ГЛАВА 6. РИТУАЛЫ МАССОВЫХ РЕПРЕССИЙ НА ПРЕДПРИЯТИЯХ

ГЛАВА 6.

РИТУАЛЫ МАССОВЫХ РЕПРЕССИЙ НА ПРЕДПРИЯТИЯХ

Враги (партии) знают, как маскироваться. Наша задача — как бы они не маскировались, сорвать маску с их лица.

Буданов — член парткома ликероводочного завода, 1938 г^.{439},[60]

Умных расстреливают, а дураков оставляют.

Марголин — арестованный член парткома завода «Динамо»^{440}

«Нужно было собрать актив комсомола, да так набить Марголину зубы, чтобы он в другой раз помнил».

Старичков — секретарь парткома завода «Динамо»^{441}

В 1937 году с прежней терпимостью в заводских парткомах было покончено. Как заметил секретарь парткома крупного машиностроительного завода «Динамо» Старичков: «Мы должны быть <…> твердыми… Мы должны вооружиться бдительностью».^{442} Всю осень 1936 года партийное руководство настойчиво подталкивало парткомы к поиску врагов в своих собственных рядах. Судебные процессы в Кемерово и по делу Пятакова, февральско-мартовский пленум ЦК ВКП(б) 1937 года и кампания за демократизацию профсоюзов — все эти мероприятия служили популяризации репрессий. Партийные руководители настаивали на участии рядовых членов партии в «разоблачении врагов», призывали находить скрытых врагов до того, как тех арестуют органы НКВД, а также разоблачать бесчестных и недобросовестных руководителей. Вскоре парткомы были поглощены психологически и организационно сложным процессом поиска и «разоблачения» скрытых врагов в рядах партии. Коммунисты, настроенные друг против друга, становились активными участниками репрессий. Чрезмерно занятые проверками, допросами и исключениями из партии, они писали доносы в первичные парторганизации, цехкомы, завкомы, райкомы и горкомы партии, а также в различные инстанции НКВД. Многие дела, которые были переданы на рассмотрение парткомов, начинались с открытых обвинений или писем, которые публиковались в заводских газетах. Процесс развивался неравномерно. Некоторые парткомы значительно быстрее и полностью втянулись в него, другие запаздывали. Так, партком завода «Серп и молот», где работало более 700 членов партии, был целиком охвачен взаимными обвинениями, несмотря на то, что директор завода П. Ф. Степанов неоднократно пытался их придержать, призывая сохранять некое подобие здравого рассудка и сосредоточить внимание на производстве. На текстильной фабрике «Трехгорная мануфактура» кампания по «разоблачению» шла медленнее, несмотря на арест директора фабрики в начале 1937 года.^{443}

Причины, по которым члены партии могли подвергнуться преследованию, можно было разделить на четыре категории: социальное происхождение или политическая деятельность в прошлом; связи с арестованными членами семьи, друзьями или наставниками; идеологические ошибки; несчастные случаи на производстве, нарушения правил техники безопасности и проблемы, связанные с производством. Все заводские парткомы соблюдали определенную процедуру, которая предполагала соответствующие действия. Например, от членов партии требовали написать заявление, если они подозревали кого-то во «вражеской» деятельности или вредительстве, если услышали подозрительный разговор, узнали об аресте родственника, друга или наставника, а также, если получили компрометирующую информацию на кого-либо. Заявитель мог написать о себе самом или о других, такое заявление имело форму личного признания, обвинения, слуха или даже подозрения, не подкрепленного фактами. Не предполагалось никаких негативных последствий, если сведения, изложенные в заявлении, не будут подтверждены доказательствами, но если заявление не было написано, то последствия были неизбежны. Например, недонесение об аресте родственника являлось основанием для исключения из партии и даже для ареста. Это был мощный стимул для доносительства, главное — защититься от последствий недонесения. В течение 1937 и 1938 годов во все инстанции НКВД и партии посыпался шквал подобных заявлений. Их рассмотрению заводские парторганизации посвящали уйму времени.

На заводах структура членства в партии представляла собой пирамиду, вершиной которой была первичная парторганизация, а основанием — цеховые комитеты. Партком являлся выборным органом из 10-15 человек, и был верхушкой пирамиды, представлявшей всех заводских членов партии. Члены партии имелись во всех структурах завода: среди рабочих, мастеров, начальников цехов, в дирекции. На заседаниях парткомов и общезаводских собраниях, где присутствовало от десяти до сотен человек, были представлены разные, даже противоположные, интересы. На крупных и значимых заводах было несколько сотен членов партии; на более мелких предприятиях — ни одного. На машиностроительном заводе «Динамо», где было занято около 7 тыс. рабочих в 18 цехах, насчитывалось 700 коммунистов и кандидатов в члены партии. На фабрике «Трехгорная мануфактура» работало более 500 членов партии.

Цехкомы и парткомы обсуждали заявления на собраниях, которые напоминали судебные процессы.^{444} Члены цеховых комитетов первыми знакомились с обвинениями и решали, что надо предпринять. Затем партком рассматривал их решение и представлял дополнительные свидетельские показания и «доказательства». Секретарь парткома предъявлял обвинения. Обвиняемый или обвиняемая сами себя защищали, другие члены парткома задавали им вопросы. Партийный секретарь высказывал свое мнение, и в конце собрания члены партии голосованием принимали решение. Однако не существовало правил, которые бы регулировали процедуру представления доказательств. При рассмотрении дел опирались на слухи. Очень часто вопросы были откровенно предвзятыми, а члены парткома агрессивно настроены. И поскольку один «процесс» следовал за другим, отношения между самим членами парткома были очень сложными: они сами оказывались то в роли присяжного заседателя, то обвинителя, обвиняемого; соседствовали чувства враждебности и союзничества, переплетение которых создавало атмосферу напряженности. Арест органами НКВД каждой новой жертвы вынуждал парткомы снова и снова устраивать проверки среди коллег арестованного его подчиненных и начальников. Таким образом, с 1937 года процесс запускался изнутри; «террор» на предприятиях стал самообразующимся и самовоспроизводящимся процессом.

Эта глава написана на основе стенографических отчетов заседаний парткомов за период с 1937 по 1939 годы на пяти московских промышленных предприятиях, это: машиностроительный завод «Динамо», металлургический завод «Серп и молот», станкостроительный завод «Красный пролетарий», ликероводочный завод и текстильная фабрика «Трехгорная мануфактура». Показана практика деятельности организаций как своего рода движущей, силы, переносящей целые коллективы в фантасмагорический мир населенный врагами и вредителями.[61] Стенографические отчеты, дословно фиксировавшие на собраниях каждое слово, позволили услышать выступления давно ушедших людей, понаблюдать, как менялись их взаимоотношения, проследить их судьбы. Происходившее на этих заседаниях дает представление о конфликтах, дружеских связях и обидах, из которых складывалась повседневная жизнь и политическая культура на заводах. Они показывают, как члены партии переходили от стадии обвинений к встречным обвинениям со стороны обвиняемых, от исключения из партии отдельных ее членов к коллективному хаосу и истерии. Иными словами, как сами люди активно организовывали действо и реагировали на события, которые были одновременно их коллективным творением, но в то же время выходили из-под их контроля.