Голосование
Голосование
Принцип туров голосования был известен уже в V веке как закономерное следствие всякой мажоритарной системы.
Объявление о результатах голосования делалось одним из счетчиков голосов. В некоторых монашеских орденах при объявлении результатов называли только двух-трех отцов, получивших наибольшее количество голосов. Принцип тайного голосования начал использоваться с 1159 года. Примерно тогда же Сито провозгласил, что речь идет о «соответствии обычаю», подтверждая еще большую древность этого принципа. (Тридентский собор признает его официально в XVI веке.)
Голоса подсчитывали различными способами. Можно подсчитывать сами голоса, если голосование было открытым (избиратели вслух называли избираемого ими кандидата), либо бюллетени, которые после выборов сжигались (1436) во избежание путаницы, либо «ballotae», то есть камешки, монеты, медали, бобы различных цветов (система, отмеченная еще в XIII веке). Также можно было голосовать при помощи головного убора, садиться или вставать, поднимать руку (правую) или же выходить в ту или иную дверь зала капитулов (последняя система до сих пор используется в британском парламенте).
Практика подсчета лишь голосов, поданных против предложенной кандидатуры, которая называлась «riprova» или «rivoluto», использовалась, похоже, только коммунами (Брешия, 1274).
В 1245 году Лионский собор постановил, что на выборах будут «отвергаться» и не засчитываться «обусловленные» голоса, то есть поданные с оговорками (например: «Я голосую за X при условии, что…», или «Я голосую за X, если У не будет избран»).
Разрешалось голосовать по доверенности. Начиная с середины V века это практиковалось латеранскими канониками. В тексте 1461 года описывается, как члены «счетной комиссии» или скруторы сначала проводили голосование среди лично присутствовавших избирателей, а затем среди тех, кто отсутствовал, но выбрал себе представителя, некое доверенное лицо. Случалось также, что один монах обладал многими голосами и пользовался большим влиянием.
Кворум – минимальное число членов собрания, присутствие которых необходимо для того, чтобы голосование считалось действительным. Наличие кворума было мерой, позволявшей бороться с неявкой, которая очень рано обнаружилась на собраниях капитулов. Панормита (около 1450 года) считал, что отсутствующие (из числа тех, кто обязан участвовать в собрании) не должны приниматься во внимание, и в этом заключается классическое различие между «записанными» и «голосующими». По лимиту, один человек, пользовавшийся поддержкой, мог составить капитул.
Неявка вряд ли дозволялась в монастырской среде, где все понимали, что каждый из монахов несет свою долю ответственности и ничего не отдает на волю случая. Кроме того, в ограниченном кругу неявка могла затруднить или вообще сделать невозможным любое действительное избрание.
Императивный мандат был запрещен. Каждый должен был голосовать по совести, как считали картезианцы.
Продолжительность совещаний часто определялась временем горения свечи, специально для этого зажигавшейся в зале собраний капитула (1254 год).
Тогда как средневековые коммуны все еще продолжали использовать малонадежные избирательные системы с не уточненными правилами, «изменчивыми, запутанными и подвергавшимися частым переделкам» (Дюфурк), что создавало предпосылки для фальсификаций и насилия, и прибегали к жеребьевке и кооптации, монашеские же ордена, несмотря на давление извне, уже практиковали детально разработанные и весьма совершенные правила проведения выборов. Первый свод этих правил «Liber super electionibus» («Книга о проведении выборов») датируется 1254 годом. Этот труд Лоранса де Сомеркота посвящен исключительно церковным выборам.
В принципе, можно утверждать, что практика проведения выборов в современном мире берет свое начало не в греческой и римской античности, как считалось долгое время (ибо избирательная практика древних, кстати говоря, весьма примитивная, была предана забвению после германских нашествий, а частично даже и до них), а в тех избирательных системах, которые на протяжении веков без всяческого принуждения или фальсификации использовались Церковью в целом и монашескими орденами в частности.
Интересно отметить, что единственная практика не церковного происхождения была «конклав», применявшийся коммунами с 1216 года. Утомленные непомерными расходами в связи с присутствием на выборах большого числа избирателей, они приняли решение запирать их на ключ («clavis»), оставляя без постели на хлебе и воде, чтобы ускорить принятие решения. В некоторых городах это запирание на ключ кончалось тем, что запертые разбирали крышу! И все же практика конклавов, правда в смягченном виде, была принята сначала доминиканцами (в 1238 году), а затем вторым Лионским собором (1274).
Тем не менее все эти великолепные избирательные системы создавали проблемы. Что делать, если единодушия не удастся достичь путем компромисса? Если не получится собрать большинство голосов? Или меньшинство будет упорствовать в своем отказе признать мнение большинства? Дом Шмиц отмечает удивительные формы компромиссов, например, передачу решения на усмотрение… одного арбитра, к тому же местного епископа!
Мартен рассказывает о голосовании, проведенном по правилам, в котором, однако, анализ результатов производился счетчиками голосов весьма странным образом. Объявив имена победителей на выборах, публично разобрав достоинства и добродетели каждого из них, они перечислили и имена тех, кто выказал свое предпочтение тому или иному, анализируя причины выбора и личные качества избирателей. Легко представить, до каких крайностей можно дойти ради заботы об общем благе в ходе публичных разоблачений, какие раны можно нанести подобной практикой.
Всегда ли выборы были свободными и регулярными? Всегда ли удачным оказывался выбор руководства? Разумеется, до совершенства было далеко. Как и нет нужды далеко ходить за примерами: Жиль де Мюизи рассматривает выборы, отмеченные завистью, притязаниями и гордыней, чего не было, возможно, у нищенствующих орденов («потому что они умели скрывать свои дела лучше других»). Многое указывает на то, что в монастырях случалось и соперничество, и столкновение амбиций, еще более непримиримых из-за того, что они должны были сдерживаться и подавляться.
С другой стороны, жесткое давление на монастыри очень скоро начал оказывать внешний мир, проявляя свои аппетиты и жажду власти. Крайняя тщательность и формализм избирательных процедур монашества большей частью объясняются именно желанием избежать такого внешнего давления. Монахи отчаянно сопротивлялись этому губительному для их сообщества вмешательству, хитря, торопясь, окружая себя множеством предосторожностей, дабы не оказаться застигнутыми врасплох перед уже свершившимся фактом. Это удавалось им с большим или меньшим успехом. Аббатства были центрами могущества и часто богатства. Монашеские ордена простирали свое влияние на всю Европу. А разве дворянство не стремилось пристроить в монастырь кого-нибудь из своих? И как избежать того, чтобы соседние соперничающие ордена, епископы одной епархии, коммуны не повели себя наподобие современных «групп давления»? Какой резон королю и папе отказываться от своего права надзора над внутренними делами аббатств?
В конце XIII века король Англии прибегает к помощи Рима, чтобы властью папы аннулировать избрание епископа. И он добивается своего. Избран монах – придворный чиновник! Монахи, коих надлежащим образом «просветили» и «пожурили», провели выборы «ко всеобщему одобрению». Подтасованные выборы.