2. ПЕРЕХОД ТРУДОВОГО ДАЙХАНСТВА НА СТОРОНУ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ

2. ПЕРЕХОД ТРУДОВОГО ДАЙХАНСТВА НА СТОРОНУ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ

Первый же бой (28 июля 1918 года под Чарджуем), в котором мятежники потерпели поражение, отрезвил многих дайхан, обманом втянутых в авантюру националистических вожаков. Легкой победы над большевиками, которую посулили баи, ханы и муллы, не получилось³⁵.

В феврале 1919 года, как уже отмечалось ранее, численность националистического воинства достигла своего предела — 4 тысячи бойцов. Большинство составляли представители имущих классов туркменского села, национальных «верхов» и, конечно, забитые нуждой отсталые дайхане, слепо верившие своим родовым вождям. Но это немногочисленное по сравнению с общим туркменским населением воинство ни в коей мере не выражало настроений трудового дайханства, его истинных отношений к Советской власти, к событиям, происходившим в оккупированном англичанами Закаспии.

Большевики не успели установить тесных связей с туркменским селом, что явилось одной из причин временного падения Советской власти в Закаспии. Но они понимали, что прочная победа социалистической революции немыслима без поддержки пролетариата массовым союзником — трудовым крестьянством. Об этом свидетельствует весь опыт революционного движения от Парижской коммуны до наших дней. Ленин писал, что «пролетариат не может победить, не завоевывая на свою сторону большинства населения»³⁶.

Каким же было туркменское дайханство в пору иностранной военной интервенции и гражданской войны? Что способствовало возникновению и подъему революционного движения среди дайханства, даже среди самых его отсталых и забитых слоев? Какую линию вели большевики Закаспия, командование Закаспийского фронта, осуществлявшие политику ЦК РКП (б), направленную на повышение классового самосознания туркменского дайханства, на вовлечение его в борьбу против внутренней и внешней контрреволюции?

После Октябрьской революции Советская власть в Закаспии пыталась преодолеть серьезные трудности на пути создания и укрепления революционного союза рабочего класса и трудового дайханства. Но здесь борьба за уничтожение феодального землевладения развернулась не так бурно и остро, как в России или па Украине. Социалистическая революция в туркменском селе развертывалась относительно замедленными темпами.

Феодально-байская верхушка аулов, страшась объединения эксплуатируемых масс, сеяла родовые раздоры, натравливала друг на друга многочисленные туркменские племена. Так же поступали белогвардейские правительства и английские интервенты, набившие руку па стравливании «туземцев» в своих многочисленных колониях.

Советская власть, продержавшаяся в Закаспии после Октябрьской революции немногим более полугода, успела сделать многое для туркменского дайханства, чтобы облегчить его нищенское положение.

Советское правительство, выделив крупные суммы на государственное кредитование дайхан-хлопкоробов, безошибочно определило основное звено новой аграрной политики в Средней Азии, которая должна была покончить с нищетой и малоземельем. Весенняя посевная кампания 1918 года, мероприятия по сохранению и расширению хлопкового клина, в которых местные большевики и рабочие организации приняли активное участие, наглядно продемонстрировали, что Советы стремятся поднять дайханское хозяйство, окончательно и бесповоротно оторвать бедноту аула от «своей» феодально-националистической верхушки.

Но вот советских работников, большевиков, начавших было втягивать аулы в решение земельных и водных вопросов, после мятежа сменили бывшие офицеры, царские чиновники, местные представители власти свергнутого Октябрьской революцией буржуазного Временного правительства, в том числе эсеры.

Широкие трудовые массы туркмен, едва сделавшие первые шаги по пути сближения с Советской властью, были буквально ошеломлены свершившимся контрреволюционным переворотом. В ряде мест — во многих аулах Серахса, Мерва, Байрам-Али, Западного Туркменистана— беднейшие дайхане заявляли, что они за Советскую власть. Однако среднее дайханство, приветствовавшее на первых порах Советскую власть, в крити-ческий момент поддалось уговорам родо-племенных вождей и националистических «верхов».

В целом же коренное население Закаспия отнеслось к смене властей отнюдь не безучастно. Это выявилось при первых же попытках белогвардейского правительства провести свои «государственные» мероприятия, в частности при попытке взыскать с дайхан недоимки по налогам и податям за прошлые годы. Так, например, несмотря па письменные и устные приказания властей, старшины Казанджикского комиссариатства не внесли пи одной копейки. Уездный комиссар Мерва приказал даже арестовать всех, кто мешает их сбору. Золин, участковый комиссар Кара-Кала, созвавший 10 сентября 1918 года «съезд представителей от туземного населения», вопрошал:

— Как относится мирное туземное население к борьбе существующей в области власти с большевиками? Если сочувственно, то почему оно до сего времени не принимает в этом активного участия в виде внесения податей п добровольных пожертвований деньгами и натурой? ³⁷

Комментарии, как говорится, излишни.

Как это, так и многие другие мероприятия белогвардейского правительства, не отказавшегося от царской политики реквизиций, ущемляли интересы коренного населения. Если па имущество дайхаи власти покушались в «законном» порядке, якобы во имя борьбы с большевиками, то их представители на местах грабили и мародерствовали открыто. Так, начальник красноводской, а затем ашхабадской милиции Алания взломал в доме одного джебельского жителя сундук и присвоил 20 тысяч рублей. Белогвардейские чины нередко задерживали на дорогах туркмен, обыскивали их, отбирали деньги и продукты, избивали. Интервенты и белогвардейские войска громили санитарные поезда, чинили зверства над мирным населением прифронтовой полосы³⁸.

Чтобы держать эксплуатируемые массы «в узде», не дать им объединиться, правящая верхушка не брезговала ничем — сеяла межплеменную вражду, поддерживала религиозные и домостроевские формы адата и шариата. А русская белогвардейщина не скрывала свои шовинистические чувства даже по отношению к своим партнерам — лидерам национальных «верхов». «В Закаспийской области, — говорилось в одной из докладных на имя Деникина, — необходимо назначение твердой военной власти. Во главе Управления должен стоять непременно русский человек». Так было не только на словах, но и на деле. Ораза Сердара сменил генерал-лейтенант Савицкий. 4 февраля 1919 года упразднили должности помощников управления внутренних дел, и один из них — Махтумкули-хан — остался «за штатом па общем основании». 2 января 1919 года в решении последнего заседания Временного исполкома, создавшего «Комитет общественного спасения», говорилось, что его члены «должны быть русскими по убеждению». Член белогвардейского правительства эсер Курылев с откровенным цинизмом заявлял: «Мы уже потопили восемнадцать этих мерзавцев туркмен, скоро уничтожим и других» ³⁹.

Неприкрытый шовинизм в Закаспии воцарился особенно с приходом деникинских войск во главе с монархически настроенными белогвардейскими генералами и офицерами.

Местное население по-разному выражало недовольство антинародной политикой белогвардейского правительства. Дайхане, несмотря на агитацию и угрозы белых, фуража для белогвардейско-националистической конницы не подвозили, а принудительные поборы вызывали их отчаянное противодействие. Иомуды, проживавшие в предгорьях Копетдага. прослышав о реквизиции верблюдов, откочевывали в Иран. Население саботировало распоряжения властей, на увещевания «содействовать борьбе с большевиками» никак не реагировало. На нефтяных промыслах острова Челекен туркмены портили изоляторы, между Кара-Кала и Чикишляром скотоводы кочевники разрушили телеграфную линию. Туркмены-рабочие отказывались ехать на фронт, на разборку и ремонт железнодорожных путей.

В январе 1919 года власти арестовали старшину Аннатагана Союнчева «за укрывательство лица, положившего рельсу на железнодорожное полотно, каковое лицо ему известно, но указать он его не хочет». Тогда же возле станции Геок-Тепе было похищено около 700 шпал. «Местной туземной администрацией меры не принимаются, — жаловался правительственный чиновник. — Вообще туркмены некоторых прилегающих к полотну железной дороги аулов держат себя вызывающе». 7 января туркмены задержали в Геок-Тепе белогвардейского участкового комиссара, который «подвергся насилию с их стороны» ⁴⁰.

Часть дайханства после кровопролитных летних боев 1918 года, когда погибло немало обманутых туркмен, осознала гибельность политики продажных национальных «верхов», находившихся на услужении интервентов и белогвардейщины. 18 августа в Мерве советское командование приняло делегацию мирного туркменского населения. Как сообщала 20 августа газета «Трудовая мысль», от имени жителей окрестных аулов делегаты заявили, что трудовые люди пс хотели п не хотят воины с Советской властью, по их запугивают и насильно мобилизуют в белую армию. По теперь, прозрев, они поняли, какую цель преследовали баи и феодалы. Делегация заверила, что туркмены добровольно разоружатся, возвратятся к мирному труду и к следующему базарному дню доставят для города все необходимые продукты.

Особенно опостылели пароду мобилизации в белогвардейскую армию для ведения ненавистной войны. Против них мужественно выступил вождь рода геркез Аллаяр Курбанов. В Кара-Кала и Кизыл-Арвате в многолюдье он смело призывал местное население не подчиняться белым властям, не записываться в их армию, не слушаться авантюристов, ввязавшихся в войну с большевиками. В октябре протестовало против мобилизации туркменское население Бахардена. Эти настроения перекинулись и в белую армию, особенно в те части, где служили туркмены: в десяти полках замечалось сильное разложение, участились случаи перехода на сторону советских войск. Много туркмен перешло к красным под Мервом и Тедженом. «Мобилизованные местные жители готовы перейти к нам целыми частями», — говорилось в телеграмме Туркестанского Совнаркома от 18 ноября 1918 года.

Настроения коренного населения красноречиво выразил открытый протест солдата так называемого Ашхабадского добровольческого отряда Акбера Мамедова. Он отказался от нового обмундирования, заявив, что не желает больше служить в белогвардейских войсках, и потребовал отпустить его домой. Арестованный А. Мамедов смело бросил офицеру: «В отряде дисциплина старая… Пусть расстреляют, и то лучше будет».

Деникинское командование пыталось пополнить свое разбегавшееся воинство бывшими джигитами туркменского дивизиона. Но мобилизованные джигиты во всеразбегавшееся воинство бывшими джигитами туркмен.

Среди белогвардейских документов часто встречаются доклады с мест, свидетельствующие о беспомощности властей, об открытом недовольстве масс, о росте их активности. Белогвардейская эсеро-меньшевистская администрация причины неповиновения искала в национальных особенностях туркмен, которые, мол, вообще не признают никакого начальства и авторитета — ни «своего выборного», пи назначенного белогвардейского⁴². Но дело, разумеется, было не в национальных особенностях «туземцев», а в том, что, чем больше изобличало себя белогвардейско-националистическое правительство, реставрировавшее старые порядки, усиливавшее сбор податей, принудительные мобилизации, реквизиции и т. д., тем быстрее росла сознательность дайханских масс, тем активнее сопротивлялись они властям.

С конца 1918 года коренное население все чаще и чаще открыто выражало свое враждебное отношение к белогвардейскому правительству. 28 ноября «Голос Средней Азии» отмечал, что отдельные туркмены публично призывали народ не повиноваться властям.

В середине августа в Иолотани взбунтовалось племя сарыков. Джигиты из этого племени, ворвавшись в управление комиссариата, забрали находившееся там оружие, конфискованное у населения. Созданная в аулах милиция не выполняла распоряжения властей. Туркменские всадники, находившиеся па услужении у белогвардейцев, нападали в Байрам-Али на частные лавки, на базар, устраивали погромы. Начальник местной милиции, отчаявшись справиться с ними, обращался за помощью в штаб английских войск.

Убийства представителей белых властей, нападения па них со стороны местного населения совершались столь часто, что белогвардейское министерство внутренних дел ввело специальную систему учета таких явлений. Вот несколько примеров: житель Гасан-Кули Бердыклыч Мамед напал на белогвардейского полковника; люди из иомуд-ского аула Бегельке вблизи местечка Ходжа-кала напали на сельского старосту и ехавших с ним офицеров, один из офицеров был убит; на Кара-Богаз-Голе, в Мангышлакском уезде, туркмены на 25 верблюдах напали па нефтяной промысел, обезоружили сторожей, разгромили казенное хозяйство⁴³.

19 апреля 1919 года следователь военно-полевого суда Ленский, назначенный председателем комиссии по расследованию челекенских событий, докладывал начальству, что вернулся из командировки, длившейся целый месяц. Какие же события, встревожившие белогвардейское правительство, потребовали столь долгого разбирательства?

30 октября 1918 года старшина аула Гасан-Кули Ниязмамед Караев доносил красноводскому «стачкому», что из Кумушдепе (в Туркменской степи, на территории Ирана) туркмены отправляют в Баку разные товары, а обратно везут винтовки; то же самое делают и туркмены Энзели.

18 ноября того же года Красноводский административно-следственный отдел информировал «стачком» и военный штаб: «По агентурным данным, в ауле Огамана на острове Челекен у туркменского населения имеется масса огнестрельного оружия. Происходит обучение молодежи военному строю. Оружие покупается в Персии и секретно доставляется в аул… Туркменский комитет, которым негласно руководит хан Иомудский, находится якобы в блаженном неведении. Гражданская власть в лице комиссара Малыгина находится в услужении туркмен и числится только номинально. На острове Огурчинском организованы правильные (регулярные. — Я. Э.) контрабандные рейсы. Все отправляется в Баку. Промыслы частных лиц туркменами заняты и считаются ими за свою собственность. Ходят слухи о бывших (побывавших. — Р. Э.) на острове турецких агентах».

Кун обратился в штаб английских войск с просьбой послать на остров Челекен карательную экспедицию «для разоружения».

В феврале, а затем в марте 1919 года челекенский участковый комиссар Урбанович сообщал, что в направлении Джебела ушла парусная лодка, груженная винтовками, а жители островов Челекен и Огурчинского продолжают возить из Баку винтовки и патроны, рубят телефонные столбы, стойки. Белогвардейский комиссар предлагал обыскать все аулы, конфисковать оружие и немедленно выслать с острова хана Иомудского, будто бы виновного во всем, что свершалось на Челекене. А хан Иомудский со своей стороны 7 февраля 1919 года доносил белым властям на старшину аула Гасан-Кули-Караева, обвиняя его в неблагонадежности ⁴⁴.

Чем объяснить столь непонятное на первый взгляд поведение хана Иомудского? То у него под самым носом вооруженное туркменское население обучалось военному строю, привозило оружие из Баку, то он обвинял в неблагонадежности ревностного старшину Караева, а белогвардейский комиссар требовал немедленно выслать с острова хана Иомудского. Неужели и в самом деле хан Иомудский пребывал «в блаженном неведении»? По всей вероятности, хан Иомудский, вступивший в сговор с английским командованием, рассчитывал из обученных туркмен Челекена сколотить в будущем националистические партизанские отряды и потому не мешал местной молодежи обучаться военному делу.

Как уже говорилось ранее, челекенские трукмены не оправдали надежд главарей национальных «верхов», не встали под их знамена. Местное население отказалось вступить в отряд хана Иомудского, и он сбежал за кордон в феврале 1920 года, когда Красная Армия при активной поддержке местного населения освобождала туркменскую землю от белогвардейской нечисти.

Революционное движение дайханских масс Закаспия в гражданскую войну можно условно разделить па два этапа: начальный — с июля до конца 1918 года, характерный пассивным сопротивлением; завершающий — в период открытой военной диктатуры интервентов и белогвардейщины, отличавшийся активным сопротивлением засилью внешней и внутренней контрреволюции.

Пассивное сопротивление мероприятиям белогвардейского правительства вначале выражалось в отказе от уплаты налогов, поставок хлеба, фуража, транспортных средств и т. д. Уже в первые месяцы хозяйничанья в Закаспии контрреволюционных сил расчетливый дайханин с дотошностью прикидывал, что принесли ему белогвардейские правители, а что дала Советская власть, как было раньше, при Советах, как живется теперь, при белых.

Бесчинства английских батальонов, самоуправство белогвардейской администрации, бесчисленные натуральные повинности — поставки хлеба, фуража, овец, лошадей, верблюдов для белогвардейско-националистической армии — все это превращало туркменский аул в колонию, а дайханина — в раба.

Трудовое дайханство, конечно, не знало о письме генерала Деникина, излагавшего свое кредо по земельному вопросу: «…в основу будущего земельного закона для России положить… сохранение за собственниками их прав на землю» ⁴⁵. Но дайхане испытали это на собственном опыте, тем более что феодально-байская верхушка аула, поддерживаемая белогвардейским правительством, непоколебимо стояла за сохранение феодального землевладения и водопользования.

В области национальной политики монархист Деникин твердо держался великодержавного, шовинистического лозунга «единой и неделимой России». А это означало полное отрицание прав народов России, особенно ее колониальных окраин, на какую бы то ни было самостоятельность. Такая ярко выраженная монархическая политика отталкивала от Деникина многих лидеров националистической контрреволюции Закаспия.

Заметно всколыхнули дайханские массы режим террора, установленный на территории Закаспия, и насильственная мобилизация в белую армию. Беднота, трудовое дайханство, испытав «прелести» военной диктатуры интервентов и белогвардейщины, пополняли ряды активных сторонников Советской власти, стихийно превращались в революционную силу.

«…Рабочие и крестьяне теперь поняли на кровавом опыте, — писал В. И. Ленин в 1919 году, — что несет нам власть буржуазии и соглашателей». В том же году Ленин говорил: «…опыт колчаковской и деникинской «демократии»… показал крестьянам, что фразы о демократии и об «учредиловке» служат на деле лишь прикрытием диктатуры помещика и капиталиста.

Начинается новый поворот к большевизму: разрастаются крестьянские восстания в тылу у Колчака и у Деникина. Красные войска встречаются крестьянами как освободители.

…Действительность показывает, что лишь в долгой и жестокой борьбе тяжелый опыт колеблющейся мелкой буржуазии приводит её, после, сравнения диктатуры пролетариата с диктатурой капиталистов, к выводу, что первая лучше последней» ⁴⁶.

С приходом деникинской власти, прикрывавшей порку и грабеж красивыми словами, массы трудового крестьянства, в том числе и туркменского дайханства, убеждались, что им «нужна только одна власть: рабоче-крестьянская власть большевиков» ⁴⁷.

В октябре 1919 года ЦК РКП(б), ВЦИК и СНК РСФСР создали Турккомиссию. В связи с направлением этой специальной комиссии в Ташкент Ленин написал письмо «Товарищам коммунистам Туркестана». Великий вождь пролетариата, придавая установлению правильных отношений с народами национальных окраин «гигантское, всемирно-историческое» значение, призывал местных коммунистов на деле «установить товарищеские отношения к народам Туркестана…» ⁴⁸.

Одной из главных задач Советская власть считала борьбу с голодом, разрухой, доставшимися в наследство от хозяйничанья контрреволюции. С этой целью правительство Туркестана принимало все меры, чтобы снабдить беднейшее население, получившее землю, семенами, сельскохозяйственным инвентарем, продовольствием, ссудой. Еще в 1918 году В. И. Ленин подписал декрет об ассигновании 50 миллионов рублей на оросительные работы в Туркестане. А в 1921 году великий вождь пролетарской революции, придавая огромное значение ирригации, писал: «Орошение больше всего нужно и больше всего пересоздаст край, возродит его, похоронит прошлое, укрепит переход к социализму» ⁴⁹.

Эти строки, адресованные коммунистам Кавказа, имеют прямое отношение ко всему советскому Востоку, в частности к туркменскому дайханству, к судьбе каждого туркмена.

Исключительно важное значение в привлечении крестьянства, особенно середняка, на сторону Советской власти имели решения VIII съезда партии и последующие мероприятия Советского правительства. Чтобы упрочить союз с середняком, укрепить классовую основу диктатуры пролетариата в деревне, была объявлена амнистия крестьянам — рядовым участникам выступлений против Советской власти, предоставлены льготы середнякам по чрезвычайному и натуральному налогам, увеличены пособия семьям красногвардейцев и т. д. «Насилие по отношению к среднему крестьянству, — говорил Ленин на VIII съезде партии, — представляет из себя величайший вред. Это — слой многочисленный, многомиллионный… Действовать здесь насилием, значит погубить все дело. Здесь нужна работа длительного воспитания»⁵⁰.

Партия считала одной из своих главных задач на данном этапе оторвать середняка от кулака, сделать его надежным союзником рабочего класса, активным участником строительства социализма.

Важную роль в привлечении среднего крестьянства на сторону Советской власти сыграли решения III съезда Коммунистической партии Туркестана, состоявшегося в июне 1919 года. Коммунисты Туркестана, вооруженные Программой партии, принятой VIII съездом РКП (б), по-ленински решили вопрос о работе среди местного населения. Съезд, уделив серьезное внимание привлечению среднего крестьянства на сторону пролетариата в условиях Туркестана, ближайшей задачей партийных организаций считал: забить клин между деревенскими кулаками и баями, с одной стороны, беднотой и средним крестьянством — с другой.

Убеждению дайханских масс в том, что им нужна только рабоче-крестьянская власть большевиков, в немалой степени способствовало успешное наступление Красной Армии, развал партии левых эсеров, прекратившей весной 1919 года свое существование, политическая работа в массах, проводимая Реввоенсоветом, Политотделом фронта и большевистским подпольем Закаспия.

Партия принимала все меры для установления правильных, как говорил Ленин, товарищеских отношений с дайханством. Для сближения с ним коммунисты Туркестана учитывали местные условия и национальные особенности населения. На территории Средней Азии, к примеру, пришлось отступить от политики военного коммунизма, от продразверстки. Декрет ЦИК Туркестанской республики о хлебной монополии, принятый 4 июня 1919 года, не был проведен в жизнь полностью. В Закаспийской области хлебная монополия и продразверстка, можно сказать, не применялись. В освобожденных районах, где еще не окрепла Советская власть, Реввоенсовет Закаспийского фронта решил вместо продразверстки проводить государственные закупки хлеба и скота на основе товарообмена. Иначе политику хлебной монополии могли использовать в своих антисоветских целях феодально-байские круги, имевшие еще сильное влияние па трудовое дайханство. Продовольственную политику Советской власти трудовое дайханство поддерживало и охотно сдавало излишки своего хлеба продовольственным органам⁵¹.

Большевики Закаспия, Политотдел фронта прилагали всяческие усилия, чтобы вернуть к мирному труду часть населения, поддавшегося ложной пропаганде националистических вожаков, распространявших небылицы о поголовной резне и грабежах, будто бы устраиваемых большевиками. Реввоенсовет рассылал в аулы агитаторов, листовки, письма к старшинам и влиятельным людям, призывая народ вернуться к своим делам.

Атмосферу доверия и дружелюбия создавала и гуманная забота о бедноте, которую проявлял Реввоенсовет Закаспийского фронта, олицетворявший собою Советскую власть. Так, например, в ответ на письмо председателя ревкома из Каахка, сообщавшего, что белые при отступлении ограбили местных жителей, угнали скот, сожгли хлеб, Н. А. Паскуцкий распорядился немедленно помочь пострадавшим.

Советское командование считалось с религиозными чувствами и национальными традициями туркмен, что, разумеется, порождало глубокие симпатии к Советской власти. Весьма примечателен приказ штаба Закаспийского фронта от 31 августа 1919 года, предписывавший командирам войсковых частей в связи с религиозным праздником курбан-байрам выдать «всем красноармейцам и рабочим-мусульманам» дополнительно мяса, риса, чая, кишмиша, табаку и денег.

Гибкая национальная политика Коммунистической партии укрепила союз трудового дайханства с пролетарской Советской властью, неизмеримо подняла ее авторитет перед всеми трудящимися Средней Азии, открыла глаза некоторой части населения, оказавшейся на поводу феодально-байской верхушки аулов. Благодарное местное население добровольно поставляло для нужд

Красной Армии овец, хлеб, продукты. В Дурунском уезде, например, бедняки по своей инициативе набрала верблюдов для фронта⁵².

Бывший начальник управления тылом Закаспийского фронта И. В. Бухаренко вспоминает, что когда для наступающих частей Красной Армии потребовались верблюды, то заместитель председателя Закаспийского ревкома К. С. Атабаев обратился к мервским данханам с призывом помочь красному фронту. Подчеркивая роль туркменского дайханства в изгнании из Закаспия белогвардейщины, К. С. Атабаев говорил: «Самое важное и существенное в роли дайханства — помощь, которую оно оказывало… фронту. Нужно сказать, что ни одно наше указание, ни один наш призыв не проходил мимо трудящихся масс, они всегда выполнялись по мере сил и возможностей. Поэтому будет совершенно неправильно думать, что дайханство в свое время не поддерживало красный фронт»⁵³. Известно много фактов, подтверждающих эти слова. Так, жители аула Джебсл передали Советской власти прибывший из Хивы на семнадцати верблюдах груз, предназначавшийся для белогвардейцев. Население близлежащих к Джебелу аулов поддерживало все мероприятия Советов, оказывало помощь Красной Армии деньгами и скотом и т. д.⁵⁴

С развертыванием в мае 1919 года наступления Красной Армии, в рядах которой уже служили многие трудящиеся местных национальностей, совпадают переходы па ее сторону отдельных вооруженных отрядов туркмен. Так, 21 мая при освобождении Байрам-Али на сторону советских войск перешел эскадрон туркмен во главе с Хангельды Вопадар-оглы [58]. В дальнейшем он участвовал в боях за Теджен и Каахка, освобождал Ашхабад, принимал участие во многих боевых операциях против белогвардейских войск.

А в ревком освобожденного Мерва обратился некий Тархан (Гайказян), предложивший сформировать кавалерийский отряд из перешедших на сторону Красной Армии белых солдат, главным образом армян. Реввоенсовет дал согласие. В подразделение Тархана влилось и много туркмен. Этот дивизион, прославившийся многими ратными делами, дошел с боями до Красноводска ⁵⁵.

Вскоре после расстрела Эзис-хана Чапыкова с белого фронта бежал его помощник Кизыл-хан Сарыев, с ним было 30 всадников. В песках к нему присоединился другой вооруженный отряд, 41 человек во главе с Аман-мурадом Гельдыевым[59], тоже служившим в бывшем эзисхановском отряде и бежавшим из-под начала Ораза Сердара. Объединившись, они двинулись на аул Ага-ланг, бывшую резиденцию Эзис-хана, где засел белогвардейский отряд. Но белогвардейцы оказали сильное сопротивление, открыв огонь из пулемета. Джигитам пришлось отойти. Они остановились неподалеку от Агаланга.

Уходившие от белых бывшие эзисхановские всадники вливались в отряд Кизыл-хана Сарыева. У него насчитывалось уже 400 конников. 23 мая, в день освобождения Мерва советскими войсками, отряд Кизыл-хана занял Агаланг, где хранились запасы пшеницы. В тот же день военный министр генерал Лазарев предписывал начальнику душакского гарнизона двигать в Теджен эшелонами приведенные в порядок части, вновь занять Агаланг и организовать оттуда подвоз продовольствия ⁵⁶.

26 мая 1919 года яшули — старейшины родов Тед-жена и командир отряда Кизыл-хан Сарыев снарядили в Реввоенсовет фронта, дислоцировавшийся в освобожденном Мерве, делегацию в составе Молла Берды Овез-оглы, Акмурада Ораз-оглы, Ораза Аррыка. Тедженская делегация привезла с собой письмо, в котором говорилось, что местное население и отряд признают Советскую власть и хотят соединиться с Советской республикой. В письме упоминается имя турецкого капитана Мухамеда Казим-бея, который ранее встречался с двумя представителями Эзис-хана, заверявшими в мирных устремлениях тедженцев.

В ответном письме от 31 мая Реввоенсовет Закаспийского фронта, принимая предложение тедженцев, писал, что «Советская власть Туркестанской республики не считала и не считает беднейшее туркменское население, насильно вовлеченное в войну с пролетариатом Туркестана, своим врагом». В этом документе ярко выражен гуманизм Советской власти, гарантирующей неприкосновенность всем, кто по ошибке или по принуждению воевал на стороне врага⁵⁷.

3 июня Реввоенсовет направил в Агаланг с важным поручением Мухамеда Тачдурдыева и Овезгельды Мамедкурбанова. Советское командование в интересах скорейшего окончания войны советовало Кизыл-хану принять все меры, чтобы туркмены, находящиеся в белой армии, немедленно покинули ее. Было также предложено разобрать железнодорожное полотно между Тедженом и станцией Такир, сжечь мосты на этом перегоне, чтобы отрезать эшелоны врага, заготовить фураж и транспортные средства, пустить воду по арыкам вдоль железной дороги. Реввоенсовет обязывался возместить необходимые для выполнения этих заданий расходы.

Тедженский отряд в силу ряда причин не смог выполнить всех заданий Реввоенсовета. Кизыл-хан не решался всем отрядом покинуть Агаланг, опасаясь, что белогвардейцы захватят хранившуюся там пшеницу. Но тедженцам, в частности Кизыл-хану Сарыеву, удалось связаться с остатками мервского и ашхабадского туркменских отрядов, находившимися в рядах врагов. Они заверили, что воевать с красными не будут и, как только начнутся бои под Тедженом, отступят и перейдут к Кизыл-хану, а те, кто этого сделать не сумеет, уйдут от белых в Душаке и Каахка. Кизыл-хан сообщил также советскому командованию разведывательные данные о численности белогвардейских войск и о пополнении, прибывшем от Деникина ⁵⁸.

Кизыл Сарыев

С. П. Тимошков, бывший командующий советскими войсками Закаспийского фронта, вспоминая о тедженской операции, пишет: «Преодолев величайшие трудности, войска обходной группы перед вечером 6 июня вышли на один из арыков… севернее Теджена. К нашей радости, он был наполнен холодной прозрачной водой. Это было сделано заботами командира двухэскадронного туркменского конного отряда под командованием Кизыл-хана (дайханина-середняка), перешедшего на нашу сторону с отрядом в полном составе и со всем оружием. Трудно найти слова, чтобы передать незабываемую картину, когда все живое прильнуло к воде после такого дьявольски тяжелого похода… Как благодарны были советские воины братьям-туркменам!» ⁵⁹

Теджен был занял после шестичасового жаркого боя, и отряд Кизыл-хана Сарыева влился в ряды Красной Армии. Он участвовал в новых боях против белых войск, выполнял важные поручения Реввоенсовета: высылал в районы, еще запятые врагом, агитаторов, которые призывали туркмен покидать вражеский стан, не страшиться Красной Армии, заниматься мирным трудом; разведчики добывали сведения о расположении и силах противника. Многие тедженцы выполняли боевые и хозяйственные задачи, от которых зависело успешное наступление советских войск.

Победа в Теджене вызвала среди коренного населения стремление поскорее изгнать белогвардейцев с родной земли. В Мерв со всего уезда съехались 120 вооруженных конников, готовых выступить по зову Советской власти, было собрано много оружия. В Серахсе, Мяне, Чаче организовались добровольческие отряды белуджей. Крестьяне из поселка Арчигьян — С. И. Сливков и В. П. Богданов — помогли осуществить советскому командованию смелый тактический замысел: с их помощью красные части скрытно прошли по горным тропам, сняли по пути белогвардейскую заставу и внезапно ударили по противнику с юга, откуда их не ждали⁶⁰.

Мобилизованные белыми дайхане покидали фронт большими группами, особенно после взятия советскими войсками Каахка. В сводке штаба Закаспийского фронта говорилось: «Туркмены, бывшие в рядах асхабадцев, почти все разбежались; оставшиеся… дальше Кизыл-Арвата решили не идти»⁶¹.

На сторону Советской власти перешел Ашхабадский туркменский конный отряд, который по собственной инициативе при содействии жителей аула Эррик-Кала преследовал отступавшего противника. 15 июля 1919 года Реввоенсовет Закаспийского фронта объявил всему отряду и старшине аула Эррик-Кала благодарность.

10 июля, па второй день после освобождения Ашхабада, к советскому командованию явилась делегация от другого туркменского отряда, который, заранее сформировавшись, ждал прибытия Красной Армии. Этот отряд численностью в 900 человек сразу же включился в выполнение боевой задачи: занял станцию Безмеин и оберегал подступы к Ашхабаду.

Советское командование организовало добровольную запись дайхан в Красную Армию, привлекая к этому делу, как уже говорилось, лояльно настроенную часть национальных «верхов». Многие представители местного населения активно участвовали в формировании туркменских конных и пеших частей, сами поднимались на разгром остатков белогвардейских банд⁶².

20 августа 1919 года командир Казанского полка Соколов докладывал Реввоенсовету, что житель аула Беурме Курбанкули Ханов собрал до 100 добровольцев, готовых сражаться за Советскую власть. Население этого аула просило оружие, чтобы поскорее разгромить противника. На борьбу с белогвардейщиной поднялись и туркмены, проживавшие на территории соседнего Ирана. Оттуда на советскую сторону пожелал перейти вооруженный отряд во главе с туркменом Худайбердыевым⁶³.

От берегов Амударьи до побережья Каспия, где еще хозяйничала белогвардейщина, поднимался на борьбу с ней туркменский народ, увидевший в Советах свою власть, близкую и понятную всем трудящимся.

Плечом к плечу с русскими и узбеками, казахами и киргизами, таджиками и представителями других национальностей шли туркмены, по родной земле, освобождая ее от вражеской нечисти. Они вливались в пехотные и артиллерийские подразделения, кавалерийские эскадроны и отдельные отряды славной интернациональной Рабоче-Крестьянской Красной Армии, рожденной Советской властью.