Приложение№ 18: ИЗ ОТКРЫТЫХ ИСТОЧНИКОВ

Приложение№ 18: ИЗ ОТКРЫТЫХ ИСТОЧНИКОВ

Из магнитофонных надиктовок Хрущева

«Когда я ехал на Украину, то Сталин предложил, чтобы меня, секретаря ЦК, избрали бы секретарем Киевского обкома партии и первым секретарем Киевского горкома партии. Невозможно сразу столько постов занимать, но он настаивал:

— Вы возьмите на себя это, а потом подбирайте людей.

Вторым секретарем Киевского горкома партии был Костенко. Я его мало знал, мы познакомились, когда я приехал на Украину. Но я доверял ему, считал, что он честный простой человек. Не знаю, был ли он из рабочих или из крестьян, но не вызывал у меня никаких сомнений. Вдруг на него пало подозрение, и его арестовывают. После ареста он сам дал очень большие показания о своих связях с врагами народа и прочее, прочее. Меня это смутило, я усомнился и сказал Успенскому:

— Хочу поговорить с арестованным Костенко.

Поехал в наркомат внутренних дел. Ко мне привели Костенко, и я его по тем вопросам, по которым он дал показания, расспросил. Он все подтвердил.

— Да, — говорит, — так это и было. Я все это делал. Я состоял в заговоре.

— Вы все сказали?

— Я все сказал. Обо всех людях, кого я знал. Я ничего не утаил.

Когда я уходил, то попросил Успенского:

— Товарищ Успенский, если вы осудите его и он будет приговорен к смертной казни как враг народа, и если он в последнем слове укажет на кого-либо еще из новых лиц, то я просил бы тогда его не уничтожать. Надо разобраться, чтобы он кого-то не оклеветал.

Прошло какое-то время, и мне Успенский присылает документ, что Костенко перед расстрелом сказал, что в заговоре с ним состоит еще Черепин, избранный уже после ареста Костенко вторым секретарем Киевского горкома партии. Я его очень уважал, это был простой такой полтавский крестьянин, умница. Я и уважал его, и верил, что он честный человек.

Я возмутился и говорю:

— Ну как же вы, товарищ Успенский, так сделали? Я же вас просил, что если он будет на кого-то еще показывать, дать возможность проверить его показания.

Не помню уже, как он мне объяснил…»

Из письма читателя Донского автору книги

(Донской Александр Николаевич — доктор геолого-минералогических наук, ведущий научный сотрудник одного из киевских институтов. Он предупредил: «возможно, что многие мои сведения не очень достоверны, но, может быть, они вам пригодятся».)

«В конце шестидесятых годов я в составе экспедиции проезжал через село Калиновку, родину Н. С. Хрущева. В продовольственном магазине мы о нем беседовали со старушками, которые помнили его еще в юные годы. Они нам честно сказали, что несколько лет назад, когда Н. С. Хрущев был при власти, они молчали, так как за такими разговорами следили и могли посадить. По их словам, Н. С. Хрущев и его сестра были незаконными детьми ромадановского помещика, фамилию которого я не запомнил. Мать Хрущева была у него экономкой. Этот помещик помогал своим детям, пробовал учить Н. С., но безрезультатно. Он его откупил от службы в царской армии. Известно же, что в 1914 году Н. С. Хрущеву было 20 лет, то есть он был призывного возраста, не был больным, а в это время проводилась всеобщая мобилизация».

Из магнитофонных надиктовок Хрущева

«Однажды я приехал на заседание Политбюро. Мы сидели и подпирали плечами стенку с Ежовым. Сталин вошел в зал и сразу же направился к нам. Подошел, ткнул меня пальцем в плечо и спросил:

— Ваша фамилия?

— Товарищ Сталин, я всегда Хрущевым был.

— Нет, вы не Хрущев, — он всегда резко так говорил, — вы не Хрущев.

И назвал какую-то польскую фамилию.

— Что вы, товарищ Сталин, мать моя еще жива… Завод стоит, где я провел детство и работал… Моя родина Калиновка в Курской области… Проверить можно, кто я такой…

— Это говорит Ежов.

Ежов стал отрицать. Сталин сейчас же в свидетели позвал Маленкова. Он сослался, что Маленков ему рассказал о подозрениях Ежова, что Хрущев не Хрущев, а поляк. Тот тоже отрицать…»