12. ПРОБЛЕМЫ ЕВРОПЕЙСКИЕ
12. ПРОБЛЕМЫ ЕВРОПЕЙСКИЕ
Между прочим, многие обычаи Европы в описываемую эпоху показались бы нам не менее экзотическими, чем индийские или африканские. Например, у французского короля послы государей более низкого ранга, князей или герцогов, должны были целовать даже не руку, а колено. А когда французские и итальянские монархи играли свадьбы своих отпрысков, то нередко изъявляли желание лично присутствовать при брачной ночи или назначали свидетелей. Что объяснялось отнюдь не извращениями, а юридическими тонкостями. Другая сторона уже не могла отказаться от выплаты приданого под предлогом, что брак осуществился “не до конца”. По столь же весомым юридическим причинам королеву Франции во время беременности должны были неотступно сопровождать принцы крови, а если она рожала мальчика, принцев приглашали в спальню, предъявляя младенца и лоно матери, еще связанные пуповиной. И лишь после этого пуповина перерезалась, дабы исключить версии о подмене. Вполне нормальным явлениям была открытая продажа дочерей их родителями, в том числе и знатными. Скажем, Генрих IV купил таким образом своих фавориток д`Эстре и д`Антраг. Причем за д`Эстре отец с матерью запрашивали 6 тыс., а король мог дать лишь 4, и сперва ее приобрел де Гиз. На простолюдинок цены были, соответственно, меньше.
Весьма утонченным проявлением чувств считалось хранить части тел покойных возлюбленных. Королева Марго коллекционировала забальзамированные сердца своих кавалеров, павших на дуэлях, в войнах, на плахе (в том числе и де Ла Моля и Коконнаса, воспетых Дюма — только в реальности это были не юнцы, а сорокалетние прожженые развратники и интриганы). И аббат де Рец пишет, что на склоне лет она “носила огромный вертюгаден (юбка на каркасе), весь облепленный карманами, и в каждом из них находилось в коробочке сердце ее покойного любовника… На ночь она вешала этот вертюгаден на крюк, которым запирался замок у изголовья ее кровати ”. Другие добывали себе палец или череп предмета воздыхания. А когда куртизанка Нинон де Ланкло родила девочку, вскоре умершую, высокопоставленный отец распорядился забальзамировать трупик и поставить в своем кабинете.
В начале XVII в. “горячей точкой” Европы оставались Нидерланды, продолжавшие в союзе с Англией борьбу за независимость. Впрочем, когда мы представляем нидерландскую революцию в образе самоотверженных Тилей Улленшпигелей, у которых “пепел Клааса стучит в сердце”, это оказывается далеко от истины. Воевали штатгальтер Мориц Оранский и офицеры-дворяне, набрав армии из таких вот улленшпигелей, а правительство составилось из торгашей-олигархов. И Оранский для финансирования войны целиком зависел от тех же олигархов, ставивших собственные выгоды куда выше национальных. Когда испанцы осадили Антверпен и Брюссель, помощи эти города не получили. Потому что были конкурентами Амстердама. В итоге были взяты и разграблены. Несмотря на войну, голландские купцы вовсю продолжали торговать с Испанией, снабжая противника прибалтийским и русским хлебом, а взамен получая пряности для перепродажи в Германию.
Ну и наконец, в разгар боевых действий, когда страна, казалось, должна была напрячь все силы на отпор врагу, ее торгашеская верхушка занялась созданием колониальной империи. Огромные эскадры в десятки кораблей адмиралов Ван Ноорта, Ван дер Хагена и др. устремились в Индийский океан. Попытка обосноваться в Индии оказалась неудачной, как и нападения на Филиппины и Малакку, но голландцы зацепились на Яве, Борнео, где местные правители сочли их союзниками против португальцев. А в 1602 г. возникла голландская Ост-Индская компания, фактически ставшая “государством в государстве”. Она могла заключать международные договоры, вести войны, казнить и миловать, иметь свою армию, флот. Даже точнее, сами Нидерланды превратились в некий придаток компании — почти все ее директора входили в правительство, поэтому ее деятельность поддерживалась силами государства, в то время как компания была государству не подотчетна и не подконтрольна.
Теоретически создание компании оправдывалось войной против Филиппа III, а значит и против португальцев, его подданных. Но это оказывалось лишь “фиговым листком”. Материальные и финансовые ресурсы Нидерландов перенацелились на строительство флотов для колониальной экспансии, десятки тысяч солдат и матросов с сотнями пушек отправлялись за моря в то самое время, когда страна для “борьбы за свободу” выпрашивала субсидии и военную помощь у Англии. Война в Ост-Индии развернулась крутая, пленных не брали. Голландцы утвердились в Молуккском архипелаге, зверски истребив персонал португальских факторий. А когда потругальцы у Макао и испанцы у Манилы захватили 2 нидерландских корабля, экипажам пообещали жизнь, если примут католицизм. Они согласились, были перекрещены, а потом казнены. Зато иезуиты представили начальству доклады о количестве “обращенных еретиков”.
Вдобавок голландцы принялись пиратствовать на коммуникациях, пошла охота за карраками — огромными, до тысячи тонн водоизмещения, трансокеанскими судами, курсировавшими раз в год между Филиппинами и Америкой и между Индией и Китаем. Захватив только одну из каррак, нидерландцы продали в Европе груз шелка и фарфора за 3,5 млн гульденов. Такие действия вызвали протесты во многих государствах, но директора Ост-Индской компании дали заказ знаменитому юристу Гуго Гроцию, и он написал трактат “О свободном море”. Который, кстати, стал основой и для всех последующих международных законов о судоходстве в открытом море и “призовом праве”. Но и со своими союзниками-англичанами, благодяря коим Нидерланды смогли устоять против испанцев, они в колониях не церемонились. Принялись теснить фактории британской Ост-Индской компании, нападали на ее суда или требовали убираться прочь, угрожая потоплением.
В Англии в 1603 г. умерла Елизавета, и за неимением других наследников на трон взошел шотландский король Яков I, сын казненной Марии Стюарт. Он стал первым монархом Англии, Шотландии и Ирландии, и как раз Яков ввел термин “Великобритания”, хотя до фактического объединения было далеко, шотландские пресвитеры правили своей страной сами по себе. И положение Британии было тоже куда как далеко от “величия”. Несмотря на произошедший скачок в развитии промышленности и торговли, Англия была еще экономически слабой, аграрной страной, 80 % населения жило в деревне. Многие предприятия: печи для литья, промыслы углежогов, оставались весьма примитивными.
Королевский флот составлял всего 40–50 кораблей. Предполагалось, что при угрозе войны он дополнится купеческими и пиратскими судами, но и тоннаж торгового флота был незначительным, треть товаров ввозилась на иностранных судах, в основном, голландских. И на рынках господствовал импорт — тоже голландский. В общем политика Елизаветы покровительства протестантам, сперва давшая выигрыш, обернулась бедствием: окрепнув, Нидерланды душили Англию. Ничего хорошего не принесла эта политика и внутри страны. Учение кальвинизма обрело много сторонникив, в Англии они называли себя пуританами, и пошел религиозный разброд. Причем кальвинизм был популярен среди купцов, “нового дворянства”, и пуритане теперь верховодили в разболтавшейся палате общин. И оказалось, что с Яковом связывают свои надежды разные конфессии. Католики — поскольку он был сыном католички Марии Стюарт, а пуритане — поскольку он прибыл из кальвинистской Шотландии.
Король пробовал преодолеть раздрай по-хорошему, созвав Хэмптонкортский совет из представителей разных верований, чтобы найти компромисс. Ничего из этого не вышло. Пуритане подали “Тысячелетнюю петицию”, требуя отмены института священнослужителей и церковной реформы по своему образцу. Но Яков на себе знал, к чему привела такая реформа в Шотландии, и притязания отверг: “Вы хотите собрания пресвитеров на шотландский манер, но оно так же мало согласуется с монархией, как черт с Богом, тогда начнут собираться Джим с Томом, Уиллом и Диком и будут обсуждать меня, мой Совет, всю нашу политику”. В итоге король взял курс на “золотую середину”, на укрепление прежней англиканской церкви.
Что не удовлетворило ни одно крыло оппозиции. Католики организовали “пороховой заговор” и попытались взорвать Якова вместе с парламентом. Их поймали и казнили — в Англии до сих пор очень весело празднуется эта казнь, с шутками и прибаутками граждане сжигают чучела “Гая Фокса”. Но и пуритане начали против короля широкую агитцию. Он ответил репрессиями, протестантов арестовывали, штрафовали, пороли плетьми, активистам отрывали уши (в Англии уши у преступников не отрезались, а именно отрывались). Многие бежали в Голландию, Шотландию. Во внешней политике Яков отказался от дальнейшей помощи Нидерландам и заключил мир с Испанией.
Однако голландцы быстро нашли себе другого покровителя — французского Генриха IV. Это был один из самых популярных королей в истории Франции. При восшествии на престол он даже пообещал “курицу в каждом крестьянском котле по воскресеньям” — что для французских крестьян было недостижимой роскошью. Правда, курица так и осталась благим пожеланием, а голодные бунты кроканов на юге страны Генрих подавил без всякой жалости, перевешав мятежников. Но он выгнал испанских интервентов, присоединил к Франции несколько городов. И страна смогла отдохнуть после 30-летней резни. В Париже началось широкое градостроительство. Хотя двор Генриха по привычке напоминал военный лагерь. В Лувр запросто вваливались поставщики, маркитантки, солдаты, духовенство выражалось “как извозчики”, а дамы были из таких, что привыкли таскаться с войсками — сыпали площадной бранью и даже дрались на дуэлях из-за мужиков. Что считалось у кавалеров прекрасным зрелищем, особенно когда подруги ради пущего ажиотажа махались шпагами, разоблачившись до пояса.
А сам Генрих, король-солдат, был идеалом французского дворянина: храбрец, гуляка и бабник, историки насчитывают у него 56 “официальных” любовниц без учета мимолетных связей. Привычки его остались солдатскими. Он ходил в рваной одежде, грязных сапогах. И точно так же, как большинство тогдашних дворян, терпеть не мог стричься и мыться. Придворный д`Обинье пустил шутку: “Настоящего дворянина находят по запаху”, и современники утверждали, что королевский запах “способен убить на расстоянии любого врага”. А фаворитка д`Антраг жаловалась, что от него “воняет падалью”. В своей политике Герних взял курс на борьбу против испанских и германских Габсбургов и охотно стал помогать голландцам.
Но после долголетних войн казна Франции была пуста. Искали способы поправить дело. Например, чиновникам, купившим должности, разрешили передавать их по наследству, если будут платить особый налог, “полетту”. Другим способом стала женитьба короля, посватались к Марии Медичи. Медичи были одной из самых одиозных семей Европы. О таких ее представителях, как Козимо, Лев Х, Климент VII, Екатерина уже упоминалось. Другие были не лучше. Пьетро, дяд Марии, зарезал свою жену. Двоюродную сестру Марии, Изабеллу, наоборот, придушил ее муж. А великого герцога Тосканского Франческо Медичи, у которого Мария воспитывалась, женила на себе любовница Бьянка Капелла — она сперва приказала умертвить собственного мужа, а потом, чтобы привязать к себе герцога, притворилась беременной. Купила “на корню” трех неродившихся детей у беременных простолюдинок, двое младенцев оказались девочками, а мальчика Бьянка предъявила, как своего. Всех свидетелей аферы, включая матерей и лишних детей по распоряжению герцогини удушили.
Но Медичи были главными банкирами Европы, Франция задолжала им 1 млн 174 тыс экю. И сторговались на приданое в 600 тыс.: 250 в счет долга, а 350 наличными. Фаворитку д`Эстре, ждавшую от Генриха очередного ребенка, сторонники брака отравили. А у прежней жены Марго купили согласие на развод в обмен на свободу и пожалования богатых владений. И экс-королева доживала век частным лицом, окружила себя музыкантами, поэтами и на старости лет тащила всех подряд в свою постель. Но во Франции это считалось нормальным, и де Рец писал: “Если не считать ее безудержного стремления к любовным утехам, она была весьма благоразумной”.
Генрих женился на красавице Марии. Хотя тогдашние понятия красоты очень отличались от нынешних. Д`Алинкур, восхищаясь Марией, делал упор на “высокомерный взгляд”, “лицо с крупными чертами и двойной подбородок”. А на полотнах примазавшегося к королеве Рубенса, художника и испанского шпиона, мы видим у нее то, что сейчас назвали бы ярко выраженным целлюлитом. Она стала исправно рожать королю детей, которые росли вместе с побочными — при дворе их называли “стадо”. Но к мужу Мария относилась холодно. Потому что приехала с собственной любовницей Леонорой Галигаи. К тому же итальянская знать, в отличие от французской, переняла от арабов обычай мыться, и как раз Мария ввела в Париже моду поливаться духами, чтобы заглушить “дворянские” запахи супруга.
Еще одной ее особенностью оказалась патологическая жадность, она принялась всюду скупать драгоценности. И на крестинах первенца на ней было платье с 32 тыс. жемчужин и 3 тыс. бриллиантов. В котором, по словам очевидцев “королева походила на башню и передвигалась с большим трудом”. А чтобы покрыть расходы, заработала “фирма”: Леонора принимала взятки, а Мария за это устраивала пожалования, награды, подряды. В 1605 г. только 15 таких сделок принесли им 2 млн ливров — при бюджете Франции 20 млн. Третьим членом “фирмы” стал итальянский проходимец Кончино Кончини, коего ради дворянства женила на себе Леонора и протащила ко двору.
Между тем в Европе возник еще один очаг конфликта. Когда Венгрия и Чехия предложили корону Габсбургам, были оговорены сохранение прав протестантской церкви, сословных выборных органов, самоуправления городов. Но императоры были ортодоксальными католиками и стремились к централизации власти. Противоречия достигли пика при Рудольфе II. Он был воспитанником иезуитов, опирался на помощь Испании, а свою столицу перенес в Прагу — более красивую и богатую, чем Вена. Чехию, Моравию, Австрию наводнили иезуиты, советниками Рудольфа стали испанские послы. Прежние договоренности были отброшены, реформатские вероисповедания запрещались под угрозой конфискации имущества, урезались права сословий, без разрешения короля не дозволялись их областные съезды и собрания, зажимались права городов, их земли изымались в казну, а власть Габсбургов в Чехии была провозглашена не выборной, а наследственной.
После чего Рудольф затеял проверку секуляризации церковных земель в Венгрии. И то, что нахапали там дворяне в период Реформации, стал отбирать. Однако венгерские магнаты были людьми горячими, шутить вопросами о своей собственности не привыкли и взялись за сабли. Их немедленно поддержал король родственной Трансильвании Иштван Бочкаи. Принялся собирать отряды бродяг, эмигрантов, гайдуков-разбойников и натравливал их на владения Габсбургов. А поскольку Бочкаи был вассалом Порты, то вмешались и турки. Началась та самая война, в которую на стороне Рудольфа сдуру вмешался и польский король Сигизмунд III.
В Англии Яков I продолжал выправлять перекосы Елизаветы. Искоренял пиратство, взял курс на развитие национальной промышленности, запретив вывоз необработанной шерсти, пробовал дисциплинировать парламентариев. Но его подданным это, как и нормализация отношений с Испанией, очень не нравилось. Парламент встал в оппозицию и старался доказать, что король должен зависеть от него. Открыто выступать не осмеливался, но урезал финансирование. Якову с помощью своего фаворита герцога Бекингема приходилось изыскивать другие денежные источники: учреждались и продавались монополии, патенты на титулы, вводился правительственный надзор за производством со штрафами за нарушения. Все эти меры, в свою очередь, вызывали озлобление и противодействие купцов и предпринимателей. Хотя многое в общем-то и им шли на пользу. Например, введение королем пошлин на импорт не только пополняло казну, но и ограждало рынок от конкурентов. Яков активизировал и колониальную политику. Права английской Ост-Индской компании он подтвердил, и не на 15 лет, как Елизавета, а навечно.
А в 1606 г., нуждаясь в деньгах, поступил примерно так же, как папа Александр Борждиа — поделил Америку по 40-й параллели, продав право собственности севернее этой линии Плимутской купеческой компании, а южнее — Лондонской. Колониальную политику намеревался вести и Генрих IV. Французы еще в 1540 г. провозгласили “вице-королевство Канады, Ньюфаундленда и Лабрадора”, но все его “население” не превышало 200 рыбаков, ловивших треску у Ньюфаундленда, и торговцев, выменивавших пушнину у алгонкинов, гуронов и атапасков. Генрих для более интенсивного освоения новых земель создал компанию Канады и Акадии. В Северной Америке стали возникать постоянные поселения. В 1607 г. Лондонская компания основала колонию Вирджиния с центром в г. Джеймстаун. В первую зиму колонисты чуть не погибли от голода, и спаслись лишь благодаря помощи индейцев. Для укрепления дружбы переселенец Рольф даже женился на индейской “принцессе” Покахонтес. В 1608 г. французы основали г. Квебек. А британские пираты, которых на родине теперь не жаловали, устроились на Бермудских островах.
Но в Европе ситуация обострялась. Австрийский эрцгерцог Матвей, брат императора, во владения которого то и дело вторгались венгры, нашел выход из положения и заключил с Иштваном Бочкаи сепаратный мир. Рудольф II их договор опротестовал. Братья поссорились. И Матвей стал собирать всех недовольных под свое крыло. Заключил соглашения с протестантами, с австрийскими, моравскими и венгерскими сословиями, обещая признать их вольности и свободу вероисповедания. Чешские сословия схитрили, предъявив Рудольфу ультиматум. И он, чтобы не потерять последних союзников, наобещал им то же самое. Началась гражданская война.
Генрих IV счел ситуацию благоприятной и сколачивал мощную антигабсбургскую коалицию. Заключил союзы с Венецией, Турцией, венграми, голландцами. Установил дружбу с герцогом Савойским и Швейцарскими кантонами, создав таким образом “пробку” между владениями германских Габсбургов и испанских в Северной Италии. Договорился о совместных действиях с Данией, Швецией, а также с протестантскими князьями Германии, выставляя себя защитником “исконной немецкой свободы”. И в 1608 г. эти князья создали Евангелическую унию во главе с пфальцграфом Рейнским Фридрихом. Встревоженные католические князья объединились в Католическую лигу, лидером которой стал герцог Баварии Максимилиан.
Но Рудольфа это не спасло. Войну с братом он проиграл, и в Линце они заключили договор, по которому Рудольф отказался в пользу Матвея от престола Австрии, Венгрии и Моравии, а на престоле Чехии назначил его своим наследником. Поражением императора воспользовались и чехи. Потребовали официально подтвердить обещания, которые он им надавал, пригрозили восстанием, и вынудили его издать “Грамоту величества”, предоставлявшую свободу вероисповедания и сословного самоуправления.
Испанского короля Филиппа III кризис в Германии и нарастание опасности со стороны Франции подтолкнули к прекращению войны в Голландии. В 1609 г. с ней было заключено перемирие на 12 лет. Причем голландцы не забыли включить в договор право “вести торговлю” с португальскими колониями в Ост-Индии. И настояли на закрытии устья р. Шельды. Что привело к разорению Антверпена и дальнейшему возвышению Амстердама. Возникло независимое государство, Соединенные Провинции с республиканским устройством. Военная власть в стране принадлежала штатгальтерам из дома Оранских, а законодательными и финансовыми вопросами ведали Генеральные Штаты с представителями от 7 провинций. Впрочем, нидерландская “демократия” была весьма относительной. Избирательными правами пользовалась лишь верхушка населения, а доступ в Генеральные Штаты и штаты провинций имели лишь 2–3 тыс. чел. — сформировалась замкнутая правящая каста “регентов”
И до внутреннего мира в “освободившейся” Голландии было далеко. Сразу развернулась политическая борьба между Оранскими и олигархами, между “унитаристами” — сторонниками государственного объединения, и “провинциалами”, стоявшими за полную автономию провинций. Дополнилось это религиозными склоками между гомаристами (фанатиками-кальвинистами, требовавшими власти пресвитерам), арминианами (отрицавшими предопределение), анабаптистами и т. п. Подавляли и тех, и других, и третьих. И не менее жестоко, чем это делали испанцы. Даже одного из лидеров революции и основателей государства Ван Олденбартенвельта отправили на плаху вместе со сторонниками.
А Генрих IV готовился развязать новую, общеевропейскую войну. Но его семейная жизнь превратилась в сущий ад. Мария устраивала ему скандалы как частные, по поводу его любовных связей, так и политические, требуя изменить курс и искать сближения с Мадридом и Римом. Правительство ломало голову, не отослать ли королеву назад в Италию, однако дело упиралось в невозможность вернуть приданое. И абы женушка отвязалась, Генрих шел на уступки. Не глядя утверждал все, о чем она хлопотала за взятки. Делал более чем щедрые пожалования ее любимице Леоноре. Согласился обручить двухлетнего Людовика с испанской инфантой. И разрешил въезд во Францию иезуитам — которые принялись вместе с королевой плести интриги… Покатилась череда бунтов, покушений на короля и заговоров. В них полезла даже его фаворитка д`Антраг, ее родные возмечтали с помощью испанцев убить Генриха и возвести на престол сына от нее. Опасаясь за свою жизнь, король вынужден был спать не дома, а в Арсенале. Заговоры раскрывали, “мелочь” казнили, но высокопоставленные лица оставались неприкосновенными. А у осужденной д`Антраг Генрих сам валялся в ногах, умоляя принять помилование и освободив ее близких.
Он уже собирал армию и готовился к походу. Но вызрел еще один заговор. Во главе с королевой. И интрига была сплетена так умело, что многие участники не догадывались, на кого работали — д`Антраги полагали, что опять на своего бастарда. Мария Медичи настояла, чтобы Генрих перед отъездом на войну короновал ее — а то мало ли что? 13 мая 1610 г. состоялась коронация, а 14 мая король был убит фанатиком Равальяком. Убийцу поспешили казнить поэффектнее — сожгли серой кисть руки, под восторженный рев толпы раздирали тело калеными щипцами, заливая в раны жидкий свинец, и разорвали на части лошадьми. А свидетелей, случайно узнавших, с кем был связан Равальяк, убрали. Некую д`Эскомай “за клевету” отправили в пожизненное заточение, прево из Питивье “удавился в камере”. Началось правление Людовика XIII при регентстве Марии.
Точнее, правление Марии. Людовик и отец любили друг друга, поэтому мать старшего сына презирала, отдавая симпатии младшему, Гастону. В то время в Европу самым естественным средством воспитания детей считалась плеть. А уж Людовику перепадало гораздо чаще, чем сверстникам. Впервые его жестоко высекли в два года, “потому что был упрям”. Повторялось это регулярно, и через 2 недели после того, как стал королем, он был “бит плетью по специальному указанию королевы-регентши, его матери”. Когда же при встрече мать, по этикету, склонилась в реверансе, мальчик попросил: “Я бы предпочел, чтобы мне не делали столько реверансов и не били плетью”. Впрочем, он и впрямь рос со странностями. То укусил даму из свиты, то запустил пикой в горло пажу. Но такое прощалось, говорили, что это признаки настоящего властителя. А неприязнь к матери он перенес на весь женский пол, стал заглядываться на мужчин.
Война с Габсбургами, конечно же, как началась, так и кончилась. И приободрившийся Рудольф II решил возобновить борьбу с братом и реформатами, пригласив наемников из Пассау. Чехи встревожились и обратились к “доброму” Матвею. Он не заставил себя упрашивать. Сумел убедить папу и Мадрид, что твердолобому Рудольфу на троне все равно не усидеть, и те согласились на низложение. Войска Матвея двинулись на Прагу, его брат отрекся, и он короновался чешским королем и императором. После чего… начал вести себя точно так же, как Рудольф, забыв все обещания и закручивая гайки протестантам и сословным самоуправлениям.
Но французская опасность для Габсбургов исчезла. Вместе с Марией Медичи к государственной кормушке дорвались ее фавориты. Кончини стал маршалом, обершталмейстером, первым министром, наместником Пикардии, губернатором Амьена. Леонора Галигаи (д`Этуальписал: “Эта важная персона выучилась писать четыре года назад, но не была особенно сильна в этом”) урвала маркизат Анкр, губернаторства Перонна, Руа, Мондидье — а по французским законам губернаторы получали в свою пользу пошлины, значительную часть налогов и т. п. Хапала и сама Мария. Брала процент “на булавки” со сделок по продаже должностей, вымогала “подарки”. Или вводила дополнительный налог на город или провинцию — местные органы протестовали, а королева соглашалась отменить налог за определенную сумму “на безделушки”. Откладывала “на черный день”, скупала бриллианты — за 1611-13 гг ее личные траты составили 9,6 млн ливров.
Однако придя к власти, Мария Медичи получила мощную оппозицию в лице принцев крови. А их во Франции было много, поскольку побочных отпрысков королей тоже признавали “законными”. И теперь все эти Суассоны, Конти, Конде, Гонди, Жуайез, Гиз, Невэр, Вандомы и др. претендовали на первенство в регентском совете. Королева решила их ублажить и принялась раздавать кому денежные пожалования, кому губернаторства Но у принцев эти подачки лишь разожгли аппетиты. Они почувствовали слабость власти и принялись шантажировать Марию, требуя новых выплат. Каждый окружал себя свитой в 100–200 вооруженных дворян, грозил выйти из повиновения. Завидовали, кому перепало больше, ссорились. В узкой улочке встретились кареты Конде и Суассона — без них самих, но кучера поругались, кто должен уступить дорогу, и из-за этого рассорились принцы. Гиз пробовал помирить, но оба решили, что он лезет не в свои дела и объединились против него. Чуть не дошло до уличных боев, правительству пришлось вооружать парижское ополчение и перекрыть улицы.
А посол Флоренции Аммирато доносил: “Герцог Невэрский, который находится сейчас в своем губернаторстве в Шампани, просит у Ее Величества крупную сумму, чтобы заплатить долги, но неизвестно, получит ли он ее. И неудивительно, если он взбунтуется по этому поводу, потому что он ничего не получил, когда давали всем”. И королева платила. По 200, 300, 500 тыс. На Рождество в Лувр выстроилась огромная очередь из 6 тыс. дворян. За “подарками”. Только в 1611 г. на подобные выплаты ушло 4 млн ливров (20 % бюджета). В итоге картина Рубенса “Доброе правление времен Регентства” воспринималась, как пародия. Мария быстро развалила и растранжирила все, что было создано и накоплено при Генрихе IV.
Ну а Голландия, не отвлекаясь больше на “освободительную борьбу”, сконцентрировала все усилия на колониях. В ходе этой экспансии совершались и открытия — в 1606 г. Виллем Янц обнаружил Австралию. Но пустынный континент, где нечего было грабить, европейцев еще не заинтересовал. Зато вокруг Индонезии шла драка. Все против всех — голландцы, англичане, испанцы с португальцами. Снова для индийского, малайского, китайского судоходства вводились системы платных “лицензий”. Но с португальскими лицензиями не считались голландцы и англичане и корабли с такими лицензиями грабили и топили. Соответственно с английскими не считались голландцы и португальцы, а с голландскими — англичане и португальцы.
Голландская Ост-Индская компания, за которой стояли ресурсы всего государства, одерживала верх. И англичане, не в силах ей противостоять, решили закрепиться в Индии. В это время империя Моголов по мере продвижения на юг соприкоснулась с португальскими колониями, угнездившимися по всему побережью: Гоа, Диу, Даман, Сурат, Сангаон, Хугли. У Моголов флота не было, бороться за моря они не могли, и пришлось договариваться — например, отстегивать португальцам за разрешение морского проезда мусульманских паломников в Мекку. И когда вдобавок к португальцам появились англичане, им сперва отказали. Но в 1612 г. корабли британской Ост-Индской компании разбили у Сурата португальскую эскадру, падишах Джахангир пришел к выводу, что такой союзник может быть полезен, и дал разрешение на создание в Сурате их фактории. Так началось проникновение англичан в Индию.