Прорыв в Петсамо

Прорыв в Петсамо

Я прекрасно понимал, что не только от экипажа зависели результаты нашего первого похода. Одной из причин неудачи было неудовлетворительное техническое состояние подводной лодки. Поэтому сразу же после прибытия на базу, докладывая командованию о результатах похода, я попросил поставить лодку в доковый ремонт, чтобы привести в порядок хотя бы линию вала. Но просьба моя не была удовлетворена. Предстояло, как и раньше, устранять неисправности своими силами, в прежних условиях.

Подготовка к следующему боевому походу велась не только по технической линии. На корабле состоялось комсомольское собрание, посвященное итогам боевого похода. Как оно не было похоже на собрания в мирное время! В центре внимания были виновники неудач в походе. На Крючека и Малова были наложены взыскания. Горынин не признал своей вины, и все комсомольцы требовали исключить его из комсомола и просили командование списать с корабля, так как не верили в его исправление.

Были приняты кое-какие меры по улучшению боевой организации корабельной службы.

10 сентября мы вышли во второй боевой поход. На этот раз в нашу задачу входило вести наблюдение в районе финского порта Петсамо (Печенга) и на его подступах уничтожать проходящие в порт транспорты и боевые корабли противника.

К месту дошли без приключений. Погрузившись стали искать противника, медленно передвигаясь по намеченному курсу.

Прошли первые, затем вторые, третьи, четвертые сутки — горизонт оставался чистым, никаких признаков неприятеля. В бесплодном ожидании, огромном нервном напряжении прошло еще несколько дней.

Приближалось время возвращения на базу, а противника все не было. Как будто все вымерло кругом.

«Опять ни с чем», — эта мысль была сейчас в голове у каждого. Я мучительно раздумывал, что предпринять: ведь враг где-то здесь, может быть, совсем близко…

А что, если прорваться в гавань? Ведь не может быть, чтобы такой важный для немцев порт оставался так долго без кораблей. Может быть, им удается проходить мимо нас незамеченными? Я все более стал склоняться к мысли, что корабли все-таки, проходили в порт. И, если мы до сих пор не видели ни одного из них, то, возможно, только потому, что на ночь вынуждены были оставлять район наблюдения и уходить далеко в сторону для подзарядки аккумуляторов. В это время транспорты могли заходить в порт или выходить из него. Корабли противника могли быть там. Надо проникнуть в порт… Но не было такого приказа. Имею ли я право самостоятельно принимать столь серьезное решение, основываясь только на предположении, и тем самым подвергать большому риску корабль и людей? И потом, как на это посмотрит экипаж?

В мирное время я, разумеется, и не помышлял бы о чем-либо подобном без приказа. Но сейчас была война. Имею ли я право упускать возможность для удара по противнику? Сомнения одолевали меня, и я решил поделиться своими мыслями с офицерами.

— Я думаю, что можно попытаться прорваться в порт — подумав немного, сказал осторожный Щекин.

Темпераментный Смычков был в восторге от этой идеи. Поддержали меня и другие офицеры.

Надо было выяснить настроение экипажа, и я пошел по отсекам корабля. Первым мне встретился комсорг гидроакустик Лебедев. Я остановил его.

— Будем прорываться в гавань противника, надо поговорить с людьми. Выясните их отношение к этому, а потом скажете мне.

Я видел, что сам Лебедев был доволен таким оборотом дела.

— Я поговорю. Думаю, что это оживит народ, — заверил он.

Прорыв в гавань мы начали за несколько часов до ожидаемого приказа возвращаться на базу. По замыслу это должно было протекать абсолютно скрытно от противника. Предстояло идти почти вслепую, ничем не обнаруживая себя на поверхности воды. Смущало одно очень важное обстоятельство: мы плохо знали гидрологические и навигационные условия в Петсамском заливе. К тому же не имели еще и опыта «слепого» плавания по фиордам, где обычно сильны переменные приливо-отливные течения. Но мы хотели встретиться с врагом и, несмотря на опасения, все же пошли на прорыв.

Вначале все шло спокойно. Мы медленно продвигались по глубокому фиорду. Его ширина местами была не более пяти кабельтовое. Так и подмывало поднять перископ и осмотреться, не слишком ли близко мы идем к берегу, не прижимает ли нас течением к прибрежным камням. Здесь нельзя сделать даже одной циркуляции для поворота на обратный курс. Желание как можно скорее нанести удар по вражеским кораблям смешивалось с нарастающими опасениями. И вот, когда казалось, что лодка, наконец, у Цели, и когда я уже готовился поднять перископ, считая, что мы находимся в центре гавани, во всех отсеках вдруг раздался глухой грохот. От толчка лодка стала стремительно всплывать, а так как она была на глубине не более 15 метров, то прежде чем были приняты необходимые меры, чтобы удержать ее на этой глубине, рубка уже была над водой. Случилось то, чего мы больше всего опасались. Лодка попала в струю неизвестного нам течения и, вместо того чтобы оказаться в расчетной точке фиорда, в середине гавани, наскочила на скалистый берег.

Момент был критическим. Нас обнаружили.

В перископ я увидел, как в нашу сторону ринулся небольшой сторожевой противолодочный корабль. Нужно было немедленно действовать.

— Полный назад! — приказал я, рассчитывая на то, что под килем еще есть некоторый запас воды и нужно как можно быстрее использовать ее, чтобы обеспечить глубину.

Лодка рванулась, отошла от берега и стала погружаться. Корпус не пострадал, и мы были уже на безопасной глубине. Но это еще далеко не означало, что опасность миновала. Нужно было еще в присутствии противолодочного корабля выбраться из фиорда.

Послышались взрывы. Это береговая артиллерия, вероятно, била по тому месту, где была обнаружена Рубка нашей лодки. Сторожевик тоже, по-видимому, время от времени сбрасывал малые глубинные бомбы.

Из-за плохого знания фиорда, его дна и течений мы были в очень затруднительном положении на обратном пути, так как могли опять налететь на берег или подводные камни.

Но что же делать? Мы вынуждены были рисковать. Где-то был слышен шум работающего двигателя. Шум слабел, сторожевик удалялся к выходу. «Ориентироваться по нему и следовать за ним», — мелькнула мысль.

Командир сторожевика, решил я, неправильно оценил обстановку, считая нас ближе к выходу, чем мы были на самом деле. Он продолжал идти впереди нас и периодически вслепую сбрасывал бомбы.

Мы шли за катером, как за лоцманом, ориентируясь по шуму его винтов.

Уже темнело, когда мы с помощью противника выбрались из фиорда. Сторожевик, видимо, остался у входа, застопорив ход.

Спустя час можно было почти с уверенностью сказать, что опасность миновала. В пяти милях от входа в залив подводная лодка всплыла, и через несколько часов после приказания по радио мы благополучно вернулись на базу.

Так и второй наш поход не дал результатов, но зато на этот раз весь экипаж вел себя безукоризненно и техника работала безотказно. У нас не было никаких непредвиденных задержек по технической части или по каким-либо другим причинам.