Кого считать троцкистами-зиновьевцами?

Кого считать троцкистами-зиновьевцами?

Даже осенью 1936 года руководство районного комитета партии все еще не решило, кого считать политическим врагом. В письмах Центрального Комитета ВКП(б) и Московского городского комитета партии строго указывалось на необходимость досконально проверить личные дела бывших оппозиционеров. После тщательного изучения содержания писем, районное руководство все еще не было уверено в том, как определять троцкистов и зиновьевцев. Те ли это люди, которые голосовали за резолюцию Троцкого в 1923 году или это те, кто занимается оппозиционной деятельностью в настоящее время? Казалось несправедливым наказывать трудолюбивых, верных товарищей за «ошибки», совершенные ими более десяти лет назад. С другой стороны, кажется, нет ни одного члена партии, который в настоящее время был бы вовлечен в деятельность троцкистов. Если эти люди «замаскировались», как их обнаружить? Когда в Таганском районе Москвы арестовали как троцкиста директора завода, его товарищи по партии были изумлены. «Он был политически безграмотным», — сказал один из них. Другой удивился: «Как человек с таким узким кругозором мог вдруг стать троцкистом?». Независимо от того, что говорил Сталин, и о чем писали газеты, эти члены партии считали троцкистов образованными марксистами с четким пониманием политических вопросов. Как мог «политически неграмотный» директор стать троцкистом?^{228}

При всеобщем замешательстве отношение к членам партии, участвовавшим в оппозиции в 1920-е годы, сильно отличалось в разных районах города. Письмо Московского горкома партии предупреждало о недопустимости «механического подхода к срыванию масок с врагов», но в райкомах не понимали, что это означает. Корытный пришел к заключению, что при проведении чистки необходима политическая острота, которая соответствовала бы данным государственной и городской статистики. Проверка партбилетов в 1935 году и их обмен в 1936 году не привели к большому количеству исключений их партии по политическим причинам. По всей стране около 8,8% членов партии, что составляло 3 тыс. 324 человека, были исключены за принадлежность к троцкистам и зиновьевцам.^{229} Данные по семи районам Москвы, которые проверял Корытный, содержали те же результаты. Самая большая группа людей была исключена из рядов партии за незначительные проступки, такие как плохая посещаемость собраний, неуплата партийных взносов или нежелание учиться. В Первомайской районе около 30% членов партии были исключены за «пассивность». Корытный сердито отчитывал районное руководство: «Это не те люди, которых вы должны были исключить». Партийные секретари попали в еще более скверное положение, чем рядовые коммунисты. В Киевском районе около четверти секретарей партии, т. е. 40 человек из 170, были отстранены от должности, а в Таганском районе их число составляло одну пятую часть, т. е, 30 человек из 152. Большинство из них были уволены за плохую организацию работы или за невыполнение производственного плана, но не за участие в политической оппозиции. Начиная с сентября 1936 года, 4 тыс. 50 коммунистов и 4 тыс. кандидатов в члены партии прошли проверку партбилетов в Таганском районе. Из них 105 человек были исключены из партии, в том числе — 24 человека за принадлежность к троцкистам-зиновьевцам, что составляло около 6% коммунистов этого района. Кроме того, их большая часть, 17 человек из 24, были исключены после писем Центрального Комитета и Московского горкома партии. Корытный был в ярости из-за нерасторопности руководства Таганского района. Он отметил, что они не затруднили себя проверкой ни одного из сорока доносов, полученных ими. «Чего же вы еще ждете?», — требовал Корытный от них: «Если он — враг, решайте о нем как о враге, если он честный человек, то сколько вы будете его мытарить». Однако райком партии проявлял мало интереса к расследованию доносов. Корытный ругал их и требовал прекратить искать такие предлоги как, например, «человек уехал в Башкирию».^{230},[28]

Несколько районов подошли к проверке более серьезно. В Свердловском районе руководство с самого начала исключило из партии всех, кто входил в левую оппозиции. Руководство Куйбышевского района проводило еще более жесткую линию, исключая всех, кто участвовал и в левой, и в правой оппозициях. Одни из районных руководителей сказал: «За что после тех глубоких ошибок, которые человек имел, мы оставляем его в партии?» Он объяснил, что 105 бывших членов левой оппозиции и несколько бывших «правых» были исключены из партии. Он также признался: «Нас немного испугала цифра». При всем этом некоторые партийные секретари заводов Куйбышевского района весьма неохотно исключали людей из партии за предыдущие отклонения и старались защитить их. Несмотря на жесткую линию руководства района, парткомы никогда не занимались проверкой тех, кто содействовал вступлению бывших оппозиционеров в партию. Отказываясь углубить свои расследования и включить в число проверяемых имена поручителей, товарищей по работе, родственников и друзей, они создали систему защиты от распространения репрессий. Корытный наставлял районных руководителей партии, призывал более строго подходить к проверке. Он сердито выговаривал им: «Вы это дело промазали. Несомненно, некоторых людей в порядке организационной работы райкома надо еще раз посмотреть». Он пытался заставить их пересмотреть дела некоторых членов партии «чрезвычайно тщательно».^{231}

В райкомах партии также не понимали, как относиться к тем, кого когда-то исключили из партии и затем восстановили. В Первомайском районе партийное руководство было возмущено тем, что Корытный упрекал их в том, что они не исключили из партии женщину, которая дважды была исключена и восстановлена в 1920-е годы за участие в левой оппозиции. Один из секретарей райкома резко возразил: «Московский комитет реабилитировал ее дважды!» Они не могли понять, каким образом низовая партийная организация может наказать члена партии за нарушение, если его уже простили на высшем уровне. И что делать с теми коммунистами, которые скрыли свои отношения с троцкистами? В Молотовском районе, женщину исключили из рядов партии за то, что она не сообщила в партком о том, что ее муж придерживался «троцкистских взглядов», а другая была исключена за то, что не рассказала о том, что ее муж сослан за контрреволюционную деятельность. Руководители партии задавались вопросом, правильно ли было исключать этих людей?^{232}

Московский горком партии был особенно обеспокоен тем, что районные руководители позволили пройти проверку тем членам партии, которых позже арестовали: почему в районе не могли выявить тех врагов, которых впоследствии разоблачил НКВД? В одном случае Таганский районный комитет затребовал новые партийные документы на члена партии, которого исключила и восстановила в партии Комиссия партийного контроля. К моменту, когда Московский горком получил запрос, этого члена партии уже арестовали. Партийное руководство района было вынуждено давать объяснения, почему они затребовали документы на врага народа. «А что мы должны были делать?», — безнадежно спросил один из секретарей райкома. Районное партийное руководство оказалось между двух огней: НКВД и Комиссией партийного контроля, властных бюрократических структур, преследовавших противоположные цели. Корытный критиковал партийное руководство Таганского района и за упущения на заводах, которые некогда были центрами активности левой оппозиции. Ядро бывших оппозиционеров переместилось из Московской швейной фабрики № 4 на фабрику № 2. Эти старые партийные организаторы все еще встречались с рабочими в учебных кружках. Корытный настаивал, чтобы руководство Таганского райкома давало больше информации, но, казалось, в райкоме об этом ничего не знали. Корытный также ругал Сталинский районный комитет за то, что он не исключил из партии ни одного члена на фабрике № 24, хотя многие из них имели контакты с В. В, Ломинадзе, известным левым оппозиционером, который некогда там работал. Некоторые из этих членов партии прошли проверку только для того, чтобы быть арестованными НКВД. Только после этого политического конфуза Сталинский райком партии начал давить на парткомы, требуя «разоблачения ряда врагов». Один из районных руководителей дал такое объяснение: «Вначале медлили, затем, когда их упрекнули, поняли, что поступали неправильно, очень крепко стали изучать людей, разоблачать, и вместе с тем не давали парторганизациям шарахаться».^{233} Всеми способами — запугивая и упрашивая — Корытный пытался преодолеть апатию райкомов и парткомов, побудить к действию. В конце сентября 1936 года, спустя месяц после завершения судебного процесса он пришел к выводу, что районные и партийные комитеты все еще сопротивляются охоте на «врагов» в своих рядах.