого выиграла? Ничего хорошего.

Вместе с тем, именно начиная с визита, нанесенного Дамой дез Армуаз в августе — сентябре 1439 г., город Орлеан прекратил ежегодные обедни за упокой души той, которую считали погибшей в Руане. Служили их в мае. Дело в том, что, несмотря на письма, поступавшие от нее начиная с 1436 г., эти обедни до того не были отменены. Недоверчивые орлеанцы, таким образом, дождались свидания с ней, услыхали ее голос и только тогда сделали соответствующий вывод и перестали устраивать церковные службы. Ясно, что все, у кого она жила, кто мог приблизиться к ней в 1429 г., были отныне уверены, что она жива и здорова. Ведь не считая таких примет, как красное пятно за правым ухом, у нее были еще и шрамы от старых ран. Все это составляло часть ее внешнего облика, к тому же голос, ее осанка давали возможность опознать ее.

Пора теперь составить список тех, кто счел своим долгом обнаружить в Даме дез Армуаз ту, которая для них по-прежнему оставалась Жанной Девственницей.

В королевской семье мы находим: Карла VII, его тещу королеву Иоланду Анжуйскую, его жену Марию Анжуйскую (обе они присутствовали на гинекологическом осмотре Жанны во время ее прибытия в Шинон в 1429 г.), а также его шурина Карла Анжуйского.

Был еще один принц, также выступавший в роли свидетеля тождества Жанны Девственницы и Дамы дез Армуаз. Это — Карл Орлеанский. Еще будучи пленником в Лондоне, он направил ей в Шинон через герцогского казначея крупные суммы, чтобы она могла облечься в пышные одеяния цветов, которые были приняты у Орлеанской династии: то был зеленый «цвет утраты», носимый в знак траура после злодейского убийства герцога Луи в 1407 г.

Это обстоятельство симптоматично. В архивах департамента Луар-э-Шер когда-то хранился список расходов, предпринятых городом Блуа ради Жанны по приказу Карла Орлеанского в связи с ее бракосочетанием с Робером дез Лрмуазом. Документ датируется ноябрем 1436 г. Его держал в руках один из наших коллег. Ныне он исчез. Фальсификаторы истории не обошли своим вниманием и Блуа… Но вернемся к нашим свидетелям.

Со стороны семейства д’Арк в этом качестве выступают Изабелла де Вутон, прозванная Римлянкой, «официальная» мать Жанны, ее два брата, Жан и Пьер д’Арки. Кроме того, имеется свидетельство Карла Орлеанского, сводного брата Жанны, а также ее так называемой сестры, Катрин д’Арк.

Со стороны бывших членов ее военного штата выступают: Жан Дюнуа, бастард Орлеанский, ее сводный брат; Жиль де Рэ, ее кузен через брачные связи; Потон де Ксентрай; оба ее герольда — Флёр-де-Лис и Кёр-де-Лис.

В «Счетах», составленных в Орлеане, фигурирует еще одно звучное имя из числа тех, кто входил в ее военный штат: это Жак де Шабанн Ла Паллис. Утром 5 августа 1439 г. «10 пинт и кружек вина» были преподнесены «Жану, брату Девственницы» (там же подсчеты, касающиеся какого-то ужина). Говорится явно о нем и о небольшом отряде сопровождения. Но в тот же день Жак де Шабанн получил те же суммы для себя и своих сопровождающих. Они вместе прибыли? Или вместе отправились восвояси? В «Счетах Орлеанской крепости» это не уточняется. Но, несомненно, господин де Шабанн встретился с Жаном д’Арком, рыцарем, который наверняка поставил его в известность насчет возвращения Девственницы. А Жак де Шабанн Ла Паллис, выполнявший тайные поручения Карла VII, в это время назначенный сенешалем Тулузы, комендантом гарнизонов в Корбее, Венсенне и Бри-Конт-Робере, не допустил бы, чтобы какая-то мнимая Жанна самозванно выдавала себя за настоящую. Тайный агент короля, он явно знал, как надо понимать это второе появление.

В самом Орлеане при ее возвращении туда подтвердить истину могли весь Орлеанский совет, Жан Рабато, ее хозяин в Пуатье в 1429 г., в то время королевский прокурор, председатель парижского парламента; монсеньор Рено де Шартр, в те времена — великий капеллан Франции в Шиноне, венчавший Карла VII на царство в Реймсе, а тогда — архиепископ Орлеанский.

В Меце — Дама де Бодрикур, урожденная Аларда де Шамбле, препоручившая Жанну под клятву Жану Новелонпону при ее отъезде в Шинон. А Робер дез Армуаз, посвященный в рыцари в 1418 г., кузен (благодаря брачным связям) Дамы де Бодрикур и Робера де Бодрикура, большой друг Николя Лува, получившего по настоянию Жанны рыцарское достоинство при коронации в Реймсе, ставший советником и камергером герцога Бургундского, Филиппа Доброго, а затем — камергером Карла VII. Роберу дез Армуазу суждено было стать супругом Девственницы, о чем свидетельствуют уже цитировавшиеся акты.

К тому же свидетелями в Меце были: Обер де Буле, местный вельможа, главный старшина города; Николя Гронье, губернатор Меца; Жофруа Деке, городской казначей; Жан де Тонелетиль, вельможа из прилегавшей области; Гобеле де Дён, королевский прево, которые поставили свои подписи под брачным контрактом и другими актами, подтвердив тем самым, что они безоговорочно считали Даму дез Армуаз Девственницей Франции. Об этом говорят акты, скрепленные их печатями.

Наконец, в 1474 г. фиксируется официальное свидетельство Карла Смелого, сына Филиппа Доброго герцога Бургундского, очевидным образом слышавшего откровенные признания отца по этому поводу[106]. В том же (1474) году Карл Смелый в городе Нейс (Германия) велел составить гербовник, который в соответствии со своим названием был еще и «Наставлениями для высших и низших чиновников, несущих благородную Гербовую службу». Автором являлся Оливье де Ла Марш, капитан гвардейцев Карла Смелого и ближайший друг Гийома III Ле Бутейе де Санлиса, который был в течение многих лет камергером герцога Карла Орлеанского. Можно понять, что Оливье де Ла Марш получил доступ к надежнейшим генеалогическим источникам, тем более что Гийом III Ле Бутейе де Санлис через свою мать Мари де Сермуаз состоял в прямом родстве с семейством дез Армуаз.

В этом гербовнике 228 страниц, и делится он на три части:

а) 50 листов касаются турниров, правил геральдики и пр.;

б) на нескольких других листах описываются всякие церемонии, в которых приняли участие разные важные господа, принадлежавшие ко двору герцогов Бургундских;

в) все продолжение включает гербы семей, породненных с этими господами, а также гербы главных суверенов Европы.

И среди этих семей, породненных с герцогами Бургундскими, представлены гербы разных знатных вельмож, числящих свой род от французской королевской династии. «Числящих», а не «принадлежащих к королевской крови Франции». В глазах тогдашних людей тут было небольшое различие.

В самом деле, Жанна Девственница, незаконнорожденная дочь Луи Орлеанского и Изабо Баварской, доподлинно ведет свой род от этой королевской крови, но в силу ее незаконнорожденности ее нельзя было считать принадлежащей к ней. Иначе она располагала бы привилегиями и прерогативами, которых у нее в силу этой незаконнорожденности быть не могло.

Так вот, на 203-м листе этой рукописи мы обнаруживаем шесть гербов, принадлежавших шести главным «баронам» Франции. Известно, что термин «барон» означал в те времена знатнейшие фамилии королевства — пэров, а не баронов из оперетт, разыгранных между 1870 и 1914 гг. На листе, воспроизведенном на вклейке в данном труде, находятся, таким образом, гербы графа де Монфора, также являющегося герцогом Бретонским; графа де Вермандуа; графа де Бомона; графа де Шартра и графа де П… — имя прочесть невозможно, оно написано тогдашней скорописью. Иные угадывают: де Перс. На деле этот щит, «лазурный, с тремя львятами», в точности воспроизводит некий обратный порядок цветов, характерный для эпохи, различавший разные ветви одного семейства. Обратный порядок цветов обозначал «темную полосу». Ведь в гербе графов де Перигор «на багряном фоне три золотых львенка, вставших на дыбы, с высунутыми языками, с лазурными венцами: два из них занимают верхнюю треть щита, а один — нижнюю часть герба». Возможно, вместо «де Перс», предлагаемого иными палеографами, следует читать «Перигор»[107] или «Порсеан», титул и графство, полученные Дюнуа 29 марта 1427 г.

Но бесконечно важнее то обстоятельство, что во главе этого листа, на почетном месте, первым, находится герб, которым Карл VII наделил Жанну Девственницу, с подписью: «Девственница Франции».

На первом — до гербов прочих пэров! О важности ее герба уже говорилось. Этот гербовник мы держали в руках, он существует, к позору фальсификаторов истории. Он находится в Национальной библиотеке, в отделе рукописей, под шифром N.А.F. 4381. Этим открытием мы обязаны нашему другу графу де Сермуазу, любезно предоставившему фотокопию этого документа в апреле 1975 г. Как мы видим, после того как она была Жанной Девственницей, затем Орлеанской Девственницей, Жанна как королевская принцесса наделена здесь титулом «Девственница Франции», который сопровождал отныне все документы, в которых она выступает как «Дама дез Армуаз, супруга Робера, сеньора Тишемона, рыцаря».

Рукопись Национальной библиотеки представляет собой точную копию той, которая в 1474 г. была изготовлена в Нейсе. Она относится к концу XV или к началу XVI в. Наш друг Пьер де Сермуаз, весьма тщательно изучивший ее, датирует ее 1502 г. Она была куплена в декабре 1883 г. за 100 франков на распродаже «редких книг и драгоценных рукописей» из одной коллекции. Аукцион состоялся в Лисабоне.

Если припомнить, что Карл Смелый — сын Филиппа Доброго и Изабеллы Португальской, то можно предположить, что эта копия была изготовлена и преподнесена его деду и бабке, то есть королю Португалии Жоану II, снарядившему Васко да Гаму в величайшее морское путешествие того времени, и королеве. Так как Карл Смелый погиб в 1477 г., распорядилась изготовить и подарила эту рукописную копию, скорее всего, его дочь Мария Бургундская (супруга Максимилиана Австрийского).

Возможный интерес Карла Смелого к Жанне получает объяснение в их очевидном родстве. Если и в самом деле Девственница была дочерью Луи Орлеанского и Изабо Баварской, то, значит, она, как уже не раз отмечалось, была еще и единоутробной сестрой Карла VII, Екатерины де Валуа (королевы Англии), а также Мишель де Валуа, первой супруги Филиппа Доброго (отца Карла Смелого), который тем самым оказался деверем Жанны. Значит, у Карла Смелого, хоть и рожденного от третьего брака его отца (с Изабеллой Португальской), тоже существовала родственная связь с Девственницей, хотя бы моральная: через брачные связи она была в какой-то степени его теткой.

В этом ряду от Карла VII до Карла Смелого получается что-то уж слишком много глупцов или соучастников мошенничества, если по-прежнему доверяться нынешним ученейшим защитникам легенды.

Но может быть, они в данном случае занимаются не историей, а апологетикой[108].