Встреча на Калке

Встреча на Калке

В 1206 году на Владимиро-Суздальской земле княжил Всеволод Великий. В 1206 году Мстислав Мстиславич готовил отторжение Новгорода от суздальских князей…

В 1205 году умер Роман, князь галицкий. Киев переходил из рук в руки…

В 1206 году далеко на востоке, на границе с Поднебесной империей, на реке Ононе, собрались вожди кочевых племен и на курултае провозгласили своим верховным кааном Темучина — одного из удачливых степных вожаков и нарекли его Чингисханом. Древняя Русь отстояла от реки Онон на многие тысячи километров, но этот курултай сыграл в ее истории трагическую роль.

Монгольские племена в конце XII века переживали распад первобытнообщинного строя, совершался переход от родового строя к раннефеодальному. Общеплеменные пастбища, земля, принадлежавшие всему племени, становились собственностью отдельных родов и их вождей — ханов. При первобытнообщинном строе единицей объединения кочевников был курень, кольцо. Кочевое племя занимало определенный участок для пастбища и располагало юрты по кругу: для обороны от соседей, для защиты скота от хищников. Раздел земли на собственные пастбища привел к распаду рода на отдельные семейные кланы. Вместо куреня кочевой единицей стал аил, семья, владевшая землей — пастбищем.

(Относя создававшуюся у монгольских племен общественную структуру к феодальной, мы допускаем некую условность. Племена эти не были земледельческими.)

Кочевое скотоводство вызывает истощение пастбищ. Истощение пастбищ ведет к борьбе за новые пастбища. Эта внутриплеменная борьба превращает кочевников в военное сословие, выдвигает военачальников и зовет к захватам земель соседних племен. В этой обстановке может найтись личность, которая удачно и умело поведет войны с соседями. Такой личностью и оказался Темучин — Чингисхан. Силой он объединил под своей рукой всех монголов, некоторые соседние племена и на основе родового признака создал войско, которому в XII и XIII веках, в эпоху развитого феодализма, в среднеазиатских государствах, на Руси и в Европе не было равного.

Декоративная маска на фасаде дворца в Каракоруме. XIII век.

Рядовой единицей этого войска была десятка, семья, ближайшие родственники одной юрты, одного аила. Следующим объединением была сотня. И в сотню входили люди одного рода. Тысяча могла объединять и два и три аила, далее шла тьма — десятитысячный отряд.

Жестокостью, хитростью и личной храбростью превосходя других, Чингисхан добился полного повиновения всех родов, входящих в племя. Но и главы родов и семей, собственники пастбищ видели в этом объединении хозяйственный интерес, это облегчало кочевое скотоводство, а грабеж соседей обогащал родовых старейшин и рядовых членов рода.

Вспышки завоевательных устремлений кочевых народов история знала и задолго до появления Чингисхана. Так начинали свое движение из дальних пустынь Азии и хунну, и тюрки, и хазары, и печенеги, и половцы. Мрачную окраску монгольскому движению придала личность Чингисхана, особенности его воспитания, формирования его взглядов. Несомненно, что и хунну в своем движении, и тюрки, и многие иные кочевники-завоеватели были не менее жестоки, чем монголы, но те волны переселений кочевых народов происходили в далекой древности, на их путях не везде встречались государства, достигшие определенного уровня цивилизации.

Рим был разрушен вандалами, вандализм стал синонимом высшего проявления варварства. Но тогда только Римская империя возвышалась как государство над многими народами, которые переживали времена первобытнообщинного строя.

Фигура Чингисхана выплыла словно из темных времен дикости и варварства. На его пути стояли развитые цивилизации, которые он завоевывал не для того, чтобы воспользоваться их плодами, а уничтожал. Позже его внуки и правнуки стали приобщаться к цивилизации.

Чингисхан подобрал себе и соответствующих помощников. Однажды у противника Чингисхана спросили: «Кто эти, преследующие нас, как волки, когда они гонятся за стадом овец до самой овчарни?» Джамуха ответил: «Это четыре пса моего Темучжиня, вскормленные человеческим мясом; он привязал их на железную цепь; у этих псов медные лбы, высеченные зубы, шилообразные языки, железные сердца. Вместо конской плети у них кривые сабли. Они пьют росу, ездят по ветру; в боях пожирают человечье мясо. Теперь они спущены с цепи; у них текут слюни; они радуются. Эти четыре пса: Чжебе, Хубилай, Чжелме и Субэдей».

Быть может, сподвижники Чингисхана и не ели человечье мясо, но, что они были преданы своему вождю, что они пили росу, перенесли немало тягостей, прежде чем их вождь выдвинулся на первое место среди кочевых феодалов, — это верно. Чингисхан и его военачальники, а их Джамуха перечислил всех, ввели в своем войске жесточайший закон. Если в бою кто-то из десятки побежит от врага, то казнили всю десятку. Если в сотне побежит десятка — казнили всю сотню. Если в тысяче побежит сотня и откроет врагу брешь, казнили всю тысячу.

Десятка подбиралась строжайше. Это были либо люди одной юрты, либо в крайнем случае соседних. Они были родней, вместе росли, знали все друг о друге и чего можно ожидать от каждого в бою. Трусливый, нестойкий не попадал в десятку. Во время похода воинов, не попавших в десятку, посылали пасти скот.

Монгольский воин самой жизнью приготовлялся к военному делу. С малолетства в седле, с малых лет в руках лук и стрелы, копье и меч. Охоты загоном приучали к взаимодействию, к дисциплине, трудности кочевой жизни закаляли. Войско было сильным, сильнейшим, но надо сказать, что главные свои завоевания Чингисхан совершил при очень благоприятных для него обстоятельствах.

Прежде всего он устремил свой взгляд на богатейшее государство хорезмшаха в Средней Азии. Целью Чингисхана было разграбление городов Бухары, Самарканда, Мерва, Ургенча и других. Это было феодальное государство с развитой торговлей и ремеслами, с высокопроизводительным земледелием, с крепостями, но его раздирали феодальные усобицы и межнациональная вражда.

Мы уже видели на примере Киевской Руси, как из раннефеодального централизованного объединения родилось множество удельных княжеств, как завязывался узел противоречий между ними в эпоху развитого феодализма. Позже этот процесс коснется и империи Чингисхана, но в начале XIII века родовые связи сковывали ряды завоевателей.

Хорезмшах Мухаммед, глава могучего государства, ослепленный властью, недооценил противника, считая, что кочевые племена не смогут ни противостоять его войскам, ни штурмовать крепости. Не смог даже организовать достаточно серьезного сопротивления.

Запутавшись во внутригосударственных противоречиях, хорезмшах не решился собрать воедино все свои войска, опасаясь больше своих феодалов, чем кочевников. Его войска были разбиты порознь, города взяты поодиночке, общего фронта сопротивления Чингисхан не встретил. Завоевание Средней Азии было завершено за три года — с 1219 по 1221 год.

Здесь, в Средней Азии, впервые проявилось и лицо завоевателя. Цветущие города сравнивались с землей, жители поголовно истреблялись. В Самарканде сын Чингисхана Джучи вывел из города и согнал в долине всех женщин, велел вручить им оружие и избивать друг друга. Оставшихся дорезали его воины.

В плен брали молодых и здоровых, но не для рабского труда, а связывали веревками и посылали заваливать рвы возле крепостей своими телами, гнали на стены под кипящую смолу и стрелы. Войско оставляло за собой развалины, пепелища, горы трупов, над которыми кружилось воронье и сбегались со всех сторон шакалы. Многие годы, а в иных местах десятилетия и столетия не восстанавливалась цивилизация.

В погоню за хорезмшахом Мухаммедом Чингисхан отрядил войско под началом своих «цепных псов» Джебе и Субэдея. Перед ними стояла задача не только изловить Мухаммеда, но и разведать, какие государства лежат далее на пути. Кошун (объединение нескольких туменов) под водительством этих военачальников прошел огнем и мечом по Северному Ирану, вышел на Кавказ, разрушил несколько древних и богатых городов, разбил грузинские войска, проник через Ширванское ущелье на Северный Кавказ и вошел в соприкосновение с аланами и половцами.

Воинское умение у монгольских военачальников сочеталось не только с жестокостью, но и с коварством. Завоеватели избегали сражений с соединенными силами врага. Сначала вели действия, разъединяющие противника. Джебе и Субэдей сумели обмануть половцев, заявив, что пришли на алан, а их, дескать, берут в союз. Половцы покинули алан, и те были почти все истреблены; после этого Джебе и Субэдей выступили против половцев.

Половцы объединились под водительством хана Юрия Кончаковича. Но военная организация монголов во много раз превосходила военную организацию половцев, привыкших к внезапным набегам на русские города и селения и давно уже не имевших серьезных противников в степи. Половцы были разбиты и побежали к Днепру в пределы Русской земли.

Половецкий хан Котян состоял в близком родстве с Мстиславом Мстиславичем Храбрым (Удалым). Мстислав был женат на его дочери и не раз призывал половцев на помощь в своих военных предприятиях. С помощью половцев он изгнал в свое время венгров из Галича. Котян кинулся за помощью к Мстиславу, Мстислав выступил ходатаем перед русскими князьями за половцев. Половцы резонно заявляли: «Нашу землю ныне отняли татары, а вашу завтра возьмут, защитите нас; если же не поможете нам, то мы будем перебиты нынче, а вы — завтра» (Ипатьевская летопись).

Мстислав разослал гонцов во все земли. Юрий Всеволодович, памятуя о неприятностях, которые причинил Мстислав Суздальской земле, не поспешил на помощь. Откликнулись лишь южные князья. В Киеве собрались: киевский Мстислав Романович, из гнезда смоленских князей, правнук Мстислава Великого, праправнук Мономаха; Мстислав Святославич черниговский из рода Ольговичей, правнук Олега Святославича; Мстислав Ярославич Немой, тоже правнук Мстислава Великого; князь Пересопницкий, Всеволод Мстиславич, сын киевского князя; Михаил Всеволодович, племянник князя черниговского, и Даниил Романович, зять Мстислава Храброго, князь волынский. Не было там ни смоленского, ни полоцкого, ни рязанского князей, ни полков новгородских.

Судьба ворожила Чингисхану и его удачливым «псам». Безусловно, что одной из причин неполного сбора княжеских дружин была неутихающая межкняжеская борьба за первенство на Русской земле. Но сводить все лишь к феодальной раздробленности, к взаимной вражде и неприязни князей было бы неправильно, это исказило бы картину происшедшего. Можно полагать, основываясь на скудных летописных сведениях, что на Руси не очень-то и знали, какой враг появился в южных степях.

В Новгородской летописи читаем: «Том же лете по грехом нашим придоша языци незнаеми, их же добре никто ж не весть: кто суть и отколе изидоша, и что язык их, и которого племени суть, и что вера их. А зовутся татары, а инии глаголють таурмены, а други печенези; инии же глаголют… яко… суть ис пустыни Етриевские… Бог един весть, кто суть и отколе изидоша; премудрии мужи ведять я добре, кто книгы разумееть; мы ж их не вемы, кто суть; но еде вписахом о них памяти ради русских князь и беды, яже бысть от них им: слышахом бо, яко много страны поплениша — ясы, обозы, касоги и половеч безбожных множество избиша…»

Запись многозначительна. Но если уж и не совсем не знали о новых завоевателях, как сей летописец, если хотя бы через купцов по Волге и могла дойти весть до Юрия Всеволодовича о разгроме государства хорезмшаха, если через тех же половцев и докатывались известия о погроме на Кавказе, то никто на Руси не отдавал себе отчета, с какой военной организацией придется столкнуться. А если бы и знали?

Мы видели, как в битве на Липице Мстислав Храбрый, или Удалой, как его еще называли, кинулся в рядах своих дружинников в гущу боя и рубил топором. В мужестве, смелости, искусстве владения оружием ни иным князьям, ни их дружинникам не откажешь.

Военная организация этой эпохи во многом уступала тому, что имел под рукой Святослав Игоревич, один из первых князей Киевской Руси. Распалось централизованное государство, распалось и всенародное ополчение. Главной военной силой эпохи феодальной раздробленности стала княжеская дружина. Основной силой Святослава были «пешцы», пешие полки.

Княжеские дружины, как и рыцарское войско в Европе, были конными. Они были надежной «полицейской» силой для поддержания княжеской власти, каждый дружинник был профессиональным воином, землевладельцем или служилым у князя, ратным холопом самое меньшее.

Если внимательно вчитываться в летописи, то сначала возникнет недоумение: чем же занимались полных два столетия русские люди? Только и делали, что воевали по нескольку раз в году друг с другом. А кто же пахал, кто сеял, кто возводил монастыри и храмы, кто ставил города?

И начнет проступать сквозь скупые строчки летописей, что войны-то вели князья, дружина на дружину, что очень редко в этих войнах участвовали те, кто занимался созидательным трудом. В княжеские войны чаще всего вступало городское население. Это когда один князь осаждал другого в городе и город садился в осаду. А нередко бывало и так, что горожане, затворив город, объявляли князю: тебя, дескать, держать не будем, иди, тебе из города путь чист. Если горожане хотели защищать город, то очень редко удавалось осадившему его взять.

В иные походы князьям удавалось увлечь и ополчение из горожан и землепашцев. Случалось, правда, это довольно редко. Возвращаясь к битве на Липице, можно предположить, что суздальские князья привели со своими дружинами, профессиональными воинами, большое число селян и горожан. Вероятно, и Мстислав Удалой привел с собой новгородцев, не состоящих в военном сословии. Босы и поскидав порты, с топорами кинулись на суздальцев, конечно же, люди невоенные, и побежали перед ними суздальцы, не привычные к ратным делам.

Перевес суздальских князей Юрия Долгорукого, Андрея Боголюбского, Всеволода Юрьевича, потом и Юрия Всеволодовича над другими князьями, над другими русскими княжествами объяснялся не воинственностью северян (южане были не менее привычны к битвам, хотя бы из-за близкого соседства с половцами), а прочной экономической опорой. Владимирское княжение, как мы уже упоминали, стало перевалочным центром всего Волжского торгового пути, который всегда превосходил торговый путь из греков в варяги. Суздальские князья имели возможность держать более крупные дружины, чем князья других княжеств, они имели на это большие средства.

Мстислав в голове дружины в бою на Липице, с топором, привязанным паворозой (ремнем) к руке, — ярчайший символ того, что являла собой тактика дружинного боя. Удаль, смелость, умение владеть оружием. Каждый дружинник был витязем, необоримым в поединке с половцем, да и не с одним. Дружинники были отлично вооружены. Меч, топор, копье, лук, кольчуга и дощатые доспехи, конь в броне.

Средневековый бой до изобретения порохового оружия имел свои законы. Обычный численный перевес в средневековом конном бою ничего не давал. Тысяча норманнов, если верить французским хроникам, изрубила, как стадо баранов, сорокатысячное ополчение французских крестьян. Побеждал тот, кто был смелее, кто искуснее владел холодным оружием, кто привык сражаться в дружине плечом к плечу. Численный перевес начинал влиять, когда он соотносился один к десяти, а то и более. Во всяком случае, воин, профессионально владеющий мечом, свободно сопротивлялся, а то и мог разогнать десяток вооруженных непрофессионалов. Каждый его удар был неотразим, он же мог отражать удары, тотчас нанося ответные. Битвы между княжескими дружинами, профессионалов с профессионалами, сводились к большому числу поединков, в которых соблюдались рыцарские правила боя, ибо дружинник и младший и старший сегодня служил под стягом, скажем, черниговского князя, а завтра переходил к князю киевскому, или, наоборот, князь уходил на княжение в другую волость, а дружинник оставался в том княжестве, где владел землей.

К концу XII — началу XIII века ослабел натиск половцев. Многие половецкие ханы породнились с русскими князьями, ассимиляция захватывала и более широкие сословия. Между половецкими ханами шла своя усобица. Русские приглашали половцев для нападений на соседние княжества, половецкие ханы в своих междоусобных битвах звали на подмогу русских князей.

Портрет Оязийт-хана. XIII век.

Портрет Угедей-хана. XIII век.

Никогда половецкие орды, даже в самом начале их нашествия на Русь, не обладали таким потенциалом, как войско Чингисхана, никогда они не были связаны столь жестокой военной дисциплиной, и тактика их резко отличалась от тактики монголо-татар. Быстрый наскок, осыпь стрелами и бегство, если встречали отпор закованных в железо дружинников. Победы одерживались только огромным, многократным численным превосходством. Весь пафос «Слова о полку Игореве» к тому и сводится, что поражение потерпел князь-одиночка и, если бы к нему пришли на подмогу другие князья, половцам победы не одержать. Так оно и было, когда Владимир Мономах поднимал на половцев соединенные силы княжеских дружин.

Но простого соединения княжеских дружин для отпора сильнейшему противнику мало. Вчерашние враги, вчерашние супротивники на поле боя должны были собраться в полки, подчиненные единой воле, забыв все распри, обиды и пролитую кровь. И даже если бы такое единение было достигнуто, нужно время, чтобы научиться взаимодействию в бою очень разным по подготовке, по тактике боевым единицам. Такому войску нужен был и единовластный полководец, признанный не только вождями дружин, но и всей массой дружинников из разных земель. Естественно, что в тот короткий срок, который был отпущен южным князьям для сбора войска против неожиданных захватчиков, перестроить тактику боя, свести дружины в единый военный механизм было невозможно. Невозможно было это сделать и в год и в десятилетие. Политический строй Русской земли должен был перемениться, чтобы русское войско могло противостоять войскам Чингисхана. Впрочем, в то время соединенным силам Чингисхана нечего было противопоставить не только на Русской земле, айв Европе тоже.

Портрет Дзамби, супруги Хубилай-хана. XIII век.

Портрет Ринчинбал-хана. XIII век.

К Днепру вслед за половцами двигалось не войско Чингисхана, а всего лишь один его кошун. Соединение дружин южных князей, которое вышло против Джебе и Субэдея, было достаточно могучим для прежних боев с половцами. Такой силой не обладал и Мономах, побеждая половцев. Но враг на этот раз был иным, иной была его выучка, иной была и тактика. Половцы дальше изматывания русских дружин осыпью стрел и наскоков не шли. Так же примерно действовали и печенеги, так скифы остановили продвижение войск Александра Македонского.

Чингисхан и его полководцы владели и тактикой изматывания, имели и легковооруженную конницу для наскоков, и тяжеловооруженных всадников для встречного боя. Войско Чингисхана делилось на три вида вооруженных сил: легковооруженные конники, тяжеловооруженная конница, воины, обслуживающие осадные орудия.

Задачей легковооруженного воина было завязать бой, осыпать противника стрелами. Обычно из легковооруженных всадников формировались авангарды. Воины авангарда имели на вооружении по два лука и по два колчана стрел. Лук для дальней стрельбы легкими стрелами, для стрельбы по воинам в доспехах, лук с тяжелыми стрелами с закаленными наконечниками. В каждом колчане не менее тридцати стрел, да еще тридцать железных наконечников в запасе. Все воины авангарда и других подразделений имели кривой меч, боевой топор, кожаные доспехи и арканы. Авангард выдвигал вперед летучие отряды. Они вели разведку, внезапно наезжали на противника, осыпая его стрелами. Воины этих отрядов копий не имели, ибо те могли выдать их присутствие в высокой степной траве. Воины главных сил авангарда были вооружены и легкими копьями.

За авангардом следовали правое и левое крылья войска. Они тоже имели свои авангарды. Строились правые и левые крылья обычно в несколько линий. Последние линии, как правило, состояли из воинов тяжеловооруженных.

Тяжеловооруженный всадник имел два лука: для дальнобойной стрельбы и для стрельбы на короткую дистанцию. Два колчана стрел, запасные наконечники, два меча — кривой и прямой, длинное копье, боевой топор, кольчугу, железный шлем, иногда и пластинчатые доспехи, кожаные доспехи для коня.

Спас — Ярое Око. 1340-е годы. Москва.

Оба крыла, правое и левое, стягивались сзади главными силами войска, тяжеловооруженными всадниками и ханской гвардией. Таким образом получалось что-то похожее на полумесяц с тяжелым непробойным полукружьем у основания и с легким полукружьем впереди.

Авангард завязывал бой. В его задачу входило осыпать противника стрелами, изранить коней, расстроить плотный строй и обратиться в бегство. Противник, полагая, что одерживает верх, пускался в преследование и как бы проваливался в пустоту. Правое и левое крылья смыкались, и в полном окружении противник уничтожался. Этот строй Чингисхан заимствовал из порядка облавных степных охот на диких зверей.

Если противник был достаточно силен и не поддавался заманиванию авангарда, не терял строя, в атаку переходили левое и правое крылья. Левое крыло вело бой на дистанции, осыпая противника стрелами, пробуя его прочность короткими рукопашными схватками. Правое крыло считалось крылом атаки, крылом главного удара. Оно начинало действовать, когда левое выпустило на противника сотни тысяч стрел. В задачу правого крыла входило обойти или прорвать центр противника, подрубить его знамя, схватить или убить военачальника. Лишь только центр противника оказывался прорванным, в бой вступали главные силы.

Ставка хана обычно располагалась за спиной главных сил. Ни о каких заездах хана в ряды противника во время боя и помыслить было нельзя. Даже темник и тот не считал особой доблестью сражаться в рядах воинов, его задача сводилась к организации боя. Да и тысячники редко принимали непосредственное участие в битве.

Ныне трудно определить, сколь многочислен был кошун Джебе и Субэдея. К цифрам численности войск русских и монголо-татарских, которые указываются в источниках, надо подходить с крайней осторожностью.

Марко Поло, совершивший путешествие в сердце империи Чингисхана, писал о сотнях тысяч воинов, которыми располагали монгольские военачальники. Однако передвижения столь огромных масс были не так-то просты, даже при крайней нетребовательности монгольских воинов. Каждый монгольский воин должен был иметь не менее трех заводных лошадей. (Наказ Чингисхана требовал при каждом воине пять лошадей.) Передвижение войска в 300 тысяч воинов с миллионом голов лошадей, с повозками для оружия, с юртами и стадами для продовольствия войска создавало немало проблем. Очень сомнительно, чтобы Марко Поло и другие европейские путешественники, посещавшие империю Чингисхана, видели такое войско в походе. Им пришлось бы потратить много дней, чтобы на лошади объехать эту громаду. Писалось все со слов монгольских чиновников.

Сообщения современных арабских авторов не могли быть более достоверными, чем сообщения европейцев. Прежде всего их поразил успех Чингисова войска. Успех этот, его победы нужно было как-то объяснить. Первое, что приходило в таких случаях на ум, что не оскорбляло мусульманского самолюбия, это превосходящая численность неожиданного нашествия.

Русские летописцы находились в еще более трудном положении. Они не очень-то знали, что рассказать о новом и грозном враге после битвы на Калке, не прибавилось знаний о нем и после Батыева нашествия. Объяснение разгрома русского войска лишь междоусобицей князей, с точки зрения летописцев, было недостаточно, поэтому в их сообщениях возникали числа неимоверные.

Все расчеты последующих исследователей строились лишь на косвенных данных и на сообщениях летописцев, серьезного демографического анализа не проводилось, описание битв не привязывалось к местности, как это обязывает делать история военного искусства. Размеры поля, где происходили битвы, не принимались в расчет, не рассчитывалась возможность прокормить огромные людские массы, якобы участвовавшие в битвах. Принимая во внимание крайне лаконичные сообщения о ходе битвы на Калке и восстанавливая по летописным известиям ход всей кампании, мы можем предположить, что силы сторон были приблизительно равны. Неравны были тактика войск и их подготовка.

Князья на совещании в Киеве приняли аргументы Мстислава Удалого. Он говорил: «Если мы, братья, не поможем им (половцам), то они предадутся татарам, и тогда у них будет еще больше силы». Князья решили: «Лучше нам принять их (татар) на чужой земле, чем на своей» (Ипатьевская летопись).

Поход был начат в апреле при полном разливе рек. Часть русских войск шла на конях вдоль берега, часть плыла вниз по Днепру. К русским князьям пришли послы Джебе и Субэдея. «Се слышим, оже идете противу нас, послушавше половцев, — заявили послы, — а мы вашей земли не заяхом, ни город ваших, ни сел ваших, ни на вас придохом, но придохом богом пущени на холопы и на конюси свое на половче; а вы возьмите с нами мир; оже выбежать к вам, а бийти их оттоле, а товары емлите к себе; занеже слышахом, яко и вам много зла сотвориша; того же деля и мы бием» (Новгородская летопись, Лаврентьевская летопись).

Как видим, монголо-татары действовали по неизменной схеме: разделяй и бей поодиночке. Эта тактика оставалась неизменной на столетия, никогда они не забывали применить этот маневр. Многие их противники были обмануты таким образом. Русских князей на этот счет просветили половцы, которых точно так же провели перед схваткой монголо-татар с аланами.

Обычно неудачу похода русских князей навстречу Джебе и Субэдею приписывают несогласованности в действиях киевского князя и Мстислава Удалого, в разнице их взглядов на ведение боя и забывают о «мирном» предложении монголо-татар. Ипатьевская летопись сообщает, что князья не приняли предложения Джебе и Субэдея и перебили их послов.

Весьма неожиданное сообщение, и если уж принимать его на веру, то следовало бы как-то объяснить в общем-то необычный для русских князей поступок с послами. Не скрывается ли в этом акте, не согласованном с понятием посольских пересылок для русских княжеств XIII века, желание Мстислава Удалого грубо оборвать переговоры и сделать невозможным примирение и отмену общего похода? Возможно, монголо-татарский засыл все же возымел действие на Мстислава киевского и Мстислава черниговского. Они не были столь тесно связаны с половцами, как Мстислав Удалой. Не с этого ли момента и началась между князьями распря, которая привела к плачевным результатам?

На семнадцатый день похода русское войско остановилось близ Олешья, по-видимому, где-то на берегу Роси. Там его нашло второе монголо-татарское посольство. На этот раз послов отпустили с миром, хотя они и упрекали князей за убийство первых послов и опять предлагали оставить половцев на произвол судьбы: «А есте послушали половеч, а послы наша есте избили, а идете противу нас; то вы поидите, а мы вас не заяли, да в сем бог».

Настало время переправляться через Днепр. По лодкам были наведены мосты, и все русское войско вышло в степь. Сразу же за Днепром завязалось дело.

Обычно Мстислава Удалого и его зятя Даниила галицкого, самого молодого и смелого князя, упрекают в поспешности, в желании первыми заслужить славу победителей. Но не связаны ли их поспешные действия со вторым монголо-татарским посольством? Не поторопился ли Мстислав завязать дело, чтобы лишить союзников предлога отвести свои войска?

Русские князья были совершенно незнакомы с монголо-татарской тактикой. Налет авангарда они восприняли как начало боя, а его отступление расценили как бегство противника, как свой успех.

Восемь дней двигалось войско степью в постоянных стычках с летучими отрядами противника. И казалось русским князьям и воеводам, что неведомые пришельцы бегут, устрашившись русской силы. Так от одной успешной схватки до другой, теряя по дороге убитых, раненых, запаленных лошадей и просто изнемогших от жары, на восьмой день вышли на берег Калки. Здесь пришельцы еще раз ввязались в бой с русскими дружинами и перебежали на другой берег.

Мстислав киевский все еще проявлял нерешительность в действиях. Ни одна из летописей не привела мотивов его медлительности, обвиняя князя лишь в равнодушии к сотоварищам, что вслед за летописцами делает и историография. Обвинения эти несостоятельны и когда князя упрекают в том, что он не перевел через Калку киевские полки, и когда, видя разгром своих союзников на противоположном берегу, не двинулся к переправам.

Летописец утверждает, что Мстислав Удалой из зависти вырвался вперед, дабы присвоить победу над пришельцами. Между тем логика военного дела требовала незамедлительной переправы, пока ее не преградили главные силы противника. Мстислав Удалой не понял тактики пришельцев, не догадался, что те и не собирались отгораживаться водной переправой, а, наоборот, ждали русских на своем берегу для решительной битвы.

Можно предположить, что Мстислав киевский был просто осторожнее других, не хотел без разведки переходить реку и, конечно же, мог думать о мирном исходе дела.

Мстислава Удалого мирный исход не устраивал. Он перешел Калку, за ним поспешили Даниил Романович и Мстислав черниговский. Вперед Мстислав Удалой послал половецкую сторожу под водительством своего старого сподвижника по походам и по Липицкой битве воеводы Яруна. Вслед и сам выехал взглянуть на противника, ибо тут же получил сообщение, что наконец-то вблизи видны пришельцы со всеми своими силами.

Между тем русские дружины заняли позиции. Дружина Мстислава Удалого сдвинулась вправо и заняла позицию вдоль реки, дружина Мстислава черниговского встала у переправы по оба берега Калки, дружина Даниила Романовича выдвинулась вперед как ударная сила. Мстислав киевский встал за переправой на каменистом кряже и обносил стан частоколом, огораживая его повозками.

Летописцы не раз упоминают, что не было ни на Русской земле, ни в соседних странах князя храбрее Мстислава Мстиславича Удалого-Храброго, не было человека более решительного и стремительного в бою. Можно понять его душевное состояние, когда он увидел врага не бегущего, а ожидающего нападения. И не столь многочисленного, как то расписывали половцы, и не такого-то могущественного, судя по вооружению. Не выдержать удара такому противнику не только всех соединенных сил русских князей, но и его кованой рати, которая взрежет этот строй тяжелыми копьями, подавит конями в железных доспехах. Невдомек было Мстиславу, что увидел он всего лишь авангард, легковооруженных всадников с короткими легкими копьями.

Мстислав тут же поднял в атаку половцев, дружину Даниила Романовича и свою дружину. Говорят, даже не посчитал нужным сообщить, что идет в атаку, ни Мстиславу черниговскому, ни Мстиславу киевскому.

Летописи писались монахами или княжескими книгочеями вдалеке от битв, очень редко очевидцами событий. Переписчики летописных сводов часто переиначивали тексты по-своему, под влиянием различных тенденций, а здесь и некого было спросить, ибо и Мстислав черниговский и Мстислав киевский погибли на Калке.

Мстислав Удалой никак не мог поднять свою дружину, половцев и дружину Даниила Романовича незаметно и тайно от своих союзников, как это утверждают летописцы. Дело это в боевой обстановке совершенно нереальное, и обсуждать его нет смысла. Вместе с тем вполне резонно было оставить часть войск как резерв и охрану переправы. У киевского Мстислава было много пеших воинов. Естественно, что для атаки конных войск они были непригодны, а оборону держать на случай превратностей боя могли. Черниговскому Мстиславу надлежало свою конницу поставить в резерв и беречь переправу. Отсутствие главнокомандующего, облеченного правом единовластно распоряжаться всеми силами, конечно же, лишило русское войско взаимодействия.

Учитывая превосходство военной организации монголо-татар над феодальной структурой княжеских дружин, можно полагать, что ввод в бой всех дружин, и киевской и черниговской, не привел бы к иному результату. Восемь дней заманивали пришельцы русское войско, за восемь дней их разведка боем составила полное представление о русских силах, их тактике и боеспособности. Полководцы Чингисхана по его заветам не смели начинать битвы, не имея подавляющего превосходства над противником как численного, так и в организации боя.

Монголо-татары имели возможность наблюдать все в русском войске, русские воеводы видели лишь силы авангарда. Разделение русских сил облегчило задачу Джебе и Субэдея, но несомненно, что готовились они к встрече со всеми силами, двигавшимися на них, и рассчитали свои силы, иначе отошли бы и от Калки.

По данным Лаврентьевской летописи, битва произошла 31 мая 1223 года. Первыми ударили половцы, за ними в ряды завоевателей врубилась дружина Даниила Романовича со своим князем во главе. Даниилу было 18 лет, и был он, по сообщениям летописца, «дерзок и храбр», «от головы и до ног его не бе в нем порока» (Ипатьевская летопись).

Авангард принял бой и после короткой схватки, в которой все же успели ранить Даниила, показал русским спину. Половцы во главе с Яруном, Даниилова дружина и Мстислав Удалой ринулись в преследование и оказались меж правым и левым крыльями монголо-татар перед лицом железного строя главных сил. Правое и левое крылья начали окружение, а тяжеловооруженные всадники ударили встречь. Взгляду участников битвы открылись совсем не те силы, о которых они предполагали, и удар был крепок. Половцы побежали, сминая ряды Мстислава Удалого и внося замешательство на переправах в стане Мстислава черниговского. Даниилова дружина была почти полностью уничтожена. Стиснутая с трех сторон, не могла отразить удара и дружина Мстислава Удалого.

И здесь опять же летописцы обвиняют Мстислава киевского, что стоял он на своей горе и равнодушно взирал, как гибнет русское войско. А что он мог сделать? Двинуть своих пеших воинов на переправу, разрушенную половцами, когда у них на спине, на пятках висела легкая конница противника? Подставить под верную смерть от кривых монгольских мечей пешую рать? Ему не оставалось ничего иного, как замкнуть кольцо обороны.

Странно другое. Даниила, раненного, дружинники умчали в степь. Но Мстислав Удалой, несмотря на всю свою славу, кинулся в бега и даже не попытался укрыться с остатками дружины в стане Мстислава киевского. Виновен был он перед киевским князем своей поспешностью, а не киевский князь своей осторожностью.

Все войско Джебе и Субэдея три дня штурмовало лагерь киевлян и взять не могло. Несколько минут боя в открытом поле дали им победу над большей частью русского войска, и три дня штурма не принесли победы над полками киевлян. Это была первая зарница победы русских над завоевателями в далеком будущем, прорисовка тактики, превосходящей тактику монголо-татар.

Станом киевлян монголо-татары овладели предательством. С. М. Соловьев называет предателей «варварской сбродной толпой». Назывались они «бродниками». Б. Д. Греков в своей работе «Золотая Орда и Русь» пишет: «К татарам присоединились „бродники“ (по всем признакам славяне, жившие на берегах Азовского моря и по Дону). Это воинственное население, прототип позднейшего казачества, находилось во враждебных отношениях с князьями черниговским и киевским. Совместное выступление их с татарами против русских княжеских дружин может быть объяснено желанием „бродников“ нанести удар соседним черниговским князьям и боярам, успешно осваивавшим на своей территории землю и энергично подчинявшим своей сеньориальной власти непосредственных производителей — земледельцев. За отсутствием каких бы то ни было источников говорить по этому предмету что-либо более уверенно невозможно». Продолжая предположения академика Б. Д. Грекова, следовало бы задуматься и над тем, не были ли поставлены «бродники» в безвыходное положение и под страхом гибели не пошли ли на ложное крестоцелование, что монголо-татары не причинят вреда киевским дружинам, если те сложат оружие. Когда киевляне, поверив «бродникам», сложили оружие и вышли из лагеря, монголо-татары набросились на них в степи и всех изрубили. Схватили Мстислава киевского и других князей, положили на них доски, сели на доски и, задавив побежденных, пили за победу.

Князь Василько ростовский, посланный Юрием Всеволодовичем с подмогой южным князьям, дошел только до Чернигова. Узнав о разгроме южных дружин, вернулся в Суздальскую землю.

Ответственность за неудачный поход, конечно же, падает прежде всего на Мстислава Удалого, человека беспокойного, воинственного, блестящего представителя русского рыцарства всей эпохи феодальных войн и бессмысленных дележей земли между княжескими родами. Вместе с тем его участие в битве на Калке показало, что ни удальством, ни рыцарскими отрядами, ни смелостью монголо-татар не победить, что понадобятся десятилетия на полную перестройку не только военной, но и социальной структуры, прежде чем из феодальной усобицы родится государственное начало: оно и даст те силы, которые положат предел господству завоевателей.