К берегам Белого моря

К берегам Белого моря

Поморье, старинные русские земли… Еще в глубокой древности ходили новгородские промышленники в устье Северной Двины за «мягкой казной» — драгоценными мехами северных зверей. Сюда с середины XVI в. стали приплывать из-за моря английские и голландские торговые корабли. Росли и хорошели двинские города Колмогоры (Холмогоры) и Архангельск. Быстрое развитие края настоятельно требовало установления надежной регулярной связи Севера с центральной Россией.

Холмогорский тракт с ямской гоньбой известен с конца XV в. Но освоена была только часть его — до Вологды. Севернее на сотни верст расстилался необжитый край, где каждое небольшое поселение было обнесено крепостной стеной и называлось городом. Долог и тяжел был путь от Москвы к морю. Только купеческие обозы тянулись по нему, да иногда проскачет гонец с царской грамотой или боярской отпиской.

В августе 1668 г. А. Л. Ордин-Нащокин обратился к царю с письмом об учреждении регулярной почты в Архангельск. Целью этого была организация более быстрой доставки правительственных распоряжений в северные города и получения ответов на них от местных воевод. По этой линии связи «грамоты с Москвы и из городов отписки и в приход корабельной всякие ведомости и посылочные торговые письма учнут доходить с поспешением» [29]. Так что канцлер заботился не только о государственной корреспонденции, но и частных «посылочных торговых письмах». В то время некоторые бояре пытались внушить царю, что регулярная почта не под силу ямщикам. Она заставляет их всегда быть наготове, скакать во весь опор в любую погоду, в любое время дня и ночи, тогда как для нарочных гонцов они только выделяют лошадей. Так сказать, работают, не слезая с печи. Ордин-Нащокин учел и это обстоятельство: «а ямщиком та летом[6] еженедельная почта в гоньбе не тягостна, и торговым людем в посылке скорой их торговых писем великое вспомогательство будет» [30]. Причины молчания царя как на эту челобитную, так и на следующую, поданную в апреле 1669 г., не известны.

Но Ордин-Нащокин на этом не успокоился. Он порекомендовал Л. П. Марселиусу обратиться к царю с аналогичной просьбой. Тот подал челобитную, повторяющую основные положения писем «посольских дел сберегателя»:

— корреспонденция возится не круглый год, а только во время прихода кораблей иностранных купцов с 1 мая до 1 октября еженедельно;

— царские грамоты и бумаги государственных приказов доставляются бесплатно, а с торговых людей за пересылку писем брать столько, чтобы им «лишней тягости не было»;

— между Вологдой и Архангельском Марселиус своими силами строит дополнительно 5 почтовых станов, нанимает на них гонщиков и снабжает их всем необходимым [31].

Челобитная осталась без ответа.

В том же 1669 г. били челом торговые иноземцы, которые собирались ехать на ярмарку в Архангельск и беспокоились, что письма, приходящие к ним из-за границы, будут залеживаться в Москве. А если им понадобится писать из Архангельска о приходе кораблей и о нужных товарах, то такой возможности не будет. Поэтому просят они учредить почту к Белому морю. В Посольском приказе навели справки о пяти иноземцах, подписавших челобитную. Оказалось, что трое из них были ранее изобличены в попытках тайно пересылать золото с заграничной почтой. Такая характеристика испортила все дело. Купцы и Марселиус, который поддержал их просьбу, получили ответ: «Великий государь к Городу[7] почте по той дороге не указал быть» [29]. Так продолжалось до 1693 г., когда молодой царь Петр Алексеевич отпросился у матери своей в Архангельск посмотреть море и корабли.

Незадолго до его отъезда на Север, 8 июня, от имени правивших тогда царей Ивана и Петра был оглашен указ об устройстве с 1 июля 1693 г. постоянной почтовой гоньбы между столицей и Поморьем. «Поставить от Москвы, — говорилось в указе, — по городам на ямах до Архангельского города и назад до Москвы почту, а гонять с тою почтою выборным почтарям Московским и городовым ямщикам с Москвы с их великих государей грамотами и со всякими иноземных и торговых людей грамотками» [32].

Путь почтарей проходил через посад Троицкого монастыря, Переславль-Залесский, Ростов Великий, Ярославль, Данилов, Вологду и далее вдоль рек Вага и Северная Двина через города Вельск, Шенкурск, Холмогоры. Скакали они, «переменяясь по ямам наскоро, днем и ночью с великим поспешением». Царский указ совершенно точно определил скорость доставки почты: «перебегать с Москвы до Архангельского города добрым летним и зимним путем в восьмой и з девятый день, а вешним и осенним путем в десятый и одиннадцатый день… И приказать тем выборным почтарям и с великим подкреплением, чтоб они с тою почтою гоняли наскоро в час верст[8] по девяти и по десяти» [32]. Ямщики с почтой должны были прибывать на станы в строго определенные часы.

К тому времени у русской почтовой администрации накопился достаточно большой опыт регистрации прохождения корреспонденции. «А для подлинной ведомости, по ямам с Москвы до Города и от Города до Москвы расписываться на порозжих (проезжих) столбцах, в котором числе и часу и который ямщик на который ям прибежит и кто имянем, и в котором часу иной ямщик почтовые письма примет и побежит» [32]. Проезжие столбцы — длинные полосы бумаги шириной 17–18 сантиметров — были заведены на каждом стане. Их подклеивали один к другому, получалась лента в несколько метров длиной. На обороте каждой склейки староста яма ставил свою подпись. Точнее, не подпись, а свой полный титул: «Такого-то яма ямской староста имя рек». Склеенные и скрепленные подписью столбцы отсылались в Москву.

Для архангельской линии велено было «купить 15 сумок кожаных (имеются в виду переметные сумы, которые в старину применялись для перевозки на лошадях мелкой клади) и разрезать их на двое и подшить верхние концы кожею ж и привязать ремни, да для той же почтовой гоньбы купить 30 листов жестяных болшои руки и для знаку написать на них орлы из масла». Орлов рисовал золотописец Оружейной палаты Матвей Андреев с группой учеников. Указ о сумах отдали 16 июня, а уже 20 — тридцать сумок с эмблемой были сданы в Посольский приказ. За свою работу художники получили 15 алтын и 2 деньги (46 копеек) [33].

Здесь уместно сказать несколько слов о приказах, принимавших участие в организации почтовой гоньбы в Архангельск. Все расходы по устройству почты нес Новгородский приказ, в ведении которого находились северные русские города. Из него были отпущены деньги на покупку лошадей и сбруи, на пошив форменной одежды почтарям, на его средства приобретались переметные сумы и платили за изготовление почтовых знаков. И десять рублей Степану Часовникову, устроителю станов между Вологдой и Архангельском, заплатил Новгородский приказ [34]. По его указанию Ямской приказ выделил людей на должность почтальонов, обеспечил их зелеными суконными кафтанами. Его сотрудники купили на Украине 23 лошади и перегнали их на Север, по дороге были закуплены телеги и сбруя. Ямской приказ нашел мастеров и материалы для починки станов.

Организацией почтовой гоньбы ведал Посольский приказ, которому подчинялась русская почта.

Все приказы действовали на редкость слаженно и не пытались переложить, как это случалось обычно, свою работу на другое ведомство.

Отдельные мелкие поручения по царским указам давались приказам Большого дворца и Монастырскому. Большую работу проделали городские воеводы. Все это позволило за очень короткий срок (три недели) открыть гоньбу на колоссальной по протяженности почтовой линии, равной которой не было в Европе. Длина Архангелогородского тракта превышала 1200 верст.

Для устройства почты 12 июня на Двину был послан подьячий Посольского приказа Степан Часовников. Обгоняя его, мчался по тракту гонец Анисим Сорокин со строгими наказами «слушаться» подьячего и во всем помогать ему. До начала регулярной гоньбы Часовникову предписывалось решить множество организационных вопросов. Это прежде всего — благоустройство дороги и создание станов между Вологдой и Архангельском. Восемьсот пять верст разделяло эти города, а ямских станций было очень мало, и находились они в ужасном состоянии. Буквально за несколько дней по городам и деревням вдоль Ваги и Северной Двины организовали 26 станов, замостили топкие места, построили семь мостов через ручьи и реки. Кроме того, Часовникову вменялось «под Троицким Сергиевым монастырем на посаде и в том монастыре учинить почтарям стан, потому что от Москвы до Переславля Залесского переезд дален»[9] [35]. На обратной дороге из Архангельска подьячий должен был взять у ямских старост и почтарей поручительство и проверить выполнение царского наказа: «на ямех для почты поставить по три мерина самых добрых со всей гонебной рухлядью» [37].

В царских указах и наказах устроителям почты предписывалось уделять особое внимание сохранности корреспонденции. Прежде всего для гоньбы выбирали «ямщиков добрых непьяниц» с хорошими лошадьми. Письма и грамоты должно было везти «бережно в мешках под пазухой, чтоб от дождя не измочить и дорогой пьянством не потерять» [32]. За потерю или порчу почты ямщику грозила пытка.

На вновь устраиваемых станах почтарями ставили в основном крестьян из близлежащих деревень. Среди выбранных оказалось очень мало опытных ямщиков — шестеро из 80 человек. По Ваге и Северной Двине вообще было мало ямщиков, и поэтому администрация решила их в почтари не брать, чтобы не ослабить транспорт края. Все восемьдесят человек выбранных были грамотные, они сами расписались на обороте листа с присягой.

В Москве почту принимали и отпускали в Посольском приказе. Однако еще до начала регулярной гоньбы, в конце июня 1693 г., последовал указ: «ведать почту… с июля месяца по октябрь (т. е. на время пребывания Петра I в Архангельске) в селе Преображенском стольнику Артамону Михайловичу Головину» [38]. Такое же указание дали Головину и летом 1694 г. во время второго путешествия царя в Поморскую землю. Для чего это было сделано — неизвестно. Возможно, Петр I боялся, что его переписку просматривают клевреты царевны Софьи, и поэтому поставил во главе московской почты своего сторонника А. М. Головина. Возможно, тут сыграл какую-то роль тот факт, что мать царя — Наталья Нарышкина — чаще жила в Преображенском, чем в Кремле. Не будем гадать. Пока очевидно одно: почта на Север служила прежде всего интересам правительства и административного аппарата.

«Поручная запись» старосты Григория Фомина, 1694 г.

В Архангельске почтовой конторой стала съезжая изба. Сохранились адреса и некоторых других почтовых дворов. Из отписки ярославского воеводы Василия Саковина известно, что к 14 июля почта в Ярославле была поставлена на посаде, на проезжей Михайловской улице, в подворье Толгского монастыря[10]. В Ростове таким местом был Кремль, а в Переславле-Залесском — двор вдовы Палагеи Валуевой на Семеновской (впоследствии — Ростовской) улице посада[11]. По ней проходила дорога на Север. Местный воевода снял двор Валуевой в аренду за 2 рубля 6 алтын и 3 деньги в год [40].

Казенная почта доставлялась не только в места, лежащие по Северному тракту, но и в города в стороне от главной дороги (такие города в старинных документах именовались «близкими»). Делалось это так. Грамоты и бумаги, адресованные в Устюг Великий, Соль Вычегодскую, Яренск и Каргополь, вынимали из почтовой сумы в Вологде[12]. Подьячий, заведовавший почтой, рассортировывал пачку с надписью «Вологда» и записывал всю корреспонденцию в особую книгу. Местные письма оставлял в приказной избе, остальную почту рассылал далее с нарочными гонцами. Как правило, гонцы из Вологды выезжали в день прихода московского почтаря. Время убытия и прибытия гонцов регистрировалось как в Вологде, так и в «близких» городах [42].

Таким же образом более северные города — Кевроль, Мезень и Пустозерск — получали почту из Архангельска. Дорога шла по реке Пинеге через большое торговое село Кимжу и далее через Малую Немнюгу на Мезень. Вероятно, именно по ней везли зимой в мезенскую ссылку «еретика» протопопа Аввакума. В 1667 г. протопоп Аввакум с «соузниками» проследовал в свою последнюю ссылку в Пустозерск, «место тундряное, студеное и безлесное».

Одновременно было запрещено, чтобы не было убытку казне от лишнего расхода прогонных денег, отправлять нарочных гонцов с воеводскими грамотами из мест, лежащих по дороге почтовой гоньбы. Ямским старостам было вменено в обязанность не давать лошадей и подвод па воеводским подорожным. Исключение было сделано для Архангельска, а с 1694 г. — и для Двинска [43].

Почтарь вез с собой две сумы. В одной была почта, адресованная только в Архангельск и «близкие» северные города; распечатывать ее в дороге не разрешалось. В другую сумку сдавали письма города, находившиеся на почтовом тракте. Она вскрывалась, по мере надобности, городскими воеводами. При вложении местных писем на связке делалась надпись: кто, где и когда его отправил. Затем суму закрывали и накладывали воеводскую или таможенную печать[13]. Воеводам приказали опечатывать почту только красным сургучом. Почтарям нельзя было задерживаться на станах более чем на час, поэтому в каждом городе корреспонденцию готовили заранее.

Каждому почтарю давался список городов, в которые были адресованы письма из второй сумы. Без надобности почту вскрывать запрещалось. Почтальон обязан был сдавать корреспонденцию по месту назначения. Если он забывал это делать, его штрафовали. Размер пени составлял двойную стоимость проезда за лишнее расстояние, на которое провезли почту. Такие случаи были крайне редки — один раз в несколько лет. Но все же в 1697 г. ямщика Федора Никифорова оштрафовали на 18 алтын и 4 деньги (56 копеек), так как по его вине письма провезли лишние 140 верст. Две грамоты, которые нужно было сдать воеводе в Шенкурске, обнаружили только в Усть-Морже.

Царские указы категорически запрещали почтарям отдавать корреспонденцию другим лицам для доставки ее по назначению. И лишь в крайних случаях разрешалась передача писем в чужие руки. Но для этого необходимо было привести новое доверенное лицо к присяге, что делалось в присутствии священника и, самое меньшее, двух свидетелей. Практически должна была быть повторена процедура выбора почтаря. Тем не менее ямщики сплошь да рядом передавали почту без крестного целования. Нарушения обычно открывались только благодаря какой-нибудь случайности.

Вот как обнаружился факт передачи почты ямщиком Рогожской слободы Оничком (Анисимом) Гавриловым.

10 июля 1695 г. приготовлена была к отправке в Архангельск почта с письмами к стольнику Ф. М. Апраксину, а также с грамотками иноземных и русских торговых людей в двойных запечатанных сумах. Отправление принял гонщик Гаврилов, но сам с почтой не поехал, а отдал ее охотнику из Переславля-Залесского Семену Кокушкину. Последний приехал в Москву в надежде подыскать какой-нибудь извозный заработок. С Гаврилова переславец взял 11 алтын 4 деньги (35 копеек). Дело было для Кокушкина не новое. Он и раньше за него брался, и все обходилось благополучно. Но на этот раз случилось несчастье. Есть за Троицким монастырем Сватковская роща. Ямщик въехал в нее под вечер. Здесь налетели на него два разбойника и ограбили. Вместе с почтовой сумой отняли у охотника пять рублей собственных денег, которые он выручил в Москве от продажи холстов. Почтарь поехал обратно, явился на двор Виниуса и рассказал о случившемся. Кокушкина и Гаврилова били батогами, а затем вместе с ямщиком Константиновым послали в Сватковскую рощу искать украденную суму [44]. Конец дела неизвестен.

Гонцы из «близких» городов гоняли примерно с такой же скоростью, как и регулярная почта. Письмо Петра I из Тотьмы (около 200 верст от Вологды) пришло в Москву на шестой день. Причем это произошло в весеннюю распутицу 1702 г., когда, как писал царь стольнику Т. Н. Стрешневу, дорога до столицы была «вельми худа» [45].

Первая почта по новой линии ушла из Архангельска в субботу 1 июля 1693 г. В Москве же гоньбу начали только с утра 4-го числа, так как неизвестна была точная дата выезда Петра I на север, а без сообщений о дне отъезда царя не имело смысла отпускать почту.

Далее ритм гоньбы определялся следующим образом: «почту отпускать… впредь до их, великих государей, указа через день; а впредь отпускать в неделю, или смотря по времени, буде нужды нет, в две недели одиножды» [32]. Через день, и то не всегда, почта отправлялась только во время поездки Петра в Архангельск с 4 июля по 19 сентября. Далее письма отпускались раз в неделю, и даже раз в три недели. Это существенно отличало первую внутригосударственную регулярную гоньбу от международной почтовой линии, где почтарь должен был отправляться в путь в точно назначенный день даже без писем в суме.

Не обходилось без курьезов. В 1701 г. иноземец Андрей Эль, на дворе которого в Архангельске принимали и отпускали почту, жаловался М. А. Виниусу, что воевода Алексей Прозоровский запретил ему отправлять корреспонденцию, потому что в ней не было воеводских отписок, а у него, Эля, накопилось уже шесть писем торговых людей. Виниус донес царю, и Прозоровскому попало [46].

Этот факт показывает, как осуществлялся правительственный контроль над почтой. Хотя письма сдавались на дворе почтмейстера, ямщик с корреспонденцией мог уехать только с ведома воеводы, который запечатывал почтовые сумы своей печатью. Исключение составляли московские почтмейстеры, закрывавшие почту личными штемпелями.

Содержание почты прибавило государству лишние заботы. Поэтому уже через несколько месяцев после начала регулярной гоньбы указом от 18 октября 1693 г. она была передана московскому почтмейстеру стольнику Матвею Андреевичу Виниусу на следующих условиях [47]:

1. Возить письма «с апреля и по декабрь месяц всего восемь месяцев по вся недели одиножды, а в зимние месяца в две недели одиножды». При необходимости срочной доставки правительственных грамот наряжалась «чрезвычайная почта», которая уезжала из Москвы и в непочтовые дни.

2. Государственную почту доставлять бесплатно, а с торговых людей брать такую плату, чтобы им «тягости лишней не было».

3. Почту от Вологды до Архангельска гонять «по обычаю» без прогонов, ничего не платя ямщикам, а между Москвой и Вологдой почтмейстеру платить прогоны из своих денег. Царский указ определил, что почтари приезжают в Москву раз в полгода с росписями, сколько и в какие числа почты провозили. Виниус должен был им выплатить прогоны «безволокитно».

Казалось бы, что условия слишком обременительные. Но Виниусы не жаловались на свою Судьбу хотя бы потому, что в том случае, если плата за отправленные письма была меньше полагающихся ямщикам прогонных денег, Посольский приказ выдавал разницу «по ево Матвеевой скаске». И действительно, чуть ли не ежегодно Виниус выставлял правительству счет рублей на 70–80.

Сейчас мы увидим, что это было обыкновенное жульничество. В ЦГАДА почти целиком сохранились «записные тетради» за 1699–1701 гг., куда заносилась вся частная корреспонденция, принимаемая в Москве. Записи в книге сделаны очень неряшливо, большое количество исправлений и помарок. Из них можно понять, что письма, как правило, весили 2–3 золотника[14], но случалось, что пакеты весили до 50 золотников. Ежегодно через почту проходило не менее 3000 писем. В их число не входит корреспонденция, отправляемая Виниусом и его помощниками. Из хозяйственных книг А. А. Виниуса, в которых сохранились черновики и есть упоминание о его переписке, можно заключить, что с каждой почтой он и его сын отсылали 10–15 писем. Примерно столько же приходило ответов [21]. Попутно скажем, в 1715 г. архангельские почтари перевозили уже свыше 5000 частных писем в год.

Теперь займемся арифметикой. В 1700 г. из Москвы в Архангельск было 53 почты, а обратно 42[15]. Такая разница объясняется тем, что из столицы ходила еще и «чрезвычайная почта». В тот же год через почту прошло, по «записным тетрадям», 2831 письмо общим весом 8963 золотника (в среднем меньше 3 золотников письмо). Какая такса была у Виниуса за пересылку писем в Архангельск — неизвестно. Но если посмотреть, во что обходилась пересылка корреспонденции на зарубежных линиях, то меньше 9 копеек за золотник Виниус брать никак не мог. Тогда за все письма было получено 906 рублей 67 копеек. А сколько заплатили почтарям? На Архангельской линии до Вологды Виниус платил щедро — 4 копейки за 10 верст пути. Правда, прогоны ямщику давали только тогда, когда он вез почту. Домой он возвращался бесплатно. За Вологдой почтари получали «государево жалование» и с Виниусом денежных дел не имели. До Вологды тогда считалось 430 верст. За 83 почты было заплачено прогонов 163 рубля 40 копеек. Значит, чистая прибыль Виниусов 743 рубля 27 копеек. Кроме того, по фиктивным счетам, якобы за переплату прогонных денег, было получено из Посольского приказа еще 76 рублей 3 алтына и 4 деньги. Не слишком ли высокая плата за прием и выдачу корреспонденции, а также за содержание двух помощников на линии: Дениса Гоутевала — в Архангельске да некоего Ивана Борисовича (неизвестны ни его звание, ни фамилия) в Шенкурске на Ваге?

Северная почта двигалась чуть ли не втрое быстрее ямских обозов, не уступая по скорости царскому поезду.

В 1783 г. в университетской типографии Н. И. Новикова вышла весьма любопытная книга с длиннейшим, по обычаю того времени, названием: «О высочайших пришествиях великого государя, царя и великого князя Петра Алексеевича, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержца, из царствующего града Москва на Двину к Архангельскому городу, троекратно бывших; о нахождении шведских неприятельских кораблей на ту же Двину, к Архангельскому городу; о зачатии Новодвинской крепости и о освящении нового храма в сей крепости». В ней очень подробно, день за днем, описано путешествие Петра и его свиты. Книга поможет нам сравнить скорость передвижения царского поезда, почты и ямских подвод.

1 июля 1693 г. из столицы на ямских подводах выехал Афанасий, архиепископ Холмогорский и Важский. Спустя несколько дней, четвертого, в дорогу пустился и царь. «И благополучным путешествием, — повествуется в книге, — прииде на Вологду июля 8 в субботу; а преосвященный архиепископ прииде на Вологду 9 числа в неделю (воскресенье)» [48].

Дорога до Вологды — треть северного тракта. Архиепископ Афанасий проехал ее за восемь суток, Петр Алексеевич — за трое. С такой же скоростью, по указу, скакали почтари: в летние месяцы они должны были пробегать этот путь за двое-трое суток. Далее до Архангельска почта проходила оставшиеся 805 верст за 5 суток 4 часа и зимой по хорошей дороге, в мокропогодицу же — за восемь суток [49]. Почта на Север могла соперничать по скорости даже с гонцами. Уже известный нам Анисим Сорокин только на десятый день прибыл в Архангельск. Это был рекордный пробег: обычно гонцы скакали до устья Северной Двины суток двенадцать.

Легко проверить, что график гоньбы выдерживался более или менее точно. Много указаний на работу почты той поры можно найти в бумагах Петра Великого и его сподвижников. Генерал Патрик Гордон, бывший летом 1694 г. в Архангельске, отмечал в своих дневниках, что корреспонденцию из Москвы он получал на седьмой день [50]. В 1702 г. из Новгорода на Двину писали Яков Брюс и Тихон Стрешнев, их письма доставили через 13 дней, сколько же времени шла грамота из Азова. Попутно следует отметить, что примерно такой же была скорость доставки корреспонденции на дорогах Бранденбурга и «почтовой империи» Турн-и-Таксисов. Письма из Берлина в Кенигсберг (около 600 верст) шли четверо суток.

Но даже такая сравнительно высокая скорость доставки корреспонденции не устраивала Петра I, тем более, что весной и осенью бывали случаи задержки почты. Летом 1701 г. последовал грозный указ: «Гоняют посыльщики мешкотно, и за тем та почта приходит к Москве недели в две слишком, и в скорых и в нужных делах чинится мешкота большая… Под жестоким страхом и под смертною казнью велеть с тою почтою гонять с великим радением и поспешением днем и ночью, ни где не мотчав (не задерживаясь) ни часу, и последовать от города к Москве, против прежнего, в шестой день» [51].

Через несколько месяцев оказалось, что обещание жестокого страха и смертной казни не улучшило положения дел. Выяснилось, что не хватает лошадей, мало людей. Новый указ в декабре того же года приказал — по челобитной важских почтарей, — чтобы в почтовой повинности вдоль Ваги участвовали «близкие» города Каргополь, Турчасово, Устюг Великий, Тотьма, Чаранда и Устьянские волости. Жителям этих городов велено было выставить по ямам на Ваге 325 подвод — лошадей со всей сбруей, с телегами и санями. Девяносто из этих подвод должны находиться на полном обеспечении местного населения. Во-первых, оно должно было выбрать из своей среды почтаря и, во-вторых, обеспечивать кормами лошадей в течение самого неопределенного срока. Об остальных подводах заботился Ямской приказ, он также выдавал жалование нововыбранным ямщикам [51].

Эти указы оказали малое влияние на ускорение гоньбы: почта продолжала задерживаться. А работы ямщикам прибавлялось с каждым днем. В связи с военным временем рос поток писем и грузов, пересылаемых по почте, участились случаи посылки «чрезвычайных» почт, а это не могло не отразиться на работе регулярной линии.

И все же выход был найден. Уже в 1701 г. во время третьего путешествия Петра I в Архангельск была учреждена (помимо обычной) почта для срочной доставки царских писем. Опыт этой временной линии был использован в сентябре 1706 г. при организации постоянной гоньбы со спешной корреспонденцией. Тогда было дано указание в Ямской приказ стольнику М. А. Головину, чтобы на Смоленском и Архангельском трактах на каждом стане содержать по четыре ямщика «во всякой готовности» для чрезвычайных скорых посылок только с царскими грамотами. Им приказывалось пробегать летом и зимой по 15 верст в час, а весной и осенью — по десяти. Велено было «впредь с тех почтарей в иные рассылки не спрашивать и не посылать» [52]. Так родилась в России курьерская почта.

Теперь ритм регулярной почты перестал нарушаться из-за спешных государственных пакетов. Правда, на шестой день в Архангельск почта приходила редко, в основном она проделывала свой путь за семь суток.

Особое значение имела Архангельская почта для сношений с другими государствами. В ходе Северной войны шведы неоднократно прерывали рижскую «заморскую» линию, захватывали письма и почтарей. Поэтому Петр стремился изыскать новые пути для доставки корреспонденции. По указу царя с 15 апреля 1704 г. началась регулярная почтовая гоньба от Архангельска через Кольский острог[16] до «Дацкого рубежа». Для организации почты на Кольский полуостров был послан капитан Никита Басаргин. Под его руководством было устроено 64 стана на пути в 1124 версты. На каждом стане разместили по два Кольских стрельца для скорой почтовой гоньбы. Условия доставки почты были ужасные. Дикими необжитыми землями ехали русские почтари. «А в тех местах мхи великие, и грязи, и места топлые», — докладывал царю архангельский воевода Ф. А. Головин. Тучи комаров и мошки не давали покоя ни днем, ни ночью. Начались болезни. На станах не хватало кормов для лошадей. На оленях, как это делало местное население, можно было ездить только зимой, и то не везде. Поэтому стрельцы почту несли летом пешком, а зимой — на лыжах. И все же, несмотря на нечеловеческие условия гоньбы, письма от Архангельска до пограничного города Вардегуз (ныне — г. Варде в норвежской области Финмарк) шли менее трех недель [53].

Самая северная в мире почта за время своего существования отправлялась всего 32 раза, почти каждую неделю. Она носила не только грамоты Петра I к датскому королю Христиану, но и письма частных лиц. О работе Кольской почты известно только из доклада Федора Головина, больше никаких документов не сохранилось. Поэтому сейчас невозможно ответить на вопрос, как оплачивалась пересылка частной корреспонденции — ведь только по территории России путь почты увеличился чуть ли не втрое.

Лето 1704 г. ознаменовалось для России многими счастливыми событиями. Быдо успешно отражено нападение шведских кораблей на только что воздвигнутую крепость Кронштадт, русские войска штурмом взяли Нарву и Дерпт (Юрьев-Ливонский), продолжалось строительство Санкт-Петербурга. Сам шведский король Карл XII, по словам Петра, «завяз в Польше». Все это дало возможность возобновить почтовую гоньбу за рубеж по старым, более удобным трактам. В связи с этим 26 января 1705 г. последовал царский указ о снятии почтарей-стрельцов со станов и прекращении доставки писем от Колы до датской границы. Разорять станы запрещалось, «чтоб впредь возможно было тое почту немедленно поставить» [54].

В 1710 г. была упорядочена оплата частной корреспонденции. Инициатива исходила от подьячих Степана и Семена Ключаревых, ведавших почтой в Вологде. Они составили почтовый тариф, который и был утвержден указом: «имать с Вологды к городу и от Города к Вологде по два алтына (6 коп.), с Ярославских по четыре деньги (2 коп.), с Важских по шести денег (3 коп.) с золотника» [55]. Пересылка письма в Москву обходилась в 3 копейки с золотника.

Через пятнадцать лет настолько улучшилось почтовое дело и настолько увеличился объем корреспонденции, что правительство решило с 17 декабря 1725 г. установить новые почтовые тарифы. Теперь за письма с каждого золотника брали от Москвы до Вологды копейку, а до Архангельска — две.

Первоначально почта в Архангельск из Москвы уходила по субботам. С 5 сентября 1712 г. график гоньбы несколько изменился, велено было «присылать из ямщиков по одному почтарю, а именно по всякой недели для заморской почты по четвергам, а для городской по пятницам» [56].

Почтовая гоньба тяжелым бременем ложилась на жителей ямских слобод и окрестное население. Особенно туго приходилось почтарям, гонявшим без прогонов от Вологды до Архангельска. В почтовых архивах много челобитных царю с просьбами уменьшить расходы на гоньбу, много жалоб на неправильное взимание податей.

В апреле 1694 г. подали челобитье почтари Вакоминского яма на Двине. Почту им приходится гонять на хороших лошадях, которые стоят рублей по десяти и более. Все время они проводят на стане и поэтому лишены возможности зарабатывать себе средства на прожитие извозом и побочными промыслами. И хотя почтари сами гоняют почту, им все равно приходится платить ямские и мирские подати разные, а за недоимки их ставят на правеж. «А которые у них старые лошади и те все выбиты и многие от скорой гоньбы пали и они от тех податей и всяких ямских и мирских издержек раззорились в конец» [57]. Вакоминский ям царским указом был освобожден от ямских податей, и недоимку почтарям простили.

Произошли некоторые изменения и в самой организации почтовой гоньбы. Если первоначально на стане находилось по пяти ямщиков, то с 1696 г. их число уменьшили до двух. И самое главное, что определил указ: платить почтарям прогонные деньги по 2 алтына (6 копеек) за 15 верст пути и «никаких иных дел, кроме той почтовой гоньбы, с них не спрашивать» [58].

Но не всегда ямщики добивались удовлетворения своих требований. Почти в то же время, что и жители Вакоминского стана, били челом двиняне о том, что посадские люди города Архангельска, освобожденные по царскому указу от ямской повинности, не участвуют в их расходах, а жители Холмогорского посада вместо того, чтобы нести великое тягло и платить поборы, бегут в Архангельск. И с каждым годом ямщикам приходится платить податей все больше и больше. Такое положение дел, — говорили далее ямщики, — вынуждает их собратьев бросить дворы свои и деревни и «брести врозь». Жалоба двинян осталась без последствий [59].

В начале XVIII в. важским и двинским почтарям все-таки удалось освободиться от всех повинностей и добиться платежа прогонных денег по четыре копейки за каждые 10 верст. В 1738 г. правительство представило ямщикам еще одну льготу. Им было разрешено торговать вином на всех станах между Вологдой и Архангельском. Цена на крепкие напитки была установлена по указу «вдвое против государева» [60].

В начале XVIII в. почта до Города становится образцовой. По ее образу и подобию создаются регулярные почтовые линии в «знатные» губернские города. При их организации широко использовался опыт архангельской скорой гоньбы. Даже многие указы почти слово в слово были списаны с документов 1693–1718 г.

С архангельской почтой связаны первые обмеры дорог русского государства. 18 мая 1702 г. Петр I приказал устроить большую дорогу от Москвы до Вологды. Предварительно следовало «летнем временем описать и измерить» старый тракт. Все лето офицеры Матвеев, Хазаров, Лагорин, Феопнетов, Битяговский и Охшевский с солдатскими командами выполняли царский наказ. Результаты обмеров составили весьма солидный том, хранящийся ныне в Центральном государственном архиве древних актов. В нем подробно описаны вся дорога, мосты, гати, топкие места. Особое внимание уделялось тем частям тракта, где его ширина была менее установленных 20 саженей и 3 аршин (41 метр). «А где та московская большая дорога пространством по двадцати сажен в ширину не явится, — говорилось в указе, — и тое дорогу возможно учинить проездом мимо сел и деревень гумнами и иными какими свободными ближними местами» [61]. Нормальной ширины дорога проходила от Москвы до Троицкого монастыря, затем она сужалась. Чаще всего геодезисты в отчете назначали места, по которым можно провести окружную дорогу. Но иногда оказывалось, что это не везде осуществимо без предварительных инженерных работ, так как, — писал один из участников обмера, Максим Матвеев, — «селом улица узка, а на поле грязь» [62]. В таких случаях давалась рекомендация, что необходимо сделать — произвести подсыпку грунта или загатить тракт.