2. НЕЛЕГАЛЬНЫЕ И ПОЛУЛЕГАЛЬНЫЕ МЕТОДЫ БОРЬБЫ

2. НЕЛЕГАЛЬНЫЕ И ПОЛУЛЕГАЛЬНЫЕ МЕТОДЫ БОРЬБЫ

При сложившейся ситуации большевики решили широко применить легальные методы борьбы — использование профсоюзов и других рабочих организаций, выступления на различных собраниях и митингах. Но это было возможно лишь в сочетании с нелегальной, строго законспирированной деятельностью. Отдельным подпольщикам Ашхабадский комитет партии рекомендовал и помог легализоваться, устроиться в правительственных и других важных учреждениях, чтобы знать намерения контрреволюции, обзавестись документами для «прикрытия», быть ближе к массам.

В почтовом ведомстве обосновался М. Дулин, избранный там членом комитета профсоюза. На него подпольная организация возложила обязанность узнавать обо всем, что передает английское командование на свою базу в иранский город Мешхед. Подпольщик В. И. Терехов поступил в железнодорожную милицию. Неоценимую услугу подполью оказывал П. К. Теплищев, начальник городской телефонной сети, знавший о телефонных разговорах членов белогвардейского правительства. Подпольная организация устроила курьером в канцелярию министерства внутренних дел И. И. Зотова. Каждый день на велосипеде он привозил на конспиративную квартиру секретные пакеты, которые вскрывались, прочитывались, вновь заклеивались и лишь после этого доставлялись адресатам. По заданию подполья Г. А. Степкин [19] работал помощником начальника ашхабадского уголовного розыска, следил за агентурой контрразведки и добываемые сведения передавал подпольной организации. Ценная информация о силах и расположении белогвардейских частей отправлялась через линию фронта командованию советских войск. Сведения вписывались молоком между строками частных писем. Не без участия штаба советских войск было организовано наблюдение за действиями войск противника. При этом подпольщикам удалось раскрыть хитрую уловку интервентов. На виду у населения па фронт то и дело двигались эшелоны с английскими войсками. Создавалось впечатление, что их очень много. На самом же деле англичане часто меняли фронтовые части, маскируя тем самым малочисленность своих сил. Об этой военной хитрости врагов говорили сообщения подпольщиков⁴³.

Большевистское подполье, особенно в описываемый нами период, часто прибегало к нелегальным и полулегальным методам борьбы, широко использовало различные формы политической работы в массах. Тревогой проникнута докладная записка начальника города Худоложкина, информировавшего белогвардейское правительство: «За последнее время работа их (членов большевистского подполья. — Р. Э.) начинает принимать более организованную форму. Бывают частые заседания этих групп, где намечаются планы работы, наглая смелость их даже доходит до мысли свержения Исполкома. Вдохновителями всего этого являются Кукаев, Панькин и др.». Далее Худоложкин доносил Фунтикову: «Я имел беседу через переводчика с командным составом английской армии, имеющей достаточный опыт в этой области, и получил совет, что необходимо организовать особый секретный орган специально по борьбе с большевиками (подчеркнуто мною. — Р. 3.), ибо они с каждым днем все больше и больше увеличиваются, с пунктами в Красноводске и на линии фронта. Надежный штат уже намечен, который ведет работу по этой части: это старокадетское офицерство и некоторые гимназисты, можно использовать и бехаистов [20].

Все изложенное заставило меня обратиться в Исполком с просьбой разрешить организовать означенный орган по борьбе с большевистскими бандами и отпустить необходимую сумму денег.

Из беседы с комиссаром по иностранным делам Зиминым английское командование обещало прийти нам навстречу».

Председатель Исполкома Фунтиков, санкционируя действия своего подчиненного, наложил следующую резолюцию: «Исполком, вполне одобряя ваши действия, разрешает организовать означенный орган, вместе с тем необходимо усилить охрану как в местах заключения, так и самого Исполкома (нужно полагать, что последние провокационные выстрелы во время заседания Исполкома есть также их работа)»⁴⁴.

По совету английского разведчика Тиг-Джонса и с одобрения Фунтикова для борьбы с подпольной организацией большевиков была создана контрразведка во главе с эсером Дружкиным, человеком, продавшимся интервентам ⁴⁵. Это, конечно, вынуждало большевистские организации широко использовать нелегальные и полулегальные методы борьбы. В чем же заключались эти методы?

Члены ашхабадской подпольной организации начали свою деятельность с распространения воззваний и прокламаций, обращенных к рабочим массам. Верные традициям ленинской партии, большевики понимали, насколько действенна сила печати, ее неотразимая способность быть коллективным агитатором, пропагандистом и организатором масс, нести в народ идеи коммунистов. Бывали случаи, когда за одну ночь размножали от руки до 200 экземпляров прокламаций и до утра успевали расклеить их по городу. Вскоре подпольная организация пополнилась печатниками, которые взяли на себя издание типографским способом листовок, разоблачающих интервентов и их марионеток⁴⁶.

Руководство нелегальной работой, по всей вероятности, было целиком возложено на И. А. Кукаева и П. Ф. Панькина. Руководители ашхабадского подполья строго придерживались правил конспирации — в отличие от своих товарищей, которым была разрешена активность в легальной работе, никогда не выступали на митингах, рабочих собраниях. Так, И. А. Кукаев помимо общего руководства подпольной организацией выполнял самую «черновую» работу — писал прокламации, организовывал законспирированные связи, готовил собрания и т. д.

Листовки, прокламации, а вскоре и бакинская газета «Набат» стали распространяться не только в Ашхабаде, но и на многих станциях Закаспийской железной дороги, среди рабочих, а также среди белогвардейских солдат. На заборах, па стенах домов все чаще появлялись рукописные и типографские листовки. Подпольщики Г. А. Степкин, Царегородцев, Я. Базаров, многие паровозные машинисты бесстрашно развозили их в поездах⁴⁷, доносили слова большевистской правды до широких масс рабочих и солдат.

Прокламации, вначале написанные от руки, затем отпечатанные в типографии, стали появляться п в Мерве. Писал их Сазонов, через связных передавал большевику Печатникову, который набирал их и печатал, а паровозные машинисты развозили.

О чем говорили большевистские листовки? Многие из них изобличали лицемерие англичан — хозяев продажного буржуазного правительства: дескать, обещают они светлое будущее народу, а сами безжалостно эксплуатируют английских рабочих; твердят о бескорыстии, а свою колонию Индию грабят, индусов-сипаев гонят на фронт, используют как пушечное мясо; закаспийцам сулят златые горы, хлеб, мануфактуру, а выдают денежные знаки «тратты» — пустые бумажки, вывозя взамен хлопок, каракуль и другие ценности. В прокламациях приводились примеры из истории английского рабочего движения, которое подавлялось с жестокостью, схожей с действиями царских карателей⁴⁸.

Распространение большевистской литературы было организовано довольно широко. Это подтверждает в своих воспоминаниях участник революционных событий в Закаспии М. Ф. Куплевахский⁴⁹:

Однажды я подал рапорт начальнику депо с просьбой отпустить меня на два дня в Ашхабад по личным делам, — пишет Куплевахский. — В тот же день меня подзывает к себе Рыбальченко, заместитель начальника депо, и говорит:

— Отпуск тебе разрешен. Завтра утром поезжай в Ашхабад, но с условием: туда и обратно поедешь на паровозе. В вагон садиться не смей! Обратно возвращайся этим же паровозом.

Я так и поступил. Машинистом ехал Зубарев, помощником Чертенков Федор. Они вели пассажирский поезд.

Выехали мы из Казанджика на рассвете, в Ашхабад прибыли днем. Паровоз отцепился и поехал в депо, бригада — на отдых, а я пошел в город.

К вечеру, закончив свои дела, я вернулся на станцию. Паровоз уже стоял в голове пассажирского поезда, следующего до Красноводска. Смотрю, в паровозе только машинист, а помощника пет. Зубарев предложил мне переодеться в промасленную тужурку Чертенкова.

Т. Ф. Ивлиев

— Если тебя спросят, как фамилия, отвечай, что Чертенков. Принесут путевую депешу на отправление, давай свисток отправления, — продолжал инструктировать меня Зубарев и сам тут же ушел куда-то.

Паровоз стоял под парами. Принесли депешу. Я дал протяжный гудок. И тут словно из-под земли появился Зубарев, и мы поехали. Остановились мы на первом разъезде (его раньше называли Навалочной) на одну минуту. Я даже не заметил, как в паровоз забрался Чертенков. Он принес с собой два мешка, в которых оказались прокламации.

Всю ночь на всех разъездах, казармах и станциях мы разбрасывали листовки. Для этого по предложению Зубарева я забрался на тендер паровоза, а машинист и его помощник бросали листовки со своего рабочего места. Помню, как Зубарев нам объяснял: «Листовки бросайте не при въезде на станцию, а при выезде».

На рассвете мы приехали в Кизыл-Арват. Здесь Зубарев один мешок с прокламациями передал встречавшим поезд людям. Кто они — я не знаю. Вероятнее всего, подпольщики.

Я предусмотрительно оставил себе штук десять прокламаций и внимательно прочел их дома вместе со своим другом Абрамом Агеевым, помощником машиниста… Человек он был надежный. Мы доверяли друг другу. Однажды в Бахардене он обезоружил пьяного белогвардейского офицера. Отобрал у него револьвер и бинокль.

П. Ф. Панькин

Прокламации были большевистские. Внизу стояла подпись: «Ашхабадским подпольный комитет РКП большевиков». Точный текст, конечно, не помню, но в память хорошо запало их содержание. Прокламация разъясняла, в чьих интересах свершился контрреволюционный переворот, призывала рабочих сплотить свои ряды, сопротивляться новым властям, выступать за изгнание англичан из Закаспия.

Агитация печатным словом велась и в Казанджике. Вот одна из прокламаций, яркий образец политической сатиры⁵⁰:

Божиею милостью, Мы, Фунтиков 1-й, Император и Самодержец Асхабадский, царь Красноводский, царь Кизыл-Арватский, великий князь Казанджикский, великий князь Джебельский, князь Узун-Сукский, князь Ахча-Куйминский, Перевальский и прочая и прочая, Закаспийской страны повелитель, объявляем всем нашим верноподданным, что мы в союзе с любезными сердцу нашему дворянством и буржуазией объявили беспощадную войну подлому рабочему классу и крестьянству, дерзнувшим свергнуть власть помещиков и капиталистов в лице возлюбленного нашего монарха Николаи Александровича и благоверного Временного правительства и установить свою безбожную рабоче-крестьянскую власть, поправшую все божеские законы и передавшую все земли помещиков — крестьянам, фабрики и заводы — рабочим, банки, железные дороги, земельные недра — трудящимся, прекратившую войну, установившую 8-часовой рабочий день, лишившую буржуазию права участия в управлении страной и права эксплуатировать рабочих. Призываем всех, кому дороги интересы помещиков и капиталистов, кому ненавистна рабочая власть, кому нужна война с Германией до победного конца, кто стоит за 14-часовой рабочий день, за возвращение земли, фабрик и заводов их законным владельцам, кто хочет снова закабалить на сотни лет рабочих и крестьян, узаконив для них нагайку, розгу и тюрьму, сомкнувшись тесными рядами, немедленно выступить на борьбу с Советской властью. Рабочим и крестьянам повелеваем последовать примеру благородных сословий в порядке мобилизации, а буде последние ослушаются нашего повеления, поступать с ними по всей строгости законов.

Фунтиков.

Каким сарказмом дышат строки этой прокламации, написанной членами казанджикского подполья! Это — памфлет, злободневная острая сатира, направленная против буржуазной политики Фунтикова, высмеивающая ее антинародную, реакционную сущность.

Уместно привести здесь мысль К. Маркса: «Гегель где-то отмечает, что все великие всемирно-исторические события и личности появляются, так сказать, дважды. Он забыл прибавить: первый раз в виде трагедии, второй раз в виде фарса»⁵¹. Фунтиковы в истории явление, разумеется, не новое, и их появление не только «трагедия», но и «фарс». Марионеточное правительство Фунтикова да и сам он как личность — нелепый анахронизм, приобретавший порою комические черты, что подметили и зло высмеяли подпольщики.

Своим влиянием большевики охватили и фронтовую полосу, солдатские массы. В окопах также распространялись большевистские листовки. Об этом имеются и прямые и косвенные данные.

17 июля 1919 года, после вступления советских войск в Ашхабад, председатель Реввоенсовета Закаспийского фронта Н. А. Паскуцкий писал в ревком Ашхабада: «Бывший надзиратель ашхабадской тюрьмы тов. Сосунов доставил последние письма бывшего командира отряда коммунаров тов. Самцова, где он указал, что товарищ Сосунов, будучи тюремным надзирателем, относился с полным уважением к заключенным советским работникам и оказывал им полное содействие… Исполняя его (Самцова. — Р. Э.) просьбу, прошу оказать тов. Сосунову полное содействие к устройству его па службу»⁵².

Кто такой Самцов, как он попал в тюрьму? Чем помог ему тюремный надзиратель?

В боях под Каахка (в августе — сентябре 1918 года) советские части четырежды пытались овладеть станцией. Английские интервенты стянули сюда много войск, отлично экипированных и вооруженных. Они оцепили Каахка несколькими рядами проволочных заграждений. Командующий группой английских войск Уард, выгадывая время для переброски подкрепления из Ирана, предложил советскому командованию прислать для переговоров своего представителя. Парламентером во вражеский стан пошел командир сводного отряда коммунаров Влас Иванович Самцов.

Враги вероломно арестовали парламентера, заключили его в каахкинский арестный дом. В тюрьме коммунист Самцов, приглядевшись к своим товарищам по камере, склонил на свою сторону арестованных Колодина и Антипина, которым под охраной разрешалось ходить в лазарет, разносить по камерам пищу. Вместе раздобыли бумагу и химические карандаши, а Самцов написал текст воззвания «На фронт товарищам!!!». Размножили от руки, разослали по камерам, несколько экземпляров переправили на фронт.

В сентябре 1918 года (точная дата не указана) охранник заметил у Самцова за поясом скомканный листок бумаги (Влас Иванович сохранил экземпляр воззвания, чтобы снова его размножить). Конвоир, отобрав листок, спросил:

— Что это такое? — (Он был неграмотен.)

— Песня это, слова новой песни, — ответил красный парламентер.

Белогвардейское командование, обеспокоенное действиями большевиков во фронтовой полосе, решило перевести заключенных в ашхабадскую областную тюрьму. Антипин, притворившись больным, попал в лазарет, откуда сумел сбежать. Самцова и Колодина под усиленной охраной доставили в Ашхабад. 13 декабря 1918 года их судил так называемый народно-полевой суд, который вскоре стал именоваться военно-полевым ⁵³.

В делах белогвардейского суда к «обвинительному акту о П. И. Колоднине и В. И. Самцове» в качестве вещественного доказательства подшиты три экземпляра воззвания, написанные разными почерками. Два из них схожи, переписаны слово в слово, третье по содержанию почти такое же. На обороте надпись: «В окопы. Товарищам. Читайте и передавайте другим»⁵⁴.

На фронт товарищам!!!

Товарищи! Вам не известно, что творят Ваши начальники, скрываясь за Вашими спинами? Вы, проливающие свою кровь, думаете, что боретесь за счастливое будущее, за свободу. Вы доверили власть людям, закаленным до мозга костей царским режимом, не признающим никаких свобод и требующим беспрекословного им подчинения.

Товарищи! Вы доверчиво кладете Ваши головы в пасти львам. Известно ли Вам, чего добиваются эти люди, не признающие никаких свобод? Путь ими уже избран без Вашего согласия. Если для Вас Николай II был тираном, то они ведут Вас к диктатуре прежних времен, нам не нужно рыться в догадках, примеры налицо.

Асхабадская тюрьма и арестные дома переполнены. Здесь, в Каахка, скоро не будет места. Ни нам, ни Вам они не дают оправдываться, от слова тут же переходят к делу. Они подлым и низким путем отдельных лиц, для них нежелательных, заманивают к себе в штаб и без объяснений сажают в тюрьмы. Это мало для них. Они избрали новый путь в Асхабаде, первая партия из 40 человек. закованных в цепи, уже отправлена в Персию. Готовят следующую партию.

Знаете ли вы, что ими заказаны 3000 кандалов? Для кого их готовят? Да конечно, для тех, кто мешает им добиваться своих целей.

Дни ими высчитаны, и они ждут с нетерпением, когда наденут свои блестящие погоны. Товарищи! К Вам обращаются заточенные в тюрьме. Уже решено отправить нас закованными в Персию. Неужели Вы это допустите? Мы, участники многих боев — в Мерве, Чарджуе, Уч-Аджи, Байрам-Али и других, надеемся па Вас и верим, что Вы этого не допустите…

Вы, рабочие и фронтовики, нужны им как пушечное мясо для достижения их целей. № Ваши интересы защищают они, я только свои. Разве не видно Вам, что думают они об исполнительном комитете?

Это ширма, за которой скрываются царские приспешники. Все стремление штаба — всецело захватить власть, а затем под прикрытием наших союзников провести режим царя Николая. Итак, обдумайте наше к Вам обращение, от Вас зависят перевыборы в штаб, пошлите туда людей падежных и требуйте освобождения арестованных.

Текст обращения написан чернильным карандашом на бланке служебной записки «Средне-Азиатская казенная железная дорога. Служба тяги». Это даст нам основание судить, что В. И. Самцов и его товарищи были связаны с железнодорожниками. Как видно, листовки, написанные с большевистских позиций, призывали решительно действовать против эсеро-меньшевистских властей, изобличали марионеточное правительство, за спиной которого белогвардейщина и интервенты творили черные дела.

Расстрел 26 бакинских комиссаров. Картина И. И. Бродского

Суд был скорый. «…П. И. Колодин, 39 лет, и В. И. Самцов, 33 лет, обвиняются в том, что, содержась под стражей в Каахкинском арестном доме, они по предварительному между собою уговору составили воззвание, обращенное к солдатам, находящимся в окопах на передовых позициях на Каахкинском фронте, с призывом к явному восстанию, с каковым воззванием и были пойманы…» Колодин был приговорен к двум, а Самцов — к шести месяцам тюремного заточения⁵⁵.

Как вел себя в тюрьме В. И. Самцов? Из его последнего письма видно, что он сблизился с тюремным надзирателем Михаилом Сосуновым, который для политических заключенных был «единственным человеком, незаменимым товарищем», и Самцов просил «принять его на службу и верить ему как будущему рядовому работнику партии большевиков» ⁵⁶.

Это, по сути, рекомендация принять в ряды большевиков нового достойного товарища. Ясно, чтобы заслужить ее, М. Сосунов должен был доказать свою преданность Советской власти, оправдать доверие арестованных большевиков. Не исключена возможность, что политические заключенные поддерживали связь с волей через М. Сосунова, но В. И. Самцов, чтобы не подвергать риску других, не упомянул в письме о связях с большевистским подпольем.

Сейчас известно по воспоминаниям бывшей надзирательницы женского корпуса Малининой, что областная тюрьма была связана с ашхабадской подпольной организацией большевиков. 300 заключенных-большевиков и рабочих за сочувствие Советской власти томились в ашхабадской тюрьме. В мужском корпусе вместе с другими сидели сыновья Степана Шаумяна, А. И. Микоян, в женском — Дианова, жена убитого председателя Кизыл-Арватского ревкома, подруги 26 бакинских комиссаров — Джапаридзе, Фиолетова и другие. Особенно издевались над политическими заключенными. Их морили голодом, им запрещалось приносить передачи. В таких условиях они дорожили каждой весточкой с воли. Малинина установила связь между мужским и женским корпусами. Общение придавало арестованным новые силы, вселяло уверенность в скорый приход Красной Армии. «Через Трещенкова завязалась связь с большевистской подпольной организацией, с товарищами Кунаевым, Артамоновым и другими, — пишет Малинина. — От них я принимала литературу и деньги для передачи арестованным. Была налажена также и связь с Мервом…» ⁵⁷

Это подтверждает и белогвардейский документ, перехваченный советской контрразведкой: «Влияние свое означенная организация (большевистское подполье. — Р. Э.) начинает распространять и на места заключения» ⁵⁸.

Трудно представить, чтобы коммунист Самцов, человек кипучей энергии, все долгие месяцы заключения мог бездействовать, не связался со своими единомышленниками. Лишь условия конспирации не позволили ему открыто написать об этом в последнем письме. Несомненно, что В. И. Самцов установил связь с подпольем Каахка, а затем и Ашхабада. Не только в населенных пунктах, но и на передовых позициях врага, как известно, существовали подпольные группы. Действовали они и на белогвардейских бронепоездах. «Перебежчики сообщили, что у белых боеприпасы хранятся в железнодорожных складах, — вспоминает И. В. Бухаренко о боях за Каахка и действовавших там подпольщиках. — Идем туда, опасаемся, пет ли мин. Во дворе видим бикфордов шнур и электропровод, оба перерезаны. И тут у пас друзья» ⁵⁹.

Белогвардейское правительство держало Самцова в заточении и тогда, когда истек срок тюремного заключения.

Он напомнил о себе письмом к властям. «Комитет общественного спасения», пришедший на смену эсеровскому правительству, 5 апреля 1919 года рассмотрел решение суда. На приговоре, уже потерявшем силу, появилась весьма выразительная резолюция: «Приговор по отношению подсудимого Самцова утвердить. Члены комитета генерал-майор Крутень, Акимов, Зимин»⁶⁰. Не подтверждение ли это смертного приговора?

Почти за месяц до вступления в Ашхабад частей Красной Армии В. И. Самцов написал свои предсмертные строки. Их нельзя читать без волнения: «Итак, завтра, т. е. 13-го июня, меня вышлют, даже может туда, куда выслали бакинских комиссаров… отвезли две станции и расстреляли. Ну, это неважно, революция требует крови, и без этого обойтись нельзя… Остаюсь верно преданным до могилы рабоче-крестьянской Советской России. Член партии коммунистов-большевиков В. Самцов» ⁶¹.

О чем думал Влас Иванович, когда сидел за письмом? Не о себе, а о победе революции, о торжестве Советской власти и идей великого Ленина, о своих товарищах по партии, о жене, четырех детях и матери-старушке, «которая лишена зрения».

Деятельность подполья не могла быть достаточно эффективной без участия в ней передовых, сознательных представителей дайханских масс, местного населения. Большевики, вовлекая в ряды подполья наиболее революционных рабочих и солдат, укрепляя связи между нелегальными организациями, не забывали и о туркменском селе, о широких слоях бедноты, сочувствующей Советской власти.

Овезберды Кулиев, командир ашхабадского красногвардейского отряд Отправлен англичанами в Индию, впоследствии расстрелян белогвардейцами на Дальнем Востоке

Членами подпольной группы состояли братья Овезберды и Мейлис Кулиевы, связывавшие ашхабадское подполье с аульной беднотой. Они участвовали во многих делах организации, помогали печатать листовки в подпольной типографии на улице Надсоновской, в подвале дома машиниста Морозова, добывали для подпольщиков питание и одежду, собирали сведения о настроениях народа, о мероприятиях белогвардейского правительства и англичан.

С местным населением Кизыл-Арвата была связана подпольная организация Главных железнодорожных мастерских, возглавляемая коммунистом Василием Гудсковым. Местом конспиративных встреч подпольщиков была чайхана Мурада Вепаева. Через чабана Айдурды Карлиева передавались важные сведения, а в случае опасности некоторые подпольщики скрывались в доме Гельды Аманова. Школу большевистского подполья Ки-зыл-Арвата прошли Карры Кулиев [21], активно боровшийся против белогвардейского режима, и некоторые другие представители коренного населения⁶².

Мейлис Кулиев

Большевистские организации привлекали в свои ряды рабочих-туркмен, аульных бедняков, которые вели революционную работу среди местного населения, выполняли опасную роль связующего звена между подпольем и трудящимися-туркменами.

Однако подпольные организации не успели установить прочные связи с широкими массами дайхан, бедноты, проникнуть во все слои населения туркменского села, охватить их своим влиянием. Сказывались уже приведенные нами трудности и сложности, обусловившие ограниченность подпольной работы. Малочисленный пролетариат Закаспия и его авангард — коммунисты, не имевшие достаточной боевой закалки и политического опыта, были слабо связаны с туркменским дайханством. К тому же, как справедливо отмечает ашхабадский историк А. А. Росляков, «не следует преувеличивать степень развития классового сознания и политической активности туркменской бедноты к лету 1918 года; процесс, ее вовлечения в русло советского развития только начинался» ⁶³.

Туркменское село, испытавшее колониальный гнет белого царя и его чиновников, питало тогда к русскому человеку недоверие. Темная, забитая беднота была еще под влиянием своих родовых вождей, духовенства, крупных баев, в основном переметнувшихся в лагерь контрреволюции. И все же наиболее сознательные представители туркменского парода, связавшие свою судьбу с Советской властью, увидели в коммунистах, в русском пролетариате подлинных борцов за интересы и счастье трудового дайханства.

С первых же дней установления в Закаспии белогвардейской власти подполье упорно искало связей с Москвой, с Баку, с командованием советских войск. Опытные партийные работники сознавали, что это во многом может определить успех всей организационно-партийной работы, ее боевитость и действенность.

Ашхабадская подпольная организация командировала в Москву члена Закаспийского областного Совнаркома большевика Ивана Очередько и члена ревкома Степанова. Они благополучно добрались до места, проинформировали Центр о положении в Закаспии, но обратно вернуться не смогли из-за «оренбургской пробки» ⁶⁴.

Об одном из связных большевистского подполья стало известно начальнику города Ашхабада. «Как установила следственная комиссия, — докладывал он Фунтикову, — бывший член Ревкома Степанов бежал из-под стражи лишь при содействии данной организации, они успели снабдить его деньгами и документами, направить через Красноводск в Астрахань для связи…»⁶⁵ Эти строки — еще одно свидетельство высокой конспирации большевистского подполья: установление связей с местами заключения, устройство побега, фабрикация документов, снабжение деньгами — дело отнюдь не легкое в условиях белого террора и разгула интервенционистских сил.

В далекий Закаспии, охваченный со всех сторон фронтами, все же пробирались посланцы коммунистических организаций Москвы и Баку. Это было известно и белогвардейской печати. Так, газета «Голос Средней Азии» 30 ноября сообщала об аресте в Красноводске «бывшего областного комиссара большевистского периода управления Закаспийской областью Тузина [22], пробиравшегося в область с неизвестными целями. Тузии, как в свое время сообщалось, выехал из Асхабада в Москву по приглашению Ленина и занимал при нем до сих пор какую-то ответственную должность. Сегодня Тузин будет доставлен в Асхабад». Та же газета 3 января 1919 года сокрушалась по поводу того, что в область проникло немало «великолепных агитаторов». Некоторые, предъявляя документы, «сфабрикованные в московских большевистских партиях», вошли в доверие к белогвардейским властям.

Большевистское подполье поддерживало связи п с советским командованием. В описываемый период (июль — декабрь 1918 года) Военно-политический штаб, а затем Реввоенсовет Закаспийского фронта предпринимали лишь первые шаги по установлению связей с подпольными организациями. «После четырех неудачных наступлений на Каахка нам пришлось отступить, и связь с Асхабадом была затруднена, — вспоминает И. В. Бухаренко. — Тем не менее установление связи мы считали необходимым и эту задачу возложили на члена Военно-политического штаба тов. Феоктистова… Мне известно, что тов. Феоктистов организовал посылку нашего агента в Асхабад в декабре 1918 года».

Весьма любопытно, что 4 января 1919 года белогвардейское розыскное бюро (контрразведка) предписывало начальнику асхабадской милиции «задержать бывшего председателя Чарджуйского Совдепа и председателя Военно-политического штаба Феоктистова, присутствовавшего 31 декабря 1918 г. на митинге в железнодорожном собрании, и препроводить его в распоряжение розыскного бюро». Здесь же короткая приписка: «Феоктистов в Асхабаде не разыскан»⁶⁶.

Белогвардейская контрразведка, вероятно, дозналась о посылке в Ашхабад связного, по, кого именно, точно не знала. Важно, однако, что этот документ подтверждает факт посылки связного, о котором вспоминает И. В. Бухаренко.

Связные из штаба советских войск чаще посылались в 1919 году. Речь о том — во второй главе.

Для активизации деятельности закаспийского подполья много значила связь с подпольным Бакинским комитетом партии и его легальными организациями, в частности с рабочей конференцией, а также с революционными рабочими Баку, имевшими богатый опыт подпольной работы.

Спустя месяц после белого мятежа на одном из заседаний ашхабадской подпольной организации присутствовали Нейман и другие товарищи из Баку. Они приехали со специальным заданием установить связь. Нейман сделал доклад о международном и внутреннем положении. На этом расширенном заседании было решено усилить работу по вовлечению в ряды подполья железнодорожников, городских рабочих, увеличить выпуск воззваний и прокламаций. Бакинские посланцы приняли горячее участие в обсуждении вопросов, связанных с активизацией деятельности большевистского подполья. Через некоторое время все бакинцы, за исключением Неймана, вернулись в Баку. Нейман, пытавшийся пробраться в Ташкент по специальному заданию, погиб при переходе линии фронта.

Нами обнаружен архивный документ об И. А. Неймане, приехавшем в Ашхабад 11 сентября 1918 года и остановившемся в гостинице «Лондон». Эта дата совпадает со временем приезда бакинцев, указанным в книге А. Мелькумова, участника ашхабадского подполья. Личностью И. А. Неймана интересовался начальник милиции Ашхабада, и донесения о его приезде подавались в канцелярию белогвардейского министерства внутренних дел Закаспийской области. Возможно, И. Л. Нейман и был тем посланцем бакинской партийной организации, о котором пишет А. Мелькумов.

Приезжал в Закаспий и бакинский большевик Ананьев, участвовавший в заседании ашхабадской подпольной организации, сделавший на нем доклад о положении в Баку. Подпольщики, наметив конкретный план активизации агитационной работы, поручили Ананьеву просить бакинцев установить с Закаспием регулярные связи⁶⁷.

Действительно, М. Г. Ананьев [23] в конце сентября 1918 года приехал в Закаспий, где связался с томившимися в тюрьме сыновьями С. Шаумяна, с А. И. Микояном и другими. Им он доставил газеты, книги, лекарства, продукты, письма, держал их в курсе всех событии. В ноябре 1918 года Ананьев вернулся в Баку и па подпольном заседании Бакинского комитета партии сделал доклад о положении в Закаспии, проинформировал об арестованных бакинских коммунистах. Решением Бакинского комитета РКП (б) в Ашхабад был командирован Топуридзе. Ему и его товарищам по партии, как мы уже знаем из воспоминаний А. И. Микояна, удалось связаться с большевистским подпольем Ашхабада⁶⁸.

Таким образом, связи большевистских организаций Закаспия и Баку устанавливались вначале с целью выяснения судьбы 26 бакинских комиссаров, их товарищей и семей, заключенных в тюрьмы Закаспия. Затем они переросли в солидарность по обмену опытом борьбы с буржуазией, оказанию братской помощи. Малочисленный рабочий класс Закаспия видел в бакинских рабочих, закаленных в классовых боях, свою опору, единокровных братьев по классу.

Со временем у большевистских организаций Закаспия сложилась своя хорошо отлаженная система, свой стиль работы. Участникам подполья были присущи высокая дисциплина, организованность, поистине коммунистическая сознательность. Каждому подпольщику вменялся определенный круг обязанностей, все личные интересы подчинялись общественным делам организации.

Андроник Мелькумов

Для подпольной работы в Серахс был командирован пламенный большевик С. А. Лыков, член Ашхабадского Совета; в мае 1918 года он был избран в состав Ашхабадского ревкома, играл видную роль в большевистской организации вместе с И. Кукаевым, С. Молибожко. В. Батминовым и другими. Позднее он погиб от рук врагов революции (это о нем секретной запиской доносили Фунтикову: «Член Ревкома Лыков (рабочий депо) скрывается в Серахсе, меры… приняты». С. И. Сунгуров и А. Е. Олифер, мобилизованные в белую армию, могли скрыться, как поступили многие рабочие, а С. И. Сунгуров по состоянию здоровья мог даже освободиться от призыва, но подпольная организация рекомендовала им отправиться на фронт для разложения белогвардейских войск, так же как и Я. Базарову. Машинист М. С. Мазур совершал поездки на фронт для распространения большевистской литературы и проведения агитационной работы среди обманутых железнодорожников. В поездную лавку устроился А. Мелькумов, чтобы развозить прокламации, встречаться с подпольщиками, ведущими агитационную работу на фронте, держать их в курсе дела, передавать указания подпольного центра. Недаром его и И. К. Храброва товарищи заслуженно считали «исполнителями самых опасных и сложных заданий подпольной организации»⁶⁹.

С. И. Сунгуров

Подпольная организация Ашхабада благодаря своей разветвленной сети легализованных и нелегальных работников, расставленных в ряде учреждений, в милиции, министерстве внутренних дел, на телеграфе, в типографии, профсоюзных комитетах и в других местах, была неплохо осведомлена о мероприятиях и замыслах контрреволюционного правительства. Да и сама жизнь, изобиловавшая множеством примеров антинародной политики властей (аресты и расстрелы безвинных людей, наглое хозяйничанье англичан, насильственный сбор налогов и т. д.), ежедневно давала материал для предметного, конкретного разговора с трудящимися и солдатами.

И. С. Копьев

Агитационная работа в основном велась среди железнодорожников, городских рабочих, ремесленников и служащих; в профессиональных союзах, «союзе фронтовиков», различных рабочих организациях; в ближних к Ашхабаду селах, среди некоторой части дайханства; в белогвардейских войсковых частях, особенно там, где служили мобилизованные рабочие, и в английских частях, среди солдат-сипаев.

Беседы агитаторов-подпольщиков с небольшой аудиторией, порою с двумя-тремя людьми, находили благодатную почву: многие рабочие убедились, что Временный исполнительный комитет — это марионетка в руках англичан, буржуазии и белого офицерства. Успеху политической работы способствовали не только настроение недовольных масс, но и актуальность большевистской агитации, ее злободневность, жизненность, умение подпольщиков найти доходчивые, убедительные формы воздействия на сознание трудящихся.

И. И. Тимофеев

Правда, многим агитаторам-подпольщикам не хватало теоретической подготовки, но их выручал жизненный опыт, умение вовремя рассказать о близких и понятных слушателям фактах, связать их с действительностью. Большевистские агитаторы умело использовали в пропагандистских целях, например, факты избиения солдат офицерами. Рукоприкладство процветало и в ашхабадском батальоне, где служил по мобилизации подпольщик И. И. Тимофеев, освобожденный из тюрьмы подпольной организацией. «Как. только уходит (офицер. — Р. 3.), подойдешь к пострадавшему, — вспоминал Тимофеев, — и начинаешь… мало били, надо бы больше. Зачем ты вообще-то здесь служишь? Где были у тебя руки, где твоя винтовка? Кто ж твой враг — большевики или этот, кто бьет тебе рожу?»⁷⁰

Такая беседа проходила обычно в многолюдье. Бывало, присутствовали здесь и бывшие красноармейцы, мобилизованные белыми из военнопленных, которые, сочувствуя избитому, замечали, что в Красной Армии подчиненных не бьют; агитатор же поддакивал, добавляя: перебежчиков большевики не расстреливают и в тюрьму не сажают, а отпускают по домам. Иногда такой разговор прерывался появлением офицеров или шпика. Но цель достигнута: люди расходились с определенным настроем — не воевать с большевиками и при удобном случае перебежать на сторону советских войск. В сознании почти каждого оставалась картина избитого солдата и убедительные доводы подпольщика, что большевики не «изверги», какими их обрисовывали офицеры.

Действенность большевистской агитации особенно чувствовалась после боя за станцию Душак, где 14 октября 1918 года интервенты и белогвардейцы потерпели тяжелое поражение. После этого сражения агитация против них велась чуть ли не в открытую. Солдаты, вчерашние рабочие, разъезжались по домам, в окопах оставались офицеры, чиновники, гимназисты.

Разложение коснулось и опоры белых властей: отказывались идти на фронт члены «союза фронтовиков». Под влиянием большевика И. Копьева, имевшего еще дореволюционный опыт подпольной работы, бывшие офицеры В. Крейсман, Н. Белкин, В. Машков перешли на сторону советских войск и написали обращение к ашхабадской дружине, сформированной из рабочих. Они разъясняли рабочим суть контрреволюционного переворота, спровоцированного эсерами и меньшевиками, призывали не поднимать оружия против своих братьев по классу. Обращение возымело действие: 9 сентября «белые дружинники» побратались с красным Жлобинским отрядом. Белые власти жестоко расправились с братавшимися. Целая рота за переговоры и братание с советскими войсками была отдана под военно-полевой суд⁷¹.

Обращение вчерашних офицеров к своим сослуживцам — одна из действенных форм агитации по разложению белой армии, способствовавшая переходу неприятельских солдат и офицеров на сторону Красной Армии.

Полулегальные методы работы — агитацию среди рабочих, подлежащих мобилизации, применяли и большевики Казанджика. Они беседовали с призывниками, разоблачали контрреволюционную эсеровскую авантюру. Старания подпольщиков увенчались успехом: рабочие наперекор «стачкому» отказались ехать на фронт. Красноводские подпольщики уговаривали рабочих не идти на призывной пункт. Такие беседы велись не только на производстве — в депо, порту, но и дома, среди знакомых, соседей. Хотя каждому добровольцу белые власти обещали по 500 рублей, охотников служить в армии находилось очень мало. 26 сентября 1918 года в Красноводск можно было увидеть объявление белогвардейского «стачкома» о «действиях темных личностей», взбудораживающих команды морских судов заявлениями о том, что они якобы предназначены к увольнению, призыву и отправке на фронт. «Стачком», угрожая военным судом, заявил, что это — работа «большевистских агентов»⁷².

На высоте положения была Мервская партийная организация, которая во время хозяйничанья в городе белогвардейцев вела активную агитационную работу п поплатилась за это своими лучшими товарищами. Действенную политическую работу вели 28 подпольщиков Кушки, скрывавшиеся в горах. Они приходили в Кушку и в окрестные села Полтавку и Алексеевку небольшими группами, вели агитацию среди рабочих, насильно мобилизованных в белую армию. Особенно активно действовали подпольщики на гарнизонной радиостанции, которую Дружкин со злобой называл «большевистским гнездом»⁷³.

Участник гражданской войны в Закаспии М. И. Мирошниченко, персональный пенсионер, рассказывает:

В чем заключалась деятельность подпольщиков? Мне, как участнику кушкинских событий, известно, что подпольщики, по нескольку человек приходя в Кушку, вели разъяснительную работу не только среди крестьян, по и во вражеских войсках. Известно, что в эшелоне Зыкова [24] были обманутые рабочие Кизыл-Арвата, составлявшие основную часть отряда белых. Под влиянием большевистских агитаторов рабочие стали прозревать, понимать, в какую авантюру вовлекли их эсеры и меньшевики. Кизыл-арватские рабочие стали открыто проявлять недовольство, требовать, чтобы белогвардейское правительство прекратило братоубийственную войну, распустило по домам рабочих. Распропагандированный подпольщиками отряд стал небоеспособным, не подчинялся приказам командования. Рабочих пришлось демобилизовать. Часть осталась в Кушке, но большинство уехало домой, в Кизыл-Арват.

В зыковском отряде остались офицеры, эсеры, отъявленные головорезы из буржуазных националистов. Они по-прежнему терроризировали население Кушки. В том же году (1918. — Р. Э.) белые арестовали подпольщика Семена Ильича Суматохина, который вел агитационную работу среди населения Кушки, призывал не вступать в белую армию…

У подпольной организации были свои люди, которые для виду служили у белых, но обо всем информировали большевиков. Таким человеком, насколько мне известно, был Нарцис Аветисович Саркисов[25], красногвардеец, активный участник обороны Кушки. По с приходом белых он получил задание поступить к ним па службу милиционером… Саркисов честно исполнял свой долг — информировал подпольщиков о намерениях белых в Кушке.

В феврале 1919 года подпольщики, почуяв, что за ними установлена слежка, решили идти на соединение с частями Красной Армии, которые вели бои под станцией Равнина. Зайцев, Цибизов, Тимошин (из Иолотани), Лобанов добрались до Иолотани. Когда они были почти у цели, нарвались на боевое охранение белых. Погибли Зайцев и Лобанов, а Цибизов и Тимошин линию фронта прошли.

У Зайцева, Лобанова, Тимошина и Цибизова главной целью было не спасение своих жизней, а доставка информации о настроении, численности и вооружении белогвардейских войск, об отношении местного населения к ним и, конечно, установление связи подполья со штабом советских войск.

Воспоминания очевидца событий подтверждает сводка советского командования от 7 декабря 1918 года⁷⁴:

Солдаты пушкинской крепости отказались от несения службы в рядах противника. В частях противника происходят частые собрания, на которых предъявляются требования объяснить цели гражданской войны… Среди войск противника идет разлад, имеется свыше 700 дезертиров…

Большевистское подполье по своему составу было интернациональным. В его рядах плечом к плечу боролись русские, туркмены, армяне, азербайджанцы, представители других национальностей. Некоторые подпольщики знали несколько языков, что облегчало общение с различными слоями общества. Так, М. Г. Рустамов помимо тюркских языков знал и фарси, машинист депо Петр Акимов владел туркменским. Разумеется, таким счастливым даром обладали немногие, но и эта исключительность была поставлена на службу революционному делу: эти люди вели агитацию среди туркмен, армян, а также пенджабцев, служивших в английских войсках⁷⁵.

Предметом своей особой заботы большевистское подполье считало агитацию среди туркменской бедноты, все еще находившейся под двойным, даже под тройным гнетом — англичан, белогвардейских чиновников и местных феодалов. На туркменское село подпольщики влияли через наиболее сознательных рабочих и дайхан, участвовавших в работе партийных и советских органов, убедившихся, что только Советская власть — защитник и выразитель интересов трудящихся.

В окрестностях Ашхабада и в Безмеине подпольная организация проводила систематическую политическую работу. Ашхабадский подпольщик Я. Базаров поддерживал связь с дайханами через X. Мередова, разъяснял туркменам, почему они должны покинуть фронт белых. Переводчиком у него был Али Каграманов, убивший английского солдата и разыскиваемый белогвардейскими властями как «важный преступник». Благодаря большевистской агитации рабочие-туркмены Кизыл-Арвата и станции Айдын противодействовали мероприятиям белогвардейского правительства, отказались служить в белой армии, а одна группа кизыл-арватских рабочих-туркмен перешла фронт, вступила в Красную Армию и участвовала в боях за освобождение Закаспия76.

Подпольную большевистскую организацию Ашхабада особенно интересовали бехаисты — проповедники космополитического религиозного учения, отражавшего интересы буржуазии и отрицавшего классовую борьбу. Бехаисты, а они составляли основную часть ашхабадских торговцев, владельцев магазинов, домов и разных частных предприятий, вели вредную пропаганду, настраивали людей против Советской власти, старались обратить в свою веру азербайджанцев и иранцев, проживавших в городе. Бехаисты не только отравляли классовое сознание трудового люда, но и охотно шли в услужение к врагам революции. Белогвардейская контрразведка вербовала среди бехаистов своих агентов. Большевикам было важно знать настроение национальных меньшинств Ашхабада, степень влияния на них бехаистов, с тем чтобы эффективнее вести контрпропаганду, разоблачать их антинародную идеологию.

3. М. Рустамов, сын подпольщика Мамеда Гаджимамедали-оглы Рустамова, пишет⁷⁷:

Отец выполнял многие важные поручения подпольной организации большевиков. Владея четырьмя языками — туркменским, азербайджанским, русским и фарсидским, он был хорошей находкой для подпольной организации…

Профессия арбакеша открывала перед отцом многие двери, создавала возможность общаться с различными слоями общества.

Мой отец и его друзья, бывая в народе — на базаре, в чайханах, а то и просто посещая дома, разоблачали реакционность бехаизма, будто ненароком рассказывали об успехах красных войск, распространяли большевистские воззвания и прокламации. Позднее мне стало известно, что отец и его друзья общались также и с сипаями, симпатизировавшими большевикам.

Одной из труднейших задач для большевистского подполья была организация политической работы среди английских войск. Сложность ее порождалась не только незнанием подпольщиками английского и индийских языков, но и тем, что войска интервентов держались обособленно. Им запрещалось общаться с солдатами русских частей, местным населением, особенно с рабочими. Английское командование старалось оградить своих подчиненных от «революционной заразы».