«Чумная» почта

«Чумная» почта

В 1770 г. Россия воевала с Турцией. Весной армия фельдмаршала П. А. Румянцева вступила в Молдавию и встретила там врага более опасного, чем турки, — чуму. В конце лета эпидемия перешла русскую границу и в декабре обнаружилась в Москве [260]. Русским правительством был принят ряд мер предосторожности от «прилипчивой горячки», так тогда называли эту болезнь.

27 августа 1770 г. киевский генерал-губернатор Ф. Воейков получил указание о том, что следует делать, чтобы чума, по возможности, не распространялась дальше. Среди прочих мер предосторожности были правила проезда курьеров и Молдавии и Валахии. Приказывалось личные вещи посыльного «и все будущий при нем депещи и другия пакеты надлежащим образом в уксусе обмачивать и потом на огне курением обсушивать» [261]. Курьеров, направленных непосредственно к императорскому двору, запрещалось задерживать в карантине свыше трех часов. Их только осматривали на предмет «неприкосновенности болезни» и свободно пропускали. Всех прочих посыльных задерживали в «карантинном доме» на шесть недель.

Сенатским указом подписывалось, каким образом следует обрабатывать пришедшие из армии письма. Недостаточно только снаружи облить уксусом упаковку. Бумагу во всем свете, как говорилось в распоряжении, «почитают за вещь самую способнейшую к принятию заразы» [262], поэтому нельзя оставить без внимания вложенную в пакет корреспонденцию, которая может являться переносчиком чумы. Приказывалось все письма, приходящие из зараженной местности, вскрывать и дезинфицировать. Человек, которому это поручено, должен надеть перчатки, сделанные из вощанки[76], и с помощью пинцета и ножниц вскрыть письма. Упаковка отправления тут же сжигалась. Содержимое пакета окуривалось в густом дыму. Если в конверте оказывалась тетрадь, прошитая нитками или перевязанная лентой, ее следовало расшить, а ленту и нитки сжечь. Уничтожались и все посторонние вложения в пакеты, какой бы ценности они не были. Операцию по обработке писем производили на мраморном или деревянном столе. Продезинфицированную корреспонденцию запечатывали в новую бумагу, надписывали адрес и отправляли по назначению. Правительство создало специальную комиссию по борьбе с чумой. В число различных мероприятий, осуществленных ею, было изобретение курительного порошка для дезинфекции. Указом Сената от 10 декабря 1771 г. предписывалось повсеместно применять новое защитное средство и давался его рецепт: «Взять можжевеловых иголок намелко изрубленных, ягод можжевеловых толченых, пшеничных отрубей, тертого дерева бакаута[77], каждого по 6 фунтов; селитры простой толченой 8 фунтов; серы горючей толченой 6 фунтов, смолы, называемой смирна или мирра, 2 фунта; и смешав все оныя снадобья хорошенько будет крепкого курительного порошка пуд» [263]. Запах у этого снадобья был довольно ядовитый, так что некоторые из тех, кто обрабатывал письма, нередко теряли сознание. Но лучшего средства не изобрели.

С января 1771 г. запрещается проезд курьеров из армии в Петербург. Для дальнейшей пересылки корреспонденции в Торжке устроили заставу, на которой член Ямской канцелярии Языков принимал письма как от нарочных, так и от регулярной почты. Языкову дали для посылок 15 курьеров. Кроме того, он имел право пересылать корреспонденцию с людьми, отправленными из столицы в армию, но задержанными в Торжке. Языков и два его помощника обрабатывали прибывшие из зачумленных районов письма, записывали их в реестр, упаковывали в чистую бумагу, укладывали в новые чемоданы и отправляли по назначению.

Застава находилась в поле на окраине Торжка. Она представляла собой обыкновенную палатку, обнесенную забором. Почту, прибывшую из Москвы, вынимали из чемоданов на улице, на ее место вкладывалась столичная корреспонденция, и чемоданы сразу же выставлялись за забор. Палатка разделялась на два помещения: в одном дезинфицировали письма, в другом их записывали и упаковывали. Чтобы процесс обеззараживания проходил быстрее и чтобы корреспонденцию было проще распечатывать, частным лицам, живущим в зараженной зоне, рекомендовали, а губернским, уездным и воеводским канцеляриям приказали письма нитками не сшивать, а только нумеровать листы, запрещалось заворачивать пакеты в холст [264]. Заставы, подобные новоторжской, были созданы в других городах и деревнях. В частности, они были по московской дороге в Твери, Вышнем Волочке, Бронницах, Тосне, Славянке, по старорусской — на Мшанском яме, по смоленской — в деревне Бежаницах, по тихвинской — в деревне Шелдихе и в самом Тихвине.

Карантинные смотрители имели право задерживать любого курьера, не взирая на то, кем он послан. Разрешалось (пропускать нарочных «не из опасных мест» и тех, у кого на подорожных будут отметки смотрителей о прохождении карантина. Подписание подорожных ввели для того, чтобы предупредить возможность проезда мимо застав. Задержанным в карантине разрешалось отправлять письмо и курьеров. Их корреспонденция проходила установленную обработку и отправлялась почтой на общих основаниях. Гонцов же посылали «из туточных жителей, кого добровольно наймут, или из вашей (смотрителей) команды нарочных на их коште (здесь, в смысле — питании) и прогонах» [265].

К осени 1771 г. болезнь была локализована в районе Москвы. Город со всех сторон окружили карантинные заставы. Теперь не имело смысла посылать почту и курьеров прямо через Москву. Именным указом от 23 сентября Екатерина II установила для того, чтобы курьеры из армии в Петербург не ездили через Москву, «от Торжка до Серпухова, через Старицу и Можайск, Боровск учредить станции от 20 до 25 верст, поставив по 15 лошадей на каждой» [266].

Спустя неделю, 30 сентября, Сенат приказал перевести на новые места не только курьерские, но и почтовые подводы. Были несколько изменены маршруты почты. По предложению главного судьи Ямской канцелярии Щербачева центром сбора почты на петербургской дороге сделали Клин. Сенат утвердил следующие объездные пути вокруг Москвы. Корреспонденция, прибывающая из Сибири, Казани, Оренбурга, Нижнего Новгорода и Саратова, довозится только до Владимира, а отсюда через Троицкую лавру и Дмитров — в Клин. Из Астрахани, Воронежа, Белгорода, Киева почта доходила до Коломны или Серпухова и далее через Боровск и Можайск — в Клин. Письма по смоленской дороге возили до Можайска, а по архангелогородской — до Троицкой Лавры. Все посыльные из Москвы ездили только до Клина. Сенатский указ предусмотрел возможность случайной вспышки эпидемии в одном из пунктов кольцевого пути: «велеть едущей почте объезжать то место, и поворачивать паки на прямую дорогу удобным и безопасным по близости трактом» [267]. В Клину учреждалась почтовая экспедиция. В ее состав входили чиновник московской Ямской конторы и четыре канцеляриста. Клинский почтамт был первым в России учреждением, объединившим обе существовавшие почты — «немецкую» и ямскую. Московский почтамт не имел в Клину представителя, поэтому пересылкой купеческой корреспонденции занималась Ямская контора. Временная экспедиция выполняла те же функции, что и любое отделение связи той поры. Единственное, что ей категорически запрещалось, смешивать вместе письма, идущие из Москвы и из незараженных мест. Первые нужно было укладывать в особый чемодан и отправлять далее.

К осени 1772 г. «прилипчивая горячка» в Москве была ликвидирована, и вместе с ней по указу от 30 ноября прекратил свое существование кольцевой тракт с Клинским почтамтом. Письма стали свободно проходить через Москву. Только в Серпухове задерживалась и дезинфицировалась корреспонденция, приходившая из Приазовья и с юга Украины. Серпуховская карантинная застава, которой командовал майор Авросимов, выполняла ту же работу что и новоторжская [268].