Тотальная мобилизация по Холмогорову

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Тотальная мобилизация по Холмогорову

— Не следует думать, что пресловутая «постиндустриальная» эпоха смягчает войну, ограничивает область ее вторжения, делает войну (а стало быть, и мобилизацию) менее тотальной, чем в тоталитарную индустриальную эпоху, — считает современный русский мыслитель «нордического направления» Егор Холмогоров. — Отнюдь. Тотальные войны ХХ столетия предполагали хоть какое-то разделение на фронт и тыл, на комбатантов и некомбатантов, на период мобилизации и период восстановления и мирного строительства. Разница между тоталитарными и нетоталитарными государствами состояла лишь в том, что мобилизационные мероприятия первых захватывали большее число людей и были более развернуты во времени. Сегодня этой разницы не существует. Различие существует лишь между государствами, осуществляющими постоянную планомерную подготовку к войне, и теми, кто окончательно на это «забил», заранее сдавшись на милость победителя... или убийцы.

Современная война втягивает в себя всю нацию, делая каждого в какой-то степени солдатом — в военное или мирное время. Связано это с тем, что целью войны выступает не принуждение противника к локальным уступкам, как в эпоху «кабинетной дипломатии», не полный его разгром, безоговорочная капитуляция и свержение его власти — как в войнах ХХ века. Отныне цель войны — полная аннигиляция политической власти, а заодно и государственности противника. Мудрость, которую можно извлечь из уже имевших место эпизодов «войны XXI века», — это возможность полностью растворить государственность и политическую структуру противника, обессмыслив тем самым действия его вооруженных сил. Именно эта политическая «нейтронная бомба» является подлинным оружием нового поколения, в отличие от всяких пиаровских мнимостей, порождающих разговоры про «бесконтактную войну».

Современная война, таким образом, ведется против нации как политической тотальности. Причем ведется на уничтожение. Еще архитекторы Ялтинского мироустройства исходили из Германии и немцев как данности — для них было очевидно существование единой нации и единого государства. Столкнувшись с фактом заданности «двух Германий» и двух немецких наций, они долго не могли понять — что с этим делать. Точнее, так до конца и не поняли. Архитекторы современного мироустройства исходят из нации как проектной заданности — неважно, что было на этом месте до войны, важно — что мы построим здесь сейчас.

По своей тотальности и политической жестокости современная классическая война приближается к гражданской войне, ведущейся до полного политического уничтожения противника. Список наиболее вероятных следующих объектов приложения военной силы США (наиболее очевидного агрессора в настоящее время) заставляет думать, что и будущие войны будут столь же тотальными, как и уже имеющие место. Война против стран «оси зла» и за установление всеобщей демократии выработает определенную привычку ведения войн на тотальное политическое уничтожение противника. И те войны, которые последуют далее, будут выстроены по тому же алгоритму: при интенсивном давлении на фронте взорвать противостоящий политический субъект изнутри, попросту избавить себя в ходе войны от противоборствующей стороны, а потом навязать свою волю не противнику, а тому, что от него осталось.

Современные нации втягиваются в войну от макушки до пяток, каждым своим членом, каждой структурой. Каждый конкретный человек оказывается бойцом на фронте политизированной войны, даже не держа в руках оружия и не склоняясь над заводским станком, производящим патроны. Противник наносит ощупывающие удары по всему национальному организму, стараясь найти микротрещины и вклиниться в них. Это предполагает тотальную политическую отмобилизованность нации, умение каждого соотносить свою повседневную деятельность, речь, образ мысли с общей военной целью. Разница между ударными и вспомогательными элементами военной машины, между фронтом и тылом, начинает стираться, ибо политическая конструкция может разъехаться в самом неожиданном месте.

Вслед за «ремесленной», «мануфактурной» и «машинной» эпохой в войне наступает эпоха информационная. Она не сводится к пиар-одержимости пресловутыми «информационными войнами». Речь об очередном упрощении доступа к оружию, при усложнении самого оружия. «Ремесленная» эпоха предполагает только одну категорию солдата — сильного молодого здорового мужчину. Все остальное — уже полсолдата. Эпоха «машинная» включила в дело войны все трудоспособное население. Современным солдатом может быть «черная вдова», нахальный «гаврош», безногий инвалид. Словом, каждый, кому доступен тот или иной канал воздействия на противника, и каждый, на кого может воздействовать сам противник. Отражение такого воздействия равносильно обороне. «Ядерная» архитектура войны таких возможностей обороны не оставляла. Внеядерная состоит в основном из них.

Другой стороной современной войны является ее пролонгированный характер, невозможность свести ее к решающему сражению или даже последовательности решающих операций. Тотальность национальной мобилизации и тотальность военной цели предполагают, что к тому моменту, когда по старому закону уже одержана победа, по новому конфликт еще только разгорается. Даже беглый взгляд на Афганистан или Ирак показывает, что решительная военная операция, приведшая к сокрушению противника, становится только ходом в длительной войне на измор. И совсем не факт, что в этой войне стремительный бросок на Багдад или Кабул является лучшим стратегическим решением.

Стремительный сокрушительный удар наносится против неотмобилизованного противника. Даже в ХIХ и XX веке он не давал решительного успеха, если противника нельзя было одним ударом принудить к капитуляции, гитлеровская стратегия сокрушения оказалась катастрофической. В XXI веке, с его сверхтотальностью тотальной мобилизации, с задействованием всех национальных ресурсов, противник по настоящему втягивается в войну уже после первого удара, и чем быстрее этот удар будет нанесен, тем большая часть ресурсов противника останется им незатронутой. Оказавшись в статусе оккупационной армии, армия наступающей стороны оказывается перед фактом развертывания против нее «второй линии» противника, естественно приобретающим партизанские и террористические формы. Наступающий имеет против себя фронт, где «партизанят сотни, террорствуют тысячи, а саботируют — миллионы». Прав был автор этой формулы М.Э.Месснер, еще в 1950-е годы, до всякого Вьетнама, предрекавший, что «мятеж — имя третьей всемирной»...

— Удары с воздуха и из космоса могут разрушить военную инфраструктуру, но не могут помешать применению «асимметричного» оружия, то есть попросту переходу противника к партизанским и террористическим методам — от самолетов в небоскребы до холеры в водопроводы и прочего инструментария бессмысленной и беспощадной скифской войны. Якобы «побежденный» в бесконтактной войне противник может нанести «победителю» ущерб куда более фундаментальный, — считает Холмогоров. — Соответствующий закон военного развития был подмечен военными теоретиками еще в середине ХХ века. «С одной стороны, — буйный рост военной техники, а с другой — возвращение к самым примитивным формам ведения войны. Телеводимые и реактивные самолеты и ракеты, атомные бомбы и наряду с ними— мины кустарного производства и укороченные винтовки — “обрезы”», — писал в 1954 году полковник Зайцов, названный «одним из лучших военных умов русской эмиграции». Ему вторит другой эмигрант, Е. Э. Месснер, пророчески предсказавший террористическую войну и сказавший, что «Мятеж — имя Третьей Всемирной»: «Воевание без войск, воевание партизанами, диверсантами, террористами, вредителями, саботерами, пропагандистами примет в будущем огромные размеры, чему порукой факты из недавнего прошлого».

Однако то, что было ясно в 1950–1960-х после Второй мировой и вьетнамской войн, несколько замутилось в 1990-е, когда США продемонстрировали впечатлившие многих успехи в «бесконтактных» войнах с Ираком в 1991-м, Югославией в 1999-м и талибами в 2001-м. Мало кто обратил внимание на то, что ни в одном из этих случаев не была одержана победа; противником было признано поражение в тех достаточно скромных конвенциональных рамках, которые были ему заданы. От Ирака требовалось убраться из Кувейта, от Югославии — капитулировать в Косово под гарантии Виктора Степановича Черномырдина, от талибов — чтобы они ушли из Кабула и перестали быть талибами (что отнюдь не гарантирует от их возвращения в новом обличье). Условием ведения «бесконтактной войны» являются жесткие конвенциональные рамки — мы демонстрируем вам свое превосходство, разбомбив ваши системы связи и аэродромы, вы это превосходство признаете и уступаете нашим скромным требованиям — нескромных требований не будет. Если же одна из сторон за пределы этих конвенциональных рамок выйдет, например технически развитые победители решат «дожать», или побежденные решат не признавать поражения, а перейти к партизанской или террористической войне, то для одержания реальной победы придется доделывать работу вручную, с использованием сухопутных сил, десантами, пехотой, оккупацией…

А вот здесь, уверен Холмогоров, победа останется за самым мобилизованным — готовым не сломиться и драться до конца. Всеми способами!