Скроен не по простой мерке

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Скроен не по простой мерке

Декабристами были самые достойные русские дворяне-аристократы. Среди них мы видим и восторженных юношей, и видных мыслителей, незаурядных военных, экономистов, философов. Среди них был и Михаил Орлов — один из разносторонне одаренных людей. Этот видный военачальник в 1814 году принимал и подписывал акт о капитуляции Парижа. Из-под его пера вышли серьезные труды по политической экономии, по теории финансов. В то же время он был философом и литературным критиком. Дружбой с ним гордились Пушкин и Чаадаев, Герцен и Жуковский, Вяземский и другие выдающиеся люди того времени.

Еще за три года до восстания декабристов, в 1822 году, Михаил Орлов попал в опалу. Александр I отнял у него дивизию, когда был арестован и предан суду служивший в ней В. Ф. Раевский. Только стойкость Раевского не позволила следствию собрать улики против Орлова и привлечь его к суду.

Фамилия Орловых стала известна в России с 1762 года, когда гвардейский офицер Григорий Орлов и его братья Алексей и Федор возглавили дворцовый заговор против императора Петра III. С их помощью на престол вступила Екатерина II.

В благодарность царица одарила их поместьями с крепостными крестьянами. Отец Михаила Орлова, граф Федор Орлов, генерал-аншеф, владел 30 тысячами крепостных, несметными богатствами и обширными землями.

Михаил Федорович Орлов родился в 1788 году. Как тогда было принято, высшая петербургская знать посылала своих сыновей в пансион аббата Николя. Там учился и Михаил. Он подружился с князем Сергеем Волконским, с А. Баратынским, В. Давыдовым — будущими декабристами. Через пять лет стал юнкером, а в 1805 году вступил в кавалерийский полк.

Во время наполеоновских войн М. Орлов выполнял самые сложные и ответственные дипломатические миссии, Поздно ночью 12 (24) июня 1812 года в Вильно, где находился император Александр I, стало известно, что Наполеон вторгся в Россию. Александр I, прочитав об этом сообщение, приказал своему адъютанту генералу А. Балашову и поручику Михаилу Орлову встретиться с Наполеоном, чтобы предотвратить военный конфликт. Михаил Орлов участвовал в переговорах с маршалом Бертье, с адъютантом Наполеона Жирарденом.

4 августа началась осада Смоленска. Три дня Орлов находился в этом большом сражении. 7 августа тяжелораненый командир корпуса П. Тучков попал в плен к французам. Барклай-де-Толли вызвал к себе Михаила Орлова и приказал немедленно отправиться к французам и узнать о судьбе русского генерала.

Сам Наполеон лично принимал Михаила Орлова. Французский император стремился к генеральному сражению с русской армией, ибо только победа в таком сражении должна была открыть путь к переговорам. Переговорам на французских условиях мира. Наполеон настойчиво требовал, чтобы молодой русский офицер все это передал своему императору.

В мемуарах А. Коленкура, одного из приближенных Наполеона, приведен ответ Орлова. Он сказал Наполеону, что предложение о мире он передаст, но что он, Орлов, не верит в возможность мира до тех пор, пока французы находятся в России.

Новый главнокомандующий русской армией Михаил Кутузов сразу же обратил внимание на толкового офицера. Еще до сражения при Бородине он назначил его начальником штаба отряда генерала Дорохова. Бородино стало величайшим испытанием русского бесстрашия. «М. Орлов, — свидетельствует Н. Муравьев, — отличился именно своим бесстрашием в том сражении». Отряд Дорохова прикрывал отход русских войск. И Орлову был дан приказ: овладеть городом Верея и разрушить неприятельские укрепления. После сражения он лично Кутузовым был представлен к награде. В приказе Кутузова говорилось: «В награду за Вашу ревностную службу и отличие, проявленные при сражении против французских войск в 1812 году, при взятии Верейских укреплений и овладение городом Вереей, где Вы, отличными действиями и искусством, в день штурма находились в самых опасных местах и помогли успеху дела, милостивейше решили наградить кавалерством ордена Святой Георгий».

Последовал еще ряд значительных боевых действий, в которых проявился ум и бесстрашие М. Орлова. Кутузов докладывал о нем императору Александру I. И 28 ноября 1812 года император принял Орлова в Петербурге.

После возвращения в войска Орлов познакомился с одним официальным документом французского командования — известным «бюллетенем 29», изданным по приказу Наполеона. Там разъяснялось, что поражение французской армии в России — результат «сверхъестественных» обстоятельств — мороза!

По приказу Кутузова М. Орлов написал «Размышления русского воина о бюллетене 29»; французская лживая версия о войне была осмеяна. Орлов подчеркивал, что гибель наполеоновской армии началась намного раньше наступления холодов, еще при Бородине, Малом Ярославце, Красном. «Размышления» написаны с полемической страстью, грустной иронией, переходящей в атакующий сарказм. В то же время в них нет дешевых приемов и шаблона. Орлов подчеркивал военные достоинства неприятеля, но вместе с тем отмечал, что вражеская армия встретилась с героизмом русского солдата, с организованными, обученными и дисциплинированными войсковыми частями.

На протяжении всей войны Михаил Орлов находился на передовых позициях. За героический подвиг у Дрездена он был произведен в чин полковника. В докладе императору Кутузов сообщал, что взятию города способствовало «быстрое продвижение через Эльбу флигель-адъютанта Орлова». После битвы за город Мерзебург Орлов был награжден орденом Святой Анны.

18 марта французы предложили переговоры о мире. Александр I направил для встречи с маршалом Мармоном двух парламентариев — графа Нессельроде и Михаила Орлова. Орлову поручалось подписать акт о капитуляции Парижа.

Мармон выслушал русские условия капитуляции и отказался их принять. Нессельроде решил вернуться в штаб за новыми инструкциями. М. Орлов предложил себя в качестве заложника и заверил, что атаки на Париж будут прекращены до возвращения его в русский штаб. Мармон пригласил Орлова в Париж в качестве личного гостя.

В своем салоне, заполненном знаменитыми людьми, политиками и военными, Мармон представил необычного гостя — личного посланца русского царя! Талейран сумел незаметно приблизиться к Орлову и шепнуть ему, что испытывает глубочайшее уважение к русскому императору. Орлов понимал, что Талейран готов на новое, очередное предательство[16]…

В два часа ночи доставлены были новые русские условия, и именно там, в салоне Мармона, М. Орлов подписал акт о капитуляции.

25 марта Наполеон в Фонтенбло отрекся от престола.

Был составлен знаменитый «Трактат Фонтенбло», который определял судьбу Наполеона и его семьи. М. Орлов вместе с Коленкуром определяют количество личной охраны, составляют список лиц, которые будут сопровождать Наполеона на Эльбу.

За военные и дипломатические заслуги 2 апреля 1814 года Михаил Орлов произведен в генерал-майоры. Ему было 26 лет.

Передо мной лежит небольшая коллекция портретов и миниатюр с изображением М. Орлова. Boт один из них, работы А. Ризенера: молодой генерал в парадной военной форме при всех орденах и медалях. Он настолько молод, что даже пушистые светлые бакенбарды и русые усы не могут никого ввести в заблуждение. Поражает и привлекает его большой, выпуклый лоб. Не замечаешь золотой бахромы эполет, сияния ленты, многочисленных орденов на мундире.

Возвращение М. Орлова в Россию явилось не только его личным триумфом. Молодого генерала волновала судьба Отечества. В своих воспоминаниях Ф. Вигель писал: «Михаилу, отличавшемуся добротой и благородством, весьма мелким казалось личное благополучие; он непрерывно думал о счастии своих соотечественников. В демократической стране он наверняка бы одинаково блистал и на трибуне, и в сражениях».

М. Орлов глубоко задумывался над вопросом, каким путем вывести Россию из тупика, из отсталости. Это был период его сложных идейных исканий, и он критически оценивал революционный путь человечества в прошлом. Дворянство, высшая аристократия, к которой он принадлежал, привили ему чувства страха и ужаса перед стихией Пугачевского восстания; он все еще верил в своего молодого императора. Готов был ему содействовать в проведении новых реформ.

Но в то же время он избрал и «свой» путь: решил создать тайное патриотическое общество.

«Я первый задумал план создания в России тайного общества. Это было в 1814 году», — писал он в своих показаниях. Это первое тайное общество называлось «Орденом русских рыцарей». В него входили граф Дмитриев-Мамонов, видный патриот, пожертвовавший огромные личные богатства и деньги на войну против Наполеона, участник и герой битвы у Малого Ярославца и в Тарутинском сражении. Поэт-партизан Денис Давыдов участвовал в разработке устава общества.

В 1815 году Михаил Орлов пытался уговорить Александра I освободить крестьян. Он просил князя И. Васильчикова, графа М. Воронцова и Д. Блудова подписаться под его обращением к императору. Но этот документ был похоронен среди бумаг царского кабинета. М. Орлов не получил даже ответа.

Дмитриев-Мамонов и М. Орлов поняли, что от самодержавия нельзя ждать милости для народа. И оба пересматривают свои прежние позиции об ограниченной монархии. Они приходят к убеждению, что уничтожить мирным путем самодержавие невозможно. Происшедшие тогда события в Испании, где король Фердинанд VIII, вернувшись из эмиграции, жестоко расправился с кортесами, принуждают Дмитриева-Мамонова написать, что это плачевный пример для тех, кто щадит тиранов. Поступать так — значит ковать для самого себя оковы тяжелее тех, которые хочешь сбросить. «И что же стало с кортесами? — писал далее Дмитриев-Мамонов. — Разгромленные, осужденные на смерть и заточение, и кем же? — животным, которому сохранили жизнь».

Дмитриев-Мамонов ратовал за переворот, насильственное свержение и уничтожение самодержавия. По его мнению, такой переворот, подготовленный тайным обществом, будет подобен молчавшему тысячелетия вулкану, взрыв которого «в один миг изменит лицо земли».

М. Орлов и Дмитриев-Мамонов — только часть общего «клокотания умов», массового идейного порыва и поиска путей среди молодой мыслящей России в послевоенный период. О политике, о реформах, преобразованиях говорили повсюду, даже в театрах, салонах и на балах.

Неизвестный современник записал в своем дневнике: «Бывая в обществе в столице, можно заметить, как велико разногласие среди высшего класса. Одни, которых можно назвать „правоверными“, — приверженцы древних обычаев, деспотического управления и фанатизма, а другие — еретики, сторонники чужестранных нравов и пионеры либеральных идей. Эти две партии всегда находятся в своего рода войне: кажется, что наблюдаешь дух мрака в схватке с гением света».

М. Орлов дружит с Луниным, с Ф. Гагариным, Александром Муравьевым, с Трубецким. Все они члены тайного общества «Союз спасения». В феврале 1817 года М. Орлов предлагает А. Муравьеву стать членом «Ордена русских рыцарей». Муравьев же со своей стороны уговаривает Орлова стать членом «Союза спасения»! Оба тогда приходят к убеждению, что их тайные организации имеют общую цель и должны помогать одна другой. Но с течением времени «Орден русских рыцарей» как аристократически-кастовое общество изживает себя. М. Орлов понимает, что будущее принадлежит более демократической, широкой и массовой организации — тайному обществу «Союз спасения».

Он окунулся в политическую и литературную деятельность. Стал членом общества «Арзамас» — литературного течения с четкой идеологической программой, яростного противника общества «Беседа любителей русского слова». М. Орлов особенно интересуется прошлым своей родины.

В 1818 году вышли из печати восемь томов монументального труда историка Н. Карамзина — «История государства Российского». Она написана блестящим русским языком, основана на новых источниках, богатых архивных материалах. Но его «История» игнорировала основную движущую силу — народ. Она утверждала идею необходимости самовластья, беспрекословного подчинения императору. Против этого резко и аргументированно выступил Н. Муравьев. Молодой же Пушкин написал две острые эпиграммы. Он иронизировал над основной идеей Карамзина — воспеванием «необходимости самовластья и прелести кнута».

М. Орлов, анализируя «Историю России», подобно другим передовым людям, оспаривает позиции Карамзина. Он заявляет, что его воображение, пылающее священной любовью к Отечеству, ищет в истории России, написанной русским гражданином, не просто триумфа, не словесности, а законченный памятник славы и благородного происхождения. М. Орлов считал, что славяне сыграли огромную роль в разрушении Римской империи и что именно с этого следует начинать историю нового времени. Он возражает, что якобы Рюрик дал Древней Руси основы государственности. М. Орлов твердо убежден, что государственное объединение славян — это результат сложных внутренних процессов. Он утверждает, что еще до появления викингов общественное и государственное развитие Древней Руси было настолько высоким, что именно из той эпохи идет позднейшее величие России. «Как могло так случиться, — писал М. Орлов, — что Россия существовала до Рюрика без каких-либо политических связей, сразу же стала единой и той же ступени величия, восторжествовала над междоусобицей князей». Орлов не верит, что это было какое-то «историческое чудо», как утверждал Карамзин. Он считал, что начало русской истории восходит к древнему народному правлению — до Рюрика. М. Орлов оспаривал основной тезис Карамзина об «исконности» и «незыблемости» самодержавия на Руси.

Император назначил Михаила Орлова начальником штаба 4-го пехотного корпуса, которым командовал выдающийся герой Отечественной войны генерал Н. Раевский, отец будущей декабристки Марии Николаевны Волконской. М. Орлов должен был покинуть Петербург и отправиться в Киев. Он считал это проявлением немилости. Император удалял беспокойного генерала, державшегося весьма независимо и дерзнувшего в частном письме предложить ему освобождение крестьян.

Отделение «Библейского общества» в Киеве, занимавшееся распространением мистицизма и библии, сразу же избрало… генерала М. Орлова своим вице-президентом. Орлов решил использовать это общество, реакционное по существу, в своих политических целях.

В отделении общества он выступил с речью, которая потрясла всех. М. Орлов яростно заклеймил мракобесов, политических староверов — любителей не древности, но старины, не добродетелей, но только обычаев отцов наших, хулителей всех новых изобретений, врагов света и стражей тьмы. «Они суть настоящие отрасли варварства средних веков… Наконец, история наша полна их покушений против возрождения России. Они были личными неприятелями великого нашего преобразователя, они неоднократно покушались на жизнь его и бунтовали стрельцов в Москве, как бунтуют янычары в Царьграде… преследовали всех благомыслящих людей, и теперь еще, когда луч просвещения начинает озарять Отечество наше, они употребляют все усилия, чтобы обратить его к прежнему невежеству и оградить непроницаемой стеной от набегов наук и художеств», — заявил М. Орлов перед смущенными слушателями. С таким же негодованием он саркастически клеймил помещиков, владевших крепостными крестьянами.

«Сии политические староверы, — говорил он, — руководствуются самыми странными правилами: они думают, что вселенная создана для них одних, что они составляют особенный род, избранный… для угнетения других, что люди разделяются на две части: одна — назначенная для рабского челобития, другая — для гордого умствования в начальстве. В сем уверении, — восклицал М. Орлов, — они стяжают для себя все дары небесные, все сокровища земные, все превосходство и нравственное, и естественное, а народу предоставляют умышленно одни труды и терпение. Наконец, — заключал он, — эти люди являются создателями деспотической системы управления, которая душит все новое».

Эта речь была настолько смелой, представлялась таким открытым нападением на правительство и реакцию, что… никто не отважился вступить в спор. Ее только отказались напечатать.

Вся прогрессивная Россия дала высокую оценку этой речи. Поэт П. Вяземский заметил: «Орлов скроен не по простой мерке, я в восхищении от этой речи». А. Тургенев писал в связи с этим событием: «Самое прекрасное у Орлова — это страсть к благу Отечества. Она сохраняет его благородную и возвышенную душу».

Вскоре М. Орлов получил новое назначение — командира 16-й пехотной дивизии в Молдавии. В связи с этим он писал своему другу Александру Николаевичу Раевскому — брату его жены Екатерины: «Наконец назначен дивизионным командиром. Прощаюсь с мирным Киевом, с городом, который сначала считал местом моего политического изгнания и с которым теперь не без грусти расстаюсь. Отправляюсь на новое свое поприще, где уже буду самостоятельным начальником».

«Самостоятельный начальник» открывает невиданную до того страницу. Он защищает солдат. В Кишиневе прочитали его приказ, в котором говорилось, что если солдаты бегут из армии, то не беглецы виноваты, а их начальники. Новый генерал объявил: «Я обязуюсь перед всеми честным моим словом, что предам их военному суду, какого бы звания и чина они ни были. Все прежние их заслуги падут перед сею непростительною виною, ибо нет заслуг, которые могли бы в таком случае отвратить от преступного начальника тяжкого наказания». В том же приказе генерал М. Орлов осуждает «слишком строгое обращение с солдатами и дисциплину, основанную на побоях». Своим солдатам он заявил, что «почитает великим злодеем того офицера, который, следуя внушению слепой ярости, без осмотрительности, без предварительного обличения, часто без нужды и даже без причины употребляет вверенную ему власть на истязание солдат».

Генерал М. Орлов предупредил подчиненных ему офицеров, что этот приказ должны знать все солдаты в дивизии и что при смотре полков, если обнаружится хотя бы один солдат, не знающий об этом приказе, «будут строго наказываться ротные командиры».

С этого приказа М. Орлов начал проводить в жизнь политическую программу «Союза благоденствия».

Из-под его пера вышли такие новые слова: «Солдаты — такие же люди, как и все мы, они чувствуют и мыслят, обладают добродетелями, свойственными им, и мы можем приобщить их ко всему великому и прекрасному без палки и побоев. Они достойны чести и славы, они — достойные сыны России, на них опирается вся надежда Отечества, и с ними — нет врага, которого нельзя бы было уничтожить».

Дом М. Орлова в Кишиневе стал прибежищем образованных и пламенных патриотов. Декабристы В. Ф. Раевский, названный потом «первым декабристом», полковник А. Непенин, генерал-майор П. С. Пущин — все они активные члены «Союза благоденствия» и частые гости в его доме. Постоянным гостем М. Орлова был А. С. Пушкин. Многие свои новые стихи он впервые читал именно Орлову и его друзьям. Эта взаимообогащающая дружба вдохновила Пушкина написать свободолюбивые стихотворения «Кинжал», «В. Л. Давыдову» («Меж тем как генерал Орлов…»), «Генералу Пущину» («В дыму, в крови, сквозь тучи стрел…»).

М. Орлов много работал для своего тайного политического дела. Он участвовал в съезде Тайного общества в Каменке — имении Давыдовых. Он познакомился с Иваном Якушкиным, написал программные документы. Он направлял деятельность «первого декабриста» В. Ф. Раевского. Активность Орлова не осталась незамеченной властями.

Майор В. Раевский — 25-летний патриот, член Тайного общества, один из революционных и способных его деятелей. Мечты о братстве, счастье для народа, свободе для людей он стремится превратить в конкретные дела. Он обучает своих солдат не только строевой службе, но излагает им историю, знакомит с политической географией мира, читает стихи. Он пишет перед ними на черной доске слова «самовластье», «тиранство», «конституция» и объясняет их значение. Он работает над программными документами революционного содержания — «О рабстве крестьян» и «О солдате». С болью и гневом он писал: «Взирая на помещика русского, я всегда воображаю, что он вспоен слезами и кровавым потом своих подданных; что атмосфера, которою он дышит, составлена из вздохов их несчастных; что элемент его есть корысть и бесчуствие». Он защищал солдат от произвола офицеров, внушал им чувства человеческого достоинства и гордости.

Когда 5 января 1822 года М. Орлов отправился в отпуск, командир корпуса генерал Сабанеев попытался отыскать следы тайной организации. Он понимал, что все эти новые веяния исходят от Орлова. Но чтобы добраться до него, он начал преследование Раевского. Сабанеев написал донесение П. Д. Киселеву о политической агитации Раевского среди солдат. Об этом узнал А. С. Пушкин, который поспешил окольным путем предупредить своего друга.

Вот как рассказывал об этом сам Раевский в своих воспоминаниях:

«5 февраля 1822 года в 9 часов пополудни ко мне в дверь постучали. Стоявший безмолвно подле меня арнаут вышел, чтобы узнать, кто пришел. Я лежал на диване и курил трубку.

— Здравствуй, душа моя! — проговорил сменившимся голосом стремительно вошедший Александр Сергеевич Пушкин.

— Здравствуй, что нового?

— Новости есть, но дурные, вот почему и прибежал к тебе… Знаешь, Сабанеев был у генерала. Говорил о тебе.

Я совсем не любитель подслушивать, но, услыхав имя твое, которое часто повторялось, я, признаться, согрешил, навострил ухо. Сабанеев настаивал, что тебя непременно надо арестовать; наш Инзушка (генерал Инзов, в доме которого останавливался поэт. — Авт.), ты знаешь, как он тебя любит, очень защищал тебя. Разговор продолжался еще долго, я многое не понял, но из последних слов Сабанеева понял, что они ничего не смогут выяснить, если тебя не арестуют».

На другой день, 6 февраля, у Раевского был произведен обыск и его арестовали. Но перед тем он успел уничтожить большую часть документов, связанных с Тайным обществом.

Но враги М. Орлова не останавливаются на этом. Они пишут рапорты в штаб главной квартиры армии. Витгенштейн просит разрешения императора на открытие следствия над генералом М. Орловым. Высочайшее согласие было получено.

Но арестованный Раевский молчал. Он отрицал, что есть какой-то заговор, тайная организация. На позорное предложение, что может получить прощение и свободу, если расскажет о тайной политической деятельности генерала Орлова, Раевский гневно воскликнул:

— Я не знаю, виновен или нет генерал Орлов… И ничего не могу к этому добавить, кроме одного, что если генерал Орлов и виновен, то и тогда я не перестану его уважать!

Царь решил не оставлять более нигде на службе генерал-майора Орлова, о свободомыслии которого неоднократно говорилось ему и раньше.

Высочайшее повеление незамедлительно было исполнено.

Вся отлаженная военная машина самодержца добивалась показаний Раевского против Орлова. Но он достойно держался. Найденные при обыске у него на квартире письма, рукописи и документы были отправлены в штаб генералу Киселеву в город Тульчин.

Но в штабе служили декабристы, там находился генерал Волконский и личный адъютант Киселева Иван Бурцов. Они распечатали секретные пакеты и обнаружили среди конфискованных рукописей список членов Тайного общества! Бурцов сжег его.

Но еще раньше на столе императора лежал другой донос на декабристов — от М. Грибовского. И в нем тоже список с их именами. Однако это был донос, а не признание члена Тайного общества.

Молчание Раевского спасло революционное дело. Оно спасло и Михаила Орлова. В бессилии раскрыть заговор, озлобленные приближенные императора бросили Раевского в Тираспольскую крепость. Но даже из того зловещего места он сумел переправить на волю свое стихотворение-клятву:

Скажите от меня Орлову, что я судьбу свою сурову с терпеньем мраморным сносил!

Нигде себе не изменил.

И только лишь во время следствия по делу участников восстания 14 декабря 1825 года раскрылась деятельность Раевского как «первого декабриста». Началось новое следствие. Приговор был суровым: лишение чинов, которые заслужил, ордена Святой Анны, золотой шпаги с надписью «За храбрость», медали в память 1812 года, дворянского звания — и ссылка как опасного для общества человека в Сибирь на поселение.

Михаил Орлов уволен. Лишен занятия своим любимым военным делом. Он занимается историей, литературой, политической экономией, ведет полемику в печати.

Когда произошло восстание декабристов, Орлов находился в Москве. Он узнал о восстании от Михаила Фонвизина, который принес ему письмо от Пущина. Вечером к Орлову пришел и Иван Якушкин. Вот что писал он об этой последней встрече:

«Приехав к Орлову, я сказал ему: “Генерал, все кончено”. Он протянул мне руку и с какой-то уверенностью отвечал: “Как так кончено? Это только начало конца”».

М. Орлов имел в виду предстоящие страдания, следствие, аресты. Он спокойно перебирал рукописи, уничтожал свой личный архив, все документы, связанные с Дмитриевым-Мамоновым и первым тайным обществом — «Орденом русских рыцарей».

Михаил Орлов был первым человеком, о котором вспомнил новый император. Он направил из Петербурга приказ военному генерал-губернатору Москвы князю Голицыну арестовать Орлова и отправить его в Петербург.

Николай лично уже вел допросы. Пока возок с арестованным генералом Орловым летит к Петербургу, император узнает от Рылеева, что Трубецкой надеялся использовать влияние Орлова против Пестеля. Что Трубецкой посылал письмо Орлову, чтобы тот прибыл в Петербург и принял на себя руководство восстанием…

Когда в Зимний дворец был приведен усталый и изможденный длинной дорогой и холодом Орлов, император стоял в середине зала. Он театрально протянул руку:

— Сейчас с тобой говорит не император, а Николай Павлович, — сказал он, — и он тебя просит рассказать ему все откровенно, что ты знаешь.

Михаил Орлов держался с достоинством. Он отрицал, что знал о заговоре, о Тайном обществе.

(Позже император записал в своем дневнике, что «Орлов слушал его с язвительной улыбкой, отвечал в насмешливом тоне и с выражением человека, стоящего так высоко, чтобы разговаривать иначе, кроме как со снисхождением».)

— Возможно, об обществе под названием «Арзамас» желаете узнать? — спросил с улыбкой Орлов.

Царь вскипел. Он приказывает отвечать ему почтительно и подробно о тайном политическом обществе.

— Я уже вам сказал, что ничего не знаю и мне нет чего вам сказать.

Николай потерял терпение, стал кричать и ругаться, как фельдфебель. Орлов гордо и невозмутимо смотрел на эту сцену. Император приказал отправить его в Петропавловскую крепость.

Младший брат Михаила Орлова, генерал-адъютант Алексей Федорович Орлов, был фаворитом нового императора. В день восстания он командовал Конной гвардией и, обрушившись на восставших, стоявших на Сенатской площади, можно сказать, спас трон Николая. На следующий же день Николай осыпал его наградами и титулами.

Алексей любил своего брата и делал все, чтобы его спасти. Николай I рассказал об ужасной встрече с его братом, но разрешил своему фавориту посетить крепость и заключенного там Михаила Орлова.

Алексей советует брату, как написать письмо царю. Он сообщает ему тайно, что стало известно из допросов декабристов и в чем следует сознаться.

Михаил Орлов рассказал в своих показаниях о самом раннем периоде «Союза благоденствия». Вспомнил Раевского и написал восторженные слова о нем: «Он был храбрый и превосходный молодой человек (потому что, государь, — писал М. Орлов, — можно быть благородным человеком и состоять в тайном обществе), у Раевского много умственных достоинств и душевной теплоты».

Письмо читают члены Следственной комиссии. Они возмущены этой независимой позицией, отсутствием каких бы то ни было признаков раскаяния и особо отмечают в протоколе, что просят императора запретить генералу Орлову всякие связи с внешним миром.

Император начертал резолюцию: «Кроме как с братом его Алексеем».

Алексей Орлов сразу же отправился в Петропавловскую крепость. Он долго советовал брату, как написать новые показания. Михаил Орлов решает занять позицию человека, который видит декабристов со стороны «как молодых людей, которые распалили свое воображение неисполнимыми мечтами». Но как ни был заботлив в своих советах Алексей, Михаил Орлов допустил в письменных показаниях одну роковую ошибку.

«К несчастью, — написал он, — обстоятельства созрели ранее их замысла, и это их погубило».

Николай I взорвался в страшном гневе! Он подчеркнул эти строчки два раза жирными линиями, к словам «к несчастью» поставил одиннадцать восклицательных знаков, а на полях еще один огромный восклицательный знак!

Император видит, что арестованный генерал Орлов сожалеет о неуспехе революционного дела.

На стол Николая I ложатся показания других декабристов. Они сообщают, что Михаил Орлов знал о подготовке Якубовичем убийства императора, что он узнал о плане совершить цареубийство от Муханова. Собирают и все другие старые «прегрешения». Повторяют дело агитатора В. Раевского. Извлекают из архивов военные приказы Орлова.

Словом, Следственная комиссия готовит самую жестокую расправу со свободомыслящим генералом.

Однако фаворит императора Алексей Орлов решил сделать все возможное, но спасти брата. Он был готов ко всяческим унижениям, чтобы умилостивить императора. Однажды, когда он сопровождал императора в церковь, перед самым храмом помолился, чтобы был прощен его брат. Николай I поморщился и отказал. Алексей Орлов на глазах у всех присутствовавших упал на колени перед смущенным самодержцем. Он клялся, что всю свою жизнь посвятит преданной службе трону, но просит милости и пощады для брата.

Император знал, что своим троном он обязан генералу, который стоит сейчас на коленях… Он кивнул головой и пообещал.

Рукою императора была написана такая резолюция: «Продержать еще один месяц под арестом. Затем уволить и никуда больше не определять. После ареста он должен быть отправлен в свое имение на постоянное местожительство, а местному начальству установить за ним бдительный и тайный надзор».

Освобождение Орлова было встречено с удивлением. Даже великий князь Константин, после того как прочел приговор декабристам, написал императору: «Здесь отсутствуют главные заговорщики. Первым должен был быть осужден и повешен Михаил Орлов».

Александр Герцен как-то написал, что в своем освобождении Михаил Орлов меньше всего виновен…

Михаил Орлов прожил еще 17 лет. Все эти годы он провел за письменным столом, в деревне. Он работал над проблемой финансов и кредита. Петр Вяземский помогал ему в издании первой части книги «О государственном кредите». Брат его Алексей также помогал в этом. Книга вышла, но была сильно изуродована цензурой. Запретили печатать главы, связанные с социально-политическими проблемами, о связи государственного кредита с общественным прогрессом и политическими свободами. Сняли все страницы о социальном значении учения о государственном кредите, об его отрицательном влиянии на налоги.

Книга была издана без указания имени автора. Лишь в 1840 году, без сокращений, книга вышла в Лейпциге под заглавием «О государственном кредите. Сочинение русского государственного деятеля». Но и это издание было без указания имени автора.

Михаил Орлов умер 19 марта 1842 года.

Александр Герцен написал в своих воспоминаниях:

«Я его видел с тех пор один раз, ровно через 6 лет. Он угасал. Болезненное выражение, задумчивость и какая-то новая угловатость лица поразили меня; он был печален, чувствовал свое разрушение, знал расстройство дел — и не видел выхода. Месяца через два он умер; кровь свернулась в его жилах.

…В Люцерне есть удивительный памятник: во впадине лежит умирающий лев; он ранен насмерть, кровь струится из раны, в которой торчит обломок стрелы; он положил молодецкую голову на лапу, он стонет, его взор выражает нестерпимую боль; кругом пусто, внизу пруд, все это задвинуто горами, деревьями, зеленью: прохожие идут, не догадываясь, что тут умирает царственный зверь.

Раз как-то, долго сидя на скамье против каменного страдальца, я вдруг вспомнил мое последнее посещение Орлова».