Глава 4 В ортодоксальном Риме

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 4

В ортодоксальном Риме

В течение последних десяти лет V века Теодорих прикладывал поистине титанические усилия для укрепления своей власти внутри страны и ее признания Византией. Этот первый период правления остготского короля завершился его поездкой в Рим в 500 году. Только после того, как Теодорих добился устойчивого положения в стране, подарив ей прочный мир и надежду на быстрое процветание, после того, как враждебно относившиеся к нему римляне примирились с создавшимся положением вещей, он прибыл в Рим — Вечный город, властвующий над всем миром, — чтобы стать хозяином этого города.

Конечно же, Рим уже давно не был ни столицей мировой империи, ни резиденцией императора. Намного более важную роль стали играть другие города — Константинополь, Медиолан и Равенна. Словно королевская вдова, которая уже не могла иметь потомства, Рим того времени растерял былые могущество и власть, но, все еще одетый в царственные одежды и пользующийся искренней почтительной любовью своего народа, он был символом гордого величия и зарождавшихся надежд. Рим по-прежнему был окутан волшебной дымкой своей тысячелетней прославившей его истории и своих заслуг, принесших ему уважение всего мира. И Теодорих испытывал к Вечному городу чувства искреннего благоговения и восхищения.

Рис.  34.  Базилика святого Петра (Средние века)

В этом городе все специфически римское предстало перед Теодорихом в полном объеме. У городских ворот его торжественно встречали Папа Римский, окруженный своими клириками, весь римский сенат и огромная толпа народа. Теодорих сразу же, «как если бы он был истинным христианином» — так выразился впоследствии церковный хронист из Равенны, — направился в базилику св. Петра. Там он сотворил свою молитву и почтительно поприветствовал Папу Симмаха, который за год до этого получил в Равенне из рук короля документ, подтверждающий его назначение на этот высший пост Ортодоксальной Церкви. В тогдашнем Риме епископы играли очень важную роль. В силу своего положения в Церкви, доходы которой были чрезвычайно большими, Папа был самым влиятельным человеком не только в Риме, но и во всей Италии, а его клирики, так же как и сенаторы, имели большой вес в обществе. Правда, в то время сенат, хотя он и поддерживал тесную связь с императором, находившимся в Константинополе, а также издавал указы, имевшие законодательную силу, уже не имел того значения, которое у него было прежде. Тем не менее сенаторы пока еще имели серьезное политическое влияние на жизнь страны, которое ни в коем случае не следовало недооценивать, поскольку членами сената становились представители самых богатых и самых знатных римских древних родов. Как и римские священнослужители, сенаторы были главными хранителями римских традиций. И римский сенат, и римское духовенство ревностно заботились о сохранении национального римского духа в Вечном городе, и, зная об арианской вере варварского правителя Италии, а также его основные политические тенденции, относились к Теодориху с особой опаской. И то, что Теодорих сразу же, как только прибыл в Рим, направился в базилику св. Петра, имело для них очень большое значение.

Из храма Теодорих во главе триумфальной процессии отправился через мост над Тибром в старый Рим. Здесь он посетил знаменитый римский форум, сенат и римское народное собрание. История сохранила для нас описание знаменательной сцены, которая повергла африканского ученого монаха Фульгенция, находившегося в то время в Риме, в такое изумление, что он смог сравнить ее только с тем, что ему довелось увидеть в блистательном Иерусалиме: окруженный со всех сторон сенаторами и высшим духовенством, ликующей толпой и своими готскими воинами стоял, исполненный величия и чувства собственного достоинства, остготский король и наместник Италии, конная статуя которого уже многие годы стояла в Константинополе перед дворцом императора; он спокойно глядел на раскинувшиеся перед ним Капитолийский и Палатинский холмы, на великолепные старинные здания форума, базилики, храмы и триумфальные арки. Затем он произнес торжественную речь, обращенную к Вечному городу, особо подчеркнув, что он всегда восхищался его великолепием, что он всегда будет неукоснительно соблюдать римские законы и сделает все возможное для того, чтобы римский народ был счастлив. Текст этой речи был высечен на бронзовых дощечках, которые впоследствии установили на Капитолийском холме.

Закончив свою речь, Теодорих отправился на Палатинский холм, к дворцам императора, где в его распоряжение предоставили покои прежних императоров, которые в то время уже никак нельзя было назвать великолепными. То, что увидел здесь Теодорих, который после долгого отсутствия впервые посетил Рим, наполнило его грудь сожалением и печалью, и он тут же решил, что теперь, призвав на помощь римских аристократов, возьмет на себя заботу о реставрации важнейших зданий и памятников этого прекрасного города.

Вспомнил он и о римском народе, который на протяжении десятилетий требовал от властей хлеба и зрелищ. С истинно королевской щедростью Теодорих старался удовлетворить это требование. Из тех ежегодных пожертвований, которые он делал, назовем 120 000 четвериков[24] зерна, равномерно распределявшихся между людьми, и этот дар мог прокормить примерно 2000 человек. И в те месяцы, когда Теодорих находился в Риме, горожане не испытывали недостатка в шумных развлечениях. Если сам Теодорих, будучи варваром, не питал особых симпатий к состязаниям на колесницах, травле диких зверей, кулачным боям и борьбе, равно как и к театру, он тем не менее позволял римлянам веселиться подобным образом — в глубине души сожалея об этом и принимая все меры против серьезных эксцессов, которые могли возникнуть среди зрителей, неистово болевших за своих любимцев. Этого мало — знаменитым возничим и актерам выплачивалось твердое месячное жалованье. Благодаря этому в Большом цирке и Амфитеатре Флавиев (Колизее) вновь закипела бурная жизнь. И то, что Теодорих именно в этот приезд устроил для римского народа особенно пышное празднество, имело свои, особые причины: в 500 году исполнилось ровно 30 лет с того дня, когда он после смерти своего отца получил Остготское королевство. И ему очень хотелось, чтобы празднование этих триценталий — как раз в то время, когда он находился в Риме, — было особенно запоминающимся.

Так в течение полугода, с весны до осени, Теодорих занимался не только государственными делами, но и организацией публичных развлечений; не забывал он и о приведении в порядок зданий и монументов самой прекрасной жемчужины своего королевства.

Рис.  35.  Состязание на колесницах в Большом цирке Рима

И все это Теодорих делал ничуть не хуже любого императора. Поэтому нет ничего удивительного в том, что вскоре ему удалось завоевать симпатии всего римского населения.

Сказанное выше в большой степени относится и к римскому духовенству. Теодорих прекрасно понимал, сколь важны для него, арианского гота, отношения с ортодоксальными священнослужителями. Как раз в это время, когда рухнула Западная Римская империя, римская Церковь — и не только римская, то же самое можно было сказать и о медиоланской, и о равеннской Церквях — стала играть в государстве очень большую роль, как в социальной, так и в экономической сфере. Ортодоксальная Церковь Италии на протяжении многих лет была политическим фактором власти самого высокого ранга. Доминирующее положение в ней занимала римская Церковь, глава которой, с тех пор как Рим стал императорской резиденцией, с течением времени превратился в самого влиятельного и самого богатого человека в городе. Выражение «Папа Лев I выше Аттилы и Гейзериха» означало, что глава римской Церкви уже стал моральным лидером в Риме. И не только в нем. Его церковное влияние распространялось на все страны, расположенные в западной части Империи; именно его считали в то время наиболее ярким представителем ортодоксального христианства и защитником в борьбе с Востоком, который почти целиком находился в плену ереси. Для Теодориха Папа был олицетворением всего римского и христианского мира, человеком, обладавшим огромной духовной и мирской властью. Однако в то время Папа, безусловно, нуждался в защите своих интересов, и для Теодориха был чрезвычайно благоприятным тот факт, что именно он мог обеспечить Папе такую защиту.

Ибо в начале V века положение Папы Римского, как и всей Церкви, было довольно шатким. В результате ожесточенной, зачастую кровопролитной борьбы, власть на византийском Востоке захватили в свои руки поддерживаемые императором монофизитские еретические партии, поэтому положение ортодоксальных христиан было весьма незавидным. Таким же трудным было распространение ортодоксальных идей в вандальской Африке (правда, в значительно меньшей степени), а также в вестготской Испании и Юго-Западной Галлии, где варварами довольно агрессивно насаждалось арианство. Однако в придунайских странах, где учение Ария не было доминирующим, распространялась вера, которую проповедовал святой Северин; но этот процесс был очень болезненным, ибо кочующие народные массы изо всех сил сопротивлялись ему. То же самое пришлось испытать и самой итальянской Церкви. Известно, что ортодоксальная религия в Италии в течение определенного времени подвергалась серьезным гонениям; и это объяснялось не столько арианской верой ее остготских правителей, сколько тем, что император Анастастий I был ярым приверженцем монофизитства. И лишь один-единственный монарх изо всех сил защищал интересы Ортодоксальной Церкви в конце V века. Речь идет о франкском короле Хлодвиге, который в 496 году принял ортодоксальную веру и начиная с этого момента стал одной из самых ярких фигур в истории Западной Европы; его называли «блестящим метеором, пронесшимся по небу Запада».

Но сравнению с ним Теодорих, который был арианским еретиком, находился в гораздо худшем положении, если иметь в виду отношение к нему итальянских ортодоксов. И хотя, решая многие государственные вопросы, Теодорих фактически выступал в роли императора, он никак не мог занять того главенствующего положения в стране, которое ортодоксальные императоры отвели Церкви. Позиция Теодориха по отношению к религиозным различиям в его королевстве была сразу же определена общей концепцией проводимой им политики, которая игнорировала весь комплекс этих различий между римлянами и готами, призывая их сплотиться для выполнения необходимой политической работы. Конфессиональное различие было лишь одним из элементов большой группы культурных и политических отличий между римлянами и готами. Необходимость защиты собственных высших политических интересов заставляла Теодориха занимать в конфессиональном вопросе принципиально твердую позицию: нужны взаимное уважение к религиозным убеждениям и полная неприкосновенность церковного имущества. И еще одно. Сложившаяся в Италии своеобразная политическая ситуация требовала от Теодориха именно этого — религиозной толерантности. Кассиодор, разделявший взгляды Теодориха, постоянно повторял такие слова: «Мы не имеем права навязывать ту или иную религию, так как никого не следует принуждать к тому, чтобы он верил против своей воли». Разумеется, эти слова нельзя считать выражением просвещенной веротерпимости или современного паритета, поскольку за исключением достойных всяческого сожаления иудеев, к которым и относилось приведенное выше высказывание Кассиодора, все не-ортодоксы и не-арианцы, например манихейцы[25] и язычники, подвергались жестокому преследованию. Сам король терпимо относился к ортодоксальной религии не только потому, что этого требовала создавшаяся в Италии политическая ситуация; он давал ортодоксии весьма высокую оценку, считая, что эта религия заслуживает определенного доверия. Ортодоксами были и члены его семьи, и люди из его ближайшего окружения. Мать короля, Эрелиева, исповедовала ортодоксальную веру и поддерживала самые дружеские отношения с Папой и ортодоксальными епископами, которые довольно часто обращались к ней за помощью, прося ее передать те или иные важные просьбы своему королевскому сыну. Личным врачом Теодориха был ортодоксальный диакон Гелпидий. К изменению религиозных убеждений, в том числе и к переходу в арианскую веру, Теодорих относился крайне отрицательно. Живший почти в то же время, что и король, хронист рассказывает о нем такую легенду:

«У Теодориха был ортодоксальный диакон, которому он покровительствовал и которого чрезвычайно любил. Но этот диакон вбил себе в голову, что он доставит своему королю огромнейшую радость, если сменит свою ортодоксальную веру на арианскую. Когда Теодорих узнал об этом, он тотчас же приказал обезглавить своего прежнего любимца, сказав при этом: „Если ты не сохранил верность своему Богу, как ты будешь говорить людям о необходимости любой ценой сохранять чистую совесть?"».

Терпимое отношение к Ортодоксальной Церкви было той позицией Теодориха, которая отличала его от вестготского и вандальского королей, защищавших свою арианскую веру, а точнее свою корону, путем жестоких преследований и казней иноверцев. В этом смысле Теодорих был гораздо ближе к Хлодвигу, который сам стал исповедовать религию людей, населявших ту римскую территорию, которую он завоевал. И, проводя именно такую церковную политику, Теодорих достойным внимания образом уклонялся от этой прерогативы императоров, права которых во всех других сферах политической жизни он решительно взял на себя. Из защитников своей Церкви императоры очень быстро превратились в ее хозяев; их цезарепапизм[26] требовал наличия абсолютного авторитета в церковных делах. Но остготский арианин решительно отказался от роли главы Церкви. Он хотел быть просто ее защитником и вмешивался во внутренние дела Ортодоксальной Церкви только в тех случаях, когда его просили об этом епископы. Кроме того, ему приходилось заниматься церковными делами тогда, когда создавшаяся ситуация угрожала общественному спокойствию и порядку. И в том и в другом случае Теодорих действовал весьма эффективно: правда, при решении любых вопросов, касающихся Церкви, присущая королю упрямая решимость уступала место осторожной сдержанности.

Для Ортодоксальной Церкви Италии эти церковно-политические принципы Теодориха имели огромное значение. Ни один византийский император не предоставлял Папам и епископам такой независимости и самостоятельности, как это делал Теодорих. Чем сильнее пытались императоры всеми имеющимися у них средствами навязать стране монофизитскую ересь, тем с меньшим уважением относились к ним ортодоксальные священники. Такая монофизитская политика императоров привела к акакиевской схизме[27] (484–519 гг.) и даже к разрыву отношений между римской и греческой Церквями. Церковный Рим и императорскую власть разделяла в те годы глухая стена ереси.

Значение этого факта не только для церковной, но и для вообще всей политики Теодориха трудно переоценить: ведь теперь император руководствовался в своих действиях требованиями большой государственной политики, а вопросы религии и ереси, церковного приоритета главных восточных патриархов отодвинулись на второй план. И надо сказать, что к этому приложил руку и Теодорих. Император Зинон, стремясь наладить единую государственную политику на Востоке, пытался восстановить там церковное единство любой ценой. Даже ценой защиты ортодоксии. С этой целью патриарх Акакий разработал в своей основе монофизитский декрет о единстве — Энотикон, на основе которого должны были строиться все отношения в государстве. Первой в эти годы начала борьбу против такой церковной политики римская Церковь, причем эта борьба велась и за истинную христианскую веру, и за независимость Церкви от проводимой монархом государственной политики. В самом начале схизмы, 1 августа 484 года. Папа Феликс III обратился к императору Зинону с такими знаменательными словами:

«Я верю, что твоя набожность продиктована велением Неба, и хотел бы услышать, что именно ей доверена власть над людскими делами, что в ней нет ни капли сомнения в том, что есть Бог, который вразумляет всех поставленных Им на службу людей. Я верю, что в любом случае ты сможешь извлечь наибольшую выгоду, если возьмешь Ортодоксальную Церковь под свое покровительство и не позволишь никому покушаться на ее свободу; Ортодоксальная Церковь должна жить по своим законам, тогда она вернет тебе власть над миром (в борьбе с василиском). Ибо известно, что все твои дела исполнятся блага, если в том, что касается дел Божиих, ты предпочтешь подчинить свою императорскую волю промыслу епископов Христа. Тебе не следует также пытаться давать свои распоряжения тому, кому по воле Бога должна подчиняться твоя кротость в набожном смирении».

Так апеллировала римская Церковь к императору. Враги и соперники императора в течение его длительной борьбы с Ортодоксальной Церковью были на стороне римского духовенства, поскольку это диктовалось единством их интересов. Это относится в первую очередь к Теодориху, который знал, что Византия намеревалась терпеть его лишь до тех пор, пока ей не удастся его уничтожить. Будучи еретиками, византийские императоры считали своими врагами и остготского арианина, и Ортодоксальную Церковь.

Этим и объясняется отношение Теодориха к той многолетней смуте, которая началась в Риме после опубликования Акакием разработанного им декрета. В те годы, когда церковная власть находилась в руках Папы Анастасия II (496–498), который, в отличие от своих предшественников, занимал по отношению к схизме гораздо более гибкую позицию и при решении почти всех вопросов соглашался с мнением императора, в римской Церкви существовали две партии. Одна из них, провизантийская, в интересах сохранения мира с Византией была готова на определенные уступки императору в вопросах его религиозной политики; другая, строго ортодоксальная, расценивала каждую такую уступку как непростительную слабость и считала подобную позицию ошибочной. Оппозиция резко возражала против «гибкости» Папы; противостояние росло, что могло привести к гибельным последствиям. Вокруг Папы Анастасия II объединились и его приверженцы из провизантийской партии, и те, кто выступал за приоритет императорской власти, рассматривая церковный союз как абсолютно необходимую предпосылку для политического воссоединения Италии с восточной частью Империи; за этими людьми стояла могучая Византия, постоянно подливавшая масло в огонь. Эта партия пополняла свои ряды за счет богатых, обладавших реальной властью сенаторов, их аристократических родственников и набожных священников. Из аристократов по образованию и происхождению я назову здесь лишь Пробина, а из людей, обладавших большим политическим влиянием, — Феста, который, вернувшись из Константинополя, привез Теодориху желанную весть о мире и о его признании. Пожалуй, Фест был духовным лидером этой провизантийской патриотической партии, которая хотела любой ценой добиться церковного объединения. Из священников, входивших в эту партию, следует назвать таких несомненно талантливых и безукоризненно честных людей, как Пасхазий и Иоанн. Оппозиционная партия состояла из строго ортодоксальных римских священников и из ничуть не менее знатных и богатых сенаторов (по сравнению с сенаторами, входившими в провизантийскую партию). Возглавляли оппозиционную партию Фавст и Симмах, имевшие знатное происхождение и безупречную репутацию, а также Либерии, заслуживший особую благосклонность Теодориха за долголетнюю службу на одном из самых высоких постов Остготского королевства. Большинство римлян Италии поддерживали именно эту партию.

После смерти Папы Анастастия II обе партии приложили максимум усилий к тому, чтобы посадить на папский престол своего человека. Строгие ортодоксы, находившиеся в явном большинстве, первыми избрали и посадили на престол в Латеранском дворце диакона Симмаха. И почти в тот же самый день, но чуть позже, сторонники скончавшегося Анастасия II назвали в Санта Мария Маджоре своего избранника архипресвитера римской Церкви Лаврентия. Стало ясно, что теперь и римской Церкви угрожает схизма, если не удастся добиться того, чтобы одна из двух партий отозвала своего кандидата. Но кто должен был это сделать? Единственной компетентной инстанцией, которой можно было поручить проверку законности выбора Папы, так чтобы ей доверяли обе партии, и единственным авторитетом, которому при любых обстоятельствах удалось бы добиться конечного результата, был арианский правитель Италии. И обе партии, придя к обоюдному согласию, обратились за решением этого вопроса к королю. Симмах и Лаврентий прибыли в Равенну, чтобы лично заявить о своих притязаниях на этот сан. Теодорих, приняв во внимание два известных критерия: приоритета и большинства, — решил вопрос в пользу Симмаха и партии строгих ортодоксов (поскольку именно Симмах собрал большее количество голосов и был первым посвящен в сан). Таким образом, Теодорих повел себя как справедливый третейский судья, решение которого никоим образом не было связано с какими-либо корыстными политическими соображениями (ведь, наверное, ему было гораздо выгоднее, с политической точки зрения, поддержать кандидата провизантийской партии).

Теперь вопрос о том, кто должен занять папский престол, был закрыт. Созванный в марте 499 года римский Собор, на котором присутствовал и архипресвитер Лаврентий, поблагодарил короля, как правителя Италии, за его посредничество в споре двух партий и за сделанный им выбор. Выше уже говорилось о том, какой теплый, воистину блестящий прием ожидал Теодориха во время его первого приезда в Рим и встречи с Симмахом.

Однако, несмотря на то что Симмаха официально признали Папой Римским, мир в римской Церкви был лишь кажущимся. Борьба двух партий продолжалась с неослабевающей силой. Провизантийская партия ждала лишь подходящего случая, чтобы свергнуть Симмаха и посадить своего кандидата на престол св. Петра. Но это могло удаться только в том случае, если бы Симмах был изобличен в весьма серьезных проступках, что автоматически повлекло бы за собой снятие его с должности. Долго-долго искали подходящие зацепки, которые позволили бы предъявить Папе обвинение и пожаловаться на него Теодориху. Первой такой зацепкой стало перенесение Симмахом дня празднования Пасхи в 501 году. Скрывая свои истинные цели, сторонники Лаврентия сразу же обратились с письменной жалобой на Симмаха к Теодориху (нам известно о существовании ряда других подобных документов, но, к сожалению, они до нас не дошли). По требованию короля Симмах прибыл в Аримин, узнал, в чем его обвиняют, и, беседуя с Теодорихом как с судьей, категорически отверг выдвинутые против него обвинения. В Риме его поджидали новые огорчения: будто бы он, нарушив все запреты, растратил церковное имущество. Его враги потребовали, чтобы король немедленно объявил о созыве Собора — который должен был начать суд над Папой — и назначил северо-итальянского епископа для проверки документации и проведения тщательного обыска. Все отвернулись от Симмаха; его, применив насилие, вынудили покинуть Латеранский дворец и, тем самым, старый Рим, после чего он вернулся в базилику св. Петра. Зимой 498 года вновь возникла кратковременная схизма. Получив согласие Папы Симмаха, Теодорих созвал требуемый Собор. Одновременно с этим он, несмотря на ожесточенное сопротивление провизантийской партии, поручил уже упомянутому выше епископу взять на себя вместо Симмаха, обвиняемого в столь тяжком преступлении, — управление римской Церковью. Ему было дано право исполнять в Риме обязанности Папы при условии строгого нейтралитета по отношению к обеим враждующим партиям; забегая вперед, скажем, что спустя весьма непродолжительное время этот епископ угодил в расставленные его врагами сети и Теодорих был вынужден сместить его с этого поста.

В начале июля 502 года состоялось первое заседание Собора, на котором присутствовал Симмах. Участники Собора высказались в его поддержку. Они отказались отдать Папу под суд, потребовав от короля устранения назначенного им епископа и возврата Симмаху отнятого у него имущества. Король отказался выполнить эти требования, сказав, что сначала нужно ответить на один вопрос: виновен Симмах или нет? И если они хотят обойтись при решении этого вопроса без судебного процесса, он не будет настаивать на нем, ибо участники Собора подотчетны в своих действиях только Богу. Однако Теодорих тут же добавил, что его совесть — и перед Богом, и перед людьми — будет чиста только в том случае, если члены Собора смогут убедить его в правильности принятого ими решения.

Возникшая ситуация привела к возникновению в Риме беспорядков, которые нарастали с каждым часом, в связи с чем участники Собора предложили королю либо перенести заседания из Рима в Равенну, либо приехать в Рим и принять участие в них. И вновь король отверг оба этих предложения, назначив второе заседание Собора на 1 сентября. Сторонники Лаврентия добились того, что на этом заседании было оглашено их обвинение, и потребовали выслушать показания рабов Папы как свидетелей обвинения. Тем временем волнения в Риме стали настолько сильными, что дальнейшая работа Собора оказалась невозможной: вызванный на заседание Папа чудом избежал гибели от рук своих врагов, в то время как многие его пресвитеры стали жертвами дикой толпы. После этого, несмотря на троекратный вызов и обещанную ему королем охрану, Симмах категорически отказался явиться на заседание Собора.

На третьем заседании, состоявшемся в середине сентября, епископы, оказавшиеся в большинстве — при ожесточенном сопротивлении меньшинства, — заявили, что при создавшейся ситуации они не в силах выполнить поставленную задачу и что дальнейшие заседания Собора также не смогут ее решить. Это — прерогатива короля, который должен прежде всего заботиться о сохранении порядка и мира в стране, и поэтому королю следует отпустить их домой, в свои епархии.

Однако Теодорих не согласился с такой постановкой вопроса. Едва сдерживая накопившееся раздражение, он ответил участникам Собора так: решение возникшей проблемы, скорее всего, затянется слишком надолго, если он будет заниматься ею единолично. И поскольку эта проблема является церковной, то он отныне дает им полную свободу действий; теперь у них есть одна, священная обязанность: при любых обстоятельствах всеми кажущимися им пригодными средствами — а он считает, что процесса над Папой так или иначе не удастся избежать, — обеспечить спокойствие и порядок в стране.

А на четвертом заседании Собора, состоявшемся в октябре, подавляющее большинство его участников проголосовало за следующее решение: Отцы Церкви[28] не имеют права вершить суд над Папой; за все свои дела он ответит перед Божьим Судом. Симмах был признан невиновным во всех преступлениях, в которых его обвиняли. Ему были возвращены все его церковные права и всё церковное имущество.

Излишне говорить о том, что подобное решение Собора ни в коей мере не могло устроить сторонников Лаврентия. Не обрадовало оно и Теодориха. Провизантийская партия немедленно вернула в Рим своего прежнего кандидата на папский престол; к тому времени Лаврентий уже успел стать епископом. А король предоставил событиям идти своим чередом. Целых четыре года обе партии вели ожесточенную борьбу друг с другом, которая ограничивалась, к счастью, лишь пространной литературной полемикой.

Состав этих партийных группировок уже был описан выше. Участникам Собора удалось втянуть в эту четырехлетнюю вражду епископов почти всей Италии; подавляющее большинство из них (в особенности епископы Северной Италии, возглавляемые Лаврентием, архиепископом Медиоланским) поддерживали Симмаха. Все наиболее влиятельные римские аристократы были втянуты в этот длительный конфликт. Партия сторонников анти-Папы, во главе которой стоял Фест, пользовалась сильной поддержкой византийских политиков, которые тысячами нитей были связаны с римской аристократией. Эта партия сосредоточила в своих руках довольно большую власть, а ее кандидат, Лаврентий, имел в своем распоряжении папскую резиденцию в Латеранском дворце. А вот Симмаху пришлось поселиться за пределами Рима, в новом епископском здании, построенном рядом с базиликой св. Петра; так зарождался Ватиканский дворец Папы Римского. Лаврентий смотрел в будущее с большим оптимизмом, о чем ярко свидетельствует такой факт. На стенах главного нефа величественной базилики св. Павла находились поясные портреты римских епископов (подобные «медальоны» с изображением высших Божественных пастырей украшали стены базилики св. Петра, церкви Латеранского дворца в Риме и церкви Сан Аполлинаре ин Классе в Равенне). Лаврентий приказал добавить к ним свой собственный портрет, дабы перед глазами верующих всегда было яркое доказательство его тесной связи с апостолом Павлом и со всей пришедшей ему на смену иерархией священнослужителей.

Рис. 36. Главный неф базилики святого Павла

Напряженная борьба двух партий длилась до 506 года. Перелом в этой борьбе наступил после того, как Теодорих изменил свое отношение к сторонникам Лаврентия. В 506 году Папа Симмах отправил к Теодориху александрийского диакона Диоскура, которому удалось убедить короля в необходимости немедленного вступления в решительную борьбу с провизантийскими приверженцами анти-Папы. Причины, руководствуясь которыми Теодорих нарушил столь долго сохраняемый им нейтралитет, нам не известны; о них мы можем только догадываться. О том, что в 504 году король вел с гепидами тяжелейшую Сирмийскую войну, мы знаем; победив в этой войне, Теодорих присоединил к своему королевству часть северных территорий Балканского полуострова, что привело к началу серьезного конфликта с Византийской империей, который длился в течение целого десятилетия. Нетрудно предположить, что в подобной ситуации королю не оставалось ничего иного, как нарушить сохранявшийся им до этих пор нейтралитет, поскольку сторонники Лаврентия выступали за усиление влияния Византии как в Риме, так и во всей Италии, так что перемену в отношении Теодориха к ним можно объяснить, скорее всего, чисто политическими соображениями. Именно в то время король выступил в защиту Симмаха, и сделать это ему было уже намного легче, потому что духовные лица, входящие в состав обеих партий, стали склоняться на сторону Симмаха. И без того настроенный против Византии, король решительно выступил против провизантийской аристократии, поддерживавшей Лаврентия; так благодаря вмешательству Теодориха и его поддержке строго ортодоксальной партии сторонников Симмаха в 506–507 годах был преодолен раскол в римской Церкви.

Рис.  37.  Портрет анти-Папы Лаврентия в базилике святого Павла

Предпочтение, отданное Теодорихом Симмаху, сыграло чрезвычайно большую роль в истории Церкви. Арианский правитель Италии оказал в 498–507 годах большую услугу римской Церкви, позволив ей использовать в борьбе с византийской пропагандой, успешно насаждавшей монофизитство под императорским флагом Энотикона, свои собственные силы; в конечном итоге ей удалось полностью избавиться от восточного влияния.

И ортодоксальные церковные круги были чрезвычайно благодарны Теодориху за это. Состоявший в дружеских отношениях с самыми знатными римскими аристократами медиоланский диакон Эннодий, который в годы начавшейся в Италии схизмы выступил с апологией партии Симмаха, в последующие за окончанием схизмы годы стал выразителем чаяний духовенства Северной Италии, посвятив Теодориху блестящий панегирик. Чрезвычайно интересным был тот факт, что хвалебные речи в адрес арианского правителя, который был к тому же и варваром, исходили из уст одного из самых известных ортодоксальных священников римской Церкви, считавшегося правой рукой своего епископа. В этом панегирике говорится о том, что люди, постоянно подчеркивающие религиозное противостояние готов и римлян, очень далеки от истины. Для всей Италии, и особенно для Рима, говорит Эннодий, было счастьем, что сюда пришел Теодорих. Это случилось по велению самого Господа Бога, и король знает, что всеми его делами руководит Создатель и что всем своим успехам он обязан Его милостивому Провидению. По милости Бога, а не надменного византийского императора стал он королем и правителем Италии. Всеми его делами и помыслами руководят разум, стремление к справедливости и соблюдению законов. По мнению Эннодия, Теодориха следует поставить выше Александра Великого, так как остготский король сделал гораздо больше, чем македонский царь:

«Того держала в неведении относительно истинной религии (!) мать всех заблуждений — невежество. Тебя с самых первых шагов твоей жизни сделала просвещенным любовь к Высшему божеству (!) и к полному живительной силы учению (!). Ты никогда не считал, что обязан своими успехами только самому себе; этим и объясняются твои победы. Ты очень хорошо знаешь, что ты предполагаешь, а Бог располагает. Ты делаешь все для того, чтобы добиться счастья; но когда это тебе удается, ты не забываешь, что этим обязан Создателю; в силе, зоркости и отваге ты — король, в кротости, милосердии и доброте ты — пресвитер…

Под твоим счастливым скипетром повсюду воцарился благословенный мир, буквально везде появились ростки новой полнокровной духовной жизни…

В правителе Италии с редкой гармонией соединились две противоположности: в гневе он так же великолепно ужасен, как и гроза; в радости — так же милостив и прекрасен, как безоблачное небо. Он не успеет еще открыть свои уста, а послы по выражению его лица, доброму или сердитому, уже знают, что их ждет — мир или война. В тебе заключена такая масса достоинств, что каждая из них, взятая в отдельности, достаточна для того, чтобы считать человека совершенным. О, как хотелось бы, чтобы к плодам этого Золотого века добавился королевский отпрыск от тебя! Как было бы хорошо, если бы на руках у тебя играл наследник твоего королевства и если бы он воспринял от нас ту уверенность в счастливом радостном завтра, которую мы положили к твоим ногам!»

Само собой разумеется, что к этим восторженным похвалам нужно относиться с известной долей скептицизма ведь они исходили из уст панегириста. И тем не менее Эннодий вовсе не был всего лишь придворным льстецом. Несколько лет спустя он дает такую же, весьма высокую, оценку Теодориху в частном письме к одному южногалльскому епископу:

«Его успехи в войне есть результат нашей молитвы о воздаянии ему за то, что он, исповедуя совсем другую религию, сделал все возможное, чтобы защитить нашу веру. Не изменяя своих религиозных убеждений, он продемонстрировал удивительную терпимость ко всем инакомыслящим. Если наши церковные дела шли не очень хорошо, он искренне сожалел об этом. Зная огромные возможности наших не слишком обеспеченных людей, он удерживал их от стремления к чрезмерно большому богатству. В пресвитерах он высоко ценил врожденные добродетели и старался внушить им те, которых у них не было…

О Христос, наш Спаситель, избравший Своим слугой нашего короля! Сделай так, чтобы его жизнь на земле продлилась как можно дольше!».

Подобные оценки остготского короля, которые содержатся в двух письменных свидетельствах ортодоксального священника, убедительно говорят о том, что между Теодорихом и Ортодоксальной Церковью существовали самые дружеские отношения. С большой долей вероятности можно утверждать, что их сблизило и одинаково негативное восприятие ими Византийской империи. Нет ни малейшего сомнения в том, что в создавшейся ситуации интересы Теодориха и Папы полностью совпадали. Один из них всегда мог рассчитывать на поддержку другого; византийский цезарепапизм угрожал королю-арианину в той же степени, что и монофизитская ересь — Папе; глава римской Церкви, стоящие за ним епископы, а также аристократы поддерживали короля, все еще вынужденного мириться с властью императора.

В Византии, а также в провизантийски настроенных римских кругах этот прочный союз короля и римской Церкви воспринимали как непреодолимое препятствие, лишающее пропаганду идей, направленных на политическое объединение, каких-либо шансов на успех. И пока между Римом и Константинополем существовал церковный раскол — а он длился в течение всего времени правления исповедующего монофизитство императора Анастасия I, скончавшегося в 518 году, — Теодорих мог спокойно смотреть в ближайшее будущее.