Г. Е. Дронин От февраля к октябрю
Г. Е. Дронин
От февраля к октябрю
Г. Е. ДРОНИН — член КПСС с 1903 года, секретарь Новониколаевской организации РСДРП в 1917 г., член Западно-Сибирского продовольственного совета в 1918 году. В годы гражданской войны находился в большевистском подполье в Омске и других городах Сибири. Позднее — на ответственной работе в Омске, Москве. В настоящее время персональный пенсионер.
До 1914 года я жил в Канском уезде Енисейской губернии на положении ссыльного поселенца.
После получения права передвигаться в пределах Сибири мне выдали паспорт, в котором было написано, что «предъявитель сего Дронин Григорий Ефимович, крестьянин из ссыльных Енисейской губернии, уволен в разные города и селения Российской империи, за исключением Европейской России».
Я решил поселиться в Новониколаевске, но сначала заехать ненадолго в Иркутск, Красноярск, Томск, повидаться со своими товарищами, с которыми до ссылки работал в Европейской России.
В городах Восточной Сибири задерживаться мне было опасно, так как при побегах из места поселения я проживал в них по чужим паспортам. В Красноярске, например, занимался партийной работой, где в 1908 году арестовывался как петербургский мастеровой Павел Александрович Малышев. Однако из-за отсутствия улик вскоре меня освободили. Затем я жил на станциях Иланская, Иркутск, Тайшет и других местах по паспорту крестьянина Енисейского уезда Ивана Тимофеевича Ярлыкова.
Регулярных сведений о большевистской работе из-за границы и центральных промышленных районов почти не получали.
В Новониколаевск я приехал примерно в марте 1914 года и рассчитывал встретиться с ранее выехавшим из Канска и поселившимся здесь известным мне по ссылке Николаем Игнатьевичем Левченко, бывшим железнодорожным учителем, сосланным в Сибирь по делу РСДРП из Екатеринославской губернии, и с некоторыми другими товарищами. Конечно, хотелось использовать их опыт по устройству в новом городе и налаживании связи с партийным подпольем.
В Новониколаевске я узнал, что здесь недавно попытались создать с.-д. организацию, но жандармы разгромили ее с первых же шагов. Вместе с тем были закрыты все профессиональные союзы, в том числе один из сильных, — союз торгово-промышленных служащих.
Что представлял собой в экономическом отношении дореволюционный Новониколаевск?
Еще задолго до февральской революции город выдвинулся в первый ряд крупных губернских центров старой Сибири.
Во многом этому способствовало само расположение города, выросшего на пересечении Сибирской железной дороги с Обью, связывающей Новониколаевск с богатейшим югом Томской губернии, — важнейшей частью Алтая, и Монголией.
Судовой грузооборот в 1916 году в Новониколаевске достиг 16 миллионов 274 тысяч пудов. «Такого головокружительного роста, — писала газета „Голос Сибири“, издававшаяся в Новониколаевске, — не знает ни одна пристань округа, не исключая и Омск. Все это с несомненностью указывает на огромный рост коммерческого значения Новониколаевска и на чрезвычайно ускоренный темп его» («Голос Сибири», 1916 г. № 53).
Известный царский сатрап, председатель Совета Министров Столыпин, пытавшийся подвести буржуазную основу под хозяйство России с сохранением царского самодержавия и с выгодами для помещиков, проезжая в 1911 году по Сибири, любовался Новониколаевском, как своим детищем, и предсказывал, что быть ему «сибирским Чикаго».
Он не только предсказывал, а всячески стремился насадить и укрепить в Новониколаевске крупную черносотенную силу. Выросли кулацкие мощные крестьянские хозяйства, главным образом зерновые и животноводческие, на основе их возникло крупное маслоделие, которым славилась вся Западная Сибирь, в особенности Алтай и Барабинский район.
Новониколаевск не располагал большими пролетарскими силами. Мукомольная, лесопильная промышленность, склады сельскохозяйственных машин и орудий не являлись сосредоточением больших пролетарских прослоек. Заводов крупных не было. Имелись только железнодорожные депо да некоторые другие сравнительно небольшие предприятия. В торговых организациях, учреждениях сосредоточивалось большое количество служащих, и до войны 1914 года город выделялся движением служащих — приказчиков. Здесь находилось также много грузчиков, но они оказались слабо организованными.
Когда началась война, Новониколаевск стал крупным военным центром. В его гарнизоне насчитывалось от 50 до 70 тыс. солдат и сотни преданных самодержавию офицеров. Отсюда непрерывно отправлялись на фронт маршевые роты, формируемые из рабочих и крестьян.
В первые же дни империалистической войны в Новониколаевске прошли стихийные выступления мобилизованных в армию. Зимой 1914 года я был свидетелем таких выступлений. В одном из воинских эшелонов, прибывших на станцию, по-видимому, имелись свои агитаторы, за которыми шли мобилизованные. В течение трех дней они останавливали все проходившие воинские поезда, в результате на станции скопилось большое количество солдатских эшелонов. Мобилизованные разгромили вокзал, воинские и винные лавки. Так выражали они свой протест против империалистической войны. Для усмирения их местные власти вызвали вооруженные силы гарнизона. С большим трудом удалось «уговорить и посадить» новобранцев по вагонам и отправить поезда по назначению, на запад. Убитых и раненых на станции осталось много… Эти события нигде в печати не освещались.
Во время войны город становился также крупным кооперативным центром Сибири. Здесь создаются сибирские объединения по линии потребительской и кредитной кооперации: «Закупсбыт», «Сибкредитсоюз», отделение Московского народного банка. Сосредоточиваются здесь также крупные склады сельскохозяйственных машин и орудий международной компании жатвенных машин в Америке фирмы «Мак-Кормик», отделения московских мануфактурных и других торговых фирм и многочисленные транспортные конторы.
В эти годы кооператоры, при поддержке отделения Московского народного банка, в ущерб сибирскому сельскому хозяйству увлекались подрядами на войну. В практической деятельности они доходили даже до того, что становились членами Биржевого комитета — организации чисто капиталистической. В кооперативном аппарате эсеры забаррикадировались от проникновения в него социал-демократов.
В условиях работы на оборону и военно-полицейского режима массовое рабочее движение было крайне затрудненным. Первыми «нарушителями» царско-полицейских устоев явились грузчики. Под руководством социал-демократов большевиков (Кидяев, Соколов, Каширцев, Серебренников и др.) они провели несколько удачных забастовок. Наиболее крупная забастовка грузчиков, охватившая все мельницы и пароходные пристани, произошла 5 июня 1915 года. Грузчики прогнали наряд конной полиции, пытавшейся нагайками выгнать их на работу, и в конце концов добились повышения зарплаты.
В годы войны Новониколаевск пополнился политическими ссыльными. Перебрались сюда на жительство и ссыльнопоселенцы, пришедшие в ссылку в годы реакции и теперь получившие право передвижения в пределах Сибири.
Вслед за мной из канской ссылки приехали тт. А. А. Черепанов, М. М. Загуменных и многие другие.
Местом наших встреч стала маленькая библиотека «Общества попечения о народном образовании». Заведовал этой библиотекой К. Я. Растегаев. Он и его жена оказались хорошими и верными товарищами (Во время колчаковщины. К. Я. Растегаев был арестован, вывезен на Дальний Восток и там, по-видимому, погиб).
К. Я. Растегаев по нашей просьбе выписывал и доставал для библиотеки марксистские книги, журналы, газеты. Так, через него мы получали и читали «Правду», «Просвещение», «Вопросы страхования», «Вестник приказчика» и другие. Через эту библиотеку социал-демократы устанавливали связи и явки. Кроме ссыльных, которых я знал, библиотеку посещали местные большевики-рабочие — Кидяев (железнодорожник), Каширцев (машинист лесопильного завода), Шамшин Иван Дмитриевич (плотник), сыновья его — Иван (тоже плотник) и Василий (служащий), рабочие Пуляшкины — муж и жена, Резниченко, Якушев, Волкомиров, Светличный, Васильев и др. Вслед за нами, ссыльнопоселенцами, появились и жили в городе административноссыльные В. Р. Романов, Ф. И. Горбань (одесский металлист). Ростов (Клименко — питерский рабочий), А. И. Петухов и другие. Затем образовалась целая колония эвакуированных во время войны латышей, среди них — т. Витолин. Они поддерживали связь с нарымской ссылкой. Общение друг с другом было делом нелегким — около нас находились провокаторы, шпионы, но, несмотря на все это, контакты налаживались.
Я долго подыскивал какую-нибудь платную работу, и наконец-то поиски увенчались успехом. Удалось найти заработок в московской чайной фирме. Управляющий О. Я. Бородин и почти все служащие конторы оказались либо в прошлом эсеры, либо социал-демократы и им сочувствующие.
В числе клиентов этой конторы был известный Андрей Деренков, организовавший при своей лавке в Анжеро-Судженске библиотеку, о которой в книге «Мои университеты» упоминает М. Горький.
При зачислении меня возник спор с эсерами, почему управляющий принял меня на вакансию, освобожденную эсером. Эсеры настаивали принять их кандидатуру, но Бородин сумел меня отстоять.
Устраиваясь в разные предприятия, учреждения и организации, мы создавали там двойки, тройки членов нашей партии, старались охватить своим влиянием и те предприятия, где никто из наших товарищей не работал. Так, на военном сухарном заводе существовала группа вo главе с Ф. И. Горбанем, на городской станции установилась связь, кажется, с электротехником Каширцевым (точно не помню фамилию товарища, он погиб в тюрьме).
Но особенно успешно налаживалась работа среди торгово-промышленных служащих, грузчиков, рабочих мукомольных мельниц и лесных складов. Впоследствии хорошей оказалась организация из рабочих и служащих американской фирмы Международной компании жатвенных машин «Мак-Кормик».
Вскоре я был арестован. Томское губернское жандармское управление, получив обо мне из Енисейской губернии информацию и перехваченное мое письмо к М. Н. Вдовину (М. Н. Вдовин — быв. железнодорожник, ссыльнопоселенец Анциферовской волости, Енисейского уезда, мой товарищ со школьного возраста), прислало за мной в Новониколаевск жандармского офицера. Но так как при обыске ничего «предосудительного» обнаружить не удалось, меня освободили.
Как известно, в 1914 году, с начала империалистической войны, стали создаваться военно-промышленные комитеты, такой комитет биржевики образовали и в Новониколаевске. При нем необходимо было существование рабочей группы, так как без нее «по закону» договора, заключенные военными органами и капиталистами о поставках на армию, считались неправильными. Поэтому биржевики-капиталисты всячески стремились привлечь рабочих и служащих в рабочую группу промышленного комитета.
Зная большевистскую тактику, мы с участием пролетарских масс провели бойкот выборов в «рабочую группу» военно-промышленного комитета. Тогда биржевики при помощи служащих и руководителей биржевого комитета, эсеров, с участием соглашателя Сушкина, «рабочую группу» организовали явочным порядком. Секретарем в нее назначили бывшего социал-демократа Е. Крутикова, состоявшего вместе с другим бывшим социал-демократом Ивановым членами частнопредпринимательской мастерской. В «рабочую группу» входил также мелкий торговец Пахтусов — член черносотенного «Союза русского народа».
После февраля 1917 года стало известно, что Крутиков — Егорка, как его называли рабочие, — провокатор, агент жандармского ведомства.
Одним из благоприятных условий для развертывания нашей массовой работы явилось то обстоятельство, что в Новониколаевске задержалось много безработных, ехавших в Сибирь из Европейской России.
«Отцы города», владельцы торгово-промышленных предприятий жадно хватались за дешевую рабочую силу, принимали их на работу за пониженную зарплату.
Мы проводили беседы с рабочими и служащими, ходили в городскую управу к «отцам города», доказывая им необходимость профсоюзов, организацию которых губернские власти запрещали. К этим нашим мероприятиям привлечены были служащие и рабочие ближайших к Новониколаевску больших торговых сел, например, при ст. Чик и других.
С начала империалистической войны 1914 года мы проводили массовую работу под знаком обследования положения семей мобилизованных в армию торгово-промышленных служащих, водили нуждающихся в городскую управу за помощью, потом включились в обследование всех семей мобилизованных и беженцев из районов войны.
Через членов семей мобилизованных в армию мы сносились с отдельными солдатами, а через них проникли в военные казармы.
Развертывая массовую работу, мы старались создавать легальные профсоюзы, но ни одной профсоюзной организации оформить и зарегистрировать до февральской революции так и не удалось. Наиболее активно и упорно в этом направлении действовали торгово-промышленные служащие. Администрация Томского губернского центра раз пять возвращала им представленный для регистрации Устав союза, затем в выдаче разрешения на объединение торгово-промышленных служащих в профсоюз окончательно отказал и губернатор. Даже рабочие клубы тогда открывать не разрешалось, терпелась только работа больничных касс.
Однако наша массовая работа развила сознание трудящихся, что сказалось при создании профсоюзов после февральской революции 1917 года, которые большевики организовали и возглавили.
В Новониколаевске до второй половины 1915 года издавалась в единственной типографии газета «Алтайское дело», но она бойкотировалась массами как штрейкбрехерская.
В 1915 году из иркутской ссылки приехал известный литератор социал-демократ Н. А. Рожков и приступил к изысканию средств для издания ежедневной газеты. Почва для выхода газеты оказалась благоприятной. Мы приняли участие в организации ее. Рожкову было трудно найти подходящего «благонадежного», с полицейской точки зрения, официального редактора. Тогда мы выдвинули К. Я. Растегаева. Газета стала выходить под названием «Голос Сибири», фактически редактировал ее Рожков.
Мне, И. Б. Резникову, старому большевику С, И. Канатчикову и другим были известны уклончивые выступления Н. А. Рожкова в годы столыпинской реакции. В условиях того времени мы могли тормозить его попытку по изданию газеты, но тогда он мог опереться на меньшевиков. Чтобы не допустить этого, мы, большевики, сами помогли организовать газету и приняли участие в ее работе и редактировании, тем не менее отдельные соглашатели, меньшевики примазывались к Рожкову и использовались им.
Помимо работы в «Голосе Сибири», мы не оставляли самостоятельную работу и в массах. Надвигалась экономическая разруха, вызванная войной. В городе с каждым днем все острее ощущался недостаток хлеба и мяса. Рабочие и их семьи голодали. Перед магазинами выстраивались очереди женщин и детей. В то же время на станциях лежали в ожидании подачи вагонов большие запасы заготовленных на вывоз из Сибири мяса, хлеба и других продуктов сельского хозяйства.
К концу 1916 года в Новониколаевске вновь начались массовые выступления мобилизованных. Заволновались солдатки, они требовали хлеба, громили продовольственные лавки. Усиливались организованные протесты рабочих и служащих; активизировалась и учащаяся молодежь.
Перед февральской революцией купить хлеба в Новониколаевске было просто невозможно. В то же время прибыль некоторых мукомольных предприятий увеличилась за войну в 15 раз. Новониколаевские дельцы от хлебных операций наживались. Например, известный по Новониколаевску крупный скупщик хлеба Коган за счет хлебных операций перед революцией купил за 500.000 рублей у руководителя синдиката «Алтайские мукомолы» Туркина находившуюся в Новониколаевске мельницу. Туркин являлся одним из руководителей биржевого, военно-промышленного комитетов и членом городской думы, т. е. одним из вершителей хозяйственных и общественных судеб города.
Городская дума, биржевой комитет, военно-промышленный комитет — это три центра, в которых действовали мукомолы, руководители банков и цензовики-домовладельцы. «Общественные деятели» разделялись на две группы: так называемых прогрессистов и членов единственной открыто существовавшей политической черносотенной организации «Союза русского народа». Во главе тех и других стояли мукомолы, владельцы крупных торговых предприятий и руководители местных отделений банков. В городской думе, биржевом и военно-промышленном комитетах эти дельцы держались такой тактики, что трудно было определить между ними какое-либо различие. Прогрессисты составляли большинство, но они всегда шли на соглашение с черносотенцами.
Первые телеграфные известия о революции получила местная власть. Февральская революция застала нас врасплох, так как сношений с центральными партийными органами мы не имели. Жандармерия готовила ордера на обыски и аресты, в первую очередь членов редакции «Голоса Сибири» и наших активистов. Но на этот раз планы жандармерии расстроились, телеграммы о революции начали поступать также и в редакцию «Голоса Сибири»; о них узнавало быстро население.
Жандармерия, не успевшая развернуть против нас свои операции, растерялась и струсила. Растерялись и вожди новониколаевской либеральной буржуазии. Они собирались на бирже, в городской управе, читали и обсуждали телеграммы.
Вот как описал первые дни революции соглашатель Г. Г. Сушкин, работавший при военно-промышленном комитете: «2-е марта (ст. ст.) в 12 часов дня я зашел в военно-промышленный комитет. Там проходило какое-то заседание. Через несколько минут туда же пришел полицмейстер. Он пошептался с некоторыми из членов комитета, в результате чего был объявлен перерыв заседания, а президиум комитета уединился с полицмейстером… Минут через десять стало известно, что в Питере крупные волнения. Скоро у меня в руках очутилась телеграмма, которую принес полицмейстер. Я не помню сейчас ее дословного содержания, помню, что говорилось в ней о крупных волнениях, носящих характер восстания. Слова „революции“ в телеграмме не было. Но оно блеснуло у меня в сознании, когда я читал ее.
Поступали все новые и новые телеграммы, сообщавшие о совершившемся перевороте, об отречении Николая II и проч. На бирже, в военно-промышленном комитете общая растерянность. Что это такое? — спрашивал председатель биржевого комитета. Что-то серьезное, — ответил кто-то».
В городе проходили массовые митинги и собрания. О Временном правительстве, Учредительном собрании говорили много, горячо, до поздней ночи. Кроме проведения митингов, нам, членам РСДРП, приходилось выступать на предприятиях и в учреждениях.
В городской думе шло заседание, собралось 25 гласных и много горожан. Меньшевик Каменский уговаривал председателя военно-промышленного комитета — директора Новониколаевского отделения Русско-Азиатского банка Пименова, — чтобы тот «возглавил новониколаевскую революцию».
Читали телеграммы от Председателя Временного Комитета Государственной думы и аплодировали. Городской голова Беседин говорил о необходимости спокойствия и о достойной встрече событий. Принимали обращение к населению и текст телеграммы Петроградской городской думы о присоединении к новому правительству. В 11-м часу вечера в зал заседания явилась многочисленная публика из военно-промышленного комитета. Городской голова уже успел закрыть заседание, и все начали расходиться. Но здесь вновь принял энергичные меры Герман Каменский, призвав руководителей городского самоуправления «возглавить революцию». Все члены думы с городским головой возвратились на совместное объединенное заседание с прибывшими участниками митинга в биржевом комитете. Председателем избрали Пименова, товарищем председателя — Жернакова (служащего Русско-Азиатского банка) и секретарем — Стечника — плехановца. Заслушав информацию Пименова, председатель огласил текст телеграммы на имя Чхеидзе. Заседание проходило оживленно. Речи прерывались аплодисментами горожан.
На объединенное заседание явился полицмейстер и на поставленный перед ним вопрос, с кем он, заявил: «Буду служить, подчиняясь новой власти». Он театрально опустился перед столом на одно колено и сдал свою шашку. Присутствующие заявление полицмейстера встретили тоже бурными аплодисментами.
На другой день, 3 марта, на заседание сформировавшегося органа Временого буржуазного правительства — Комитета общественного порядка и безопасности, вбежал возбужденный полицмейстер с телеграммой в поднятой руке, крича: «Получил, получил телеграмму от губернатора с приказанием подчиниться новой власти!» Выходило, что свое ночное заявление в городской управе полицмейстер до получения губернаторской телеграммы считал далеко не твердым. В этот же день под давлением масс он был подвергнут домашнему аресту, а потом и отправлен на фронт в действующую армию.
3 марта происходили выборы отдельно в Советы рабочих и солдатских депутатов, объединившихся позднее в Совет рабочих и военных депутатов, а в апреле он переименовался в Совет рабочих и солдатских депутатов. От большевиков в Совет прошли А. А. Черепанов, я, Ф. И. Горбань и другие товарищи. И хотя председателем Совета был меньшевик Герман Каменский, а большевики в нем составляли небольшую группу, часто в решающие моменты по важнейшим вопросам мы получали большинство. Работа в Совете организовывалась по секциям.
4 марта состоялся торжественный парад войск, заявивших свою преданность Временному правительству. Жандармы были арестованы, провокатор Крутиков скрылся.
В Новониколаевске создается легальная объединенная социал-демократическая организация. «Голос Сибири» стал официальной ее газетой. Меня избрали секретарем первого легального партийного комитета в Новониколаевске.
На партийном организационном собрании, состоявшемся 6 марта 1917 года, присутствовало всего 18 старых партийцев-подпольщиков из 27, но уже в апреле в партийной организации состояло до 300 человек, в большинстве рабочих. Эсеры же в это время, широко вербуя в свою партию интеллигенцию, солдат и всех без разбора обывателей, насчитывали в организации тысячи человек. Кроме социал-демократов и эсеров, в Новониколаевске народились еще две партийные организации — это социалисты-федералисты (небольшая интеллигентская группа крайних оборонцев и сибирских областников), которые выпускали свою газету «Алтайское дело», и республиканцев-демократов (недавние буржуазные монархисты, кадеты).
На апрельских выборах в Городское народное собрание эсеры получили 68 мест из 80. Офицерство шло за эсерами, увлекая за собой солдат. Лозунги эсеров о земле поддерживало большинство солдат гарнизона, слабо еще разбиравшихся в текущих событиях. Влияние эсеров стало преобладающим в Совете рабочих и солдатских депутатов и в возникшем отдельно Совете крестьянских депутатов.
До апрельской Сибирской конференции, созванной в Красноярске, в лозунгах у нас была путаница.
Регулярная связь с Питером отсутствовала, сообщения оттуда мы получали с большим запозданием.
В первое время, несмотря на то, что гарнизон состоял в большинстве из эсеров, милиция и вся железнодорожная охрана находилась в наших руках. Во главе милиции стоял меньшевик Холкин, железнодорожную охрану возглавлял молодой офицер Лебедев — он был предан делу пролетарской революции и работал самоотверженно. Ошибкой являлось то, что мы не сумели закрепить за собой и усилить эти командные высоты. Здесь нас обошли руководители военного командования и эсеры, они сделали так, что всю воинскую часть, во главе с Лебедевым, назначили в маршевую роту и отправили на фронт. По-другому сложились дела в томской организации. Там работали Н. Н. Яковлев, В. Косарев, Звездов и многие другие. Они, будучи в рядах армии, еще до февральского переворота взяли гарнизон в свои руки. Хотя в Томске меньшевиков находилось немало, но большевистское ядро организации всех вело за собой. В Новониколаевск приезжали Косарев, Кулинич и другие товарищи, помогали нам советами. Из нашей организации на работу в Томск были взяты большевики Канатчиков, Кузовлев и другие.
Новониколаевские эсеры и командный состав гарнизона, опасаясь томских большевиков, не осмеливались открыто, грубо теснить нас, а мы, в свою очередь рассчитывая на возможную помощь революционно настроенного Томского военного гарнизона, выступали смелее.
Но главное внимание большевиков Красноярска и Томска направлялось на Омск, который имел весьма важное значение как Западно-Сибирский военный центр. Там же располагался Западно-Сибирский Совет рабочих и солдатских депутатов, поддерживаемый всеми меньшевиками и бундовцами. На II Западно-Сибирский съезд Советов в Омск, во главе красноярской делегации, ездил А. И. Акулов. Он говорил: «Еду штурмовать оппортунистические позиции омичей», но, должно быть, фактически его били.
Перед III Западно-Сибирским съездом выделили и послали в Омск на усиление большевистских рядов крупных работников из Томска — Н. Н. Яковлева, В. М. Косарева и других.
Наша организация — РСДРП, отмежевываясь от крайнего оборончества, выставила большевистский лозунг: «Демократического мира без аннексий и контрибуций». Этот лозунг поддержала часть эсеров, в среде которых произошло размежевание, выделились группы оборонцев и интернационалистов. Интернационализм новониколаевских эсеров и меньшевиков был далек, конечно, от революционных большевистских лозунгов. Интернационалисты-меньшевики ограничились требованием к Временному правительству — обратиться с предложением мира ко всем воюющим странам. Это требование, принятое Новониколаевским Советом, являлось одним из основных лозунгов первомайской демонстрации. На деле меньшевики и эсеры только прикрывали интернационалистическими лозунгами свой оппортунизм. Они, например, «делали все, чтобы работа на оборону не принесла ущерба от „непредусмотренного первомайского праздника“». Совет рабочих и солдатских депутатов призвал этот «прогульный день» отработать в ближайшее воскресенье.
С первых же дней в профессиональных союзах и в совете профсоюзов преимущество получили большевики. Наш партийный комитет находился в одном помещении с советом профессиональных союзов (в полуподвале дома Янкилевича по Воронцовской улице № 22).
Там находился и наш штаб. Первым председателем совета профессиональных союзов избирался т. Клименко, после его отъезда на Украину председателем совета работал до отъезда в Омск я, а секретарем — большевик А. Клеппер (После отъезда Г. Е. Дронина работал председателем профСовета).
В профдвижении первоначально наблюдались организационные непорядки. Так, конторщики не хотели состоять вместе с продавцами. Маляры организовывались отдельно от плотников и т. д. С трудом Центральному Бюро Союзов (Профсовету) удалось навести порядок в организовавшихся 14 союзах. Успешно налаживалась работа среди женщин, работающих по найму. Возглавляла союз т. Пуляшкина.
А. Ф. Клеппер.
Городская учащаяся молодежь комсомольского возраста прислала в нашу парторганизацию большую группу своих представителей с просьбой принять их в РСДРП или под свое руководство. Нужно правду сказать, что развернуть как следует работу среди молодежи мы тогда не смогли, не хватало сил.
Восьмичасовой рабочий день в городе был проведен постановлением Совета, но систематически предпринимателями нарушался под видом работы на оборону. Фабрично-заводские комитеты на предприятиях при регулировании расценок натолкнулись на упорное стремление предпринимателей сжать производство как бы по причине недостатка сырья. Фабрично-заводские комитеты активно подхватили выдвинутый большевиками лозунг рабочего контроля, но в ряде случаев осуществить его не удалось.
Все конфликты профсоюзы старались разрешить при содействии Совета рабочих и солдатских депутатов, а эсеро-меньшевистское большинство в Совете часто проваливало революционные мероприятия.
Городское народное собрание пыталось регулировать ставки зарплаты своими постановлениями, но они значительно отставали от ставок, которых профсоюзы и фабрично-заводские комитеты добивались по сепаратным соглашениям с предпринимателями.
Биржа труда возникла в марте, путем перестройки бюро труда, существовавшего при военно-промышленном комитете еще до революции, но служащим биржи городская управа задерживала жалованье по три месяца, больничная же касса так и не была организована. Понятно, что рабочих не могли удовлетворить такие «завоевания».
Так сложилась обстановка, когда большевики организовали рабочие массы на борьбу за рабочий контрольна производстве и за переход всей власти к Советам.
На первый Всероссийский съезд Советов выбрали меньшевиков. Возглавляя Совет, Каменский мало считался с Комитетом общественного спасения, он все брал на себя. Но под влиянием большевиков в Совете — Горбаня, Клеппера и в целом организации, Каменский вынужден был от имени Совета выделить группу, которая потребовала отчет от Комитета общественного спасения. Получилось так, что Совет рабочих депутатов на какое-то время был фактически органом власти в городе, проверял деятельность всех общественно-городских организаций.
Медленно, упорно мы отвоевывали у социалистов-революционеров солдатские массы при содействии бывших в армии наших товарищей, сначала Лебедева, Клеппера, а потом Староверова, Семахина, Резниченко, Генералова, Клевцова, Ив. Волкова и других.
Парторганизация все еще оставалась не очищенной от оппортунистов.
В дальнейшем нам в организации стало работать легче, потому что значительное количество меньшевиков и примыкавших к ним оппортунистов спешило уехать из Новониколаевска, так как становилось очевидным, что массы отворачиваются от них и все больше и больше воспринимают большевистские лозунги.
Как случилось, что в первое время после февральской революции в организацию попали соглашатели вроде Сушкина Г. Г., от которых мы до революции отмежевывались в массовой и в идейной работе? Организация оказалась объединенной, и не ставился резко вопрос о быстрейшей очистке ее от меньшевиков. После революции произошло засилье эсеров. Лозунгом «Земля и воля» они приобрели авторитет среди мелкобуржуазного крестьянства. При поддержке контрреволюционного офицерства эсеры захватили Городское народное собрание и объявили, что в Сибири они построят социализм с крестьянами без рабочих, без социал-демократов; что Совет рабочих депутатов не нужен, когда в народном собрании заседают они, а не буржуазия. Это выступление эсеров вызвало ответную реакцию всех социал-демократов, не исключая открытых, как Сушкин, и скрытых меньшевиков, как Герман Каменский. Таким образом, в борьбе с эсерами как бы образовался единый фронт.
Большевики, воюя в Городском народном собрании против эсеров, в Совете рабочих и солдатских депутатов против все более выявляющего свою физиономию соглашателя Германа Каменского, опирались на профсоюзы.
С приездом В. И. Ленина в Петроград мы получили сведения о его знаменитых тезисах. Начался период отрезвления.
Перед Сибирской апрельской конференцией в Новониколаевск приезжал товарищ от ЦК нашей партии. Он объезжал сибирские организации и от нас направлялся в Барнаул. Он указал, что партийные организации надо переводить исключительно на большевистские рельсы, очищать их от оппортунистических элементов.
Западно-Сибирская апрельская партийная конференция состоялась в Красноярске в те дни, когда Милюков послал телеграмму в Англию: «Мы за выступление». Она всколыхнула все демократические силы в Москве, Ленинграде и в других городах. Я хорошо помню эти события: телеграмма обсуждалась на конференции.
На конференции я был делегатом от Новониколаевской социал-демократической организации. При опросе я назвал себя большевиком, а нашу организацию — большевистской (Новониколаевская организация РСДРП в апреле не была большевистской, она существовала как объединенная до и сентября 1917 г.).
От Новониколаевска на Всероссийском совещании Советов и мартовском (27/III — 2/IV 1917 г.) совещании партийных работников участвовал С. И. Канатчиков. По возвращении Канатчикова на общем собрании нашей парторганизации был заслушан его отчетно-инструктивный доклад.
Теперь солдаты все больше стали прислушиваться к нашим выступлениям, выражая свое недоверие офицерам, засевшим в полковых и ротных комитетах.
Во время июльских событий черносотенцы и эсеры развернули бешеную агитацию против большевиков, они всячески старались нас дискредитировать.
В связи с июльскими событиями в Томске состоялось широкое партийное совещание (созывалась губернская конференция, но собрались не все организации, конференция состоялась позднее). Я присутствовал на этом совещании от новониколаевской организации. Был выработан и утвержден план дальнейшей работы. Я хорошо помню, что Томский комитет получил письмо ЦК нашей партии за подписью Е. Стасовой об условиях работы партии в связи с июльскими событиями.
Письмо прочитали на узком собрании делегатов, затем составили и приняли по текущему моменту резолюцию и немедленно стали разъезжаться по местам, чтобы начать работу применительно к новым условиям.
Эсеры продолжали чувствовать себя господами положения только в Новониколаевске, в открытую борьбу с томичами они боялись вступать. В это время проходила полоса всероссийских совещаний и съездов, устраиваемых Временным правительством и Советами. Из Новониколаевска головка эсеров разъезжалась на совещания в Питер и Москву. После их отъезда нам стало легче вести работу среди солдат, к тому же эсеровскую организацию явно раздирали противоречия: выявилось левое течение, которое не прочь было работать с большевиками. Вот эти настроения мы и использовали, усилили работу в Совете рабочих и солдатских депутатов и в гарнизоне. Кроме того, большую помощь оказали нам (август 1917 г.) делегации от рабочих Черемховских копей и от Совета рабочих и солдатских депутатов. Они объезжали все города Сибири в агитационных целях, выступали в Новониколаевске на солдатских собраниях, в Совете рабочих и солдатских депутатов. В состав делегации входило три товарища. Эту тройку мы использовали больше всего на митингах в казармах. Они призывали к борьбе за передачу всей власти Советам.
После Томской конференции в сентябре окончательно оформилась наша организация как большевистская. На общем собрании 14 сентября из присутствующих 125 только 27 голосовало за оставление парторганизации объединенной.
С получением известий об Октябрьской революции в Петрограде новониколаевские большевики повели решительное наступление против единого соглашательского фронта эсеров и меньшевиков прежде всего по линии профсоюзов и фабрично-заводских комитетов. Совет профсоюзов на заседании 1 (14) ноября признал, что «интересы рабочего класса всецело связаны с судьбой борьбы за власть Советов», и потребовал переизбрания Совета рабочих и солдатских депутатов, совершенно не отражавшего действительных настроений рабочих и солдатских масс, высказавшегося против Октябрьской революции.
Профсовет на заседании 7(20) ноября призвал все союзы содействовать «советской революции». Под давлением рабочих масс 14 (27) ноября был распущен созданный 4 (17) ноября по почину старого Совета «нейтральный» комитет охраны революции с центристско-соглашательским большинством.
Стал вопрос о созыве Западно-Сибирского съезда Советов. От Новониколаевского Совета в г. Омск поехали в большинстве сторонники Советской власти. Председательствовал на съезде Н. Н. Яковлев. Председателем большевистской фракции съезда был член ВЦИК Звездов, а я — его заместителем. Тов. Звездову часто приходилось выступать на рабочих и солдатских митингах г. Омска. Во время его отлучек на съезде выступал я. Фракция наша была большая, и работали мы согласованно и дружно.
Съезд принял решение — всю власть в Западной Сибири взять в свои руки.
Съезд обсудил много важных вопросов и поэтому несколько затянулся. Тогда от новониколаевских солдат и рабочих приехала делегация и заявила нам:
— Товарищи, в Новониколаевске вас заждались. Мы уже в гарнизоне сняли с офицеров погоны. Приняли полковые кассы. Надо заканчивать дело!
Эти слова нас обрадовали. Солдаты Новониколаевского гарнизона окончательно пошли за большевиками.
Перед Западно-Сибирским съездом Советов встала задача — взять власть в Сибири в свои руки и заготовить продовольствие для Петрограда, Москвы и других промышленных центров страны. Съезд сформировал краевой продовольственно-экономический совет.
Еще в начале работы съезда я заинтересовался продовольственным вопросом и включился в работу продовольственной секции. Может быть, поэтому меня и избрали на съезде в состав Западно-Сибирского краевого продовольственного совета.
После съезда я вернулся в Новониколаевск, принимал участие в установлении там Советской власти, а затем уехал в Омск для работы в краевом продовольственном совете.
Власть к большевистским Советам в Новониколаевске перешла только после перевыборов президиума Совета в декабре 1917 года, когда большевики получили в президиуме Совета подавляющее большинство и председателем Совета стал большевик В. Р. Романов.