Глава III. Александр Гамильтон: пророк капиталистического развития

Глава III. Александр Гамильтон: пророк капиталистического развития

Среди биографов Гамильтона есть и критики, и апологеты (их большинство). Апологетические биографии Гамильтона[48] рисуют его как выдающегося выразителя общенациональных идеалов, не заключающих в себе якобы никаких классовых мотивов. Разве не Гамильтон, восклицают апологеты, дал начало сильной федеральной власти, мануфактурам и банкам, национальному величию США! В отрицательном отношении Гамильтона к правам штатов и преклонении перед унитарным государством Б. Митчел видит стремление к «эффективной организации» и «расчетливому планированию». Дж. Лайкэн говорит о нем как о друге мелких сельских собственников. Р. Б. Моррис характеризует Гамильтона как провозвестника государства «всеобщего благоденствия», чуть ли не предтечу кейнсианских мероприятий государственно-монополистического регулирования, которое американский историк рассматривает как регулирование в интересах всех классов[49].

Отношение к нему критиков противоречиво. Суть противоречия кратко сформулировал Вудро Вильсон: «Великий человек, но не великий американец» (президент США начала XX в., объявлявший себя защитником «маленького человека», хотел сказать, что быть великим американцем значило быть и поборником демократии). Критические биографии Гамильтона неравнозначны, его политические деяния одними авторами решительно отвергаются, другими принимаются с теми или иными оговорками.

С. Падовер, автор многих весьма поверхностных жизнеописаний «великих американцев и европейцев» (среди них восторженной биографии Т. Джефферсона, переведенной американскими издателями на русский язык), видит в Гамильтоне злого гения Америки. К. Бауэрс в сравнительном жизнеописании Джефферсона и Гамильтона придерживается того распространенного в США мнения, что все хорошее в этой стране исходит от первого, а все дурное — от второго[50]. Суждения Падовера и Бауэрса основаны на моральных сентенциях и не учитывают реальностей исторического развития США последней трети XVIII в.

К другой группе критиков относятся Н. Шэкнер, В. Паррингтон, Дж. Миллер[51]. Они с изумлением обозревают сделанное Гамильтоном, показывают, что он первым в США решительно отказался от местнических предрассудков, поднял знамя федерального единства. Но, как ни парадоксально, констатируют эти критики, заботы Гамильтона о благе государства не принесли никаких выгод простым людям Америки, от них выиграли только денежные воротилы. «Великий человек», как ни прискорбно, презирал народ и демократию и, проводя свои преобразования, делал ставку на богачей.

Последней заметной критической работой о Гамильтоне явилась книга Дж. Бойда с сенсационным названием: «Номер 7. Тайные попытки Александра Гамильтона контролировать американскую внешнюю политику»[52]. Бойд — автор многих работ о Джефферсоне и составитель многотомного собрания его бумаг — обнаружил документы, дискредитирующие, на его взгляд, антагониста его героя. Выяснилось, что с 1789 г. Гамильтон поддерживал дружеские отношения с английским майором Беквитом, который из-за отсутствия в США дипломатического представительства английского монарха в одиночку выполнял агентурные задания в пользу своей страны. При этом он вошел в контакты со многими политическими деятелями США, на всех государственных деятелей завел досье и в донесениях начальству обозначал их запросто арабскими цифрами: военный министр Нокс — N 4, министр финансов Гамильтон — N 7, председатель верховного суда Джей — N 12 и т. д. Гамильтон препарировал информацию Беквита (англичанин не знал об этом, но, проведав, не огорчился бы) и беззастенчиво обманывал Вашингтона и Джефферсона насчет истинных намерений британских властей в отношении заокеанской республики. Он водил их за нос, как будто имел дело не с президентом и государственным секретарем страны, а с мелкими вкладчиками собственного банка. Цель его была проста: навязать США проанглийский курс и разрушить дружбу с Францией. Он добился своего: в 1794 г. Джей, съездив в Лондон, подписал договор с Англией, оскорблявший национальные чувства американцев, но отвечавший экономическим замыслам Гамильтона.

Споры американских историков о Гамильтоне, как видно, меньше всего похожи на академическую дискуссию. Это не случайно: представления Гамильтона о назначении государственной власти, целях социально-экономической политики перекликаются с современными идеологическими установками американской буржуазии и остаются неотъемлемой частью идейной борьбы в США XX в.