ВОЙНА
ВОЙНА
Время летело незаметно. О войне в Зябицах, кроме Ионыча, Лёньке никто не говорил. Даже Бабаня. И вдруг – война!
Тетя Вера плакала, а Бабаня ее успокаивала:
– Ну подумаешь немцы! Дадут им под зад как следует – и вся война. Через неделю все кончится.
Ионыч послушал Бабаню, крякнул и позвал Лёньку на конюшню.
По дороге он качал головой и жаловался Лёньке:
– Заберут коней, как есть всех заберут…
– Куда? – не понял Лёнька.
– На войну, куда же еще. Эх, проклятое время!
Вечером, уходя из конюшни, Ионыч погладил каждую лошадь и что-то шептал им в уши. Лёнька тоже гладил лошадей, но не шептал, потому что не знал, о чем надо шептать. Поэтому спросил Ионыча:
– А что вы им шептали?
– Чтобы выжили. Да навряд ли… Война, Леонид, – это штука жестокая.
Дома их встретила Бабаня. Она сердито объявила Лёньке, потрясая перед его носом телеграммой:
– Она требует, чтобы мы немедленно ехали домой!
– Кто? – устало спросил Лёнька. Ему было жаль лошадей, а остальное его интересовало мало.
– Кто, кто, – повторила Бабаня, – твоя мамочка! С ума она сошла, что ли? Из-за чего паника? Как будто мы немцев никогда не били!
Ионыч посмотрел на Бабаню и хмуро сказал:
– Война – штука жестокая. Мать Леонида дело пишет.
Надо ехать.
– И не подумаю, – махнула телеграммой Бабаня.
Лёнька допил кружку холодного молока, доел большой кусок мягкого тетивериного хлеба. Посмотрел, как подрагивает огонь в керосиновой лампе, и полез на сеновал. Уезжать ему тоже не хотелось. Он лежал и думал о войне.
А ночью ему приснился товарищ Сталин: на белом коне, в черной бурке, как у Чапаева, в фуражке со звездой и саблей в руках. Он рубил немцев направо и налево. Порубал всех, и война кончилась.
Но это было во сне.