Тот, кто тревожил людей

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Тот, кто тревожил людей

Декабрист Михаил Сергеевич Лунин был потомственным русским дворянином, молодость которого прошла в кругу богатых и знатных людей. Это — военные, владельцы обширных имений и множества крепостных душ, люди «с властью», царедворцы.

Дед Михаила Лунина, Михаил Купреянович Лунин, начал свою военную карьеру еще при Петре I. В окружавшей его обстановке дворцовых интриг, поднимаясь по крутой лестнице дворцовой иерархии, он всякий раз умел ставить на нужную карту. Он верно служил восьми русским царям! Петр III даже стал крестным старшего его сына. Екатерина II назначила его тайным советником, сенатором и президентом Вотчинной коллегии. Лунин жил богато и весело. Всем своим пятерым сыновьям он оставил большие имения, с тысячами крепостных крестьян. Младшим из них был Сергей — отец будущего декабриста Михаила Лунина.

Раннее детство Михаила Лунина прошло в семейном имении отца в Тамбовской губернии. Здесь он прилежно занимался английским языком, скоро выучившись писать и говорить на нем. Близкие и друзья из Петербурга называли его в своих письмах «маленьким английским джентльменом». В пожелтевших от времени письмах можно часто встретить слова восхищения: «Мишенька очень хорошо знает английские сказки…, англичанин Миша решил изучать экономику…, прошу покорно, поцелуйте за меня маленького английского дворянина за его первое письмо и за то, что не забыл своего дядю».

«Англичанин Миша»… Каждое утро наряду с очередным занятием по английскому языку он учит католический катехизис[25]. Этот еще слабенький, умный, изящный мальчик упивается, словно музыкой, канонами католической церкви. Английский язык и католицизм властвуют над его умом и сердцем, и это в стране, где в основном все православные, а совершеннейшим считается французский язык. Его учителем по английскому языку был англичанин Фостер, французскому — французы Картье и Бютте, философии — швед Кирулф, богословия — французский аббат Вовилье.

Пройдет много лет, и из Сибири Михаил Лунин напишет своей сестре: «Мой брат и я были воспитаны в римско-католической вере. У него была мысль уйти в монастырь, и это желание чудесно исполнилось, т. к. он был унесен с поля битвы, истекающий кровью, прямо в монастырь, где он умер, как младенец, засыпающий на груди матери».

В 18 лет Михаил Лунин — кавалергардский корнет. Он высок, силен, бесстрашен.

О Лунине идет слава «горячей головы». На спор он бродит всю ночь по Петербургу и меняет таблички с названиями улиц. Другой раз с друзьями, погрузившись в две лодки, отправляется к Каменноостровскому дворцу, чтобы исполнить серенаду императрице Елизавете Алексеевне[26]. Двенадцать человек из охраны начинают преследовать «трубадуров», чтобы арестовать. Но голосистые офицеры были отличными гребцами и сумели уйти от погони.

Михаил Лунин был завзятым дуэлянтом. Он сумел по поводу и без повода встретиться на дуэлях почти со всеми своими друзьями — сослуживцами-офицерами. Как свидетельствуют современники, обычно он стрелял в воздух, но разгневанные противники целились в него, и так, чтобы «изрешетить тело Лунина».

Но Лунину всего этого было мало. Он держался дерзко и вызывающе также и со своим начальством. Так, например, однажды генерал Депрерадович издал приказ, запрещавший офицерам купаться в заливе рядом с Петергофом, так как те раздевались «вблизи дорог и тем оскорбляли приличие». Лунин, однако, решил выполнить этот приказ по-своему. Когда однажды генерал ехал по дороге, Лунин во всей военной форме, мундире, сапогах и фуражке, вошел в море, чтобы искупаться.

— Что вы делаете? — закричал генерал.

— Купаюсь, не нарушая приказа вашего превосходительства, стараясь это делать в самой приличной форме.

В другой раз тот же генерал во время учений закричал:

— Штабс-ротмистр Лунин! Вы спите? Лунин тут же четко ответил:

— Заснул, ваше превосходительство, и увидел во сне, что вы бредите.

26 августа 1812 года в сражении при Бородине отличился храбростью русский штабс-ротмистр Михаил Лунин: сначала у редута генерала Багратиона, затем у знаменитой батареи генерала Раевского. Под Луниным был убит конь, но сам он остался невредимым и продолжал сражаться. В приказе командования говорилось: «Удостоен золотой шпаги с надписью “За храбрость”».

Тот день остался памятным в истории России. Поколение за поколением учат в школах стихотворение Лермонтова «Бородино»:

Скажи-ка, дядя, ведь недаром

Москва, спаленная пожаром,

Французу отдана?

Ведь были ж схватки боевые,

Да говорят, еще какие!

Недаром помнит вся Россия

Про день Бородина!

В сражении при Бородине отличилось много смелых офицеров: будущие декабристы — Трубецкой, Пестель, Якушкин, но также и Дубельт, Воронцов, Бенкендорф, то есть как те, которые потом в цепях пойдут долгим путем в Сибирь, так и те, которые их туда послали. Теперь же, пока гремит батарея Раевского, пока редуты извергают огонь, пока раненые, сжимая зубы, истекают кровью, все предельно ясно. Они умирают здесь за Россию.

В Петербурге, в Зимнем дворце, далеко от огненного вихря войны, продолжаются приемы, светские разговоры, сплетни в дворцовых салонах. Император Александр I каждое утро педантично входит в свой кабинет и выслушивает доклады, которые ему делают запыленные и изнуренные, проделавшие долгий путь курьеры.

В формулярном списке Лунина говорится, что «Михаил Лунин участвовал 6 октября в сражении при Тарутине, 12 и 13 октября — при Малом Ярославце, 5 и 6 ноября — при Красном и оттуда дальше, при преследовании неприятеля до самой границы». Лунин участвует в больших сражениях в Пруссии, Шлезвиге, Саксонии: в битвах при Люцене, Лейпциге, Франкфурте… Десятки битв. За свою храбрость, проявленную на полях сражений, он получает ордена, медали, почетное оружие.

Мишель Лунин, «горячая голова», теперь уже известный герой, о нем говорят с восхищением. Дамы, любуясь его высокой, стройной фигурой, в восхищении признавались: «Какой красавец!» Он образован, музыкален, прекрасно рисует, пользуется популярностью и уважением среди офицеров.

Об офицерском периоде жизни Лунина мы знаем и много, и мало. В 1887 году в журнале «Русский архив» появилисъ воспоминания француза Ипполита Оже. Большая часть этих увлекательных записок посвящена дружбе Оже с Луниным. Француз использовал в своих воспоминаниях старые альбомы, визитные карточки, приглашения, частные письма, свои дневники. В преклонном возрасте некогда молодой и веселый офицер живо и образно рассказал о своих петербургских годах

В 1815 году гвардия, в которой служил Лунин, стояла в Вильно. Именно в это время иа русскую службу в Измайловский полк поступает француз Ипполит Оже. Друзья-офицеры приглашают его навестить Лунина, который был ранен после очередной «дуэли без причины». Об этой первой встрече с Луниным Оже пишет: «Хотя с первого раза я не мог оценить этого замечательного человека, но наружность его произвела на меня чарующее впечатление. Рука, которую он мне протянул, была маленькая, мускулистая, аристократическая, глаза неопределенного цвета, с бархатистым блеском, казались черными, мягкий взгляд обладал притягательной силой… У него было бледное лицо с красивыми, правильными чертами. Спокойно-насмешливое, оно иногда внезапно оживлялось и так же быстро снова принимало выражение невозмутимого равнодушия, но изменчивая физиономия выдавала его больше, чем он желал. В нем чувствовалась сильная воля… Логика его доводов была так же неотразима, как и колкость шуток. Он редко говорил с предвзятым намерением, обыкновенно же мысли, и серьезные, и веселые, дашись свободной, неиссякаемой струен, выражения являлись сами собой, непридуманные, изящные и замечательно точные.

Он был высокого роста, стройно и тонко сложен, но худоба его происходила не от болезни. Во всем его существе, в осанке, в разговоре сказывались врожденное благородство и искренность… Это был мечтатель, рыцарь, как Дон-Кихот, всегда готовый сразиться с ветряной мельницею».

Оже подметил и еще одну черту у Лунина. Внешне он выглядел как все другие офицеры. Так же, как и те, весел и по-юношески легкомыслен. Но Оже отлично понял, что Лунин из вежливости «выслушивал пустую, шумливую болтовню офицеров. Не то чтобы он хотел казаться лучше их, напротив, он старался держать себя как и все, но самобытная натура брала верх и прорывалась ежеминутно помимо его желания… Он нарочно казался пустым, ветреным, чтобы скрыть от всех тайную душевную работу и цель, к которой он неуклонно стремился».

Оже искренне рассказывает и о себе самом, признаваясь, что тоже был «веселым, но благоразумным», Лунин говорил ему с укором;

— Вы француз, следовательно, должны знать, что бунт — это священная обязанность каждого человека.

Мы обязаны Оже не только описанием и сведениям о русском военном быте, но и записям разговоров, по различным поводам при встречах, с Михаилом Луниным, Однажды он застал Лунина за фортепьяно. Из-под его пальцев свободно лилась музыка… Они говорили о поэзии, о литературе. Оже обожает воздаю, мечтает стать литератором.

Лунин улыбается, насмешка и задиристость кроются в его словах:

— Стихи большие мошенники. Проза намного лучше позволяет выразить все идеи» являющиеся или. составляющие поэзию жизни. В стихотворных строках невольно сковывается мысль самой формой, существующими законами поэзии. Это парад, который никогда не сравнится ни с какой войной. Наполеон, когда побеждал, писал прозу, мы, к несчастью, любим стихи. Наша гвардия — это отлично изданная поэма, дорогая, но бесполезная.

Тот день необыкновенно памятен для обоих друзей, которые еще долго беседуют и спорят на литературные темы. Лунин не перестает играть на фортепьяно, импровизирует. Затем он берет одно из стихотворений Оже и сочиняет мелодию к нему. Оже пишет; «О» придумал такую оригинальную и прелестную мелодию, что я закричал от восторга» совсем позабыв о собственном авторстве».

В другой раз Лунин говорит своему другу, что его любимый композитор — Бетховен. Он признается Оже, что, когда слушает его произведения» не знает, где он, на небе или на земле пребывает.

— Забываю все на свете. Какое неисчерпаемое богатство, вдохновение!. Какая глубина мысли, какое удивительное разнообразие, несмотря на повторения! Он так мощно овладевает вами, что оказываетесь даже не в состоянии удивляться. Такова сила гения. Но чтобы его понимать, надо его изучать.

И Оже вдохновенно пишет о Лунине: «Он был. поэтом и музыкантом, и в то же время — реформатором, политиком и экономистом, государственным деятелем, изучал специальные дисциплины, знал обо всех истинах, всех заблуждениях».

Наступил в жизни Михаила Лукина день, когда он махнул рукой на все и расирощадея с дуэлями, офицерскими забавами, царскими парадами! Распрощался с родителями. Распрощался с Россией, подал в отставку и решил уехать во Францию.

Какова цель этого добровольного изгнания? И почему в Париж? И нечто еще, что вызывает недоумение: богатый наследник делает невероятный для того времени жест — пишет завещание… в пользу своего отца, отказывается от своей доли в имении, он объявляет, что уезжает… в Южную Америку добровольцем в армию Боливара. Учит испанский язык. Лунин написал своего рода «Верую» — декларацию своих политических убеждений. Рукопись, написанную одновременно на русском, французском и даже на испанском языке, он отдал своей сестре. «Для меня открыта только одна карьера, — заявлял в ней Лунин, — которая по-испански зовется „libertad“ (свобода. — Авт.), а в ней не имеют смысла титулы, как бы громки они ни были. Вы говорите, что у меня большие способности, и хотите, чтобы я их сохранил в какой-нибудь канцелярии из-за тщеславного желания получить чины и звезды… Как? Я буду получать большое жалованье и ничего не делать или делать вздор… И вы думаете, что я способен на такое жалкое существование? Да я задохнусь, и это будет справедливым возмездием за поругание духа».

Отец Михаила Лунина как человек весьма практичный дал путешественнику денег на дорогу, подарил ему пуд свечей из чистого воска, 25 бутылок портвейна, 25 бутылок рома и мешок лимонов.

10 сентября 1816 года на французском пароходе «Фиделите» Михаил Лунин отправился в Гавр. Вместе с ним находился верный его друг Ипполит Оже.

И снова мы должны поблагодарить молодого Оже. Он ведет в своей каюте дневник, описывает однообразные дни морского плавания, записывает свои необыкновенные разговоры с Мишелем. Сидя на палубе, воодушевленный необъятной морской ширью, Лунин на блестящем французском языке громко рассуждает о честолюбии, о браке, о семейном счастье, о возвышенности человеческого духа, о чувстве долга перед человечеством.

«Я слушал тогда молчаливо и думал, — записывает Оже, — какая судьба ждет этого человека с неукротимыми порывами, с пламенным воображением?»

«Фиделите» бросил якорь на острове Борнхольм, принадлежащем Дании. Губернатор лично посетил двух молодых людей, любезно пригласил их побывать в его доме.

Остров выглядел печально. Ветер гулял в огромных каменоломнях, бился о скалы, вертел бесшумные крылья ветряных мельниц. Вот что записал Оже в своем дневнике: «В церкви мы увидели орган, который был в очень плохом состоянии. Несмотря на это, Мишель, дотронувшийся до него, получил некий сверхъестественный эффект. Темой его импровизации стала буря, которую мы испытывали в душе. Я был удивлен этому могучему самовыражению. Многие из окольных жителей бежали, не веря ушам, что инструмент, так долго стоявший безмолвно, может звучать так мощно и нежно».

Пройдут годы, и эти гибкие, виртуозные пальцы, которые столь талантливо имитировали бурю и рев моря, напишут на большом листе Следственному комитету: «Я никогда не был принят в число членов Тайного общества. Я сам присоединился к нему, пользуясь общим доверием ко мне…»

А это общество сначала составят всего шесть человек: двоюродные братья Лунина — Матвей и Сергей Муравьевы-Апостолы — и родственники их: подполковник Александр Муравьев, прапорщик Никита Муравьев, а также поручик князь Сергей Трубецкой и подпоручик Иван Якушкин.

Все они — участники Отечественной войны 1812 года. За подвиги награждены лентами, медалями, орденами; средний возраст этих храбрецов — 21 год…

Позже Якушкин напишет: «В беседах наших обыкновенно разговор был о положении России. Тут разбирались главные язвы нашего отечества: закоснелость народа, крепостное состояние, жестокое обращение с солдатами, которых служба в течение 25 лет была каторга, повсеместное лихоимство, грабительство и, наконец, явное неуважение к человеку вообще».

Эти пламенные русские сыновья выбрали символическое название для своего тайного общества — «Союз спасения». Они создают тайный союз, где царит братство, где процветают добродетели, и первый великий гуманный жест будет подарком для народа: свобода! Падут оковы крепостничества!

Молодым мечтателям уже сейчас предстоит испытать горечь разочарования. Уже сейчас им предстоит борьба по «крестьянскому вопросу», который окажется столь сложным и глубоким, что приведет к пониманию неизбежной необходимости замахнуться на жизнь членов династии Романовых, необходимости восстания с оружием в руках, провозглашения конституции, республики… Необходимости ставить вопрос именно так…

Сейчас только 1816 год, и до событий, разыгравшихся 14 декабря 1825 года на Сенатской площади в Петербурге, еще целых девять лет. И не кто иной, а именно Лунин скажет на одной из встреч, что убить Александра I — дело совсем несложное, так как он обычно ездит по Царскосельской дороге без большой охраны. Для этого достаточно горстки храбрецов в масках, и задуманное дело можно вполне осуществить.

Русская история изобилует подобными примерами.

Насильственная смерть монархов была и считалась единственным способом одних царедворцев отнять власть у других, приобрести влияние и богатства у трона нового монарха. Так было всегда: смерть венценосца, и у трона появляются новые фавориты, им щедро, как из рога изобилия, раздают милости.

Но в данном случае речь идет не просто об устранении одного монарха, а самой системы самодержавия, ликвидации крепостного права, а в конечном счете и о лишении власти и богатства самих заговорщиков-дворян!

«Союз спасения» оказывается тайным обществом, целью которого является отнюдь не материальный интерес его членов. Это — союз «спасения России».

Группа аристократов в своих богатых домах обсуждает вопрос, как ограничить свое собственное благополучие!

Князь Федор Ростопчин, услышав, что князья и дворяне подняли восстание 14 декабря 1825 года, острил:

— У нас все делается наоборот. В 1789 году простолюдины во Франции захотели сравняться с дворянством и бунтовали. Это понятно. А у нас дворяне вышли на площадь, чтобы потерять свои привилегии. Здесь нет никакого смысла.

Но все это еще далеко. Далеки еще и восторг и презрение, насмешки, оковы. Сейчас Михаил Лунин на пути во Францию. И играет на органе в каменном мраке собора…

Франция. Париж. Русский аристократ Лунин, обладатель обширных имений, тысяч крепостных крестьян, признается: «Желал лишь небольшой комнаты, чтобы была кровать, стол и стул». Табака и свечей ему еще хватит на несколько месяцев.

Единственно, в чем он не мог себе отказать, — это в обществе умных людей. Лунин не мог жить без споров, философии, бесед. Этот отшельник позволяет себе только одно удовольствие — встречи с философами и политиками. Лунин беседовал с Сен-Симоном, посещал салон баронессы Лидии Роже, спорил с бывшим шефом французской полиции Сент-Олером, долго разговаривал на религиозные темы с петербургским своим знакомым — иезуитом Гривелем.

И вдруг получил письмо от сестры Екатерины с печальной вестью о смерти отца.

Лунин должен возвратиться в Россию. Его ждет богатое наследство и слава.

И вот последний, прощальный вечер у баронессы

Роже, последний разговор с Сен-Симоном. Француз тогда посетовал во всеуслышание:

— Опять один умный человек ускользает! Ведь через вас я бы установил связь с молодым народом, который еще не иссушен скептицизмом. Там есть прекрасная почва для создания нового учения. И еще, когда вернетесь к себе домой, вы немедля займетесь бессмысленным, бесполезным делом, где нет нужды ни в системе, ни в принципах, одним словом, вы непременно в ваши годы увлечетесь политикой…

Лунин не только интересен для французов — «загадочный русский человек». Он их привлекает оригинальностью суждений и споров, глубиной своих познаний. Он предельно откровенен. Как неотвратимая, но справедливая гильотина, слова его резко падают и на Ипполита Оже. Лунин осуждает своего приятеля с хладнокровной беспристрастностью стороннего человека.

— Я вас знаю лучше, чем вы сами себя знаете, — говорит он ему на прощание, — и вполне уверен, что из вас ничего не получится. Вы ничего не умеете делать, несмотря на то что имеете способности почти ко всему.

Карета и лакей из Петербурга уже ждут. Лунину предстоит долгий путь на родину, в Россию.

Пять часов стоят на Сенатской площади восставшие войска, отказываясь принести присягу в верности новому императору. В ответ на это по ним стреляют орудия Николая I. Снег обагрен кровью убитых и раненых.

В ту же ночь начались повальные аресты.

Следственный комитет, учрежденный 17 декабря 1825 года царем, работает дни и ночи. И здесь, по документам этого судилища, мы сталкиваемся с фактами, что восставшие, независимо от путаницы в их взглядах, их сомнений и колебаний, руководствовались единой великой целью — провозглашением республики.

Они не готовы были предстать и перед Следственным комитетом. Они готовы были только к одному: Восстать! Погибнуть!

Вскоре перед Следственным комитетом оказывается и Михаил Лунин — «аристократ Миша».

21 декабря, семь дней спустя после восстания декабристов, Лунин в Варшаве вместе со своей воинской частью принимает присягу на верность новому императору Николаю I. Он в чине подполковника, адъютант великого князя Константина, законного наследника русского престола, который отказался занять его.

Следственный комитет заинтересовался Луниным по показаниям князя Трубецкого. Немедленно в Варшаву отправляется копия его показаний. Цесаревич Константин читает требование арестовать и отправить в Петербург его адъютанта.

В канун нового, 1826 года Константин пишет своему брату Николаю I: «Перехожу к Лунину. Все замешанные либо его родственники, или старшие товарищи по школе, либо друзья детства… Я ему не покровительствую, еще менее хочу его оправдывать: факты и следствие докажут его виновность или невиновность… Что до него — он занят только своей службой и охотой».

Вскоре Константин опять садится за письмо Николаю I, в котором высказывает сомнения относительно показаний декабристов и ищет способ оправдать Лунина.

«Откровенно говоря, дорогой брат, эти показания или признания после событий весьма недостоверны и даны единственно для самооправдания, — пишет великий князь Константин, — и тем самым запутать дело, замешать в него различные имена и личности и вызвать к ним подозрения и сомнения».

На каждое письмо императора арестовать Лунина следует ответ великого князя: нужны к тому доказательства.

Может быть, в силу этих обстоятельств последним из всех был арестован Михаил Лунин…

Самое тяжелое обвинение против него было высказано Александром Поджио: «Матвей Муравьев-Апостол мне говорил, что Пестель имел предприятие исполнить сие злодеяние составлением из некоторых людей, наименовав сие „cohorte perdue“ („отряд обреченных“), хотел ее препоручить Лунину и с сим привести в действие цель Южного общества».

Эти показания имели исключительное значение для Следственного комитета. Члены его непрерывно стремились доказать, что главной целью декабристов было убийство царя. Мир и русский народ должны узнать, что эти «негодяи» с титулами стремились только к одному — цареубийству.

Нужно скрыть основное и главное в планах декабристов: уничтожение крепостного права, уничтожение самодержавия, военных поселений. Никто не должен узнать, что декабристы требуют свободы слова, свободы печати, создания справедливых судов, введения гражданских законов, перед которыми все будут равны.

«Отряд обреченных» — какой это козырь в руках Николая I! Великий князь Константин должен будет отступить.

В это время Чернышев адресует следующий вопрос Матвею Муравьеву-Апостолу:

— Подполковник Поджио в своих показаниях заявил, что слышал от вас, как Пестель, чтобы исполнить задуманное покушение, стремился образовать группу из нескольких человек, названную «Отрядом обреченных», и поручил это Лунину. Объясните, верно ли это показание Поджио?

Матвей Муравьев-Апостол пытается отвечать уклончиво и как-то спасти Лунина. Он заявляет:

— Когда Лунин был за границей, полковник Пестель, не спрашивая его согласия, действительно собирался образовать «Отряд обреченных» и дал ему поручение стать его начальником. Я сам слышал это от своего брата Сергея, тогда я находился в Полтаве. Брат мой всегда был против этого плана.

Матвей Муравьев-Апостол пытается защищать Лунина, защищает своего брата. Косвенно вина падает только на Пестеля.

Но для следствия этого недостаточно. Адъютант великого князя Константина продолжает оставаться на свободе. Он подолгу разговаривает с Константином, целыми днями пропадает на охоте в польских лесах. А имя его называют и другие лица.

Допрашивают Сергея Муравьева-Апостола. Чтобы сломить его сопротивление, говорят, что показания против Лунина дали брат его Матвей и Александр Поджио. На эти доводы Сергей Муравьев-Апостол ответил:

— На встрече в 1823 году Пестелем был поставлен вопрос: при утверждении «Русской правды» (то есть при вступлении ее в действие) как поступить со всей императорской фамилией? Были выслушаны различные мнения присутствующих. На этом совещании действительно было сказано Пестелем о средствах, с которыми можно осуществить это предприятие, через составление отряда из решительных людей под руководством одного человека. И он тогда поистине назвал Лунина. Но это не было окончательным решением, а лишь одним из предположений. Он назвал Лунина, так как тот известен своей исключительной решительностью.

Сергей Муравьев-Апостол не выдает Лунина. Он защищает, насколько это возможно, и Пестеля. И именно поэтому заявляет, что не было речи о каком-то решении, а лишь об одном из предположений. Он верит, что не могут осудить человека за одно лишь предположение!

Тогда обращаются к главному и самому упорному подследственному Пестелю.

Пестелю сообщают, что Поджио утверждал, как он пересчитывал по пальцам членов царской фамилии. Он считал тех, которых обязательно следовало убить, и пальцев его не хватило. Пестель насчитал тринадцать человек.

Пестель вынужден отвечать. Он, руководитель Тайного общества, член Директории, человек, который посвятил себя обществу. Он должен отвечать на разоблачительные показания своих собратьев по цели и борьбе. Он защищает не только себя, но и позиции Тайного общества. Он пишет, что по именам считал членов фамилии Романовых не для того, чтобы их погубить, а определить их судьбу в случае установления республики. Но без всех тех театральных жестов, о которых вспоминает Поджио.

— Напрасна старается с таким красноречием представить меня в таком жестоком виде, — заявляет Пестель.

Ему задают очередной вопрос, который должен решить судьбу Лунина.

— Подполковники Сергей и Матвей Муравьевы, Поджио и Бестужев-Рюмин дали показания, что вы, дабы исполнить преступное свое намерение, означенное в предыдущем пункте, предлагали образовать из нескольких храбрых людей группу, названную «Отрядом обреченных», под руководством Лунина, известного своей решительностью.

В ответ на это Пестель заявляете

— Я с Поджио никогда про Лунина не говорил и сего намерения в отношении к Лунину не имея и не мог иметь, ибо одно уже местопребывание Лунина делало сие невозможным. К тому же не имел я с самого 1820 года никакого известия о Лунине.

Кажется, Лунину идет спасение!

Но, увы, Пестель не останавливается на этом. Неожиданно он уточняет, что в самом начале образования Общества Лунин «в 1816 или 1817 году предлагал партиею в масках на лице совершить цареубийство на Царскосельской дороге, когда время придет к действию приступить».

Среди членов Следственного комитета эти слова вызывают оживление. Теперь в Варшаву направляют письменные вопросы Следственного комитета, на которые должен ответить Лунин.

Стало окончательно ясно, что круг вокруг него замкнулся. Великий князь Константин советовал ему покаяться, заявить, что в заговор Тайного общества его вовлекли другие.

Чтобы составить правильное представление о поведении Михаила Лунина в тот момент, приведем его ответы на поставленные ему вопросы.

«Вопрос: Комитет, имея утвердительные и многие показания о принадлежности вашей к числу членов Тайного общества и действиях ваших в духе оного, требует откровенного и сколь возможно обстоятельного показания вашего в следующем: когда, где и кем вы были приняты в число членов Тайного общества и какие причины побудили вас вступить в оное?

Ответ: Я никем не был принят в число членов Тайного общества, но сам присоединился к оному, пользуясь общим ко мне доверием членов, тогда в малом числе состоящих. Образование общества, предположенные им цели и средства к достижению оных не заключали в себе, по моему мнению, зловредных начал. Я был обольщен мыслию, что сие тайное политическое общество ограничит свои действия нравственным влиянием на умы и принесет пользу постепенным приуготовлением народа к принятию законно-свободных учреждений, дарованных щедротами покойного императора Александра 1-го… Вот причины, побудившие меня по возвращении моем из чужих краев присоединиться к Тайному обществу в Москве в 1817 году.

Вопрос: Когда, где и кем начально основано было сие общество и под каким названием?

Ответ: Тайное общество, известное впоследствии под наименованием «Союза благоденствия», основано в Москве в 1816 году. Основателей же оного я не могу назвать, ибо это против моей совести и правил.

Вопрос: Кто, когда и для какого общества писал уставы и в каком духе; изъяснить главные черты оных.

Ответ: Уставы Тайного общества писаны вообще в законно-свободном духе. Стремление к общему благу, правота намерений и чистая нравственность составляют главные черты оных. Когда сии уставы писаны — с точностью не упомню; в составлении же оных участвовали все члены.

Вопрос: Кто были председателями, блюстителями и членами Коренной думы?

Ответ: Я постановил себе неизменным правилом никого не называть по имени.

Вопрос: Кто из членов наиболее стремился к распространению и утверждению мнений общества советами, сочинениями и личным влиянием на других?

Ответ: Все члены общества равно соревновали в стремлении к сей цели.

Вопрос: С кем из членов общества были в сношениях?..

Ответ: Объяснение моих личных сношений, с кем именно — представить не могу, дабы не называть по имени.

Вопрос: В чем состояло ваше совещание с Пестелем в 1820 или 1821 году?.. Читал ли вам Пестель им приготовленную конституцию «Русская правда»?»

И следует невероятный ответ! Лунин дорожит дружбой с Пестелем и даже высказывает похвальные слова «Русской правде».

«Находясь всегда в дружеских сношениях с Пестелем, я в 1821 году, на возвратном пути из Одессы, заехал к нему в Тульчин и пробыл там три дня. Политических совещаний между нами не происходило… Давность времени препятствует мне упомнить о предмете отрывков, читанных мне Пестелем из его „Русской правды“. Но я помню, что мнение мое при чтении сих отрывков было одобрительное, и помню, что они точно заслуживали сие мнение по их достоинству и пользе, по правоте цели и по глубокомыслию рассуждения».

Ясные и разумные ответы Михаила Лунина определяют его твердую позицию революционера, оказавшегося в руках врага, определяют его непреклонную веру в необходимость революционных преобразований в России.

10 апреля 1826 года в сопровождении фельдъегеря и двух казаков Лунин отправлен в Петербург. Великий князь Константин считал, что сделал все возможное для своего адъютанта: предложил ему деньги и быструю карету, которая его доставит в Париж.

Но… Лунин отказался. Он заявил великому князю:

— Я разделял идеи своих товарищей. Сейчас и участь их разделю.

В Петербурге продолжается следствие. Долгие часы допросов, нелепых вымыслов. Все вопросы сводятся к единственной теме — замыслам цареубийства. Многие очные ставки, педантичное выяснение мнений, обстоятельств, показаний…

Начались пасхальные празднества. Над городом мелодичный звон колоколов. Следственный комитет продолжает свою работу. Он готовится к расправе и с Михаилом Луниным. Снова и снова допрашивают Александра Поджио. Каждый раз его спрашивают:

— Комитету известно, что вы, находясь в гвардии в 1821 году, состояли в знакомстве с членами «Союза благоденствия» Шиповым и Луниным.

Объясните откровенно, в чем именно заключались ваши связи с этими лицами и особенно каким образом и при каких обстоятельствах познакомились с Луниным? Что говорил он вам о целях общества, в котором состоял членом, о средствах, с которыми предполагалось достигнуть этих целей? Предлагал ли Лунин совершить покушение на жизнь ныне уже покойного государя — в виде рекомендации или в виде окончательного решения общества? Или просто как собственное предложение?

Поджио отвечает, что Шипов и Лунин приняли его в члены общества. И далее:

— Не помню, то ли в присутствии Шипова или без него говорили о целях и средствах общества, но он мне говорил о покушении на жизнь покойного государя, и с этим я был согласен. С того времени, то есть с 1821 года, я не видел и ничего не слышал о Лунине. Знал, что связи с обществом он не имел, поэтому ничего о нем и не слышал.

Чернышев доволен. В его руках важное показание: Лунин вербовал новых членов общества — это нечто такое, что до сих пор не было известно; не только в 1816 году, но и пять лет спустя, в 1821 году, Лунин продолжал подготавливать убийство царя.

После Поджио в комнату вводят Лунина.

Чернышев разглядывает своего бывшего знакомого. Оба офицера одного и того же полка — Кавалергардского. И оба высокие, сильные, храбрые. И оба умные и ироничные. Но сходство судеб завершается на этом.

Через три месяца Лунин пойдет по этапу в Сибирь, закованным в кандалы, будет там каторжником в рудниках. Через десять лет его освободят от каторжных работ и отправят на поселение в далекое сибирское захолустье. Через пятнадцать лет по велению царя ему вынесут новый приговор — акатуйская тюрьма, где спустя пять лет он найдет свою смерть.

Через четыре месяца после расправы с декабристами Чернышев будет удостоен графского титула. Еще через год станет военным министром. Через пятнадцать лет — князем, через двадцать три года — светлейшим князем. Через тридцать лет бездарный генерал потерпит поражение в одном из сражений в Крымской войне (1853—1856). Через тридцать один год он подаст в отставку и умрет.

Две судьбы, два жизненных пути людей, которые встретились на этом допросе.

В комнате царит напряжение. В протоколе не значатся заданные вопросы. Записаны только ответы Лунина.

Сначала повторяются старые, отправленные еще в Варшаву вопросы, на которые Лунин ответил ранее; на этот раз его ответы еще более остры и убедительны. Чиновник записывает. Чернышев спокойно слушает своего бывшего знакомого.

Но вдруг Чернышев решает действовать открыто. Он говорит Лунину, что его родственники Никита Муравьев и Сергей Муравьев-Апостол, а также близкий его друг Пестель дали показания, что он, Лунин, лично задумал убийство царя «партией в масках» на Царкосельской дороге.

Лунин молчит. Взоры всех устремлены на него. Наверное, это была одна из труднейших минут в его жизни.

Отрицать показания друзей и товарищей по судьбе бессмысленно. Они прямо направлены против него! Признать же — значит: самому подписать себе смертный приговор. И Лунин спокойно заявляет:

— Намерение совершить покушение на в безе почившего государя-императора я не имел. В разговоре, когда одно предложение отвергалось за счет другого, возможно, я и упоминал о какой-то партии в масках на Царкосельской дороге. Но полковнику Пестелю к капитану Никите Муравьеву я никогда не делал такого предложения»

Чернышев идет дальше. Он напоминает о показаниях Поджио. Для Лунина теперь предельно ясно — и теми, и другими показаниями преследуется одна цель: обвинить его в намерении убить царя. Он вновь вынужден защищаться.

— О покушении же на жизнь покойного государя, — говорит Лунин, — ему, Подокно, мог не иначе говорить, как в разговоре о мнении некоторых членов общества.

Чернышев встал. Допрос окончен. Лунин оказался более сильным, чем тот предполагал.

Лунина вызывают на допрос во второй раз. Результат тот же. 3 мая 1826 года он посылает письменные ответы на поставленные ему вопросы. Для Чернышева все это равно победе. Он отправляет показания Лунина Николаю» I. Но для царя важны не столько сами показания» а факт, что Лунин в конце концов признал, проговорился о «нартшг в масках». Но уже 27 апреля Николай I пишет Константину в Варшаву: «Вы должны уже знать, что Лунин наконец заговорил, хотя раньше отрицал все, и, между прочим, признался, что перед своим, овъездом отсюда предлагал убить императора по дороге в Царское Село, употреби» для этого замаскированных лиц!»

На это письмо великий князь Константин ответил: «Я опомниться не могу от ужаса пред поведением Лунина. Никогда, никогда я не считал его способным на подобную жестокость, его, наделенного недюжинным умом, обладающего всемт чтобы сделаться выдающимся человеком! Очень обидно, мне жаль, что оказался столь дурного поведения. Вообще мы живем в век, когда нельзя ничему удивляться….»

Лунин изолирован ото всего. Его поглотили долгие и монотонные дни и ночи в Петронавловской крепости. Это время раздумий, переосмысления и переоценки всего — жизни, убеждений, друзей. Горькие, тяжелые месяцы одиночества. Он ничего не знает о многих своих друзьях. Некоторые из них также, не знают, что он. арестован и заточен в Петропавловскую крепость. И только позже, в Сибири, он узнает правду. И напишет: «Некоторых из заключенных содержали в цепях, в темноте, томили голодом; других смущали священники» имевшие поручение выведать тайны на исповеди и обнаружить; иных расстроили слезами обманутых семейств; почти всех обольстили коварным обещанием всепрощения.

Одна же из основных причин нравственной капитуляции некоторых из декабристов — отчаяние. Все схвачены! Великое дело погибло! Тайное общество разгромлено. Его прекрасные, умные и гордые основатели в руках царя. Наступил конец…»

Вспомним, «первый декабрист» В. Раевский арестован еще в 1822 году и многие годы молчал. Но он знал, что там, за стенами крепости, сохранено и продолжает свою деятельность Тайное общество.

Схваченные декабристы теряют веру, утрачивают какую бы то ни было надежду на будущее. У них нет опыта революционной борьбы, отсутствуют революционные традиции. Этим дворянам, аристократам не только в прямом смысле этого слова, но и аристократам чести, аристократам слова, психологически трудно не верить обещаниям царя, преодолеть иллюзии, связанные с его «честным словом». Какое-то восторженное, даже наивное ослепление видится в показаниях многих из них. (Ми верят, что искренность и любовь к отечеству тронут царя. И он с пониманием отнесется к их великому делу.

Политическая наивность и подлинное благородство этих молодых людей будут стоить им в конечном счете виселицы и каторги в Сибири. Все они в расцвете своей молодости — средний возраст осужденных на каторгу и в далекую ссылку 27 лет. Молоды и их руководители. Так, например, поэт Одоевский отправился в Сибирь в возрасте 24 лет. Среди них 38-летний Михаил Лунин — чуть ли не человек из другого поколения; в своей среде декабристы называли его «стариком». Именно молодость нередко делает их хрупкими и неуверенными, иногда слабыми.

Читая страницы записок Михаила Лунина, мы встречаем описание такого случая: «В одну ночь я не мог заснуть от тяжелого воздуха в каземате, от насекомых и удушливой копоти ночника: внезапно слух мой поражен был голосом, говорившим следующие стихи:

Задумчив, одинокий,

Я по земле пройду, не знаемый никем

Лишь пред концом моим,

Внезапно озаренный,

Познает мир, кого лишился он.

— Кто сочинил эти стихи? — спросил другой голос.

— Сергей Муравьев-Апостол».

Сергей Муравьев-Апостол был соседом Лунина по камере. В то время как другие спали, а стражники дремали, Сергей говорил высоким голосом и успокаивал молодого Михаила Бестужева-Рюмина, который впал в душевную депрессию. Лунин был молчаливым слушателем монологов Сергея Муравьева-Апостола, он бессилен помочь своему брату по борьбе, от которого его отделяет влажная каменная стена.

Декабрист Николай Цебриков вспоминал, что Сергей Муравьев-Апостол со стоицизмом древнего римлянина уговаривал Бестужева-Рюмина не предаваться отчаянию и встретить смерть с твердостью, не унижая себя перед толпой, которая будет его окружать, встретить смерть как мученику за правое дело России, истерзанной деспотизмом, и до последней минуты думать о справедливом приговоре потомков.

Михаил Бестужев-Рюмин взошел на эшафот со слезами на глазах. Даже там, под виселицей, он склонился головой на плечо Сергея Муравьева-Апостола и искал поддержки и утешения от своего старшего и более опытного товарища.

Пройдут годы. Придут новые поколения революционеров, которые поймут дворянскую ограниченность декабристов, отметят искрящуюся их молодость и политическую неопытность. И все эти их недостатки и слабости будут хорошим уроком для будущих революционных движений в России.

Сведения о содержании Михаила Лунина в Петропавловской крепости находим и в записках декабриста А. С. Гангеблова.

«В камерах по этому коридору, — пишет он, — находились Ентальцев, Анненков, а напротив них — Лунин. В разговорах Лунина и Анненкова я затруднялся принимать участие, так как все их беседы велись на недоступном мне французском языке. Чаще же всего они касались тем из области нравственной и религиозной философии. Анненков был другом человечества, с прекрасными качествами, материалист и атеист. Лунин, напротив, был истым христианином… Когда разговор прекращался, они коротали время за игрой в шахматы. Один и другой расчертили свои столы квадратиками, вылепили из ржаного хлеба (после вынесения приговора был только черный хлеб) фигурки и, громко переговариваясь друг с другом, играли по одной или больше партий в день. Чаще побеждал Лунин».

21 октября 1826 года Лунина отправили в Свеаборгскую крепость (Финляндия), где он находился до его отправления в Сибирь.

Вот что пишет о его заключении в этой крепости княгиня Мария Волконская: «Генерал-губернатор Закревский, посетив тюрьму по служебной обязанности, спросил его: „Есть ли у вас все необходимое?“ Тюрьма была ужасная: дождь протекал сквозь потолок, так плоха была крыша. Лунин ответил ему, улыбаясь: „Я вполне доволен всем, мне недостает только зонтика“.

Сестра Лунина Екатерина Уварова непрерывно посылает брату книги Шиллера, Шекспира, Байрона, Вальтера Скотта, Пушкина. Они доходят, однако, только до генерал-губернатора, который считал, что Лунину нужно лишь… Евангелие.

Без книг, без общений, среди грязи, при страшном голоде — так проходит жизнь Лунина в заточении. Целых двадцать месяцев в Свеаборгской и Выборгской крепостях. Об этом времени данные весьма скудные. В архивах сохранилось лишь несколько записок, в которых начальство запрещало передавать письма и книги «государственному преступнику Лунину».

А как тогда объяснить, что Лунин говорил нечто совсем другое декабристу Свистунову. «Пребывание в Выборге он считал самым счастливым временем своей жизни», — писал Свистунов в своих воспоминаниях. Нечто подобное позже утверждала и Мария Волконская.

Лунин был всегда, даже для своих близких, необыкновенным человеком. То, что обычно ломало одних, для него было не истязанием, а источником силы. Спустя годы он напишет крылатые слова: «Душевный мир, которого никто не может отнять, последовал за мной на эшафот, в темницу и ссылку».

Исследователи, историки и литераторы уже более века изучают документы, письма и заметки Лунина. В архивах содержится множество заявлений, просьб, объяснений от декабристов и их семей, но Лунин не заявляет никаких просьб. Декабристы просят перевести их в другой край, упоминают своих детей. Они ведут длительные и нескончаемые переписки, воюют за каждую уступку, добиваются своих прав, настаивают на них.

Лунин «не разговаривает» с представителями официальной власти. Он не ищет и не требует никаких послаблений. Только годы подряд его сестра Екатерина Уварова пишет ему каждую неделю, посылает большие денежные суммы. Отправляет ему даже карету и… слугу. От слуги Лунин отказывается, и Мария Волконская нанимает его для своей семьи.

По этому поводу Лунин писал: «Дорогая и уважаемая сестра, я получил твое письмо № 351 от 24 января 1836 года, 2178 рублей 66 копеек денег и сообщение о новых хлопотах по поводу моего поселения… Деньги для меня бесполезны, потому что мои потребности ограниченны, место поселения для меня безразлично, потому что с божией помощью человеку одинаково хорошо везде. Будьте спокойны относительно меня и особенно не хлопочите больше».

Эти его слова вызывают чувства уважения и любви у сестры, которая в одном из следующих писем напишет: «Сколько величия и божественного милосердия скрыто в твоем поучительном поведении. Великий боже! Какими мелкими выглядим мы здесь, когда позволяем себе плакаться, не удовольствуемся от упадка духа, когда ты выдерживаешь свою участь с мужеством».

Николаю I принадлежат надменные слова: «Сомневаюсь, что кто-то из моих подданных осмелился бы действовать не в указанном мной направлении, после того как сообщена моя точная воля».

Но один его подданный, рожденный под небом России, полностью игнорирует эту волю и это направление. Во все дни своего заточения Лунин продолжал хранить верность идеалам декабристов. В письмах к сестре в Петербург он комментирует законы страны, анализирует деятельность и поведение официальных лиц и генералов, снова возвращается к работе Следственной комиссии и результатам восстания, высмеивает царедворцев. В одном из таких писем читаем: «Так как я был особенно близок с теперешним министром, то прошу прислать мне перечень его действий, а также Журнал министерства, когда он станет выходить, для того чтобы я мог следить за общим ходом дел».

Свои письма из Сибири, написанные на изысканном французском языке, Лунин превращал в политические памфлеты, направленные против устоев самодержавия.

Глубоко уверенный в правоте своих идей, он писал: «Из вздохов узников рождаются бури, которые разрушат дворцы».

Вот что пишет о прекрасных качествах Михаила Лунина декабрист П. Свистунов: «Характер Лунина имел привлекательную индивидуальность. Это был загадочный характер, весь сложенный из противоречий. Он одарен был редкими качествами ума и сердца. Бесстрашие — это слово, которое только одно могло всецело выразить это свойство души его, которым он был награжден природой».

Свистунов пишет о душевной доброте Лунина, о его очаровательной веселости, о его остроумии и добавляет: «Он считал, что наше подлинное житейское поприще начинается с прибытием нашим в Сибирь, где мы призваны словом и делом служить идее, которой себя посвятили».

Говоря о Михаиле Лунине, нельзя не сказать хотя бы кратко о его дневнике. Записки Лунина из Сибири очень далеки от ежедневных, обычных подробностей о быге, так характерных для дневников многих людей. Его дневник заполнен рассуждениями, философскими и литературными этюдами, анализом литературных течений, обзором стихов, трактатов по музыке… Все это — блестящее доказательство его обширных познаний по литературе, истории, музыке, теологии.