МЕЖ ДВУХ ОЗЕР

МЕЖ ДВУХ ОЗЕР

8-я армия перешла госграницу на своем участке фронта в 8.30 по московскому времени 30 ноября 1939 года. Вначале при продвижении на запад ее дивизии не встречали особого сопротивления. У финнов на этом участке было немного войск. В основном – погранзаставы. Поэтому достаточно легко был занят ряд населенных пунктов. Затем, когда финское командование перебросило в этот район свежие силы, наступление заглохло. 18-я стрелковая дивизия совместно со 168-й стрелковой дивизией и 34-й легкой танковой бригадой в составе 56-го стрелкового корпуса 8-й армии должны были овладеть городами Сортавала и Питкяранта, а затем содействовать 7-й армии, наносящей главный удар на выборгском направлении. Эти соединения действовали на прибрежном направлении северо-западнее Ладоги. Кроме указанных соединений в составе 8-й армии воевали 139-я и 155-я стрелковые дивизии, наступавшие севернее.

Вскоре стало ясно, что в намеченные сжатые сроки поставленные задачи решить не удастся. Ведь бумага бумагой, а вечные овраги, о которых всегда забывают в кабинетах, – оврагами. Да еще откуда ни возьмись финская армия начала путаться под ногами. Просчеты стали видны буквально сразу. Главный – недооценка боеспособности сил противника и слабая подготовка своих войск.

Противник применял гибкую тактику. Сочетал различные тактические приемы. Часто использовал обходы, охваты, лыжные рейды диверсионных групп. Умело использовал заминированные завалы. Периодически сменял уставшие войска на передовой. То, чего не было у нас. Видать, перефразируя известную ленинскую цитату, военному делу, в отличие от нас, они учились настоящим образом…

Здесь нужно сделать одно отступление, для того чтобы пояснить, почему война пошла не по намеченному советским командованием сценарию. А произошло это потому, что обнаружились огромные недостатки в планировании и организации боевых действий на всех уровнях – от одиночного солдата до главных плановиков в штабе ЛенВО и даже выше.

Например, полностью подтвердились замечания майора С.Т. Чернова из оперативного отдела штаба ЛенВО, сделанные им накануне войны. Они приведены в книге П. Аптекаря об этой войне. Майор Чернов, после того как его замечания были проигнорированы руководством, отметил по указанному поводу: «Эта спешка может кончиться плохо: операция не продумана. Не знаю, как другие армии, но дело может сорваться, особенно по 9-й и 8-й армиям».

Вот выдержки из архивных документов (по книге П. Аптекаря «Советско-финские войны»): «Роль 9-й армии и ее задачи поняты командованием 9-й армии в основном правильно, но решение построено на том, что противник не окажет никакого сопротивления… В среднем темп операции запланирован 22 км в сутки, в то время когда свои войска к границе шли 12-16 км в сутки с большой растяжкой частей и отставанием техники (артиллерии главным образом). Как же можно планировать такие темпы на территории противника?! Это значит построить операцию на песке, без реальной обстановки и особенностей фронта. При планировании, видимо, противник в расчет вообще не принимался и бездорожье также не учитывалось – за это можно поплатиться срывом всей операции в самом ее начале, особенно если противник окажет хотя бы небольшое сопротивление путем заграждений и прикрытия погранчастями, не говоря уже о подброске полевых войск…

При движении 9-й и 8-й армий вглубь будет образовываться разрыв между ними. Наличие у финнов дорог (железных и шоссе) дает возможности создавать реальную угрозу флангам и тылу 9-й и 8-й армий и ее отдельным дивизиям… Коммуникации их все будут перерезаны диверсионными группами противника, и они могут оказаться без питания и боеприпасов, причем тактика финнов к этому в основном и будет сводиться…

При дивизиях нужно создать отряды из хороших лыжников и озаботиться обеспечением лыжами всех дивизий. Без лыж будет очень плохо: солдаты не смогут сойти с дорог и будут сбивать противника в лоб, а это будет сильно задерживать движение…»

Далее Чернов сделал следующие выводы:

«1. Предложить военному совету 9-й армии свое решение пересмотреть…

2. Иметь на фланге сильный резерв.

3. План операции не должен превышать 10 км в сутки на первом этапе и до 15 км на всех остальных этапах…

6. По существу, дивизии еще не готовы для выступления на глубину этой операции…»

Замечания были составлены 27 ноября 1939 года и в тот же день сданы начальнику оперативного отдела штаба ЛенВО полковнику П.Г. Тихомирову.

То, что случилось потом, было известно заранее и все равно сделано. Этому нет оправданий.

Кроме того, из донесений видно, что у нас практически отсутствовала разведка, разведданные были крайне скудны и не позволяли видеть реальное положение дел. Артиллерия и авиация нередко били по своим, а подразделения и части были не обучены правильно совершать маневр, не ориентировались на местности, из-за чего часто блуждали по лесам, попадали в окружение, а нередко и вступали в бой со своими соседями. Взаимодействие и управление были организованы слабо. Вместо маневра сплошь и рядом применялись лобовые атаки. На лыжах ходить могли далеко не все. Самих лыж тоже катастрофически не хватало. Солдаты обмораживались и погибали из-за недостатка теплых вещей. Воевали нередко в буденовках и кирзовых сапогах. Не было даже миноискателей для обезвреживания огромного количества финских мин, в том числе и мин-ловушек, которыми противник минировал различные бытовые предметы, оставленные на видных местах. Бойцы их поднимали и подрывались. И это далеко не исчерпывающий перечень проблем. Как результат – неоправданно большие безвозвратные и санитарные потери. Особенно много обмороженных. Не было волокуш для их транспортировки. Такие выводы делались после окончания первого этапа войны, в конце декабря 1939-го – начале января 1940 года. Картина безрадостная. Лишь после того, как наше военное руководство уже наступило на грабли, стали делаться какие-то выводы. Войска ЛенВО были вынуждены с 27 декабря перейти к обороне. Начались бои местного значения, в ходе которых командование приступило к анализу и исправлению допущенных ошибок. Начался второй этап операции, или, как его называют, бои местного значения. Инициатива теперь была у противника.

Однако войска уже были втянуты в боевые действия, и финны, понимавшие, конечно, что войну им не выиграть, все равно не давали ни минуты передышки. Они, как осы, налетали с разных сторон и жалили, жалили… Отсекали, перерезали, изолировали, минировали, отстреливали, лишали возможности, используя любую нашу оплошность, которых, к сожалению, было много. Многие ошибки руководства бойцам приходилось исправлять за счет стойкости, мужества и героизма.

В эти дни Сталин направил личную директиву, в которой требовал от командования «…двигаться вперед и вступать в бой не толпой, не большими массами, не на ура…».

^***

Тем не менее войска 8-й армии на некоторых участках к середине декабря углубились на финскую территорию до 80 км. Но наступление шло «растопыренными пальцами». Финны использовали наши просчеты. За две недели 155-я стрелковая дивизия потеряла около 600 человек убитыми и пропавшими без вести. Пришедшая ей на помощь 75-я стрелковая дивизия потеряла 954 человека убитыми, 1 тыс. 529 ранеными и 1 тыс. 619 человек пропавшими без вести. После чего дивизии отошли назад на 50 км. На сортавальском направлении 18-я и 168-я стрелковые дивизии к 10 декабря продвинулись на 40-50 км и овладели Питкярантой, Леметти и укрепленным узлом в районе Уома, недалеко от Леметти. Финское командование нанесло контрудар. Завязались тяжелые кровопролитные бои, в ходе которых ни одна из сторон не смогла достичь поставленных задач. Командование 8-й армии предприняло еще одну попытку склонить чашу весов на свою сторону, вводя в бой по частям 34-ю легкую танковую бригаду. Однако этот маневр не привел к успеху, а, наоборот, дал возможность финнам перерезать дорогу в районе Уома и создать реальную угрозу окружения двух стрелковых дивизий и танковой бригады. Они были блокированы северо-западнее Питкяранты. В итоге их судьба сложилась очень трагично. 18-я дивизия, в которой воевал мой дед, наступала лишь чуть больше двух недель. Потом была окружена и методично расчленена финнами на несколько частей в районе Леметти. В тот момент в батальонах оставалось по 60-200 человек.

События развивались стремительно.

Еще 11 декабря 1939 года в письме к жене и сыновьям мой дед писал о скорой победе:

«…У нас идут сейчас бои. Наш батальон еще в боях не был. Выезжал на фронт вместе с комбатом, хотелось посмотреть, что же делается. Оказывается, на некоторых участках фронта кадровые финские солдаты (в бегстве. – А.Р.) не только бросали шинели, а даже и сапоги. Вы, очевидно, по радио слышите больше, чем мы. Передают, что народ Финляндии решил сбросить с себя иго капитала и сейчас война принимает уже другой оборот. Часть финской армии восстала и борется против финских войск старого правительства. Если все были уверены ранее, что мы победим, потому что мы сильны и морально, и физически, то теперь можно прибавить: скоро победим.

Из Медвежьегорска не уезжай. Вы находитесь в безопасности, так как они теперь не применяют авиацию даже на фронте, не то что в тылу…»

Но уже 14 декабря 1939 года он писал: «…Сижу и пишу на колене. Ну, милые мои, дела идут так, что, по-видимому, я больше вас не увижу. По-видимому, близок и наш конец… Не знаю, что будет дальше, через несколько минут. Если вернусь, то все расскажу, а писать слишком много…»

18 декабря 1939 года:

«…Я еще жив и здоров, хотя смерть витает каждую минуту. Из нашего старого состава остались несколько человек. Война идет очень кровопролитная, и если кто останется живым, из находящихся на фронте, то будет счастье. Сейчас командую батальоном, а Логинов (комбат. – А.Р.) – полком. Каждую минуту можно ожидать смерти не в открытом бою, а из-за угла. Враг очень коварен, строит всякие козни. Угнетает то, что очень много выбыло старых товарищей…»

23 декабря 1939 года: «…Эта война настолько дурацкая, что трудно угадать, где же опасность. В этой войне опасность везде. Вот и сегодня на рассвете: из рот идут люди за завтраком – вдруг налет на штаб дивизии. До 11 часов дня отбивались. Они стреляют бронебойными и разрывными пулями. Рана делается большая. Война идет бандитскими налетами. Прибыл новый комбат. Я опять начштаба. Почти всех старых товарищей перебили. В меня пули попадали четыре раза, но ни разу не ранили…»

2 января 1940 года: «…Третий день нахожусь при штабе дивизии. Может, это к лучшему, потому что счастье меня еще не покидало ни на минуту. Сижу в землянке и пишу вам. Не знаю, когда письмо уйдет, потому что дорога сейчас перерезана бандой и сообщения с СССР нет. Подумай насчет отъезда. Лучше будет, если ты уедешь. Война, по-видимому, затянется надолго, а я слышал, что и к вам финские гости залетали. Я себя чувствую хорошо. Командованием полка за одну операцию представлен к награде. Вчера Новый год встретили под шум артиллерии и пулеметов. Пиши по новому адресу: действующая Красная армия, полевая почта, станция ?215, отдельный лыжный батальон, мне».

Это было последнее письмо. Потом – окружение. Оттуда письма не приходили.

Противник, владея инициативой, перехватил все дороги в тылу дивизий, устроив минированные завалы и засады. Из-за глубокого снега, сплошных лесов и болот обойти их было невозможно. Командование стало еще более ослаблять передний край, снимая с него подразделения для охраны дорог в тылу.

Но это не помогало. Финны все равно перерезали коммуникации. Окруженные испытывали острый недостаток в боеприпасах и, особенно, в продовольствии, так как к 28 декабря снабжение их наземным транспортом окончательно прекратилось, потому что дорога Ловаярви – Леметти в районе Уома была окончательно перерезана. Летчики, согласно их отчетам, сбросили окруженным 593 тонны грузов, но при выброске много грузов попадало к финнам.

316-й стрелковый полк продолжал отражать атаки противника, неся большие потери. Он не пополнялся с начала войны и был совсем малочисленным. В это же время, с 1 по 5 января, была осуществлена неудачная попытка деблокировать группировку в районе Уома. Зато финнам удалось рассечь гарнизон Леметти на две части – северную и южную. В Северном Леметти остался один танковый батальон 34-й танковой бригады и тылы 18-й дивизии – всего около 750 человек, два орудия и около 30 танков.

В Южном Леметти – штабы дивизии и бригады и ряд танковых, огнеметно-танковых, артиллерийских, стрелковых, зенитно-пулеметных и других подразделений численностью около 4 тыс. человек, 226 автомобилей, десять орудий и более 80 танков. Трудно сказать, о чем в тот момент думали командиры и штабы дивизии и бригады. Возможно, виной тому были повальный голод и обессиленные войска, а может быть, было деморализовано само командование этих соединений, но, как свидетельствуют документы, система обороны там налажена не была. Как отмечает П. Аптекарь, изучивший в архиве все документы (наши и финские), относящиеся к этой проблеме, по финским схемам захваченного района и заключениям комиссии штаба 15-й армии (сформированной 11 февраля на базе остатков 8-й армии), «…оборона Леметти Южное организовывалась стихийно, части и подразделения, прибывшие в Леметти, строили оборону там, где они остановились, для непосредственной охраны себя. Это привело к тому, что район обороны был растянут вдоль дороги на 2 км, а в ширину имел всего лишь 400-800 м. Такая ширина обороны поставила гарнизон в исключительно тяжелое положение, так как противник простреливал его действительным огнем из всех видов оружия. Допущенная ошибка в организации обороны обусловила то, что высота А, представлявшая большую тактическую ценность, не была занята, а командная высота над районом Леметти Южное Б занималась недостаточными силами (60 человек с одним пулеметом) и поэтому при первой же атаке противника была оставлена. Противник, заняв высоты, получил полную возможность в упор расстреливать людей, боевые и транспортные машины, наблюдать за поведением и действиями гарнизона… Большинство танков 34-й легкой танковой бригады и 201 ХТБ не были расставлены как огневые точки, а находились непосредственно на дороге… Количество огнеприпасов точно установить не представляется возможным, но нужно сказать, что их было достаточно, к моменту выхода из окружения… оставалось до 12 тыс. снарядов и 40-45 тыс. патронов. К 5 января танки имели до двух заправок горючего. Это позволяло поставить их на более удобные позиции для обороны, чего сделано не было…».

Как отмечается, командование 56-го корпуса из-за неумелого руководства не смогло имеющимися частями и соединениями осуществить деблокаду окруженных. Действия руководства корпуса не носили целенаправленного характера, силы и средства распылялись.

8 января финны начали разбрасывать листовки с предложением сдаться. В них говорилось о том, что обоз 8-й армии они истребили и продовольствия не будет. А будут голод, холод, смерть. В другой листовке указывались места, куда бойцам следовало бы прибыть для сдачи в плен.

К 10 января разведотдел 4-го финского корпуса буквально контролировал ситуацию. От разведчиков и путем постоянных радиоперехватов финны знали обо всех наших частях, об их действиях и даже намерениях. Поэтому постоянно упреждали все наши действия.

С 16 по 20 января финнами были окружены и блокированы в Уома оставшиеся подразделения и части 18-й стрелковой дивизии. Общей численностью 1 тыс. 100 человек. Также несколько гарнизонов соединения в разных местах: у развилки дорог – 1 тыс. 200 человек, у озера Сариярви и у Ловаярви – 1 тыс. 100 человек, и т.д. Половину окруженных составляли раненые и обмороженные. Были заблокированы и остатки 168-й дивизии. Заблокировав гарнизоны, финны со свойственной им основательностью приступили к их ликвидации поочередно практически на глазах руководства 56-го корпуса, которое не могло организовать спасение погибавших от голода, холода и финских пуль и снарядов войск.

2 февраля финны уничтожили гарнизон Северного Леметти. В бою погибло и было взято в плен более 700 человек. Лишь 20 удалось пробраться в Леметти Южное.

По данным финских историков, трофеями частей 4-го армейского корпуса стали 32 танка (большей частью неисправных), семь орудий и минометов, большое количество стрелкового вооружения и 30 грузовых машин.

Из окруженных гарнизонов шли донесения.

29 января из штаба 18-й стрелковой дивизии: «Продовольствия не сбросили, почему – непонятно. Голодные, положение тяжелое». В тот же день из гарнизона у развилки дорог пришло другое сообщение: «Окружены 16 суток, раненых 500 человек. Боеприпасов, продовольствия нет. Доедаем последнюю лошадь».

5 февраля от гарнизона у развилки дорог поступила еще одна радиограмма: «Положение тяжелое, лошадей съели, сброса не было. Больных 600 человек. Голод. Цинга. Смерть».

А еще этот день стал трагическим не просто для абстрактных людей – женщин и мужчин, но и для конкретной нашей семьи – моей бабушки, моего отца и двух его братьев, для меня, моего сына… В этот день в бою погиб мой дед, которого я никогда не видел. Его убил финский снайпер.

Мой дед пал смертью храбрых, но трагедия его однополчан еще не завершилась.

8 февраля: «Продовольствие сбросили восточнее, часть подобрали».

13 февраля из гарнизона у развилки дорог: «Умираем с голоду, усильте сброс продовольствия, не дайте умереть позорной смертью».

18 февраля из Леметти Южное: «Почему морите голодом? Дайте продфуража».

19 февраля из гарнизона у развилки дорог: «Сброса нет».

В тот же день от командира 34-й легкой танковой бригады комбрига С.И. Кондратьева (Леметти): «Р-5 все сегодня сбросили противнику».

В ночь на 19 февраля финны, воспользовавшись плохой организацией обороны в Леметти, овладели несколькими высотами, что позволило им полностью взять под контроль все перемещения окруженных – площадь их обороны сократилась до 1 км в длину и примерно 400 м в ширину.

21 февраля от комбрига С.И. Кондратьева: «Помогите, умираем голодной смертью».

22 февраля оттуда же: «Авиация по ошибке бомбила нас. Помогите, выручайте, иначе погибнем все». В этот же день от гарнизона у развилки дорог: «Положение тяжелое, несем потери, срочно помогите, держаться нет сил».

23 февраля от гарнизона у развилки дорог: «40 дней окружены, не верится, что противник силен. Освободите от напрасной гибели. Мы все истощены… нет сил, положение тяжелое».

23 февраля был уничтожен гарнизон у озера Сариярви. Живых не было. Позднее на месте расположения 3-го батальона 97-го стрелкового полка были обнаружены 131 труп и две братские могилы, сооруженные финнами. По финским данным, трофеями 4-го армейского корпуса были шесть полковых и шесть противотанковых пушек, четыре миномета, четыре танка, около 60 пулеметов, часть которых была неисправна.

25-27 февраля к гарнизону у развилки дорог попытался прорваться лыжный эскадрон, но к окруженным вышли лишь три обмороженных бойца, остальные…

26 февраля командование гарнизона Леметти Южное отправило в штаб 56-го корпуса радиограмму: «Помогите, штурмуйте противника, сбросьте продуктов и покурить. Вчера три ТБ развернулись и улетели, ничего не сбросили. Почему морите голодом? Окажите помощь, иначе погибнем все».

На Карельском перешейке советские войска уже вовсю теснили и громили финнов, используя созданный огромный перевес. Он был создан на перешейке в то время, когда гибли 8-я и 9-я армии, возглавляемые Штерном и Чуйковым.

В ночь на 28 февраля наконец было получено разрешение Ставки начать отход из Леметти с наступлением темноты и указано на необходимость вывоза раненых и вывода материальной части из строя.

Гарнизон был разделен на две колонны: северную под командованием командира 34-й танковой бригады комбрига Кондратьева и южную под командованием начальника штаба 18-й дивизии полковника Алексеева (комбриг Г.Ф. Кондрашев был ранен 25 февраля) – общей численностью 3 тыс. 261 человек.

Из заключения комиссии штаба 15-й армии следовало, что «Кондрашев организовал выход очень плохо. Даже часть командного состава не знала, какие подразделения входят в состав каких колонн… План выхода был разработан с расчетом на более легкий выход северной колонны, в которой по плану следовало командование, штабы и наиболее здоровые люди…

Колонна Кондрашева из Леметти Южное выступила около 22.00 и двигалась от командного пункта 34-й легкой танковой бригады вдоль дороги, проходящей по тропе, к юго-западному берегу озера Вуортанаярви. Личный состав колонны был вооружен винтовками и револьверами. Кроме того, колонна имела три комплексных зенитных установки и два-три танка “БТ-7”, которые предполагалось использовать для поддержки выхода, но в силу плохой организации их не использовали и даже забыли предупредить экипажи о выходе… Приказание Военного совета о порче техники и материальной части полностью выполнено не было.

Несмотря на приказание Военного совета армии обязательно взять с собой всех больных и раненых, тяжелобольные и раненые были оставлены, причем выход гарнизона был преднамеренно скрыт от них…».

На лютую смерть были оставлены более 120 тяжелораненых красноармейцев, многих из которых финны забросали гранатами в землянках. Часть раненых была обнаружена сожженными, и сохранились следы колючей проволоки, которой их прикрутили к нарам.

При выходе северная колонна растянулась, потеряла управление, чем воспользовались финны, уничтожившие ее почти полностью. Опасаясь плена, а может быть, и ответственности, командир танковой бригады комбриг С.И. Кондратьев, начальник штаба полковник Н.И. Смирнов, начальники политотделов дивизии и бригады И.А. Гапанюк и И.Е. Израецкий, а также начальник особого отдела танковой бригады капитан Доронин осуществили групповое самоубийство. Финнам, помимо всего, досталось боевое знамя 18-й Ярославской краснознаменной стрелковой дивизии. (Дивизия, как отмечалось выше, после окончания войны была расформирована, и в июне 1940 года ее номер приняла 111-я стрелковая дивизия.)

Из официального заключения комиссии: «…При осмотре установлено, что, несмотря на наличие смертельных ранений, значительная часть погибших носит следы пристреливания в голову и добивания прикладами. Один из погибших, обутый в финские сапоги пьексы, приставлен к дереву вверх ногами. Жена инструктора политотдела 18-й стрелковой дивизии Смирнова (работавшая по партучету в политотделе) была обнажена, и между ног у полового органа вставлена наша ручная граната. С большинства командного состава содраны петлицы и нарукавные знаки. Ордена, имевшиеся у командного состава, финнами вырывались с материей».

Южная колонна была выведена полковником Алексеевым. К своим пробились 1 тыс. 237 человек, 900 из которых были ранены или обморожены, 48 человек погибли при прорыве.

Таким образом, из 18 тыс. человек, находившихся в подразделениях 18-й стрелковой дивизии и 34-й танковой бригады к началу войны, примерно 2,5 тыс. оказались вне кольца, еще чуть больше 1 тыс. из окружения вышли. Остальные были убиты или попали в плен.

4 марта был взят под стражу раненый комбриг Кондрашев, которого впоследствии расстреляли.

8 марта застрелился командир 56-го корпуса комдив И.Н. Черепанов.

Согласно документам, соединения 56-го корпуса понесли следующие потери: 168-я стрелковая дивизия – 6 тыс. 742 человека убитыми, ранеными и пропавшими без вести, 18-я стрелковая дивизия без учета потерь 97-го стрелкового полка, часть которого оказалась вне кольца, – 8 тыс. 754 человека, сам вышеупомянутый полк – 3 тыс. 97 человек. Наконец, 34-я танковая бригада – еще более 1 тыс. 800 человек, 143 танка и 14 бронеавтомобилей. Но данные о потерях занижены, потому что в них не учитывалось пополнение и ряд приданных частей, которые посчитали чужими.

Финнам достались огромные трофеи – техника и вооружение. Их они восстанавливали и использовали против наших войск и в этой войне, и, как они сами называли, в войне-продолжении 1941-1944 годов. Финские генералы после войны на вопросы западных журналистов о том, кто из союзников больше всех помогал Финляндии техникой и вооружением, отвечали: «Сами русские».

Финны на этом участке фронта за период боевых действий понесли следующие потери: части 13-й пехотной дивизии, вынесшие на себе основную тяжесть боев в Приладожской Карелии, потеряли 1 тыс. 171 человек убитыми, 3 тыс. 155 ранеными и 158 пропавшими без вести. Кроме того, приданные части и подразделения – 924 убитыми, 2 тыс. 460 ранеными и 102 пропавшими без вести. В 12-й пехотной дивизии – 1 тыс. 458 человек убитыми, 3 тыс. 860 ранеными и 220 пропавшими без вести.

Но это была не единственная трагедия той войны. Подобное произошло и с соединениями 9-й армии. Немногим удалось продержаться до конца войны (13 марта), когда они были освобождены.