Иван Васильевич Курицын (брат Федора Васильевича)

Иван Васильевич Курицын

(брат Федора Васильевича)

Рукопись, хранящаяся в Российской государственной библиотеке — «Мерило праведное», или «Кормчая» Ивана Курицына (его еще называют Иваном Волком Курицыным), относится к концу XV века. Чем же интересна для нас эта «Кормчая»? В первую очередь тем, что изложенные в ней правила и статьи расположены не в хронологическом порядке, как это было принято в обычных Кормчих (имеется в виду порядок, в каком эти правила и статьи выходили в свет), но в систематическом. Эта необычная «Кормчая» находилась в конце XV— начале XVI века в руках архиепископа ростовского Вассиана Санина, родного брата Иосифа Волоцкого. Нестяжатель Вассиан Патрикеев пользовался ею в 1517—1519 годах для составления своей «Кормчей», за что подвергался жестоким репрессиям со стороны церковных властей. Ему в вину ставили, главным образом, попытку свести правила к систематической редакции. Позднее появится целый ряд «Кормчих», построенных по систематическому типу, но «Кормчая» Ивана Курицына была из них первой. Следует отметить, что подобное построение свидетельствует о государственном, масштабном мышлении И. В. Курицына. Он жил в тот период, когда необходимость кодификации законов самодержавного московского государства, приходящего на смену феодальной раздробленности, стала насущной. Единое централизованное государство требовало и единых законов. И. В. Курицын в своей «Кормчей» делает неплохую попытку такой кодификации, практически легшей в основу развития всей дальнейшей законодательной деятельности на Руси. Если учитывать тот факт, что в данной «Кормчей» подчеркивается необходимость размежевания Церкви и государственной власти (и это на фоне бурной деятельности Геннадия Гонозова и Иосифа Волоцкого, стремящихся как можно теснее спаять эти два образования), то становится понятным, почему «Кормчая» И. Курицына была принята церковниками в штыки. Кроме того, необходимо отметить, что обычное изложение постановлений (т. е. в хронологическом порядке) давало большую свободу действий тем, кто желал усиления роли Церкви в светской власти, т. к. в таком случае церковная иерархия, хорошо изучившая эти постановления, могла свободно лавировать между ними и выстраивать удобные схемы, с которыми светская власть вынуждена была бы соглашаться. Но иерархи лишались такой возможности при систематическом изложении «Кормчей». Среди интересных особенностей, которые впервые появились у И. Курицына, а затем попали и в рукописи нестяжателей, было то, что у него полностью опущены те места, в которых говорится о вмешательстве государства в дела Церкви.

Остановимся подробнее на некоторых вопросах содержания «Кормчей книги» И. Курицына. В силу сложившихся традиций тексты соборных правил и патриотических статей не могли быть серьезно изменены переписчиком. И основной объем «Кормчей» И. Курицына (имеется в виду не порядок расположения материала, а сам материал) почти ничем не отличается от прочих «Кормчих». Однако в некоторых моментах есть незначительные расхождения, которые довольно ярко высвечивают убеждения переписчика. Так, например, в изложении И. Курицына 82–е правило VI Вселенского Собора приведено в измененной редакции. Оно читается следующим образом:

«Не напишеши агница во образ Христа, ни того самого. Толкование: Агнец предан бысть в образ истиннаго Христа Бога нашего и не подобает образа почитати паче истины, и агнца на честных иконых написати перстом Предтичевым показаема, ни самого Христа, Бога нашего, и шаровныими писании по человеческому образу написовати».

Практически все отличие от традиционных «Кормчих» здесь состоит всего в одной букве: предлог «но» изменен на «ни». Но это кардинально меняет суть всего отрывка — всякое поклонение иконам ставится под серьезный вопрос. Вот образчик того, как можно определять убеждения переписчика по вроде бы незначительным деталям. Приведенный выше пример ясно показывает отношение И. В. Курицына к иконам, но также и являет собой его взгляд на Иисуса Христа — взгляд абсолютно ортодоксальный.

Интересно отметить и еще одну возможность побольше узнать о взглядах переписчика — это сравнение его рукописи с трудами, вышедшими из–под пера людей, стоящих на близких к нему позициях. В данном случае во взглядах на церковную дисциплину, и, в частности, на взаимоотношения с еретиками, наиболее близко к Курицыну примыкают нестяжатели — они также «слишком мягки» в своем отношении к еретикам (с точки зрения иосифлян, что и было одной из причин осуждения ими этих «Кормчих»). И действительно, И. Курицын пропускает огромное количество обычных для «Кормчих» «дисциплинарных» и судебных мер в отношении еретиков и тех, кто с ними общается, но не забывает привести в своей «Кормчей» правило, согласно которому «моляйся с жиды, да отлучится» (Правила Апостолов 10—12), которое толкуется обычно как запрещение христианам входить в синагогу и уж, конечно, им запрещались какие–либо заимствования из иудаизма. (Этого правила не приводит Патрикеев.) О чем нам это говорит? Наиболее вероятными могут быть два варианта: либо И. Курицын, помещая указанное правило, сильно кривил душой, пытаясь отмежеваться от обвинений в иудаизме, либо он желал отмежеваться от иудаизма потому, что действительно не имел с ним ничего общего. Второй вариант представляется наиболее вероятным, т. к. из данной «Кормчей» явствует, что ее переписчик вовсе не прятал своих взглядов и не лицемерил. Интересно заметить, что не кто иной как Геннадий Гонозов, в своем послании к митрополиту Зосиме и Собору приводил это же правило, обвиняя жидовствующих. Автор полагает, что если бы обвинение Геннадия было истинным, еретики не стали бы так подчеркивать это правило в своих трудах.

Интересно отношение И. Курицына к инакомыслящим. Архиепископ Геннадий писал в 1489 году, что новгородские попы–еретики слишком легко прощают согрешающих, и требовал жестокой расправы как над согрешающими, так и над теми, кто их прощал. Курицын же широко использует в своей работе правила Василия Великого о согрешающих и об епитемиях, отличавшиеся крайней снисходительностью к еретикам. Совершенно очевидно, взгляд Курицына на свободу человека был совершенно иным, нежели современная ему позиция официальной Церкви, знавшей только запретительные и карательные меры[106]. Хочется привести один отрывок из «Кормчей» И. В. Курицына, который хотя и не имеет прямого отношения к нашей теме, т. к. не сконцентрирован на описании природы Иисуса Христа, все же весьма интересен, поскольку, как и абсолютно все тексты «Кормчей», косвенно подразумевает Божественность Иисуса Христа и Триединство Бога:

«Адама убо не смертна сотворил Бог, ни бессмертна же, посреде величества и смирения и самовластна того сотворив, остави, яко же камо восхощеть обратиться, аще на добродетель — наследить бесмертие, аще ли на злобу — смерть да приимет. И се рече Григорие Богослов: «еще в кожныя ризы облещися ему единаче в доблеишую плоть и мертвену и не таковужде, яко же прежде преступления…» Неции глаголюще, яко мертвен и сперва создан бысть Адам и умрети хотяще, аще не бы заповедь преступил. Сего ради убо, иже глаголет, яко Адам смертен и сперва от Бога создан бысть и нуждею естества, аще согреши или не согреши, умрети хотяше. И глаголет, яко младенци во оставление грехов крещают, яко ничто же от адамова прародительного греха имуще. И о сем ясно апостолу вопиющу, яко единого ради человека грех во весь мир вниде и греха ради смерть. Или паки мудрствует некто, яко крещение убо первым грехом дает отпущение, помощи же не дает к тому не согрешати. Но токмо от нашего потщания се исправляется. Аще ли убо кто и се приемлет и благодать Божию славит укрепляющу нас на творение заповеден, учит же, яко и кроме благодати Божия исправити заповеди Его может, обаче со трудом, да будет проклят. Не рече бо Господь, яко без Мене со трудом можете створити сие, но рече, яко без Мене не можете творити ничто же»[107].

Можно ли более четко и красиво сформулировать понятие о праведности по вере, которое спустя десятилетия с трудом начнет пробивать себе дорогу на Западе? И не явствует ли из этого отрывка со всей очевидностью, что один и тот же Господь дал закон и сказал: «без Меня не можете делать ничего»?

Другой вывод, вытекающий из этого отрывка, — это упразднение посреднической роли Церкви из дела спасения. Во главу угла ставятся личные взаимоотношения человека со своим Богом и Спасителем — Иисусом Христом.